Нюхтилин В. Мелхиседек

сравнению с двоечниками тех времен наши профессора просто дети несмышленые!
За сколько, как вы думаете, времени можно изучить все сочетания узелков и их
виды, или несколько десятков тысяч рисунков современному аспиранту? А за
сколько дней осваивает алфавит шестилетний ребенок? Так что про наивность -
стыдливо забудем.
Во вторых, - это письмо линейное или нелинейное? Долго думать не будем,
и скажем сразу - это абсолютно нелинейное письмо, поскольку в нем нет
логических единиц, а все строится на общевоспринимаемой картине сочетаний
разных отдельно не несущих логического смысла составных частей. Каждая
раковина не говорит ни о чем. А несколько раковин вместе говорят о многом.
Смысл и информация возникают не логическим, а нелинейным путем, А наши
буквы? Каждая из них означает звук или слог. Надо только, высунув кончик
языка, записать их в той последовательности, в какой они звучали бы. И все!
Нет - вампумы, кипу и пиктограммы не для дураков! Это было гениальное
нелинейное явление, чего уже нет в нашей современной "совершенной"
письменности.
В третьих, - что общего во всех этих трех письменностях, несмотря на их
абсолютно разное техническое воплощение? Они не языковые! С их помощью
нельзя ни передать особенностей языка, ни сохранить сам язык во времени! Они
оторваны от языка и находятся в надъязычной области сознания и их задачи не
связаны, таким образом с задачами устной речи, от которых мы отказались. Они
не являются приблизительной копией устной речи, каковой является вся наша
письменность. А это еще один аргумент в их пользу, поскольку, как не
связанные с языком, они могут нести какую-то особую задачу, которую не может
нести язык. Мы даже теперь уже можем сформулировать эту задачу первой
письменности - создать способ передачи и хранения информации, не связанный с
особенностями языков. То есть - универсальный, общечеловеческий способ!
Неплохо для "наивных" и "примитивных" способов письма, не так ли?
И, наконец, в четвертых. О том, что человечество отбросило со временем
эти языки, как несовершенные и неуклюжие. Ой, ли? Оглянитесь вокруг - кругом
вампумы, кипу и пиктография! Человечество отказалось от внешнего оформления
способа первой письменности, но самые главные письменности человека, которые
создают сейчас на Земле цивилизацию, сегодня созданы по тому же древнему
принципу! Поясним: чем математические формулы отличаются от первой
письменности пиктографии? Они также передают сообщения и хранят информацию
общечеловеческим неязыковым способом! Как в свое время набор узелков вызывал
определенную ассоциацию, так и набор математических знаков в настоящее время
вызывает такую же ассоциацию. Причем совершенно одинаково поймет эту формулу
и англичанин, и тунгус, и конголезец, и китаец и маори, и мореплаватель и
плотник. А физика, химия, астрономия, геометрия и прочие науки - разве они
не создали свои неязыковые языки, понятные каждому народу одинаково и
позволяющие хранить и передавать информацию наивным способом
взаиморасположения значков и знаков? А электротехника, а черчение, а
машиностроение? А дорожные знаки, понятные всем во всем мире одинаково? Что
это, если не корявая пиктография? А спектрограммы, сейсмограммы,
кардиограммы? Чем всплески их прямых не узелки на нитях? А железнодорожная
семафорная сигнализация? А дорожный светофор? Чем он не набор зеленых,
красных и желтых раковин, расположенных в определенном порядке друг над
другом, и передающих своими сочетаниями более двадцати сообщений? А флаги
морской сигнализации? Ничего нового мы не придумали! Даже наши
восклицательные знаки и вопросительные знаки наряду с многоточиями в конце
предложения - это пиктография от бессилия передать способами нашей
письменности нечто неязыковое и эмоциональное! Но гордимся-то как перед
"дикарями"!
А теперь сравним мощь первых древних письменностей с силой нынешних их
подражаний. С помощью любого из трех видов древней письменности можно было
передавать универсальную информацию. Они могли бы передавать и хранить в
себе сообщения любого характера. Им было все равно. Они были всесильны для
того времени. А какая из аналогичных письменностей нынешнего времени
всесильна сейчас? Ни одной. Каждый язык знаков - для своей отрасли науки и
знания. Так что, стыдно должно быть вдвойне от того, что не только не
сохранили принципы тех письменностей (опять Его идея оказалась нам не под
силу), но и от того, что создав нынешние жалкие отраслевые подобия
универсальным древним пиктографиям, кипу и вампумам, мы заносчиво дерем нос
вверх и не видим того, что в этих языках была Его сила.
Итак, вот что мы можем вынести из логики наших рассуждений. Ему нужна
была речь и Он дал нам ее, чтобы мы могли обмениваться информацией, не
связанной с задачами питания и выживания, а связанной с теми понятиями и
фактами, которые нуждаются зачем-то в сохранении. Для этого Он дал нам
неязыковой способ передачи и сохранения такой информации с помощью
пиктографических в своей основе, или подобных вампумам и кипу,
общечеловеческих языков. Не надо долго усердствовать здесь в рассуждениях,
чтобы понять, что целью всего этого было дать возможность человеку
совместными усилиями развивать науку.
Добавить к этому можно еще и то, что помимо обслуживания именно науки,
речь нигде не выполняет своей функции непосредственно как средства общения.
Только в науке слова выражают то, что они выражают, однозначно. Представьте
себе, что вы подслушали случайно разговор двух незнакомых людей в
троллейбусе - там речь идет о Светке, Артеме, соседе с четвертого этажа, и
прочем. Вы поймете каждое слово, но не поймете - о чем, собственно, речь?
Всякий раз, и не только в троллейбусе, но и повсеместно, от литературы и до
обращения политических деятелей, помимо самой речи нужно еще что-то третье,
некая преамбула предварительной информации, которая будет раскрывать одни и
те же слова для слушателя индивидуально для данных обстоятельств по-разному.
И только в науке каждое слово - это термин, и всегда без всяких предисловий
ясно, о чем идет речь даже в любом наугад выбранном абзаце.
Итак, речь через специфическую письменность, способную одинаково для
понимания всех людей хранить и передавать информацию, и через специфическую
функцию общепонятийных научных терминов влияет на наше бытие, создавая на
Земле науку и цивилизацию. Если бы не было речи, то было бы все, кроме
науки. Ничего не изменилось бы ни в нашем мышлении, ни в нашем бытие, если
бы наука не вторгалась в наш мир и не переделывала его, переделывая
одновременно и самого человека. Следовательно, хоть мы и выгодно отличаемся
речью от животных, но это не позволило бы нам далеко от них уйти, не будь
науки. Самый естественный в этом случае вопрос - не наука ли является нашей
задачей и не для нее ли мы созданы?

Наука

В самом деле, ребенок ломает игрушку с целью заглянуть в ее устройство,
еще не умея толком говорить и соображать, а самая умная собака или обезьяна
никогда не заинтересуются ничем, чего нельзя было бы съесть. Стремление к
познанию - одна из самых настойчивых побудительных программ, заложенных в
человека. Считается иногда одной из самых мощных программ половое влечение,
но даже и здесь познавательное любопытство всегда предшествует истинной
потребности, а уж сопровождает ее всегда.
Животных окружающий мир интересует не далее границ их насущного
соприкосновения с ним. Человек разительно отличается от животного
стремлением к познанию того, что не является его насущной необходимостью.
Где, как не здесь, в самом деле, искать наше предназначение? Здесь и будем
искать?
Не будем. По-видимому, это, все же, не тот район поиска. В
подтверждение сказанному приведем аргументы.
Для начала разберем простой вопрос: что мы подвергаем научному
изучению? Ответ ясен - реальный мир, находящийся вокруг нас. Наука - это
занятие творческое, гораздо более творческое, чем искусство, ибо искусство
компонует в разнообразные забавные или нравоучительные варианты уже
известное нам и видимое нами, а наука всегда имеет дело с доселе
неизвестным. Наука "открывает", а не варьирует. Это более высокий порог
творчества. Несравненно более высокий. Но создает ли это, самое высокое по
своему характеру творчество, что-либо новое? В чем вообще состоит специфика
"открытия"? В том, что человек наконец-то разобрался в том, что и раньше
всегда находилось перед его носом, и документально зафиксировал его? Именно
так, ведь, и происходит любое "открытие"? После этого вдохновленный человек
снова начинает разбираться с тем очередным, что также лежит перед его носом,
но до чего раньше как-то руки не доходили. Идет к новому "открытию". Не
слишком ли громко эти занятия называть "открытиями"? Так была "открыта",
например, Америка. А что, до этого Америки не было? Или, не было до их
"открытия", ионов, Нептуна, Магеллановых Облаков, ДНК, лейкоцитов,
предстательной железы, магнитного поля, моментов сил, скорости свободного
падения тел и т.д.? Что здесь, скажите на милость, открыто? И что создано
нового из того, чего уже не создал бы Он? Все, что мы "открываем", Им давно
уже создано и вряд ли Он страдает склерозом, чтобы ученые своим
подвижническим трудом наконец-то напомнили Ему или разъяснили: что же Он
все-таки сотворил? Наверное, не для этого Он нас создавал и, наверное, не в
этом наша задача перед Ним.
Сколько бы мы ни совершенствовались в научных методах, и как далеко не
прорывалась бы наша мысль в неизведанное, следует всегда помнить, что это
"неизведанное" не изведано только относительно нас и наши "открытия"
представляют новизну также только относительно нас. Мало похоже, чтобы Его
задачей было установление такого порядка вещей, при котором основной целью
Его главного, вечного и нематериального создания (человека) было бы изучение
его же временной и материальной среды обитания (физического мира). То, что
мы делаем в науке, таки образом, по своим результатам имеет значение только
для нас. Ему давно все известно, не за этим мы Ему нужны, по-видимому,
скажем еще раз для убедительности.
Теперь посмотрим - чем мы научно познаем мир? Ответ также ясен -
органами чувств и сознанием. И первую информацию о мире нам дают именно
органы чувств, а сознание эту информацию затем обрабатывает, анализирует и
делает из нее выводы. Общепризнанно, что этапами научной работы являются
следующие стадии: 1. Наблюдение и сбор информации. 2. Анализ и выводы. 3.
Эксперимент, подтверждающий выводы. В этой схеме всему нашлось место - и
сознанию и органам чувств. А мы расшифруем эти этапы с точки зрения
приоритета в них органов чувств или сознания. Может быть они равны, а может
быть, кто-то и главнее. Разве не интересно?
Наблюдение. Полностью дело органов чувств, или приборов, переводящих
недоступные для этих органов чувств явления в доступные им сигналы: в
колебание стрелки или индикатора, в искры, в теплоту, в движение или
расположение механических частиц, в графическое или электронное написание на
мониторах и рулонах, в изменение цвета реагентов и прочее, прочее, прочее.
Приоритет, несомненно, принадлежит органам чувств, особенно зрению и
осязанию.
Далее идет анализ. Здесь работает сознание, спору нет, но затем
наступает стадия эксперимента, который должен подтвердить собой выводы
сознания! С помощью чего? С помощью тех же органов чувств! Извините, но это
уже не просто приоритет органов чувств в познании мира, это их высокая роль
как единственно правильного критерия верности познаваемого мира. Здесь и
подавно - спору нет. Сознательная деятельность в науке - лишь промежуточный
вспомогательный этап, (которому мы не доверяем), между двумя основными, на
которых мы и основываемся во всех своих открытиях. Мы проверяем сознание на
зуб, на глаз, на тычок, на щипок, на запах и т.д. Мы верим только органам
чувств. Их мы ничем не проверяем, это для нас - истина в последней
инстанции.
А теперь посмотрим, что эта высшая по иерархии истина может нам
предоставить в наше распоряжение и как в качестве наблюдателя физического
мира, и как в качестве безошибочного критерия итогов этих наблюдений. Если
уж говорить о диктатуре органов чувств в научном познании мира, то сами эти
органы чувств явно подчинены диктатуре зрения, от которого мы получаем
основную видимую информацию и на которое рассчитаны все наши основные
приборы, получающие невидимую нами напрямую информацию. И что же мы, не
иносказательно говоря, видим? Может быть, более легким будет изложение этой
проблемы в том случае, если мы сначала проясним для себя то, чего мы не
видим? Отбросив эту невидимую нами мелочь вокруг нас, мы остальное
существенное и видимое нами напрямую, оставим в чистоте и оценим.
Итак, не видим мы всего лишь окружающего нас мира в инфракрасном
излучении и в ультрафиолетовом излучении, спектры которых составляют большую
часть гаммы того, что вокруг нас. Действительно, - мелочь. Мы всего лишь
видим совсем не то, что вокруг нас, не больше. Не стоит из-за этого
расстраиваться. Если так уж неприятно осознавать, что мы видим "совсем не
то", то можно сказать и по-другому, более мягко, - мы почти не видим того,
что вокруг нас. Сразу стало легче, не правда ли?
Ну и ладно, оставим в покое такую безделицу, как инфракрасный и
ультрафиолетовый облики мира, пусть ими некоторые виды животных любуются, а
мы и без этих пустяков что-нибудь, но видим же! Не достаточно ли с нас будет
и этого? Но и здесь нас подстерегают мелкие неприятности. Самих-то предметов
мы, оказывается, совсем не видим, мы видим только лишь электромагнитные
волны, которые они от себя отражают! Ну и не беда, ведь по этим волнам мы
можем составить относительное, но, все же, представление, о мире, в котором
мы живем! Да нет - беда, потому что мы видим лишь 5% всего этого излучения!
95% остается вне поля нашего зрения! Но и здесь не стоит посыпать голову
пеплом, ведь зато мы просто хорошо видим целых 5% искаженной информации об
окружающих нас вещах! Ну, не радость, ли! Хотя, животные и здесь более
профессиональные наблюдатели картины мира, чем мы.
Вот с таким зрительным вооружением мы "наблюдаем". Что разглядим, то и
наблюдаем. Что наблюдаем, то и изучаем. Что изучили, то и возводим в степень
истины. Что возвели в степень истины, то и навесили на весь мир в качестве
ярлыка. И говорим - "мир такой". Это то же самое, что, сидя в подвале, через
узкую щель между тротуаром и отдушиной, наблюдать и изучать закаты и
рассветы. Оба этих процесса будут нам вполне доступны по характеристикам
изменяющегося освещения в подвале, но полнота их восприятия будет ограничена
размером и расположением щели воздухоотвода. На самом же деле закаты и
рассветы совсем не такие, какими их видят подвальные академики, но именно в
этих подвалах рождаются истины именно об этих закатах и рассветах.
Но и это еще не все. Прибор супругов Кирлиан, например, видит и
фотографирует ауру животных и растений, а мы этого не видим. Животные видят
эфирное тело человека, а мы не видим. Животные в полной темноте и на
расстоянии видят форму, размер и цвет предметов. А нам чем похвастать перед
ними при равных условиях такой, с позволения сказать, освещенности?
Животные видят не только сам предмет в кромешной тьме, но и различают
его внутреннюю форму, (дерево или металл). Для них темнота не помеха. А для
нашего зрения? Единственное, что мы можем безошибочно определить в темноте,
так это - женщина перед нами или мужчина? Но, опять же, только на ощупь. Все
остальное даже на ощупь вызовет у нас большие сомнения или не меньшие
разочарования, если у нас плохо с обонянием.
Может быть, как в детской страшилке, мы хоть видим плохо, но, зато,
слышим о-го-го, как хорошо? Да нет, мы так же хорошо не слышим инфразвука,
от которого бегут животные перед землетрясением, и так же великолепно не
слышим ультразвука, на котором некоторые животные переговариваются. А эти
звуки шумят вокруг нас постоянно как постоянные спутники физического мира!
Кроме того, мы исключительно успешно не воспринимаем электромагнитных
полей и не ощущаем направления магнитного поля, что могут делать те же
животные. Особой одаренностью в сравнении с животными мы отличаемся и тогда,
когда не чувствуем фазы Луны, не знаем, где находится пища на расстоянии 15
км от нас, если не видим самой этой пищи. Довольно удачно мы не "слышим" и
гибели себе подобных на больших расстояниях и даже за соседней стенкой, что
тоже могут делать животные.
Мы воспринимает несколько тысяч запахов, а собака - полмиллиона! Пес
через день по запаху проходит тот путь, которым прошел автомобиль хозяина на
самой оживленной трассе, и здесь мы скромно даже и не будем сравнивать наши
возможности, а сразу поставим вопрос по существу - если бы Ему нужно было,
чтобы некто смог полноценно, достоверно и во всей глубине изучить созданный
Им мир, то кого Он выбрал бы, исходя из биологического потенциала по
наблюдению за этим миром? Человека или животных? Даже отвечать на этот
вопрос не будем. Хорошо, что животные хоть читать не умеют, иначе они с нами
даже и не здоровались бы.
Теперь поставим себе другой вопрос, - зачем тогда в нас заложено это
всепоглощающее любопытство, приводящее к непрестанным "открытиям", если
человек почти слеп, почти глух, у него заложен нос, а все тело и все чувства
у него такие задеревеневшие? Если это, все же, инспирировано Им, то мы
должны прийти к выводу, что наука как-то укладывается в Его план, хоть и не
как явление, задачей которого является правильное описание мира. Здесь,
прежде чем перейти к насущному "зачем", надо обязательно предположить, что
этот процесс направляется и редактируется также Им. Если Он его запускает,
то Он же и не должен его пускать на самотек. Мы должны сделать вывод, что
сознание человека побуждается на поиск и на направление поиска именно с Его
помощью и по Его программе, а не по нашим прихотям. Можно в этом убедиться?
Можно. Анализ научного мышления дает возможность, похоже, утверждать, что
так оно и есть.
Анализ мышления говорит о том, что когда человек заостряет свое
внимание на каком-то наборе явлений физического мира и думает об этой
проблеме постоянно и напряженно, то он в этот момент не идет логическим и
планомерным путем, а просто настойчиво и беспрерывно ставит вопросы или один
и тот же вопрос в поисках обозначенного интересом ответа. Находясь в таком
постоянном напряжении подвисшего вопроса, он рано или поздно получает ответ
в готовом виде и сразу. Это общий вывод. По-другому ни одно открытие не
происходит. Основные аксиомы науки открыты именно в результате интуиции и
озарения, без всякого применения логики, просто неожиданным проблеском
готовой истины. Если состояние упорного вопросительного рассматривания
какой-либо проблемы можно отнести к стадии умственного анализа, то только в
том случае, когда этот проблеск озарения все же приходит и вопрос сразу
видится решенным. Ганс Селье, автор понятия "стресс", биолог, помимо
биологии посвятил много времени изучению процесса научного мышления. Сам
несомненный материалист, но честный ученый, он пришел к выводу, что ученое
открытие - всегда момент внезапных озарений. Рассматривая научные отчеты об
опытах, предоставляеме ему лабораториями его института в Канаде, он
убедился, (будучи сам руководителем всех опытов и их непосредственным
свидетелем), что в своих отчетах его сотрудники всегда ретушируют
деятельность, предшествующую открытию, с целью представить ее в виде успеха,
обеспеченного их прозорливыми и последовательными логическими действиями. На
самом же деле все происходит в обратном порядке - сначала получается
результат, падая как с неба, а потом под него подгоняется весь
предшествующий процесс с точки зрения целенаправленного пути к результату.
Говоря о логике научных работ, Селье приводит такой пример: человек приходит
в зоопарк и ему говорят - "там волк, там жираф, а там олени". Это и есть
логика - расставить пойманное по местам. А когда этих зверей отлавливали, то
на них или натыкались случайно, или доверялись чутью - это и есть озарение,
или открытие.
Если для кого-либо Селье не авторитет, то обратимся к признанным
корифеям, и посмотрим, что об этом говорят они:
Альберт Эйнштейн. "...не существует логического пути открытия ...
элементарных законов. Единственным способом их постижения является
интуиция". говорил о том, чего не знает. Здесь объяснитель фотоэффекта
говорит об интуиции, то есть, о бессознательном разуме, (смотри принцип
дополнительности в который уже раз). Интуиция характеризуется тем, что дает
знание мгновенно, минуя рассуждения. Это и есть внезапное озарение. За это
внезапное озарение о фотоэффекте Эйнштейн и получил Нобелевскую премию, а
когда он парадоксами логики создавал теорию относительности - получилось
очень невразумительно и смешно.
Рене Декарт. "Надлежит, отбросив все узы силлогизмов, вполне довериться
интуиции, как единственному остающемуся у нас пути". Вот так - логика
автором известных всем координат физических процессов рассматривается в
качестве уз, цепей, а бессознательная интуиция, как единственный и последний
способ достижения успеха в научном труде. Сам Декарт, когда ему однажды
пришла в голову гениальная математическая идея, упал на колени и
возблагодарил Бога. Он знал, Кто выписывает идеи в земное пользование.
Исаак Ньютон, "В основе всех великих открытий, когда-либо сделанных
человеком, лежит смелая догадка". Почему "смелая" непонятно, но все равно
речь идет именно о догадке, внезапном решении. Отметим также, что Ньютон был
всегда очень точен, прямо-таки издевательски избыточно точен в том, что он
говорил, в силу чего его скромное утверждающее обобщение "всех великих
открытий", говорит нам больше, чем обширные трактаты с гипотетическими
предположениями этого факта.
Фрэнсис Гальтон. Основатель евгеники. "Лучшее из всего того, что дает
нам мозг, совершается независимо от нашего сознания". Комментарии излишни.
Анри Пуанкаре, у которого Эйнштейн слямзил принцип относительности, так
вещал молодым о труде ученого: "То, что вас удивит прежде всего, это
внезапные озарения..." Удивит-то, удивит, но и пользу принесет несравнимую,
как это видно будет ниже.
Завершить цитирование хотелось бы еще одним изречением гениального, но
невезучего и слабого человека с грустными глазами. Эйнштейн писал: "Открытие
в науке совершается отнюдь не логическим путем; в логическую форму оно
облекается лишь впоследствии, в ходе изложения. Открытие, даже самое
маленькое, - всегда озарение. Результат приходит извне и так неожиданно, как
если бы кто-то подсказал его". Браво, Эйнштейн! Мог, ведь, когда излагал
собственные мысли!
От цитат лучше перейти к фактам, и начать с самого древнего, в котором
рассказывается, как некий человек выскочил из ванны и побежал по улицам
совершенно голый с криком "эврика!" ("нашел!"). Звали человека Архимед, и
повел он себя таким шокирующим окружающих образом только потому, что в ванне
ему неожиданно пришел в голову тот закон, который теперь называется законом
Архимеда.
Дмитрий Менделеев. Пример классический. Этому человеку в первый день
весны во сне приснилась периодическая таблица элементов, которая ныне
называется таблицей Менделеева.
Фредерик Бантинг. Открыл инсулин. Все произошло очень интересно: ему
ночью приснился сон, в котором была дана методика опыта над поджелудочной
железой. Во сне подробно показывались не только хирургические операции над
собакой, но и срок выдержки разных состояний. Проснувшись, Бантинг
немедленно все записал. Затем он осуществил этот опыт, который длился 9
месяцев (!), и получил инсулин. Бантинг не строил из себя гения и честно
рассказал об этом в своих мемуарах.
Игнац Земмельвейс. Вот строки из его мемуаров: "вдруг (!) с
неопровержимой ясностью пришло в голову ..." то, что болезни передаются
микробами. Земмельвейс тоже запомнил неожиданную радость от неожиданного
озарения.
Илья Мечников. Открытие им фагоцитоза произошло так внезапно и
неожиданно в то время как он отправил семью в цирк, а сам остался дома
повалять дурака и отдохнуть в тишине, что Илья Ильич выбежал в счастливой
горячке на берег моря, чтобы побродить и успокоиться. Открытие пришло само,
когда им никто даже не собирался заниматься на этот вечер.
Великий математик Карл Фридрих Гаусс учился еще на грифельных досках с
мелками. Преподаватель задал мальчикам его класса задачу - сложить все числа
от 1 до 20. Пока другие ученики только с тоской брали в руки ненавистные
мелки, Гаусс уже сдавал свою доску учителю с ответом "210" без всякого
решения. Как он это сделал, до сих пор никто понять не может. Объясняется
это обычно его логическим гением. С восхищением нынешними историками науки
описывается и анализируется весь возможный ход его мысли на двух или даже
более страницах, что, все-таки, не убеждает, так как само описание этого
предполагаемого хода мысли занимает больше времени, чем понадобилось бы,