Ахметов Бектас. Чм66 или миллион лет после затмения солнца

   Немецкие хозяйки все, как один, толстые, грудастые. Кого, кого но их зима не застигнет врасплох. В октябре заканчивается пора заготовок, в трехлитровые банки закатаны помидоры, огурцы, тушеная гусятина. Мужчины немецкие тринькают в меру и предпочитают закусывать домашней колбасой. Они не говорят: "Колбаска", – заменяющее продукт слово они произносят, как будто высвистывают из себя закусь: "Кавпаска!".
   Дядя Шайдулла и тетя Катя, родители Бактимира, живут с детьми в
   Надаровке -отдаленной деревне Успенского района. Кроме Пуппо у дяди
   Шайдуллы сыновья Бектемир, Орал, Едиге (Эдик) и сестренка Куляш.
   Бектемир работает механизатором в бригаде, женат и несколько лет живет отдельным домом. Чем занимался Едиге, не зафиксировал, а вот то, что Орал главный трудяга в семье Исеновых определенно точно.
   Орал конюх, работает не покладая рук, неплохо получает и из колхоза в город наведывается раз в полгода за покупками. В Павлодаре неделями высматривает в магазинах обувь, одежду. Без обновы в
   Надаровку не возвращается.
   Едиге симпатичный и пытливый пацан. Увлечен историей кипчаков и всех казахов. Он готов ездить в город каждую неделю. Родители однако остерегаются потакать любви сына к городским соблазнам. Когда же по какой-либо надобности Едиге все же оказывается в Павлодаре, то он одетый в купленное Оралом, до вечера щеголяет по городу в поисках приключений. Если поддаст, то к вечеру обычно заходит в автобус со словами приветствия пассажирам: "Да здравствует великий казахский народ и другие менее великие народы!".
   Хорошо, если к утру просыпается в вытрезвителе. Чаще пробуждается где -нибудь на пустыре, побитый и раздетый до трусов.
   О том, что новому прикиду надо вновь петь прощальную узнает Орал и сокрушается: "Я купляю, купляю одежду, а Эдька теряет…".
   Я пришел со свидания на квартиру Ситказиновым и Пуппо сообщил:
   "Позавчера Эдька ушел к друзьям и ночью с него сняли плащ из кожзаменителя и нутриевую шапку. Месяц назад Орал купил плащ и вот…". Опять Оралу досталось. Но не только ему. Фактов достаточно, чтобы понять: Едиге приезжает в город только за тем, чтобы спецом кого-то обуть и одеть..
   Бактимир торопился в Надаровку. Последний раз в деревне он был в августе, а еще раньше, – в июле, – в огороде посеял мак. Не для себя, для обмена на анашу. Урожай давно поспел, ночью морозы, и
   Пуппо тревожился, как бы маковые головки окончательно не перемерзли.
   Мак не потерял товарный вид. Незадача в другом. Кто-то по ночам снимает урожай без разрешения хозяина.. Местные немцы и казахи о полезности мака еще не догадываются. В деревне работали чеченцы-шабашники. Скорее всего они и посрезали половину головок.
   Пуппо почесал тыкву и пошел в дом за ножом.
   По утрам на кухне у Исеновых жужжит сепаратор. Тетя Катя кормит нас сметаной и вареным мясом. Дядя Шайдулла возвращается с работы – он сторож – и кладет передо мной пачку "Казахстанских". Отец
   Бактимира человек немногословный. Исеновы кипчаки, когда-то их предки переселились в Успенку из Омской области.
   Пуппо накинул на себя ватник и в сарае пустой бутылкой перемалывал маковые головки. Он еще не пробовал кокнар. В городе у
   Бактимира знакомые, которые знают, что делать с маковым отваром.
   В сарай зашел дядя Шайдулла.
   – Не стебатырсын?
   – Дары жасаптотырвым, – сказал Пуппо.
   – Молодец, – отец Бактимира с минуту постоял и ушел.
   С горящими глазами в сарай протиснулся Едиге.
   – Что делаешь?
   – Кайф.
   – Не дашь попробовать?
   Пуппо протянул братцу пригоршню маковой трухи.
   – Что с ней делать?
   – Хорошенько прожуй и проглоти.
   Через пять минут в сарай с расцарапанной шеей и зауженными глазками вернулся Едиге.
   – Что-то у меня все чешется, – недоуменно сказал младший брат.
   – Не дрейфь. Это и есть кайф.
   …Газеты в деревне приходят на третий день, телевизор показывает плохо. Я лежал на диване с книжкой и теперь отчетливо понимал, в чем разница между городской и сельской жизнью. Чтобы ни о чем не думать, здесь надо быть всегда чем-нибудь да занятым.
   Я опять осекся. "Да нет, ерунда. Это всего лишь слова". – подумал я и хотел было продолжить чтение, но оставил в покое книжку.
   Есть ли у слов цена? Если нет, то должна быть.
   Айгешат забеременела Шоном в начале лета 84-го. Толком я так и не понял, чем опасен отрицательный резус фактор, да и подозревал, что он всего лишь отговорка, но тем не менее не решился вновь уговоривать жену сделать аборт. Я по прежнему не желал от Айгешат ребенка и вдобавок был зол на тестя и тещу.
   Был вечер, я был пьяно сердит. Дословно не припомню, но поминая нехорошими словами тещу, я прокричал:
   – Если что-то…, то я не остановлюсь и прокляну ребенка, которого ты носишь в себе…!
   Слово не воробей. Я прокричал и тут же включил реверс тяги.
   Время от времени воспоминание об угрозе проклятья на мгновение возвращалось и я, подумывая о том, что следует поговорить с Айгешат, быстро забывал об октябрьском вечере 84-го.
   …В комнату с озабоченным лицом зашел Бактимир.
   – Книжку читаешь?
   – Слушай, мне срочно надо домой.
   – Когда?
   – Завтра с утра едем в Павлодар… Ты не полетишь со мной в
   Алма-Ату? Возьмем путевки в Дом отдыха…
   Пуппо наморщил лоб.
   – Полечу.
   Зима тревоги нашей…
   Приемщица из химчистки в микрорайоне "Орбита" Роза приглянулась
   Берлиозу настолько, что он привел ее знакомить с матушкой. Мама не отошла от досады с провалом женитьбы Дракулы на дочери прокурора и не может без слез смотреть на Розу. Не потому, что приемщица сама по себе стремная, а потому что, по ее мнению, будущего у названного сына с такой пассажиркой нет. Роза характером и умом напоминает Гульжан
   Я тоже немного на ушах от выбора Бирлеса, говорить об этом не стал, но балды ради спросил:
   – Целку ей хоть сломал?
   – Какой там… До меня сломали.
   Дракула до сих пор боится встать на преступный путь, но мало-помалу втягивается в питие. Поддает он на работе и не пьянеет.
   У Розы много братьев и сестер. Мама прикидывает: Бирлес женится на ней и родня сядет ему на голову.
   Дядя Розы по матери начальник одного из строительных управлений города. Есен сидит на дефиците и водит дружбу с председателем горсовета Заманбеком Нуркадиловым, первым заместителем начальника городской милиции Сейдуллой Сулейменовым, свояком помощника Кунаева
   Дуйсетаем Бекежановым. У дяди Есена дача в районе санатория
   "Турксиб". Нуркадилов хоть и дружен с Есеном со студенческих лет, в гостях у однокашника бывать перестал, на дачу приезжает Сулейменов, руководящие строители. Дракула приставлен разливать гостям водку.
   – У твоего Валерки бенгалка твердая? – поинтересовалась Кэт у
   Терезы Орловски.
   – Бенгалка? – переспросила Наташенька и, догадавшись о чем речь, ответила. – Она у него не бенгалка, прямо колотушка.
   Твердая-претвердая и большая.
   Родители с братом у Терезы Орловски живут в Усть-Каменогорске, родственников кроме мужа Валеры, свекрови со свекром в Алма-Ате у нее нет.
   Валера старший инспектор ЭКО (экспертно-криминалистического отдела) МВД. Кроме того, что у него все там твердо-претвердо, парень он крепкого характера и сильно картавит. Интересный мужчина, мало говорит и мечтает о наследнике.Наташенька любит хорошо покушать. Это не значит, что она ест что попало и много. Кроме сыркокопченной колбаски любит она шашлык, казы, карбонат, жареную курочку, домашнюю выпечку. К супам и прочим жидким блюдам она равнодушна, предпочитает твердый продукт..
   Отец Валеры в прошлом летчик гражданской авиации, русский. Отчим казах, отставной полковник КГБ, мать сотрудница бюро путешествий и экскурсий.
   У мужа Орловски много и других хороших качеств. Он любит дочку, пьет в меру, зарплату, всю до копейки, приносит домой. Впрочем, на
   Терезу не угодить. Время от времени она скандалит с Валерой и обзывает жидом.
   – Я усский! – протестует муж.
   – Точно узкий! – передразнивает Валеру Наташенька. – Как все евреи, без мыла в жопу любому залезешь.
   Надя Копытова не верит в русскость Наташеньки и качает головой.
   – Что ты нашел в этой жидовочке?
   – Она моя черемуха.
   – Блядво оно вертлявое, а не черемуха! – вскипает Надя.
   Айгешат тоже считает Терезу Орловски двойным агентом.
   – Не верь ей…
   – Почему?
   – Она называет тебя Бяшой…
   – Что в Бяше плохого?
   – Тьфу!
   Я понимал, за что некоторые женщины невзлюбили Наташеньку. Она беспрерывно чирикает с неморгающими глазками, по пустякам не расстраивается, в представлении иных теток она слегка придурочная и при всем этом мужики любят старушку Шапокляк. Карл Маркс более всего ценил в женщинах слабость. Он знал, что говорил – отсутствие уязвимых мест в других нас настораживает.
   В начале мая 86-го Тереза легла на сохранение в гинекологию первой городской больницы. Недели через три, в воскресенье, позвонила Кэт.
   – Наташку увезли в "Красный крест"…
   – Для чего?
   – Выкидыш. – сказала Кэт. – Валерка в командировке, свекровь на курорте… Ты бы сходил… Она просила принести ваты…
   Красный крест от дома недалеко. Я посадил Шона в летнюю коляску и пошел к Орловски.
   Втроем мы сидели в кустах, Тереза кормила Шона черешней. Пацан что-то там лепетал и Наташа, глядя на него, заплакала навзрыд. Она плакала так, что я понял: Тереза никакая там не вертлявая, и что горе, которое ее постигло сегодняшней ночью было столь велико и серьезно, что ни в коем разе не следовало в эти минуты лезть с утешениями.
   Я дотронулся до Наташеньки. Только и сказал:
   – Будет у тебя еще ребенок… Вот увидишь.
   – Никогда у меня больше ничего не будет… – Тереза захлебывалась слезами.
   Я замолчал. Расстроило ее появление вместе со мной Шона. Не подумал…Как же ей тяжело, если она напрочь забыла, что в ее семье все в порядке, что у нее есть прекрасная дочь, заботливый муж.
   "Включи себя в репертуар".
   Ежи Лец. "Непричесанные мысли".
   Ноябрь 1986-го. Скончался Жумабек Ташенев. Саян вернулся с похорон из Чимкента и я с мужиками у него дома.
   В сентябре Саян защитил диссертацию и сейчас рассказывал, как ему помог директор:
   – Чокин позвонил Макарову и он быстро определился с оппонентами…
   Алексей Макаров директор института энергетических исследований АН
   СССР в Москве. Когда-то он перетащил Володю Семенова в Иркутск, дал работу в СО (Сибирском отделении) АН СССР. Они ровесники, но Макаров преуспел больше Володи. Семенов доктор, Макаров и доктор наук и член-корреспондент Союзной Академии. Яшкается с Гурием Марчуком, запросто ныряет в ЦК КПСС, среди ученых страны личность известная.
   Объективно Семенов ни в чем не уступает Макарову. Володины монографии шикарные не потому, что он умеет излагать мысли. У него есть о чем рассказать и в этом он далеко ушел от наших. Алексей
   Макаров побойчее Володи. Семенов основательно медлительный и проигрывает в разговорчивости член-корру. Если принять во внимание возраст Стыриковича и нынешнего академика-секретаря отделения физико-технических проблем энергетики Попкова, то не за горами время, когда Макаров станет отвечать за всю энергетическую науку в стране.
   При всем уважении к содержательности монографий Володи я бы не осмелися отнести его к большим оригиналам. В монографии Семенов излишне безупречен, в ней не видно его самого.
   От трех специализированных вещей я получил эстетическое удовольствие. Первая принадлежит Людвигу Больцману о теории газов, вторая, отчет Владимира Фаворского о слоевом горении топлива и третья – это первая глава кандидатской диссертации Саяна.
   В конце концов, пора уже давно договориться – в науке важнее всего не знание, а умение распорядиться знанием. Точнее, рассуждения по поводу полученного задарма чужого знания. Этим и отличались от резко возросшего в наше время поголовья ученых спецы средних веков.
   В первую голову, Ньютоны и прочие были прежде всего философы, и все, что им принесло деньги, почет, славу, квартиры – для них самих так и осталось проходными вещами.
   Кандидат наук Фаворский в 40-х и 50-х годах был заместителем
   Чокина и умер в начале 60-х. На нашем этаже, как обычно, шел ремонт и рабочие выбрасывали из комнат оставшиеся после уборки бумаги.
   Поверх ящика с пожарным шлангом кто-то из них бросил отчет института в ледериновом переплете. От нечего делать я взял его в руки, раскрыл и с первого предложения в предисловии меня растащило. Естественно, я не понял в чем прелесть слоевого сжигания топлива, но, что писал о нем человек интересный мне стало ясно сразу.
   Как уже упоминалось, дисер Саяна Ташенева о выборе решения в условиях неопределнности исходной информации. Тема намного скучнее слоевого сжигания топлива.
   Попросил я у него диссертацию для заимствования метода написания первой главы. Стал читать и позабыл для чего просил. Я отбросил намерение вникнуть в содержание и смысл, так как догадался: это интересно, потому что это писал человек свободно мыслящий.
   Хаки и Саян двоюродные братья. Но Саян не Хаки. С ним не развяжешься. В две секунды может выписать прогонные до евбазы, а то и по морде дать.
   Прочитав первую главу, я понял, почему он на работе решает кроссворды, лялякает с мужиками и играет в преферанс. Плохо только одно – он не приучен пить в рабочее время.
   У жены президента Никсона Патриции были кривые ноги. В 72-м ноги президентской жены не обсуждались. Не потому, что моветон, а потому, что визит Никсона в Москву проходил под аккомпанемент бомбардировок
   Ханоя.
   У Раисы Максимовны ноги прямые, но Жора Мельник говорит про нее:
   – Там не на что смотреть.
   Тереза Орловски, Кэт супругу генерального секратаря кличут
   Райкой. Руфа говорит, что Раиса Максимовна вовсе не Раиса
   Максимовна, а Раиса Мифтаховна.
   – Точно вам говорю, она татарка! – пыхтит, как Черчилль гаванской сигарой, сигаретой "Прима", наш татарин. – Прицепилась к мужу и ездит по загранкам… Сталин баб правильно не допускал в свою компанию…
   – Рафаэль, жена Горбачева не татарка, – на защиту Раисы
   Максимовны поднялась Ушка. – Она казачка и с Кубани.
   – Она с Казани! – со смехом встряла Орловски.
   – Перестаньте! – Ушка захлопнула журнал "Бурда". – Горбачеву некому верить… Только с женой он может…
   "Нога прямой", а что толку?
   – Что он с ней может? – Руфа укоризненно покачал головой. – Ох, и наглая эта Раиса Максимовна…
   Жора Мельник обсуждает перспективы развития Казахстана.
   – Когда генерал-губернатора снимут?
   В самом деле, когда снимут Кунаева?
   У Алтынбека хорошая знакомая в газетном киоске на Рыскулова. Она оставляет ему "Московские новости", зять Сатка не забывает и обо мне, дает почитать газету. Он называет Горбачева хрущевцем.
   – Нельзя так поступать с людьми! – возмущается на кухне Алтынбек
   Смотря с какими людьми. С теми, которые заслужили, очень даже можно и нужно.
   На коленях у меня Шон. Сын вырывается из рук. Мне неприятен
   Горбачев как человек, но с его кадровой политикой, с небольшими оговорками, я согласен, потому и приговариваю: "Горбачев дает!".

Глава 16

   "После игры с киевлянами Симонян выговаривал Осянину:
   – Что ж ты Коля, а? С пяти метров промазал!
   – Я – не Пеле, – сказал Осянин".
   "Спортивные игры", N 11, 1969.
   Кумиром детства Йохана Круиффа был Альфредо ди Стефано. "Мяч у
   Лоу… Лоу передает Пушкашу… Пушкаш пасует ди Стефано…". Я не видел игру ди Стефано. Сегодня трудно предположить, что мог перенять у маэстро Альфредо бомбардир из Амстердама.
   Круифф образца 74-го напоминает мне переворачивающийся в заоблачных высотах стратегический бомбардировщик перед тем, как лечь на окончательный курс. Он получал мяч, находясь вполоборота к к воротам противника, перекладывал его на правую ногу, не спеша разворачивался и стремительно начинал движение к воротам противника.
   К берегам своей…
   11 декабря 1986 года. Кул готов к защите докторской. Две монографии и за сотню статей, плюс знакомства в головных институтах свидетельствовали об обоснованности домогательств Аленова специализированного совета. Прежде, чем выйти на спецсовет, Кулу требовалось сделать малость – пройти обсуждение на лабораторном семинаре. Казалось бы, формальность. Так думал Аленов и ни о чем таком не знал, не подозревал и наверняка полагал: все идет своим чередом. "Торопиза не надо", – приговаривал Кул, обдумывая за игрой в шахматы ходы, в обеденный перерыв.
   Я рассказывал Каспакову о делах в лаборатории, подробно обсуждали мы и перспективы коллектива в случае, если Аленов защитится.
   Сходились мы с ним в одном: "Многим из нас придется изменить отношение к труду".
   Год назад я написал от имени Аленова заявление Анатолию Карпову, где просил руководство Советского фонда мира правильно понять мотивы поступка старшего научного сотрудника о ежемесячном перечислении 10 процентов зарплаты, направленных против планов размещения ракет средней дальности "Першинг"- 1 и "Першинг"-2 в Центральной Европе с персональным предупреждением Рейгану о том, что ежели он не одумается, то он (Кул Аленов) ответит на это уже 50-ти процентным ударом по своей зарплате. Письмо в Фонд мира я не отправил, но занес девочкам в бухгалтерию копии для главбуха и Чокина.
   Света Волкова принесла лабораторную получку в комнату и Кул увидел в ведомости против своей фамилии запись простым карандашом
   "не выдавать". Сэнээс побежал в бухгалтерию – я за ним. Расчетный бухгалтер Сауле сунула под нос Аленова копию заявления. Кул вида не подал, засмеялся, но покраснел.
   Может все бы этим и обошлось, но, как назло, в коридоре у окна, напротив дверей бухгалтерии чирикали Саян Ташенев и Исмаил Заглиев.
   Кул вылетел из бухгалтерии.
   – Что с тобой, Кулек? – сочувственно спросил Саян.
   – Братан в Фонд мира зряплату перечисляет, – ответил я за товарища и неосторожно усугубил перспективы. – До полной победы нового мышления..
   Ташенев и Заглиев заржали над бедолагой.
   Более никаких других действенных шуток с Аленовым я не проделывал и думал, что он забыл про "Першинги", будь они неладны.
   Год спустя началась свистопляска с переходом на новые формы стимулирования труда научных работников. Я думал, дадут мне научного сотрудника – в результате со скандалом так и остался в мэнээсах.
   Шкрет отыгрался за очерк в "Просторе" не без подзуживания Аленова.
   …– Я передал Чокину ваши условия. – сказал я. – Он согласен взять вас вэнээсом.
   Каспаков кивнул. Было видно: он ждал с нетерпением ответа Шафика
   Чокиновича на недовольство предложением дать должность сэнээса.
   – Вы знаете лучше меня, какой Чокин осторожный… – продолжал я.
   – Должность завлаба он вернет вам немного погодя… Прямо мне он так не говорил, но промолчал, когда я ему намекивал…
   – О чем ты ему намекивал?
   – Что человека вашего уровня грех держать ниже завлаба.
   – М-м…
   – Завтра Чокин уезжает на дней десять в Дом отдыха… Вернется и примет решение…
   "В номере гостиницы "Москва" Олжас Сулейменов, Юрий Афанасьев и я. Олжасу сообщили о назначении Колбина… Мой друг Афанасьев, которого в Академии общественных наук мы звали "Юра Николаевич", сказал:
   – Хуже не будет…".
   Геннадий Толмачев. "Слово об Ожасе". "Горизонт", N 17,1989.
 
   В понедельник Руфа подозвал меня к себе.
   – Вчера ко мне Николай приходил…
   Николай Колинко друг детства Руфы. Журналист. Работал советником предсовмина, сейчас в Верховном Совете республики. Человек осведомленный.
   – Что говорит?
   – Завтра Пленум.
   – Кого поставят вместо…?
   – Неизвестно.
   Из Рудного приехала Карина. Родила сына. Принесла на работу конфеты.
   – У кого остановилась?
   – У тети.
   – Номер телефона…
   – Позвонишь?
   – Вечером.
   После работы пил я Сериком Касеновым. Позвонил Карине в седьмом часу.
   – Выходи… Сейчас на такси подъеду.
   Решено: продолжу у Пельменя, потом с ней поедем к Варвару в
   "Орбиту". Витька живет один в трехконатной квартире. Телефона у него нет, заявимся и он не посмеет не приютить на ночь.
   Кроме жены Гули у Пельменя был АТЖ – Алмат толстожопый. АТЖ гобоист, играет в оркестре Оперного театра. Парень общительный, но с ним, как с англичанином, кроме как о футболе, не о чем говорить. О жене Пельменя речь впереди.
   Пока о том, что мы спускались с Кариной по лестнице и я подвернул ногу… И тотчас же стало темно.
   Проснулся у Пельменя на кухне. Что со мной? Как я здесь вновь очутился? Где Карина? Почему я не у Варвара? Только подумал, как вскрикнул от боли. Не могу и не ступить, и не подняться.
   – Беря! – крикнул я в комнату.
   – Проснулся? – Пельмень не спал.
   – Что-то с ногой…
   – Ты ушел с этой… Через полчаса в дверь позвонил Ермечила и сказал, что ты валяешься в подъезде на лестнице…
   Ермечила искусствовед, директор картинной галереи. Тот самый, с кем я встретился в коридоре постпредства летом 66-го года. Сейчас он сосед Пельменя.
   – Этой… рядом не было?
   – В том-то и дело… Дура, не могла сообщить…
   У Карины с головой не в порядке. Какого хрена я вытащил ее из дома?
   – С Алматом вдвоем мы занесли тебя сюда.
   – Который час?
   – Щас посмотрю… Полседьмого.
   – С ногой что-то серьезное… Посади меня на такси.
   …Я вылез из машины и поскакал на одной ноге на второй этаж.
   Айгешат на больничном по уходу за ребенком – у Шона ОРВИ. Она сняла с меня одежду. Левая нога от ступни до колена черная.
   – Перелом? – спросил я.
   – Не знаю. Надо ехать в травпункт.
   Рентген показал: порваны связки. В травпункте скорой помощи мне наложили лангету и по дороге домой я попросил водителя остановиться у кулинарии на Космонавтов.
   – Купи пива, – попросил я Айгешат.
   Опоздали. Пиво полчаса как привезли, и за пять минут разобрали.
   Шон кривляка. Увидел меня с лангетой и принялся изображать хромого отца. Айгешат учит его читать. Пока он знает некоторые буквы, находит их в газете и кричит:
   – "А" – ажека! "М" – мама! "П" – папа! "Ч" – чак-чак!
   К вечеру и без пива отошел.
   Без пяти минут восемь. Сейчас начнется программа "Казахстан". Я вспомнил и крикнул:
   – Мама, скорей сюда! Кунаева снимают!
   Матушка приковыляла с кухни и кряхтя уселась в кресло.
   – Ой бай, ой бай… – тихо, со страхом в голосе прошептала мама, глядя в телевизор.
   Все так. Волнение охватило и меня. Ну как же, столько ждали и только сейчас я подумал, что сейчас вместе с Кунаевым уйдет что-то еще… И вот от этого что-то еще стало не по себе.
   "Первым секретарем ЦК КП Казахстана избран товарищ Колбин
   Геннадий Васильевич, работавший до этого первым секретарем
   Ульяновского Обкома КПСС… Товарищ Колбин родился в 1927-м году…".
   "Что такое?". Мягко говоря, Горбачев ох…л.
   – Татешка? – я позвонил Карашаш. – Это как понимать?
   Татешка инструктор отдела культуры ЦК и утром была на Пленуме.
   Она раздавлена и не может прийти в себя.
   – Как понимать? Так и понимать.
   – Что они с нами делают? Почему мы молчим?
   – Что мы можем? Мы – люмпены.
   Карашаш не права. Мы не люмпены. Событие, которое сегодня произошло, вне классового сознания.
   Мы бараны.
   Неделю назад с Саяном после обеда гуляли возле института, и я сказал:
   – Недавно прочитал статью об энергоинформационном пространстве…
   Оказывается, все наши слова записанные на бумаге, и сказанные вслух, никуда не пропадают… Автор утверждают, что они попадают и хранятся в этом самом энергоинформационном пространстве. – Зная, как Ташенев плохо воспринимает вещи иррационального порядка, я осторожно спросил. – Можно ли этому верить?
   – Конечно. Энергоинформационное пространство это ноосфера
   Вернадского…
   – Разве?
   – Не разве, а точно. Забыл, что рукописи не горят?
   Пусть хиппи бесятся в Канаде,
   Не перекрыть им голос Нади…
   Тетя Надя, продавец молоканки на Шевченко друг семьи. Она придерживает для нас мясо, масло, сметану, молоко. В десятом часу
   Айгешат вернулась из молоканки.
   – Тетя Надя говорит, в шесть утра был сильный ветер… – Жена поставила молоко на плиту. – У тети Нади мама старенькая…Она сказала про нехорошее предчувствие.
   День стоял солнечный, таял снег.
   В одиннадцать или половине двенадцатого зазвенел телефон.
   – По Космонавтов идут наши… – звонила Кэт.
   – Какие ваши?
   – Казахи с плакатами…
   – Не может быть.
   – Ты не врешь?
   – Наташку позвать к телефону?
   – Не надо. Сколько их?
   – Много. Идут по трамвайным путям и кричат…
   – О чем кричат?
   – Против Колбина и… Что-то еще… Погоди… – В трубке шорох.
   Она потащила телефон к окну. – Что-нибудь слышишь?
   – Нет. Звони через каждые полчаса.
   Разгорелся наше тюх. Тюх-тюх.
   "…И это далеко не самые впечатляющие примеры прежней жизни…В лагерях мотали срок политзаключенные, мотал бессрочную ссылку Андрей Сахаров… Был Афган. Много чего скопилось к мартовскому дню 85-го, когда на престол взошел новый генсек -
   Михаил Сергеевич.
   Первой поддержала намерения и начинания Горбачева часть интеллигенции. Остальная, менее допущенная толкаться в коридорах и приемных ЦК и обкомов, разделяла убеждение, что коммунистический царь не способен к переустройству жизни, потому как он коммунист…
   Горбачев ждал помощи от интеллигенции, но та только и делала, что притопывала в нетерпении ногами и торопила: "Дальше, дальше…".