Толкиен Джон Рональд Руэл. Властелин Колец

-- Не получим, так сами возьмем! -- Внезапно Гэндальф скинул плащ -- и,
казалось, яркий клинок засверкал в полумраке. Он воздел руку, и черный
посланец попятился; Гэндальф, шагнув, отобрал у него кольчугу, плащ и меч.
-- Это мы возьмем в память о нашем друге! -- объявил он. -- А что до твоих
условий, то мы их все отвергаем. Убирайся, все сказано, ты больше не герольд
и не посланец. Еще слово -- и ты умрешь. Не затем пришли мы сюда, чтобы
попусту перекоряться с лживым выродком Сауроном или с его презренным
холопом. Убирайся!
Посланец Мордора больше не смеялся. Черты его дико исказились: он был
ошеломлен, точно готовый к прыжку зверь, которому вдруг ткнули в морду
горящим факелом. Злоба душила его, пена выступила на губах, и в горле
клокотало от сдавленного бешенства. Но он видел перед собой суровые лица и
беспощадные глаза врагов, и страх пересилил ярость. Он издал громкий
возглас, повернулся, вскочил на свое чудище -- и мордорское посольство
побежало вслед за ним к Кирит-Горгору. На бегу они трубили в рога, должно
быть подавая условный сигнал. И не успели они добежать до ворот, как Саурон
захлопнул мышеловку.
Прогрохотали барабаны, взметнулись языки пламени. Огромные створы
Черных Ворот широко распахнулись, и воинство Мордора хлынуло неудержимым
железным потоком.
Гэндальф и все остальные вспрыгнули на коней и поскакали к своим под
злорадный хохот и вопли. Поднимая облака пыли, выдвинулись полчища вастаков,
дотоле скрытые позади дальней башни, за сумрачным отрогом Эред-Литуи. По обе
стороны Мораннона спускались с гор бесчисленные орки. Вскоре серые холмы
стали островками в бушующем море: врагов было в десятки раз больше, чем
ратников Запада. Саурон схватил приманку стальными челюстями.
Арагорн распорядился как можно быстрее. Над холмом, где были они с
Гэндальфом, реяло дивное, гордое знамя с Белым Древом в кольце звезд. На
другом холме развевались рядом знамена Ристании и Дол-Амрота, Белый Конь и
Серебряный Лебедь. Каждый холм живой стеной окружали воины, и ряды их
ощетинились жалами копий и клинками мечей. Впереди всех, готовясь принять на
себя первый удар и самый жестокий натиск, стояли слева сыновья Элронда с
дунаданцами, а справа князь Имраиль, могучие витязи Дол-Амрота и дружина
стражей Белой Башни.
Дул ветер, гремели трубы и свистали стрелы, но солнце, светившее с юга,
застилали смрадные дымы, и оно померкло в тумане, стало дальним и
мутно-багровым, словно клонилось к закату, возвещая конец света. Из дымной
мглы вынырнули назгулы; смертный ужас вселяли их леденящие вопли, и
последний проблеск надежды угас.
Пин едва не завыл от горя, услышав, как Гэндальф обрек Фродо на вечную
пытку; теперь, он немного опомнился и стоял возле Берегонда в первых рядах,
вместе с витязями Имраиля. Жизнь ему опостылела, и он хотел, чтобы его убили
поскорее.
-- Жалко, Мерри со мною нет, -- услышал он свой собственный голос и,
глядя на приближавшихся врагов, торопился додумать: "Ну-ну, выходит, бедняга
Денэтор был не так уж неправ. Мы могли бы умереть вместе с Мерри, раз все
равно умирать. А вот приходится врозь; желаю ему легкой смерти. Что ж, а
теперь надо не осрамиться".
Он обнажил меч и поглядел на сплетение красных и золотых узоров:
нуменорские руны проступили на клинке огненной вязью. "На этот случай его и
выковали, -- подумал он. -- Эх, нельзя было рубануть этого гада Глашатая,
тогда бы мы с Мерри примерно сравнялись. Ну ладно, рубану кого-нибудь из
этих черных скотов. Жаль, не видать мне больше ясного солнца и зеленой
травы!"
В это самое время на них обрушился первый натиск. Орки завязли в
слякотной ложбине перед холмами, остановились и выпустили тучу стрел. А
сквозь их толпу, давя упавших, шагали, рыча, как звери, горные тролли из
Горгорота: высокие, выше людей, и кряжистые, в плотной чешуйчатой броне --
или, может, это шкура у них такая? -- с круглыми черными щитами, с
громадными молотами в узловатых лапищах. Лужи и слякоть были им нипочем, с
ревом ворвались они в ряды гондорцев, круша шлемы и черепа, дробя щиты,
обламывая руки -- тяжко и мерно, точно ковали податливое железо. Страшный
удар свалил с ног Берегонда, и огромный тролль-вожак нагнулся к нему,
протянув когтистую лапу: эти свирепые твари выгрызали горло у повергнутых
наземь.
Пин ударил его мечом снизу: древний узорный клинок пронзил чешую и
глубоко впился в брюхо тролля. Хлынула черная, густая кровь. Тролль
пошатнулся и всей тяжестью рухнул на Пина, придавив его, точно скала.
Захлебываясь зловонной жижей, теряя сознание от нестерпимой боли, Пин успел
напоследок подумать: "Ну вот, все и кончилось довольно-таки плоховато", и
мысль эта, как ни странно, была веселая: конец, значит, страхам, терзаньям и
горестям. В предсмертном затмении послышались ему голоса, как будто из
другого, забытого мира:
-- Орлы! Орлы летят!
На краю беспамятства подумалось: "Бильбо! Ах да, это из той, давнишней
сказки. А моей сказке конец. Прощайте!"
И глухая тьма поглотила его.








































КНИГА 6
Башня на перевале
Сэм с трудом поднялся на ноги и никак не мог понять, куда его занесло,
потом вдруг вспомнил и чуть не заплакал с горя. Ну да, это он здесь, в
беспросветной тьме у подбашенной скалы, у закрытых бронзовых ворот оркской
крепости. Наверно, он о них сгоряча расшибся, а уж сколько пролежал, это не
ему знать. Тогда-то он прямо горел, подавай врагов, да побольше, а теперь
озяб и съежился. Он подобрался к створам и приложил к ним ухо.
Издали послышался вроде бы оркский галдеж, потом он смолк, и все
утихло. Голова уж очень болела, и мелькали вспышки перед глазами, но он
встряхнулся: надо было подумать -- дальше-то что же? Думай не думай, а
ворота заперты, не проберешься: когда-нибудь, конечно, откроют, да ждать-то
некогда, каждый час на счету. А что ему делать, это он понимал: ну как,
выручать хозяина, коли получится, а нет -- погибать самому.
-- Погибать так погибать, дело нехитрое, -- мрачно сказал он сам себе,
вложил Терн в ножны и отошел от бронзовых ворот.
Медленно, ощупью брел он назад по темному проходу -- эльфийский фиал
засветить поопасился -- и по пути все ж таки раздумывал, соображал, что
случилось с тех пор, как они пошли от Развилка. Времени-то сколько прошло? А
кто его знает сколько: если нынче не сегодня, значит завтра, дням все равно
счет потерян. В такой темноте что один день, что другой, тут и себя
потеряешь -- не найдешь.
-- Может, хоть они нас вспоминают, -- сказал он. -- А сами-то как? И
где? Там, что ли? -- Он махнул рукой, куда пришлось, а пришлось на юг, он
ведь к югу вышел из логова Шелоб: на юг, а не на запад. А на западе близился
к полудню четырнадцатый мартовский день по хоббитскому счислению, и Арагорн
вел черную армаду от Пеларгира, Мерри ехал с мустангримцами по Каменоломной
долине, в Минас-Тирите бушевали пожары, и Пин испугался безумного взора
Денэтора. Но за страхами и заботами они друзей не забывали и все время
думали о Фродо и Сэме. Думать думали, а помочь никак не могли, никто теперь
не смог бы помочь Сэммиуму, сыну Хэмбриджа: он был один-одинешенек.
Он вернулся к каменной двери-перегородке, поискал и не нашел ни засова,
ни запора, опять протиснулся в лаз между дверью и сводом и ловко упал на
руки. Потом прокрался к выходу из логова Шелоб, где обрывки ее рассеченной
паутины мотались на холодном ветру -- очень даже холодным показался он Сэму
после вонючей духоты, но зато и бодрящим. Он осторожно вылез наружу.
Было по-страшному тихо. И темновато -- ну, вроде как, в пасмурные
сумерки. Дымные, тяжелые тучи, снизу окрашенные мутным багрянцем, клубились
над Мордором и уползали на запад.
Сэм взглянул на оркскую башню, и вдруг ее узкие окна зажглись, точно
красные зрачки. "Сигнал, что ли, какой", -- подумал он, и страх перед
орками, подавленный было гневом и отчаянием, овладел им снова. Путь-то у
него был, как видно, один: надо искать главный вход в эту треклятую башню --
только вот колени подгибались и дрожь не отпускала. Он отвел глаза от башни,
от каменных рогов Ущелины и, волоча непослушные ноги, медленно-медленно,
вслушиваясь в каждый шорох, вглядываясь в тени под скалами, пошел обратным
путем мимо того места, где лежал Фродо и до сих пор воняло гноем Шелоб,
потом наверх, до самого гребня, где он надел Кольцо и пропускал мимо орков
Шаграта.
Умные ноги дальше идти отказывались, и он решил все-таки посидеть
подумать. Ну да, вот сейчас он перейдет за этот гребень, шагнет -- и
очутится в Мордоре, а оттуда пути назад нету. Сам не зная зачем, он вытянул
Кольцо и надел его. И сразу же на него обрушилась непомерная тяжесть, и
злобное Око Мордора загорелось совсем вблизи, во сто крат ярче прежнего: оно
пронизывало темень, которою само же окуталось и которая теперь мешала
Властелину избавиться от тревог и сомнений.
Как и в тот раз, обострился слух и помутилось зрение, выпуская из виду
здешнее, земное. Побледнели, словно потонули в тумане, утесы, зато донеслись
клокочущие стенания Шелоб и совсем уж четко, резко, чуть что не рядом
послышались яростные крики и лязг оружия. Он вскочил на ноги, прижался ухом
к скале и порадовался, что невидим: вот-вот нагрянут орки. Так ему, во
всяком случае, показалось. А потом он понял, что зря показалось: просто уж
очень громкими были ихние крики из башни, верхний рог которой торчал прямо
над ним, за левой кромкой Ущелины.
Сэм встряхнулся и снова прикинул, что делать дальше. Как-то оно худо:
похоже, орки совсем озверели, наплевали на все приказы и теперь мучают
Фродо, а может, уже и на куски его изрубили. Он снова прислушался: вдруг
забрезжила какая-то надежда. Это уж точно -- в башне дерутся, орки
передрались. Шаграт и Горбаг чего-то не поделили. Надежда была крошечная, но
ему и этого хватило. А мало ли, а вдруг? Что там все остальное, сильнее
всего была любовь к Фродо, и он забыл о себе и воскликнул:
-- Господин Фродо, сударь, иду, иду!
И побежал за гребень невозвратной тропой. Она свернула налево, потом
круто вниз. Сэм вошел в Мордор.
Он снял Кольцо, нутром почуяв опасность, но снял всего лишь затем,
чтобы лучше было видно.
-- Оглядеться-то надо как следует, -- пробормотал он. -- Не все же в
тумане блуждать!
Увидел он суровую, истерзанную и скудную страну. Он стоял на вершине
высочайшего гребня Изгарных гор, над крутым откосом и темной котловиной; по
ту сторону котловины тянулся хребет пониже, острые скалы торчали, как черные
зубья, в огневеющем небе. Это был Моргвей, внутренняя горная ограда. Далеко
за нею, за озером тьмы, усеянной огоньками, светилось багровое зарево и
столбами вставал дым, внизу темно-красный; он сливался поверху в черную
тучу, и тяжкий свод нависал над зачумленным краем.
Сэм глядел на Ородруин, на Огненную гору. Высилась ее остроконечная
пепельная вершина, близ подножия полыхали горнила, и расселины по склонам
извергали бурные потоки магмы: одни струились, плеща огнем, по протокам к
Барад-Дуру, другие, виясь, достигали каменистой равнины и там застывали
подобьями сплющенных драконов, выползших из-под земли. Багровое озаренье
кузни Мордора было невидимо с запада, из-за Эфель-Дуата, а Сэму оно слепило
глаза, и голые скалы Моргвея были словно окровавлены.
Сэм взглянул налево -- и ужаснулся, увидев башню на Кирит-Унголе во
всем ее сокрытом могуществе. Рог над гребнем Изгарных был всего лишь ее
верхним отростком, а с востока в ней было три яруса; и ее бастионы, внизу
огромные, кверху все уже и уже, обращены были на северо- и юго-восток.
Кладка была на диво искусная. Нижний ярус и дворик, футов за двести под
ногами Сэма, был обнесен зубчатой стеною с воротами на широкую дорогу,
парапет которой тянулся по самому краю пропасти. Потом дорога сворачивала на
юг и крутыми излучинами уходила во тьму, к торному пути с Моргульского
перевала. Между зубьями Моргвея, равниною Горгорота путь этот приводил в
Барад-Дур. Узенькая тропа, где стоял Сэм, ступенчатыми сходами спускалась на
дорогу под стеною близ башенных ворот.
Глядя на башню, Сэм как-то вдруг сообразил, что эта твердыня изначально
служила не Мордору, а против Мордора. В самом деле, ее воздвигли гондорцы
для защиты Итилии -- давным-давно, когда Последний Союз победил Саурона, а в
Сумрачном Краю еще бродили остатки его недобитого воинства.
Но как было с Наркостом и Каркостом, башнями-клыками у Мораннона, так и
здесь. Обманув нерадивую охрану, Главарь Кольценосцев захватил твердыню, и
многие века владела ею черная нечисть. Еще нужнее стала эта башня, когда
Саурон возвратился: верных слуг у него почти не было, а запуганных рабов не
след выпускать из Мордора. Если же сюда попытается тайком проникнуть враг --
обойдет Минас-Моргул и ускользнет от Шелоб, -- то его встретит неусыпная
стража.
Яснее ясного было Сэму, что никак не проберешься вниз мимо сотен
бдительных глаз, никак не минуешь ворота. И все равно недалеко уйдешь по
дороге, которую стерегут пуще зеницы ока. Как ни прячься в черной тени от
багровых отсветов, от орков не спрячешься, они в темноте видят не хуже
кошек. И это бы ладно -- так ведь ему же надо было не удирать и не
прятаться, а соваться в самые ворота.
"Кольцо? Да Кольцо-то, -- подумал он с ужасом, -- опаснее всякого
врага". Заполыхала вдали треклятая гора, и ноша его так и налилась тяжестью.
Видно, вблизи от горнил, где Кольцо было некогда выковано, таинственная
власть его возрастала, и могучая нужна была сила, чтобы с ним совладать. Сэм
не трогал Кольцо, оно висело у него на шее; однако ему чудилось, что он
вырос и преобразился, что не сам он, а величественный его призрак вступает в
пределы Мордора. И обманный выбор вставал перед ним: либо отказаться от
Кольца и обречь себя на муку, либо же стать его владельцем и бросить вызов
Тому, сокрытому в черной башне за морем сумрака. Кольцо искушало его,
подтачивало волю, расшатывало рассудок. Мечтания овладевали им: он точно
воочию видел, как Сэммиум Смелый, герой из героев, грозно шагает по темной
равнине к Барад-Дуру, воздев пламенеющий меч, и со всех сторон стекаются
войска на его зов. И рассеиваются тучи, блещет яркое солнце, а Горгорот
превращается в цветущий, плодоносный сад. Стоит ему лишь надеть Кольцо,
сказать: Оно -- мое, и мечтания сбудутся наяву.
В этом тяжком испытании ему помогла выстоять любовь к хозяину, но,
кроме того, в нем крепко сидел простой хоббитский здравый смысл: в глубине
души он твердо знал, что такое бремя ему не по силам, пусть даже видения и
не совсем обманные. Хватит с него и собственного сада, незачем превращать в
свой сад целое царство; есть у него свои руки -- и ладно, а чужими руками
нечего жар загребать.
-- И чего я сам себе голову морочу? -- пробурчал он. -- Да он меня как
увидит, так и сцапает, я и пикнуть не успею. А он увидит, и скоренько, ежели
я здесь, в Мордоре, вздумаю надеть Кольцо. Словом, как ни кинь, все клин.
Это ж надо: в самый раз бы мне пробраться невидимкой -- а Кольцо не тронь.
Мало того, оно дальше -- больше будет мне мешать, вот навязалась обуза! Ну и
что же делать?
Это Сэм просто так спрашивал: он знал, что надо побыстрее идти к
воротам. Он пожал плечами, встряхнул головой, как бы отгоняя видения, и стал
медленно спускаться, делаясь меньше и меньше: через сотню шагов он снова
превратился в маленького, перепуганного хоббита. Из башни слышны были без
всякого Кольца крики, лязг оружия, да и не только из башни -- похоже,
дрались во дворе.
Сэм наполовину спустился, когда из темных ворот на дорогу, озаренную
багровым светом, выскочили два орка. По счастью, бежали они не к нему и
недалеко убежали, а свалившись, не двигались. Должно быть, их подстрелили из
бойницы или со двора. Сэм осторожно продвигался, левым боком прижимаясь к
стене; он взглянул наверх: да нет, не взобраться, куда там. Тридцать футов
гладкого-прегладкого камня -- ни трещинки, ни выступа -- до гребня стеньг,
нависавшего перевернутыми ступеньками. Только через ворота.
Он крался к воротам и соображал, сколько орков в башне у Шаграта,
сколько привел Горбаг и с чего они разодрались. В Логове с Шагратом было
около сорока, а с Горбагом, пожалуй, вдвое больше, но Шаграт не всех же
вывел из башни. А поцапались, конечно, из-за Фродо, из-за добычи.
Сэм даже остановился: он сразу все понял, точно увидел своими глазами.
Мифрильная кольчуга! Ну конечно же -- раздели Фродо, увидели кольчугу, и
Горбаг наложил на нее лапу: они ведь его первые нашли! И выходит так, что
жизнь Фродо висит на волоске, ее охраняет лишь приказ из Черной Башни, а
если они ослушаются...
-- Ну же, ты, негодный слизняк! -- закричал сам на себя Сэм. -- Беги
скорей!
Он выхватил Терн и ринулся к открытым воротам. Однако у входа под арку
его что-то задержало, в точности как паутина Шелоб, только невидимая. Вроде
бы проход свободен, а не пройдешь -- и все тут. Он огляделся и по обеим
сторонам прохода в тени увидел Соглядатаев.
Это были две фигуры на тронах, у каждой по три тулова и три головы,
обращенные вперед, назад и поперек прохода. Головы как у стервятников, на
коленях когтистые лапы. Высеченные из камня, недвижные, они, однако, следили
-- зорко, злобно, цепко -- и распознавали врагов. Видимый или невидимый --
никто их не мог миновать. Они и впускали -- и не выпускали.
Сэм изо всех сил рванулся вперед -- и больно ушибся лицом и грудью.
Тогда с отчаянной смелостью -- больше ему просто ничего на ум не пришло --
он вынул из-за пазухи фиал Галадриэли и поднял его над головой. Светильник
вспыхнул, разгорелся серебряной звездой -- и отступили тени из-под темной
арки, а Соглядатаи, выхваченные из тьмы во всем своем жутком уродстве,
казалось, заново оцепенели. Черные камни-глаза блеснули леденящей
ненавистью. Сэм даже вздрогнул; но блеск угас, и он почуял их страх.
Когда же он проскочил мимо, пряча фиал на груди, за ним как железный
засов задвинулся: опомнились, будут стеречь еще строже. И испустили дикий,
пронзительный вопль -- эхом загудели высокие стены. Сверху, отозвавшись,
резко ударил колокол.
-- Готово дело! -- сказал Сэм. -- Позвонил у парадного! Ну, давайте
сюда, где вы там! -- крикнул он. -- Скажите своему Шаграту, что огромный
богатырь-эльф тут как тут, и эльфийский меч при нем!
Ответа не было, и Сэм пошел вперед; в руке его сверкал ярко-голубой
Терн. Темным-темно было во дворе, но он видел, что всюду валялись мертвецы.
Возле его ног скорчились два лучника с ножами в спинах. Трупы за трупами,
поодиночке, изрубленные или подстреленные, по двое, резали, душили, кусали
-- и издохли, вцепившись друг в друга. По скользким камням струилась черная
кровь.
Доспехи, заметил Сэм, у одних были с Багровым Оком, у других -- с
Луной, оскаленной, как череп; он, впрочем, приглядываться не стал. Большая
дверь у подножия башни была приоткрыта, на пороге лежал здоровенный орк. Сэм
перепрыгнул через него и зашел внутрь, растерянно озираясь.
Дальний конец широкого, гулкого коридора, тускло освещенного торчавшими
по стенам факелами, терялся в сумраке. По обе стороны виднелись двери и
проходы, и всюду было пусто; лежали два или три трупа. Сэм помнил из
разговора вожаков, что Фродо, живого или мертвого, надо искать "в потайной
каморке на самом верху" -- но проискать можно было и целый день.
-- Наверно, где-нибудь в той стороне, -- пробормотал Сэм. -- Башня
вроде как наискось построена, прислонена к горе. Ладно, вперед, не в темень
же соваться.
Он шел по коридору все медленнее и медленнее, еле волоча ноги. Ему
опять стало очень страшно. Тишину нарушал только звук его осторожных шагов,
которые эхо превращало в шлепки огромных рук по каменным плитам. Мертвые
тела, пустота, сырые стены, при свете факелов точно сочившиеся кровью,
смерть за каждой дверью и в темных простенках, да еще неотвязная память о
чудищах, поджидавших его у ворот, -- словом, немудрено было и оробеть. Но
ему даже хотелось, чтоб на него скорей напали -- один-два орка, не больше,
-- лучше все-таки драться, чем трястись со страху. Он старался думать о
Фродо, который лежит где-то в этой жуткой башне, связанный, раненый или
мертвый. И не останавливался.
Ряды факелов кончились, он добрел почти до самых дверей в конце
коридора -- это, верно, и были задние ворота башни, только теперь изнутри. И
вдруг откуда-то сверху донесся безумный сдавленный крик. Он замер и услышал
топот: кто-то быстро сбегал по гулкой лестнице.
Удержать свою руку было не под силу, она невольно схватилась за цепочку
с Кольцом. Но не успел Сэм надеть ею, как из темного прохода справа выскочил
орк и вслепую побежал прямо на него. Шагов за шесть, подняв голову, он
заметил Сэма, а тот уже слышал его пыхтенье и видел воспаленные, выпученные
глаза. Орк в ужасе остановился: перед ним был вовсе не маленький
перепуганный хоббит с мечом в дрожащей руке, а огромная безмолвная фигура в
сером облаченье, заслонявшая неверный факельный свет; в одной руке у
пришельца был меч, яростным блеском выжигавший глаза, другую он держал на
груди, скрывая неведомую, властную, убийственную угрозу.
Орк съежился, дико завопил и метнулся обратно в проход. А Сэм
взбодрился, как щенок, нежданно-негаданно испугавший большого пса, и
погнался за ним с победным криком:
-- Ага! Видал эльфийского богатыря! Вот он я. А ну, показывай дорогу на
самый верх, а то шкуру спущу!
Но ловкий и сытый орк был у себя дома, а голодный, изможденный Сэм
спотыкался на каждом шагу, взбегая по высоким ступенькам крутой винтовой
лестницы. Он запыхался; вскоре орк скрылся из виду, и все глуше доносился
Сверху его топот; правда, время от времени он подвывал от ужаса, и эхо
гудело на лестнице. Но потом все стихло.
Сэм поднимался дальше. Он чуял, что он на верном пути, И сил у него
прибыло.
-- Ну-ну! -- сказал он сам себе, как следует упрятав кольцо и подтянув
пояс. -- Если они все будут так шарахаться от меня при виде Терна, то,
может, я с ними как-нибудь и управлюсь. Вообще-то похоже, что Шаграт, Горбаг
и их молодцы славно поработали за меня. Кроме этого трусливого ублюдка,
никого и в живых, кажется, не осталось.
Сказал -- и словно ударился лбом о каменную стену. А вдруг и в самом
деле -- никого в живых?.. Чей это был отчаянный крик?
-- Фродо, Фродо! Хозяин! -- воскликнул он, давясь слезами. -- Что мне
делать, если они вас убили? Иду, все равно иду -- эх, кабы не опоздать!
Выше и выше вела лестница, которую изредка освещали факелы на поворотах
или над зияющими проходами в верхние ярусы. Сэм принялся считать ступеньки,
досчитал до двухсот и сбился. Шел он крадучись: вроде бы сверху послышались
голоса. Видно, ублюдок-то был не один.
И когда ноги уже не гнулись, а дышать стало совсем невмочь, лестница
кончилась. Он остановился (голоса были слышны отчетливо и близко) и
осмотрелся. Он был на плоской крыше третьего яруса, на круглой площадке
шириною футов шестьдесят, с низким парапетом. Лестница выходила посредине
площадки в сводчатую комнатку шатром: низкие дверные проемы глядели на
восток и на запад. На востоке, далеко внизу, простиралась темная пустыня
Мордора, полыхал Ородруин. Из кипящих недр яростней прежнего извергались
огненные потоки -- такие раскаленные, что даже здесь, за много миль,
верхушку башни озарял багровый свет. Впрочем -- Сэм поглядел на запад, --
это была не верхушка, а дворик у подножия верхней сторожевой башни, того
самого рога над горным гребнем. Оконная прорезь светилась. Дверь в башню --
футов за тридцать от Сэма -- была отворена, и оттуда, из черноты, и
слышались голоса.
Сэм не стал прислушиваться; он вышел из восточной дверцы и окинул
взглядом площадку -- да, здесь, видать, была главная драка. Мертвецы лежали
грудами, повсюду валялись отрубленные головы, руки, ноги. Застоялся смертный
смрад. Вдруг кто-то рявкнул, кого-то ударили, раздался злобный крик, и Сэм
кинулся назад, к лестнице. Орк заорал, и это был голос Шаграта: резкий,
сиплый, начальственный.
-- Ты что, Снага, очумел, как это ты не пойдешь? Да я тебя, гаденыша!
Думаешь, я ранен, так и можно отбрехаться? Иди-ка сюда, я тебе глаза
выдавлю, как Радбугу -- слышал, он вопил? Вот подойдут парни, я с тобой
разберусь: скормлю тебя Шелоб!
-- Не подойдет никто, ты прежде сдохнешь, -- угрюмо отвечал Снага. --
Два раза уж сказал тебе: моргульская сволочь перекрыла ворота, из наших
никто не выбрался. Проскочили Лагдуф и Музгаш -- и тех подстрелили. Говорю
же: я сам из окошка видел. А всем остальным -- каюк.
-- Вот, значит, ты и пойдешь. Мне все равно надо быть здесь; к тому же
Горбаг, подлюга, ранил меня, чтоб ему сгнить в Черной Яме! -- Шаграт
разразился долгой и гнусной руганью. -- Пока я его душил, он, вонючка, успел
меня ножом пырнуть. Иди давай, живьем ведь слопаю. Надо скорее обо всем
доложить в Лугбурз, а то угодим в Черную Яму. Да, да, с тобой на пару, не
отвертишься, не отсидишься!
-- Не пойду я на лестницу, -- буркнул Снага, -- плевать я хотел, что ты
начальник. Хрен тебе! И не хватайся за нож, получишь стрелу в брюхо. Да и
начальником тебе не бывать, когда Там узнают, что ты натворил.
Моргульцев-гнид правильно всех перебили, но вы же и долбаки с Горбагом:
сцепились из-за добычи!
-- А ну, заткнись! -- рявкнул Шаграт. -- У меня был ясный приказ, а
Горбаг хотел захапать кольчужку.
-- Ты тоже хорош: сразу пошел выпендриваться -- я, мол, здесь хозяин! У
него в голове-то было побольше твоего: он тебе сколько повторял, что
главного шпиона мы не видели, а ты уши затыкал. И сейчас как глухой --
говорят тебе, прав был Горбаг. Главный этот у нас под боком ходит -- не то
эльф-кровопийца, не то поганый тарк^[1]. Сюда он идет, говорю же