Дюма Александр. Виконт де Бражелон или десять лет спустя

   – Допустим. Однако хотя мы и не сильны в политике, мы все же настолько смыслим в ней, чтобы видеть, что у господина де Бражелона нет здесь никакого серьезного дела.
   – Послушай, – сказала Стюарт с деланной важностью. – Я, так и быть, выдам тебе государственную тайну. Хочешь, я перескажу тебе верительное письмо короля Людовика Четырнадцатого к его величеству Карлу Второму, привезенное господином Бражелоном?
   – Конечно, хочу.
   – Вот оно: «Брат мой! Я посылаю вам придворного, сына человека, которого вы любите. Прошу вас хорошо принять его и внушить ему любовь к Англии».
   – Только и всего?
   – Да… или что-то в этом роде. Не отвечаю за точность выражений, но смысл такой.
   – И что же отсюда следует? Или, верное, какой вывод сделал король?
   – Что у его величества, короля Франции, был какой-то повод удалить господина де Бражелона и женить его… где-нибудь за пределами Франции.
   – Значит, благодаря этому письму…
   – Как тебе известно, король и – Кольбер принял господина де Бражелона великолепно и по-дружески; он предоставил ему лучшую комнату в Уайт-Холле, и так как ты являешься теперь украшением двора, ты отвергла любовь короля… полно, не красней… то король пожелал расположить тебя к французу и поднести ему прекрасный подарок. Вот почему ты – наследница трехсот тысяч, будущая герцогиня, красивая и добрая – участвуешь, по желанию короля, во всех прогулках, предпринимаемых господином де Бражелоном. Словом, тут устроено нечто вроде заговора. И вот, если ты хочешь поджечь фитиль, я даю тебе огонь.
   Мисс Мэри очаровательно улыбнулась и пожала руку подруги:
   – Поблагодари короля.
   – Непременно. Но берегись, господин Бекингэм ревнив! – погрозила Стюарт.
   Не успела она произнести эти слова, как из одного павильона на террасе появился герцог и, подойдя к дамам, с улыбкой сказал:
   – Вы ошибаетесь, мисс Люси. Я не ревнив, и вот вам доказательство, мисс Мэри: вон там мечтает в одиночестве виконт де Бражелон, который, по-вашему, должен быть причиной моей ревности. Бедняга! Надеюсь, что вы не откажетесь разделить его одиночество, а я хочу побеседовать наедине с мисс Люси Стюарт.
   И, поклонившись Люси, герцог прибавил:
   – Разрешите мне предложить вам руку и проводить к королю, который ждет вас.
   С этими словами Бекингэм увел мисс Люси Стюарт.
   Оставшись одна, Мэри Грефтон сидела несколько мгновений неподвижно, потупив голову с грацией, свойственной молоденьким англичанкам; глаза ее были нерешительно устремлены на Рауля, а в сердце шла борьба, о которой можно было судить по тому, что ее щеки то бледнели, то алели. Наконец она, по-видимому, решилась и довольно твердыми шагами подошла к скамейке, на которой, как сказал герцог, Рауль мечтал в одиночестве.
   Как ни легки были шаги мисс Мэри, звук их привлек внимание Рауля. Он оглянулся, заметил молодую девушку и пошел ей навстречу.
   – Меня к вам послали, сударь, – заговорила Мэри Грефтон, – вы меня принимаете?
   – Кому же я обязан таким счастьем, мадемуазель, – спросил Рауль.
   – Господину Бекингэму, – с притворной веселостью поклонилась Мэри.
   – Герцогу Бекингэму, который так добивается вашего драгоценного общества? Возможно ли, мадемуазель?
   – Право, сударь, как видите, все сговорились устроить так, чтобы мы проводили вместе лучшую или, вернее, большую часть дня. Вчера король мне приказал быть за столом подле вас; сегодня герцог предлагает мне посидеть с вами на скамейке.
   – И он ушел, чтобы освободить место? – в смущении произнес Рауль.
   – Посмотрите на поворот аллеи: он уходит с мисс Стюарт. Скажите, виконт, у вас во Франции кавалеры тоже оказывают такие любезности?
   – Я не могу, мадемуазель, сказать вам в точности, что делают во Франции, потому что меня едва ли можно назвать французом. Я побывал во многих странах, почти всегда в качестве солдата; кроме того, я провел много времени в деревне. Я настоящий дикарь.
   – Англия вам не нравится, не правда ли?
   – Не знаю, – рассеянно и со вздохом отвечал Рауль.
   – Как не знаете?
   – Простите, – поспешно проговорил Рауль, встряхивая головой и собираясь с мыслями. – Простите, я не расслышал.
   – Ах, – вздохнула девушка, – напрасно герцог Бекингэм прислал меня сюда!
   – Напрасно? – с живостью спросил Рауль. – Да, вы правы, я человек угрюмый, вам со мной скучно. Господину Бекингэму не следовало посылать вас ко мне.
   – Именно потому, что мне не скучно с вами, – возразила Мэри своим нежным голосом, – господину Бекингэму не следовало посылать меня к вам.
   Рауль смутился и покраснел.
   – Каким образом господин Бекингэм мог послать вас ко мне? Ведь он вас любит, и вы его любите…
   – Нет, – отвечала Мэри, – нет, герцог Бекингэм не любит меня, он любит герцогиню Орлеанскую; что же касается меня, то я не питаю никаких чувств к герцогу.
   Рауль с удивлением посмотрел на девушку.
   – Вы друг герцога, виконт? – спросила она.
   – Герцог удостаивает меня чести называть своим другом, с тех пор как мы познакомились с ним во Франции.
   – Значит, вы простые знакомые?
   – Нет; потому что герцог Бекингэм близкий друг человека, которого я люблю, как брата.
   – Графа де Гиша?
   – Да, мадемуазель.
   – Который влюблен в герцогиню Орлеанскую?
   – Что вы говорите?
   – И любим ею, – спокойно закончила девушка.
   Рауль опустил голову; мисс Мэри Грефтон продолжала со вздохом:
   – Они очень счастливы… Покиньте меня, господин де Бражелон, потому что герцог весьма неудачно предложил меня вам в спутницы. Ваше сердце занято другой, и вы дарите мне ваше внимание, как милостыню. Сознайтесь, сознайтесь… Было бы дурно с вашей стороны, виконт, не сказать правды.
   – Извольте, я сознаюсь.
   Грефтон взглянула на него. Бражелон держался так просто и был так красив, в глазах его светилось столько прямоты и решимости, что мисс Мэри не могла заподозрить его в невежливости или глупости. Она поняла, что Рауль любит другую, любит самым искренним образом!
   – Да, конечно, – проговорила она. – Вы влюблены в какую-нибудь француженку.
   Рауль поклонился.
   – Герцог знает о вашей любви?
   – О ней никто не знает, – отвечал Рауль.
   – Почему же вы сказали об этом мне?
   – Мадемуазель…
   – Признайтесь.
   – Не могу.
   – Значит, первый шаг придется сделать мне. Вы не хотите говорить, так как убеждены теперь, что я не люблю герцога, что я, может быть, полюбила бы вас. Вы искренний и скромный человек, не желающий профанировать настоящее чувство; вы предпочли сказать мне, несмотря на вашу молодость и мою красоту: «Моя любовь во Франции». Благодарю вас, господин де Бражелон, вы благородный человек, и я впредь буду еще больше любить вас… по-дружески. Но довольно обо мне, поговорим о вас. Забудьте, что мисс Грефтон говорила вам о себе, скажите мне лучше, почему вы печальны, почему за последние дни вы стали грустить еще больше?
   Рауль был до глубины сердца взволнован этим нежным и задушевным голосом; он не нашелся, что ответить, и Мэри снова пришла ему на помощь.
   – Пожалейте меня, – сказала она. – Моя мать была француженка. Значит, я могу сказать, что по крови и душой я француженка. Но над моей французской пылкостью вечно расстилается английский туман и английская хандра. Именно у меня рождаются золотые грезы об упоительном счастье, но туман окутывает их, и они истаивают. Так произошло и теперь. Простите, довольно об этом, дайте мне вашу руку и поведайте другу о своих горестях.
   – Вы говорите, что вы француженка душой и по крови?
   – Да, моя мать была француженкой, а мой отец, друг короля Карла Первого, эмигрировал во Францию; таким образом, во время суда над королем и правления Кромвеля я воспитывалась в Париже. После реставрации Карла Второго мой отец вернулся в Англию и почти тотчас же умер. Тогда король пожаловал мне титул герцогини и увеличил мои владения.
   – У вас есть родственники во Франции?
   – Есть сестра, которая старше меня на семь или восемь лет; она вышла замуж во Франции и успела уже овдоветь. Это маркиза де Бельер.
   Рауль встал с места.
   – Вы ее знаете?
   – Я слышал это имя.
   – Она тоже любит, и ее последние письма говорят мне, что она счастлива. У меня, как я уже сказала вам, господин де Бражелон, половина ее души, но нет и сотой доли ее счастья. Поговорим теперь о вас. Кого вы любите во Франции?
   – Одну милую девушку, чистую и нежную, как лилия.
   – Но если она тоже любит вас, то почему вы печальны?
   – До меня дошли слухи, что она меня больше не любит.
   – Надеюсь, вы им не верите?
   – Письмо, в котором сообщается об этом, не подписано.
   – Аноним! Тут кроется предательство, – проговорила мисс Грефтон.
   – Взгляните, – сказал Рауль, подавая девушке сто раз прочитанную им записку.
   Мэри Грефтон взяла листок и прочла:
   «Виконт, вы хорошо делаете, что развлекаетесь с придворными красавицами в Англии, потому что при дворе короля Людовика Четырнадцатого замок вашей любви осажден. Оставайтесь поэтому в Лондоне навсегда, бедный виконт, или скорее возвращайтесь в Париж».
   – Без подписи? – спросила Мэри.
   – Без подписи.
   – Значит, не верьте.
   – Но я получил еще одно письмо.
   – От кого?
   – От господина де Гиша.
   – О, это другое дело! Что же он вам пишет?
   – Читайте.
 
    «Друг мой, я ранен, болен. Вернитесь, Рауль, вернитесь!
    Де Гиш».
 
   – Что же вы собираетесь делать? – спросила Мэри, у которой замерло сердце.
   – Получив это письмо, я хотел было тотчас же испросить согласия короля на отъезд.
   – Когда же вы получили письмо?
   – Позавчера.
   – На нем стоит пометка «Фонтенбло».
   – Странно, не правда ли? Двор в Париже. Словом, я уехал бы. Но когда я обратился к королю с просьбой об отъезде, он рассмеялся и сказал:
   «Господин посол, почему вы решили уехать? Разве ваш государь отзывает вас?» Я покраснел, смутился. В самом деле, король послал меня сюда, и я не получил от него приказания вернуться.
   Мэри сдвинула брови и задумалась.
   – И вы остаетесь? – поразилась она.
   – Приходится, мадемуазель.
   – А та, кого вы любите…
   – Да?
   – Она вам писала?
   – Ни разу.
   – Ни разу? Значит, она вас не любит?
   – По крайней мере, со времени моего отъезда в Англию она не прислала ни одного письма.
   – А прежде писала?
   – Иногда… О, я уверен, ей что-нибудь помешало!
   – Вот и герцог: ни слова о нашем разговоре!
   Действительно, в конце аллеи показался герцог; он был один и с улыбкой подошел к собеседникам, протягивая им руку.
   – Договорились? – поинтересовался он.
   – О чем? – удивилась Мэри Грефтон.
   – О том, что может сделать вас счастливой, дорогая Мэри, и рассеять грусть Рауля.
   – Я не понимаю вас, милорд, – произнес Рауль.
   – Разрешите мне говорить при виконте, мисс Мэри? – с улыбкой попросил Бекингэм.
   – Если вы хотите сказать, – гордо отвечала Мэри, – что я готова была полюбить господина де Бражелона, то не трудитесь. Я сама уже сказала ему об этом.
   Немного подумав, Бекингэм без всякого смущения ответил:
   – Я оставил вас с виконтом именно потому, что знаю ваш тонкий ум и деликатность; его больное сердце может исцелить только такой искусный врач, как вы.
   – Но ведь прежде, чем заговорить о сердце господина де Бражелона, вы говорили мне о вашем собственном. Значит, вы хотите, чтобы я принялась лечить сразу два сердца?
   – Это правда, мисс Мэри. Но вы должны признать, что я быстро отказался от вашей помощи, убедившись в неизлечимости своей раны.
   Мэри на мгновение задумалась.
   – Милорд, – продолжала она, – господин де Бражелон счастлив. Он любит и любим. Следовательно, и ему не нужно врача.
   – Господина де Бражелона, – сказал Бекингэм, – ждет тяжелая болезнь, и ему больше, чем когда-нибудь, понадобится заботливое лечение.
   – Что вы имеете в виду, милорд? – с живостью спросил Рауль.
   – Вам я ничего не скажу. Но если вы желаете, я посвящу мисс Мэри в такие вещи, которых вам нельзя слышать.
   – Милорд, вы что-то знаете и подвергаете меня пытке!
   – Я знаю, что мисс Мэри Грефтон самое очаровательное создание, какое может встретить на своем пути больное сердце.
   – Милорд, я уже сказала вам, что виконт де Бражелон любит другую, проговорила Мэри.
   – Напрасно.
   – Вы что-то скрываете, герцог! Объясните, почему я люблю напрасно?
   – Но кого же он любит? – вскричала Мэри.
   – Он любит женщину, недостойную его, – спокойно отвечал Бекингэм с флегматичностью, которая свойственна только англичанам.
   Мисс Мэри Грефтон вскрикнула, и ее порыв не меньше, чем слова Бекингэма, поверг Бражелона в трепет.
   – Герцог, вы произнесли слова, объяснения которых я, не медля ни секунды, отправляюсь искать в Париже.
   – Вы останетесь здесь, – твердо произнес Бекингэм.
   – Я?
   – Да, вы.
   – Почему же?
   – Да потому, что вы не имеете права уехать, и поручения, данного королем, не бросают ради женщины, хотя бы она была так же достойна любви, как Мэри Грефтон.
   – В таком случае объясните мне все.
   – Хорошо. Но вы останетесь?
   – Да, если вы будете со мной откровенны.
   Бекингэм открыл уже рот, чтобы рассказать все, что он знал, но в эту минуту в конце террасы показался лакей и подошел к павильону, в котором находился король с мисс Люси Стюарт. За лакеем следовал запыленный курьер, очевидно, всего только несколько минут тому назад ступивший на землю.
   – Курьер из Франции! От принцессы! – вскричал Рауль, узнав ливрею слуг принцессы.
   Курьер попросил доложить о себе королю: герцог СЕ мисс Грефтон обменялись многозначительными взглядами.

Глава 45.
КУРЬЕР ПРИНЦЕССЫ

   Карл II доказывал или пытался доказать мисс Стюарт, что он думает только о ней; он обещал ей такую же любовь, какую его дед, Генрих IV, испытывал к Габриэли. К несчастью для Карла II, он неудачно выбрал день, ибо как раз в этот день мисс Стюарт вздумала заставить его ревновать.
   Поэтому, выслушав уверения короля, она совсем не растрогалась, как надеялся Карл II, а звонко расхохоталась.
   – Ах, государь, государь! – со смехом воскликнула она. – Если бы я захотела попросить у вас доказательства вашей любви, как мне было бы легко уличить вас во лжи.
   – Послушайте, – сказал ей Карл, – вы знаете мои картины Рафаэля, знаете, как я ими дорожу. Все мне завидуют. Вы знаете также, что мой отец купил их через Ван-Дейка. Хотите, я сегодня же прикажу отнести их к вам?
   – Нет, – отвечала мисс Стюарт, – держите их у себя, государь, мне негде поместить таких знатных гостей.
   – В таком случае я подарю вам Гемптон-Корт.
   – К чему такая щедрость, государь, лучше любите подольше, вот все, чего я от вас прошу.
   – Я буду любить вас всегда. Довольно этого?
   – Вы смеетесь, государь.
   – Разве вы хотите, чтобы я плакал?
   – Нет, но мне хотелось бы видеть вас в более меланхолическом настроении.
   – Боже сохрани, красавица. Я уже достаточно погоревал: четырнадцать лет изгнания, бедности, унижений! Мне кажется, долг уплачен; кроме того, меланхолия нам не к лицу.
   – Вы ошибаетесь: взгляните на молодого француза.
   – На виконта де Бражелона? Вы тоже? Вот проклятие! Видно, все мои дамы с ума сойдут из-за него. Но ведь у него есть причина для меланхолии.
   – Какая?
   – Вы хотите, чтобы я выдал вам государственную тайну?
   – Да, хочу; ведь вы сказали, что готовы сделать все, чего я пожелаю.
   – Ну, хорошо, ему здесь скучно. Довольны вы?
   – Ему скучно?
   – Да. Разве это не доказывает, что он глуп?
   – Почему же глуп?
   – Да как же! Посудите: я ему позволяю любить мисс Мэри Грефтон, а он скучает!
   – Мило! Значит, если бы мисс Люси Стюарт не любила вас, вы утешились бы, полюбив мисс Мэри Грефтон?
   – Я этого не говорю. Ведь вы отлично знаете, что Мэри Грефтон меня не любит, а утратив любовь, человек утешается, только найдя новую любовь.
   Но, повторяю, речь идет не обо мне, а об этом молодом человеке. Правда, подумаешь, что та, кого он покидает – Елена; понятно, Елена до Париса.
   – Значит, этот молодой человек кого-то покидает?
   – Вернее, его покидают.
   – Бедняга! Ну что ж, поделом!
   – Почему поделом?
   – А зачем он уехал?
   – Вы думаете, он уехал по своей воле?
   – Неужели его заставили?
   – Ему приказали, дорогая Стюарт; он уехал из Парижа по приказанию.
   – По чьему же приказанию?
   – Угадайте.
   – По приказанию короля?
   – Именно.
   – Вы мне открываете глаза.
   – По крайней мере, никому не говорите об этом.
   – Вы знаете, что я сдержаннее иного мужчины. Итак, его услал король?
   – Да.
   – Ив его отсутствие похищает его возлюбленную?
   – Да, и представьте, бедный мальчик, вместо того чтобы благодарить короля, жалуется!
   – Благодарить короля за похищение возлюбленной? Разве можно говорить такие вещи при женщинах, особенно при любовницах, государь?
   – Но поймите меня: если бы та, кого отнимает у него король, была мисс Грефтон или мисс Стюарт, я разделял бы его мнение и даже считал бы, что он мало горюет; но это какая-то чахоточная хромоножка… К черту верность, как говорят во Франции! Отказываться от богатой ради бедной, от любящей ради обманщицы, – да виданное ли это дело?
   – А вы думаете, государь, что Мэри действительно хочет понравиться виконту?
   – Думаю.
   – Тогда виконт привыкнет к Англии. Мэри девушка с головой и добьется своего.
   – Боюсь, дорогая мисс Стюарт, что этого не будет: только вчера виконт просил у меня разрешения уехать.
   – И вы ему отказали?
   – Еще бы; Людовик очень желал его увидеть, а мое самолюбие теперь задето; я не хочу, чтобы говорили, будто я предложил этому юноше самую соблазнительную приманку в Англии…
   – Вы очень любезны, государь, – с очаровательной улыбкой сказала мисс Стюарт.
   – Разумеется, мисс Стюарт не в счет, – извинился король. – Она приманка королевская, и раз я попался на нее, надеюсь, никто другой на нее не покусится… Итак, я не хочу понапрасну строить глазки этому юнцу; он останется здесь и здесь женится, клянусь вам!..
   – И надеюсь, когда женится, не станет сердиться на ваше величество, а будет вам признателен. Здесь все наперерыв стараются угодить ему, даже господин Бекингэм, который – невероятная вещь! – уступает ему дорогу.
   – И даже мисс Стюарт, которая называет его очаровательным!
   – Послушайте, государь, вы достаточно хвалили мне мисс Грефтон, разрешите же и мне похвалить немного господина де Бражелона. Кстати, с некоторых пор ваша доброта удивляет меня; вы думаете об отсутствующих, прощаете обиды, вы почти что совершенство. Откуда это?..
   Карл II рассмеялся.
   – Все это потому, что вы позволяете мне любить себя.
   – О, наверное, есть еще и другая причина!
   – Да, я оказываю любезность моему брату, Людовику Четырнадцатому.
   – И это не все.
   – Ну, если вы уж так добиваетесь, я вам скажу: Бекингэм поручил моему попечению этого юношу, сказав: «Государь, ради виконта де Бражелона я отказываюсь от мисс Грефтон; последуйте моему примеру».
   – О, герцог – рыцарь, что и говорить!
   – Полно! Теперь вы стали расхваливать Бекингэма. Кажется, вы намерены извести меня сегодня.
   В этот момент в дверь постучали.
   – Кто смеет беспокоить нас?
   – Право, государь, – сказала Стюарт, – ваше «кто смеет» чересчур самонадеянно, и чтобы наказать вас…
   Она сама подошла к двери и открыла ее.
   – Ах, это курьер из Франции! Может быть, от моей сестры? – вскричал Карл.
   – Да, государь – поклонился лакей – с чрезвычайным поручением.
   – Пусть войдет поскорее, – приказал Карл.
   Курьер вошел.
   – У вас письмо от ее высочества герцогини Орлеанской?
   – Да, государь, – отвечал курьер, – и настолько спешное, что я затратил только двадцать шесть часов на доставку его вашему величеству, причем потерял в Кале три четверти часа.
   – Ваше усердие будет вознаграждено, – сказал король, вскрывая письмо.
   Прочитав его, он расхохотался.
   – Право, я ничего не понимаю.
   И снова прочитал письмо.
   Мисс Стюарт держалась почтительно, подавляя жгучее любопытство.
   – Френсис, – обратился король к лакею, – велите угостить курьера и уложите его спать, а завтра у изголовья он найдет кошелек с пятьюдесятью луидорами.
   – Государь!
   – Ступай, друг мой, ступай! У моей сестры были основания торопить тебя; дело спешное.
   И он расхохотался еще громче.
   Курьер, камердинер и сама мисс Стюарт не знали, как держаться.
   – Ах! – воскликнул король, откидываясь на спинку кресла. – Подумать только, что ты загнал… сколько лошадей?
   – Двух.
   – Двух лошадей, чтобы привезти это известие! Ступай, друг мой, ступай.
   Курьер удалился в сопровождении камердинера.
   Карл II подошел к окну, открыл его и, высунувшись наружу, крикнул:
   – Герцог Бекингэм, дорогой Бекингэм, идите скорее сюда!
   Герцог поспешил на зов, но, увидев мисс Стюарт, остановился на пороге, не решаясь войти.
   – Войди же, герцог, и запри за собой дверь.
   Бекингэм повиновался и, видя, что король весел, с улыбкой подошел к нему.
   – Ну, дорогой герцог, как твои дела с французом?
   – Я почти в отчаянии, государь.
   – Почему?
   – Потому что очаровательная мисс Грефтон хочет выйти за него замуж, а он не желает жениться на ней.
   – Да этот француз какой-то простак! – воскликнула мисс Стюарт. Пусть он скажет да или нет. Нужно этому положить конец.
   – Но вы знаете или должны знать, сударыня, – серьезно произнес герцог, – что господин де Бражелон любит другую.
   – В таком случае, – заметил король, приходя на помощь мисс Стюарт, пусть он попросту скажет нет.
   – А я ему все время доказывал, что он поступает дурно, не говоря да!
   – Значит, ты сообщил ему, что Лавальер его обманывает?
   – Да, совершенно недвусмысленно.
   – Что же он сказал в ответ?
   – Так подпрыгнул, точно собирался перескочить Ла-Манш.
   – Наконец-то он сделал хоть что-нибудь! – вздохнула мисс Стюарт. – И то хорошо.
   – Но я удержал его, – продолжал Бекингэм, – я оставил его с мисс Мэри и надеюсь, что теперь ни не уедет, как собирался.
   – Он собирался ехать? – воскликнул король.
   – Одно мгновение мне казалось, что никакими человеческими силами его невозможно будет удержать; но глаза мисс Мэри устремлены на него: он останется.
   – Вот ты и ошибся, Бекингэм! – сказал король, снова расхохотавшись. Этот несчастный обречен.
   – Обречен на что?
   – На то, чтобы быть обманутым или еще хуже: собственными глазами удостовериться в этом.
   – На расстоянии и с помощью мисс Грефтон удар будет ослаблен.
   – Ничуть; ему не придет на помощь ни расстояние, ни мисс Грефтон.
   Бражелон отправится в Париж через час.
   Бекингэм вздрогнул, мисс Стюарт широко открыла глаза.
   – Но ведь ваше величество знаете, что это невозможно, – пожал плечами герцог.
   – Увы, дорогой Бекингэм, теперь невозможно обратное.
   – Государь, представьте, что этот молодой человек – лев.
   – Допустим.
   – И что гнев его ужасен.
   – Не спорю, друг мой.
   – И если он увидит свое несчастье воочию, тем хуже для виновника этого несчастья.
   – Очень может быть. Но что же делать?
   – Будь этим виновником сам король, – вскричал Бекингэм, – я не поручился бы за его безопасность!
   – О, у короля есть мушкетеры, – спокойно проговорил Карл. – Я знаю, что это такое: мне самому приходилось дожидаться в передней в Блуа. У него есть господин д'Артаньян. Вот это телохранитель! Я не побоялся бы двадцати разъяренных Бражелонов, если бы у меня было четверо таких стражей, как д'Артаньян!
   – Все же, ваше величество, подумайте об этом, – настаивал Бекингэм.
   – Вот смотри, – ответил Карл II, протягивая письмо герцогу, – и суди сам. Как бы ты поступил на моем месте?
   Бекингэм взял письмо принцессы и медленно прочитал его, дрожа от волнения:
 
    «Ради себя, ради меня, ради чести и благополучия всех немедленно отошлите во Францию виконта де Бражелона.
    Преданная вам сестра Генриетта».
 
   – Что ты на ото скажешь, герцог?
   – Ей-богу, ничего, – отвечал ошеломленный Бекингэм.
   – Неужели ты посоветуешь мне, – с ударением произнес король, – не послушаться моей сестры, когда она так настойчиво просит меня?
   – Боже сохрани, государь, и все же…
   – Ты не прочитал приписки, герцог; она внизу, и я сам не сразу заметил ее, читай.
   Герцог развернул лист и прочитал:
 
    «Тысяча приветствий тем, кто меня любит».
 
   Герцог побледнел и поник головой; листок задрожал в его пальцах, точно бумага превратилась в тяжелый свинец.
   Король подождал с минуту и, видя, что Бекингэм молчит, заговорил:
   – Итак, пусть он повинуется своей судьбе, как мы повинуемся нашей.
   Каждый должен перенести свою меру страданий: я уже отстрадал за себя и за своих, я нес двойной крест. Теперь к черту заботы! Пришли мне, герцог, этого дворянина.
   Герцог открыл решетчатую дверь павильона и, показывая королю на Рауля и Мэри, которые шли бок о бок, проговорил:
   – Ах, государь, какая это жестокость по отношению к бедной мисс Грефтон.
   – Полно, полно, зови! – сказал Карл II, хмуря черные брови. – Как все здесь стали чувствительны! Право, мисс Стюарт вытирает себе глаза. Ах, проклятый француз!
   Герцог позвал Рауля, а сам предложил руку мисс Грефтон.
   – Господин де Бражелон, – начал Карл II, – не правда ли, третьего дня вы просили у меня разрешения вернуться в Париж?