Страница:
языка, поскольку согласование слов становится смысловым, а не
грамматическим. Например, "встречайте Петра" в этом случае заменяется на
"встречайте Петр". Флексия "-а" разрушилась, язык стал проще, все
подразумевается по простому смыслу произнесенной фразы, а не по более
сложному виду грамматического построения. Можно сказать, что голландский
язык в 15-16 веках "последовательно упростился".
Великий латинский язык. Язык науки и юриспруденции. Уж более сжатого по
смыслу языка трудно себе представить. В нем одним словом выражается зачастую
смысл, который раскрывается в других языках несколькими фразами. Например,
попробуйте дать изложение понятия, которое заложено всего в одном латинском
слове из пяти букв - "алиби". На эти пять букв и пяти слов не хватит. Язык
очень древний, но и он во 2-5 веках нашей эры претерпел значительные
изменения, наиболее серьезным из которых считается "утеря древнего
количественного противопоставления долгих и кратких гласных". Утеря! Но это
была не единственная утеря, хотя весьма и весьма упростившая язык. Еще много
проще он стал из-за повсеместной редукции конца слова. Редукция - это когда
мы не произносим некоторые буквы в слове. Например, говорим "сонце" вместо
"солнце". С латинским произошло еще хуже - канули в бездну времени целые
окончания слов. Так русский язык обходится, например, с греческим, когда из
"алебастроса" делает "алебастр", и это можно как-то объяснить русским
менталитетом, который постоянно наседает на все новое: "Ты, мил человек,
покороче - показывай, куда седло одевать!" Но каким менталитетом народа
можно объяснить отбрасывание им окончаний собственного языка? Только общим
менталитетом всех народов относительно речи - "упростим все, что имеем!". Ну
и, наконец, в это же время в латинском языке произошло "ослабление
флективного строя", о чем мы уже имеем понятие. Ушли короткие и сложные по
смыслу смыслообразующие изменяемые частицы в конце слов, из-за чего в
латинском языке, доселе очень сжатом, появились неведомые ранее "предложные
и описательные конструкции". Вместо трех слов, выражающих необъятный смысл,
появились длинные, ссылающиеся друг на друга фрагменты предложений. Так
проще.
А какой язык является в настоящий момент самым многозначным и самым
сложным? Есть ли такой язык вообще? Есть ли язык, который выделяется своей
сложностью из всех остальных языков? Есть такой язык! Аналогов ему нет ни в
одном краю, ни у одного народа и он стоит по своей сложности полностью
особняком от всех остальных языков. Исходя из того, о чем мы говорили выше,
не надо быть гением, чтобы предположить, что это какой-то очень древний и
вымерший язык, который человек не успел "усовершенствовать" по причине его
благополучной кончины (языка). Так оно и есть! Только это не древний, а
самый древний из известных языков! Шумерский! Когда Гротефенд и Раулинсон
представили ученому миру первые данные по дешифровке этого языка, то
поднялся такой возмущенный шум мировой общественности ученых, что итогом
этого шума были прямые требования запретить Раулинсону и остальным
заниматься дискредитацией науки через свои "антинаучные идей". Заметим, что
речь шла именно не о "ненаучных" идеях, а прямо об "антинаучных", то есть
противоречащих и оскорбляющих саму науку. Раулинсон и Гротефенд подвергались
прямым оскорблениям не только потому, что первый был школьным учителем, а
второй чиновником. Оба были просто умными людьми, но не кадровыми учеными.
Особую уверенность в таком беззастенчивом унижении Раулинсона ученые черпали
в том аргументе (внимание!), что изложенный им в начатках язык не может
вообще существовать из-за своей немыслимой сложности! Даже если бы он и мог
существовать, (допускали добрые ученые), то на нем совершенно невозможно
было бы разговаривать! Неизвестно, чем бы все это закончилось для
Раулинсона, но через несколько лет в Куюнджике археологи нашли несколько
сотен глиняных табличек, которые оказались... школьными учебниками шумеров
именно тому языку, который предположил структурно Раулинсон. Дети шумеров
учили в школе тот язык, который взрослые дяди-ученые 19 века не могли
признать в качестве возможного для овладения! Шумеры успели дать
человечеству первую цивилизацию, но не успели разобраться со своим языком.
Иначе от него сейчас остались бы только рожки да ножки. И сами шумеры
довольно успешно начали этот процесс. Первые письменные источники у них
использовали более 2000 знаков, на которых велась поначалу только запись
материалов и продуктов, выдаваемых на содержание храмов, рабочих армий и
ремесленных мастерских. Шумерская цивилизация - это учет и контроль, где
экономика была очень экономной. Далее письменность стала распространять свой
охват и на другие стороны жизни, постоянно расширяя сферу своего применения
и, соответственно, усложняя уровень своих задач. Параллельно с этим к
третьему тысячелетию от 2000 письменных знаков осталось около 600. Логика
упрощения настолько сильна, как видим, что свободно преодолевает логику
потребности.
История с шумерским языком интересна нам еще и тем фактом, что первые
источники письменности этого языка, (как и всех других древних языков,
кстати), обнаруживаются археологами сразу в максимальном количестве своих
знаков. А как только они проникают в слои, предшествующие по времени
максимальному количеству письменных знаков, источники письменности вообще не
попадаются! Письменность возникает сразу в своем самом громоздком и сложном
варианте, а затем упрощается. Хотя нам постоянно твердят, что письменность
наоборот развивалась от первых закорлючек к системе идеографических
рисунков. Как археологи объясняют несоответствие материальных данных
раскопок этой утвердившейся незыблемо теории? Точно так же, как
эволюционисты объясняют отсутствие ископаемых полувидов животных - случайное
совпадение исторических обстоятельств, по причине которых останки
обособленных видов сохранились, а останки переходных форм разрушились. В
отношении письменности такое же гениальное по простоте и расчету на
доверчивость утверждение - начаточная письменность и письменность этапа
совершенствования наносилась на ... непрочные материалы, которые затем
разрушились. Мы должны это представлять себе так, что шумеры, когда у них
было 100, 200, 300, 400 и так далее до 2000 знаков, вели государственный и
хозяйственный учет на непрочных материалах, а когда поняли, что они достигли
заветного числа "2000", то перешли на прочные материалы и именно с тех пор
опять начали уменьшать количество знаков в письменности, но уже на прочных
материалах. Интересно, хотелось ли шумерам, чтобы через несколько тысяч лет
среди людей, изучающих их культуру, были хоть какие-то люди, которых они
смогли бы считать не глупее себя?
Китайский язык. У китайского языка очень богатый фонетический состав.
Когда-то этот язык имел в своем распоряжении 2000 возможных слогов. В
настоящее время их осталось 420. Кто скажет, что это не упрощение, пусть
произнесет это по-китайски, используя 1600 отмерших слогов.
Японский язык. Приблизительное число общеупотребительных и наиболее
простых иероглифов в нем от 7500 до 8000. В 1872 году была предпринята
реформа языка, целью которой было свести их количество до 3167 (боролись за
каждый иероглиф!), а остальное писать каной - несложная японская слоговая
письменность. Устали японцы от своих же иероглифов. Но в 1946 году
Министерство просвещения Японии дает рекомендацию еще сократить этот список
до 1850 штук (здесь уже цифра круглая, время-то идет, лиха беда - начало!).
Так хочется хоть чего-то простого в этом сложном мире! Наверное, в этом
стремлении к блаженной простоте попутно 740 иероглифов из оставшихся 1850-ти
были реформированы в "упрощенную и сокращенную формы написания".
Раньше в японском языке употреблялось 16 (!!) слов для обозначения
местоимения "ты". В настоящее время мы с удовлетворением отмечаем, что их
количество не дотягивает и до десяти, а некоторые формы постепенно выходят
из употребления. Думается, что японцы разделяют с нами наше удовлетворение.
Английский язык. Здесь и лингвистики не надо. Просто перечислим остатки
некогда полных фразеологических оборотов, которые сейчас существуют
самостоятельно. "О,кэй", "гдэй" (вместо "гуд дэй" в Австралии), "айл" вместо
"ай вилл", "донт" вместо "ду нот", "ам" вместо "ай эм", дальше можно не
расшифровывать, принцип понятен - "итс, айнт, хэвнт" и т.д. и т.д. Причем -
все происходит прямо на наших глазах в наше время. Чистые аббревиатуры, то
есть произнесение начальных букв или созвучий слов вместо самих слов. Цель
всего этого, конечно же, не создание чего-либо нового, или совершенствование
и развитие старого. Это - упрощение уже имеющегося. Пройдемся по английскому
дальше - автобус стал "бусом", "хау ду ю ду" - "хай", "тэнк ю" - "тэнкс",
"ай эм сори" - "айм сори" - "сори", "гуд бай" - "бай".
Артикли а (an) и the произошли от слов "один" и "этот", это то, что
осталось от этих слов, то есть слова когда-то упростились до артиклей. В
настоящее время местоимение whom (кого) постепенно выходит из употребления и
заменяется другим местоимением who (кто). Согласимся, что когда вместо двух
местоимений остается одно для обоих случаев, это упрощение.
Так называемые нестандартные глаголы в английском языке остались от
староанглийской системы спряжения. Это такая бессистемная система изменения
корня, от которой язык сам отказался. Десятки тысяч новых глаголов спокойно
спрягаются по простому принципу - прибавляй в конце -id или -d и получишь
прошедшую форму. А вот около 120 глаголов, спрягающихся по старому образцу,
принимают прошедшую форму каким-то совершенно необъяснимым образом: "гив -
гэйв", "рид - ред", "телл - тоулд", "би - воз", "кэн - куд", "ноу - нью" и
т.д.. Отказавшись от таких фокусов, язык несомненно упростился и стал более
удобен, но уже сам принцип формирования прошедшей формы говорит за то, что
человек такого придумать не мог, ибо этот принцип хоть безошибочно и
ощущается каждым англичанином, но не может быть им изложен в логической
системе.
В настоящее время появилась тенденция употреблять there are вместо
there is там, где второе подлежащее стоит во множественном числе. Если
раньше английский язык говорил: "На столе лежит одна тетрадь и лежат четыре
книги", то теперь он обходится простым сообщением: "На столе лежат одна
тетрадь и четыре книги". Опять упрощение.
Когда-то множественное число английских существительных образовывалось
за счет изменения корневой гласной ("мэн - мен", "вумэн - вимин"), то есть
опять бессистемно, а настоящий период это происходит очень просто,
достаточно добавить окончание -с или -з ("сити - ситиз", "бэйби - бэйбиз").
В 12-15 веках в английском языке произошло значительное упрощение
"морфологической структуры языка", сообщает нам лингвистика. И это в добавок
ко всему тому, что происходит сейчас. В итоге путь данного языка - также
путь упрощения.
В заключении посмотрим, что понатворили англичане и американцы с
уменьшительными формами своих имен. Уменьшительные формы полных имен есть во
всех языках, Александр - Саша, Михаил - Миша, Людмила - Люда и т.д. Но того,
что мы увидим сейчас, нет нигде:
Бел - это Изабел, Изабелла, Анабел и Арабелла; Берт - это Алберт,
Бертрам, Герберт и Роберт; Крис - Кристиан, Кристина, Кристин и Кристофер;
Эд - Эдгар, Эдмунд, Эдвард и Эдвин; Фло - Флоранс и Флора; Кит - Кристофер и
Кэтрин; Нэнси - Агнесса, Энн, Анна; Нэд - Эдгар, Эдмунд, Эдвин и Эдвард;
Нэлли - Элеанора, Хелен, Хелена; Пэдди - Патриция и Патрик; Пэт - Патрик,
Патриция и Марта; Пэтти - Марта и Матильда; и это только одна сторона
явления. Есть и другая сторона, она не менее парадоксальна:
Александр может быть Алеком, Сэнди, Элом и Сандерсом; Элизабет - Элси,
Лиз, Бетти, Бесс; Анна - Энни и Нэнси; Роберт - Боб, Добин, Роб, Бобби,
Робин; Кэтрин - Кэти, Кетлин. Китти, Кейт; Флоренс - Фло, Флосси, Флой;
Дженет - Дженни и Джесс; Джеймс - Джем, Джим и Джимми; Кристиан - Крис, Тин,
Кит, Кристи; Маргарет - Мэдж, Мэг, Марджори, Мэй, Пэг, Марджи, Мэгги, Пэгги;
Мэри - Мэй, Молл, Мэг, Пол, Молли, Полли; Сара - Сейди, Сэлли, Сэл. Люди
притворно соглашаются с правилами, установленными нотариатом, и записывают
своих детей именами, которые требуют от них узаконенные святцы. Затем они
называют их теми именами, которые будут идти за ними дальше всю жизнь, то
есть их настоящими именами, и уже неважно, Мэг - это Мери или Маргарет, в
этом пусть разбираются официальные установления. Если бы таких установлений
не было, то, как количество имен, так и их фонетический состав, давно
сократились бы до неузнаваемости их источников. Все упростились бы, строго
говоря, так же, как упростились в свое время "шэл нот" до "шаант", "вил нот"
до "воунт", "нид нот" до "ниднт", "шуд нот" до "шуднт" и т.д.
Последнее, очень характерное замечание об упростительных процессах
английского языка: герундий был когда-то существительным, образованным от
глагола, а затем стал герундием, то есть не совсем существительным, (так как
он упростился, потеряв способность принимать множественное число и утеряв
артикль), но и не глаголом, до которого не дорос. Что-то вроде глагола, но
не глагол. То "новое", что он из себя представляет, есть не что иное, как
упрощение старой формы, не захотевшее усложняться переходом в новую форму.
Французский язык. Сам язык является смесью латинских, кельтских и
германских элементов, которые он "резко упростил, сократив сложный звуковой
состав. Итак, целый язык сформировался за счет упрощения. Из французского
тоже можно привести характерные примеры упрощения слов во времени: аугустус
- у (август), магистр - мэтр (учитель), аква - о (вода), аквэсекстиэ - э
(Aix).
Перейдем теперь к великому русскому. Здесь сразу же также пойдут живые
примеры без всякой лингвистики:
Спаси тебя Бог - спасай Бог - спаси Бог - спасибо, вот так экономия на
вежливости привела к "безбожию".
Здравствую тебя (то есть, "желаю здоровья") - здравствуй.
Четыре на десять - четырнадцать, три на десять - тринадцать. Девять на
десять - девятнадцать и т.д.
Азвестион (греческое) - известь, гадэс (греческое) - ад, питтура
акуарелла (итальянское) - акварель, харбюза (иранское) - арбуз, битумен
(латинское) - бетон.
Лубанджави (арабское) - бензое (латинское) - бензин.
Балясы точить - лясы точить, (балясы - столбики перил, простая и
неказистая работа, во время которой можно было о многом поговорить).
Близозоркий - близоркий - близорукий, здесь двойное упрощение, - и
количественное и смысловое до искажения первоначального смысла.
Вэсткурт (французское "короткий пиджак) - куртка.
Гевинэ (немецкое) - винт, генерались (латинское) - генерал, гороухща
(старорусское) - горох, карафинэ (немецкое) - графин, диспутарэ (латинское)
- диспут.
Графике технэ (греческое "искусство рисования) - графика.
Дэнариус гроссус (латинское) - сначала упростили немцы до "гроше" - а
неуважительные к деньгам русские умалили его совсем до "грош".
Девять до ста (девять десятков до ста) - девяносто, пять десятков -
пятьдесят, шесть десятков - шестьдесят и т.д.
Декембрис (греческое) - декабрь, курюзюм (турецкое) - изюм, дубно
(старорусское) - дуно - дно, жароворонок - жаворонок, генетта (латинское) -
женет (французское) - енот.
Ни згинки (искорки) не видать - ни зги не видать,
пулдэндон(французское) - дэндон (уже русское) - индюк (совсем русское),
куадратум (латинское) - кадр (французское) - кадр, иоахимсталлер (одна из
монет в Германии 16 века) - таллер (немецкое) - доллар, календариум(лат.) -
календарь, колоподион (греч.) - колонна, каприччо (итал.) - каприс (франц.)
- каприз, кинематограф - кино, метрополитен - метро, таксомотор - такси.
Козья шкура - козья - кожа (это не шутка, этимологи доподлинно
установили это удивительное превращение).
Камера комината (латинское "отапливаемое помещение") - комната.
Кометес астэр (гречкское "волосатая звезда") - комета, какахоатль
(мексиканский) - какао, лампадус (греч.) - лампада (старорусское) - лампа
(новорусское), оселедь (старорусское) - осел, лоуксна (древнеславянский) -
луна, таметафизика (греч. "то, что за физикой") - метафизика, мякчик - мякч
- мяч, надоба - надо, на обход ума - наобум, восван (старорусское) - воса -
оса, эквитес позити (лат) - поста (итал.) - почта, рисикон (греч.) - риск,
тостакан (тюркский) - достакан (русское) - стакан, тюпос (греч.) - тип.
Кюлотт трюссэ французские и без того "короткие штаны" совсем
укоротились до "трусов".
Панто феллос (греч.) - пантофола (итал.) - пантоффель (нем.) - туфель
(нем.) - туфля.
От героя чешских плутовских сказок Франтишека в русском языке осталось
только слово "франт".
Цезарь (лат.) - царь, сэрикус (лат.) - сильки (скандинавские языки) -
шелк, приветствую тебя - привет, дольметшер (нем.) - толмач.
Ко всем этим примерам следовало бы добавить тот факт, что русский язык
со временем потерял целый падеж (звательный). Развился?
Даже без этих примеров, читая русские первоисточники, мы видим,
насколько проще стал наш язык. Говорят - это на пользу. Проще - всегда
удобнее, но не всегда связано с преимуществами. Попробуйте пересказать новым
языком содержание пушкинского "Пророка" и все величие метафор сразу
превратится в анатомическое описание переделки организма человека в
пророческое тело путем пересадок и вживлений. "И жало мудрыя змеи в уста
замершие мои вложил десницею кровавой" превратится в "и правой рукой,
забрызганной кровью, вставил мне в онемевший рот змеиное жало, как символ
мудрости". Читая Новый Завет с элементами старославянских слов и в варианте
старорусского способа изложения, получаешь сокрушающий эстетический удар, а,
прочитав какое-либо очередное изложение Евангелий в современных переводах,
(типа "Книга Жизни"), получаешь впечатление как от картонного макета диадемы
царей.
Пойдем дальше и обратимся к немецкому языку. Уж он, казалось бы, должен
полностью опровергать все наши выводы, поскольку этот язык славится тем, что
не уменьшает слова, а наоборот составляет из них длинные и
неудобопроизносимые. Вопрос "сколько слогов будет составлять задуманное
слово?" - единственный вопрос, который совсем не волнует немцев при
образовании слов. Вспомним пародию Марка Твена на немецкое словообразование,
где все эти "готтентоттенмуттерклаппертоттен" все нарастают и нарастают в
количестве, когда судья спрашивает готтентота о том, кого он привел в суд в
качестве убийцы готтентотки. Однако, все не совсем так, и даже, вероятно, не
так. Немецкий язык - очень строгий по грамматике язык. Научно-технические
переводчики утверждают, что, зная немецкую грамматику, или имея ее таблицы
перед собой, можно переводить любые немецкие тексты от способов разведения
гусей до теории оползания грунтов. Грамматика сама поведет от слова к слову
и никогда не даст просторов для двойного толкования связи слов в
предложении. Так же строго у немцев все и в литературной речи, поскольку она
тоже вся построена на такой жесткой грамматике. Но и здесь наблюдается живая
борьба говорящего человека с языком, на котором он говорит. Примеры:
"Унтергрундбанн", что означает подземную дорогу, может быть в качестве
смиренного бунта, но простые обыватели все же превратили эту дорогу в
"У-бан". "Форнамэ" всегда в немецком языке означало "имя", а "цунамэ",
соответственно, фамилию. В настоящее время немцы заговорщицки употребляют
для двух этих слов одно только слово "намэ", то есть, "то, как зовут". Опять
тихий бунт под флагом упрощения.
Ихь бин цванциг яре альт" - мне двадцать лет, так это звучит по-русски
и именно так правильно произносить это по-немецки. Буквально этот набор
немецких слов переводится, как "я есть двадцать лет старости". Может быть,
из-за эстетического неприятия самого понятия старости, а может быть все из
того же стремления к упрощению языка, но сейчас немцы так говорят все реже и
реже, и все чаще говорят просто "ихь бин цванциг" - я есть двадцать. И
проще, и никакого намека на возраст при упоминании возраста! Куда там тонким
французам!
"Ви геет ес иннен?" спрашивали раньше немцы, осведомляясь о состоянии
дел собеседника. В настоящее время они просто вопрошают "ви геет ес?", что
просто звучит: "Как дела?", а уточнение "у вас" - отбрасывается. Может быть,
этим они просто подчеркивают, что вопрос задается только ради проформы и не
стоит ни в коем случае на него подробно или честно отвечать. А, может быть,
просто так проще, поскольку становится короче ритуал ничего по сути не
значащего ни для кого приветствия?
Не избежал общей судьбы и злополучный автобус, который даже в
педантичном немецком извернулся и стал "бус"-ом. А вот с троллейбусом
произошло явное восстание пассажиров, ибо спрашивать каждый раз "куда идет
"оберляйтунгомнибус" выводило из терпения даже вежливых немцев. Бескровная
революция придала этому кошмарному слову вполне симпатичный вид "обус"-а.
Компромисс был достигнут тихо, но настолько решительно, что правительство
даже не рискнуло вывести на улицы войска.
Ну и последний пример - "вас зинд зи фон беруф?", то есть "чем вы
занимаетесь", тоже в настоящее время сократился до полу-пароля "вас зинд
зи?", что буквально означает - "что вы?". Отзыв - назвать свою профессию.
Негусто с примерами в немецком языке не потому, что он выбивается из
общей массы упрощающихся языков по своим внутренним причинам. Причины здесь
абсолютно внешние. Дело в том, что в наше время существует четыре немецких
языка:
1. Литературный. Это тот строгий, о котором мы говорили и где почти не
происходит никакого движения. Это язык немецких языков, если можно так
сказать. Он искусственно общепринят для всех немцев в качестве
государственного языка. Это язык литературы, государственных документов и
прессы. Немцы на нем не разговаривают, а общаются между собой! Поэтому в нем
так мало упростительных процессов. Разговаривают немцы на других языках, где
нет никаких строгих узакониваний и шлагбаумов, (как, говоря о немецком,
обойти этот германизм?). Там и происходят все упрощения. Это языки:
2. Обиходно-разговорная форма. Мы ее совершенно не знаем и не слышим.
Иногда она приводится в подписях под юмористическими рисунками в немецких
журналах. Там слова все немецкие или очень похожи на немецкие, а перевести
совершенно ничего нельзя! Совсем другой язык.
3. Диалект. Это местные говоры, которые наряду с обиходным языком No2
добавляют собой еще огромное количество внутринемецких языков, носители
которых хоть и немцы, но плохо понимают друг друга. Здесь еще один неведомый
нам пласт языкотворчества, поскольку практически каждая деревня имеет свой
диалект, и что там с языками происходит, мы не знаем, но со всей
определенностью догадываемся.
4. Полу-диалект. Это ослабленные формы диалектов, которые уже почти
стали обиходной формой языка No2, но еще не потеряли своих отличительных
особенностей, как диалектов.
В настоящее время немцы ставят вопрос о частичной реформе орфографии,
что, прежде всего, должно означать "устранение колебаний в написании
иностранных слов". Устранение колебаний можно с полным на то основанием
считать уменьшением числа вариантов, то есть, тоже упрощением. Далее
ставится задача "унификации отдельных орфографических вариантов", что
предполагает освобождение от ненужных вариантов и возведение в стандарт
отобранных вариантов, что тоже, по сути, имеет целью упрощение. В третьих,
будет проводиться "замена кодифицированных ранее норм" произношения
свободными, что опять упростит дело, ибо теперь станет возможным говорить,
как хочешь, а к чему это приведет, мы, думаю, долго гадать не будем. Как
видим, даже там, где за язык берется не просто какой-то "великий творец"
народ, а самые матерые языковеды, максимум, что получается - это
организованное отступление.
Говоря о немецком языке, как об уникальном явлении среди языков,
следует сказать и о венгерском языке, который уникален не только по своему
синтаксису, (это самый сложный из европейских языков), но и по ситуации, в
которой он исторически оказался. Дело в том, что венгерский язык, этот
выразительнейший и красивейший язык, стал государственным только в 1843
году. До этого он угнетался и забивался иноземными властителями до такой
степени, что те готовы были идти на любой компромисс, (вплоть до
использования в официальной переписке латинского), лишь бы не иметь дела
непосредственно с венгерским. Всем правительствам, которым подчинялись
венгры, было легче совершить личный ратный подвиг, чем осилить венгерский
язык. Когда венгры получили языковую независимость, все предшествующие
мытарства тут же отразились на правилах использования языка. Венгры очень
любят свой язык и оберегают его всеми силами создаваемых литературных
традиций и лингвистических установлений. Слишком дорого он им достался,
чтобы теперь пользоваться им без особых правил предосторожности и почитания.
Отсюда - повышенное стремление венгров не пропускать в свой язык иностранные
слова, благодаря чему появляются такие чисто венгерские превращения
распространенных международных слов, как сифилис (по-венгерски "байвер",
буквально "беда с кровью"); "лабдаруго" ("пинание мяча", футбол);
"форрадалом" ("переворот-вскипание", революция); "тавират" (здесь - шедевр
грамматическим. Например, "встречайте Петра" в этом случае заменяется на
"встречайте Петр". Флексия "-а" разрушилась, язык стал проще, все
подразумевается по простому смыслу произнесенной фразы, а не по более
сложному виду грамматического построения. Можно сказать, что голландский
язык в 15-16 веках "последовательно упростился".
Великий латинский язык. Язык науки и юриспруденции. Уж более сжатого по
смыслу языка трудно себе представить. В нем одним словом выражается зачастую
смысл, который раскрывается в других языках несколькими фразами. Например,
попробуйте дать изложение понятия, которое заложено всего в одном латинском
слове из пяти букв - "алиби". На эти пять букв и пяти слов не хватит. Язык
очень древний, но и он во 2-5 веках нашей эры претерпел значительные
изменения, наиболее серьезным из которых считается "утеря древнего
количественного противопоставления долгих и кратких гласных". Утеря! Но это
была не единственная утеря, хотя весьма и весьма упростившая язык. Еще много
проще он стал из-за повсеместной редукции конца слова. Редукция - это когда
мы не произносим некоторые буквы в слове. Например, говорим "сонце" вместо
"солнце". С латинским произошло еще хуже - канули в бездну времени целые
окончания слов. Так русский язык обходится, например, с греческим, когда из
"алебастроса" делает "алебастр", и это можно как-то объяснить русским
менталитетом, который постоянно наседает на все новое: "Ты, мил человек,
покороче - показывай, куда седло одевать!" Но каким менталитетом народа
можно объяснить отбрасывание им окончаний собственного языка? Только общим
менталитетом всех народов относительно речи - "упростим все, что имеем!". Ну
и, наконец, в это же время в латинском языке произошло "ослабление
флективного строя", о чем мы уже имеем понятие. Ушли короткие и сложные по
смыслу смыслообразующие изменяемые частицы в конце слов, из-за чего в
латинском языке, доселе очень сжатом, появились неведомые ранее "предложные
и описательные конструкции". Вместо трех слов, выражающих необъятный смысл,
появились длинные, ссылающиеся друг на друга фрагменты предложений. Так
проще.
А какой язык является в настоящий момент самым многозначным и самым
сложным? Есть ли такой язык вообще? Есть ли язык, который выделяется своей
сложностью из всех остальных языков? Есть такой язык! Аналогов ему нет ни в
одном краю, ни у одного народа и он стоит по своей сложности полностью
особняком от всех остальных языков. Исходя из того, о чем мы говорили выше,
не надо быть гением, чтобы предположить, что это какой-то очень древний и
вымерший язык, который человек не успел "усовершенствовать" по причине его
благополучной кончины (языка). Так оно и есть! Только это не древний, а
самый древний из известных языков! Шумерский! Когда Гротефенд и Раулинсон
представили ученому миру первые данные по дешифровке этого языка, то
поднялся такой возмущенный шум мировой общественности ученых, что итогом
этого шума были прямые требования запретить Раулинсону и остальным
заниматься дискредитацией науки через свои "антинаучные идей". Заметим, что
речь шла именно не о "ненаучных" идеях, а прямо об "антинаучных", то есть
противоречащих и оскорбляющих саму науку. Раулинсон и Гротефенд подвергались
прямым оскорблениям не только потому, что первый был школьным учителем, а
второй чиновником. Оба были просто умными людьми, но не кадровыми учеными.
Особую уверенность в таком беззастенчивом унижении Раулинсона ученые черпали
в том аргументе (внимание!), что изложенный им в начатках язык не может
вообще существовать из-за своей немыслимой сложности! Даже если бы он и мог
существовать, (допускали добрые ученые), то на нем совершенно невозможно
было бы разговаривать! Неизвестно, чем бы все это закончилось для
Раулинсона, но через несколько лет в Куюнджике археологи нашли несколько
сотен глиняных табличек, которые оказались... школьными учебниками шумеров
именно тому языку, который предположил структурно Раулинсон. Дети шумеров
учили в школе тот язык, который взрослые дяди-ученые 19 века не могли
признать в качестве возможного для овладения! Шумеры успели дать
человечеству первую цивилизацию, но не успели разобраться со своим языком.
Иначе от него сейчас остались бы только рожки да ножки. И сами шумеры
довольно успешно начали этот процесс. Первые письменные источники у них
использовали более 2000 знаков, на которых велась поначалу только запись
материалов и продуктов, выдаваемых на содержание храмов, рабочих армий и
ремесленных мастерских. Шумерская цивилизация - это учет и контроль, где
экономика была очень экономной. Далее письменность стала распространять свой
охват и на другие стороны жизни, постоянно расширяя сферу своего применения
и, соответственно, усложняя уровень своих задач. Параллельно с этим к
третьему тысячелетию от 2000 письменных знаков осталось около 600. Логика
упрощения настолько сильна, как видим, что свободно преодолевает логику
потребности.
История с шумерским языком интересна нам еще и тем фактом, что первые
источники письменности этого языка, (как и всех других древних языков,
кстати), обнаруживаются археологами сразу в максимальном количестве своих
знаков. А как только они проникают в слои, предшествующие по времени
максимальному количеству письменных знаков, источники письменности вообще не
попадаются! Письменность возникает сразу в своем самом громоздком и сложном
варианте, а затем упрощается. Хотя нам постоянно твердят, что письменность
наоборот развивалась от первых закорлючек к системе идеографических
рисунков. Как археологи объясняют несоответствие материальных данных
раскопок этой утвердившейся незыблемо теории? Точно так же, как
эволюционисты объясняют отсутствие ископаемых полувидов животных - случайное
совпадение исторических обстоятельств, по причине которых останки
обособленных видов сохранились, а останки переходных форм разрушились. В
отношении письменности такое же гениальное по простоте и расчету на
доверчивость утверждение - начаточная письменность и письменность этапа
совершенствования наносилась на ... непрочные материалы, которые затем
разрушились. Мы должны это представлять себе так, что шумеры, когда у них
было 100, 200, 300, 400 и так далее до 2000 знаков, вели государственный и
хозяйственный учет на непрочных материалах, а когда поняли, что они достигли
заветного числа "2000", то перешли на прочные материалы и именно с тех пор
опять начали уменьшать количество знаков в письменности, но уже на прочных
материалах. Интересно, хотелось ли шумерам, чтобы через несколько тысяч лет
среди людей, изучающих их культуру, были хоть какие-то люди, которых они
смогли бы считать не глупее себя?
Китайский язык. У китайского языка очень богатый фонетический состав.
Когда-то этот язык имел в своем распоряжении 2000 возможных слогов. В
настоящее время их осталось 420. Кто скажет, что это не упрощение, пусть
произнесет это по-китайски, используя 1600 отмерших слогов.
Японский язык. Приблизительное число общеупотребительных и наиболее
простых иероглифов в нем от 7500 до 8000. В 1872 году была предпринята
реформа языка, целью которой было свести их количество до 3167 (боролись за
каждый иероглиф!), а остальное писать каной - несложная японская слоговая
письменность. Устали японцы от своих же иероглифов. Но в 1946 году
Министерство просвещения Японии дает рекомендацию еще сократить этот список
до 1850 штук (здесь уже цифра круглая, время-то идет, лиха беда - начало!).
Так хочется хоть чего-то простого в этом сложном мире! Наверное, в этом
стремлении к блаженной простоте попутно 740 иероглифов из оставшихся 1850-ти
были реформированы в "упрощенную и сокращенную формы написания".
Раньше в японском языке употреблялось 16 (!!) слов для обозначения
местоимения "ты". В настоящее время мы с удовлетворением отмечаем, что их
количество не дотягивает и до десяти, а некоторые формы постепенно выходят
из употребления. Думается, что японцы разделяют с нами наше удовлетворение.
Английский язык. Здесь и лингвистики не надо. Просто перечислим остатки
некогда полных фразеологических оборотов, которые сейчас существуют
самостоятельно. "О,кэй", "гдэй" (вместо "гуд дэй" в Австралии), "айл" вместо
"ай вилл", "донт" вместо "ду нот", "ам" вместо "ай эм", дальше можно не
расшифровывать, принцип понятен - "итс, айнт, хэвнт" и т.д. и т.д. Причем -
все происходит прямо на наших глазах в наше время. Чистые аббревиатуры, то
есть произнесение начальных букв или созвучий слов вместо самих слов. Цель
всего этого, конечно же, не создание чего-либо нового, или совершенствование
и развитие старого. Это - упрощение уже имеющегося. Пройдемся по английскому
дальше - автобус стал "бусом", "хау ду ю ду" - "хай", "тэнк ю" - "тэнкс",
"ай эм сори" - "айм сори" - "сори", "гуд бай" - "бай".
Артикли а (an) и the произошли от слов "один" и "этот", это то, что
осталось от этих слов, то есть слова когда-то упростились до артиклей. В
настоящее время местоимение whom (кого) постепенно выходит из употребления и
заменяется другим местоимением who (кто). Согласимся, что когда вместо двух
местоимений остается одно для обоих случаев, это упрощение.
Так называемые нестандартные глаголы в английском языке остались от
староанглийской системы спряжения. Это такая бессистемная система изменения
корня, от которой язык сам отказался. Десятки тысяч новых глаголов спокойно
спрягаются по простому принципу - прибавляй в конце -id или -d и получишь
прошедшую форму. А вот около 120 глаголов, спрягающихся по старому образцу,
принимают прошедшую форму каким-то совершенно необъяснимым образом: "гив -
гэйв", "рид - ред", "телл - тоулд", "би - воз", "кэн - куд", "ноу - нью" и
т.д.. Отказавшись от таких фокусов, язык несомненно упростился и стал более
удобен, но уже сам принцип формирования прошедшей формы говорит за то, что
человек такого придумать не мог, ибо этот принцип хоть безошибочно и
ощущается каждым англичанином, но не может быть им изложен в логической
системе.
В настоящее время появилась тенденция употреблять there are вместо
there is там, где второе подлежащее стоит во множественном числе. Если
раньше английский язык говорил: "На столе лежит одна тетрадь и лежат четыре
книги", то теперь он обходится простым сообщением: "На столе лежат одна
тетрадь и четыре книги". Опять упрощение.
Когда-то множественное число английских существительных образовывалось
за счет изменения корневой гласной ("мэн - мен", "вумэн - вимин"), то есть
опять бессистемно, а настоящий период это происходит очень просто,
достаточно добавить окончание -с или -з ("сити - ситиз", "бэйби - бэйбиз").
В 12-15 веках в английском языке произошло значительное упрощение
"морфологической структуры языка", сообщает нам лингвистика. И это в добавок
ко всему тому, что происходит сейчас. В итоге путь данного языка - также
путь упрощения.
В заключении посмотрим, что понатворили англичане и американцы с
уменьшительными формами своих имен. Уменьшительные формы полных имен есть во
всех языках, Александр - Саша, Михаил - Миша, Людмила - Люда и т.д. Но того,
что мы увидим сейчас, нет нигде:
Бел - это Изабел, Изабелла, Анабел и Арабелла; Берт - это Алберт,
Бертрам, Герберт и Роберт; Крис - Кристиан, Кристина, Кристин и Кристофер;
Эд - Эдгар, Эдмунд, Эдвард и Эдвин; Фло - Флоранс и Флора; Кит - Кристофер и
Кэтрин; Нэнси - Агнесса, Энн, Анна; Нэд - Эдгар, Эдмунд, Эдвин и Эдвард;
Нэлли - Элеанора, Хелен, Хелена; Пэдди - Патриция и Патрик; Пэт - Патрик,
Патриция и Марта; Пэтти - Марта и Матильда; и это только одна сторона
явления. Есть и другая сторона, она не менее парадоксальна:
Александр может быть Алеком, Сэнди, Элом и Сандерсом; Элизабет - Элси,
Лиз, Бетти, Бесс; Анна - Энни и Нэнси; Роберт - Боб, Добин, Роб, Бобби,
Робин; Кэтрин - Кэти, Кетлин. Китти, Кейт; Флоренс - Фло, Флосси, Флой;
Дженет - Дженни и Джесс; Джеймс - Джем, Джим и Джимми; Кристиан - Крис, Тин,
Кит, Кристи; Маргарет - Мэдж, Мэг, Марджори, Мэй, Пэг, Марджи, Мэгги, Пэгги;
Мэри - Мэй, Молл, Мэг, Пол, Молли, Полли; Сара - Сейди, Сэлли, Сэл. Люди
притворно соглашаются с правилами, установленными нотариатом, и записывают
своих детей именами, которые требуют от них узаконенные святцы. Затем они
называют их теми именами, которые будут идти за ними дальше всю жизнь, то
есть их настоящими именами, и уже неважно, Мэг - это Мери или Маргарет, в
этом пусть разбираются официальные установления. Если бы таких установлений
не было, то, как количество имен, так и их фонетический состав, давно
сократились бы до неузнаваемости их источников. Все упростились бы, строго
говоря, так же, как упростились в свое время "шэл нот" до "шаант", "вил нот"
до "воунт", "нид нот" до "ниднт", "шуд нот" до "шуднт" и т.д.
Последнее, очень характерное замечание об упростительных процессах
английского языка: герундий был когда-то существительным, образованным от
глагола, а затем стал герундием, то есть не совсем существительным, (так как
он упростился, потеряв способность принимать множественное число и утеряв
артикль), но и не глаголом, до которого не дорос. Что-то вроде глагола, но
не глагол. То "новое", что он из себя представляет, есть не что иное, как
упрощение старой формы, не захотевшее усложняться переходом в новую форму.
Французский язык. Сам язык является смесью латинских, кельтских и
германских элементов, которые он "резко упростил, сократив сложный звуковой
состав. Итак, целый язык сформировался за счет упрощения. Из французского
тоже можно привести характерные примеры упрощения слов во времени: аугустус
- у (август), магистр - мэтр (учитель), аква - о (вода), аквэсекстиэ - э
(Aix).
Перейдем теперь к великому русскому. Здесь сразу же также пойдут живые
примеры без всякой лингвистики:
Спаси тебя Бог - спасай Бог - спаси Бог - спасибо, вот так экономия на
вежливости привела к "безбожию".
Здравствую тебя (то есть, "желаю здоровья") - здравствуй.
Четыре на десять - четырнадцать, три на десять - тринадцать. Девять на
десять - девятнадцать и т.д.
Азвестион (греческое) - известь, гадэс (греческое) - ад, питтура
акуарелла (итальянское) - акварель, харбюза (иранское) - арбуз, битумен
(латинское) - бетон.
Лубанджави (арабское) - бензое (латинское) - бензин.
Балясы точить - лясы точить, (балясы - столбики перил, простая и
неказистая работа, во время которой можно было о многом поговорить).
Близозоркий - близоркий - близорукий, здесь двойное упрощение, - и
количественное и смысловое до искажения первоначального смысла.
Вэсткурт (французское "короткий пиджак) - куртка.
Гевинэ (немецкое) - винт, генерались (латинское) - генерал, гороухща
(старорусское) - горох, карафинэ (немецкое) - графин, диспутарэ (латинское)
- диспут.
Графике технэ (греческое "искусство рисования) - графика.
Дэнариус гроссус (латинское) - сначала упростили немцы до "гроше" - а
неуважительные к деньгам русские умалили его совсем до "грош".
Девять до ста (девять десятков до ста) - девяносто, пять десятков -
пятьдесят, шесть десятков - шестьдесят и т.д.
Декембрис (греческое) - декабрь, курюзюм (турецкое) - изюм, дубно
(старорусское) - дуно - дно, жароворонок - жаворонок, генетта (латинское) -
женет (французское) - енот.
Ни згинки (искорки) не видать - ни зги не видать,
пулдэндон(французское) - дэндон (уже русское) - индюк (совсем русское),
куадратум (латинское) - кадр (французское) - кадр, иоахимсталлер (одна из
монет в Германии 16 века) - таллер (немецкое) - доллар, календариум(лат.) -
календарь, колоподион (греч.) - колонна, каприччо (итал.) - каприс (франц.)
- каприз, кинематограф - кино, метрополитен - метро, таксомотор - такси.
Козья шкура - козья - кожа (это не шутка, этимологи доподлинно
установили это удивительное превращение).
Камера комината (латинское "отапливаемое помещение") - комната.
Кометес астэр (гречкское "волосатая звезда") - комета, какахоатль
(мексиканский) - какао, лампадус (греч.) - лампада (старорусское) - лампа
(новорусское), оселедь (старорусское) - осел, лоуксна (древнеславянский) -
луна, таметафизика (греч. "то, что за физикой") - метафизика, мякчик - мякч
- мяч, надоба - надо, на обход ума - наобум, восван (старорусское) - воса -
оса, эквитес позити (лат) - поста (итал.) - почта, рисикон (греч.) - риск,
тостакан (тюркский) - достакан (русское) - стакан, тюпос (греч.) - тип.
Кюлотт трюссэ французские и без того "короткие штаны" совсем
укоротились до "трусов".
Панто феллос (греч.) - пантофола (итал.) - пантоффель (нем.) - туфель
(нем.) - туфля.
От героя чешских плутовских сказок Франтишека в русском языке осталось
только слово "франт".
Цезарь (лат.) - царь, сэрикус (лат.) - сильки (скандинавские языки) -
шелк, приветствую тебя - привет, дольметшер (нем.) - толмач.
Ко всем этим примерам следовало бы добавить тот факт, что русский язык
со временем потерял целый падеж (звательный). Развился?
Даже без этих примеров, читая русские первоисточники, мы видим,
насколько проще стал наш язык. Говорят - это на пользу. Проще - всегда
удобнее, но не всегда связано с преимуществами. Попробуйте пересказать новым
языком содержание пушкинского "Пророка" и все величие метафор сразу
превратится в анатомическое описание переделки организма человека в
пророческое тело путем пересадок и вживлений. "И жало мудрыя змеи в уста
замершие мои вложил десницею кровавой" превратится в "и правой рукой,
забрызганной кровью, вставил мне в онемевший рот змеиное жало, как символ
мудрости". Читая Новый Завет с элементами старославянских слов и в варианте
старорусского способа изложения, получаешь сокрушающий эстетический удар, а,
прочитав какое-либо очередное изложение Евангелий в современных переводах,
(типа "Книга Жизни"), получаешь впечатление как от картонного макета диадемы
царей.
Пойдем дальше и обратимся к немецкому языку. Уж он, казалось бы, должен
полностью опровергать все наши выводы, поскольку этот язык славится тем, что
не уменьшает слова, а наоборот составляет из них длинные и
неудобопроизносимые. Вопрос "сколько слогов будет составлять задуманное
слово?" - единственный вопрос, который совсем не волнует немцев при
образовании слов. Вспомним пародию Марка Твена на немецкое словообразование,
где все эти "готтентоттенмуттерклаппертоттен" все нарастают и нарастают в
количестве, когда судья спрашивает готтентота о том, кого он привел в суд в
качестве убийцы готтентотки. Однако, все не совсем так, и даже, вероятно, не
так. Немецкий язык - очень строгий по грамматике язык. Научно-технические
переводчики утверждают, что, зная немецкую грамматику, или имея ее таблицы
перед собой, можно переводить любые немецкие тексты от способов разведения
гусей до теории оползания грунтов. Грамматика сама поведет от слова к слову
и никогда не даст просторов для двойного толкования связи слов в
предложении. Так же строго у немцев все и в литературной речи, поскольку она
тоже вся построена на такой жесткой грамматике. Но и здесь наблюдается живая
борьба говорящего человека с языком, на котором он говорит. Примеры:
"Унтергрундбанн", что означает подземную дорогу, может быть в качестве
смиренного бунта, но простые обыватели все же превратили эту дорогу в
"У-бан". "Форнамэ" всегда в немецком языке означало "имя", а "цунамэ",
соответственно, фамилию. В настоящее время немцы заговорщицки употребляют
для двух этих слов одно только слово "намэ", то есть, "то, как зовут". Опять
тихий бунт под флагом упрощения.
Ихь бин цванциг яре альт" - мне двадцать лет, так это звучит по-русски
и именно так правильно произносить это по-немецки. Буквально этот набор
немецких слов переводится, как "я есть двадцать лет старости". Может быть,
из-за эстетического неприятия самого понятия старости, а может быть все из
того же стремления к упрощению языка, но сейчас немцы так говорят все реже и
реже, и все чаще говорят просто "ихь бин цванциг" - я есть двадцать. И
проще, и никакого намека на возраст при упоминании возраста! Куда там тонким
французам!
"Ви геет ес иннен?" спрашивали раньше немцы, осведомляясь о состоянии
дел собеседника. В настоящее время они просто вопрошают "ви геет ес?", что
просто звучит: "Как дела?", а уточнение "у вас" - отбрасывается. Может быть,
этим они просто подчеркивают, что вопрос задается только ради проформы и не
стоит ни в коем случае на него подробно или честно отвечать. А, может быть,
просто так проще, поскольку становится короче ритуал ничего по сути не
значащего ни для кого приветствия?
Не избежал общей судьбы и злополучный автобус, который даже в
педантичном немецком извернулся и стал "бус"-ом. А вот с троллейбусом
произошло явное восстание пассажиров, ибо спрашивать каждый раз "куда идет
"оберляйтунгомнибус" выводило из терпения даже вежливых немцев. Бескровная
революция придала этому кошмарному слову вполне симпатичный вид "обус"-а.
Компромисс был достигнут тихо, но настолько решительно, что правительство
даже не рискнуло вывести на улицы войска.
Ну и последний пример - "вас зинд зи фон беруф?", то есть "чем вы
занимаетесь", тоже в настоящее время сократился до полу-пароля "вас зинд
зи?", что буквально означает - "что вы?". Отзыв - назвать свою профессию.
Негусто с примерами в немецком языке не потому, что он выбивается из
общей массы упрощающихся языков по своим внутренним причинам. Причины здесь
абсолютно внешние. Дело в том, что в наше время существует четыре немецких
языка:
1. Литературный. Это тот строгий, о котором мы говорили и где почти не
происходит никакого движения. Это язык немецких языков, если можно так
сказать. Он искусственно общепринят для всех немцев в качестве
государственного языка. Это язык литературы, государственных документов и
прессы. Немцы на нем не разговаривают, а общаются между собой! Поэтому в нем
так мало упростительных процессов. Разговаривают немцы на других языках, где
нет никаких строгих узакониваний и шлагбаумов, (как, говоря о немецком,
обойти этот германизм?). Там и происходят все упрощения. Это языки:
2. Обиходно-разговорная форма. Мы ее совершенно не знаем и не слышим.
Иногда она приводится в подписях под юмористическими рисунками в немецких
журналах. Там слова все немецкие или очень похожи на немецкие, а перевести
совершенно ничего нельзя! Совсем другой язык.
3. Диалект. Это местные говоры, которые наряду с обиходным языком No2
добавляют собой еще огромное количество внутринемецких языков, носители
которых хоть и немцы, но плохо понимают друг друга. Здесь еще один неведомый
нам пласт языкотворчества, поскольку практически каждая деревня имеет свой
диалект, и что там с языками происходит, мы не знаем, но со всей
определенностью догадываемся.
4. Полу-диалект. Это ослабленные формы диалектов, которые уже почти
стали обиходной формой языка No2, но еще не потеряли своих отличительных
особенностей, как диалектов.
В настоящее время немцы ставят вопрос о частичной реформе орфографии,
что, прежде всего, должно означать "устранение колебаний в написании
иностранных слов". Устранение колебаний можно с полным на то основанием
считать уменьшением числа вариантов, то есть, тоже упрощением. Далее
ставится задача "унификации отдельных орфографических вариантов", что
предполагает освобождение от ненужных вариантов и возведение в стандарт
отобранных вариантов, что тоже, по сути, имеет целью упрощение. В третьих,
будет проводиться "замена кодифицированных ранее норм" произношения
свободными, что опять упростит дело, ибо теперь станет возможным говорить,
как хочешь, а к чему это приведет, мы, думаю, долго гадать не будем. Как
видим, даже там, где за язык берется не просто какой-то "великий творец"
народ, а самые матерые языковеды, максимум, что получается - это
организованное отступление.
Говоря о немецком языке, как об уникальном явлении среди языков,
следует сказать и о венгерском языке, который уникален не только по своему
синтаксису, (это самый сложный из европейских языков), но и по ситуации, в
которой он исторически оказался. Дело в том, что венгерский язык, этот
выразительнейший и красивейший язык, стал государственным только в 1843
году. До этого он угнетался и забивался иноземными властителями до такой
степени, что те готовы были идти на любой компромисс, (вплоть до
использования в официальной переписке латинского), лишь бы не иметь дела
непосредственно с венгерским. Всем правительствам, которым подчинялись
венгры, было легче совершить личный ратный подвиг, чем осилить венгерский
язык. Когда венгры получили языковую независимость, все предшествующие
мытарства тут же отразились на правилах использования языка. Венгры очень
любят свой язык и оберегают его всеми силами создаваемых литературных
традиций и лингвистических установлений. Слишком дорого он им достался,
чтобы теперь пользоваться им без особых правил предосторожности и почитания.
Отсюда - повышенное стремление венгров не пропускать в свой язык иностранные
слова, благодаря чему появляются такие чисто венгерские превращения
распространенных международных слов, как сифилис (по-венгерски "байвер",
буквально "беда с кровью"); "лабдаруго" ("пинание мяча", футбол);
"форрадалом" ("переворот-вскипание", революция); "тавират" (здесь - шедевр