Толкиен Джон Рональд Руэл. Властелин Колец

хочешь сказок и россказней про южные края. Бывало, раньше иной хоббит
нет-нет да и раскачается, спутешествует куда глаза глядят. Кое-кто так и
пропал, а которые возвращались, тем веры не было: одно дело - "пригорянские
новости", другое - "припечатано в Хоббитании", как говорится. Слыхивал я
рассказы про черных Громадин из солнечных стран. У нас они зовутся
смуглинги, и воюют они будто бы верхом на олифантах. Олифанты носят на спине
дома и башни и швыряются деревьями и камнями. Как ты сказал: "Люди с юга,
раскрашенные и золотом обвешанные", так у меня само с языка сорвалось: "А
олифантов не было?" Потому что, если бы были, я бы сунулся поглядеть, и
пропадай моя головушка. Но, может, и правда нет таких зверей на свете. - Он
вздохнул.
- Нет, не было с ними олифантов, - повторил Горлум. - Смеагорл про них
никогда не слышал и видеть их не хочет. Смеагорл не хочет, чтобы такие звери
были на свете. Он хочет скорее уйти отсюда и спрятаться получше. Смеагорл
хочет, чтобы хозяин пошел с ним вместе. Добренький хозяин, он пойдет со
Смеагорлом?
Фродо встал. Как он ни был озабочен, а все же рассмеялся, когда Сэм
читал старинные детские стишки про "олифанта", и смех помог ему решиться.
- Эх, нам бы тысячу олифантов и вперед бы пустить самого белого, а на
нем - Гэндальфа, - сказал он, - тогда бы, глядишь, и пробились в эту
проклятую страну. Но у нас олифантов нету, есть только усталые ноги, на
которые вся надежда. Что ж, Смеагорл, три - счастливое число. Где там твоя
третья дорога? Давай веди.
- Хороший хозяин, умный хозяин, добренький хозяин! - радостно восклицал
Горлум, обнимая колени Фродо. - Самый хороший хозяин! Отдохните добренькие
хоббитцы, только схоронитесь под камушками, чтоб вас совсем-совсем было не
видно! Полежите, поспите, пока Желтая Морда не уберется. Тогда мы быстренько
пойдем. Побежим тихонько и быстренько, как тени!
Кролик, тушенный с приправами
Остаток дня отдыхали, прячась от солнечного света, и, лишь когда тени
удлиннились и ложбину затопило сумраком, собрались в дорогу, немного поели и
выпили глоток-другой воды. От путлибов Горлум по-прежнему воротил нос, но от
воды не отказался.
- Скоро напьемся вдоволь, - сказал он, облизывая губы. - Хорошая вода
течет с гор к Великой Реке, вкусная водица там, куда мы идем. Там Смеагорл
авось и покушанькает. Он очень голоднющий, очень, горлум!
Он приложил широкие плоские лапы к ввалившемуся животу, и в глазах его
вспыхнул зеленоватый блеск.
В густых сумерках они подползли к западному краю ложбины, выскочили и
припустились рысцой по взрытой, покореженной земле вдоль дорожной обочины.
До полнолуния оставалось трое суток, но яркая луна выглянула из-за гор не
раньше полуночи, и сперва было очень темно. Клык Мордора буровил темноту
красным лучом - больше ничего не видать было и не слыхать, но бессонная
стража Мораннона уж наверняка отовсюду смотрела.
Красный луч, точно одноглазый взгляд, преследовал беглецов,
спотыкавшихся на каменистой пустоши. Выйти на дорогу они не смели, держась
слева от нее, по возможности неподалеку. Наконец уже на исходе ночи, когда
они изрядно утомились (только разок немного передохнули), луч стал огненной
точкой и совсем исчез - его заслонил темный хребет нижнего кряжа: дорога
свернула на юг.
На сердце полегчало, и они опять рискнули присесть, хотя Горлуму и не
сиделось. По его прикидке, от Мораннона до распутья близ Осгилиата было
около тридцати лиг, и он хотел их осилить за четыре ночных перехода. Они
снова побежали, оступаясь на каждом шагу, но уже светало, и пустынное серое
угорье все более обнажалось. Почти восемь лиг было пройдено, и хоббиты
вконец выбились из сил, да и рисковать не стоило.
Взгляду их открывалась земля не столь запущенная и опоганенная, как у
Ворот Мордора. Слева по-прежнему грозно нависали горы, но южная дорога,
завидневшаяся поблизости, уходила наискосок, к западу от сумрачных подножий.
Темные купы деревьев вверху на склонах казались осевшими клочьями туч, а
впереди простиралась диковатая пустошь, заросшая вереском, ракитником,
кизилом и всяким иным, незнакомым кустарником. Там и сям высилось несколько
сосен. Усталые хоббиты приободрились: воздух был свежий и душистый, и все
вместе напоминало им холмы далекого Северного удела. Ужасы отошли в будущее,
а пока что они брели по земле, которая лишь недавно подпала под владычество
Саурона, и Черный Властелин еще не успел ее изгадить. Но хоббиты не
забывали, что клыкастая пасть его пока совсем неподалеку, хотя и спрятана за
угрюмыми вершинами, и подыскивали какое ни на есть укрытие на опасное
дневное время.
День был томительный. Они лежали в зарослях вереска и кое-как коротали
медленные дневные часы: тень Эфель-Дуата давила на них, солнце скрывалось в
серых тучах. Фродо временами засыпал, спокойно и глубоко, то ли доверяя
Горлуму, то ли от усталости не желая о нем думать, а Сэм дремал вполглаза,
даром что Горлум дрыхнул, гад, без задних ног, всхрапывая и дергаясь, - за
такие сны ему бы голову оторвать. По правде-то, не спалось ему не из-за
Горлума, а из-за голода: очень хотелось поесть по-домашнему, какой-нибудь
горячей стряпнятинки.
Когда окрестность утонула в серой мгле, они тронулись в путь. Вскоре
Горлум спустился на дорогу, и они зарысили быстрее, хоть и без опаски.
Держали ушки на макушке: не раздастся ли стук копыт, тяжелая поступь спереди
или сзади? Но не слышно было ни копыт, ни поступи - ночь прошла спокойно.
Дорогу проложили в давние времена, и миль на тридцать от Мораннона она
была уложена заново, но южнее изрядно заросла. Строили ее мастера своего
дела: ровная и прямая, она врезалась в каменные откосы, взбегала на широкие
прочные арки над ручьями, но постепенно исчезали всякие следы кладки, разве
что высунется сбоку из кустов сломанный столб да проглянет обомшелая,
затравенелая плита. Косогор за обочинами, как и сама дорога, зарос
деревьями, вереском, папоротником. Большак превратился в заброшенный
проселок, однако же прямой как стрела: он вел их к цели самым коротким
путем.
Так вышли они на северную окраину земли, которую люди некогда звали
Итилией, лесистое, ручьистое всхолмье. Луна уже почти округлилась, высыпали
звезды; воздух благоухал все гуще, и Горлуму это было явно не по нутру: он
фыркал и злобно ворчал. Первые лучи рассвета застигли их в конце долгой,
глубокой, крутосклонной ущелины, напрямую прорезавший встречный утес. Они
вскарабкались на западный склон и огляделись.
В небе занималась заря, и они увидели, что горы отодвинулись,
изогнувшись к востоку и теряясь вдали. На западе плавно уходили вниз
подернутые дымкой пологие склоны. Дышали смолой хвойные рощи: пихты, кедры,
кипарисы и еще другие деревья, неизвестные в Хоббитании; светились широкие
прогалины. И повсюду росли душистые травы и раскинулся кустарник.
Сколько несчитанных миль прошли они на юг от Раздола и от родных мест,
но лишь здесь вполне ощутили наступление весны. Весна хозяйничала
напропалую: сквозь мох и плесень повсюду пробивались ростки, лиственницы
зазеленели, из травы светло выглядывали изумленные цветы, и вовсю распевали
птицы. Итилия, запущенный сад Гондора, дивила и радовала своей красотой.
На юге и на западе тянулись теплые долины Андуина, закрытые с востока
хребтом Эфель-Дуата, однако удаленные от его тени, а с севера их защищало
Привражье, и только с дальнего юга свободно прилетали и резвились теплые
ветерки. Вокруг огромных, давным-давно посаженных, а нынче неухоженных
деревьев весело разрастался молодняк: полонил землю душистый тамариск, росли
маслины и лавры, можжевельник и мирт, кустился чебрец, извилистыми ветвями
заслоняя проросшие плиты, шалфей цвел синими цветками, цвел красными,
бледно-зелеными, были тут душица и свежая невзрачница и еще много разных
трав, о которых Сэм понятия не имел. Провалы и каменистые скаты заросли
камнеломкой и заячьей капустой. Очнулись и выглянули туберозы и анемоны,
асфодель и другие лилейные цветы кивали полураскрытыми бутонами, и густой
пышно-зеленой травой поросли пруды, в которых задерживались прохладные
горные струи на пути в Андуин.
Беглецы спустились вниз от дороги в зеленую гущу и с головой окунулись
в запах духовитых трав и кустарников. Горлум кашлял и отплевывался, а
хоббиты дышали полной грудью, и вдруг Сэм засмеялся - от радости, а не
оттого, что было смешно. Они спускались вдогонку за речными струями, и
быстрая речушка привела их в неглубокую лощину: там был обветшалый каменный
водоем. Резные мшистые его края заросли шиповником, кругом рядами
выстроились нежные ирисы, а на темной, зыбкой поверхности колыхались
кувшинки; свежая, чистая вода изливалась по желобу.
Они умылись, напились и стали немедля искать укромное местечко для
отдыха: это все ж таки были вражеские владенья. Недалеко отошли они от
дороги и сразу наткнулись на военные увечья - застарелые и свежие шрамы
земли; может, орки постарались, а может, еще какие Сауроновы лиходеи.
Смердела незарытая отхожая яма, валялись древесные стволы, исчерканные
мордорскими рунами, меченные грубым и страшным знаком Ока.
Сэм разведал сток, обнюхал и потрогал незнакомые деревья, не говоря уж
о кустиках и травах. За этим занятием он про близкий Мордор и думать забыл,
но тот напомнил о себе сам: Сэм чуть не провалился в изгарную яму, в кучу
обожженных, изрубленных костей и черепов. Яма уже заросла вереском,
шиповником, ломоносом, зелень затянула следы недавнего побоища. Сэм поспешил
обратно, но открытие свое утаил: не хватало еще, чтобы голодный Горлум полез
ворошить и обгрызать мертвые кости.
-- Поищемте местечко поуютнее, - сказал он. - Только не внизу. Чем
выше, тем лучше.
И точно: над озерцом обнаружилась темно-бурая поросль прошлогоднего
папоротника. Выше склон зарос темно-зеленым лавром, а вершину крутого холма
венчал старый кедрач. Решено было забраться в папоротники и скоротать там
наступающий день, по-видимому теплый и ясный. Идти бы и идти по рощам и
полянам Итилии, тем более что и орки не любят дневного света; ну а вдруг они
отсиживаются где-нибудь в темных тайниках и следят оттуда? И кроме них есть
кому следить: у Саурона соглядатаев хватает. Да и все равно Горлум не
потерпит Желтой Морды в небесах, а она вот-вот выглянет из-за кряжей
Эфель-Дуата и начнет, назло Горлуму, светить и греть.
Сэм шагал и раздумывал о своем: о еде. В растреклятые Ворота соваться
теперь не надо, и он снова посетовал на беспечность и недальновидность
хозяина; вообще кто там знает, что дальше будет, а эльфийские дорожные
хлебцы не худо бы поберечь про черный день. С тех пор как он подсчитал, что
запасу у них в обрез на три недели, прошло уж целых шесть дней.
"Это еще хорошо, ежели не припозднимся! - соображал Сэм. - А потом что
- лапу сосать? Потом ничего не будет! А ну как будет?"
К тому же он после длинного ночного перехода, напившись и искупавшись,
был еще голоднее обычного. Ужин или же завтрак на старой кухне в Исторбинке
пришелся бы сейчас в самый раз. Тут его осенило, и он поглядел на Горлума.
Тот встал на карачки и принюхивался, готовясь выползти из папоротников.
- Эй, Горлум! - позвал он. - Куда собрался? На добычу? Вот что,
скорохват-руконог: ты от нашей еды нос воротишь, да и мне она поднадоела. А
ты нынче так и рвешься помогать. Может, добудешь что-нибудь на зуб голодному
хоббиту?
- Может быть, может быть, - сказал Горлум. - Смеагорл всегда помогает,
если его ласково попросят.
- Ну так я тебя ласково попросю, - сказал Сэм. - А если тебе этого
мало, то попрошаю.
Горлум исчез; Фродо сгрыз полпутлиба, забрался поглубже в папоротник и
уснул. Сэм пошел посмотрел, как ему спится; еще только-только светало, но и
лицо хозяина, и его устало вытянутые руки виднелись ясно. Он вдруг вспомнил,
как Фродо все спал и спал в доме Элронда, оправляясь от смертельной раны.
Тогда Сэм почти не отлучался от его постели и заметил, что он как-то вроде
бы светится изнутри. Теперь-то уж точно светился. Ни страха, ни
озабоченности не было в лице Фродо, красивом и постаревшем, точно минули не
месяцы, а многие годы: оно не изменилось, но тонкой сетью проступили на нем
бесчисленные морщинки. Правда, Сэм Скромби думал не этими словами; он
покачал головой - что, мол, тут скажешь! - и пробормотал:
- Люблю я его. Вот он такой и есть, как изнутри просвечивает. Да что
там, люблю - вот и весь сказ!
Неслышно возвратился Горлум; взглянув на Фродо через плечо Сэма, он
закрыл глаза и без единого слова отполз в сторону. Сэм через минуту подошел
к нему и услышал жеванье и бурчанье. На земле подле него безжизненно
вытянулись два небольших кроличка: он жадно косился на них.
- Смеагорл всегда послушно помогает, - сказал он. - Он принес кроликов,
вкусненьких кроликов. Но хозяин заснул, и Сэму тоже небось хочется спать? Он
не будет сейчас есть кроликов? Смеагорл очень старается, но зверюшки не
сразу ловятся.
Сэм был покамест согласен на кроликов, так он и сказал Горлуму. Правда,
есть их сырьем он не собирался. Все хоббиты, само собой, умеют стряпать - их
этому учат раньше, чем грамоте (которой бывает, что и не учат), но Сэм даже
по хоббитским меркам был повар хоть куда, и, сколько раз за время их
путешествия что-нибудь стряпалось, столько раз стряпал Сэм. Даже когда они с
хозяином сбежали налегке, он и то успел прихватить кой-какую утварь:
маленькую трутницу, две плоские кастрюльки, одна в другой, деревянную ложку,
двухзубую вилку и несколько вертелов, а глубже и заботливее всего было
припрятано в деревянной коробочке главное и невосполнимое сокровище -
пригоршня соли. Однако надо было разводить огонь: вообще возни многовато, но
того стоит. Сэм поразмыслил, достал кинжал, почистил, подточил его - и
принялся свежевать кроликов. Спящего Фродо он не хотел оставлять без
присмотра даже на пару минут.
- Слышь, Горлум, - сказал он, - у меня есть для тебя еще одно дело.
Сходи-ка ты набери водицы в эти вот кастрюльки.
- Смеагорл сходит за водой, раз его просят, - сказал Горлум. - Но зачем
хоббиту столько воды? Он напился, он умылся.
- За тем самым, - сказал Сэм. - Узнаешь, коль не догадываешься. Как
воды принесешь, так сразу и узнаешь. Только смотри, за кастрюльки своей
горлумской головой отвечаешь.
Пока Горлума не было, Сэм пошел снова взглянуть на Фродо. Тот
по-прежнему мирно спал, и в этот раз Сэма особенно поразила худоба его лица
и рук.
- Чересчур отощал, - ворчливо сказал он. - Будто и не хоббит вовсе.
Ладно, вот сготовлю трусиков - и все-таки разбужу его.
Сэм набрал кучу сухого папоротника, слазил на гору и приволок хворосту;
разлапистой кедровой ветви должно было хватить надолго. Он подрылся под холм
и сварганил очажок, нащипал веточек, в два счета управился с огнивом, и
заполыхало веселенькое пламя, почти не дымившее, а слегка благоухавшее. Он
заслонял и подкармливал свой костерок, когда вернулся Горлум, осторожно неся
полные кастрюльки и ворча себе под нос.
Он поставил воду, не расплескав, но вдруг увидел, чем занят Сэм, и
издал сипловатый визг, рассерженный и испуганный враз.
- Аххх! Нет-ссс! - вскрикнул он. - Нельзя! С ума сошли глупые хоббитцы,
да-да, совсем сошли с ума. Нельзя этого делать!
- Чего нельзя-то? - удивился Сэм.
- Нельзя распускать гадкие красные языки! - злился Горлум. - Огня
нельзя, огня: он опассный! Он кусается, он жжется. Он выдаст нас врагам,
обязательно выдаст!
- Да вряд ли, - сказал Сэм. - Не выдаст, не выдаст, если не совать в
костер сырые ветки. Ну а выдаст - значит, такая наша судьба, никуда не
денешься. Мне надо трусиков сварить-потушить.
- Сварить кроликов! - визгнул Горлум. - Испортить чудесное мясцо,
которое раздобыл и отдал Смеагорл, бедный голодненький Смеагорл! Зачем?
Зачем, глупый хоббит? Они молоденькие, сочные, вкусненькие. Ешь их, ешь! - И
он потянулся когтистой лапой за кроличьей тушкой, лежавшей на листах у огня.
- Но-но, подбери грабки! - сказал Сэм. - На вкус и цвет товарищей нет!
Ты вон отплевываешься от наших хлебцев, а мне сырой кролик в глотку не
полезет. Ты мне трусиков отдал - и ладно, это уж мое дело, как их слопать.
Хочу вот их потушить, и хоть ты тресни. Иди налови других и кушенькай их,
как знаешь, только чтоб я не видел. Давай, давай, а то кому что глаза
мозолит: тебе мой костерок, а мне тут один хмырь болотный. За огнем я
пригляжу, он дымить не будет, не беспокойся.
Горлум с ворчаньем уполз в папоротники, а Сэм занялся стряпней.
- Взять ту же крольчатину, - говорил он себе. - Что нужно хоббиту к ней
на придачу? Травки-приправки, коренья-картохи, ну, хлеб само собой. А за
травками-то, пожалуй, недалеко ходить. Горлум! - тихо позвал он. - Услужи,
будь другом, в третий раз. Нарви мне кой-каких травок.
Горлум выставил голову из зарослей, но его физиономия не выражала ни
дружелюбия, ни готовности к услугам.
- Лавровых листиков, тимьяна и шалфею - да скоренько, пока вода не
закипела, - сказал Сэм.
- Нет! - сказал Горлум. - Смеагорл сердитый. И Смеагорл не любит
вонючие листики. Он не ест всяких травок-кореньев, нет, моя прелесть, только
если совсем-совсем голодный или если он заболел, бедненький Смеагорл.
- Если бедненький Смеагорл не будет слушаться, то вот сейчас вода
вскипит и сильно его покусает, - пригрозил Сэм. - Злой Сэм ткнет его носиком
в кипяточек, да, моя прелесть. Будь сейчас другое время года, ты у меня
отыскал и нарыл бы брюквы, морковки, а может, и картох. Здесь наверняка
много чего самосейкой растет. Эх, сейчас бы пяток картох!
- Смеагорл не пойдет никуда, он уже находился, да, моя прелесть, -
прошипел Горлум. - Он боится ходить, и он очень устал, а хоббит плохой,
гадкий, нехороший. Смеагорл не станет рыться в земле, искать коренья,
морковки и картохи. Какие картохи, моя прелесть, какие такие картохи?
- Кар-то-фе-ли-ны, - сказал Сэм. - Жихарь в картошке души не чает, а уж
ежели набить пустое брюхо, так лучше-то ничего и на свете нет. Картох тебе
искать не надо, все равно не найдешь. Ты лучше будь послушненьким Смеагорлом
и нарви мне травок, вот мы с тобой и поладим, а если не рассоримся по твоей
милости, то я тебе как-нибудь сготовлю картошечки. Печеная рыбка с жареной
картошечкой по рецепту С.Скромби - небось не откажешься.
- Нет, нет-ссс, откажемся. Нельзя печь, нельзя портить вкусненькую
рыбку. Дай рыбку сейчас, и не надо месзсской картошечки!
- Ну, с тобой толковать - это надо гороху наесться, - сказал Сэм. -
Ладно, иди дрыхни!
В конце концов он обошелся без Горлума: нарвал травок-листиков на
пригорке неподалеку, даже не потеряв из виду спящего хозяина. Сидя у костра,
подкладывая хворостинки, он размышлял так себе, ни о чем: вода что-то долго
не закипала. Кругом разливался утренний свет, теплело с каждой минутой; роса
обсохла на траве и на листьях. Кастрюльки с заправленной по-умному
крольчатиной булькали над костром, и Сэм, пока суд да дело, чуть не заснул.
Кролики тушились час или около того: от тыкал в них вилкой и время от
времени пробовал бульон.
Наконец он признал блюдо готовым, снял кастрюльки с огня и пошел будить
Фродо. Тот приоткрыл глаза, увидел стоящего над ним Сэма и расстался с
мирными, милыми, нездешними сновиденьями.
- Сэм, ты чего? - проговорил он. - Почему не спишь? Что-нибудь
стряслось? Сколько времени?
- Да уж часа два как рассвело, - сказал Сэм. - У нас в Хоббитании
примерно полдевятого. Пока ничего не стряслось. Хотя как сказать: ни тебе
кореньев, ни лука, ни картох. Тут я кое-что потушил, сударь, и бульончик
имеется: подзаправьтесь малость. Из кружки, что ль, будете? А можно прямо из
кастрюльки, вот только остынет. Тарелок-то нет, все сикось-накось.
Фродо зевнул и потянулся.
- Ты бы лучше отоспался, Сэм, - сказал он. - И костер здесь разводить
не надо бы. Но я правда жутко голодный. Хмм! - Он потянул носом. - Даже
отсюда пахнет. Что это ты состряпал?
- Да Смеагорл расщедрился, - сказал Сэм. - Отвалил нам парочку
крольчат; теперь небось локти кусает. Но к ним - ничегошеньки, спасибо хоть
нашлось чем приправить.
Они устроились поудобнее и принялись уплетать мясо из кастрюлек, орудуя
на пару ложкой и вилкой. Разломили и сжевали еще один путлиб - словом, пир,
да и только.
- Фью-ууу! Горлум! - присвистнул Сэм. - Иди сюда! Передумывай, пока не
поздно. Отведай тушеной крольчатинки, тут еще порядком осталось.
Но ответа не было.
- Делать нечего, придется доедать, - вздохнул Сэм. - Да он себя не
обидит: я думаю, пошел по свежатинку.
- И теперь уж давай поспи, - сказал Фродо.
- Я, так и быть, сосну, а вот вы, сударь, не дремлите. С ним надо ухо
востро. Он же все-таки наполовину Вонючка, ну, вы меня поняли, прежний
Горлум-лиходей, а сейчас вроде как больше, чем наполовину. Сперва-то он,
будьте уверены, меня попробует придушить. Худо мы с ним ладим, не нравится
ему Сэм, нет-ссс, моя прелесть, ссовсем не нравится.
Они подлизали кастрюльки, и Сэм пошел вниз к ручью мыть посуду, домыл,
встал на ноги и оглядел пригорок. Солнце как раз поднялось над дымным
облаком или туманным маревом - над вечно затененными горами - и озарило
золотистым светом дерева и лужайки. Вверху, над рощицей, вилась как нельзя
более заметная под солнцем тонкая струйка сероватого дыма. Он вздрогнул и
понял, что это дымит его костерок, который он толком не загасил.
- Хорош, нечего сказать! Вот недотепа! - пробурчал он и бегом припустил
назад, но вдруг остановился и насторожил уши. Свистнули - или почудилось?
Может, какая здешняя птица? А если свист, то не со стороны, где Фродо. Тут
раздался ответный свист, совсем уж с другой стороны. Сэм помчался опрометью.
Оказалось, головешка подпалила кучку папоротника возле костра, и
затлелась подсохшая трава. Он поспешно вытоптал огонь, разбросал золу и
завалил очажок дерном. И пополз к Фродо.
- Слышали свист и потом ответный? - спросил он. - С минуту-другую
назад? Хорошо бы это были птицы, да что-то не похоже: скорее перекликаются
по-птичьи. А тут еще мой костерок дымить вздумал! Стрясется из-за меня беда
- никогда себе этого не прощу, ежели нас сразу не укокошат!
- Чшшш! - шепнул Фродо. - Кажется, голоса.
Хоббиты мигом увязали и навьючили котомки, отползли подальше в заросли
и притаились.
Теперь уж не стало сомнений, что это голоса: негромкие, осторожные, но
близкие, все ближе и ближе. Внезапно кто-то сказал совсем рядом:
- Вот след костра! Дым отсюда шел. Далеко он убежать не мог: должно
быть, засел в папоротниках. Сейчас мы его словим, как кролика, и разберемся,
что это за птица!
- И вытянем из него всю подноготную! - отозвался другой голос.
Четыре человека вошли в заросли с разных сторон. Бежать было некуда,
прятаться поздно: Фродо и Сэм вскочили на ноги и стали спина к спине,
выхватив мечи.
Но ловчие были изумлены куда больше, чем дичь. Четыре рослых воина
остановились как вкопанные. Двое держали в руках копья с широкими светлыми
жалами. У других двоих были луки в человеческий рост и колчаны с длинными
зеленоперыми стрелами. Мечи при бедре у каждого; пятнистое буро-зеленое
облаченье, видимо, служило для маскировки, затем же зеленые рукавицы,
зеленые капюшоны и повязки на лицах. Видны были одни глаза, ясные и яркие.
Фродо сразу припомнился Боромир: эти люди походили на него ростом, статью и
речью.
- Кого искали, того не нашли, - сказал один. - А кого мы нашли?
- Это не орки, - сказал другой, отпустив рукоять меча, за которую
взялся при виде Терна в руке Фродо.
- Может, эльфы? - неуверенно вымолвил третий.
- Нет! Это не эльфы, - заметил четвертый, самый высокий и, судя по
осанке, их предводитель. - Эльфы больше в Итилию не заходят. К тому же, как
известно, эльфы - народ дивной красоты.
- Видать, мы вас своей красотой не удивили, - сказал Сэм. - Спасибо на
добром слове. А вы, может, перестанете нас обсуждать, представитесь сами и
объясните, зачем помешали отдыху двух усталых странников?
Высокий воин в зеленом угрюмо рассмеялся.
- Я Фарамир, военачальник Гондора, - сказал он. - Странников в здешних
местах не бывает: либо вы служите Черным Силам, либо Светлым.
- Однако же ни то, ни другое неверно, - сказал Фродо. - При всем
уважении к военачальнику Фарамиру мы тем не менее странники.
- Тогда немедля объявите, кто вы такие и куда путь держите, - сказал
Фарамир. - Нам некогда разгадывать загадки или обмениваться любезностями.
Да! И где третий ваш спутник?
- Третий?
- Да, такой вороватый молодчик: он мочил нос в пруду, вон там. Довольно
гнусного вида существо. Верно, из породы орков-соглядатаев или их подручный.
Но он каким-то чудом исхитрился от нас улизнуть.
- Не знаю, где он, - сказал Фродо. - Он наш случайный спутник, и я за
него не в ответе. Но если он вам еще попадется, пощадите его: приведите или
отошлите к нам. Это жалкая, заблудшая тварь, меня свела с ним судьба. Что же
до нас, то мы - хоббиты из Хоббитании, северо-западного края за многими
реками. Меня зовут Фродо, сын Дрого, а это Сэммиум, сын Хэмбриджа, достойный
хоббит, взятый мною в услуженье. Мы пришли издалека - из Раздола, или
Имладриса, как он иначе зовется. - Тут Фарамир насторожился и стал слушать
очень внимательно. - С нами было еще семеро; один погиб в Мории, с другими
мы расстались в Парт Галене за Рэросом: двое из них нашей породы, а еще -
гном, эльф и два человека, Арагорн и Боромир из южного града Минас Тирита.
- Боромир! - воскликнули все четверо.
- Боромир, сын наместника Денэтора? - сказал Фарамир, и лицо его
странно посуровело. - Вы шли с ним? Это поистине новости, если это правда.