Нюхтилин В. Мелхиседек

(как называется жест ногой?) утверждается постановщиком и заучивается всеми
одинаково. Потом все эти одни и те же движения, в разной своей комбинации
балетных комбинаций составляют разные партии. Но все это вкупе имеет вид
одного непрекращающегося однообразно танца. Из-за этого народ балета
сторонится и не считает его танцем. Он считает его неопасным заблуждением
неопасных людей. Поэтому мы также, памятуя о том, что до 19 века не было
балета, а до 17 века не было оперы, должны с ними расстаться. Нам с ними не
по пути.
Без кино, оперы и балета, конечно же, легче дышать, но остаются еще и
другие виды искусства, которых не так уж мало, и надо попробовать
упроститься дальше. Похоже, под это упрощение следующим этапом сразу же
подпадает и музыка, так как она хотя непрерывна и исторична по свой вечной
изменчивости, но она не имеет никакого содержания, и нам никогда не
доказать, что в ней что-то наполняется Богом, ибо бессодержательные звуки
дают слишком много поводов для совершенно различной трактовки их смысла.
Музыка сама по себе содержания не имеет. Содержание имеет только то, что на
нее цепляется. Отдельно от этого музыку совершенно невозможно оценивать -
что в ней от Бога, а что нет? Например "Хорст Вессель", как музыка, -
красивая мелодия? Очень красивая. Но может ли быть от Бога гимн фашистов? И
виновата ли тут в чем-либо музыка? Убери слова и наслаждайся.
Бессодержательно.
Бывают вообще казусы: на одну и ту же мелодию в 30-е годы двадцатого
века две страны пели два разных марша - в СССР "Марш авиаторов" ("Мы
рождены, чтоб сказку сделать былью"), а в Германии "Марш штурмовиков"!
Иногда в истории происходят удивительные параллели-подсказки! Однако - поди,
разбери, где музыка хорошая, а где плохая? Одна и та же музыка при разных
стихах в одном случае своя, а в другом случае - вражеская! Как видим, -
какое хочешь содержание музыке ни придавай, она не отказывается.
"Вставай страна огромная" - величественная по красоте песня-призыв.
Сразу же вспоминается плакат "Родина-Мать зовет" и ополченцы на параде 7
ноября 1941 года, идущие прямо на смерть за Родину. Но и эта песня и этот
плакат были заказаны, написаны и распечатаны в ... феврале 1941 года! За
полгода до того, как Гитлер двинулся на Москву и Киев. Тогда, когда Сталин
сам собирался двинуть yf Европу, куда "Родина-Мать зовет" освобождать
пролетариат и поэтому: "Вставай страна огромная" - народы ждут освободителя.
Благороднейшая в нашей истории песня могла превратиться в гимн
захватнической орды. При одной и той же музыке.
Так что с музыкой мы играться не будем, так как у нее нет содержания,
которое что-либо нам могло бы подсказать о смысле своих исторических
изменений и наших задачах в течение этого. На этих же основаниях мы не будем
играться и с танцами, которые также выражают всего лишь состояние души
(печаль, флирт, удаль любовь, веселье и т.д.) но не имеют содержания. Вернее
- оно у всех танцев одно и то же в разное время и в разных формах. Чем твист
отличается от присядки? Оба они говорят своим содержанием одно и то же: "Нам
весело и хорошо до такой степени, что ни себя не пожалеем, ни соседей за
ради такого нашего веселого возбуждения!". Об этом же самом говорят и
чарльстон, и шейк, и лезгинка, и гопак, и жок, и барыня, и плясовая, и
джига, и хабанера и т.д.
Одно и то же предложение-уговор: "Давай, в прятки играть, - если
найдешь меня, то я твоя, а если не найдешь, так я за сараем буду", языком
танца выражается в танго, кадрили, котильоне, менуэте, мазурке, спортивном
(парном) рок-н-ролле, румбе, пассадобле, мамбо, самбо, тустэпе и т.д.
А поднимающая мысль: "Мы все здесь как братья и сестры уже пока еще, но
сейчас что-то будет!" выражается в ламбаде, летке-енке, хороводах, макарене,
дискотечных групповых танцах, карнавальных танцах, ручейке и т.д.
Танец принимает каждый раз другой национальный или исторический вид, но
по содержанию это один и тот же танец. По содержанию он не историчен. И его
мы тоже отбросим. Кстати, если кто-либо захочет с нами побороться и
доказать, что балет, все же, танец, то в этом случае мы можем сообща
расстаться с балетом еще раз именно по этой причине, поскольку балет также
не может иметь содержания, если признать его танцем. Если считаете балет
танцем, то тогда автоматически соглашайтесь и с тем, что у него не может
быть своего собственного содержания как у набора бессодержательных па и
индифферентных по своему внутреннему смыслу танцевальных приемов. В этом
смысле балет как музыка. Какое хочешь придать содержание его позам, такое и
придавай - ничего не помешает. В них самих нет никакого содержания.
Если убрать из рук зрителя ту программку, которую он получает перед
балетным спектаклем при входе в зал, (в которой ему подробно рассказывается
о том, что на его глазах происходит не то, что он подумал, а история
Тристана и Изольды), и не сказать ему названия балета, то он никогда в жизни
не догадается, что, собственно, он смотрел. Без литературной подоплеки сами
балетные танцы - бессмыслица. Ими ничего однозначного передать нельзя.
Например, если мы включим запоздало телевизор и увидим на экране
мученическими движениями покрывающего сцену танцовщика, который в финале
конвульсивно бьет друг о друга сильными нижними конечностями с вытянутыми
паралично носками, катаясь по полу в последних усилиях измученного тела, то,
что нам помешает просто предположить, что этот достойный человек всего лишь
мучим похмельем? Откуда нам знать, что это доктор Фауст из одноименного
балета страдает муками совести? И чем наша версия уступила бы официальной,
исходя из того, что доктор в колготках вытворяет над собой в
действительности, а не из того, что предполагается текстом программки? Более
того, мы наоборот должны в балете постоянно преодолевать видимое нами воочию
действие в угоду литературному содержанию, ибо в противном случае мы должны
будем сделать окончательный вывод о том, например, что Спартак просто
"допрыгался", вместо того, чтобы заниматься своим прямым делом. А разве
взаимное верчение и хватание балерины и балеруна не могло бы выражать своим
танцем, например, тщетность такой технической идеи, как попытка навернуть
гайку на болт при разном их калибре и шаге резьбы? В любом случае их танец
хорошо выразил бы и эту мысль.
Итак, мы освободились и от танца. Осталось не так уж много.
Изобразительное искусство, литература, песня и театр. Начнем с песни. Это -
совмещение жанров. Литература и музыка в сожительстве. С музыкой мы
распрощались раньше, следовательно, остается голая литература в форме
поэзии. Итак, песня вошла у нас в литературу своим содержанием. Уже меньше.
Театр - тоже литература. Инсценированное литературное действие. Все,
что мы можем увидеть на подмостках театра, мы можем и прочитать. При этом у
нас возникнет своя версия этой истории. Театральный же коллектив представит
нам свою, несмотря на то, что режиссер вообще имел в виду совсем другое. При
этом в одном процессе представления реализуются совершенно разные версии
одного и того же содержания. Литературного. Следовательно, в целях упрощения
мы относим театр также по его содержанию к литературе. Обстановка с
искусством еще более прояснилась.
И вот перед нами два столпа искусства - изобразительное искусство и
художественное слово. О непрерывности изобразительного искусства мы уже
говорили - человек еще корову доить толком не научился, а из глины уже ее
лепил неисчислимо. А как насчет литературы? Ведь до литературы было так
называемое народное творчество (сказы, поэмы, саги, эпосы, былины, легенды,
притчи, сказания, мифы, мистерии и т.д.), которые передавались изустно, а не
в записанном литературном виде. Может быть, нельзя литературе присваивать
непрерывность? По-видимому, можно.
Во-первых, художественное слово, если оно даже и не записано, остается
художественным словом, то есть литературой. А примитивное слово, даже если
оно издано в виде роскошной книги, художественным словом, то есть
искусством, не является. Не все, что вышло в печати - искусство, и не все,
что в печать не попало - не искусство. План издательства здесь критерием не
является.
Во-вторых, все это народное творчество давно уже стало литературой. По
крайней мере более двух тысяч лет мы знакомимся с ним именно в этой форме, а
не в его исконной. Мы все это читаем, как читаем фельетоны. Тот же процесс.
Никто на площадях нас с подвигами Микулы Селяниновича нараспев не знакомит.
Книжки есть для этого. Литература.
В третьих, совсем непонятно - что такое народное творчество (фольклор)?
А "Преступление и наказание" - не народное творчество? Почему? Потому что
автор известен? А если бы автор был неизвестен, то это называлось бы
"Былиной о Родионе, Порфирии, карге убиенной и топоре неправедном"? Если мы
возьмем восхитившую нас народную песню, сказание или притчу и начнем
скандировать: "Автора! Автора!", то к рампе выйдет поклониться с благодарным
достоинством не 20-30 миллионов населения того периода, когда предполагаемо
было создано так увлекшее нас творение, а кто-то один, просто забытый.
Следовательно, если память отшибло, - то это народное творчество, а если
автор вписан в каталоги - то это уже не фольклор? Странный принцип
разделения полномочий. Нам трудно признать за ним достаточно оснований.
Поэтому мы будем считать литературу непрерывным видом искусства, начиная с
первых охотничьих рассказов, передающихся из поколения в поколение, и
заканчивая нынешними детективами, мало уступающими полетом фантазии этим
рассказам.
Точно также без особых потуг можно с полным правом отнести
изобразительное искусство и литературу к субъектам истории, которые
постоянно изменяются. Осталось только разобраться с их содержанием. А здесь
сразу же - неприятности. Потому что изобразительное искусство, конечно же,
имеет вполне реальное содержание в каждом своем произведении (картина,
скульптура, вышивка, выжигание, энкаустика, лепка и т.д.), но это содержание
сугубо вторично. Оно просто отражает мир (если это пейзаж), жизнь (если это
жанровая сцена), конкретного человека (портрет) или опять литературу
(сюжетные сцены). Абстрактные живопись и скульптура ничего не выражают своим
содержанием, кроме внутреннего мира своих авторов, то есть опять же -
ничего. Изобразительное искусство является как бы неким персонифицированным
отражением от лица автора окружающего нас мира. Но и мы ведь сами видим
окружающий нас мир персонифицировано. Просто не увековечиваем это в
творениях. Способностей таких нет. Но ничего нового "изо" (изобразительное
искусство, куда нам без аббревиатур?) нам не дает. Тот же мир, только
чьими-то глазами. Видимое содержание мира переходит в содержание
произведений изобразительного искусства. А мы уже отказались от поисков
каких-либо изменений в видимом содержании. Оно одно и то же по своему
внутреннему смыслу наших одних и тех же встреч с ним.
Кроме того, без литературной основы все содержание изобразительного
искусства становится несколько куцым и малозначительным. В этом случае
искусство становится искусством ради искусства, то есть форомй просто ради
своей формы. Такое искусство без литературы в своей основе не дает
достаточного простора мыслям своей фабулой (общим законченным замыслом
главной идеи) изображенного сюжета, поскольку картинка застывшая, и не видно
ни ее предыстории, ни ее конца. Думать не о чем. А с другой стороны
искусство без литературы тут же, наоборот, дает настолько большой простор
для разнозначного понимания того, что изображено на картинке, что мысли
просто неудержимо растекаются и размазываются в равновероятных направлениях
смысла того, что стоит за тем, что застывшим образом видится перед глазами.
Например, если под картиной целующейся пары не помещена надпись "Первый
поцелуй", то, без ее пояснительного комментария эта сцена ничего не дает
уму, поскольку мы не знаем вообще ничего о том, как развивались события до
того момента, пока они не привели к слиянию губ героев, что это вообще за
герои, и по какому поводу они целуются. Так же нам трудно в этой ситуации
подобрать основания под то мнение, что это какой-то особенный поцелуй, а не
привычные уже шалости, а тогда в чем может предполагаться особенность данной
сцены от остальных таких же сцен из жизни героев? А с другой стороны без
этой подписи та же самая картина одновременно слишком много дает свободному
уму, который может предположить, что это вообще последний поцелуй, или 37-й
поцелуй, или хороший поцелуй, или плохой поцелуй, или совсем поцелуй между
обалдевшими братом и сестрой, или вообще никакой не поцелуй, а какая-то
рискованная игра, приведшая к случайному поцелую по неслучайной оплошности и
т.д. Ну а если такая надпись под картиной для нас есть, то, наоборот, с
одной стороны слишком большое поле для вольных предположений получает уже
сама предыстория первого поцелуя, и содержание становится совершенно
неконкретным из-за неисчислимого количества наших версий. Единого содержания
нет. Но при данном широком на первый взгляд выборе возможных вариантов
предстоящих поцелую событий, слишком мало вариантов остается для
заинтересованного поиска нюансов уже зарисовано предложенных житейских
обстоятельств на текущем плане картины, поскольку все в ней тогда ясно,
кроме, может быть, одного - для кого из двоих этот поцелуй первый? А это
тоже не столь существенно для того содержания, которое могло бы определять
наши задачи перед Ним в этом мире. А вот если бы художник, например, изложил
эту сцену в форме краткого литературного очерка о своем первом поцелуе, то
мы узнали бы об этом гораздо более того, что нам вообще хотелось бы узнать
от него об этом моменте его жизни. Но это было бы конкретно и содержательно.
Например "Счастливые возможности качелей" Фрагонара - забавная сценка.
Но что в ее содержании такого, что не могло бы иметь места в реальной жизни,
то есть в реальной истории, и почему мы должны в этом случае свои реальные
возможности нашей возможной задачи переносить в нереальную живопись? "Шубка"
Рубенса вообще уступила бы по нашим личным последствиям всей гаммой наших
переживаний тому случаю, если бы героиня этой картины в тех же
обстоятельствах предстала перед нами вживую. За каким содержанием здесь
можно из реальной жизни идти в область изобразительного искусства? "Охота на
львов" Делакруа - это всего лишь эпизод охоты и не больше. А вот "Христос в
пустыне" Крамского - это литература, потому что мы про это читали, а теперь
видим в качестве иллюстрации. Эту картину можно рассматривать часами.
Следовательно, все изобразительное искусство (в пределах задачи нашего
поиска) - всего лишь иллюстрация литературных замыслов. Там, где у него есть
серьезное содержание, там есть литературная подложка. А там, где это просто
некий мазок природы или нашего быта без литературной сердцевины, там
бессодержательность, которую мы не приветствуем для наших узких целей. Все
это заставляет нас действовать дальше по уже знакомой схеме - избавляться от
"изо" в пользу литературы, потому что в изобразительном искусстве нет
ничего, что было бы без литературы значительно глубоким по содержанию, а в
литературе есть все, что может сделать изобразительное искусство субъектом
истории, в котором есть содержание, поддающееся анализу.
Вообще, перескакивая от изобразительного искусства к литературе,
следует сказать, что и все остальные виды искусства, как некоторые уже могли
заметить, замыкаются своим содержанием на литературу, то есть на
определенный сюжет. Если какой-либо вид искусства хочет иметь содержание, то
он обращается к литературе, поскольку сюжет - это и есть содержание. Опера,
балет, песня, сюжетная живопись, театр, кинематограф - все это формы и
способы переработки сюжета в различные условные приемы его передачи. Сначала
есть литературный сюжет, а затем он превращается в сценарий, либретто,
композицию картины, текст песни, музыкальный лад и т.д. Нас весьма насущно
интересует содержание искусства, следовательно, нас интересует именно сюжет,
а сюжет - это прерогатива литературы. Поэтому мы закономерно подошли к тому
виду искусства, который может стать результатом нашего поиска - литература.
Конечно, если смотреть на все искусство более широко, то есть как на
способ познания гармонии мира, то сюжет можно отнести и ко вторичным, или
даже к несущественным элементам искусства. Но нас искусство интересует не
как форма сопричастности человека красоте мира, а как исторический субъект,
поэтому мы так и зацикливаемся на содержании.
С другой стороны гармонию лучше познавать вообще в бессюжетно чистом
виде - на пейзажах, натюрмортах, мелодиях, в крайнем случае, на портретах и
т.д. Гармония может в чистом виде проявляться только там, где нет сюжета.
Иначе от содержания вообще никуда не уйти. В одной книге посчастливилось
прочитать вывод искусствоведа о том, что гармония и красота сами по себе
создают высокое искусство, используя содержание лишь как вспомогательное
средство. Ученый приводит пример росписи, где Орфей поет свою песню, а ему
почтительно внимает высокое общество. Что в этом сюжете такого, что
заставляет его переживать века (спрашивает автор)? Ничего! Один поет, а
другие слушают. Но сама композиция фигур, наклоны головы, положения рук,
утонченные по соотношению пропорций позы слушателей, и само выбранное по
теории "золотого сечения" местоположение певца в центре фигур создают ту
красоту гармонии, которая из банального сюжета позволила древнегреческому
художнику создать непреходящий шедевр. Вот так это трактуется. Ну, что ж, мы
согласны. Мы готовы проголосовать за это двумя руками. Всем сердцем и всей
душой. Сюжет банальный. А гармония спасает. А если бы сюжет был не
банальный? Если бы, например, Орфей не пел в центре восхищенных фигур, а
онанировал? Тогда гармония спасла бы?
Поэтому мы, обращаясь к содержанию, сознательно уходим из-под
настоятельной увязки нашего содержания с гармонией или красотой в искусстве,
поскольку это предмет не нашего ума и не нашего разговора. В силу сказанного
факт того, что мы отбросили все виды искусства и оставили лишь литературу,
говорит не о том, что мы отвергаем эти виды вместе с их несомненной красотой
и способностью к высокой гармонии, а говорит только о том, что именно
литература насыщает эту гармонию и красоту неким смыслом, который нам удобно
анализировать в поисках присутствия Бога в этом процессе таким образом, как
мы это делали, например, в науке. Это не эстетический, а чисто технический
прием. Пожелаем себе успехов.
Переходя к литературе, хочется сказать, что есть еще одно ее
преимущество перед остальными видами искусства, которое заложено в том, что
литературная деятельность ненавязчива, но общедоступна. Рисовать может
далеко не каждый. Абсолютный слух достается единицам. Дальтоники не могут
видеть красоту картин. Люди без слуха не понимают красоты музыки. Человек
неискаженных чувств не ходит в оперу или на балет. Не посещает он и
филармоний, выставок, экспозиций, вернисажей, бьеннале и прочих духовных
праздников. А книгу прочитать может каждый. В этом сила литературы. Она не
требует особых подвигов - достаточно лечь на диван и раскрыть издание. И так
исторически человек может получать ту духовную информацию, которую Бог мог
бы через избранных (писателей и поэтов) поставлять человеку с древности и до
нынешнего времени. А почему бы и нет? Схема доставки очень удобная. Почему
бы и не воспользоваться? Но прежде, чем разобраться с тем, что поставляется
таким путем (если поставляется), посмотрим на самих участников транзита. На
тех, кто эту информацию получает для передачи нам. То есть на литераторов.
Прямо скажем, что даже простой обзор имен, заставляет опустить руки еще
задолго до того, как придется, возможно, перейти от них самих к тому, что
они пишут. Возникает удивительная закономерность присутствия в их судьбах и
жизнях одних и тех же, не вдохновляющих нас своим содержанием, событий. Эта
группа людей выделяется из всех остальных профессиональных групп людей на
земле одним поразительным признаком - наличием огромного процента
умопомешательств, самоубийств, алкоголизма и половых извращений. Нельзя
сказать, конечно же, что как писатель, так шизофреник или гомосексуалист, но
таких среди них слишком многовато для того, чтобы совсем не было оснований
предполагать, что литературный дар сопровождается именно этими дарами
психики. Обратимся к фактам.
Эдгар По. Американский писатель. Он создал такие жанры, как триллер и
детектив, ("Убийство на улице Морг", "Золотой жук", "Украденное письмо"
"Рукопись, найденная в бутылке", "Черный кот", "Падение дома Эшеров" и
т.д.), что уже говорит о многом. Согласимся, что создать два таких
популярных жанра, может быть, два самых популярных жанра в литературе, мог
только человек непростой. Как минимум это непреходящая фигура для истории
литературы. Эта фигура умерла в психиатрической больнице от алкоголизма в 40
лет.
Сергей Есенин - ужасное по исполнению самоубийство в 30 лет: взрезал
себе вены, кровью написал последнее стихотворение и повесился на трубе
отопления, от которой правую сторону его тела покрыло волдырями от ожогов.
Хосе Марьяно Ларра - испанский писатель, автор первой романтической
пьесы Испании ("Масиас"). Уже велик, как первый. Кроме того, является
основателем направления "костумбризма" в испанской литературе. Что это такое
- мы не знаем. Мы знаем только, что основать что-либо вообще, а тем более в
литературе - занятие не для простого обывателя. Маститый, видать, был
писатель. Покончил собой в 28 лет.
Дмитрий Писарев. Русский публицист и критик. Советское
литературоведение почему-то относилось к его наследию с повышенным
интересом. А он уже в 20 лет впал в тяжелое умственное расстройство и
лечился в психиатрической больнице, после чего был совершенным подавленным
неврастеником. Утонул при странных обстоятельствах в 28 лет.
Ла Рошель Дрие. Французский поэт и писатель. Вошел в энциклопедии.
Самоубийство в 32 года.
Иоганн Гете. Самый великий немец в литературе. Великий поэт и автор
великого "Фауста". Гордость Германии и литераторов всех других стран. Был
душевнобольным. Официальный диагноз - циркулярный психоз.
Александр Левитов. Русский писатель, автор очерков о деревне после
отмены крепостного права и рассказов о "Московских норах и трущобах", в
которых оказались разорившиеся крестьяне. В 25 лет спился, нищенствовал в
Москве, бродяжничал по России. В 42 года умер в университетской клинике
больной туберкулезом и страдающий длительными запоями.
Михай Эминеску, румынский и молдавский поэт и писатель. Исторические
романы, поэмы, новеллы, сказки, сборники фольклора. Был издателем журнала.
Считается последним романтиком румынской литературы. Сошел с ума в 33 года.
Август Юхан Стриндберг - шведский писатель ("Красная комната", "Фрекен
Юлия"). Шведы им гордятся, все остальные сильно уважают. Страдал шизофренией
в тяжелой форме.
Шарль Жиль - французский поэт-песенник. Был необычайно популярен в свое
время. Французы любят хороший шансон. Самоубийство в 36 лет.
Эмпедокл из Агригента - древнегреческий поэт-философ. Написал две
философские поэмы, имел массу почитателей и учеников. Считал себя богом.
Чтобы доказать это всем остальным разбежался и прыгнул в кратер Этны.
Почему-то решил, что боги периодически сигают в кратеры потухших вулканов. А
может и по другим соображениям. Было ему уже 60 лет - соображать к тому
времени должен был.
Николаус Ленау - австрийский поэт. Очень плодовитый. Оставил пять
невероятно крупных по объему поэм об исторических лицах (Яне Жижке,
Савонароле и т.д.). Кроме того, написал свой вариант "Фауста" и "Дон Жуана",
а также пять больших сборников стихов. Сошел с ума от всего этого в 42 года.
Алексей Плющ - украинский писатель, автор стихов и рассказов. На
Украине почему-то искони немного было поэтов и писателей. Каждый на счету и
каждый дорог. Этот покончил жизнь самоубийством в 20 лет.
Микалюус Чюрленис - гордость и слава литовской литературы (кроме того,
художник и композитор). Автор первых литовских симфонических поэм. Работал
над синтезом музыки и изобразительного искусства. То есть предварил собой
клипмейкерство. У литовцев нет фигуры, более монументальной по
оригинальности и новаторству. Сошел с ума. Умер в 36 лет.
Иван Бунин, нобелевский лауреат. Влюбился в лесбиянку и привел ее
домой. Жили все втроем - жена, писатель и пришлая лесбиянка. Затем эту
лесбиянку увела другая лесбиянка. Бунин их нашел и вернул в дом. Теперь жили
вчетвером. К счастью все это было в его последние годы, иначе вскорости его
дом превратился бы в общежитие лесбиянок. Нормальный?
Лорд Байрон - английский поэт, создатель моды на романтизм во всей (!)
европейской поэзии. Для Англии - культовый поэт. Врач-психиатр доктор Бэльи
в свое время признал его буйно помешанным и настаивал на помещении поэта в
психиатрическую лечебницу. Байрон бежал из Англии. Был наркоманом
(употреблял опиум) и имел кровосмесительную половую связь с собственной