Дюма Александр. Виконт де Бражелон или десять лет спустя

   – Однако у меня будет извинение. Берегитесь!
   – Даю вам неделю на окончательное выздоровление.
   – Это уже лучше. Через неделю посмотрим.
   – Да, да, понимаю: в течение недели можно ускользнуть от врага. Нет, не согласен, не даю вам ни одного дня…
   – Вы с ума сошли, сударь, – вскричал де Вард, попятившись.
   – А вы бесчестны, если отказываетесь драться.
   – Ну?
   – Я доложу королю, что, оскорбив Лавальер, вы отказываетесь драться.
   – О, да вы воплощенное коварство, господин честный человек!
   – Опаснее всего коварство того, кто всегда ведет себя лояльно.
   – В таком случае возвратите мне былую силу моих ног или велите сделать себе сильное кровопускание, чтобы уравнять наши шансы.
   – Кет, я придумал нечто лучшее.
   – Что именно?
   – Мы будем драться верхом, на пистолетах. Каждому будет предоставлено право сделать три выстрела. Вы превосходно стреляете. Я знаю, что вы попадали в птицу, пустив лошадь галопом. Не отрицайте, я это видел!
   – Думаю, что вы правы, – сказал де Вард, – в таком случае возможно, что я вас убью.
   – Право, вы окажете мне услугу.
   – Постараюсь.
   – Значит, решено?
   – Руку.
   – Вот она… Но с одним условием.
   – С каким?
   – Дайте мне слово, что королю об этом не будет ничего известно.
   – Клянусь вам.
   – Иду за лошадью.
   – Я тоже.
   – Куда мы поедем?
   – На поляну. Я знаю удобное место.
   – Поедем вместе.
   – Почему же нет?
   И, направляясь к конюшне, враги прошли мимо слабо освещенных окон принцессы. За кружевными занавесками виднелась тень.
   – Вот женщина, – улыбнулся де Вард, – которая даже не подозревает, что из-за нее мы идем на смерть.

Глава 20.
ПОЕДИНОК

   Выбрав лошадей, де Вард и де Гиш собственноручно оседлали их.
   У де Варда не было пистолетов, зато у де Гиша нашлось две пары. Он сходил за ними, зарядил и предоставил выбор де Варду. Де Вард выбрал те пистолеты, из которых он уже стрелял двадцать раз, те самые, из которых на глазах де Гиша он убивал на лету ласточек.
   – Не удивляйтесь, – сказал он, – что я принимаю все предосторожности.
   Вы знаете свое оружие. Следовательно, я только уравниваю шансы.
   – Совершенно напрасное замечание, – отвечал де Гиш, – никто не оспаривает вашего права.
   – Теперь, – продолжал де Вард, – я попрошу вас помочь мне сесть на лошадь, потому что мне еще трудновато делать такие движения.
   – В таком случае нам нужно драться стоя.
   – Нет, сидя в седле, я чувствую себя прекрасно.
   – Отлично, не будем больше говорить об этом.
   И де Гиш помог де Варду сесть на лошадь.
   – Однако, – заметил де Вард, – мы настолько увлеклись желанием уничтожить друг друга, что совершенно упустили из виду одно обстоятельство.
   – Какое?
   – Темноту; нам придется убивать друг друга наобум.
   – Пустяки; все равно одни и те же последствия…
   – Следует принять во внимание еще одно: честные люди никогда не сражаются без секундантов.
   – О, – воскликнул де Гиш, – ведь мы будем действовать по всем правилам.
   – Да; но я не хочу дать повод для разговоров, что вы убили меня из-за угла, точно так же как, если я убью вас, я не хочу, чтобы меня обвинили в преступлении.
   – Разве такие обвинения появлялись в связи с вашей дуэлью с герцогом Бекингэмом? – спросил де Гиш. – Между тем она происходила на тех же условиях, что и наш предстоящий поединок.
   – Но ведь тогда было светло; мы стояли в воде почти по пояс; кроме того, на берегу собралось немало зрителей.
   Де Гиш несколько мгновений размышлял. Но в его голове окончательно утвердилась мысль, что де Вард хочет привлечь свидетелей с целью возобновить разговор о принцессе и придать дуэли новый оборот. Поэтому он ничего не ответил, и когда де Вард в последний раз вопросительно посмотрел на него, он знаком дал ему понять, что предпочитает держаться принятых условий.
   Итак, двое противников пустились в путь, выехав из замка через те самые ворота, возле которых мы недавно видели Монтале и Маликорна.
   Словно для того, чтобы побороть зной, на темном небе собрались облака, и ночь медленно гнала их с востока на запад. Этот тяжелый свод, без просветов и без вспышек молний, давил на землю и начинал медленно разрушаться от порывов ветра, как огромное полотно.
   Падали крупные, теплые капли дождя и сбивали пыль в шарики. В то же время жаждущие влаги цветы, кустарники и деревья в предчувствии грезы распространяли крепкий аромат, навевавший сладкие воспоминания, мысли о юности, о вечной жизни, о счастье и любви.
   – Как хорошо пахнет земля, – проговорил де Вард, – она кокетничает с нами, стараясь привлечь к себе.
   – Кстати, – сказал де Гиш, – мне пришло в голову несколько мыслей, которыми я хочу поделиться с вами.
   – По поводу чего?
   – По поводу нашего поединка.
   – Действительно, мне кажется, что нам пора заняться им.
   – Это будет обыкновенная дуэль, согласно установленным правилам?
   – Скажите ваши условия.
   – Мы выберем удобную полянку, сойдем с лошадей, привяжем их к чему придется и встретимся без оружия. Потом каждый из нас отойдет на полтораста шагов и снова двинется навстречу другому.
   – Хорошо! Именно таким образом я убил в Сен-Дени бедного Фоливана три недели тому назад.
   – Извините, вы забываете одну подробность.
   – Какую?
   – Во время дуэли с Фоливаном вы шли друг на друга со шпагами в зубах и пистолетами в руках.
   – Это верно.
   – На этот раз, напротив, мы, по вашему желанию, снова сядем на коней и сшибемся; кто захочет, тот и будет стрелять первым.
   – Это самое лучшее, конечно. Но так как уже темно, то нужно ожидать больше промахов, чем днем.
   – Может быть. Каждый имеет право выстрелить три раза; для первых двух выстрелов пистолеты заряжены, для третьего – придется снова зарядить.
   – Отлично! Где же произойдет наша дуэль?
   – Вам хочется драться в каком-нибудь определенном месте?
   – Нет.
   – Вы видите впереди рощицу?
   – Рошен? Отлично.
   – Вам она известна?
   – Превосходно.
   – Значит, вы знаете, что посредине нее есть лужайка?
   – Да.
   – Поедем туда.
   – Хорошо!
   – Она похожа на огороженную площадку со всевозможными дорожками, тропинками, рвами, аллеями; словом, мы будем чувствовать себя таи превосходно.
   – Я согласен. Мы, кажется, приехали?
   – Да. Посмотрите, как чудесно. Звездный свет, как говорит Кортель, сконцентрирован на этом месте; естественной границей служат деревья, окружающие площадку точно стеной.
   – Хорошо! Действуйте, как вы сказали.
   – В таком случае точнее определим условия.
   – Вот мои условия; если у вас есть какие-нибудь возражения, скажите.
   – Слушаю.
   – Если будет убита лошадь, всадник может сражаться пешим.
   – Не возражаю, потому что у нас нет запасных лошадей.
   – Но другой дуэлянт не обязан сходить с лошади.
   – Другой дуэлянт волен действовать как ему угодно.
   – Сойдясь, противники могут не разъезжаться и, следовательно, стрелять друг в друга в упор.
   – Принято.
   – Три заряда, не больше, не правда ли?
   – Думаю, что этого довольно. Вот порох и пули для ваших пистолетов; отмерьте три заряда, возьмите три пули; я сделаю то же самое, потом мы рассыплем остаток пороха и выкинем пули.
   – И поклянемся крестом, – прибавил де Вард, – что у нас нет больше ни пороху, ни пуль?
   – Клянусь, – согласился де Гиш, подняв руку к небу.
   Де Вард последовал его примеру.
   – А теперь, милый граф, – сказал он, – позвольте мне заявить, что вам не удалось одурачить меня. Вы любовник или скоро будете любовником принцессы. Я отгадал вашу тайну, и вы боитесь, что я ее разглашу. Вы желаете убить меня, чтобы обеспечить мое молчание, – это так понятно, и на вашем месте я поступил бы точно так же.
   Де Гиш опустил голову.
   – Однако стоило ли, – торжествующим тоном продолжал де Вард, – навязывать мне еще эту неприятность с Бражелоном? Берегитесь, мой друг, загнанный в тупик дикий кабан приходит в бешенство; преследуемая лисица делается свирепой, как ягуар. Следовательно, доведенный вами до крайности, я буду отчаянно защищаться.
   – Это ваше право.
   – Да, но берегитесь, я наделаю вам много неприятностей. Например, вы догадываетесь, не правда ли, что я не был глуп и не запер мою тайну, вернее, вашу тайну, в своем сердце на замок? Один из моих друзей, человек очень умный, вы его знаете, посвящен в мою тайну; таким образом, поймите хорошенько: если вы меня убьете, моя смерть не принесет вам особенно большой пользы, между тем как, напротив, если я вас убью, гм!.. все возможно, вы понимаете?
   Де Гиш вздрогнул.
   – Если я вас убью, – продолжал де Вард, – то два врага принцессы приложат все усилия, чтобы ее погубить.
   – О, сударь, – вскричал взбешенный де Гиш, – не рассчитывайте на мою смерть! Одного из этих врагов я надеюсь убить сейчас, а другого при первом же удобном случае.
   Де Вард отвечал таким сатанинским хохотом, что человек суеверный испугался бы. Но де Гиш не был впечатлителен.
   – Мне кажется, – сказал он, – мы обо всем договорились, господин де Вард. Итак, выезжайте на место сражения, если не хотите, чтобы выехал я.
   – Нет, зачем же, – отвечал де Вард. – Я восхищен тем, что могу избавить вас от труда.
   И, пустив лошадь галопом, он пересек всю лужайку и остановился как раз напротив того места, которое занял де Гиш.
   Де Гиш не двигался. На расстоянии ста шагов противники, скрытые густой тенью вязов и каштанов, были совершенно не видны друг другу.
   В течение минуты царила полная тишина. Потом каждый услышал двойное щелканье пистолетных курков. Де Гиш, следуя обычной тактике, пустил лошадь в галоп, в уверенности, что плавное качание и быстрота движения защитят его. Он направился по прямой линии к тому месту, где, по его мнению, должен был находиться де Вард. На половине пути он рассчитывал встретиться с противником, но ошибся. Тогда он стал продолжать путь, предполагая, что де Вард ожидает его, не трогаясь с места.
   Но, проехав две трети поляны, он вдруг увидел, что площадка осветилась, и в то же мгновение пуля со свистом сбила перо, украшавшее его шляпу. Почти тотчас же за первым выстрелом, озарившим поляну, грянул второй выстрел, и вторая пуля угодила в голову лошади де Гиша, немного ниже уха. Животное упало.
   Эти два выстрела были неожиданностью Для де Гиша, ибо они раздались со стороны, противоположной гой, где он рассчитывал встретить де Варда; но так как он отличался большим самообладанием, то рассчитал свое падение, – впрочем, не вполне правильно, и его нога оказалась под лошадью.
   Когда лошадь начала биться в агонии, де Гишу удалось высвободить ногу.
   Почувствовав, что животное слабеет, он сунул пистолеты в кобуры, из боязни, чтобы они не выстрелили от падения и он не остался бы безоружным. Поднявшись, он снова вынул пистолеты и направился к тому месту, где при вспышке выстрелов увидел де Варда. Де Гиш сразу же разгадал маневр противника, в сущности, чрезвычайно простой.
   Вместо того чтобы двигаться навстречу де Гишу или же оставаться на месте и ждать его, де Вард отъехал по кругу шагов на пятнадцать, держась все время в тени, когда же противник появился на середине поляны, он хорошенько прицелился и выстрелил, причем теперь галоп лошади скорее помог ему, чем помешал.
   Мы уже знаем, что, несмотря на темноту, первая пуля пролетела всего на расстоянии пальца от головы де Гиша.
   Де Вард до такой степени был уверен в удаче, что ому показалось, будто де Гиш упал. Он крайне удивился, когда, вглядевшись, обнаружил, что всадник по-прежнему держится в седле. Тогда он поторопился выстрелить вторично, но рука его дрогнула, и он убил лошадь. Этот промах мог бы сослужить ему службу, если бы де Гиш остался лежать на земле, придавленный лошадью. Прежде чем граф высвободился бы, де Вард успел бы снова зарядить пистолет, и де Гиш оказался бы в полной его власти.
   Но де Гиш вскочил на ноги, и в его распоряжении были три выстрела. Де Гиш моментально оценил положение вещей. Нужно было предупредить де Варда. Он побежал, чтобы успеть приблизиться к противнику раньше, чем тот перезарядит пистолет.
   Де Вард увидел, что граф мчится как ураган. Пуля входила туго и не поддавалась давлению шомпола. Плохо зарядить – значило даром потерять последний выстрел. Зарядить хорошо – значило потерять время, или, вернее, потерять жизнь. Он пришпорил лошадь, и та поднялась на дыбы. Де Гиш повернулся, и в то мгновение, как лошадь опускалась, раздался выстрел, сбивший шляпу де Варда. Де Вард понял, что в его распоряжении несколько секунд; он воспользовался ими, чтобы зарядить пистолет.
   Де Гиш, видя, что его противник остался в седле, бросил первый пистолет, теперь уже ненужный, и двинулся к де Варду, подняв второй. Но не успел он сделать трех шагов, как де Вард прицелился в него и выстрелил.
   В ответ раздался гневный вопль; рука графа судорожно дернулась и повисла как плеть. Пистолет упал на землю.
   Де Вард увидел, как де Гиш наклонился, схватил пистолет левой рукой и сделал еще шаг вперед. Минута была роковая.
   – Я погиб, – прошептал де Вард, – он только ранен.
   Но в то мгновение, когда де Гиш прицеливался в де Варда, его голова, плечи и ноги вдруг ослабели. Он тяжело вздохнул и покатился к ногам лошади де Варда.
   – Готово! – прошептал тот.
   И, подобрав поводья, пришпорил лошадь, которая, перескочив через безжизненное тело, примчала де Варда в замок. Приехав туда, де Вард с четверть часа обдумывал положение. Он так торопливо покинул поле битвы, что даже не удостоверился, действительно ли де Гиш мертв.
   Два предположения возникали во взволнованном уме де Варда: де Гиш мог быть убит либо он только ранен. Если де Гиш убит, следовало ли оставлять его тело на съедение волкам? Это уже была бессмысленная жестокость, так как мертвый де Гиш не мог разгласить тайны дуэли. Если же он не убит, зачем, оставив его без помощи, прослыть дикарем, не способным к великодушию? Это последнее соображение одержало верх.
   Де Вард осведомился, где Маникан.
   Он узнал, что Маникан спрашивал о де Гише и, не найдя его, лег спать.
   Де Вард разбудил его и рассказал о дуэли; Маникан не произнес ни слова, но слушал с таким напряжением, какого трудно было ожидать от этого лентяя. Когда де Вард кончил, Маникан промолвил одно только слово:
   – Едем!
   По дороге воображение Маникана разыгрывалось, и, слушая подробности происшествия, он все больше мрачнел.
   – Итак, – сказал он, когда де Вард кончил, – вы считаете, что он мертв?
   – Увы, да!
   – И вы дрались без свидетелей?
   – Это было его желание.
   – Странно!
   – Вы находите, что это странно?
   – Да, это так мало похоже на господина де Гиша.
   – Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей правдивости?
   – Гм, гм!
   – Вы сомневаетесь?
   – Немного… Но мои сомнения увеличатся, если я увижу, что бедняга мертв.
   – Господин Маникан!
   – Господин де Вард!
   – Мне кажется, вы оскорбляете меня.
   – Это как вам угодно. Что делать! Мне никогда не нравились люди, которые являются и говорят: «Я убил такого-то или такого-то; это большое несчастье, но я убил его честно».
   – Тише, мы прибыли.
   Действительно, показалась поляна, и на открытом пространстве чернело неподвижное тело убитой лошади. Справа от лошади лежал ничком в траве бедный граф, залитый кровью. Он оставался на прежнем месте и, по-видимому, не сделал за это время ни одного движения.
   Маникан бросился на колени, приподнял графа и убедился, что он холоден и весь в крови. Он снова опустил его. Потом, нагнувшись, он стал шарить кругом и нашел пистолет де Гиша.
   – Увы! – сказал он, поднимаясь, бледный, как привидение, с пистолетом в руках. – Увы, вы не ошиблись, он действительно мертв!
   – Мертв? – повторил де Вард.
   – Да, и его пистолет заряжен, – прибавил Маникан, показывая на дуло.
   – Да ведь я же сказал вам, что выстрелил в него тогда, когда он целился в меня.
   – Уверены ли вы, что вы дрались с ним на дуэли, господин де Вард?
   Признаться, я очень опасаюсь, не было ли здесь простого убийства. Нет, нет, выслушайте меня! Вы стреляли три раза, а его пистолет заряжен! Вы убили его лошадь и его самого, а он, де Гиш, один из лучших стрелков Франции, не попал ни в вас, ни в вашу лошадь! Право, господин де Вард, вы привели меня сюда на свое несчастье, пролитая вами кровь ударила мне в голову; я словно опьянел, и, клянусь честью, раз уж представился случай, я размозжу вам череп; господин де Вард, помолитесь за свою душу!
   – Господин де Маникан, вы шутите!
   – Напротив, говорю совершенно серьезно.
   – Вы меня убьете?
   – Без всякого угрызения совести, по крайней мере, в настоящую минуту.
   – Вы дворянин?
   – Я был пажом, значит, дворянин.
   – Дайте мне тогда возможность защищаться.
   – Чтобы вы поступили и со мной так же, как с беднягой де Гишем?
   И Маникан, вынув свой пистолет, нахмурил брови и навел его на грудь де Варда. Де Вард не пробовал даже бежать, настолько он был огорошен.
   Среди воцарившейся зловещей тишины, которая показалась де Варду вечностью, вдруг раздался вздох.
   – Вы слышите, – вскричал де Вард, – он жив, жив! На помощь, господин де Гиш! Меня хотят убить!
   Маникан попятился и увидел, что граф с трудом приподнялся, опираясь на руку. Маникан отшвырнул пистолет и с радостным криком подбежал к другу.
   Де Вард вытер холодный пот, выступивший у него на лбу.
   – Вовремя же он очнулся! – прошептал он.
   – Что с вами? – спросил Маникан у де Гиша. – Куда вы ранены?
   Де Гиш показал ему изувеченные пальцы и окровавленную грудь.
   – Граф! – вскричал де Вард. – Меня обвиняют в совершении убийства.
   Умоляю вас, засвидетельствуйте, что я дрался честно.
   – Это правда, – прошептал раненый – Господин де Вард дрался честно, и кто будет это отрицать, станет моим врагом.
   – Сначала помогите мне, сударь, отнести этого беднягу домой, – попросил Маникан, – а потом я дам вам какое угодно удовлетворение, или же, если вы слишком торопитесь, перевяжем рану графа нашими носовыми платками и потом выпустим две оставшиеся пули.
   – Благодарю вас, – сказал де Вард. – В течение одного часа я два раза смотрел смерти в лицо; она очень безобразна, и я предпочитаю получить от вас извинения.
   Маникан рассмеялся, и его примеру последовал де Гиш, несмотря на физические страдания.
   Молодые люди хотели отнести графа, но тот заявил, что чувствует себя достаточно сильным и может идти сам Пуля разбила ему безымянный палец и мизинец и скользнула по ребру, но не проникла в грудь. Таким образом, де Гиш потерял сознание скорее от боли, чем от раны.
   Маникан поддерживал его под руку с одной стороны, де Вард – с другой; так они отвели его в Фонтенбло, к тому самому врачу, который был вызван к умирающему францисканцу, чью власть унаследовал Арамис.

Глава 21.
КОРОЛЕВСКИЙ УЖИН

   В это время король сидел за столом, и немногочисленные приглашенные заняли места возле него, после того как он обычным жестом пригласил их садиться.
   Хотя в эти годы этикет еще не был установлен окончательно, французский двор совершенно порвал с традициями простоты и патриархальной приветливости, которые можно было еще наблюдать при Генрихе IV; подозрительность Людовика XIII мало-помалу изгнала их и заменила внешней пышностью, маскировавшей ничтожество этого короля.
   Людовик XIV сидел за отдельным столиком, который, точно председательская кафедра, возвышался над соседними столами, столиком, сказали мы; поспешим, однако, прибавить, что этот столик был все же больше остальных. Кроме того, он был весь заставлен множеством разнообразных блюд: рыбой, дичью, мясом, фруктами, овощами и вареньями.
   Молодой и сильный король, страстный охотник, большой любитель различных физических упражнений, обладал вдобавок горячей кровью, как все Бурбоны; а известно, что от этого пищеварение совершается быстро и аппетит скоро появляется вновь.
   Людовик XIV был грозный сотрапезник; он любил критиковать своих поваров, но когда они ему угождали, но он не знал границ в своих похвалах.
   Сначала король съедал несколько супов, либо сливая их вместе и приготовляя что-то вроде маседуана, либо пробуя в отдельности и перемежая бокалом старого вина.
   Ел он быстро и довольно жадно.
   Портос ожидал сигнала д'Артаньяна, по которому следовало приступать к ужину, но, посмотрев на короля, он вполголоса заметил мушкетеру:
   – Мне кажется, можно начинать. Его величество дает ободряющий пример.
   Посмотрите-ка.
   – Король ест, – сказал д'Артаньян, – но в то же время разговаривает; устройтесь так, чтобы, если он случайно обратится к вам, у вас рот не был бы набит: это невежливо и некрасиво.
   – Тогда лучше не ужинать, – вздохнул Портос. – Между тем, сознаюсь, я голоден. А тут все пахнет так соблазнительно и щекочет мне сразу и обоняние и аппетит.
   – И не думайте, пожалуйста, не прикасаться к кушаньям, – улыбнулся д'Артаньян. – Вы оскорбите его величество. Король обыкновенно говорит, что хорошо работает тот, кто хорошо ест, и не любит, чтобы у него за столом плохо ели.
   – Как же можно сидеть с пустым ртом, когда ешь? – спросил Портос.
   – Да очень просто, – усмехнулся капитан мушкетеров, – нужно только проглотить все, что будет во рту, когда король неожиданно обратится к вам.
   – Отлично.
   После этого разговора Портос принялся за кушанья с умеренным энтузиазмом.
   Король время от времени посматривал на присутствующих и с видом знатока оценивал способности нового гостя.
   – Господин дю Баллон! – обратился он к нему.
   В это время Портос был занят рагу из зайца и только что положил в рот половину заячьей спинки. Услыхав свое имя, он вздрогнул и мощным движением глотки отправил кусок в желудок.
   – Слушаю, государь, – пробормотал Портос приглушенным голосом, но довольно внятно.
   – Пусть господину дю Валлону передадут это филе из барашка, – приказал король. – Вы любите барашка, господин дю Валлон?
   – Государь, я люблю все, – отвечал Портос.
   – Все, что мне предлагает ваше величество, – подсказал д'Артаньян.
   Король одобрительно кивнул головой.
   – Кто много работает, много ест, – продолжал король, восхищенный тем, что у него нашелся такой могучий сотрапезник, как Портос.
   Портос получил блюдо с барашком и отвалил часть себе на тарелку.
   – Ну, каково? – спросил король.
   – Отменно! – спокойно отвечал Портос.
   – Есть ли такие нежные барашки в вашей провинции, господин дю Валлон?
   – продолжал спрашивать король.
   – Государь, – сказал Портос, – мне кажется, что в моей провинции, как и повсюду, все лучшее принадлежит королю. Кроме того, я ем барашка иначе, чем это делает ваше величество.
   – Как же вы едите его?
   – Обыкновенно я велю приготовить себе целого барашка.
   – Целого?
   – Да, государь.
   – Каким же образом?
   – А вот каким. Мой повар – он немец, государь, – мой повар начиняет барашка сосисками, которые он выписывает из Страсбурга; колбасками, которые заказывает в Труа; жаворонками, которые он получает из Питивье. Не знаю уж каким способом он снимает мясо барашка с костей, как курятину, оставляя при этом кожу, которая образует поджаренную корочку. Когда барашка режут ломтями, как огромную колбасу, изнутри течет розовый сок, и на вид приятный и на вкус восхитительный.
   И Портос прищелкнул языком.
   Король слушал с широко открытыми глазами и, принимаясь за поданного ему тушеного фазана, заметил:
   – Вот это едок, которому я позавидовал бы. Каково! Целого барашка!
   – Да, государь, целого!
   – Подайте этих фазанов господину дю Валлону; я вижу, он знаток.
   Приказание было выполнено.
   Затем, возвращаясь к барашкам, король спросил:
   – А это не слишком жирно?
   – Нет, государь; жир вытекает вместе с соком и плавает сверху; тогда мой стольник собирает его серебряной ложкой, нарочно для этого приготовленной.
   – Где вы живете? – поинтересовался король.
   – В Пьерфоне, государь.
   – В Пьерфоне? Где это, господин дю Валлон, недалеко от Бель-Иля?
   – Нет, государь, Пьерфон недалеко от Суасона.
   – А я думал, что вы говорите мне о барашках, которые пасутся на приморских лугах.
   – Нет, государь; луга мои хоть и не приморские, но ничуть не уступают им.
   – У вас превосходный аппетит, господин дю Валлон! С вами приятно сидеть за столом.
   – Ах, государь! Если бы ваше величество когда-нибудь посетили Пьерфон, мы съели бы вдвоем барашка, потому что и вы не можете пожаловаться на аппетит.
   Д'Артаньян энергично толкнул Портоса под столом. Портос покраснел.
   – В счастливом возрасте вашего величества, – заговорил Портос, чтобы поправиться, – я служил в мушкетерах, и ничто не могло меня насытить. У вашего величества превосходный аппетит, но ваше величество слишком разборчивы для того, чтобы вас можно было назвать большим едоком.
   Вежливость сотрапезника, по-видимому, очень понравилась королю.
   – Вы отведаете этих сливок? – спросил он Портоса.
   – Государь, ваше величество обращаетесь со мной так милостиво, что я открою вам всю правду.
   – Скажите, господин дю Валлон, скажите!
   – Из сладких блюд, государь, я признаю только мучные, да и то нужно, чтобы они были очень плотны; от всех этих муссов у меня вздувается живот, и они занимают слишком много места, которым я дорожу и не люблю тратить на пустяки.