Дюма Александр. Виконт де Бражелон или десять лет спустя

   – Мария Манчини в первую очередь, – скромно ответил Рауль.
   Беглая улыбка, едва заметный след прежней привычки к запутанным интригам, осветила бледное лицо герцога.
   – Благодарю вас, господин де Бражелон, – сказал он. – Вы, может быть, не захотите передать принцу другого моего поручения – сообщить, что его посланный очень мне понравился: но я сам скажу ему об этом.
   Рауль поклонился в знак благодарности за лестный отзыв.
   Герцог подал знак герцогине, и она позвонила. Тотчас вошел «Сен-Реми, и комната наполнилась людьми.
   – Господа, – объявил герцог, – его величество сделал мне честь, пожелав провести день в Блуа; надеюсь, что король, мой племянник, не будет раскаиваться в милости, которую он оказывает моему дому.
   – Да здравствует король! – вскричали с неудержимым восторгом все присутствующие и прежде всех сам Сен-Реми.
   Герцог в мрачном унынии склонил голову. Всю жизнь должен он был слушать, вернее – терпеть, эти крики.
   Давно уже не слыхав их, он успокоился; и вот молодой король, более живой и блестящий, чем прежний, вставал перед ним, как новая горькая насмешка.
   Герцогиня поняла страдания этого боязливого и подозрительного человека. Она поднялась из-за стола.
   Герцог бессознательно последовал ее примеру. Служители, жужжа, как пчелы, окружили Рауля и начали его расспрашивать.
   Герцогиня, заметив это, подозвала Сен-Реми.
   – Теперь не время болтать, надо приниматься за дело! – сказала она голосом недовольной хозяйки. Сен-Реми поспешил рассеять кружок, собравшийся около Рауля, и виконт вышел в переднюю.
   – Надеюсь, об этом дворянине позаботятся? – прибавила герцогиня, обращаясь к Сен-Реми.
   Толстяк побежал за Раулем.
   – Герцогиня приказала предложить вам закусить и отдохнуть, – сообщил он, – для вас готова квартира замке.
   – Благодарю вас, господин де Сен-Реми, – отвечал виконт. – Вы знаете, как мне хочется скорее увидеть отца.
   – Знаю, знаю, виконт. Прошу вас передать ему мой почтительный поклон!
   Рауль распрощался со старым дворянином и пошел своей дорогой.
   Когда он проходил под воротами, ведя лошадь под уздцы, тонкий голосок окликнул его из глубины тенистой аллеи:
   – Господин Рауль!
   Виконт в изумлении обернулся и увидел черноволосую девушку. Она приложила палец к губам и протянула ему руку.
   Этой девушки он не знал.

Глава 3.
СВИДАНИЕ

   Рауль подошел к девушке, позвавшей его.
   – А как мне быть с лошадью? – спросил он.
   – Вот так затруднение!.. В переднем дворе есть конюшня; поставьте туда лошадь и возвращайтесь скорей.
   – Повинуюсь!
   Рауль сделал все, как было сказано, и вернулся к маленькой двери; тут, в полумраке, он увидел свою таинственную провожатую. Она ждала на первых ступеньках винтовой лестницы.
   – Вы не побоитесь пойти за мной, странствующий рыцарь? – рассмеялась девушка, видевшая минутное колебание Рауля.
   Вместо ответа он устремился за ней по темной лестнице.
   Так прошли они три этажа; каждый раз, ища перил, он касался шелкового платья, которое шелестело впереди по лестнице. Когда Рауль спотыкался, спутница строго произносила «шш» и протягивала ему маленькую нежную ручку.
   – Так можно подняться на самый верх башни, не чувствуя усталости, сказал Рауль.
   – Другими словами, вы очень заинтересованы, очень устали и очень взволнованы!.. Успокойтесь, мы пришли!
   Девушка отворила дверь, и на площадку лестницы, за перила которой держался Рауль, хлынул поток света.
   Брюнетка двинулась вперед; он не отставал. Она вошла в комнату, Рауль вслед за ней.
   Очутившись в западне, он услыхал чей-то возглас, обернулся и в двух шагах от себя увидел белокурую голубоглазую красавицу с белоснежными плечами, которая стояла, сложив руки и закрыв глаза.
   Во всем ее облике он почувствовал – столько любви, столько счастья, что пал перед нею на колени и прошептал ее имя:
   – Луиза…
   – Ах, Монтале, Монтале! – упрекнула Луиза. – Грех так обманывать людей!
   – Я вас обманула?!
   – Да. Вы сказали, что пойдете узнать, что там делается, а вместо того привели его сюда!
   – Как же иначе? Каким бы образом он получил письмо, которое вы писали?
   И Монтале указала на письмо, лежавшее на столе. Рауль бросился к нему, но Луиза, хотя все еще смущенная, быстро протянула руку, желая его остановить. Рауль встретил теплую дрожащую ручку, взял ее и так почтительно поднес к губам, что, казалось, это был не поцелуй, а вздох.
   Между тем Монтале взяла письмо, тщательно сложила его втрое, как обыкновенно делают женщины, и спрятала за корсаж.
   – Не бойтесь, Луиза, – успокоила ее Монтале, – виконт не возьмет письма, как покойный король Людовик Тринадцатый не брал записок, спрятанных на груди мадемуазель де Отфор.
   Рауль покраснел, увидев, что обе девушки смеются, и не заметил, что ручка Луизы осталась в его руках.
   – Что же, – спросила Монтале, – вы простили мне, Луиза, что я привела к вам виконта? А вы, сударь, не сердитесь, что пошли за мной и увидели Луизу? Теперь, когда мир заключен, поговорим как старые друзья. Луиза, познакомьте меня с виконтом!
   – Виконт, – сказала Луиза со своей серьезной грацией и невинною улыбкою, – имею честь представить вам Ору де Монтале, приближенную ее королевского высочества и мою подругу, мою милую подругу.
   Рауль церемонно поклонился.
   – А меня, Луиза, вы не представите вашей приятельнице? – спросил он.
   – О, она вас знает! Она знает все!
   Эти наивные слова заставили Монтале рассмеяться, а Рауля вздохнуть от радости. Он понял их так: поскольку она мой друг, то знает все о нашей любви.
   – Теперь церемонии кончены, виконт, – сказала Монтале. – Вот кресло; садитесь и сообщите нам скорее, какое известие привезли вы так поспешно?
   – Теперь оно уже не тайна, сударыня. Король по дороге в Пуатье остановится в Блуа, чтобы навестить его королевское высочество.
   – Король будет здесь! – воскликнула Монтале, хлопая в ладоши. – Мы увидим двор! Понимаете вы, Луиза? Настоящий парижский двор! Боже мой! Но когда же?
   – Может быть, сегодня вечером, сударыня, а завтра наверное.
   Монтале с досадой махнула рукою.
   – Нет времени одеться! Некогда приготовить платья! Мы здесь отстали от мод, как польки. Мы будем похожи на портреты времен Генриха Четвертого… Ах, виконт, вы привезли плохую новость!..
   – Вы будете хороши во всяком наряде.
   – Какой избитый комплимент!.. Мы будем хороши, потому что природа создала нас достаточно привлекательными; по мы будем смешны, потому что мода забыла нас… Смешны!.. Я покажусь смешною!..
   – Кому? – удавилась Луиза.
   – Кому? Какая вы странная, милая моя! Можно ли задавать такой вопрос!.. Кому… Всем… Придворным кавалерам, вельможам, королю.
   – Простите меня, Монтале, но если здесь все привыкли видеть нас такими…
   – Правда, но теперь все это переменится, и мы будем смешными даже в Блуа; ведь все увидят парижский моды и поймут, что мы одеты как провинциалки! Это приводит меня в отчаяние!
   – Утешьтесь, сударыня!
   – А впрочем, тем хуже для тех, кому я не понравлюсь! – философски заявила Монтале.
   – Ну, таких будет трудно найти! – возразил Рауль, верный своей неизменной любезности.
   – Благодарю, виконт! Так вы говорите, что король приедет в Блуа?
   – Со всем двором.
   – И с Манчини?
   – Нет, без них.
   – Но, говорят, король не может расстаться с Марией Манчини?
   – Однако ему придется обойтись без нее. Так угодное кардиналу. Он послал своих племянниц в Бруаж!
   – О, лицемер!
   – Тише! – сказала Луиза, прикладывая палец к розовым губам.
   – Здесь меня никто не слышит! Я говорю, что старый Мазарини-лицемер: он спит и видит, как бы сделать племянницу французской королевой.
   – О нет, сударыня. Напротив, кардинал хочет, чтобы король женился на инфанте Марии-Терезии.
   Монтале посмотрела Раулю прямо в глаза.
   – Неужели вы, парижане, верите таким басням? – спросила она. – Мы здесь, в Блуа, не так легковерны.
   – Но подумайте: раз король едет через Пуатье в Испанию, раз статьи свадебного контракта утверждены доном Луисом де Харо и кардиналом, вы понимаете, сударыня, это уже не шутки.
   – Однако, я думаю, король все-таки король?
   – Разумеется, но и кардинал все-таки кардинал…
   – Значит, король не человек? Или он не любит Марию Манчини?
   – Обожает!
   – Ну, так он женится на ней. Начнется война с Испанией. Кардинал Мазарини истратит несколько миллионов из тех, что у него припрятаны. Наши дворяне совершат чудеса храбрости в сражениях против гордых кастильцев.
   Многие возвратятся с лавровыми венками, а мы увенчаем их миртом. Вот как я понимаю политику!
   – Монтале, вы безумная! – сказала Луиза. – Всякая крайность привлекает вас, как огонь бабочку!
   – А вы, Луиза, слишком рассудительны, чтобы по-настоящему любить.
   – О, – прошептала Луиза с нежным упреком, – поймите же, Монтале!..
   Вдовствующая королева хочет женить сына на инфанте. Неужели король решится ослушаться матери? Неужели такой король, как он, захочет подать дурной пример? Когда родители запрещают любить, надо прогнать любовь!
   И Луиза вздохнула. Рауль в замешательстве опустил глаза. Монтале расхохоталась.
   – У меня нет родителей, – промолвила она.
   – Вы, должно быть, осведомлены о здоровье графа де Ла Фер? – спросила Луиза после вздоха, обнаружившего всю ее печаль.
   – Нет, – отвечал Рауль, – я еще не был у батюшки; я хотел ехать к нему, когда меня остановила ваша подруга. Надеюсь, что граф здоров… Вы не слыхали о нем ничего дурного?
   – Ничего, Рауль, слава богу!
   Воцарилось молчание. Пока оно длилось, оба, поглощенные одной мыслью, без единого взгляда превосходно понимали друг друга.
   – Боже мой! – вдруг вскричала Монтале. – Сюда идут!
   – Кто это может быть? – спросила Луиза с беспокойством.
   – Ах, я подвергаю вас опасности! Как я был неблагоразумен! – прошептал Рауль в сильном замешательстве.
   – Шаги тяжелые! – сказала Луиза.
   – Если это Маликорн, то нам нечего беспокоиться, – заметила Монтале.
   Луиза и Рауль переглянулись, как бы спрашивая друг друга: «Кто это Маликорн?»
   – Не волнуйтесь, – продолжала Монтале, – он не ревнив.
   – Но… – начал Рауль.
   – Понимаю: он не болтлив, как и я.
   – Ах! – испугалась Луиза, прислушиваясь у полуоткрытой двери. – Я узнаю шаги моей матери.
   – Госпожа де Сен-Реми! Куда мне спрятаться? – спросил Рауль слегка смутившуюся Монтале.
   – Да, – сказала она, – и я узнаю стук ее башмаков!..
   Это ваша добрая матушка! Ах, как жаль, виконт, что окно выходит на мостовую и до земли футов пятьдесят.
   Рауль растерянно посмотрел на балкон. Луиза схватила его за руку и удержала.
   – О, я совсем с ума сошла! – вскричала Монтале. – А мой шкаф с парадными платьями! Он словно для этого именно и предназначен!
   Пора было прятаться. Г-жа де Сен-Реми поднималась быстрей обыкновенного. Она появилась на площадке в то время, когда Монтале затворила шкаф и прислонилась к дверце.
   – А! – грозно промолвила г-жа де Сен-Реми. – Вы здесь, Луиза?
   – Да, здесь, – отвечала Луиза, побледнев, словно ее уличили в ужасном преступлении.
   – Так, так!
   – Присядьте, сударыня, – сказала Монтале, придвигая кресло г-же де Сен-Реми и ставя его так, чтобы она села спиной к шкафу.
   – Благодарю, Ора. Идем, дочь моя, пойдем скорее!
   – Куда? Зачем?
   – Домой. Надо же приготовить наряды!
   – Что случилось? Что за спешка? – спросила Монтале, притворяясь удивленною.
   Она боялась, как бы Луиза не проговорилась.
   – Разве вы не знаете новости? – недоверчиво посмотрела на нее г-жа де Сен-Реми.
   – Что можем мы знать, сидя в этой голубятне, сударыня?
   – Как!.. Вы никого не видели?
   – Вы говорите загадками, мы сгораем от нетерпения! – перебила ее Монтале, которая не знала, что делать, видя, что Луиза все бледнеет.
   Наконец она поймала красноречивый взгляд подруги, один из тех взглядов, которые способны растрогать даже стены. Луиза указывала на шляпу, на злополучную шляпу Рауля, красовавшуюся на столе.
   Монтале шагнула вперед и, схватив шляпу левой рукой, перебросила за спиной в правую и, наконец, спрятала, не переставая говорить.
   – Ну так вот, – продолжала г-жа де Сен-Реми, – приехал курьер и привез известие о скором прибытии сюда его величества! Надо принарядиться!
   – Скорее, – сказала Монтале, – скорей, Луиза! Ступайте за вашей матушкой, а я пока примерю парадное платье.
   Луиза встала. Г-жа де Сен-Реми взяла ее за руку и вывела на лестницу.
   – Идем! – скомандовала она.
   И прибавила потихоньку:
   – Я запретила вам заходить к Монтале! Почему же вы бываете у нее?
   – Она моя подруга. Притом я только что вошла.
   – И при вас никого не прятали?
   – Что вы?
   – Я видела мужскую шляпу… Это, верно, шляпа бездельника Маликорна… Приближенная – и принимает у себя такого человека!.. Фи!..
   Голоса замерли на лестнице. Монтале все слышала, потому что эхо передавало ей слова.
   Она пожала плечами, увидев Рауля, который выбрался из шкафа и тоже все слышал, и произнесла:
   – Бедная Монтале! Жертва дружбы!.. Бедный Маликорн! Жертва любви!
   Она остановила свой взор на трагикомическом лице Рауля, смущенного тем, что он в один день узнал столько тайн.
   – Ах, сударыня, – начал он, – как мне благодарить вас за вашу любезность!
   – Когда-нибудь сочтемся, – ответила она, – а теперь уходите поскорее, виконт! Госпожа де Сен-Реми очень строга и может произвести здесь обыск, который будет неприятен нам всем! Прощайте!
   – Но Луиза… как узнать…
   – Ступайте! Ступайте! Король Людовик Одиннадцатый недаром изобрел почту!
   – Увы! – проговорил Рауль.
   – А я разве не помогу вам? Я стою больше всех королевских почт! Скорей на коня! Если госпожа де Сен-Реми придет читать мае нравоучение, надо, чтобы она не застала вас здесь.
   – Она, пожалуй, скажет моему отцу!, – прошептал Рауль.
   – И вас станут бранить!.. Ах, виконт, видно, что состоите при дворе: вы боязливы, как король. Но мы обходимся нередко без согласия папенек!
   Спроси Маликорна.
   С этими словами шалунья взяла Рауля за плечи выставила его за дверь.
   Он осторожно спустился по лестнице, отыскал свою лошадь, вскочил на нее и поскакал так, словно его преследовали восемь солдат герцога Орлеанского.

Глава 4.
ОТЕЦ И СЫН

   Рауль ехал по хорошо ему известной, милой по воспоминаниям дороге, которая вела из Блуа к дому графа де Ла Фер.
   Читатель уволит нас от описания этого дома. Он уже бывал уже там вместе с нами в прежние времена. Только со времени последнего нашего путешествия туда стены посерели, кирпичи приобрели зеленоватый оттенок старой меди, а деревья разрослись. Те, что некогда протягивали свои тоненькие руки над веткой изгородью, ныне стояли крепкие, густые, пышные, далеко бросая темную тень от своих налитых соками ветвей, одаривая путника цветами и плодами своими.
   Рауль издали увидел остроконечную крышу, две маленькие башенки, голубятню между вязами и голубей, непрерывно летавших вокруг кирпичного конуса. Никогда его не покидая, как не покидают приятные воспоминания безмятежную душу.
   Когда он приблизился, то услышал скрип колодезного вала под тяжестью массивных ведер; ему показалось также, что он слышит меланхолический шум воды, со стоном падающей назад в колодец; шум печальный, похоронный, торжественный, ударяющий в ухо ребенка и мечтателя, затем чтобы никогда уже не забыться ни тем, ни другим; шум, который поэты-англичане окрестили словом «splash» и который мы, французы, что так стараемся быть поэтами, умеем передавать лишь перифразой: шум воды, падающей в воду…
   Уже больше года Рауль не видел отца; все это время он находился у принца Конде.
   Действительно, после волнений Фронды, первый период которых мы постарались изобразить в предыдущей части этой трилогии, Луи де Конде примирился с двором искренне, публично и торжественно. За все время распри между принцем Конде и королем принц, полюбивший виконта, тщетно делал ему предложения, соблазнительные для молодого человека. Граф де Ла Фер, верный принципам чести и преданности королю, когда-то преподанным им сыну в усыпальнице Сен-Дени, постоянно отказывал принцу от имени сына. Более того, не присоединившись к принцу Конде во время мятежа, виконт примкнул к Тюренну, который сражался на стороне короля. Затем, когда Тюренн, в свою очередь, охладел к королю, виконт расстался и с Тюренном, как прежде с принцем. Благодаря такой неизменной линии поведения и тому, что Конде и Тюренн одерживали победы, только сражаясь под знаменами короля, в послужном списке Рауля, при всей его молодости, значилось десять побед и ни одного поражения, задевающего его честь и совесть.
   Рауль, по желанию отца, стойко и покорно служил Людовику XIV, несмотря на почти неизбежные в то время колебания и переходы из одного лагеря в другой.
   Принц Конде, попав в милость, воспользовался дарованной ему амнистией, чтобы возвратить себе многое, и в том числе Рауля. Граф де Ла Фер, следуя, как всегда, велению здравого смысла, тотчас же отправил Рауля к принцу.
   Прошел год со времени последнего свидания сына с отцом; письма смягчали, но не излечивали его грусти. Мы видели, что Рауль оставил в Блуа и другую любовь, кроме сыновней.
   Но отдадим ему справедливость: если б не случай и не Ора Монтале, эти два демона-соблазнителя, Рауль, исполнив поручение, поскакал бы прямо к отцу; он, наверное, оглядывался бы, но не остановился, если бы даже сама Луиза простирала к нему руки.
   В первую половину пути Рауль предавался сожалениям о прошлом, с которым пришлось так быстро расстаться, проще говоря, о своей возлюбленной; во время второй половины пути он думал о друге, к которому нетерпеливо стремился.
   Рауль увидел, что ворота в сад отворены, и пустил лошадь по аллее, не обращая внимания на угрожающие жесты старика в лиловой вязаной куртке и в большой шапке из вытертого бархата.
   Старик, половший грядку карликовых роз и маргариток, пришел в негодование, видя, что лошадь скачет по расчищенным и посыпанным песком аллеям.
   Он решился даже произнести громкое «эй», заставившее виконта обернуться. Тогда картина переменилась. Узнав Рауля, старик вскочил и побежал к дому с ворчанием, которое служило у него выражением крайнего восторга.
   Рауль доехал до конюшни, отдал лошадь мальчику и взбежал по лестнице с быстротой, которая порадовала бы его отца.
   Он прошел переднюю, столовую и гостиную, никого не встретив; наконец, дойдя до кабинета графа де Ла Фер, он нетерпеливо постучал в дверь и вошел, не дождавшись даже ответа: «Войдите!», произнесенного строгим, но приятным голосом.
   Граф сидел за столом, заваленным книгами и бумагами. Он был все тем же благородным и красивым вельможей, как и прежде; но время придало его благородству и красоте характер величавой значительности. Чистый гладкий лоб, обрамленный длинными, почти седыми кудрями; глаза проницательные и ласковые, под юношескими ресницами; усы тонкие, с проседью, над губами чистого, красивого рисунка, точно никогда не искажавшимися гибельными страстями; стан прямой и гибкий, безукоризненной формы, но худые руки.
   Таков был знаменитый вельможа, которого многие современники превозносили под именем Атоса. Он перечитывал какую-то тетрадь, внося в нее поправки.
   Рауль обнял отца за шею, за плечи, как пришлось, и поцеловал его так нежно, так быстро, что граф не успел ни уклониться, ни совладать с охватившим его волнением.
   – Ты здесь, Рауль? – вскричал он. – Ты здесь? Возможно ли?
   – О! Как я рад видеть вас!
   – Ты не отвечаешь мне, виконт! Получил ли ты отпуск в Блуа? Или в Париже случилось какое-нибудь несчастье?
   – Слава богу, – отвечал Рауль, мало-помалу успокаиваясь, – никакого несчастья; напротив, все прекрасно. Король женится, как я имел честь известить вас в последнем письме, и отправляется в Испанию. Он проедет через Блуа.
   – И посетит его высочество?
   – Именно. Боясь застать его врасплох или желая сделать ему удовольствие, принц послал меня приготовить квартиры.
   – Ты видел его высочество? – быстро спросил граф.
   – Видел.
   – В замке?
   – Да, в замке, – отвечал Рауль, опуская глаза, потому что почувствовал в вопросе графа не одно только любопытство.
   – Ах, вот как! Поздравляю…
   Рауль поклонился.
   – Видел ты еще кого-нибудь в Блуа?
   – Видел ее высочество.
   – Так. Но я говорю не о герцогине.
   Рауль сильно покраснел и промолчал.
   – Ты, верно, не понимаешь меня, виконт? – продолжал граф де Ла Фер, не повышая голоса, но с некоторой строгостью во взгляде.
   – Я понял, отец, – отвечал Рауль. – И если я не сразу ответил, то не потому, что собирался солгать… Вы сами это знаете, отец…
   – Знаю, что ты никогда не лжешь, потому-то я и удивляюсь, что тебе надо так много времени, чтобы сказать мне да или нет.
   – Я могу ответить вам, только если правильно понял ваш вопрос; а если я вас понял, то вы дурно примете мои первые слова. Вам, верно, не понравится, отец, что я видел…
   – Луизу де Лавальер.
   – Отец, входя в замок, я вовсе не знал, что Луиза де Лавальер живет там; когда я возвращался из замка, исполнив поручение, случай столкнул меня с нею. Я имел честь засвидетельствовать ей свое почтение.
   – А как зовут случай, который свел тебя с Луизой де Лавальер?
   – Ора де Монтале.
   – Что это за Ора де Монтале.
   – Девушка, которой я прежде никогда не видал. Приближенная герцогини Орлеанской.
   – Не стану более тебя расспрашивать, виконт; даже раскаиваюсь, что говорил об этом слишком долго. Я просил тебя избегать встреч с Луизой де Лавальер и видеться с нею только с моего позволения! О! Я знаю, ты сказал мне правду, что не искал случая встретиться с нею. Случай был против меня: я не могу обвинять тебя. Довольно того, что я уже говорил тебе несколько раз об этой девушке. Я ни в чем не упрекаю ее. Бог мне свидетель Только в мои намерения не входит, чтобы ты бывал в ее доме. Еще раз прошу тебя, милый Рауль, хорошенько это запомнить.
   Ясные и чистые глаза Рауля потемнели, когда он услышал эти слова.
   – Теперь, друг мой, – продолжал граф с ласковой улыбкой, обычным своим голосом, – поговорим о другом. Ты сейчас возвращаешься на службу?
   – Нет, я могу пробыть целый день у вас. К счастью, принц дал мне только одно поручение, вполне отвечающее моим желаниям.
   – Король здоров?
   – Да.
   – А принц?
   – Как всегда.
   Граф, по старой привычке, забыл о Мазарини.
   – Хорошо, Рауль Так как ты сегодня принадлежишь мне, то и я посвящу тебе весь день Обними меня, еще… еще! Ты у себя дома, виконт… А! Вот и наш старый Гримо!.. Гримо, поди сюда! Виконт хочет обнять тебя.
   Старик не заставил себя просить и подбежал к юноше с распростертыми объятиями. Рауль бросился к нему навстречу.
   – Не хочешь ли пройтись по саду, Рауль? Я покажу тебе новое помещение, которое я велел приготовить для тебя на время отпуска Пока мы будем смотреть зимние посадки и новых верховых лошадей, ты расскажешь мне о наших парижских друзьях.
   Граф сложил рукопись, взял сына под руку и прошел с ним в сад.
   Гримо задумчиво посмотрел вслед Раулю, почти коснувшемуся притолоки, и, поглаживая седую голову, задумчиво прошептал:
   – Вырос!

Глава 5.
ГДЕ РЕЧЬ ПОЙДЕТ О КРОПОЛИ, О КРОПОЛЕ И О ВЕЛИКОМ НЕПРИЗНАННОМ ЖИВОПИСЦЕ

   Пока граф де Ла Фер будет осматривать с Раулем новые постройки и недавно купленных лошадей, попросим читателя вернуться с нами в Блуа, чтобы присутствовать при необыкновенном волнении, охватившем город.
   Первыми жертвами новости, привезенной Раулем, стали гостиницы.
   В самом деле, король и двор приедут в Блуа; это значит – сто всадников, десять карет, двести лошадей и столько же слуг, сколько господ. Где поместятся все эти люди? Где расположатся соседние дворяне, которые, может быть, приедут через два-три часа, как только до них дойдут вести, расходящиеся, как круги от камня, брошенного в спокойную воду?
   Еще утром Блуа был спокоен, как самое тихое озеро; но при известии о прибытии короля город вдруг наполнился шумом и суетой.
   Повара под надзором дворецких отправились из замка в город покупать провизию Десять курьеров поскакали в шамборские лавки за дичью, на бевронские тони за рыбой, в шевернийские оранжереи за цветами и фруктами.
   Из кладовых вытаскивали ценные ковры и люстры на золоченых цепях, целая армия слуг мела дворы и мыла каменную облицовку замка, в то время как их жены собирали полевые цветы за рекой Чтобы не отстать от замковой челяди, весь город принялся приводить себя в порядок с помощью щеток, метелок и воды.
   Канавки верхнего города, беспрерывно наполнявшиеся водой, в нижнем городе превращались в потоки, а мостовая, часто весьма грязная, теперь была вычищена и блестела под лучами солнца.
   Музыканты тоже готовились к встрече; все запасались у купцов лентами и бантами для шпаг, хозяйки закупали хлеб, мясо и пряности. Многие жители, дома которых были снабжены всем, точно в ожидании осады, и которым нечего было больше делать, уже надевали праздничные платья и направлялись к городским воротам, чтобы раньше всех увидеть въезд свиты. Они знали, что король прибудет не ранее ночи или даже, может быть, утром. Но ведь ожидание – это своего рода безумие. А что такое безумие, если не избыток надежды?