Дюма Александр. Виконт де Бражелон или десять лет спустя

   – Ваше величество… – пробормотал Д'Артаньян в изумлении.
   – Довольно ли вам четырех лошадей на казенном содержании и добавочных сумм в зависимости от обстоятельств и надобности? Или вы предпочитаете получать круглым счетом, скажем, сорок тысяч ливров? Отвечайте.
   – Государь, ваше величество!
   – Вы, разумеется, удивлены, я этого ждал. Отвечайте, не то я буду думать, что вы потеряли способность быстро соображать, которую я так ценил в вас.
   – Ваше величество, двадцать тысяч ливров в год, без сомнения, большие деньги, но…
   – Никаких «но»» да или нет? Достаточно двадцати тысяч?
   – О, разумеется!
   – Отлично. Гораздо удобнее оплачивать экстренные издержки. Переговорите о них с Кольбером. Теперь перейдем к главному.
   – Но, ваше величество, я уже говорил вам…
   – Что вы собираетесь отдохнуть? А я уже ответил вам, что не хочу этого. Кажется, я здесь повелитель.
   – Да, ваше величество.
   – Отлично. Было время, когда вы очень хотели стать капитаном мушкетеров?
   – Действительно.
   – Так вот патент, подписанный мною. Я кладу его сюда, в ящик. В тот день, когда вы вернетесь из экспедиции, в которую я намерен послать вас, вы сами возьмете патент из этого ящика.
   Д'Артаньян все еще стоял в нерешимости, не подымая головы.
   Король продолжал:
   – Глядя на вас, можно подумать, будто вы забыли, что при дворе французского короля капитан мушкетеров стоит выше маршалов Франции?
   – Знаю, ваше величество.
   – Или что вы не верите моему слову.
   – Нет! Нет!.. Не говорите так!
   – Я хотел доказать вам, что вы, хороший слуга, бросили хорошего господина. Разве я не такой господин, какого вам надо?
   – Начинаю думать, что такой, ваше величество.
   – В таком случае вы тотчас вступите в должность, Ваши мушкетеры совсем распустились с тех пор, как вы уехали: слоняются по городу, заходят в кабаки, дерутся, несмотря на королевские указы. Вы должны подтянуть их, и как можно скорее.
   – Слушаю, ваше величество.
   – Вы всегда будете при мне.
   – Хорошо.
   – Вы отправитесь со мной в армию, и ваша палатка будет стоять рядом с моей.
   – Если ваше величество возлагает на меня такую ответственность, то мне не надо двадцати тысяч жалованья, потому что я не заслужу их.
   – Я хочу, чтобы у вас был открытый дом; чтобы вы могли приглашать приятелей к обеду; хочу, чтобы капитан мушкетеров был видным лицом.
   – А я не люблю даровых денег, – живо возразил д'Артаньян, – я признаю деньги, добытые трудом! Ваше величество даете мне ремесло ленивца. За него возьмется всякий за четыре тысячи ливров.
   Людовик XIV рассмеялся.
   – Вы хитрый гасконец, господин д'Артаньян, – сказал король. – Вы из самой души вырываете у меня тайну.
   – Ба! У вашего величества есть тайна?
   – Да.
   – А, в таком случае я принимаю двадцать тысяч ливров, потому что сохраню тайну, а в наше время молчание стоит дорого. Не угодно ли вашему величеству сказать, в чем дело?
   – Вы немедленно же оденетесь по-походному, господин д'Артаньян, и сядете на коня.
   – Сейчас?
   – Ну, скажем, через два дня.
   – Отлично, ваше величество. Ведь я должен устроить свои дела, особенно если придется драться.
   – Может быть, и придется.
   – Так будем драться. Ваша величество обращались к скупости, к честолюбию, к сердцу д'Артаньяна, но забыли об одном…
   – О чем?
   – Забыли о его тщеславии. Когда я буду кавалером королевских орденов?
   – Это интересует вас?
   – Да, ваше величество. Мой друг Атос весь в лентах: это задевает меня.
   – Вы будете кавалером моих орденов через месяц После того, как возьмете патент на звание капитана мушкетеров.
   – А, – сказал мушкетер в раздумье, – после экспедиции? Куда же я еду?
   – Вы знаете Бретань? Есть у вас там друзья?
   – Нет.
   – Тем лучше. Вы сведущи в фортификационном деле?
   Д'Артаньян улыбнулся.
   – Кое-что смыслю.
   – Иными словами, можете вы отличить крепость от простого укрепления, какое дозволено строить владельцам замков, нашим вассалам?
   – О, я могу отличить крепость от небольшого укрепления, как латы от хлебной корки. Достаточно ли этого?
   – Достаточно. Вы поедете в Бретань один, даже без слуги.
   – Смею спросить, почему?
   – Потому, что вам самому не худо будет иной раз переодеться слугой из хорошего дома. Во Франции вас хорошо знают в лицо, господин д'Артаньян.
   – А потом?
   – Потом вы проедетесь по Бретани и осмотрите тамошние укрепления.
   – Береговые?
   – Также и островные.
   – А!
   – Вы начнете с Бель-Иля.
   – Который принадлежит господину Фуке? – спросил д'Артаньян серьезным голосом, подняв на короля свои проницательные глаза.
   – Да, кажется, Бель-Иль действительно принадлежит суперинтенданту Фуке.
   – Так вашему величеству угодно знать, хорошо ли укреплен Бель-Иль?
   – Да.
   – И новые или старые там укрепления?
   – Именно так.
   – И достаточно ли у суперинтенданта вассалов, чтобы составить из них гарнизон?
   – Именно этого я хочу от вас; вы попали в самую точку.
   – А если Бель-Иль не укрепляют?
   – Тогда вы проедете по Бретани, прислушаетесь и присмотритесь к тому, что там происходит.
   Д'Артаньян закрутил усы.
   – Я буду шпионом короля? – сказал он прямо.
   – Нет, вы отправляетесь в разведку. Если б вы двигались во главе ваших мушкетеров со шпагой в руках, для обозрения местности и положения неприятеля…
   При слове «неприятель» д'Артаньян едва заметно вздрогнул.
   – Неужели в этом случае вы сочли бы себя шпионом?
   – Нет, нет! – отвечал д'Артаньян задумчиво. – Совсем другое дело, когда отправляешься в рекогносцировку против неприятеля, тогда действуешь как воин. А если Бель-Иль укрепляют? – прибавил он.
   – Вы снимете план укреплений.
   – Меня впустят туда?
   – Это меня не касается, это ваше дело. Разве я не сказал, что предоставлю суммы на экстренные расходы, если они вам понадобятся?
   – Хорошо. А если укрепления не строятся?
   – Вы вернетесь спокойно, не гоня лошадей.
   – Я готов ехать.
   – Завтра же ступайте к суперинтенданту за первой четвертью жалованья, назначенного вам. Вы знаете господина Фуке?
   – Очень мало. Но, осмелюсь заметить вашему величеству, я и не тороплюсь познакомиться с ним поближе.
   – Он откажется выдать вам деньги… я этого жду.
   – А! И что же?
   – Если он вам откажет, вы пойдете к Кольберу. Кстати, лошадь у вас хорошая?
   – Превосходная.
   – Сколько вы за нее заплатили?
   – Сто пятьдесят пистолей.
   – Я покупаю ее у вас. Вот вам чек на двести пистолей.
   – Но, ваше величество, для путешествия мне нужна лошадь, а вы ее у меня отбираете.
   – Нисколько. Напротив, я даю ее вам. Я уверен, что если лошадь будет принадлежать мне, а не вам, вы не станете ее щадить.
   – Так это дело спешное?
   – Очень.
   – Зачем же откладывать отъезд на два дня?
   – У меня есть целых две причины.
   – Впрочем, за неделю лошадь нагонит два дня. Притом существует еще почта.
   – Нет, почтовых лошадей не берите, господин д'Артаньян. И не забывайте, что вы у меня на службе.
   – Я никогда не забывал этого, ваше величество. В котором часу прикажете мне выехать послезавтра?
   – Где вы сейчас живете?
   – Теперь я должен жить в Лувре.
   – Я этого не хочу. Оставайтесь на прежней квартире; я буду платить за нее. Вы должны выехать ночью и так, чтобы вас никто не видел, а если увидят, то не должны знать, что вы служите мне. Не проговоритесь.
   – Ваше предупреждение, государь, обижает меня.
   – Я спрашивал, где вы живете, потому что не могу всегда посылать за вами к графу де Ла Фер.
   – Я живу у купца Планше на Ломбардской улице.
   – Выходите из дому как можно реже, показывайтесь как можно меньше и ждите моих приказаний.
   – Однако мне придется пойти за деньгами.
   – Правда. Но в интендантство ходит так много людей, что вы можете смешаться с толпой.
   – У меня нет чеков, чтобы получить деньги, ваше величество.
   – Вот они.
   Король подписал бумагу. Д'Артаньян посмотрел, правильно ли она составлена.
   – Прощайте, – сказал король. – Надеюсь, вы вполне поняли меня.
   – Я понял, ваше величество, что вы посылаете меня в Бель-Иль узнать, как идут работы господина Фуке. Вот в все.
   – Хорошо. А если вас схватят или убьют?
   – О, это маловероятно.
   – В первом случае вы ничего не скажете; во втором – при вас не найдут никаких бумаг.
   Д'Артаньян пожал плечами. Откланиваясь королю, он думал: «Английский дождь продолжается! Подставим ладони!»

Глава 6.
ПОМЕСТЬЕ Г-НА ФУКЕ

   В то время как д'Артаньян, оглушенный всем, что произошло с ним, возвращался к Планше, в загородном доме суперинтенданта Фуке, в деревне Сен-Манде, происходила сцена, имевшая отношение к описанному нами разговору, хотя и носившая совсем иной характер.
   Министр только что вернулся к себе домой в сопровождении главного секретаря, несшего за ним огромный портфель, набитый бумагами для просмотра и подписи.
   «Было около пяти часов вечера, обед уже закончился, в доме шли приготовления к ужину на двадцать человек гостей.
   Выйдя из экипажа, министр быстро вошел в дом, не останавливаясь прошел ряд комнат и уединился в своем кабинете, сказав, что будет работать.
   Он приказал не беспокоить его ни по какому поводу, кроме королевского вызова. Тотчас же перед дверьми кабинета стали на часах два лакея. Фуке, нажав особый запор, выдвинул расписное панно, которое, закрыв дверь, не позволяло ни видеть, ни слышать того, что происходит в кабинете. Затем он направился прямо к столу, раскрыл портфель и принялся разбирать множество находившихся в нем бумаг.
   Не прошло и десяти минут, как внимание министра было привлечено отрывистым стуком, повторившимся несколько раз. Фуке стал прислушиваться.
   Стук продолжался. Фуке поднялся с жестом нетерпения и направился к зеркалу, из-за которого доносился стук. Оно было вделано в стену. Три других совершенно таких же зеркала были размещены симметрично. В тот момент, когда Фуке, прислушиваясь, подошел к зеркалу, стук возобновился.
   Несомненно, это было условным сигналом.
   – Гм! – пробормотал он с удивлением. – Кто бы это мог быть? Я никого не ожидаю сегодня.
   И, несомненно, чтобы ответить на поданный сигнал, министр повернул три раза золоченый штифт в раме.
   Затем он вернулся на место со словами:
   – Ничего, пусть подождут!
   Погрузившись вновь в море бумаг, Фуке, казалось, не думал ни о чем другом, кроме своей работы. И в самом Деле, с невероятной быстротой и с поразительной проницательностью разбирал он самые пространные бумаги, самые запутанные документы, делая в них поправки и пометки; работа кипела у него в руках, словно трудилось десять чиновников, а не один человек.
   Однако время от времени Фуке поглядывал на стоявшие перед ним часы.
   Когда Фуке отдавался работе, он мог сделать за час столько, сколько другой не успел бы за день. Обладая неистощимой энергией, он всегда был уверен, что, если никто не будет ему мешать, он добьется поставленной цели в назначенный срок.
   В самый разгар его работы стук за зеркалом раздался вновь, но теперь он был гораздо торопливее и настойчивее.
   – Очевидно, дама начинает терять терпение, – сказал Фуке. – Это, наверное, графиня… впрочем, она ведь уехала на три дня в Рамбулье. Может быть, президентша? О нет, президентша не ведет себя так решительно. Смиренно позвонив, она терпеливо ждет, пока заблагорассудят откликнуться.
   Ясно, что мне не угадать, кто это, хоть я и знаю, кого не может быть. А так как это не маркиза, то провались все остальные!
   Фуке продолжал трудиться, не обращая внимания на повторявшиеся удары.
   Но минут через пятнадцать он, в свою очередь, начал терять терпение и, стремительно закончив работу, сунул охапку бумаг в портфель и быстро взглянул в зеркало. Стук тем временем продолжался без перерыва.
   – Ого, – сказал он, – какая пылкость! Что там случилось? Посмотрим, что за фея ждет меня с таким нетерпением.
   Он нажал пальцем кнопку, находившуюся рядом с штифтом. Зеркало тотчас повернулось на шарнирах, открыв в стенной обшивке довольно глубокую нишу, в которой министр скрылся. Там он опять нажал пружину и вышел в отворившуюся в стене дверь, которая сама захлопнулась за ним.
   Затем он спустился по винтовой лестнице, имевшей десятка два ступеней, и очутился в обширном подземелье, выложенном плитами. Свет проникал туда через узкие окна. Пол был устлан ковром. Это подземелье тянулось под улицей, отделявшей дом Фуке от Венсенского парка.
   В конце подземелья находилась вторая лестница. Поднявшись по ней, Фуке нажал пружину и очутился в такой же нише, какая была у него в кабинете; из нее он вошел в красиво обставленную комнату, где не было ни души.
   Убедившись, что зеркало, служившее тайной дверью, закрылось плотно, он отпер дверь напротив тройным поворотом золоченого ключика и вошел в комнату, отделанную с необыкновенной роскошью. На диване сидела женщина поразительной красоты. Она бросилась навстречу Фуке.
   – Ах, боже мой! – воскликнул Фуке, отступая на шаг от изумления. Маркиза де Бельер! Вы… вы здесь?
   – Да… я, – прошептала маркиза.
   – Маркиза, дорогая маркиза, – повторял Фуке, готовый упасть к ее ногам. – О боже! Но как вы попали сюда? А я-то заставил вас так долго ждать.
   – Долго… очень долго.
   – Я счастлив, что ожидание показалось вам долгим.
   – О, оно показалось мне вечностью. Я звонила больше двадцати раз.
   Разве вы не слыхали?
   – Нет, я слышал, но не мог прийти. Как смел я предположить, что это вы, после вашей суровости, после вашего отказа? Если бы я догадывался о счастье, которое меня ожидает, поверьте, маркиза, я оставил бы все.
   Маркиза обвела комнату взглядом.
   – Мы здесь одни? – спросила она.
   – О да, отвечаю вам за это.
   – В самом деле, – грустно проговорила маркиза.
   – Вы вздохнули, маркиза?
   – Сколько тайн, сколько предосторожностей! – с легкой горечью сказала маркиза. – Как вы боитесь, чтобы никто не узнал о вашей любви.
   – Неужели следует выставлять ее напоказ?
   – О нет, вы слишком деликатны для этого, – произнесла маркиза с усмешкой.
   – Не нужно упреков, маркиза, умоляю вас.
   – Имею ли я право вас упрекать?
   – К несчастью, нет. Но скажите мне, вы, которую я люблю уже целый год без надежды и без взаимности…
   – Вы ошибаетесь, – перебила маркиза. – Без надежды – это правда, но не без взаимности.
   – О, для меня любовь имеет только одно доказательство, и я все еще жду его.
   – Я принесла его вам.
   Фуке хотел ее обнять, но она уклонилась.
   – Вы заблуждаетесь, сударь. Не требуйте от меня ничего, кроме преданности, которую я только и могу подарить вам.
   – Ах, значит, вы не любите меня: преданность – это всего лишь добродетель, а любовь – это страсть.
   – Выслушайте меня, сударь, умоляю вас. Вы должны понять, что лишь особо важная причина могла привести меня сюда.
   – Что мне до причины, если вы здесь, если я могу говорить с вами, видеть вас.
   – Да, вы правы: всего важнее, что я здесь, что никто не видел меня и я могу сказать вам…
   Фуке опустился на колени.
   – Говорите, маркиза, – сказал он, – говорите, я вас слушаю.
   Маркиза посмотрела на Фуке, стоявшего перед нею на коленях, странным взглядом, полным нежности и грусти.
   – О! – прошептала она наконец. – Как бы я хотела быть той, которая вправе видеть вас каждую минуту, говорить с вами каждое мгновение. Как бы я хотела быть той, которая заботится о вас, которой не приходится пользоваться разными секретными приспособлениями, чтобы вызвать, словно призрак, любимого человека, видеться с ним какой-нибудь час, а потом смотреть, как он исчезает во мраке тайны, которая кажется еще более загадочной тогда, когда он уходит, чем казалась при его появлении. О, какая это счастливая женщина!
   – Неужели, маркиза, вы имеете в виду мою жену? – с улыбкой спросил Фуке.
   – Разумеется, я говорю о ней.
   – Не завидуйте ее участи, маркиза. Из всех женщин, с которыми я поддерживаю отношения, госпожа Фуке меньше всех видит меня, меньше всех говорит со мною и пользуется моим наименьшим доверием.
   – По крайней мере, сударь, ей не приходится нажимать рукою раму зеркала, чтобы вызвать вас, как пришлось сделать мне; по крайней мере» вы не отвечаете ей таинственным, пугающим звуком колокольчика, пружина которого висит где-то в неведомом месте; по крайней мере, вы никогда не запрещали ей проникнуть в тайну этих встреч под страхом того, что ваша связь с нею навсегда прекратится, как вы поступаете с теми женщинами, которые приходили сюда до меня и будут приходить после!
   – Ах, дорогая маркиза, как вы несправедливы и как вы не ведаете того, что творите, восставая против таинственности! Только храня тайну, можно любить безмятежно, только безмятежная любовь может дать счастье. Но вернемся к прежнему разговору о вашей преданности, в которой вы меня уверяли, или, скорее, обманывали меня, маркиза, позволяя думать, что эта преданность есть любовь.
   – Только что, – произнесла маркиза, проводя по глазам своей прекрасной рукой, – только что мои мысли были ясны и смелы, а теперь они спутались, меня охватил страх перед необходимостью сообщить вам дурную весть.
   – Если эта дурная весть привела вас сюда, я рад ей. Впрочем, раз вы здесь и признаетесь, что не совсем равнодушны ко мне, не лучше ли отложить вашу весть и говорить только о вас?
   – Нет, нет, напротив, вам надо узнать ее во что бы то ни стало. Вы должны потребовать, чтобы я вам сказала все тотчас же, а не дала отвлечь себя чувству. Фуке, друг мой, это новость огромной важности!
   – Вы удивляете меня, маркиза, я готов сказать – пугаете. Вы так рассудительны, так выдержанны, так хорошо знаете свет, в котором мы живем.
   Значит, это что-нибудь важное?
   – Чрезвычайно важное! Слушайте…
   – Скажите сначала: как вы сюда попали?
   – Сейчас узнаете. Сначала более спешное дело.
   – Говорите же, маркиза, прошу вас! Пощадите мое терпение.
   – Знаете ли вы, что Кольбер назначен интендантом финансов?
   – Что? Кольбер? Маленький Кольбер? Правая рука кардинала?
   – Именно.
   – Что же в этом ужасного, дорогая маркиза? Маленький Кольбер назначен интендантом финансов – это странно, я согласен, но вовсе не страшно.
   – Неужели вы думаете, что король без всяких причин назначил на такую должность того, кого вы прозвали мелочным педантом?
   – Прежде всего, верно ли еще, что король назначил его?
   – Так говорят.
   – Кто?
   – Все.
   – Все – это значит никто. Назовите мне кого-нибудь, кто знает из верного источника.
   – Госпожа Ванель.
   – Ах, вы и в самом деле начинаете меня пугать! – со смехом вскричал Фуке. – Она-то уж конечно знает из верного источника.
   – Не говорите дурно о бедной Маргарите, господин Фуке: она все еще любит вас.
   – В самом деле? Не верится. А я думал, что маленький Кольбер уже успел запятнать эту любовь чернильной кляксой или комком грязи.
   – Фуке» Фуке, вот как вы относитесь к женщинам, которых бросили!
   – Маркиза, неужели вы берете под свою защиту госпожу Ванель?
   – Да, беру, потому что, повторяю, она все еще любит вас, и вот доказательство: она хочет вас спасти.
   – При вашей помощи, маркиза; это ловкий ход с ее стороны. Никакой ангел не может быть мне более приятен и вернее вести меня к спасению. Но скажите, разве вы знаете Маргариту?
   – Она моя монастырская подруга.
   – И вы говорите, что это она сообщила вам о назначении Кольбера на должность интенданта?
   – Да.
   – Хорошо, пусть он будет интендантом. Но объясните мне одно, маркиза: каким образом Кольбер в качестве моего подчиненного может вредить или мешать мне?
   – Вы упускаете из виду одно важное обстоятельство.
   – Какое?
   – То, что Кольбер вас ненавидит.
   – Меня! – воскликнул Фуке. – О боже! Разве вы не знаете, что меня ненавидят все? Кольбер так же, как другие.
   – Кольбер больше, чем другие.
   – Больше, согласен.
   – Он очень честолюбив.
   – Кто же не честолюбив, маркиза?
   – Да, но его честолюбие не имеет границ.
   – Я знаю и это: он пожелал сделаться моим преемником у госпожи Ванель.
   – И достиг этого. Берегитесь, чтобы он не добился своего и в другом.
   – Вы хотите сказать, что он рассчитывает перебраться с места моего помощника на мое собственное?
   – А разве у вас не возникло такое опасение?
   – О нет. Заменить меня подле госпожи Ванель – это еще возможно, но подле короля – это дело совсем другое. Франция покупается не так легко, как жена какого-то чиновника.
   – Все покупается: если не на золото, то путем интриг.
   – Вы хорошо знаете, что это не так, маркиза, вы, которой я предлагал миллионы.
   – Надо было, Фуке, вместо миллионов предложить мне истинную, безграничную любовь. Я бы согласилась. Как видите, так или иначе, все покупается.
   – Значит, по-вашему, Кольбер собирается купить и мою должность? Успокойтесь, маркиза: пока еще он недостаточно богат для этого.
   – А если он ее у вас украдет?
   – Ах, это другое дело. Но, к несчастью для него, чтобы добраться до меня, он должен разрушить и снести мои передовые укрепления, а они у меня отличные, маркиза.
   – Своими передовыми укреплениями вы, вероятно, называете ваших приверженцев и друзей?
   – Конечно.
   – К числу ваших приверженцев принадлежит и д'Эмери?
   – Да.
   – А Лиодо к числу друзей?
   – Разумеется.
   – А де Ванен?
   – Ну, с ним могут делать что угодно, а тех двоих я не советовал бы трогать.
   – Но если вы хотите, чтобы не трогали д'Эмери и Лиодо, то должны принять меры.
   – Что же грозит им?
   – Теперь вы согласны выслушать меня?
   – Как всегда, маркиза.
   – И не будете меня прерывать?
   – Говорите.
   – Слушайте! Сегодня утром Маргарита прислала за мной.
   – Чего же она от вас хотела?
   – «Я не могу повидаться лично с господином Фуке», – сказала она мне.
   – Ба! Почему? Неужели она думает, что я стал бы ее упрекать? Бедная женщина, как она ошибается!
   – «Повидайтесь с ним и скажите, чтобы он остерегался Кольбера».
   – Как, она предостерегает меня против своего собственного любовника?
   – Я повторяю, что она еще любит вас.
   – Дальше, маркиза!
   – Дальше Маргарита сказала: «Два часа тому назад Кольбер пришел сообщить мне, что он назначен интендантом».
   – Я уже говорил вам, маркиза, что Кольбер будет тем более в моих руках.
   – Да, но это еще не все. Маргарита, как вы знаете, дружит с госпожой д'Эмери и госпожой Лиодо.
   – Да.
   – Так вот: Кольбер расспрашивал ее об их состоянии и о том, насколько они вам преданы.
   – О, за них я ручаюсь. Чтобы лишить меня их преданности, их надо убить.
   – Слушайте дальше. В то время, когда у госпожи Ванель был Кольбер, к ней кто-то пришел, и она вышла на несколько минут из комнаты. Оставшись один, Кольбер, который не любит сидеть без дела, тотчас принялся набрасывать карандашом заметки на листках бумаги, лежавших на столе.
   – Они касались д'Эмери и Лиодо?
   – Именно.
   – Интересно было бы узнать, что в них заключалось.
   – Я принесла их вам.
   – Неужели госпожа Ванель взяла их у Кольбера, чтобы передать мне?
   – Нет, но случайно, просто чудом, в ее руках очутилась копия с этих заметок.
   – Как так?
   – А вот послушайте. Я уже сказала вам, что Кольбер нашел бумагу на столе.
   – Да.
   – Карандаш, которым он писал, оказался очень твердым, так что все отпечаталось на следующем листе.
   – Далее.
   – Кольбер, взяв первый лист, не обратил внимания на второй. А между тем на нем можно было прочесть все, что было написано на первом. Госпожа Ванель прочла и послала за мной. Убедившись, что я ваш преданный друг, она отдала мне этот листок и открыла тайну вашего дома.
   – Где же этот лист? – спросил Фуке, несколько встревоженный.
   – Вот он, читайте, – сказала маркиза.
   Фуке прочел:
 
    «Имена откупщиков, которых должна приговорить судебная палата: д'Эмери, друг Ф., Лиодо, друг Ф., де Ванен, безразл…»
 
   – Д'Эмери! Лиодо! – вскрикнул Фуке, перечитывая еще раз записку.
   – ДРУЗЬЯ Ф., – указала пальцем маркиза.
   – Но что значат слова: «которых должна приговорить судебная палата»?
   – Кажется, это вполне ясно. Впрочем, вы еще не кончили, читайте дальше.
   Фуке продолжал:
 
    «…Двух первых присудить к смертной казни, третьего уволить вместе с д'Отмоном и с де Лаваллетом, конфисковав их имущество».
 
   – Великий боже! – воскликнул Фуке. – Казнить Лиодо и д'Эмери! Но если даже судебная палата приговорит их к смерти, то король не утвердит приговора, а без его утверждения их не могут казнить.
   – Но король сделал Кольбера интендантом.
   – Ах, – воскликнул Фуке, словно увидев бездну, разверзшуюся у его ног. – Нет, это невозможно! Невозможно! А кто это навел карандашом по следам, оставленным Кольбером?
   – Это сделала я, боясь, что следы сгладятся.
   – О!.. Я узнаю все!
   – Вы ничего не узнаете! Для этого вы слишком презираете своего врага.
   – Простите меня, дорогая маркиза. Да, Кольбер – мой враг, согласен.
   Да, Кольбер – опасный человек, признаюсь. Но у меня впереди еще много времени. А теперь вы здесь, вы доказали мне свою преданность, может быть даже любовь… Мы наконец одни…
   – Я пришла сюда, чтобы спасти вас, а не для того, чтобы погубить себя, господин Фуке, – сказала маркиза, вставая. – Итак, остерегайтесь!