Толкиен Джон Рональд Руэл. Властелин Колец

во главе - хозяин, напротив него - Золотинка. Ужинали долго и весело.
Изголодавшиеся хоббиты уплетали за обе щеки, но сыру и сливок, хлеба и меда,
зелени и ягод было вдоволь. Пили они из своих кубков словно бы кристальную
родниковую воду, но она веселила пуще вина и развязала им языки. Вдруг
оказалось, что они звонко распевают, словно петь было легче и проще, чем
говорить.
Наконец Золотинка с Томом поднялись и убрали со стола. Гостей
пересадили в кресла у камина; они положили усталые ноги на подставленные
скамеечки. В широком камине радостно полыхал огонь, и веяло сладковатым
запахом: дрова, наверно, были яблоневые. В прибранном покое погасили огни,
осталась лишь одна лампада да четыре свечи на каминной доске, по паре с
каждого края. И со свечою в руках возникла перед ними Золотинка: каждому из
них пожелала она покойной ночи и приятного сна.
- Отдохните до утра, - сказала она. - Лесных гулов и ночных шорохов не
бойтесь. Двери наши овевает ветер с холма, а в окна проникает лишь лунный и
звездный свет. Доброй ночи!
И ушла, шелестя и мерцая, точно прожурчал в ночной тиши ручеек по
прохладным камушкам.
Том сидел рядом с ними и молчал, а они набирались храбрости спросить
хоть о чем-нибудь из того, о чем хотели спросить за ужином. Глаза у них
слипались. Наконец Фродо проговорил:
- Ты меня услышал, хозяин, или просто случайно проходил мимо?
Том словно очнулся от приятного сновидения.
- Что? На помощь? Нет, не слышал, я ведь песни распевал и тропинкою
речною к дому своему шагал... ну а в общем стороною про тебя и раньше знал:
знал, что хоббиты-зайчата в лес попали не случайно, да и все тропинки тайно
нынче сходятся к Ветлянке - Старый Вяз сюда их тянет, чтобы путников
губить... Так, а мне чего ж хотелось... на лесной тропинке?..
Он снова закивал: его клонила дремота, но он продолжал, теперь уже
напевно:
У меня там было дело - собирать кувшинки,
Чтоб потом преподнести их милой Золотинке;
Я всегда так делаю перед первым снегом,
Чтоб они цвели у ней до начала лета -
Собираю на лугу в чистом светлом озере,
Чтоб ладони холодов их не заморозили.
Я у этих берегов - давнею порою -
И жену свою нашел - раннею весною:
В камышах она звенела песней серебристой,
А над нею распевал ветерок росистый.
Он открыл глаза, и взгляд его блеснул синевой.
Так что видите, друзья, я теперь не скоро
У Ветлянки окажусь - может, лишь весною, -
Да и с Вязом повидаюсь под конец распутицы,
В дни, когда на нем листва весело распустится
И когда моя жена в золотистом танце
На реку отправится, чтобы искупаться.
Том опять приумолк; но Фродо уж не мог удержаться и задал свой самый
главный вопрос.
- Расскажи нам, хозяин, - попросил он, - про этот страшный Старый Вяз.
Кто он такой? Я раньше о нем никогда не слышал.
- Нет, не надо! - в один голос вскрикнули Мерри и Пин, выпрямившись в
креслах. - Сейчас не надо! Лучше утром!
- Верно! - согласился Том. - Верно, лучше отдыхайте, ночь не для таких
рассказов! Спите бестревожно, зайцы, и не бойтесь старых вязов! Да и шорохов
ночных тоже не пугайтесь.
С этими словами он задул лампаду и, взявши в руки по свече, проводил их
в спальню.
Тюфяки и подушки были мягче мягкого; хоббиты задернули пологи,
укутались в белые шерстяные одеяла и мгновенно уснули.
Тяжелый сон отуманил Фродо. Ему грезилось, будто встает молодая луна и
в ее бледном свете перед ним возникает мрачная высокая скала, прорезанная
аркой. Потом его словно подняли ввысь, и он увидел не скалу, а скопище скал:
темная равнина, зубчатая ограда, черная башня, а на ней кто-то стоит. Юная
луна светила несмело: видна была только темная-темная башня да светлая
фигурка наверху. Понизу ярились дикие голоса и злобно рычали волки. Из-за
луны вдруг выплыла размашистая тень; тот, наверху, вскинул руки, и
ослепительным лучом ударило из его посоха. Плеснули орлиные крылья, а внизу
завыли, заклацали клыками волки. Ветер донес яростный стук копыт - с
востока, с востока, с востока. "Черные Всадники!" - понял Фродо и проснулся
в холодном поту; быстрыми молоточками стучала у него в висках кровь.
"Неужели же, - подумал он, - я наберусь храбрости покинуть эти стены?" Он
лежал затаив дыхание, но теперь все было тихо. Наконец он свернулся
калачиком и погрузился в сон без сновидений.
А рядом с ним сладко спал Пин; но сон его вдруг обернулся удушьем, он
заворочался и застонал. И разом проснулся или будто бы проснулся, слыша в
темноте странные звуки из сна: "пыт-пыт", "ы-ыхх-хы-хы" - и, будто кто-то
потирает ветви друг о друга, карябает по стене и стеклам деревянными
когтями: "скырлы, скырлы, скырлы". Он спросонья подумал, не вязы ли возле
дома; и страшнее смерти оказалось, что он ни в каком ни в доме, а в дупле
Старого Вяза и над ним раздается жуткое, скрипучее старческое хихиканье. Он
сел в постели, оперся на мягкие, ласковые подушки и облегченно откинулся на
них. Тихим эхом прозвучали у него в ушах слова Золотинки: "Лесных гулов и
ночных шорохов не бойтесь. Отдохните до утра." И он опять сладко заснул.
Мирный сон Мерри огласился урчанием воды: вода тихо чмокала, обсасывая
стены, и разливалась, расползалась вокруг дома темной, бескрайней стоячей
заводью. Вода смачно булькала у стен, медленно и мутно прибывала,
приплескивала. "Я же утону! - подумалось Мерри. - Она просочится, хлынет,
затопит, и я утону". И стал утопать в слизистом иле, вскочил, ударился ногой
о твердый плитняк, вспомнил, где он находится, и снова лег. И не то
расслышал, не то припомнил тихие слова: "Двери наши овевает ветер с холма, а
в окна проникает лишь лунный и звездный свет. Доброй ночи!"
Как помнилось Сэму, он-то проспал ночь без просыпу, спал как бревно, а
бревна не просыпаются.
Утро разбудило сразу всех четверых. Том расхаживал по комнате,
прищелкивая, как скворец. Заслышав, что они проснулись, он хлопнул в ладоши
и воскликнул: "Эй! пой! веселись! Пой во весь голос!" Потом раздвинул желтые
занавеси, и свет хлынул в широкие окна с запада и востока.
Они радостно вскочили. Фродо подбежал к восточному окну и поглядел на
задний двор, весь мутно-серый от росы. Он боялся увидеть окна вровень с
землей, а на земле следы копыт. На самом же деле окна заслоняли бобовые
гирлянды, а дальше застил утренний свет высокий серый холм. Сочилось бледное
утро: на востоке, за длинными ватными мятыми тучами с алой каймой, занимался
желтый рассвет. Нависшие небеса предвещали дождь; но заря была все яснее, и
ярко заалели цветущие бобы среди влажно-зеленой листвы.
Пин глядел в западное окно, и перед ним клубился туман. Лес был
подернут мутной пеленою. Казалось, смотришь сверху на серое облачное месиво.
В глубь Леса уходил огромный овраг, испуская клубы и выползки тумана: там
была долина Ветлянки. Слева с холма струился поток, убегая в белесую муть. А
под окном был цветущий сад, серая садовая изгородь и трава, осеребренная
росинками. Никаких вязов поблизости не было.
- С добрым утром, малыши! - воскликнул Том. - Солнца нынче нету: тучи с
запада пришли, заслонили небо. Скоро должен хлынуть дождик, бойкий и
речистый, - пригодится Золотинке для осенней чистки. Поднял я ее до света
песенкой веселой. Лежебокам счастья нету - вспомните присловье: "Ранним
птахам - сытный завтрак, остальным - вода и травка!" Не проспать бы вам до
завтра! Подымайтесь, сони!
Не очень-то поверили хоббиты насчет воды и травки, но на всякий случай
мешкать не стали - и завтракали, пока мало-помалу не опустошили стол. Ни
Тома, ни Золотинки не было. Том хлопотал по дому: из кухни доносился звон
посуды, с лестниц - дробот его башмаков, в открытые окна вдруг долетали
обрывки песен. Распахнутые окна глядели на запад: далеко простиралась
туманная долина. Густой плющ копил морось и порою ронял на землю редкие
струйки воды. Мало-помалу тучи заволокли все небо; черная стена леса исчезла
за отвесным дождевым пологом.
И сквозь мерный шум дождя откуда-то сверху - наверно, с ближнего холма
- послышался голос Золотинки, чистый и переливчатый. Слова уплывали от
слуха, но понятно было, что песня ее полнится осенним половодьем, как
певучая повесть реки, звенящая всепобеждающей жизнью от горных истоков до
морского далекого устья. Подойдя к окну, Фродо очарованно внимал струистому
пению и радовался дождливому дню, неожиданной задержке. Надо было идти
дальше, надо было спешить - но не сегодня.
С запада примчался верховой ветер, расшевелив тяжелые, сырые тучи: им
было невмоготу тащиться дальше, они проливались над Курганами. Белая
известковая дорожка перед домом превратилась в молочный ручей, пузыристо
исчезающий за водяною завесой. Из-за угла рысью выбежал Том; руками он
словно бы разводил над собою дождь - и точно, оказался совсем сухой, лишь
башмаки снял и поставил на каминную решетку. Потом уселся в большое кресло и
поманил к себе хоббитов.
- Золотинка занята годовой уборкой, - объявил он. - Плещется везде
вода, все вокруг промокло. Хоббитам идти нельзя: где-нибудь утонут.
Подождите день, друзья, посидите с Томом. Время непогоды - осень - время для
беседы, для рассказов и расспросов... Тому много ведомо! Том начнет для вас
рассказ под шуршанье мороси: речь пойдет издалека, все вопросы - после.
И он поведал им немало дивного, то словно бы говоря с самим собою, то
вдруг устремляя на них ярко-синие глаза из-под курчавых бровей. Порою
рассказ его превращался в монотонный распев, а иногда Том вскакивал и
пускался в неистовый пляс. Он говорил о пчелах и свежих медвяных цветах, о
травах и кряжистых, заслоняющих небо деревьях, рассказывал про тайны чащоб и
колючих непролазных кустарников, про обычаи невиданных птиц и неведомых
тварей земных, про злые и добрые, темные и светлые силы.
Они слушали - и Лес представлялся им совсем по-иному, чем прежде, а
себя они видели в нем назойливыми, незваными чужаками. То и дело - впрямую
или обиняком - упоминался Старый Вяз, властный, могучий, злокозненный. И не
раз Фродо благодарил судьбу за их чудесное спасение.
Вековечный Лес недаром так назывался: он был последним лоскутом
древнего, некогда сплошного покрова земли. Праотцы нынешних деревьев
набирали в нем силу, старея, подобно горам; им еще помнились времена их
безраздельного владычества над землею. Несчетные годы напитали их гордыней,
мудростью, злобой. И не было из них опаснее Старого Вяза с гнилой
сердцевиной, но богатырской, нерастраченной мощью: он был жесток и хитер, он
повелевал ветрами и властвовал по обе стороны реки. Ненасытно всасывался он
в плодородную почву, тянул из нее соки, расползался по земле серой паутиной
корней, раскидывал в стороны узловатые серые руки - и подчинил себе Лес от
Городьбы до Южного нагорья...
Но вот Лес был забыт, и рассказ Том вприпрыжку помчался вдоль бурного,
взлохмаченного потока, мимо вспененных водопадов, по скосам слоистых скал и
крутым каменистым осыпям, вверх по темным, сырым расселинам - и докатился до
нагорья. Хоббиты услышали о великих Могильниках и зеленых курганах, о
холмах, увенчанных белыми коронами из зазубренных камней, и земляных пещерах
в тайных глубинах между холмами. Блеяли овцы. Воздвигались высокие стены,
образуя могучие крепости и мощные многобашенные твердыни; их владыки яростно
враждовали друг с другом, и юное солнце багрово блистало на жаждущих крови
клинках. Победы сменялись разгромами, с грохотом рушились башни, горели
горделивые замки, и пламя взлетало в небеса. Золото осыпало усыпальницы
мертвых царей, смыкались каменные своды, их забрасывали землей, а над прахом
поверженных царств вырастала густая трава. С востока приходили кочевники,
снова блеяли над гробницами овцы - и опять подступала пустошь. Из дальнего
далека надвигалась Необоримая Тьма, и кости хрустели в могилах. Умертвия
бродили по пещерам, бренча драгоценными кольцами и вторя завываниям ветра
мертвым звоном золотых ожерелий. А каменные короны на безмолвных холмах
осклаблялись, щерились в лунном свете, как обломанные белые зубы.
Хоббитам было страшновато. Даже до Хоббитании докатывались мрачные
рассказы о Могильниках и умертвиях. Правда, у них такого и слушать не хотели
- зачем? Все четверо разом вспомнили тихий домашний камин: вот и у Тома
такой, только гораздо крепче, гораздо надежнее. Они даже перестали слушать и
робко зашевелились, поглядывая друг на друга.
Их испуганный слух отворила совсем иная повесть - о временах
незапамятных и непонятных, когда мир был просторнее и Море плескалось у
западных берегов, будто совсем рядом; а Том все брел и брел в прошлое, под
древними звездами звучал его напев - были тогда эльфы, а больше никого не
было. Вдруг он умолк и закивал головой, словно задремал. Хоббиты сидели как
завороженные: от слов его выдохся ветер, растаяли облака, день пропал и
простерлась глухая ночь в белых звездных огнях.
Миновало ли утро, настал ли вечер, прошел ли день или много дней -
этого Фродо не понимал: усталость и голод словно бы отступили перед
изумлением. Огромные белые звезды глядели в окно; стояла бестревожная тишь.
Изумление вдруг сменилось смутным страхом, и Фродо выговорил:
- Кто Ты, Господин?
- Я? - переспросил Том, выпрямляясь, и глаза его засинели в полумраке.
- Ведь я уже сказал! Том из древней были: Том, земля и небеса здесь издревле
были. Раньше рек, лесов и трав, прежде первых ливней, раньше первых бед и
засух, страхов и насилий был здесь Том Бомбадил - и всегда здесь был он. Все
на памяти у Тома: появленье Дивных, возрожденье Смертных, войны, стоны над
могилами... Впрочем, это все вчера - смерти и умертвия, ужас Тьмы и Черный
Мрак... А сегодня смерклось только там, вдали, за Мглистым, над горой
Огнистою.
Словно черная волна хлестнула в окна, хоббиты вздрогнули, обернулись -
но в дверях уже стояла Золотинка, подняв яркую свечу и заслоняя ее рукой от
сквозняка, и рука светилась, как перламутровая раковина.
- Кончился дождь, - сказала она, - и свежие струи бегут с холмов под
звездными лучами. Будем же смеяться и радоваться!
- Радоваться, есть и пить, - весело подхватил Том, - повесть горло
сушит. Том с утра проговорил, а зайчишки слушали. Приустали? Стало быть,
собираем ужин!
Он живо подскочил к камину за свечой, зажег ее от пламени свечи
Золотинки, протанцевал вокруг стола, мигом исчез в дверях, мигом вернулся с
огромным, заставленным снедью подносом и принялся вместе с Золотинкой
накрывать на стол. Хоббиты сидели, робко восхищаясь и робко посмеиваясь: так
дивно прелестна была Золотинка и так смешно прыгал Том. А все же казалось,
что у них общий танец: друг с другом, у стола, за дверь и назад, - вскоре
большущий стол был весь в свечах и яствах. Желто-белым сияньем лучились
настенные светильники. Том поклонился гостям.
- Время ужинать, - сказала Золотинка, и хоббиты заметили, что она в
нежно-серебристом платье с белым поясом. А Том был светло-синий,
незабудочный, только гетры зеленые.
Ужин оказался еще обильнее вчерашнего. Хоббиты, заслушавшись Тома, даже
забыли о еде и теперь наверстывали свое, будто проголодали неделю.
Они не отвлекались на песни и разговоры: уж очень вкусно угощали. Еды и
питья было вдосталь - наелись, напились, и голоса их зазвенели радостным
смехом.
А Золотинка спела им немало песен, веселых и тихих: они услышали, как
струятся реки и колышутся озера - большие, светлые, - увидели в них
отражение неба и звездную рябь. Потом она пожелала им доброй ночи и оставила
их у камина. Но Том словно очнулся от дремоты - и начал расспрашивать.
Удивительно - он знал про них почти все и даже помнил их предков, знал,
что делалось в Хоббитании с Начальной поры, от которой до живых хоббитов
ничего не дошло. Вскоре они перестали удивляться... только все же было
странно, что чаще других Том поминал того же Бирюка, а они-то!
- Руки у Бирюка - чуткие к земле, он работает жарко, а глядит в оба
глаза. Он обеими ногами стоит на земле и хоть шагает валко, не оступился еще
ни разу, - так поняли Тома хоббиты.
Том, наверно, и с эльфами водил знакомство: не Гаральд ли рассказал ему
последние вести о Фродо?
Знал от так много и так хитро выспрашивал, что Фродо, сам не заметив,
рассказал ему про Бильбо, про свои надежды и страхи едва ли не больше, чем
самому Гэндальфу. А Том лишь безмолвно покивал головою; но, когда он услышал
о Черных Всадниках, глаза его хитро блеснули.
- Покажи мне вашу "прелесть"! - велел он, прерывая беседу; и Фродо, к
собственному изумлению, вдруг спокойно отстегнул Кольцо и протянул его Тому.
Оно словно бы сплющилось, а потом расплылось на его смуглой ладони. Том
со смехом поглядел сквозь Кольцо.
Странный вид представился хоббитам, тревожный и смешной: ярко-синий
глаз в золотом ободке. Том надел Кольцо на мизинец и поднес его к свече.
Поднес и поднес; но вдруг они ошарашенно ахнули. Как же это - Том не исчез!
А Том рассмеялся и подкинул Кольцо к потолку: оно исчезло со злобным
свистом.
Фродо растерянно вскрикнул - а Том с улыбкой наклонился к нему через
стол и вручил откуда-то взявшееся Кольцо.
Фродо осмотрел Кольцо, сурово и подозрительно, словно одолжил его
какому-то фокуснику.
Оно было все такое же тяжелое - Фродо всегда удивлялся, как оно
оттягивает карман. Но ему стало обидно, что Тому Кольцо - нипочем, а
Гэндальф небось не зря считал, что оно ужасно важное. Он немного переждал и,
когда Том рассказывал, какие хитрые бывают барсуки, потихоньку надел Кольцо
на палец.
Мерри зачем-то повернулся к нему и еле подавил испуганное восклицание -
где? как? Фродо обрадовался: все в порядке, Кольцо - то самое, недаром
небось Мерри изумленно пялится на его стул. Он вскочил и бесшумно пробрался
к двери.
- Как тебя, Фродо, что ль? - окликнул его Том, сверкнув ясными,
спокойными, всевидящими глазами. - Брось озорничать-то! Ишь ведь - выцвел,
ровно моль... Ну-ка, возвращайся! Да сними свою игрушку - без нее ты лучше.
Посидите тихо, зайцы. Вам в дорогу завтра. Том расскажет, как добраться
побыстрей до Тракта. Слушайте внимательно, чтобы не плутать вам.
Фродо принужденно рассмеялся, снял Кольцо и сел на свое место.
Том пообещал на завтра солнечный день, и выйти надо было как можно
раньше, потому что здешнюю погоду даже Том не мог предсказать: она менялась
чаще и прихотливей, чем наряды Золотинки.
По его совету они решили идти к северу, западным краем нагорья, в обход
Могильников. Если повезет, за день можно добраться до Великого Западного
Тракта. Том наказал им ничего не бояться - и никуда не соваться.
- По зеленой траве, по краю нагорья, подальше от Волглого Лога, где
злая мгла, и Обманные Камни, и земли мерзких умертвий! - Том повторил это
несколько раз и велел держаться как можно западнее. Потом все они заучили
наизусть призывную песню на будущий день - пригодится, если попадут в беду:
Песня звонкая, лети к Тому Бомбадилу,
Отыщи его в пути, где бы ни бродил он!
Догони и приведи из далекой дали!
Помоги нам, Бомбадил, мы в беду попали!
Они спели ее вместе с ним, он со смехом похлопал каждого по плечу и
отвел их в спальню, высоко держа свечи.
Мгла над Могильниками
Спал Фродо без сновидений. Но под утро послышался ему - то ли во сне,
то ли наяву - нежный напев, словно осветивший изнутри серую завесу дождя;
завеса стала стеклянно-серебряной, медленно раздвинулась, и перед ними
открылась зеленая даль, озаренная солнцем.
Тут-то он и проснулся; а Том уже ходил и свистал, будто целое дерево,
полное птичьих гнезд; и солнце показалось из-за холма, брызнув в открытые
окна. Снаружи все было зеленое и отливало бледным золотом.
Завтракали они снова одни, болтая что на язык взбредет, готовясь
распрощаться; а на сердце была тяжесть, хоть утро - чистое, мягкое, голубое
- манило их в путь. Пони только что не прыгали: бодрые, резвые. Том вышел на
крыльцо, помахал шляпой и потанцевал - в объяснение, что время не ждет.
Хоббиты со вздохом пустились в путь петлистой тропою и у крутого склона
спешились, но Фродо вдруг застыл в нерешительности.
- А Золотинка-то! - воскликнул он. - А красавица-то наша, осиянная
изумрудным блеском! С нею мы же не попрощались, мы же ее с вечера не видели!
Он бы даже и назад повернул, но вдруг до них донесся переливчато-нежный
оклик. Золотинка стояла на высоком гребне, стояла и звала их; ее волосы
струились на ветру и сеяли солнечный свет. С росистой травы из-под ее
танцующих ног вспрыгивали яркие зайчики.
Они поспешили вверх по склону последнего тамошнего холма и,
запыхавшись, столпились вокруг нее. И склонились перед нею; но она повела
рукой, приглашая их оглядеться; и оттуда, с вершины, увидели они утреннюю
землю. Дали распахнулись, точно и не было тяжкой мути, застилавшей мир,
когда они стояли на верхней проплешине Вековечного Леса: она и сейчас
виднелась, бледно-зеленая в оправе темных крон. И громоздились лесистые
кручи, зеленые, желтые, красно-золотые, расцвеченные солнцем и скрывавшие
дальнюю долину Брендидуима. На юге источала слюдяной блеск Ветлянка - там,
где Главная река Хоббитании широким броском уносила свои воды в неведомые
края. Ступенями нисходили на север, в смутную неверную даль, серо-зеленые и
буроватые всхолмья. На востоке высились курган за курганом, озаренные ранним
солнцем, исчезавшие в дымчатой, млечной голубизне; и подсказкой не то
странной памяти, не то древних преданий угадывались за ними далекие вершины
гор.
Они надышались свежим воздухом, и все им казалось нипочем: только
шагнуть-прыгнуть, а там уж ноги сами до места донесут. Даже обидно было
трусить тропами к Тракту: нет бы, как Том, раз-два, с камня на камень, и вот
тебе, пожалуйста, горы.
Они не могли найти прощальных слов, но это и не понадобилось -
заговорила сама Золотинка.
- Спешите же, милые друзья! - сказала она. - От задуманного не
отступайтесь, будьте упорны! К северу, с ветром у левой щеки, с добрым
напутствием в сердце! - И обратилась к Фродо: - Прощай, Друг Эльфов, мы
радостно свиделись и весело расстаемся!
А Фродо промолчал. Он только низко поклонился и повел пони вперед; за
ним тронулись остальные. Приветный кров Тома Бомбадила, долина и самый Лес
скрылись из виду. В ложбине застоялась теплая сырость и сладко пахла густая
увядающая трава. Внизу они оглянулись и снова увидели Золотинку - дальнюю,
маленькую, стройную - как цветок, озаренный солнцем. Она стояла, простирая к
ним руки; ее прощанье эхом огласило ложбину, она помахала, повернулась - и
исчезла за гребнем холма.
Тропа вилась понизу, у зеленого подножия холма, и вывела их в другую
ложбину, шире и глубже, а потом запетляла вверх-вниз по склонам: холм за
холмом, ложбина за ложбиной. Ни деревьев, ни ручьев - только трава да тишь,
беглый шепоток ветра и далекие птичьи вскрики. Солнце поднималось все выше и
грело все жарче.
И всякий раз на вершине ветерок утихал. Когда им снова открылся запад,
дальний Лес, казалось, все еще дымился дождевой испариной. А за горизонтом
как-то смерклось, и синий мрак очертил небо, будто жарко и тяжело надвинулся
на глаза небесный зной.
К полудню они въехали на холм с широкой и плоской вершиной, похожей на
большое блюдце. На дне блюдца - ни ветерка, а небо надвинулось и давило. Они
подъехали к закраине и глянули на север - вон, оказывается, сколько
проехали! Правда, струистый воздух застилал взгляд, но все равно понятно
было, что Лог кончается. Впереди перед ними лежала глубокая долина, ее
замыкали два отвесных склона. А дальше холмов не было: виднелась смутная
темная полоса.
- Это деревья, - объяснил Мерри. - Возле Тракта, наверно, вдоль
обочины. Говорят, посажены невесть когда.
- Прекрасно! - сказал Фродо. - Если мы столько же пройдем к вечеру, то
Лог останется позади, а там уж найдем, где заночевать.
С этими словами он поглядел на восток и увидел плосковерхие зеленые
курганы - у некоторых вершины были пустые, а из других торчал белый камень,
как сломанный зуб.
Зрелище это добра не сулило - впрочем, и посреди их травянистого блюдца
оказался такой же камень. Был полдень; камень не отбрасывал тени, но приятно
холодил спины хоббитов, усевшихся подкрепиться. Пили, ели, радовались -
какое все было вкусное! Уж Том постарался. А расседланные пони бродили
поблизости.
Трудный путь, сытная еда, теплое солнце и запах травы - перележали,
вытянув ноги и глядя в небо, оттого все и случилось. Пробудились они в
испуге: ведь вовсе и не думали спать. Камень захолодел и отбрасывал длинную
бледную тень на восток. Желтоватое солнце еле-еле проблескивало сквозь
туман, а он подымался, густой и белый, подымался со всех сторон. Тишь и
стылая сырость. Пони сбились в кучу и опустили головы.
Торопливо вскочив, хоббиты бегом кинулись к западной закраине кургана -
они были на острове среди тусклой мглы. Даже солнце тонуло в белесом
разливе, а с востока наползала холодная серая муть. Мгла, мгла и мгла; она
крышей склубилась над их головами. Мглистая зала, и камень - колонной.
Судя по всему, они угодили в ловушку, но пока не потеряли присутствия
духа. Еще виделась им дорога, еще они знали, куда к ней идти. А остаться,
переждать здесь туман - об этом у них даже мысли не было.
Они провели своих пони, одного за другим, пологим северным склоном
холма вниз, в туманное море. А промозглая мгла набухала сыростью - даже
волосы стали мокрыми и липкими. В самом низу они остановились и надели
плащи, которые мигом отсырели и отяжелели. Медленно пробирались их пони,
кое-как нащупывая путь. Лишь бы выйти из ложбины - а там по прямой, там не