Толкиен Джон Рональд Руэл. Властелин Колец

сразу оповещал Изенгард обо всех твоих делах и намерениях. Это было ему не
трудно: чужаки-соглядатаи сновали туда-сюда, но Ристания - край открытый, и
никто их не замечал. А он вдобавок советовал да наушничал, отравляя твои
мысли, оледеняя сердце, расслабляя волю; подданные твои это видели, но
ничего не могли поделать, ибо ты стал его безвольным подголоском.
Но когда я спасся из Ортханка и предостерег тебя, когда личина его была
сорвана - тут уж тайное сделалось явным, и Гнилоуст принялся опасно хитрить.
Он выдумывал препоны, отводил удары, распылял войска. А изворотлив он был на
диво: то стыдил за оглядку, то стращал колдовством. Помнишь, как по его
наущению все войска впустую услали на север, когда они нужны были на западе?
Твоими устами запретил он Эомеру погоню за сворой орков, и если бы Эомер не
ослушался твоего, а вернее, Гнилоустова злокозненного запрета, то орки
сейчас доставили бы в Изенгард бесценную добычу. Не ту, о которой пуще всего
мечтает Саруман, нет, - но двоих их нашего отряда, сопричастных тайной
надежде: о ней я даже с тобой, государь, пока не смею говорить открыто.
Подумай только, что бы им довелось претерпеть и что Саруман проведал бы на
пагубу нам?
- Я многим обязан Эомеру, - сказал Теоден. - Говорят: словом дерзок, да
сердцем предан.
- Скажи лучше: кривой суд всегда правое скривит, - посоветовал
Гэндальф.
- Да, судил я вкривь, - подтвердил Теоден. - А тебе обязан прозрением.
Ты опять явился вовремя. Позволь одарить тебя по твоему выбору: что ни
захочешь - все твое. Лишь меч мой оставь мне!
- Вовремя явился я или нет, это мы увидим, - сказал Гэндальф. - А дар
от тебя охотно приму, и выбор мой уже сделан. Подари мне Светозара! Ведь ты
его лишь одолжил - таков был уговор. Но теперь я помчусь на нем навстречу
неизведанным ужасам: один серебряный конь против девяти вороных. Чужим конем
рисковать не след; правда, мы с ним уже сроднились.
- Достойный выбор, - сказал Теоден, - и нынче я с радостью отдаю тебе
лучшего коня из моих табунов, ибо нет среди них подобных Светозару и, боюсь,
не будет. В нем одном неожиданно возродилась могучая порода древности. А вы,
гости мои, подыщите себе дары у меня в оружейной. Мечи вам не надобны, но
там есть шлемы и кольчуги отменной работы мастеров Гондора. Подберите, что
придется по душе, и да послужат они вам в бою!
Из оружейной нанесли груды доспехов, и вскоре Арагорн с Леголасом
облачились в сверкающие панцири, выбрали себе шлемы и круглые щиты с золотой
насечкой, изукрашенные по навершью смарагдами, рубинами и жемчугом.
Гэндальфу доспех был не нужен, а Гимли не требовалась кольчуга, если бы даже
и нашлась подходящая, ибо среди сокровищ Эдораса не было панциря прочнее,
чем его собственный, выкованный гномами Подгорного Царства. Но он взял себе
стальную шапку с кожанным подбоем - на его круглой голове она сидела как
влитая; взял и маленький щит с белым скакуном на зеленом поле, гербом Дома
Эорла.
- Да сохранит он тебя от стрел, мечей и копий! - сказал Теоден. - Его
изготовили для меня еще во дни Тенгела, когда я был мальчиком.
Гимли поклонился.
- Я не посрамлю твоего герба, Повелитель Ристании, - сказал он. - Да
мне и сподручней носить щит с лошадью, чем носиться на лошади. Свои ноги -
они как-то надежнее. Вот отвезут меня куда надо, опустят на твердую землю -
а там уж я себя покажу.
- Увидим, - сказал Теоден.
Конунг встал, и Эовин поднесла ему кубок вина.
- Фэрту Теоден хал! - промолвила она. - Прими этот кубок и почни его в
нынешний добрый час. Да окрылит тебя удача, возвращайся с победой!
Теоден отпил из кубка, и она обнесла им гостей. Перед Арагорном она
помедлила, устремив на него лучистые очи. Он с улыбкой взглянул на ее
прекрасное лицо и, принимая кубок, невзначай коснулся затрепетавшей руки.
- Привет тебе, Арагорн, сын Араторна! - сказала она.
- Привет и тебе, Дева Ристании, - отвечал он, помрачнев и больше не
улыбаясь.
Когда круговой кубок был допит, конунг вышел из дверей чертога. Там его
поджидала дворцовая стража, стояли глашатаи с трубами и собрался знатный люд
из Эдораса и окрестных селений.
- Я отправляюсь в поход, может статься, последний на своем веку, -
сказал Теоден. - Мой сын Теодред погиб, и нет прямых наследников трона.
Наследует мне сестрин сын Эомер. Если и он не вернется, сами изберите себе
государя. Однако же надо назначить правителя Эдораса на время войны. Кто из
вас останется моим наместником?
Ни один не отозвался.
- Что ж, никого не назовете? Кому доверяет мой народ?
- Дому Эорла, - ответствовал за всех Гайма.
- Но Эомера я оставить не могу, да он и не останется, - сказал конунг.
- А он - последний в нашем роду.
- Я не называл Эомера, - возразил Гайма. - И он в роду не последний. У
него есть сестра - Эовин, дочь Эомунда. Она чиста сердцем и не ведает
страха. Любезная эорлингам, пусть примет она бразды правления; она их
удержит.
- Да будет так, - скрепил Теоден. - Глашатаи, оповестите народ о моей
наместнице!
И конунг опустился на скамью у дверей и вручил коленопреклоненной Эовин
меч и драгоценный доспех.
- Прощай, сестрина дочь! - молвил он. - В трудный час расстаемся мы,
но, может, еще и свидимся в золотом чертоге. Если же нет, если нас разобьют,
уцелевшие ратники стекутся в теснину Дунхерга: там вы еще долго
продержитесь.
- Напрасны эти слова, - сказала она. - Но до вашего возвращенья мне
день покажется с год.
И, говоря так, взглянула на Арагорна, стоявшего рядом.
- Конунг вернется, - сказал тот. - Не тревожься! Не на западе - на
востоке ждет нас роковая битва!
Теоден и Гэндальф возглавляли молчаливое шествие, растянувшееся по
длинной извилистой лестнице. Возле крепостных ворот Арагорн обернулся. С
возвышенного крыльца, от дверей золотого чертога смотрела им вслед Эовин,
опершись на меч обеими руками. Ее шлем и броня блистали в солнечных лучах.
Гимли шел рядом с Леголасом, держа секиру на плече.
- Ну наконец-то раскачались! - сказал он. - Ох и народ эти люди - за
все про все у них разговор. А у меня уж руки чешутся, охота секирой
помахать. Хотя ристанийцы-то небось тоже рубаки отчаянные. А все ж таки не
по мне такая война: поле боя невесть где, как хочешь, так и добирайся. Ладно
бы пешком, а то трясись, мешок мешком, на луке у Гэндальфа.
- Завидное местечко, - сказал Леголас. - Да ты не волнуйся, Гэндальф
тебя, чуть что, живенько на землю спустит, а Светозар ему за это спасибо
скажет. Верхом-то секирой не помашешь.
- А гномы верхом и не воюют. С лошади удобно разве что людям затылки
брить, а не оркам рубить головы, - сказал Гимли, поглаживая топорище.
У ворот выстроилось ополчение: и стар, и млад - все уже в седлах и в
полном доспехе. Собралось больше тысячи; колыхался лес копий. Теодена
встретили громким, радостным кличем и подвели его коня, именем Белогрив.
Наготове стояли кони Арагорна и Леголаса. Покинутый Гимли только было
насупился, как к нему подошел Эомер с конем в поводу.
- Привет тебе, Гимли, сын Глоина! - сказал он. - Вот видишь, все
недосуг поучиться у тебя учтивости. Но, может, мы пока не будем квитаться?
Обещаю, что более ни словом не задену Владычицу Золотого Леса.
- Я готов отложить наш расчет, Эомер, сын Эомунда, - важно отозвался
Гимли. - Но если тебе выпадет случай воочию увидеть царицу Галадриэль, ты
либо признаешь ее прекраснейшей на свете, либо выйдешь со мной на поединок.
- Да будет так! - сказал Эомер. - До тех пор, однако, прости мои
необдуманные слова и в знак прощения изъяви, если можно, согласие быть моим
спутником. Гэндальф поедет впереди, вместе с конунгом; а мой конь Огненог, с
твоего позволения, охотно свезет нас двоих.
- Согласен и благодарен, - ответил польщенный вежливой речью Гимли. -
Только пусть мой друг Леголас едет рядом с нами.
- Решено! - сказал Эомер. - Слева поедет Леголас, справа - Арагорн; кто
устоит против нас четверых?
- А где Светозар? - спросил Гэндальф.
- Пасется у реки, - сказали ему. - И никого к себе близко не
подпускает. Вон он, там, близ переправы, легкой тенью мелькает в ивняке.
Гэндальф свистнул и громко кликнул коня; Светозар переливисто заржал в
ответ и примчался в мгновение ока.
- Западный ветер во плоти, да и только, - сказал Эомер, любуясь статью
и норовом благородного скакуна.
- Как тут не подарить, - заметил Теоден. - Впрочем, - повысил он голос,
- слушайте все! Да будет ведомый всем вам Гэндальф Серая Хламида, муж совета
и брани, отныне и присно желанным гостем нашим, сановником Ристании и
предводителем Эорлингов; и да будет слово мое нерушимо, пока не померкнет
слава Эорла! Дарю ему - слышите? - Светозара, коня из коней Мустангрима!
- Спасибо тебе, конунг Теоден, - молвил Гэндальф.
Он скинул свой ветхий плащ и отбросил широкополую шляпу. На нем не было
ни шлема, ни брони; снежным блеском сверкнули его седины и засияло белое
облачение.
- С нами наш Белый Всадник! - пронеслось по рядам. - Эорлинги, вперед!
Протяжно запели трубы. Кони вздыбились и заржали. Копья грянули о щиты.
Конунг воздел руку, и точно могучий порыв ветра взметнул последнюю рать
Ристании: громоносная туча помчалась на запад.
Эовин провожала взглядом дальние отблески тысячи копий на зеленой
равнине, одиноко стоя у дверей опустевшего чертога.
Хельмово ущелье
Когда отъезжали от Эдораса, солнце уже клонилось к западу, светило в
глаза, и простертую справа ристанийскую равнину застилала золотистая дымка.
Наезженная угорная дорога вилась то верхом, то низом, разметав густые сочные
травы, истоптанными бродами пересекая быстрые мутные речонки. В дальнем
далеке, на северо-западе, возникали Мглистые горы, все темнее и выше,
обрисованные зарей. Вечерело.
А войско мчалось во весь опор, почти без остановок: боялись промедлить,
надеялись не опоздать и торопили коней. Резвей и выносливей их не бывало в
Средиземье, однако же и путь перед ними лежал неблизкий: добрых сорок лиг по
прямой, а дорогою - миль сто сорок от Эдораса до Изенгардской переправы, где
рати Ристании отражали Сарумановы полчища.
Надвинулась ночь, и войско наконец остановилось; пять с лишним часов
проскакали они, но не одолели еще и половины пути. Расположились на ночлег
широким кругом, при свете звезд и тусклого месяца. На всякий случай костров
не жгли; выставили круговое охранение и выслали дозорных, серыми тенями
мелькавших по ложбинам. Ночь тянулась медленно и бестревожно. Наутро запели
рога, и дружина в одночасье снова тронулась в путь.
Мутновато-безоблачное небо стояло над ними, и наваливалась не
по-вешнему тяжкая духота. В туманной поволоке вставало солнце, а за ним
омрачала тусклые небеса черная, хищная, грозовая темень. И ей навстречу, с
северо-запада, расползалась у подножия Мглистых гор подлая темнота из
Колдовской логовины.
Гэндальф придержал коня и поравнялся с Леголасом, ехавшим в строю возле
Эомера.
- У тебя зоркие глаза, Леголас, - сказал он. - Вы, эльфы, за две лиги
отличаете воробья от зяблика. Скажи ты мне, видишь ли что-нибудь там, на
пути к Изенгарду?
- Далеко еще до Изенгарда, - отозвался Леголас, козырьком приложив ко
лбу длиннопалую руку. - Темнотой окутан наш путь, и какие-то громадные тени
колышутся во тьме у речных берегов, но что это за тени, сказать не могу.
Сквозь темноту и туман я бы их разглядел, но некою властительной силой
опущен непроницаемый занавес, и река теряется за ним. Точно лесной сумрак
из-под бесчисленных деревьев ползет и ползет с гор.
- И вот-вот обрушится вдогон гроза из Мордора, - проговорил Гэндальф. -
Страшная будет ночь.
Духота все сгущалась, под вечер их нагнали черные тучи, застлавшие
небеса, и уже впереди нависали лохматые клочья, облитые слепящим светом.
Кроваво-красное солнце утопало в дымной мгле. Приблизилась северная
оконечность Белых гор, солнце озарило слоистые кручи троеверхого Трайгирна,
и закатным огнем полыхнули копья ристанийского воинства. Передовые увидели
черную точку, потом темное пятно: всадник вырвался к ним навстречу из алых
отблесков заката. Они остановились в ожидании.
Усталый воин в изрубленном шлеме, с иссеченным щитом медленно спешился,
постоял, шатаясь, переводя дух, и наконец заговорил.
- Эомер с вами? - сипло спросил он. - Прискакали все-таки, хоть и
поздно, только мало вас очень. Худо пошло наше дело после гибели Теодреда.
Вчера мы отступили за Изен: многие приняли смерть на переправе. А ночью их
полку прибыло, и со свежими силами они штурмовали наш берег. Вся
изенгардская нечисть, все здесь, и числа им нет, а вдобавок Саруман вооружил
диких горцев и заречных кочевников из Дунланда. Десять на одного. Опорную
стену взяли приступом. Эркенбранд из Вестфольда собрал, кого мог, и
затворился в крепости, в Хельмовом ущелье. Остальные разбежались кто куда.
Эомер-то где? Скажите ему: все пропало. Пусть возвращается в Эдорас и ждет
изенгардских волколаков, недолго придется ждать.
Теоден молча слушал, скрытый за телохранителями; тут он тронул коня и
выехал вперед.
- Дай-ка поглядеть на тебя, Сэорл! - сказал он. - Я здесь, не в
Эдорасе. Последняя рать эорлингов выступила в поход и без битвы назад не
вернется.
Радостным изумлением просияло лицо воина. Он выпрямился - и горделиво
преклонил колено, протягивая конунгу зазубренный меч.
- Повелевай, государь! - воскликнул он. - И прости меня! Я-то думал...
- Ты думал, я коснею в Медусельде, согбенный, как дерево под снежным
бременем. Верно, когда ты поехал на брань, так оно и было. Но теперь не так:
западный ветер стряхнул снег с ветвей. Дайте ему свежего коня! Скачем на
выручку к Эркенбранду!
Тем временем Гэндальф проехал вперед; он глядел из-под руки на север,
на Изенгард, и на отуманенный запад.
- Веди их, Теоден! - велел он, вернувшись галопом. - Скорей
сворачивайте к Хельмову ущелью! На Изенских бродах вам делать уже нечего. А
у меня другие, срочные дела - Светозар не подведет! - И крикнул еще
Арагорну, Эомеру и телохранителям конунга: - Во что бы то ни стало сберегите
государя! Ждите меня у Хельмовой Крепи! Прощайте!
Он склонился к уху Светозара, и точно стрела сорвалась с тетивы:
мелькнул серебристый блик, порхнул ветерок, исчезла легкая тень. Белогрив
заржал и вздыбился, готовый мчаться следом, но и самая быстрая птица не
угналась бы за Светозаром.
- Это как же понимать? - спросил у Гаймы один из телохранителей.
- Так и понимать, что Гэндальф Серая Хламида куда-то очень спешит, -
ответствовал Гайма. - Нежданно-негаданно он, Гэндальф, появляется и
пропадает.
- Был бы здесь Гнилоуст, он бы живенько это объяснил, - заметил тот.
- Объяснил бы, - согласился Гайма, - да только я уж лучше подожду
Гэндальфа, авось все само объяснится.
- Жди-жди, может, и дождешься, - послышалось в ответ.
Войско круто свернуло на юг и помчалось ночной степью. Уже близок был
горный кряж, но высокие вершины Трайгирна едва виднелись в темном небе. На
юге Вестфольдского низкодолья пролегала, уходя в горы, обширная зеленая
логовина, посреди которой струилась река, вытекавшая из Хельмова ущелья.
Река звалась Ущелицей, а ущелье носило имя Хельма, в честь древнего
конунга-ратоборца, державшего здесь долгую оборону. Узкое, глубокое,
извилистое ущелье взрезало склон Трайгирна, уходя на север, и наконец
утесистые громады почти смыкались над ним.
На северном отроге у горловины ущелья возвышалась старинная башня,
обнесенная могучей стеной древней каменной кладки. По преданию, во времена
могущества и славы Гондора крепость эту выстроили заморские короли руками
титанов. Горнбург звалась она; и трубный глас с высоты башни стократ
откликался позади в ущелье, будто несметное воинство дней былых,
хоронившееся в пещерах, спешило на выручку.
Древние строители преградили ущелье от Горнбурга до южных утесов; под
стеною был широкий водосток, откуда выбегала Ущелица, огибая скалистое
подножие крепости, и ровной ложбиной по зеленому пологому склону стекала от
Хельмовой Крепи к Хельмовой гати, а оттуда - в Ущельный излог, к
Вестфольдскому низкодолью. Ныне Горнбург стал оплотом Эркенбранда, правителя
Вестфольда, воеводы западного пограничья. В предгрозье последних лет он,
опытный и дальновидный военачальник, отстроил стены и обновил укрепления.
Войско еще мчалось низиной, приближаясь к устью излога, когда от
передовых разъездов послышались крики и затрубили рога. Потом из темноты
засвистали стрелы. Вскоре прискакал разведчик: по ущелью рыскали орки верхом
на волколаках и большое полчище надвигалось с севера, от Изенгардской
переправы, видимо, к ущелью.
- Много там наших поодиночке перебито, - продолжал разведчик. -
Отрядами кое-как отбиваются - но мечутся без толку, собирать их некому. Что
с Эркенбрандом, никто вроде бы не знает. До Хельмовой Крепи он едва ли
доберется, а может, уже и убит.
- Гэндальфа там не видели? - спросил Теоден.
- Видели, государь. То там, то сям проносился белый старик на
серебряном коне: думали, это Саруман. Говорят, он впотьмах ускакал к
Изенгарду. Еще говорят, будто видели Гнилоуста, правда, пораньше, этот
скакал на север со сворой орков.
- Не завидую Гнилоусту, если он подвернется Гэндальфу, - сказал Теоден.
- Зато я дурак дураком: сбежали оба советника, и прежний, и новый. Гэндальф,
правда, посоветовал кое-что на прощанье, хоть это и без него ясно: надо
пробиваться к Хельмовой Крепи, что бы там ни было с Эркенбрандом. Полчище,
говоришь, валит, а каково полчище, не разузнал?
- Огромное полчище, - сказал разведчик. - У страха, конечно, глаза
велики, но я говорил с опытными и хладнокровными воинами, и, по их словам,
даже головной отряд орков во много раз больше всей нашей рати.
- Тогда поторопимся, - сказал Эомер. - Ту сволочь, которая встанет
между нами и крепостью, перебьем с первого до последнего. А пещеры за
Хельмовой Крепью забыли? Там, может статься, уже собралась не одна сотня
воинов, и оттуда есть тайные ходы в горы.
- На тайные ходы надежда плоха, - сурово осек его конунг. - Саруман их
небось давным-давно разведал. Однако ж оборонять Крепь можно долго. Вперед!
Арагорн и Леголас, по-прежнему рядом с Эомером, стали теперь
передовыми. Понемногу с галопа перешли на шаг, темень сгущалась, а дорога
вела все выше, прячась в сумрачных теснинах. Путь был свободен, своры орков
мигом рассеивались, избегая малейшей стычки.
- Ох, боюсь, что о прибытии конунга с ополчением уже доложено Саруману
или Саруманову главарю, да и точный счет нашим воинам известен, - угрюмо
заметил Эомер.
А ратный грохот нарастал и нагонял их. Темнота полнилась
многотысячегласым сиплым песенным ревом. Посреди излога, уже в высоте,
обернувшись, они увидели бесчисленные факелы, красновато-огнистый ковер,
расстилавшийся у горных подножий, и прерывистые огненные струи, всползавшие
по склонам. Там и сям вспыхивали мрачные зарева.
- Большое войско идет за нами по пятам, - сказал Арагорн.
- Они несут огонь, - глухо отозвался Теоден, - и поджигают все на своем
пути - дома, рощи и стога. Богатый край, благословенная долина, селенье за
селеньем. Горе мне и моему народу!
- При дневном-то свете повернули бы мы коней и обрушились на
поджигателей с высоты, - сказал Арагорн. - Не по мне это - бежать от них.
- Бежать осталось недолго, - заверил Эомер. - Вот-вот подъедем к
Хельмовой гати: там глубокий ров, надежный вал и до Крепи еще добрая миля.
Развернемся и дадим бой.
- Нет, на оборону гати у нас сил недостанет, - возразил Теоден. - Где
нам: она длиннее мили и въезд очень широкий.
- Въезд все равно придется оборонять, значит, нужна тыловая застава, -
сказал Эомер.
Ни звездочки не было в безлунном небе, когда передовые конники достигли
въезда над рекой по широкой дороге, спускавшейся берегом от Горнбурга к
гати. Из-за черного провала, со смутной высоты стены их окликнул часовой.
- Властитель Ристании ведет ополчение к Хельмовой Крепи, - отозвался
Эомер. - Говорю я, Эомер, сын Эомунда.
- Мы такого и не чаяли, - молвил часовой. - Скорей заезжайте! Того и
гляди, нагрянут орки.
Вскоре войско выстроилось за гатью у реки, на пологом склоне.
Взбодрившись, передавали из уст в уста, что Эркенбранд оставил в крепости
изрядную дружину и ее немало пополнили беженцы.
- Пожалуй, наберется и с тысячу пеших ратников, - сказал старый
Гамлинг, поставленный начальником низовой охраны. - Многие, правда, в
чересчур уж почтенных летах, вроде меня, а у других, как у моего внука,
молоко на губах не обсохло. Что слышно про Эркенбранда? Вчера говорили,
будто он идет сюда с остатками отборной дружины Вестфольда. А нынче о нем ни
слуху ни духу.
- Боюсь, что недаром, - сказал Эомер. - Дозорные наши вернулись ни с
чем, а где ему быть? Всю долину заполонили враги.
- Худо наше дело, если он погиб, - молвил Теоден. - Могучий витязь -
поистине в нем ожила доблесть Хельма Громобоя. Но ждать его здесь мы не
можем: надо стянуть все силы к Горнбургу. Как у вас там с припасами? Мы-то
налегке: на битву ехали, а не садиться в осаду.
- Три четверти вестфольдцев укрылись в здешних пещерах - стар и млад,
женщины и дети, - сказал Гамлинг. - Но припасов все равно хватит надолго:
туда согнали весь скот, да и кормов заготовлено в достатке.
- Это хорошо, - сказал Эомер. - Долину они выжгли и разграбили дотла.
- Разграбить Хельмову Крепь куда потруднее, это им дороговато станет, -
проворчал Гамлинг.
Спешились у крепостной плотины и по гребню ее, а затем по откосу
длинной вереницей провели коней к воротам Горнбурга. Там их тоже встретили с
ликованьем и новой надеждой; как-никак вдвое прибавилось защитников
крепости.
Эомер быстро распорядился: конунгу с телохранителями и сотней-другой
вестфольдцев предоставил оборонять Горнбург, а всех остальных разместил на
Ущельной стене и Южной башне, ибо там ожидался главный натиск оголтелых
полчищ. И там он был опаснее всего. Коней под малой охраной отвели подальше
в ущелье.
Ущельная стена была высотой в двадцать футов и такой толщины, что по
верху ее могли пройти рука об руку четверо, а парапет скрывал воинов с
головой. На стену можно было спуститься по лестнице от дверей внешнего двора
Горнбурга или подняться тремя пролетами сзади, со стороны ущелья. Впереди
она была гладко обтесана, и громадные каменья плотно и вровень пригнаны,
сверху они нависали, точно утесы над морем.
Гимли стоял, прислонясь к парапету, а Леголас уселся на зубце,
потрагивая тетиву лука и вглядываясь во мглу.
- Вот это другое дело, - говорил гном, притоптывая. - Насколько же мне
легче дышится в горах! Отличные скалы! Вообще крепкие ребра у здешнего края.
Как меня спустили с лошади, так ноги просто не нарадуются. Эх, дайте мне год
времени и сотню сородичей - да никакой враг сюда после этого даже не
сунется, а сунется - костей не соберет.
- Охотно верю, - отозвался Леголас. - Ты ведь истый гном, гном всем на
удивленье, любитель горного труда. Мне-то здешний край не по сердцу, что
ночью, что наверняка и днем. Но с тобою я чувствую себя надежнее, мне
отрадно, что рядом эдакий толстоногий крепыш с боевым топором. И правда, не
помешала бы здесь сотня твоих сородичей. Но еще бы лучше - сотня лучников из
Лихолесья. Ристанийцы - они стрелки по-своему неплохие, но мало у них
стрелков, раз-два и обчелся!
- Темновато для стрельбы, - возразил Гимли. - А если уж на то пошло,
так лучше всего бы сейчас как следует выспаться. Честное слово, таких сонных
гномов, как я, свет еще не видывал. Маятное дело эта верховая езда. И однако
ж секира у меня в руках ну прямо ходуном ходит. Ладно уж, раз спать нельзя,
давайте сюда побольше орков, было бы только где размахнуться - и сразу
станет не до сна.
Время тянулось еле-еле. В долине догорали далекие пожары. Изенгардское
воинство теперь надвигалось в молчании: огненные змеи вились по излогу.
Вдруг от гати донесся пронзительный вой и ответный клич ристанийцев.
Факелы, точно уголья, сгрудились у въезда - и рассыпались, угасая. По
приречному лугу и скалистому откосу к воротам Горнбурга примчался отряд
всадников: застава отступила почти без потерь.
- Штурмуют вал! - доложили они. - Мы расстреляли все стрелы, ров и
проход завалены трупами. Это их задержит ненадолго - они лезут и лезут на
вал повсюду, бесчисленные, как муравьи. Но идти на приступ с факелами им
впредь будет неповадно.
Перевалило за полночь. Нависла непроглядная темень, душное затишье
предвещало грозу. Внезапно тучи распорола ослепительная вспышка, и огромная
ветвистая молния выросла среди восточных вершин. Мертвенным светом озарился
склон от стены до гати: там кишмя кишело черное воинство - приземистые,
широкозадые орки и рядом рослые, грозные воины в шишаках, с воронеными
щитами. А из-за гати появлялись, наползали все новые и новые сотни. Темный,
неодолимый прибой вздымался по скату, от скалы к скале. Гром огласил долину.
Хлынул ливень.
И другой, смертоносный ливень обрушился на крепостные стены: стрелы
свистели, лязгали, отскакивали, откатывались - или впивались в живую плоть.
Так начался штурм Хельмовой Крепи, а оттуда не раздалось ни звука, не
вылетело ни единой стрелы.
Осаждающие отпрянули перед безмолвной, окаменелой угрозой. Но молния
вспыхивала за молнией, и орки приободрились: они орали, размахивали копьями
и мечами и осыпали стрелами зубчатый парапет, а ристанийцы с изумленьем
взирали на волнуемую военной угрозой зловещую черную ниву, каждый колос
которой ощетинился сталью.
Загремели медные трубы, и войско Сарумана ринулось на приступ: одни - к