Страница:
Николай Васильевич не считал, что народ надо делать героем истории - народ,
если его не принуждать, сам к красивой и культурной жизни не очень
стремится. Долго ли коротко ли они спорили, а в 37 лет Успенский сошел с
ума, стал бомжем и покончил жизнь самоубийством.
Дельмира Агустини - уругвайская поэтесса, модернистка. Признано, что от
нее пошли все поэтессы Америки. Если это так, то пожелаем им далеко не
заходить в этом подражании, так как Агустини покончила с собой в 28 лет.
Мануэль Акунья, мексиканский поэт и борец против религии за
материализм. Как и следовало ожидать, хватило ненадолго - самоубийство в 24
года.
Акутагава Рюноскэ - великий японский писатель, автор знаменитого
"Расемона". В Японии самая престижная литературная премия носит его имя.
Наследникам, наверное, есть, чем похвалиться, но сам он наложил на себя руки
в 35 лет.
Еще один японец Арисима Такэо. Сначала он "кропоткинец", затем
"толстовец", а затем и совсем "активный социалист". Писал романы о трудовом
народе. Прервал превратности перемен политических пристрастий в 45 лет,
когда покончил с собой.
Ну и еще один японец. Тамики Хара. Японский писатель и поэт. По
молодости авангардист. Автор всемирно известной книги "Летние цветы" (о
бомбардировке Хиросимы). Самоубийство в 46 лет.
Виктория Бенедиктсон. Шведская писательница, бытоописатель шведской
провинции и яростный борец за эмансипацию женщин. Воспользовалась всего лишь
одним правом, оспариваемым у мужчин - совершила самоубийство в 38 лет.
Николай Бобрищев-Пушкин - русский поэт. Печатался в российских
альманахах и журналах начала 19 века. В 35 лет сошел с ума. Садег Хедаяг -
иранский писатель, публиковался в Бельгии, Франции и Иране. Современная
персидская литература ему многим обязана. Он прорубил для нее "окно в
Европу". Переведен на многие языки мира. Совершил в 48 лет самоубийство в
Париже.
Михаил Булгаков, автор "Мастера и Маргариты". Хронический алкоголик,
пил до беспамятства, до постоянных видений наяву и кошмаров ночью. От
алкоголя отказали почки и наступила смерть.
Роберт Вальзер - швейцарский писатель-эстет. Изысканность стиля вводит
его в круг избранных писателей-эстетов мировой литературы. Романы, интимная
лирика. Сборники рассказов, сказки о Снегурочке, Золушке и т.д. Сошел с ума
в 45 лет.
Йозеф Вейнхебер - австрийский писатель, автор стихов и
автобиографической трилогии. Последователь Шопенгауэра (философия
пессимизма). Закономерное самоубийство в 53 года.
Юрий Олеша на рулоне типографской бумаги практически без правок написал
революционную сказку "Три толстяка". Затем каялся на Первом съезде писателей
в присутствии строгого Горького, обещая написать что-нибудь из реальной
жизни, которая своей прекрасной революционностью исторического момента,
конечно же, красочнее любых сказок. Очень старался, аккуратно писал и также
аккуратно заштриховывал абзац за абзацем (все это уже на хорошей бумаге),
потому что спился. В Доме Писателей была кодовая фраза - "Олеша идет!", по
знаку которой все прятались по щелям - будет занимать деньги и никогда не
отдаст, потому что пить уже не на что.
Йосеф Вексель. Финский поэт и драматург. Является зачинателем
прогрессивного романтизма в европейской литературе. Повторим - в целой
европейской литературе! Не халам-балам! Представитель демократического
направления финляндской литературы. В 24 года сошел с ума, да так и умер в
больнице для умалишенных в 69 лет.
Иван Худяков - русский фольклорист. Народник по политическим
убеждениям. Сборники народных песен, сказок и загадок. Создатель
самоучителей русского языка. Дружил с Герценом и Огаревым (данный факт
приводится не в качестве комплимента, а так - к сведению). Последовательный
революционер-конспиратор - фольклорные книги умел подать как скрытые
агитлистки. Творческое, но изнуряющее занятие. Умер в сумасшедшем доме в 34
года.
Поль Верлен - очень известный французский поэт. Популярен был
необычайно. Любовник другого французского поэта Артюра Рембо. Колесил с ним
по Бельгии и Англии, откуда их с омерзением гнали как гомосексуалистов после
освидетельствования у врачей. Сидел 2 года за попытку убийства своего
любовника. Тот еще был тип! Спился и умер в нищете.
Винье Осмунн - норвежский поэт и журналист. Издатель литературного
журнала, демократ, сторонник крестьянства, которое и является основным
героем его творчества. Отравился на 52 году жизни.
Вирджиния Вулф - английская писательница, представительница изящного
эстетства. Одна из создателей так называемого психологического
западноевропейского романа. Неплохо для женщины, однако! Но, - три нервных
срыва на протяжении жизни и самоубийство в 59 лет.
Томас Чаттертон - английский поэт. Известен как литературный
мистификатор - писал стихи на староанглийском языке от имени некоего Томаса
Раули, и народ читал! Возможно, Чаттертон и забавлялся, но для таких забав
нужна особая литературная одаренность - писать на старом языке так, чтобы
составлять конкуренцию современникам, это не антиквар собирать, а самому
антиквар создавать! Томас Чаттертон отравился в 18 лет.
Владимир Алексеевич Пяст - русский советский поэт, переводчик, автор
учебника "Современное стиховедение". Переводы Сервантеса, Рабле, де Молины и
других. Книга воспоминаний, сборник стихов, исследователь Александра Блока.
Многое умел. Самоубийство в 54 года.
Радищев Александр Николаевич - русский писатель, автор нашумевшего в
свое время "Путешествия из Петербурга в Москву", за которое получил 10 лет
ссылки. Отсидел 6 лет. Был помилован. Еще через 5 лет был обласкан
Александром 1 и назначен в Комиссию составления законов. Лечился в
сумасшедшем доме. Отравился в 53 года.
Артюр Рембо - тот самый любовник того самого Верлена, по
совместительству - великий французский поэт.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, русский писатель-сатирик. Всю жизнь
прожил с мыслями о самоубийстве. Постоянно порывался это сделать. Также
постоянно пытался от этого вылечиться. Боролся, как мог и умер своей
смертью.
Жорж Санд - французская писательница, чье настоящее имя была Аврора
Дюпен. Взяла мужской псевдоним, носила мужской костюм и курила трубку.
Что-то серьезно перепутала.
Джонатан Свифт - автор "Путешествий Гулливера", сошел с ума и умер
сумасшедшим.
Луций Сенека - римский философ и писатель. Наставник и советник
императора Нерона, один из представителей "нового стиля". Заменил длинные
цицероновские фразы на короткие, рубленые. Автор 9 трагедий, переполненных
сценами насильственного умерщвления и призывов к самоубийству. Сам покончил
жизнь самоубийством в возрасте 69 лет. Внял призыву?
Хосе Асунсьон Сильва - колумбийский поэт. Способствовал утверждению
латиноамериканского модернизма. Латинская Америка должна его благодарить.
Жил в Париже, где вступил в половую связь с Полем Верленом (тот еще был тип
этот Верлен, скажем еще раз!). Вернулся в Колумбию, затосковал и покончил
жизнь самоубийством в 31 год.
Андрей Соболь (Юлий Михайлович) русский советский писатель еврейского
происхождения. Пьесы, рассказы, воспоминания, бесцельные скитания по стране,
известность, самоубийство в 38 лет.
Михаил Зощенко страдал тяжелой неврастенией.
Александр Блок умер в состоянии умопомешательства.
Бернард Шоу ненавидел половую близость и в брачном контракте особо
оговорил, что исполнять супружеские обязанности не намерен. Может быть,
стоило назвать этот документ как-нибудь иначе?
Тенесси Уильямс, великий американский писатель - гомосексуалист.
Торквато Тассо, культовый итальянский поэт эпохи Возрождения. Создатель
европейской пасторальной драмы. Масса последователей в Италии, громкий успех
во Франции, оказал влияние на творчество самого Вольтера, Спенсера,
Мильтона, ему подражал Лопе де Вега, далматинцы и поляки. Гете написал драму
"Торквато Тассо", Байрон поэму "Жалоба Тассо", а Делакруа картину "Тассо в
госпитале св. Анны". Что делал Тассо в госпитале святой Анны? В 33 года он
помешался и сбежал из дома. Через два года объявился и попал в сумасшедший
дом, который негромко назывался "Госпиталь св. Анны". Там он провел 7 лет,
после чего был выпущен, но тут же последовал новый припадок, в результате
которого он опять сбежал и скитался. Умер Тассо в приступе шизофрении.
Афанасий Фет, знаменитый русский поэт. Умер от разрыва сердца, когда
домочадцы у него отняли нож, которым он пытался зарезаться.
Владимир Высоцкий, создатель современной разговорно-литературной манеры
русских писателей. Страдал хроническим алкоголизмом, из-за чего посадил
сердце и печень. Умер в запое.
Жан Жак Руссо, великий француз, который привлекался к суду за
эксгибиционизм (демонстрирование в присутственных местах своих половых
органов).
Марк Твен в конце жизни переписывался с ... дьяволом на полном серьезе.
Михаил Юрьевич Лермонтов. Печально распущенный и невыразимо гениальный
пессимист. Изо дня в день публично доводил несчастного Мартынова (своего
единственного друга!) своими колкостями и тонкими издевательствами, пока не
дождался дуэли, на которой даже не поднял пистолета: мрачно подставил грудь
и удовлетворенно скончался. Чем не самоубийство?
Джеймс Болдуин, американский классик, был гомосексуалистом.
Василий Шукшин был неизлечимым алкоголиком.
Александра Коллонтай, русская писательница и революционерка,
проповедовавшая в своем творчестве свободную любовь, сама страдал тяжелой
нимфоманией (в народе это называется "бешенством матки") и отдавалась любому
матросу по первому требованию (чаще исходящему от нее самой).
Фрэнсис Маттисен. Американский филолог, критик, литературовед,
профессор Гарварда. Знаменит исследованиями Теодора Драйзера и Уолта
Уитмена. Крупнейший и признанный в мире специалист по американской поэзии.
Самоубийство в 48 лет.
Уолт Уитмен, на котором сделал себе имя Маттисен, который обратил в
поэтическую веру Маяковского, и которому ставятся памятники, был не только
великим поэтом Америки, но и таким же великим (по строению тела)
гомосексуалистом.
Пожалуй, хватит.
Многим может показаться, что мы сейчас занялись некрасивым делом:
роемся в чужом, зачастую грязном, белье. Однако мы далеки от того, чтобы
как-то осуждать этих несчастных людей или же высокомерно сравнивать их с
собою. Сами факты, которые мы приводим об их жизни - не секрет. Они взяты
нами из энциклопедий, справочников, мемуаров и судебных хроник. Ничего из
того, о чем перешептывается по углам в качестве заманчивых домыслов, мы не
приводим. Мы лишь сгруппировали в кучу то, что разрозненно существует в
открытой печати. Мы не сплетничали. Тем более что сами эти люди зачастую
несли все эти свои пороки как щит перед собой и даже иногда весьма гордились
ими. И нам совсем не до личных особенностей каждого из них. Нам важно все
это как обобщающий признак того самого слоя людей, которые, как мы
предполагаем, могли бы являться передатчиками Слова Божьего так же, как
ученые являются передатчиками Знания Божьего. Если мы признаем их таким
передаточным звеном между нами и Богом, то мы этим самым тут же опровергнем
самих себя, задав себе же всего лишь один единственный вопрос - если Бог
избрал литературу как способ наполнения чем-то наших задач в истории, а
самих литераторов как своих исполнителей этого плана, то неужели он для
этого избрал таких людей? В это трудно было бы поверить. Вряд ли может быть
учителем жизни тот, кто сводит с самой жизнью счеты через петлю или пулю;
вряд ли может быть врачевателем душ тот, кто сам является душевнобольным и
вряд ли что-то без искажений может воспринимать для передачи тот, кто
туманит ежечасно свои мозги алкоголем или наркотой. Гомосексуализм, как нас
убеждают, совершенно безобиден, и мы не будем впадать в полемический задор
по поводу данного утверждения, однако позволим себе серьезно усомниться в
пророческих или проницательных талантах тех людей, которые даже мужчину с
женщиной близоруко путают на близком расстоянии, а не то, что могут
разбираться в скрытых путях жизни или ее смысла. Если они ошибаются на таком
простом тесте, как пол партнера, попавшего к ним в постель, то чего от них
ждать при условии решения тех задач, которые нам хотелось бы придать
литературе? Они, пожалуй, будут посложнее (эти задачи).
Все это заставляет нас серьезно усомниться в том, что через литературу
может привноситься в мир нечто, что заставляет его переламывать наши души и
оттачивать характер в угодном Богу направлении.
Правда, можно предположить, что те единицы творческой элиты, которые
являются психически вполне нормальными людьми, могли бы вполне эту задачу
выполнять. Однако, беря в руки литературное произведение, мы не можем
требовать от их авторов, чтобы они к предисловию своих книг и сборников
прикладывали справки от психиатров или нотариально заверенные свидетельства
сексуальных партнеров. Это был бы уже фашизм. Эти люди имеют право на
творчество, а мы имеем право на то, чтобы читать их, или не читать. Пусть
каждый воспользуется своим правом и пусть будет все так, как есть, но в
таком случае мы должны признать, что литература все-таки занимает какую-то
другую нишу в нашей жизни, а не ту самую, которую мы ищем, то есть
исторически определяющую Его Замысел,.
Кроме того, происходит постоянно удивительная вещь, когда светлые и
нормальные гении литературы, такие, как Пушкин, Шекспир, Дюма, Шолохов,
Данте, Сервантес, Жюль Верн и еще немногие другие - не читаются! В общем-то,
наиболее чистые по внутреннему содержанию и праздничные по доброте книги
составляют так называемое классическое наследие, что подразумевает то, что
их будут читать вечно, и что они никогда не забудутся. Но, похоже, классикой
скорее можно назвать то, что никогда не будет читаться, но что действительно
всегда будет помниться. Очень метко про классику говорил Марк Твен:
"Классика - это нечто такое, что каждый хотел бы прочесть, но никто не хочет
читать". Читается, как ни странно, то, что скоро беспросветно забудется. Все
это читается взахлеб, забывается, затем читается еще что-то аналогичное,
вновь забывается и так все время. Так называемый эффект бестселлеров - книг,
которые сегодня заиметь хочет каждый, и которые полностью исчезают из
обращения через год или два, причем иногда на века. Если бы Бог и задумал
передать нам что-либо через литературу, которая творится нормально
психическими людьми, то Ему не составило бы труда вбить в наше сознание
некий предпочтительный интерес к этим авторам, а не наоборот. Уж, наверное,
Он не пустил бы этот процесс на самотек. Иначе, Он Сам бы Себя не уважал, -
прикладывай, понимаешь, усилия по внедрению в здоровые головы отдельных
здоровых писателей Своих замыслов и идей, а потом допускай, чтобы это вообще
не читалось, а только хрестоматийно уважалось! В это невозможно поверить и
это еще один довод против того, что через литературу может осуществляться
какое-то Его направляющее присутствие.
Правда, знакомый уже нам Эзра Паунд, который пытался тягаться
непосредственно с Данте и умер за решеткой психушки, говорил, что незачем
критиковать литературное произведение, исходя из личных качеств его автора.
Только плохой критик критикует поэта, а не его поэму, говорил он. Может быть
и так. Но, во-первых, личность автора не может не накладывать отпечаток на
то, что он пишет. И даже плохой критик не сможет не заметить, что в
содержании поэмы есть что-то болезненно странное. А биографическая справка о
поэте всего лишь объясняет происхождение этих странностей. Тут связь
неразрывная. Кроме того, сумасшествие, например, это не банальный перелом
колена и даже не сифилис. Вывих мозгов - это не вывих сустава. Такое не
происходит в одно мгновенье, разделяя жизнь автора на два разных отрезка -
до несчастья и после. Если человек, в конце концов, все-таки сошел с ума, то
это громко признается только в том случае, когда это перешло в необратимую
или опасную для окружающих форму. А до этого он годами находится в той фазе,
в которой процесс еще кажется обратимым или не представляется угрожающим для
здоровья соседей и родственников, но процесс-то идет все время! И в этом
состоянии человек творит, и это состояние не может не отражаться на том, что
он пишет. В итоге появляется всегда оригинальное литературное новшество,
увлекательное и талантливое, но питает оно скорее не душу, а какие-то ее
темные закоулки, где таятся пороки и запретное любопытство.
Зачастую приходится слышать и такую версию психической ущербности
многих литературных талантов - это люди особенные и особо остро чувствующие,
им дана великая возможность ощущения истинного страдания и великая
способность пропускать через себя метания и болезни духа. Из-за такого
избыточного набора душевных талантов они, мол, и становятся душевно не
совсем уравновешенными. Не выдерживают нагрузки. Если мы согласимся с этой
версией, то она вполне может дать некоторые надежды литературе: в самом
деле, если Бог избирает этих людей для какой-то миссии, то эта миссия,
естественно, не может быть простой, и эти люди просто не выдерживают и
загибаются психически на ниве сотрудничества с Ним. Можно было бы и
ухватиться за эту возможность для литературы, но мы не станем этого делать.
Потому что, если бы эти люди были такие особенные и так особенно бы
чувствовали все то, что не дано чувствовать нам, то с каких таких радостей
нам было бы интересно вообще то, о чем они пишут, и с какой такой причины
нам было бы вообще понятно то, что они переживают? Если они совсем другие по
своим душевным талантам, то, как мы можем им сопереживать? Чем, какими
такими собственными талантами мы можем сопереживать их необузданно
эксклюзивным талантам? Вот цветы, например, страдают, когда их режут, а
лабораторные опыты показали, что даже посторонние цветы впадают в панику,
когда в помещение входит человек, который всего-навсего утром срезал у себя
в саду цикламены. Для них у него руки в крови! А для нас все это непонятно.
Потому что это совершенно две разные системы душевных переживаний - у цветов
и у нас. Мы цветов не понимаем, потому что они особенные. А если мы понимаем
писателей и поэтов как себя самого, переживаем вместе с ними над одним и тем
же, и одинаково с ними над одним и тем же смеемся и плачем, то надо
признать, что в таком случае и они, и мы - особенные совершенно в равной
степени. Мы ничем от них в таком случае по особенности душ не отстаем. Но,
отмечая, что мы считаем себя одинаково особенными с литераторами
относительно друг друга, мы должны признать и то, что это абсолютная
глупость: что-либо в равной степени особенное относительно друг друга всегда
должно считаться просто одинаковым, а особенным оно может быть только
относительно чего-то третьего, от чего разительно отличается. Например, от
цветов. А такой случай, как одинаковая способность что-то особенно
переживать должен считаться просто нормой. Например, если все вокруг дураки,
то не будет противоречить истине и то утверждение, что все вокруг умные.
Относительно друг друга, конечно. Поэтому мы со спокойной уверенностью можем
сказать - эти ребята и девчата особенные не в том, что могут увидеть или
почувствовать что-то такое, чего не можем увидеть или почувствовать мы
(потому что мы ведь отлично видим и чувствуем то, на что они пытаются нас
заострить в своем творчестве), а особенные они в том, что не могут
реагировать на это также достойно, как можем реагировать мы. И с нами
происходят все те страшные и убивающие нашу жизнь вещи, которые описываются
в литературе. И мы точно также на грани жизни и смерти переживаем измены, на
грани душевного здоровья скорбим о близких, и нам также сокрушают дух
неразделенная любовь, предательство детей, равнодушие родителей, проявленная
ненависть друзей, унижения от сильных, невозможность правды и бессилие
мести. Иначе нас не трогали бы переплетения судеб вымышленных героев, как не
трогает погоня льва за антилопой в телепередаче из жизни животных, потому
что это из другой относительно нас жизни! А то, что в книгах - все из нашей
жизни. Но мы не вешаемся, не спиваемся, не кусаем наше ближайшее окружение и
не впадаем в противоестественные половые связи. Мы справляемся. Может быть,
это, как раз, мы особенные?
Но как бы там ни было, а предполагать, что литераторы несут какую-то
особую душевную нагрузку в жизни, которая не достается нам - смешно. Поэтому
и этого слабого шанса у литературы для ее возможного высокого значения в
качестве инструмента в Его руках, нет.
Но вернемся к бестселлерам. Раз уж мы все так на них падки, то разве не
логично было бы предположить, что программу этого неудержимого интереса к
ним в нас заложил Он, и благодаря этой программе обеспечивается то, что мы
постоянно находимся в этом состоянии жадного впитывания какой-то информации,
которую Он закладывает в эти бестселлеры? Логика, и в самом деле, против
данного предположения не возражала бы, если особенно не вдаваться в
содержание этих бестселлеров. А оно, к сожалению, убеждает нас в обратном.
Похоже, что Его присутствием в создании бестселлеров ничто не отдает.
Давайте посмотрим, что удалось нам собрать из всего количества этих книг,
которые становились в свое время (короткое, надо еще раз отметить) самыми
модными у читающей публики.
Владимир Набоков, "Лолита". Очень громкая была книга. О чем эта книга?
О педофилии. Омерзительная история без тени осуждения автором хотя бы за
строкой. От Бога?
Овидий Назон, "Наука любви". Книга римского поэта, которую иногда до
сих пор можно встретить кочующей по студенческим аудиториям в перепечатанном
самодеятельным образом виде. Подробное описание техники половых актов.
Поэтизированная порнография на уровне сексологического пособия.
Омар Хайям, рубаи (четверостишья). Культ пьянства и половой любви.
Николай Гоголь, "Вий". Фантасмагория ужасов, где покойница летает во
гробе, а вампиры домогаются героя три ночи к ряду.
Братья Гонкуры. Их книги вырывались буквально из рук друг у друга
французскими почитателями и с нетерпением ожидались к изданию. Их именем
названа крупнейшая литературная премия Франции. Каждая книга была
бестселлером, что почти уникально в истории литературы. Вот темы их книг -
физиологические подробности человеческой жизни в отвратительных мелочах,
детальное и любовное описание различных физических и психических патологий.
Истории героев этих книг - истории страшных болезней, где вся суть
повествования сводится к натуралистической биологии. Сами Гонкуры говорили -
главное не содержание, сюжет вообще не нужен, главное вызвать специальные
ощущения. Ощущения выше мысли, считали братцы. Особенно ощущения шока от
грязных деталей физиологии человеческого тела. Отсюда и успех.
Иван Гончаров. Роман "Обломов". История о человеке, который не встает с
дивана и находится в депрессивном состоянии душевного расстройства.
Иван Тургенев, "Отцы и дети". История об абсолютно невоспитанейшем
человеке, да еще к тому же и психе, который сам не имеет смысла в жизни и за
другими не хочет его признавать.
Дон Жуан - любимые во все века истории о совращении женщин из
спортивного интереса, попрании уважения к мертвым и мистической неодолимости
смерти. Созданный в 1630 году персонаж до сих пор обязательно присутствует в
любом пласте актуального по времени искусства.
Сервантес, "Дон Кихот". История о сумасшедшем рыцаре. Была невероятным
бестселлером в Испании. Что особенно в этом плохого? А то, что вся Испания
неудержимо смеялась над больным идальго, и считала эту книгу самым смешным
из всего, что доводилось писать на земле человеку. Наборщики от смеха даже
допускали недопустимо глупые ошибки. Унижения беззащитного романтика - это
же, по сути очень смешно! Это только в наши времена герой Сервантеса
вызывает сострадание. Но в наше время "Дон Кихот" и не бестселлер...
Достоевский, "Преступление и наказание". История об убийстве,
психологии убийства, психологии совращения, психологии самоубийства,
психологии нищеты, психологии цинизма и психологии самоубийства
(Свидригайлов). Полный набор.
Теодор Драйзер, "Сестра Керри". О том, как порядочный человек бросает
работу и семью ради актрисы, катится на дно и становится бездомным бродягой.
Есть что почитать.
Морис Женвуа, "Раболио". Бестселлер из бестселлеров, Гонкуровская
премия и забвение в настоящее время - очень показательный пример. Книга о
том, как безобидный браконьер превращается в убийцу. Копание в
патологическом внутреннем мире убийцы. Ну как не перечитать несколько раз?
Эмиль Золя. У него несколько бестселлеров. "Нана" - история
проститутки, роман о половых извращениях, бесстыдстве и моральном падении на
самое дно. Главная героиня - бисексуалка без всяких нравственных понятий.
Завершает роман любимая многими подробная сцена медленного разложения ее
некогда ненасытного тела от сифилиса. "Жерминаль" - подробное
натуралистическое описание нравов (вернее, их отсутствия) шахтерского
поселка, революционно-авантюрное буйство, жестокость, почти животные
совокупления людей, запоздалая любовь двух обреченных на смерть, заваленных
если его не принуждать, сам к красивой и культурной жизни не очень
стремится. Долго ли коротко ли они спорили, а в 37 лет Успенский сошел с
ума, стал бомжем и покончил жизнь самоубийством.
Дельмира Агустини - уругвайская поэтесса, модернистка. Признано, что от
нее пошли все поэтессы Америки. Если это так, то пожелаем им далеко не
заходить в этом подражании, так как Агустини покончила с собой в 28 лет.
Мануэль Акунья, мексиканский поэт и борец против религии за
материализм. Как и следовало ожидать, хватило ненадолго - самоубийство в 24
года.
Акутагава Рюноскэ - великий японский писатель, автор знаменитого
"Расемона". В Японии самая престижная литературная премия носит его имя.
Наследникам, наверное, есть, чем похвалиться, но сам он наложил на себя руки
в 35 лет.
Еще один японец Арисима Такэо. Сначала он "кропоткинец", затем
"толстовец", а затем и совсем "активный социалист". Писал романы о трудовом
народе. Прервал превратности перемен политических пристрастий в 45 лет,
когда покончил с собой.
Ну и еще один японец. Тамики Хара. Японский писатель и поэт. По
молодости авангардист. Автор всемирно известной книги "Летние цветы" (о
бомбардировке Хиросимы). Самоубийство в 46 лет.
Виктория Бенедиктсон. Шведская писательница, бытоописатель шведской
провинции и яростный борец за эмансипацию женщин. Воспользовалась всего лишь
одним правом, оспариваемым у мужчин - совершила самоубийство в 38 лет.
Николай Бобрищев-Пушкин - русский поэт. Печатался в российских
альманахах и журналах начала 19 века. В 35 лет сошел с ума. Садег Хедаяг -
иранский писатель, публиковался в Бельгии, Франции и Иране. Современная
персидская литература ему многим обязана. Он прорубил для нее "окно в
Европу". Переведен на многие языки мира. Совершил в 48 лет самоубийство в
Париже.
Михаил Булгаков, автор "Мастера и Маргариты". Хронический алкоголик,
пил до беспамятства, до постоянных видений наяву и кошмаров ночью. От
алкоголя отказали почки и наступила смерть.
Роберт Вальзер - швейцарский писатель-эстет. Изысканность стиля вводит
его в круг избранных писателей-эстетов мировой литературы. Романы, интимная
лирика. Сборники рассказов, сказки о Снегурочке, Золушке и т.д. Сошел с ума
в 45 лет.
Йозеф Вейнхебер - австрийский писатель, автор стихов и
автобиографической трилогии. Последователь Шопенгауэра (философия
пессимизма). Закономерное самоубийство в 53 года.
Юрий Олеша на рулоне типографской бумаги практически без правок написал
революционную сказку "Три толстяка". Затем каялся на Первом съезде писателей
в присутствии строгого Горького, обещая написать что-нибудь из реальной
жизни, которая своей прекрасной революционностью исторического момента,
конечно же, красочнее любых сказок. Очень старался, аккуратно писал и также
аккуратно заштриховывал абзац за абзацем (все это уже на хорошей бумаге),
потому что спился. В Доме Писателей была кодовая фраза - "Олеша идет!", по
знаку которой все прятались по щелям - будет занимать деньги и никогда не
отдаст, потому что пить уже не на что.
Йосеф Вексель. Финский поэт и драматург. Является зачинателем
прогрессивного романтизма в европейской литературе. Повторим - в целой
европейской литературе! Не халам-балам! Представитель демократического
направления финляндской литературы. В 24 года сошел с ума, да так и умер в
больнице для умалишенных в 69 лет.
Иван Худяков - русский фольклорист. Народник по политическим
убеждениям. Сборники народных песен, сказок и загадок. Создатель
самоучителей русского языка. Дружил с Герценом и Огаревым (данный факт
приводится не в качестве комплимента, а так - к сведению). Последовательный
революционер-конспиратор - фольклорные книги умел подать как скрытые
агитлистки. Творческое, но изнуряющее занятие. Умер в сумасшедшем доме в 34
года.
Поль Верлен - очень известный французский поэт. Популярен был
необычайно. Любовник другого французского поэта Артюра Рембо. Колесил с ним
по Бельгии и Англии, откуда их с омерзением гнали как гомосексуалистов после
освидетельствования у врачей. Сидел 2 года за попытку убийства своего
любовника. Тот еще был тип! Спился и умер в нищете.
Винье Осмунн - норвежский поэт и журналист. Издатель литературного
журнала, демократ, сторонник крестьянства, которое и является основным
героем его творчества. Отравился на 52 году жизни.
Вирджиния Вулф - английская писательница, представительница изящного
эстетства. Одна из создателей так называемого психологического
западноевропейского романа. Неплохо для женщины, однако! Но, - три нервных
срыва на протяжении жизни и самоубийство в 59 лет.
Томас Чаттертон - английский поэт. Известен как литературный
мистификатор - писал стихи на староанглийском языке от имени некоего Томаса
Раули, и народ читал! Возможно, Чаттертон и забавлялся, но для таких забав
нужна особая литературная одаренность - писать на старом языке так, чтобы
составлять конкуренцию современникам, это не антиквар собирать, а самому
антиквар создавать! Томас Чаттертон отравился в 18 лет.
Владимир Алексеевич Пяст - русский советский поэт, переводчик, автор
учебника "Современное стиховедение". Переводы Сервантеса, Рабле, де Молины и
других. Книга воспоминаний, сборник стихов, исследователь Александра Блока.
Многое умел. Самоубийство в 54 года.
Радищев Александр Николаевич - русский писатель, автор нашумевшего в
свое время "Путешествия из Петербурга в Москву", за которое получил 10 лет
ссылки. Отсидел 6 лет. Был помилован. Еще через 5 лет был обласкан
Александром 1 и назначен в Комиссию составления законов. Лечился в
сумасшедшем доме. Отравился в 53 года.
Артюр Рембо - тот самый любовник того самого Верлена, по
совместительству - великий французский поэт.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, русский писатель-сатирик. Всю жизнь
прожил с мыслями о самоубийстве. Постоянно порывался это сделать. Также
постоянно пытался от этого вылечиться. Боролся, как мог и умер своей
смертью.
Жорж Санд - французская писательница, чье настоящее имя была Аврора
Дюпен. Взяла мужской псевдоним, носила мужской костюм и курила трубку.
Что-то серьезно перепутала.
Джонатан Свифт - автор "Путешествий Гулливера", сошел с ума и умер
сумасшедшим.
Луций Сенека - римский философ и писатель. Наставник и советник
императора Нерона, один из представителей "нового стиля". Заменил длинные
цицероновские фразы на короткие, рубленые. Автор 9 трагедий, переполненных
сценами насильственного умерщвления и призывов к самоубийству. Сам покончил
жизнь самоубийством в возрасте 69 лет. Внял призыву?
Хосе Асунсьон Сильва - колумбийский поэт. Способствовал утверждению
латиноамериканского модернизма. Латинская Америка должна его благодарить.
Жил в Париже, где вступил в половую связь с Полем Верленом (тот еще был тип
этот Верлен, скажем еще раз!). Вернулся в Колумбию, затосковал и покончил
жизнь самоубийством в 31 год.
Андрей Соболь (Юлий Михайлович) русский советский писатель еврейского
происхождения. Пьесы, рассказы, воспоминания, бесцельные скитания по стране,
известность, самоубийство в 38 лет.
Михаил Зощенко страдал тяжелой неврастенией.
Александр Блок умер в состоянии умопомешательства.
Бернард Шоу ненавидел половую близость и в брачном контракте особо
оговорил, что исполнять супружеские обязанности не намерен. Может быть,
стоило назвать этот документ как-нибудь иначе?
Тенесси Уильямс, великий американский писатель - гомосексуалист.
Торквато Тассо, культовый итальянский поэт эпохи Возрождения. Создатель
европейской пасторальной драмы. Масса последователей в Италии, громкий успех
во Франции, оказал влияние на творчество самого Вольтера, Спенсера,
Мильтона, ему подражал Лопе де Вега, далматинцы и поляки. Гете написал драму
"Торквато Тассо", Байрон поэму "Жалоба Тассо", а Делакруа картину "Тассо в
госпитале св. Анны". Что делал Тассо в госпитале святой Анны? В 33 года он
помешался и сбежал из дома. Через два года объявился и попал в сумасшедший
дом, который негромко назывался "Госпиталь св. Анны". Там он провел 7 лет,
после чего был выпущен, но тут же последовал новый припадок, в результате
которого он опять сбежал и скитался. Умер Тассо в приступе шизофрении.
Афанасий Фет, знаменитый русский поэт. Умер от разрыва сердца, когда
домочадцы у него отняли нож, которым он пытался зарезаться.
Владимир Высоцкий, создатель современной разговорно-литературной манеры
русских писателей. Страдал хроническим алкоголизмом, из-за чего посадил
сердце и печень. Умер в запое.
Жан Жак Руссо, великий француз, который привлекался к суду за
эксгибиционизм (демонстрирование в присутственных местах своих половых
органов).
Марк Твен в конце жизни переписывался с ... дьяволом на полном серьезе.
Михаил Юрьевич Лермонтов. Печально распущенный и невыразимо гениальный
пессимист. Изо дня в день публично доводил несчастного Мартынова (своего
единственного друга!) своими колкостями и тонкими издевательствами, пока не
дождался дуэли, на которой даже не поднял пистолета: мрачно подставил грудь
и удовлетворенно скончался. Чем не самоубийство?
Джеймс Болдуин, американский классик, был гомосексуалистом.
Василий Шукшин был неизлечимым алкоголиком.
Александра Коллонтай, русская писательница и революционерка,
проповедовавшая в своем творчестве свободную любовь, сама страдал тяжелой
нимфоманией (в народе это называется "бешенством матки") и отдавалась любому
матросу по первому требованию (чаще исходящему от нее самой).
Фрэнсис Маттисен. Американский филолог, критик, литературовед,
профессор Гарварда. Знаменит исследованиями Теодора Драйзера и Уолта
Уитмена. Крупнейший и признанный в мире специалист по американской поэзии.
Самоубийство в 48 лет.
Уолт Уитмен, на котором сделал себе имя Маттисен, который обратил в
поэтическую веру Маяковского, и которому ставятся памятники, был не только
великим поэтом Америки, но и таким же великим (по строению тела)
гомосексуалистом.
Пожалуй, хватит.
Многим может показаться, что мы сейчас занялись некрасивым делом:
роемся в чужом, зачастую грязном, белье. Однако мы далеки от того, чтобы
как-то осуждать этих несчастных людей или же высокомерно сравнивать их с
собою. Сами факты, которые мы приводим об их жизни - не секрет. Они взяты
нами из энциклопедий, справочников, мемуаров и судебных хроник. Ничего из
того, о чем перешептывается по углам в качестве заманчивых домыслов, мы не
приводим. Мы лишь сгруппировали в кучу то, что разрозненно существует в
открытой печати. Мы не сплетничали. Тем более что сами эти люди зачастую
несли все эти свои пороки как щит перед собой и даже иногда весьма гордились
ими. И нам совсем не до личных особенностей каждого из них. Нам важно все
это как обобщающий признак того самого слоя людей, которые, как мы
предполагаем, могли бы являться передатчиками Слова Божьего так же, как
ученые являются передатчиками Знания Божьего. Если мы признаем их таким
передаточным звеном между нами и Богом, то мы этим самым тут же опровергнем
самих себя, задав себе же всего лишь один единственный вопрос - если Бог
избрал литературу как способ наполнения чем-то наших задач в истории, а
самих литераторов как своих исполнителей этого плана, то неужели он для
этого избрал таких людей? В это трудно было бы поверить. Вряд ли может быть
учителем жизни тот, кто сводит с самой жизнью счеты через петлю или пулю;
вряд ли может быть врачевателем душ тот, кто сам является душевнобольным и
вряд ли что-то без искажений может воспринимать для передачи тот, кто
туманит ежечасно свои мозги алкоголем или наркотой. Гомосексуализм, как нас
убеждают, совершенно безобиден, и мы не будем впадать в полемический задор
по поводу данного утверждения, однако позволим себе серьезно усомниться в
пророческих или проницательных талантах тех людей, которые даже мужчину с
женщиной близоруко путают на близком расстоянии, а не то, что могут
разбираться в скрытых путях жизни или ее смысла. Если они ошибаются на таком
простом тесте, как пол партнера, попавшего к ним в постель, то чего от них
ждать при условии решения тех задач, которые нам хотелось бы придать
литературе? Они, пожалуй, будут посложнее (эти задачи).
Все это заставляет нас серьезно усомниться в том, что через литературу
может привноситься в мир нечто, что заставляет его переламывать наши души и
оттачивать характер в угодном Богу направлении.
Правда, можно предположить, что те единицы творческой элиты, которые
являются психически вполне нормальными людьми, могли бы вполне эту задачу
выполнять. Однако, беря в руки литературное произведение, мы не можем
требовать от их авторов, чтобы они к предисловию своих книг и сборников
прикладывали справки от психиатров или нотариально заверенные свидетельства
сексуальных партнеров. Это был бы уже фашизм. Эти люди имеют право на
творчество, а мы имеем право на то, чтобы читать их, или не читать. Пусть
каждый воспользуется своим правом и пусть будет все так, как есть, но в
таком случае мы должны признать, что литература все-таки занимает какую-то
другую нишу в нашей жизни, а не ту самую, которую мы ищем, то есть
исторически определяющую Его Замысел,.
Кроме того, происходит постоянно удивительная вещь, когда светлые и
нормальные гении литературы, такие, как Пушкин, Шекспир, Дюма, Шолохов,
Данте, Сервантес, Жюль Верн и еще немногие другие - не читаются! В общем-то,
наиболее чистые по внутреннему содержанию и праздничные по доброте книги
составляют так называемое классическое наследие, что подразумевает то, что
их будут читать вечно, и что они никогда не забудутся. Но, похоже, классикой
скорее можно назвать то, что никогда не будет читаться, но что действительно
всегда будет помниться. Очень метко про классику говорил Марк Твен:
"Классика - это нечто такое, что каждый хотел бы прочесть, но никто не хочет
читать". Читается, как ни странно, то, что скоро беспросветно забудется. Все
это читается взахлеб, забывается, затем читается еще что-то аналогичное,
вновь забывается и так все время. Так называемый эффект бестселлеров - книг,
которые сегодня заиметь хочет каждый, и которые полностью исчезают из
обращения через год или два, причем иногда на века. Если бы Бог и задумал
передать нам что-либо через литературу, которая творится нормально
психическими людьми, то Ему не составило бы труда вбить в наше сознание
некий предпочтительный интерес к этим авторам, а не наоборот. Уж, наверное,
Он не пустил бы этот процесс на самотек. Иначе, Он Сам бы Себя не уважал, -
прикладывай, понимаешь, усилия по внедрению в здоровые головы отдельных
здоровых писателей Своих замыслов и идей, а потом допускай, чтобы это вообще
не читалось, а только хрестоматийно уважалось! В это невозможно поверить и
это еще один довод против того, что через литературу может осуществляться
какое-то Его направляющее присутствие.
Правда, знакомый уже нам Эзра Паунд, который пытался тягаться
непосредственно с Данте и умер за решеткой психушки, говорил, что незачем
критиковать литературное произведение, исходя из личных качеств его автора.
Только плохой критик критикует поэта, а не его поэму, говорил он. Может быть
и так. Но, во-первых, личность автора не может не накладывать отпечаток на
то, что он пишет. И даже плохой критик не сможет не заметить, что в
содержании поэмы есть что-то болезненно странное. А биографическая справка о
поэте всего лишь объясняет происхождение этих странностей. Тут связь
неразрывная. Кроме того, сумасшествие, например, это не банальный перелом
колена и даже не сифилис. Вывих мозгов - это не вывих сустава. Такое не
происходит в одно мгновенье, разделяя жизнь автора на два разных отрезка -
до несчастья и после. Если человек, в конце концов, все-таки сошел с ума, то
это громко признается только в том случае, когда это перешло в необратимую
или опасную для окружающих форму. А до этого он годами находится в той фазе,
в которой процесс еще кажется обратимым или не представляется угрожающим для
здоровья соседей и родственников, но процесс-то идет все время! И в этом
состоянии человек творит, и это состояние не может не отражаться на том, что
он пишет. В итоге появляется всегда оригинальное литературное новшество,
увлекательное и талантливое, но питает оно скорее не душу, а какие-то ее
темные закоулки, где таятся пороки и запретное любопытство.
Зачастую приходится слышать и такую версию психической ущербности
многих литературных талантов - это люди особенные и особо остро чувствующие,
им дана великая возможность ощущения истинного страдания и великая
способность пропускать через себя метания и болезни духа. Из-за такого
избыточного набора душевных талантов они, мол, и становятся душевно не
совсем уравновешенными. Не выдерживают нагрузки. Если мы согласимся с этой
версией, то она вполне может дать некоторые надежды литературе: в самом
деле, если Бог избирает этих людей для какой-то миссии, то эта миссия,
естественно, не может быть простой, и эти люди просто не выдерживают и
загибаются психически на ниве сотрудничества с Ним. Можно было бы и
ухватиться за эту возможность для литературы, но мы не станем этого делать.
Потому что, если бы эти люди были такие особенные и так особенно бы
чувствовали все то, что не дано чувствовать нам, то с каких таких радостей
нам было бы интересно вообще то, о чем они пишут, и с какой такой причины
нам было бы вообще понятно то, что они переживают? Если они совсем другие по
своим душевным талантам, то, как мы можем им сопереживать? Чем, какими
такими собственными талантами мы можем сопереживать их необузданно
эксклюзивным талантам? Вот цветы, например, страдают, когда их режут, а
лабораторные опыты показали, что даже посторонние цветы впадают в панику,
когда в помещение входит человек, который всего-навсего утром срезал у себя
в саду цикламены. Для них у него руки в крови! А для нас все это непонятно.
Потому что это совершенно две разные системы душевных переживаний - у цветов
и у нас. Мы цветов не понимаем, потому что они особенные. А если мы понимаем
писателей и поэтов как себя самого, переживаем вместе с ними над одним и тем
же, и одинаково с ними над одним и тем же смеемся и плачем, то надо
признать, что в таком случае и они, и мы - особенные совершенно в равной
степени. Мы ничем от них в таком случае по особенности душ не отстаем. Но,
отмечая, что мы считаем себя одинаково особенными с литераторами
относительно друг друга, мы должны признать и то, что это абсолютная
глупость: что-либо в равной степени особенное относительно друг друга всегда
должно считаться просто одинаковым, а особенным оно может быть только
относительно чего-то третьего, от чего разительно отличается. Например, от
цветов. А такой случай, как одинаковая способность что-то особенно
переживать должен считаться просто нормой. Например, если все вокруг дураки,
то не будет противоречить истине и то утверждение, что все вокруг умные.
Относительно друг друга, конечно. Поэтому мы со спокойной уверенностью можем
сказать - эти ребята и девчата особенные не в том, что могут увидеть или
почувствовать что-то такое, чего не можем увидеть или почувствовать мы
(потому что мы ведь отлично видим и чувствуем то, на что они пытаются нас
заострить в своем творчестве), а особенные они в том, что не могут
реагировать на это также достойно, как можем реагировать мы. И с нами
происходят все те страшные и убивающие нашу жизнь вещи, которые описываются
в литературе. И мы точно также на грани жизни и смерти переживаем измены, на
грани душевного здоровья скорбим о близких, и нам также сокрушают дух
неразделенная любовь, предательство детей, равнодушие родителей, проявленная
ненависть друзей, унижения от сильных, невозможность правды и бессилие
мести. Иначе нас не трогали бы переплетения судеб вымышленных героев, как не
трогает погоня льва за антилопой в телепередаче из жизни животных, потому
что это из другой относительно нас жизни! А то, что в книгах - все из нашей
жизни. Но мы не вешаемся, не спиваемся, не кусаем наше ближайшее окружение и
не впадаем в противоестественные половые связи. Мы справляемся. Может быть,
это, как раз, мы особенные?
Но как бы там ни было, а предполагать, что литераторы несут какую-то
особую душевную нагрузку в жизни, которая не достается нам - смешно. Поэтому
и этого слабого шанса у литературы для ее возможного высокого значения в
качестве инструмента в Его руках, нет.
Но вернемся к бестселлерам. Раз уж мы все так на них падки, то разве не
логично было бы предположить, что программу этого неудержимого интереса к
ним в нас заложил Он, и благодаря этой программе обеспечивается то, что мы
постоянно находимся в этом состоянии жадного впитывания какой-то информации,
которую Он закладывает в эти бестселлеры? Логика, и в самом деле, против
данного предположения не возражала бы, если особенно не вдаваться в
содержание этих бестселлеров. А оно, к сожалению, убеждает нас в обратном.
Похоже, что Его присутствием в создании бестселлеров ничто не отдает.
Давайте посмотрим, что удалось нам собрать из всего количества этих книг,
которые становились в свое время (короткое, надо еще раз отметить) самыми
модными у читающей публики.
Владимир Набоков, "Лолита". Очень громкая была книга. О чем эта книга?
О педофилии. Омерзительная история без тени осуждения автором хотя бы за
строкой. От Бога?
Овидий Назон, "Наука любви". Книга римского поэта, которую иногда до
сих пор можно встретить кочующей по студенческим аудиториям в перепечатанном
самодеятельным образом виде. Подробное описание техники половых актов.
Поэтизированная порнография на уровне сексологического пособия.
Омар Хайям, рубаи (четверостишья). Культ пьянства и половой любви.
Николай Гоголь, "Вий". Фантасмагория ужасов, где покойница летает во
гробе, а вампиры домогаются героя три ночи к ряду.
Братья Гонкуры. Их книги вырывались буквально из рук друг у друга
французскими почитателями и с нетерпением ожидались к изданию. Их именем
названа крупнейшая литературная премия Франции. Каждая книга была
бестселлером, что почти уникально в истории литературы. Вот темы их книг -
физиологические подробности человеческой жизни в отвратительных мелочах,
детальное и любовное описание различных физических и психических патологий.
Истории героев этих книг - истории страшных болезней, где вся суть
повествования сводится к натуралистической биологии. Сами Гонкуры говорили -
главное не содержание, сюжет вообще не нужен, главное вызвать специальные
ощущения. Ощущения выше мысли, считали братцы. Особенно ощущения шока от
грязных деталей физиологии человеческого тела. Отсюда и успех.
Иван Гончаров. Роман "Обломов". История о человеке, который не встает с
дивана и находится в депрессивном состоянии душевного расстройства.
Иван Тургенев, "Отцы и дети". История об абсолютно невоспитанейшем
человеке, да еще к тому же и психе, который сам не имеет смысла в жизни и за
другими не хочет его признавать.
Дон Жуан - любимые во все века истории о совращении женщин из
спортивного интереса, попрании уважения к мертвым и мистической неодолимости
смерти. Созданный в 1630 году персонаж до сих пор обязательно присутствует в
любом пласте актуального по времени искусства.
Сервантес, "Дон Кихот". История о сумасшедшем рыцаре. Была невероятным
бестселлером в Испании. Что особенно в этом плохого? А то, что вся Испания
неудержимо смеялась над больным идальго, и считала эту книгу самым смешным
из всего, что доводилось писать на земле человеку. Наборщики от смеха даже
допускали недопустимо глупые ошибки. Унижения беззащитного романтика - это
же, по сути очень смешно! Это только в наши времена герой Сервантеса
вызывает сострадание. Но в наше время "Дон Кихот" и не бестселлер...
Достоевский, "Преступление и наказание". История об убийстве,
психологии убийства, психологии совращения, психологии самоубийства,
психологии нищеты, психологии цинизма и психологии самоубийства
(Свидригайлов). Полный набор.
Теодор Драйзер, "Сестра Керри". О том, как порядочный человек бросает
работу и семью ради актрисы, катится на дно и становится бездомным бродягой.
Есть что почитать.
Морис Женвуа, "Раболио". Бестселлер из бестселлеров, Гонкуровская
премия и забвение в настоящее время - очень показательный пример. Книга о
том, как безобидный браконьер превращается в убийцу. Копание в
патологическом внутреннем мире убийцы. Ну как не перечитать несколько раз?
Эмиль Золя. У него несколько бестселлеров. "Нана" - история
проститутки, роман о половых извращениях, бесстыдстве и моральном падении на
самое дно. Главная героиня - бисексуалка без всяких нравственных понятий.
Завершает роман любимая многими подробная сцена медленного разложения ее
некогда ненасытного тела от сифилиса. "Жерминаль" - подробное
натуралистическое описание нравов (вернее, их отсутствия) шахтерского
поселка, революционно-авантюрное буйство, жестокость, почти животные
совокупления людей, запоздалая любовь двух обреченных на смерть, заваленных