Толкиен Джон Рональд Руэл. Властелин Колец

Добрых советов он надавал кучу с лишним и завершил свою долгую речь
по-хоббитски.
-- Вы только не очень-то высовывайтесь, а то, чего доброго получите по
носу! И растете вы чересчур: больно дорого вам станет обуваться-одеваться.
-- Сам-то ты решил ведь обогнать Старого Крола, -- сказал Пин. -- Вот и
мы хотим натянуть нос Бандобрасу Быкобору.
Бильбо рассмеялся и вынул из кармана две тонко расписанные по серебру
трубки с жемчужными мундштуками.
-- Эльфийская работа, но я же теперь не курю, -- вздохнул он. -- Как
затянетесь, вспоминайте обо мне! -- Он отдал трубки, клюнул носом, а
проснувшись, спросил: -- Так мы о чем? А, ну да, мы раздаем подарки. Кстати
же сказать, Фродо: помнится, я тебе подарил колечко, оно как?
-- Бильбо, милый, я его, прости, потерял,-- сказал Фродо. -- Вернее
сказать, избавился от него.
-- Это жалко! -- сказал Бильбо.-- Я бы на него, пожалуй, взглянул
разок-другой. Хотя нет, что же я путаю! Ты ведь затем и пошел, чтоб от него
избавиться, верно или неверно? Спутаешь тут, такая вообще каша: и тебе
Арагорн со всем прочим, и Светлый Совет, Гондор, конники, хородримцы,
вастаки, олифанты -- да, Сэм, ты не врешь, правда одного такого видел? --
пещеры, башни, золотые деревья, у кого хочешь голова пойдет кругом.
Да, видать, я как-то уж совсем прямиком вернулся. А все Гэндальф, он
мог бы мне показать то да се. Правда, ежели бы я задержался, не поспел бы к
распродаже -- вот бы уж натерпелся. Ну, теперь-то что: сиди да слушай вас в
свое удовольствие, как вы тоже не осрамились. Камелек горит и греет, кормят
очень-очень вкусно, и эльфы в случае чего тут как тут. А что мне еще надо?
От самых от дверей ведет
Дорога вдаль и вдаль.
Но кто по ней куда пойдет
И кто куда когда придет --
Уж не моя печаль.
Кто хочет, пусть выходит в путь --
Зовет его закат.
А мне пора с пути свернуть,
Пора в трактире отдохнуть,
Соснуть у камелька.

Последние слова Бильбо не то что пропел, а просто пробормотал, уронил
голову на грудь и крепко заснул.
Сгущались вечерние сумерки, все ярче пылал камин; они смотрели на
уснувшего Бильбо, на его спокойную улыбку. Сэм окинул взглядом комнату,
поглядел, как тени пляшут по стенам, и тихо сказал:
-- Ох, господин Фродо, не больно-то он много написал с тех самых пор. И
нашу повесть вряд ли напишет.
Бильбо приоткрыл один глаз, будто услышал, и поудобней уселся в кресле.
-- Ну так-таки клонит и клонит в сон, -- сказал он. -- А уж ежели
писать, так писать стихи, что ли. Фродо, друг ты мой любезный, ты как, не
откажешься немножко навести у меня порядок? Ну, прибери бумажки, заметки,
дневник мой и, пожалуй что, возьми-ка ты все это с собой, а? У меня,
понимаешь, как-то не было времени разобраться. Сэм тебе поможет, как сумеет,
а ежели что получится, приезжай, я прогляжу. Придираться, честное слово, не
буду.
-- Конечно же! -- сказал Фродо. -- И, само собой, скоро вернусь: нынче
это не путь, а прогулка. Государь позаботится, при нем все дороги станут
безопасны.
-- Вот и спасибо тебе, милый ты мой! -- сказал Бильбо. -- Облегчил ты
мою душу.
И немедля заснул крепче прежнего.
На другой день Гэндальф и хоббиты прощались с Бильбо у него в комнате;
на холод он выходить не хотел; потом попрощались с Элрондом и со всеми его
домочадцами.
Когда Фродо стоял на пороге, Элронд пожелал ему счастливого пути и тихо
сказал после напутствия:
-- Тебе, Фродо, наверно, незачем сюда возвращаться, разве что не
сегодня завтра. А в это самое время года, когда золотые листья еще не
опадают, встретишь Бильбо в лесах Хоббитании. И я с ним буду.
Таковы были прощальные слова Элронда, и один Фродо их услышал и
запомнил.
Домой
Теперь их путь лежал прямиком на запад, через Пригорье в Хоббитанию. Им
не терпелось снова увидеть родные края, но ехали поначалу медленно: Фродо
занемог. У Бруиненской переправы он застыл как вкопанный, и глаза его
мертвенно потускнели. За этот день он не сказал ни слова; было шестое
октября.
-- Плохо тебе, Фродо? -- тихо спросил Гэндальф, подъехав к нему.
-- Да, плоховато, -- отозвался Фродо. -- Раненое плечо онемело, и
кругом точно смерклось. Нынче с тех пор ровно год.
-- Увы, иную рану можно залечить, но не исцелить, -- вздохнул Гэндальф.
-- Моя, наверно, из таких, -- сказал Фродо. -- Боюсь, для меня нет
возврата: доберусь до Хоббитании, а она совсем другая, потому что я уже не
тот. Я отравлен и изувечен: клинок назгула, жало Шелоб, зубы Горлума... и
меня изнурило тяжкое, неизбывное бремя. Где ж найду я покой?
Гэндальф промолчал.
А назавтра к вечеру боль унялась, тоска отступила, и Фродо стал опять
весел, будто и вовсе забыл о давешнем черном удушье. Незаметно летели дни;
они подолгу отдыхали в лесах, разубранных поредевшей багряно-желтой листвой,
пронизанных осенним солнцем. Наконец подъехали к Заверти; вечерело, и черная
тень горы, казалось, преграждала путь. Фродо попросил их поторопиться и, не
взглянув на гору, проскакал сквозь тень, опустив голову и закутавшись в
плащ. В эту ночь погода изменилась: налетел холодный и буйный западный ветер
с дождем и желтые листья метались вокруг, как стаи встревоженных птиц. А в
Четборе деревья уж почти оголились, и Пригорье заслонила мутная дождевая
завеса.
Сыро и ветрено было вечером двадцать восьмого октября, когда пятеро
путников взъехали по косогору к Южным Воротам Пригорья. Ворота были накрепко
заперты, дождь хлестал в лицо, и хмурилось из-под плывущих туч низкое серое
небо. Хоббиты слегка приуныли: все-таки не заслужили они такой уж
неприветливой встречи.
Кричали, стучали -- наконец вышел привратник со здоровенной дубиной. Он
опасливо, подозрительно присматривался к ним; потом разглядел Гэндальфа и
признал в его спутниках хоббитов -- правда, каких-то диковинных. Тогда он
просветлел и кинулся отпирать ворота.
-- Заезжайте, заезжайте! -- сказал он. -- Новостей у вас, конечно,
куча, у нас тоже, словцом бы перекинуться, да куда там: холодно, льет,
собачья, вообще, погода. Вот Лаврик -- это уж само собой -- приютит вас в
"Гарцующем пони", там обо всем расскажете и наслушаетесь.
-- А ты зайдешь туда попозже, узнаешь все скопом и кучу сверх того,
так, что ли? -- рассмеялся Гэндальф. -- Как там у вас поживает Горри?
Привратник насупился.
-- Горри у нас не поживает, -- буркнул он. -- Вы Лавра спросите, он вам
обо всем расскажет. Словом, добрый вечер!
-- Тебе того же! -- пожелали они, проезжая, и заметили, что за оградою
у дороги построили длинный сарай. Оттуда выходили люди -- набралась целая
толпа -- и глазели на них из-за забора. Проехали мимо дома Бита Осинника:
вся изгородь заросла и порушилась, окна заколочены.
-- Ты что же, Сэм, так-таки и укокошил его тогда огрызком яблока? --
поинтересовался Пин.
-- Да нет, господин Перегрин, это, как бы сказать, вряд ли, --
задумчиво произнес Сэм. -- Небось живехонек; а вот как-то моя лошадушка, мой
поник. Надо же ведь, сбежал. И как не сбежать: волки воют, а жить охота...
Подъехали к крыльцу "Гарцующего пони" -- а там вроде бы все было как
всегда, и светились нижние окна из-за багровых штор. Они подергали звонок,
дверь приотворилась, выглянул Ноб, увидел их под фонарем и заорал:
-- Господин Наркисс! Сударь! Они воротились!
-- Ах, воротились? Ну, я им сейчас покажу! -- Это послышался голос
Наркисса, и сам он тут же появился с дубинкой в руке. Но, увидевши их,
застыл, и яростная гримаса на лице его сменилась изумленным восторгом.
-- Ах ты, Ноб, ах ты, дуралей шерстолапый! -- крикнул он. -- Ты что,
старых друзей не узнаешь, не называешь? Всполошил меня без толку, олух, а
сам знаешь, какие нынче времена! Батюшки, ну и ну! И откуда же вы такие? Да
я уж с вами навсегда распрощался, хорошенькое дело, ушли в пустошь с
Бродяжником, ай да ай, а кругом, понимаешь ли, всякие Черные рыщут. Ну как
же я рад вас всех видеть, и Гэндальфа в особицу. Да заходите же, заходите!
Комнаты что, те же самые? Свободны ваши комнаты; да и то сказать, все почти
комнаты нынче свободны, чего уж там, сами увидите. Насчет ужина сейчас
постараемся, мигом, только вот у меня с прислугой-то нынче... Эй ты,
Ноб-телепень! Скажи Бобу... ту да, забыл. Боб теперь со своими ночует на
всякий случай. Одним словом, Ноб, эй ты, чтобы развели лошадей по стойлам:
ну да, ты-то, Гэндальф, своего сам отведешь, а то кого он послушается.
Красавец, я тогда еще говорил, что какой красавец, да вы заходите! Заходите
и будьте как дома!
Наркисс вроде бы и сыпал словами по-прежнему, и так же деловито
суетился. Однако же постояльцев у него, может, и совсем не было, тишина
несуразная; только из Общей залы доносились немногие приглушенные голоса.
Лавр нес две свечи, и виднелось его лицо -- увядшее и угрюмое, не то что
прежде.
Они шли за ним по коридору к тем комнатам, что занимали в страшную ночь
год с лишним назад. Им было грустно: старина Лавр недоговаривал, а дела-то у
него, видно, шли плоховато. Но они пока что помалкивали, ждали, что будет
дальше.
И дождались: господин Наркисс собственной персоной явился к ним после
ужина проверить, все ли хорошо. А все было очень даже неплохо: как там дела
ни шли, а пиво и съестное в "Пони" хуже не стали.
-- Нынче вечером в Общую залу я вас, само собой разумеется, не буду
приглашать, -- сказал он. -- Вы же устали, а там и народу-то сегодня совсем
немного -- бывает. Но коли вы мне уделили бы с полчасика перед сном, ну так,
для разговору, оно бы и неплохо, да и заснется лучше.
-- Вот-вот, -- сказал Гэндальф, -- тебя-то мы и ждали. За нас не
волнуйся, мы не так чтоб уж слишком утомились, потихоньку ехали. Правда,
промокли, продрогли и проголодались, но это, спасибо тебе, позади.
Присаживайся! Нам бы немного трубочного зелья, мы бы тебя расцеловали.
-- С чем плохо, с тем плохо, -- причмокнул Наркисс. -- Большая
нехватка, у нас теперь только и есть, что сами растим, а это пустяк
пустяком. Из Хоббитании нынче ни тебе листика. Ну, я уж покопаюсь в
закромах-то, авось найдется.
Нашлась пачка неразрезанного табака, пятерым курильщикам на день-два.
-- Южнолинчский, -- сказал Наркисс. -- Это у нас самый лучший, но куда
ему до южноудельского, я и всегда так говорил, хотя вообще-то Пригорье
ничуть не хуже Хоббитании, я, конечно, извиняюсь.
Его усадили в большое кресло у камина, Гэндальф сел напротив, а хоббиты
между ними на табуреточках. Разговаривали они отнюдь не полчасика, и уж
новостей господину Наркиссу хватило с избытком; впрочем, и он в долгу не
остался. От их рассказов Лавр попросту опешил: ни о чем подобном он в жизни
не слыхивал и лишь твердил как заклинание: "Да не может быть!" -- на разные
лады.
-- Да что вы говорите, господин Торбинс -- или, посетите, господин
Накручинс? Все-то у меня в голове перекру... перепуталось. Да вы шутить
изволите, господин Гэндальф? Батюшки-светы, ушам не верю! И это в наши-то
времена? Ай-яй-яй!
- Наконец настал его черед: ему тоже было о чем порассказать.
Оказывается, хозяйничал он с горем пополам -- да что там, честно говоря, все
из рук вон плохо.
-- К Пригорью никто нынче и близко не подъезжает, -- сказал он. -- А
пригоряне сидят по домам, замкнувши ворота на двойные запоры. А все почему:
все из-за тех чужаков, из-за отребья, которое -- может, помните? --
понабежало в Пригорье Неторным Путем год назад. Потом их стало как собак
нерезаных. Всякие там были, конечно, были и бедолаги обездоленные, но все
больше народ опасный, ворье и головорезы. И ведь у нас в Пригорье -- это у
нас-то в Пригорье! -- поверите ли, до драки дошло. Честное, скажу вам,
слово, дрались не по-здешнему, а сколько народу убили, и убили до смерти. Да
вы же мне не поверите!
-- Поверю, поверю, -- сказал Гэндальф. -- Много ли народу погибло?
-- Трое и двое, -- отвечал Наркисс, разумея отдельно людей и хоббитов.
-- убили беднягу Мэта Бересклета, Разли Яблочка и коротыша Тама Деловика
из-за Горы, а заодно, представьте себе, Вилла Горби с дальних склонов и даже
одного Накручинса с Пажитей -- вот такие были мужики, очень их не хватает. А
Бит Осинник и Горри Козельник, который стерег Западные Ворота, -- эти
переметнулись и с теми убежали: скажу вам по секрету, они-то их наверняка и
впустили. В смысле когда была драка, в ту ночь. Потому что им еще раньше
было сказано: давай отсюда -- и пинка на прощанье, ну как то есть раньше,
еще до Нового года, а драка была, точно говорю, в новом году, как раз снегу
навалило.
Ну и пусть бы их, ладно, живут себе и живут с лиходеями, где там они
живут -- в Арчете или в северной пустоши. Прямо как не сейчас, а тыщу лет
назад, расскажи -- не поверят. В общем, по дороге не проедешь ни туда, ни
сюда, и все на всякий случай спозаранку запираются. А вдоль ограды, конечно,
ходят сторожа, и возле ворот стоят заставы -- это по ночам-то.
-- Скажите пожалуйста, а нас никто не тронул, -- удивился Пин. -- И
ехали мы медленно, и не остерегались. Ничего себе, а мы-то думали, что все
безобразия позади.
-- Ох, господин Перегрин, не позади они, а впереди, -- вздохнул
Наркисс, -- вот ведь беда-то. Это, знаете, немудрено, что они к вам не
подступились. Еще бы: тут тебе и мечи, шлемы, и щиты, и вообще. Впору бежать
да прятаться: я и то малость струхнул, как вас увидел.
Так вот оно что! Дивятся-то вовсе не чудесному их возвращению, а их
диковинному виду. Сами они привыкли к воинам в ратном доспехе, и невдомек им
было, что из-под их плащей сверкали кольчуги, на головах были причудливые
гондорские и ристанийские шлемы, щиты украшены яркими гербами и что у себя
дома они выглядели опасными чужестранцами. А тут еще Гэндальф в белом
облачении и шитой серебром синей мантии, с длинным мечом Ярристом у бедра,
верхом на огромном сером коне.
Гэндальф рассмеялся.
-- Ну-ну, -- сказал он, -- если они попрятались от нас пятерых, то
видывали мы врагов и пострашнее. Стало быть, нынче-то ночью можете спать
спокойно.
-- Да вы же сегодня здесь, а завтра там, -- вздохнул Наркисс. -- Чего ж
бы, конечно, лучше, коли б вы у нас погостили. Мы ведь к таким делам
непривычные; опять-таки, говорят, и Следопыты эти все куда-то подевались.
Правду сказать, в долгу мы перед ними, зря языки чесали. Да и не только
грабители нас донимают: с ними мы бы еще, может, как-нибудь управились.
Волки зимой завывали у самой ограды. А в лесах завелись какие-то черные
твари, привиденья не привиденья, про них и подумать-то страшно, аж зубы
клацают. Короче, живем лучше некуда, извините за прямоту.
-- Да, хорошего мало, -- согласился Гэндальф. -- В этот год в
Средиземье едва ли не всем худо пришлось. Но теперь прочь унынье, Лавр!
Общая беда вас лишь краем задела, и я очень рад, что не прихлопнула, а
могла. Настают, однако же, иные, добрые времена -- таких, может статься, ты
и не упомнишь. Следопыты возвратились, мы ехали вместе с ними - Главное же,
любезный мой Лавр, -- Государь вернулся на трон, и он вас в обиду не даст,
скоро сам увидишь. Скоро Неторный Путь станет торным, поскачут гонцы во все
концы, а уж на север тем более, в Глухомани изведут нечисть, да и самой
Глухомани не будет, распашут ее пришельцы. ..
Наркисс недоверчиво покачал головой.
-- Проезжих побольше -- это я не против, ежели приличный народ, --
сказал он. -- Только всякого там разбойного сброда с нас хватит. И вообще
чужакам нечего ни в Пригорье соваться, ни возле Пригорья болтаться. Нам лишь
бы жить не мешали. А то, знаете, набегут невесть какие невесть откуда,
начнут -- да не селиться, шляться будут, и Глухомань-то всю загадят.
-- Не тревожься. Лавр, жить вам не помешают, -- сказал Гэндальф. -- От
Изена до Сероструя, от Брендидуима до юго-западных побережий могут
расселиться целые народы, и все равно ближние к вам селенья будут за
несколько суток езды. И за сотню миль отсюда к северу, там, где нынче совсем
заглох Неторный Путь, прежде много жило людей -- и на Северном Нагорье, и на
берегах Тусклоозера.
-- Это где же, у Покойницкой Гати, что ли? -- еще недоверчивее спросил
Наркисс. -- Да там, говорят, кругом привиденья. Разбойник и тот забрести
туда побоится.
----Следопыты не боятся туда забредать, -- сказал Гэндальф. --
Покойницкая Гать, говоришь? Да, я знаю, давненько так именуются у вас
тамошние развалины; а на самом деле, Лавр, это Форност-Эраин, Северн
Великокняжеский. И недалек тот день, когда нынешний Государь отправится
туда, чтобы воздвигнуть заново древнюю столицу Арнора. Ну и пышная же свита
проедет через Пригорье!
--А что, оно, пожалуй бы, и неплохо, -- заколебался господин Наркисс.
-- Может, и дела чуток поправятся. Если только он, этот ваш Государь, не
станет наводить в Пригорье свои порядки.
-- Не станет, -- пообещал Гэндальф. -- Ему и ваши порядки сгодятся.
-- Ну да? -- озадаченно усомнился Наркисс. -- Хотя и то сказать, что
ему наши порядки: сидит себе сотни за три миль от нас на высоком троне в
огромном замке и попивает вино -- из золотой небось чащи. Какое ему дело до
моего "Пони" или до моего пива? Кстати скажу, пиво-то у меня хорошее, еще
даже лучше прежнего, над ним Гэндальф прошлой осенью поколдовал, и с тех пор
все пьют не нахвалятся. уж такое спасибо, уж такое утешенье!
-- Ишь ты, даже лучше прежнего, -- заметил Сэм. -- А он-то говорит, у
вас пиво всегда было отличное.
-- Кто говорит, Государь?
-- Он самый. Бродяжник, главарь Следопытов. А до вас это разве еще не
дошло?
Тут наконец дошло: на широком лице господина Наркисса изобразилось
несказанное изумление -- глаза округлились, рот разинулся до ушей, и он
крякнул.
-- Бродяжник, ну и ну! -- выговорил он, когда снова обрел речь. -- На
троне, в короне и с золотой чашей! Батюшки, это что ж теперь будет?
-- В Пригорье-то уж точно будет даже лучше, чем было, -- сказал
Гэндальф.
-- Да вроде бы так, будем надеяться, -- более или менее согласился
Наркисс. -- Ну что, хорошо поговорили, давным-предавно не случалось мне
вести такой приятной беседы. Теперь в самый раз соснуть, тем более, прямо
скажу, будто у меня от сердца чуть-чуть отлегло. Надо, конечно, головой как
следует подумать, но это уж я утром, на свежую голову. Словом, кто куда, а я
спать, да и вам, поди, давно уж пора на боковую. Эй, Ноб! -- крикнул он,
приоткрыв дверь. -- Эй ты, Ноб-телепень! Эй, Ноб! -- снова крикнул он и
вдруг хлопнул себя по лбу. -- Что-то я вроде вспомнил, только забыл что.
-- Может, снова письмо какое забыли отдать, господин Наркисс? -- лукаво
осведомился Мерри.
-- Посовеститесь, господин Брендизайк, нашли что вспоминать! Ну вот,
сбили вы меня. О чем бишь я? Ноб, на конюшню, ага! Мне чужого не надо, а что
ваше, то ваше. Помните -- лошадей свели, а вы купили пони у Бита Осинника,
помните? Так здесь он, ваш пони, сам собой прибежал, а уж откуда -- это вы
лучше моего знаете. Лохматый был, что твой бродячий пес, и тощий, как
вешалка, но живехонек. Ноб его выходил.
-- Ну да? Мой Билл! -- закричал Сэм. -- Эх и везучий же я, что там
Жихарь ни говори! Раз-два, и еще одно желание исполнилось. Да где же он?
И Сэм лег спать не раньше, чем наговорился в конюшне с Биллом.
В Пригорье они на денек задержались, и уж вечером-то у господина
Наркисса дела шли как нельзя лучше. Любопытство превозмогло все страхи, и в
Общей зале яблоку негде било упасть. По долгу учтивости вышли туда и наши
хоббиты; их, разумеется, закидали вопросами. Народ в Пригорье был
памятливый, и все наперебой интересовались, написал ли Фродо обещанную
книгу.
-- Еще нет, -- отвечал он. -- Но заметок набралась уймища, вот вернусь
домой, разберусь. Он пообещал непременно описать удивительные события в
Пригорье, чтоб книга была поживее, а то что там, подумаешь, какие-то
дальние, маловажные, южные дела, скукота!
Потом кто-то из молодых попросил приезжих что-нибудь спеть, но тут
гомон мигом стих, и на него цыкнули: мол, на этот раз уж как-нибудь
обойдемся в нашей Общей зале без чародейских штук!
День прошел спокойно, ночью было тихо, и рано утром они собрались в
дорогу: погода стояла по-прежнему дождливая, к ночи хорошо бы приехать в
Хоббитанию, а путь лежал неблизкий.
Гостей провожали всем скопом, и впервые за год пригоряне повеселели;
изумленно замирали те, кто еще не видел наших путников в походном
снаряженье: Гэндальфа с пушистой длинной белой бородой, который словно
светился, и синяя мантия его казалась облаком в солнечных лучах; и четырех
хоббитов, похожих на витязей-странников из полузабытых сказаний. Накануне
многие посмеивались, слушая байки про нового Государя, но теперь им
подумалось, что, пожалуй, нет дыма без огня.
-- Ну что ж, дорога, как говорится, вам скатертью, счастливо до дому
добраться! -- напутствовал их господин Наркисс. -- Забыл сказать, ходят
слухи, будто и в Хоббитании не все ладно, чего-то там творится не
разбери-поймешь. Знаете ведь: своя беда чужую из головы гонит. уж не
взыщите, тем более вы, с вашего позволения, вернулись совсем не такие,
какими уехали, и, похоже, в случае чего сумеете за себя постоять. Вы там как
пить дать порядок наведете. Еще раз доброго пути! Наезжайте почаще -- здесь
вам всегда будут рады!
Распрощались, поехали, миновали Западные Ворота и оказались на дороге в
Хоббитанию. Пони Билл трусил с очень довольным видом возле Сэма, даром что
нагружен был, как и в тот раз, изрядно.
-- Что же такое стряслось в Хоббитании, на что намекал Наркисс? --
задумчиво проговорил Фродо.
-- Догадываюсь, -- буркнул Сэм. -- То самое небось, что я видел в
колдовском Зеркале: деревья порубили, Жихаря моего из дому выгнали.
Замешкались мы в дороге, вот что я вам скажу.
-- В Южном уделе тоже, видать, неладно, -- сказал Мерри. -- Куда
подевалось все трубочное зелье?
-- Что бы ни стряслось, -- объявил Пин, -- одно ясно: заправляет всем
этим делом Лотто, это уж будьте уверены.
-- Лотто -- он, конечно, Лотто и есть, -- сказал Гэндальф. -- Но
заправляет не он, про Сарумана-то вы забыли. А он давным-давно
присматривался к Хоббитании, задолго до Саурона.
-- Подумаешь, ты же с нами, -- сказал Мерри. -- В два счета разберемся.
-- Пока что я с вами, да, -- подтвердил Гэндальф, -- но ненадолго. В
Хоббитанию я с вами не поеду. Разбирайтесь сами: вроде бы уж должны были
привыкнуть. А вам что, до сих пор непонятно? Повторяю: мои времена кончились
и не мое теперь дело -- наводить порядок или помогать тем, кто его наводит.
Кстати же, дорогие мои друзья, никакая помощь вам не нужна, сами справитесь.
Вы не только подросли, но и очень выросли. Вы стали солью земли, и я больше
ни за кого из вас не опасаюсь.
Словом, я вас вот-вот покину. Я хочу толком поговорить с Бомбадилом, а
то за две тысячи лет как-то не удосужился. Говорят, кому на месте не
сидится, тот добра не наживет. Я на месте не сидел, отдыха не знал, а он жил
себе и жил в своих лесных угодьях. Вот и посмотрим, посравним: нам есть что
рассказать друг другу.
Там, где год с лишним назад Бомбадил вывел их на Тракт, они
остановились и огляделись, будто ожидаючи снова его увидеть: а вдруг он --
мало ли -- каким-нибудь чудом их встречает? Но не было Бомбадила; сырая мгла
окутала Могильники, и за пологом тумана укрылся Вековечный Лес.
Фродо грустно смотрел на отуманенный юг.
-- Вот бы кого хотелось повидать, -- проговорил он. -- Как-то он там?
-- Да он как всегда, не беспокойся, -- ответил Гэндальф. -- Веселый и
беззаботный, что ему наши тревоги и радости, разве про онтов порасспросил
бы. Захочешь -- съезди потом, навести его. А сейчас я бы на твоем месте
поторопился, не то ведь, чего доброго, запрут ворота на Брендидуимском
мосту.
-- Никаких там ворот на мосту нет, -- сказал Мерри, -- ты это не хуже
моего знаешь. Вот ежели на юг, в Забрендию, -- там да, есть ворота, но уж
кого-кого, а меня там пропустят в любое время дня и ночи!
-- Ты хочешь сказать, что на мосту ворот не было, -- возразил Гэндальф.
-- Приедешь -- посмотришь, вдруг да окажутся. И в Забрендии тоже не так все
просто. Ничего, авось справитесь. Прощайте, милые мои друзья! Еще не
навсегда, но надолго прощайте!
Светозар огромным прыжком перескочил с Тракта на зеленую дамбу;
Гэндальф направил его, и он помчался к Могильникам быстрее северного ветра.
-- Вот и пожалуйста, было нас четверо, четверо и осталось, -- сказал
Мерри. -- Другие все поисчезали, как приснились. -- Не знаю, не знаю, --
сказал Фродо. -- Я, наоборот, будто снова заснул.
Оскверненная Хоббитания
Уже смеркалось, когда продрогшие и усталые путники подъехали наконец к
Брендидуимскому мосту. С обоих концов преграждали его высокие ворота, плотно
сбитые из толстых, заостренных кольев. На том берегу реки появились
неказистые двухэтажные дома с редкими, тусклыми прорезями окон; хоббиты
таких отроду не строили.
Они колотили в ворота и звали хоть кого-нибудь, но сперва никто не
отзывался, а потом, к их великому изумлению, затрубил рог, и тусклые окна
разом погасли. Из темноты раздался крик:
-- Кто такие? Убирайтесь, а то схлопочете! Не видите, что ли,
объявление: От заката до рассвета проход строю воспрещен! -- Как же мы
увидим объявление в темноте, дурья твоя башка? -- закричал в ответ Сэм. -- А
увидел бы я, что хоббитам нет ночью прохода домой, да еще в такую собачью
погоду, -- сорвал бы твое объявление, и все
Хлопнул ставень, и хоббиты с фонарями гурьбой высыпали из домика слева
от моста. Они отперли дальние ворота и грозно двинулись вперед, но,
разглядев путников, немного оробели.
-- Ну-ну, смелее, -- сказал Мерри, он узнал одного из них. -- Эй ты,
Хоб Колоток, протри глаза! Не видишь, что ли, я Мерри Брендизайк, а ну-ка,
объясняй, что у вас здесь за почешиха и чего тебя сюда занесло. Ты же,
по-моему, всегда стерег Отпорную Городьбу.
-- Батюшки! И вправду господин Мерри, да еще с головы до ног в железе!
А как же все говорили, будто вы сгинули в Вековечном Лесу? Вот уж рад видеть
вас живым-здоровым!