Нюхтилин В. Мелхиседек

научного авторитета участвующих в диалоге. Конечно, если мы будем говорить о
нейтрино и гидролизе, то нас будет трудно понять нашим ученым оппонентам, а
для нас они создадут картину сожаления, что они, якобы объяснили бы нам, в
чем дело, но мы все равно не поймем. Поэтому мы коснемся темы, область
знаний в которой нам вполне позволяет укоризненно поводить пальчиком перед
носом любого нобелевского лауреата, если он начнет пудрить нам мозги
сложными терминами. Это вопросы зачатия. И вот наши главные вопросы этого
вопроса: почему мальчиков и девочек рождается примерно одинаковое
количество? Почему мальчиков рождается чуть-чуть больше, но из-за повышенной
смертности этих сорвиголов в подростковом и юношеском возрасте число мужчин
и женщин благоприятно выравнивается в любом обществе? Если нам начнут
говорить о мужских и женских хромосомах, то мы прервем увлекательный
рассказ, и скажем, что это - описание того, "как". А нам надо - "почему"?
Почему хромосомы именно так складываются? Почему они создают половину
человечества мужиками, а половину человечества их врагами? Почему (также
спросим мы) перед войной у народов, которые в будущем пострадают от брани,
по данным демографов рождается какое-то время избыточное количество
мальчиков? Почему после войн и эпидемий рождаемость воевавших и вымерших
регионов резко увеличивается, и популяция человеческого вида
восстанавливается, после чего плодовитость семейных пар возвращается к
среднему уровню, и рождаемость снова падает? Вот здесь мы и можем
пронаблюдать то, как наука описывает мир. Биологи и демографы четко выводят
все закономерности роста и падения рождаемости, грамотно описывают процесс
равного распределения полов в обществе, научно все фиксируют и выводят
законы. Но они ничего не могут сказать по поводу объяснения изначальной
причины этих процессов. Когда речь касается квантов или горючести бензина
все происходит точно также. Следовательно, результаты науки также не могут
быть нашей особой задачей, поскольку они идут в хвосте событий физического
мира, а не в их первопричинах.
И, кроме того, все эти результаты знаний о мире мы никогда не сможем
использовать для создания целостной картины мира в ее полном объеме. Так
устроено наше сознание, в котором есть свойство внимания, ограничивающее
наше видение всегда каким-либо отдельным участком нашего бытия. Попробуйте
одной рукой рисовать кружочки, а другой в это же время рисовать квадраты.
Ничего не получится. А если кому-то и удастся этот трюк, то только в том
случае, если он научится рисовать, например кружочки, автоматически, а не
осознанно. Мы не можем обобщать воедино в своем внимании целостную картину
научных достижений. В любое время мы можем видеть только что-то одно, что
вытесняет собой напрочь все остальное. Все известные достижения науки могут
быть нами востребованы только по отдельности, загораживая собой все прочее,
пусть даже и верно описанное. Весь мир для нас - наша же сиюминутная
переработка каких-то отдельных данных. Мы берем нужную нам в данный момент
характеристику физического мира (из практически бесконечных) и принимаем ее
за сущность всего мира. Расщепляя мир на отдельные достоверные факты о нем,
мы выделяем лишь один какой-то его признак и из него выводим для себя
следствие обо всем. Происходит постоянное замещение целого его частями, а
цепь таких замещений и есть наше видение мира. Зная очень точно о строении
клетки человека, и, представляя себе клетку, скажем, девушки месяца из
"Плэйбоя", мы не можем одновременно представить себе всю лауреатку,
состоящую из этих клеток. Обозревая всю королеву месяца, мы теряем из вида
строение ее клетки. Первый случай для нас более грустен, но в плане создания
целостной картины, где были бы и рибосомы и форма бедра сразу и одновременно
перед нашими глазами, оба этих случая фатально печальны, ибо обозревая мир,
нам также приходится выбирать что-то одно, и не всякий раз критерий выбора
столь неоспорим, как в нашем примере. Наше научное видение - иллюзия
видения, но виновата здесь не наука, а предусмотренная Им форма нашего
сознания в земном воплощении.
В этом случае, если наука не может дать нам своими данными сути
физического мира, то, может быть, ее великая цель состоит в изучении
сущности нефизического мира и, в конце концов, в научном доказательстве Его
существования? Вряд-ли. Во-первых, как мы уже говорили, категориями
физического мира, которыми пользуется наука, нельзя оценивать характеристик
нефизического мира, как полностью противоположных физическим. Успеха не
будет. Нужен только непосредственный опыт. Попробуйте описать лед
категориями пара человеку, который его (льда) никогда не держал в руках,
никогда не видел, не знает даже о воде и не ведает, что вообще бывает
температура ниже 100 градусов Цельсия. Единственное, что можно ему
втемяшить, так это то, что лед - совершенная противоположность пара. Или,
еще проще, попробуйте себе представить, что вы знаете пар, но льда в природе
не бывает, а вы предполагаете, что он есть вне природы и попробуйте себе
представить кусок льда, отталкиваясь в своих представлениях от этих
обжигающих клубов кипящей воды. Вот точно также и наши научные категории
материального мира могут давать понятия о нематериальном мире.
А во-вторых, мы видим, что на протяжении всех времен научное восприятие
действительности всегда опережает ее понимание. Каждое новое открытие
порождало поначалу хвастливое отрицание Бога на основе первых воспринятых,
но не понятых еще фактов. Это отрицание сменялось подтверждением Бога в
итоге суммирования все новых и новых фактов, и, возможно, когда-либо
действительно наступит уровень знаний, который в своей совокупности позволит
говорить о доказательстве Бога, исходящем из существующего порядка вещей,
но... для этого опять надо уметь держать в уме всю картину собранных фактов.
А нам этого не дано. Факты не собираются. Каждый отдельно может говорить в
этом случае "за", но все вместе в нашей голове они в одно целое обобщающее
доказательство не соберутся. Не потому, что доказательства недостаточно
вески, а потому что сознание не может их собрать в одну кучу для
рассмотрения все сразу.
Единственная наука, которая может сделать обобщенный вывод и дать одно
исчерпывающее доказательство существования Бога - это математика. В этом ее
великое назначение, и в итоге она к этому, очевидно, и придет. Но будет ли
это понятно всем, если х + а = х - 9 недоступно для 95% человечества? А что
в таком случае даст человечеству другое, несомненно, более сложное,
предполагаемое нами математическое выражение Бога? В этом случае большинство
останется в стороне от праздника.
И вот отсюда мы плавно перейдем к науке, как к явлению кастовому. Чтобы
стать ученым, необходимо иметь светлый ум, неуемное честолюбие, неиссякаемое
трудолюбие, высокий талант, бесконечную одержимость, извращенную любовь к
умственному труду, особые способности к анализу и интуиции. Трудно будет
кому-либо убедить нас в том, что все человечество создано именно в такой
благородной отливке этих качества, чтобы считать науку задачей каждого. А мы
ищем спасения именно каждый для себя. Если Он не создал каждого из нас особо
умным, то Он обрек нас на вечную смерть вне Своего Царства. О таком злом
Боге нам ничего неизвестно, и поэтому мы не будем приписывать науке
спасительных для человечества назначений.
Кроме того, объединяя все сказанное, можно сказать, что никакой своей
особой роли человек в науке не имеет. Он вовлечен в нее, но не направляет ее
процессов. Если ученые захотят с нами об этом поспорить, то мы им предложим
следующий вариант - остановите это безумие, когда наша цивилизация пожирает
сама себя, оставьте нам цветной телевизор, достижения медицины,
искусственных блондинок, а остального нам не надо - хотим пить воду, а не
отраву, жить размеренно и без стрессов, дышать чистым воздухом, иметь время
и место общаться с природой, есть натуральную пищу, ходить пешком, купаться
в чистых реках и по вечерам собирать полевые цветы прямо у дома. Что нам
ответит наука, если запретить ей путь нашей переагитации? Она ответит - это
невозможно, я не властна, все происходит через меня, но без меня. О какой
особой роли человека тут приходится говорить?
Однако если программа научного любопытства вложена в нас в качестве
одной из определяющих, и если даже действует Его План и Его График
удовлетворения этого любопытства, а мы, несмотря на это, не находим в науке
своей особой роли, то мы должны сделать вывод о том, что, в таком случае,
наука должна иметь обязательно какую-то вспомогательную роль, иначе было бы
совершенно непонятно Его такое действенное участие в ее судьбе.
Чтобы отыскать это вспомогательное значение науки, следует определить
для себя - что происходит в результате развития науки? Чтобы не утомляться
пустым перечислением регламентных вариантов, скажем сразу - наука творит
историю. Именно наука на протяжении всей истории меняет формы взаимодействия
людей от отношений человека с человеком в пределах семьи или племени, до
отношений все больших и больших масс людей между собой. Развивая возможности
человека по удовлетворению своих потребностей, наука заставляет человека
проникать в новые среды обитания (пещера, лес, степь, море, воздух, космос,
впереди - глубины океана), она выводит на арену истории не одного человека
или его род, а большие коллективы, оснащенные все более и более широкими
возможностями взаимодействия, противодействия и сообщения. Не будь науки,
человек так и жил бы племенами, родами или отдельными регионами обитания.
Наука сделала историю отдельных племен, затем историю народов, затем историю
государств, затем историю регионов, затем историю континентов
общечеловеческой историей. Это произошло в 20 веке после научно-технической
революции.
Для того чтобы до конца не сомневаться в том, что наука развивалась по
Его Плану именно для этого, надо сравнить развитие знаний, способствовавших
оформлению истории человечества, с теми знаниями, от которых истории ни
жарко, ни холодно. В отличие от знаний первого значения, эти знания должны
быть заброшены Им и предоставлены человеку на откуп. Естественно, что в этой
области должен царить разительный хаос и беспорядок. Есть ли такие знания?
Есть. Это наша одежда и наш быт. Ведь ничего не изменилось бы в настоящем
времени, если бы мы стали одеваться в тоги или в туники, как в античные
времена? Конечно, же, нет! Даже останься мы до сего дня в набедренных
повязках - ничего в истории нашего времени не изменилось бы. Для истории это
совершенно неважно. Так давайте посмотрим, как работала мысль человека
самостоятельно в этой области.
Причем следует сразу отметить, что уж насущнее потребности, чем одеться
удобно или обуться добротно - ничего не может быть. Это - ближе всего к
человеку после покушать. Ну и что же? Да все так, как мы и предполагали.
Обуться не догадывались несколько тысяч лет и сбивали себе ноги о камни и
горячие пески. Даже жена фараона ходила босой, а сандалии фараон носил в
качестве украшения, которое к тому же добавляет росту. Причем он их не
столько носил сам, сколько их за ним носил специальный носильщик сандалий.
Не по всякому банальному поводу, в самом же деле, обуваться! Древние греки
долго ходили босыми, пока не придумали обувь, и уже перед самой нашей эрой
они догадались первыми, что на левую ногу и на правую ногу надо делать
разную обувь! Великая была цивилизация! Несколько сотен тысяч лет
потребность вопила о себе травмами подошв и сбитыми ногтями, но тщетно!
Человек!
Только в 13 веке появился крой одежды! Геометрия до этого позволяла
строить вычурные храмы, а догадаться использовать ее для создания одежды по
форме человеческого тела не могли. Носили килограммы лишних шкур, кожи и
тканей, сложно задрапированных на теле и неудобно свисающих со всех
оконечностей. Рукава для одежды придумали древние германцы в 3 веке до нашей
эры. До этого тысячи лет ходили без рукавов и мерзли. В 16 веке появилась
ночная рубашка - до этого спали нагишом или в том же, в чем ходили днем.
Великая догадка - переодеться на ночь!
Пуговицы появились в средние века и был даже настоящий бум пуговиц,
когда их на радостях цепляли по 70 штук на одну верхнюю одежду, потому что
насладиться не могли этим простым приемом удержания одежды на теле,
настолько за тысячи лет надоели путаные драпировки, пряжки, шнуровки и
застежки. Только в 16 веке появился гульфик на штанах (придумали датчане), и
мужчины смогли наконец через этот проем впереди штанов совершать различные
интимные манипуляции без утомительного (а иногда и, как знать, может быть и
запоздалого) снятия поясов и расшнуровывания боков брючин. Сами штаны у
мужчин появились также в 3 веке до нашей эры. Римляне переняли их от
варваров и перестали мерзнуть как бездомные собаки в своих юбчонках, из-под
которых, извините, у них все было видно при каждом неосторожном движении. А
они их много совершали. Точно также доступно было всеобщему обозрению и то,
что находится под короткими туниками у греческих юношей и воинов, которым
запрещалось носить длинные одежды. Вряд ли это было что-то не такое, что у
римлян. Но ни те, ни другие до трусов не смогли додуматься. Хотя, римляне
придумали матрацы и подушки. До них все великие цивилизации укладывали всех,
даже самых великих своих членов, на твердое и неудобное ложе. Разве не было
потребности у человека сладко выспаться в мягкой постели за тысячелетия до
Рима?
Бюстгальтер появился только в 20 веке! В 1903 году. Придумала его врач
Гош Саро, которая не могла больше видеть, как корсеты уродуют женщин и
наносят их здоровью непоправимый вред. В 1924 году появились "комбинация" и
нижние юбки, что избавило женщину от панталонов, на которых даже гульфик не
спасал бы от неудобств.
В восемнадцатом веке невыдержанный англичанин граф Спенсер Второй
разнервничался на охоте и обрезал себе для удобства пальто снизу. Почему мы
об этом упоминаем? Потому что так был изобретен пиджак! В восемнадцатом
веке!!!
Подтяжки появились также в 18 веке, а до этого времени тучным мужчинам
приходилась затягивать живот выше талии до состояния обмороков, что было все
же благороднее, чем постоянно подтягивать штаны, сползающие ниже ватерлинии.
Двойную строчку для крепости швейного изделия изобрел только в 1873 году
Леви Страусс. Сильное изобретение, не правда ли, - прошей второй раз там,
где ту уже прошил один раз, и тебе будет счастье!
Колготки появились в 1960 году! До этого женщины мучались с резинками
для чулок или с поясами, поддерживающими эти чулки. Долго же пришлось
думать, чтобы соединить чулки с панталонами! Да что там говорить, если
лошадей подковывали с древности, а подковы для кожаной обуви изобрели только
в 19 веке, а сама обувь стала кожаной после окончания средних веков, когда
уже сил не было больше по истечении тысячелетий ковылять на деревянных
башмаках, пусть даже уже и сделанных для каждой из ног индивидуально!
В 1922 (!!) году мадемуазель Вионе из Парижа изобрела диагональный крой
и прямой крой, что позволило набрасывать женщинам платья просто через голову
себе на плечи безо всяких кнопок, шнуровок и крючков, причем платье могло
теперь иметь любую форму без использования этих приспособлений. В конце
первой четверти 20 века появилось нынешнее современное платье, которое можно
одеть без горничной, а снять без нее же или без какого-либо другого
заинтересованного добровольного помощника! Только в эру авиации с платьем
научились справляться в одиночку!
Железные иглы появились в 14 веке, а стальные полированные в 16 веке!
До этого шили деревянными или костяными. Мечи догадались делать из металла,
а иглы - нет. Первая вилка появилась в 11 веке у венецианца Доменико
Сильвио! До этого ели руками или в перчатках, чтобы не обжечься. Интересно,
изобрети вилку Сильвио в наше время, - дали бы ему Нобелевскую премию?
Кардинал Мазарини придумал... глубокую тарелку для супа. До этого
первое ели из общего казанка, обтирая на виду у всех демонстративно ложку
после каждого опускания в свой рот и перед каждым погружением в общую
супницу. Изощренный ум был у этого итальянца!
В 1960 году швед Бент Акерблум (тоже врач) выгнул спинку нашего с вами
стула, чтобы не уставал позвоночник. Процесс продолжается. Человек
приспосабливается. Работы - непочатый край впереди. Позади ведь всего лишь
несколько сотен тысяч лет. Попробуй со всем управиться в два-три
стопятидесятилетних цикла! Тем более что человек здесь предоставлен самому
себе, к ускорению или видоизменению истории эта деятельность не имеет
никакого отношения, результаты ее для Него не важны и они - налицо.
А мы, заканчивая с наукой и переходя к истории, идем дальше в надежде,
что в этой самой истории найдем что-то искомое, что даст нам возможность
Спасения.

История

Переходя к истории, мы опять, прежде всего, отметим для себя, что
правильность наших логических выводов пока что вновь подтверждается тем, что
история несвойственна животному миру. Этот мир не создает сообществ и не
преследует политических целей своими объединениями. Образ жизни животных
также не меняется на протяжении миллионов лет и все, что характеризует
историю, как процесс развития форм существования и целей объединения видов
между собой, - присущ только человечеству.
Это успокаивает. Но тревожит другое - говоря об истории, как о побочном
продукте науки, мы как бы сразу же снимаем с истории самостоятельное
значение. В этом понятии история полностью зависит от науки, поскольку, как
наука повернет, так история и выйдет. Следовательно, история сама по себе в
данной интерпретации ее понимания имеет абсолютно вторичный характер.
Подчиненный. Следовательно, подойдя к ней, мы вынуждены искать свою
самостоятельную роль в несамостоятельном явлении. Но это обстоятельство не
должно, по-видимому, разочаровывать. Это понятно и так. Ведь истории
разворачивается в физическом мире, который является временным по своему
изначальному характеру, и что бы в нем не происходило - имеет свой
обязательный конец, который наступит вместе с концом материального мира.
Поэтому не следует пугаться того, что сама история не имеет собственного
смысла, поскольку она не может быть смыслом Его Замысла, как явление,
отражающее лишь некоторые изменения временного.
И наоборот, это должно привлекать именно своей вторичностью и
подчиненностью. Поскольку впервые мы сталкиваемся с обстоятельствами,
которые, не имея самостоятельного значения, отодвигаются в сторону и
образуют некую смысловую пустоту бытия, которая каким-то образом наконец-то
может заполняться какой-то самостоятельностью человека. До этого мы такой
возможности для себя вообще не видели. До этого все делалось через нас. И
вот теперь что-то дает возможность говорить нам о том, что нечто делается
нами. Если раньше мы были пассивными участниками процесса, то теперь мы
становимся активными его соучастниками.
И, в конце концов, именно историческая деятельность дает реальную
возможность для проявления того самого характера человека, в необходимой
конфигурации которого мы так заинтересованы по результатам цепи своих
перерождений.
Кроме того, памятуя о том, что история творится через живое
человеческое действие, а не через механические изменения мертвых научных
предпосылок, мы, признавая несамостоятельность и вторичность самой истории,
тем самым автоматически придаем человеческой деятельности внеисторическую
ценность, выводя ее на просторы, не ограниченные локальными задачами
физического мира. Похоже, что мы что-то нашли там, где поначалу решили, что
потеряли.
Если наша деятельность в пределах истории имеет целью не саму историю,
то мы должны этому только радоваться, ибо в данном случае возникает некое
понятие о какой-то другой цели, оторванной от материального мира,
выраженного изменениями исторических форм. История в данном ключе ее
понимания - это постоянное и, не имеющее самостоятельного значения,
изменение внешних обстоятельств, в рамках которых человек принимает некие
решения, цель которых скрывается за фасадом исторических преобразований и
может преследовать собой, наконец-то, именно человека, а не условия или
формы физического мира.
Для того чтобы отыскать для себя истинный смысл исторической
деятельности человека, следует, конечно же, посмотреть - что происходит в
истории? Или, если сказать точнее, - история чего происходит в самой
истории? Естественно, при этом следует исходить из того, что в качестве
исторического процесса мы понимаем процесс каких-то изменений. Движения во
времени. Поняв, что изменяется, мы сможем понять - куда изменяется, зачем
изменяется и как это дает возможность человеку через свои действия и
помыслы, направленные на осуществление данных изменений, приблизиться к
Царству Божию. Если в чем-то есть изменения и смена форм - это история. И
именно в этом следует искать нашу цель. А если что-то остается неизменным -
то это не история, и здесь нет никакой цели. Такой участок жизни будет
выпадать из сферы нашего поиска, и мы будем считать, что он носит лишь
вспомогательный характер. Мы пройдем мимо него. Потому что наш ориентир -
история, то есть непрерывное изменение чего-либо. Главное, понять - чего?
Для того чтобы понять - изменение чего происходит в истории, надо
разбить всю историю на субъекты истории (отдельные, изолированные участники
исторического процесса). Разбирая их по отдельности, мы сможем сказать -
происходит ли непрерывное изменение данного субъекта истории, или нет. И
если непрерывность будет нами обнаруживаться, то мы будем считать это полем
деятельности человека, в которое он помещен с целью достижения Спасения. А
если непрерывности исторического субъекта нет - то мы должны будем искать
другое поле исторической деятельности через другой субъект истории.
Итак, субъекты истории. Кто они? Конечно же, первым и главным субъектом
истории является каждый отдельный человек. Здесь нельзя спорить. Но в
ракурсе нашего поиска - непрерывности нет. Умер человек - и закончилась его
личная история. А вокруг продолжается личная история других человеков. Тоже
прерывная. Следовательно, этот самый первый субъект истории - главный, но в
смысле прямого развития он временен и наполняет все тело истории отдельными
малыми историями. Вся история распадается на истории отдельных людей. Каждая
отдельная история - прерывается, следовательно, приходится признать и
прерываемый характер смысла всего множества, если каждая его часть по своему
смыслу прерывна.
Кроме того - человек является первичным элементом истории, который
складывает из себя все остальные субъекты истории. Замкнись история на
истории одного лишь человека в отдельности - и не было бы надобности в речи,
не было бы науки, как явления, способствующего созданию общности. Не
образовались бы и все остальные субъекты истории. Мы нужны Ему в
целостности, очевидно, а не лично каждый по отдельности. Поэтому от человека
мы должны перейти к тем субъектам истории, которые объединяют в себе группу
отдельных людей и способны продолжать историю отдельного человека через его
потомство и общность той группы, в которую он входил. Только действия
человека, выходящие за пределы его личных задач, и, преследующие какие-то
общие сверхличные цели, могут непрерывно иметь место в истории через смену
выразителей этих интересов в потомствах. Сверхличный групповой интерес
подхватывается из поколения в поколение какой-то группой людей, и только так
происходит историческое изменение и историческое действие.
Естественно, что логическим путем мы сразу же натыкаемся на следующий
групповой субъект истории, в котором оказывается любой человек, пришедший в
этот мир. Это - семья. Но семья тоже может исчезнуть с исторической сцены.
Попали в наводнение всей семьей - и конец этой истории. Нам это не подходит.
Помимо этого семья не может существовать отдельно от других семей. Если
семья не будет смешиваться с другими семьями, то через семь поколений члены
семьи выродятся в дегенератов. Медленный, но тоже конец. Такая семья также
не может быть участником истории, поскольку дегенераты через 2-3 поколения
тоже обязательно вымрут и не создадут своим невостребованным гением даже
дегенеративной истории.
Правда, можно представить себе семью не как биологический элемент
истории, а как субъект, не замкнутый в пределах узкого кровного родства. Как
общественно-социальное явление. То есть люди, смешиваясь в браках с другими
семьями, сохраняют свое биологическое здоровье и создают при этом
бесконечное множество новых семей, которые мы должны рассматривать не по
наследственно-родовому признаку, а как группу людей, выражающую в истории
свой непрерывный интерес и всегда непрерывно присутствующую в исторической
действительности. Можно и так себе представить семью. Это будет правильно.