Толкиен Джон Рональд Руэл. Властелин Колец

хочется пить, а он ходит, рыщет, тропки ищет - вернется, и ему говорят:
мухлюешь, мухлюешь. Хорошенькие у него друзья, да, моя прелесть, очень
хорошенькие.
Сэм немного устыдился, но доверчивей не стал.
- Ну прости, - сказал он. - Ты уж прости, со сна еще и не то скажешь, а
спать-то мне ох не надо бы, вот я и сгрубил малость. Хозяин вон как устал, я
ему говорю: вздремните, мол, я постерегу, а оно вишь ты как вышло. Прости. А
пропадал-то где?
- Мухлевал, - сказал Горлум, и глаза его налились зеленым мерцанием.
- Ну как знаешь, - сказал Сэм, - тебе виднее. Не так уж я небось и
ошибся. Ладно, теперь нам надо как-нибудь втроем смухлевать. Сколько
времени-то? Еще сегодня или уже завтра?
- Уже завтра, - сказал Горлум. - Уже завтра было, когда хоббиты
заснули. Спать здесь нельзя, спать опасно - и бедненький Смеагорл стережет
их и мухлюет.
- Вот прицепился к словечку, - сказал Сэм. - Хватит тебе. Бужу хозяина.
- Он бережно отвел волосы со лба Фродо и, склонившись к нему, тихо
проговорил: - Проснитесь, сударь! Проснитесь!
Фродо пошевелился, открыл глаза и улыбнулся, увидев над собой лицо
Сэма.
- Не рано ли будишь, а, Сэм? - спросил он. - Темно ведь еще!
- Да здесь всегда темно, - сказал Сэм. - Горлум вернулся, сударь, и
говорит, что нынче уже завтра, надо идти. Постараемся напоследок-то.
Фродо глубоко вздохнул и сел.
- Да, напоследок! - сказал он. - Привет, Смеагорл! Нашел себе
что-нибудь поесть? Отдохнул?
- Смеагорлу некогда есть и отдыхать, - сказал Горлум. - Он мухлюет, он
мухляк.
Сэм цокнул языком, но сдержался.
- Не обзывай сам себя, Смеагорл, - сказал Фродо. - Это очень неразумно,
даже если заслуженно.
- Смеагорл сам себя не обзывает, - сказал Горлум. - Его обзывает
лассковый господин Сэммиум, такой умненький хоббит.
Фродо поглядел на Сэма.
- Да, сударь, - сказал Сэм. - Было дело: я чего-то всполошился со сна,
а он тут как тут. Я попросил у него прощенья, но, похоже, зря.
- Нашли время ссориться, - сказал Фродо. - Вот ты и довел меня до
места, Смеагорл. Дальше ведь мы и сами пройдем, верно? Куда идти, понятно,
перевал на виду, и если там нет ничего мудреного, то ты свое дело сделал,
исполнил, что обещал, и ты свободен: иди куда знаешь, только не к вражеским
слугам, ешь, отдыхай. Будет тебе и награда - не от меня, так от тех, кто
меня помнит.
- Нет, нет, еще нет, - заскулил Горлум. - Пройдут они дальше сами? Нет
еще, не пройдут. Переход трудный. Смеагорлу нужно идти с ними: ни поесть, ни
поспать, ничего ему нельзя. Пока еще нет.
Логово Шелоб
Может, и правда был день, как сказал Горлум, но хоббиты ничего дневного
не заметили: только небо подернулось дымной мутью, чернота расползлась по
расселинам и нагорную глушь окутывал пепельно-бурый сумрак. Хоббиты бок о
бок шли за Горлумом по дну ущелья между обветренными, обглоданными каменными
глыбинами и столбами, похожими на идолища. Стояла тишина. Впереди, за милю
или около того, серел отвесный срез огромного утеса. Он приблизился и
заслонил небо и землю высокой черной стеною, подножие которой затенял
сумрак. Сэм потянул носом воздух.
- Уф! Ну и вонища! - сказал он. - С ног валит.
Углубились в сумрак: посреди стены зияло отверстие пещеры.
- Вот сюда, - тихо произнес Горлум. - Здесь начинается переход.
Он не назвал его, а имя ему было Торек-Унгол, Логово Шелоб. Оттуда
смердело; и это был не тощий смрад трупного гниения, как на Моргульских
лугах, а густое зловоние, точно от чудовищной свалки нечистот.
- Иначе никак не пройти, Смеагорл? - спросил Фродо.
- Нет-нет, только здесь, отозвался тот. - Теперь нам всем надо сюда.
- А ты неужто лазил в эту дыру? - спросил Сэм. - Наш пострел везде
поспел! Ну да тебе, небось, любая вонь нипочем.
Глаза Горлума злобно блеснули.
- Он не знает, что нам почем, правда, прелесть? Нет, он совсем не
знает. Просто Смеагорл очень терпеливый, да-ссс. Он лазил, да, он проходил
насквозь, да-да, насквозь. Иного пути нет.
- А чего так воняет? - сказал Сэм. - Вроде как - тьфу, даже говорить
противно. Наверняка здесь орки гадят, и лет за сто так поднакопилось золота,
что и лопатой не разгребешь.
- Орки не орки, - сказал Фродо, - а раз нет иного пути, то нам сюда.
Они перевели дыхание и полезли в пещеру. Через несколько шагов их
поглотил непроглядный мрак. В такую темень Фродо и Сэм после Мории не
попадали, а эта была, пожалуй, еще чернее и гуще. Там, в Мории, все-таки и
поддувало, и эхо слышалось, и чувствовался подгорный простор. Здесь воздух
был недвижный, тяжкий, затхлый; он мертвил звуки. Это была черная отрыжка
кромешной тьмы, она не только слепила глаза, но отшибала память о цветах и
очертаньях, изгоняла самый призрак света. Вечная ночь вечно пребудет, и нет
ничего, кроме ночи.
Оставалось только осязать, и болезненно чутки стали пальцы на вытянутых
вперед руках и осторожно ступающие ступни. Стены были, к их удивлению,
гладкие, пол ровный, наклонный им навстречу; иногда попадались
ступенька-другая. Проход был такой широкий, что хоббиты, которые шли ощупью
по стенам и старались держаться рядом, почти сразу потеряли друг друга.
Горлум пошел вперед и был, должно быть, за несколько шагов - поначалу
они еще слышали его шипение и пыхтение, но вскоре притупились все их
чувства: пресекся слух и онемели пальцы, и они пробирались вперед лишь
потому что раз заставили себя войти, то не возвращаться же, а впереди
все-таки должен быть какой-то выход.
Может быть, и вскоре - время тоже растворилось во тьме - Сэм на ощупь
обнаружил справа скважину, из которой не так воняло; ему даже померещилось
какое-то дуновение, но он побрел дальше.
- Здесь не один проход, - шепнул он с невероятным усилием. - Вот где
оркам-то жить да радоваться!
Потом, сперва он по правую руку, потом Фродо по левую, миновали три или
четыре таких скважины, пошире и поуже; но проход не ветвился, он вел прямо и
прямо, вверх по уклону. Да что ж ему никак нет конца, сколько еще можно это
терпеть, сколько станет сил терпеть? Чем выше, тем гуще становилось
зловоние, а из-за спертого черного смрада напирало что-то куда страшнее и
чернее. Какое-то висячее вервие липкими щупальцами цепляло их за головы;
зловоние все усиливалось, и стало так, будто из пяти чувств им оставлено
одно обоняние - и только за тем, чтобы их мучить. Час, два или три часа -
сколько они уже шли? Да какие часы - дни, а может, и недели. Сэм оторвался
от своей стены, нашел руку Фродо, и рука в руке пошли они дальше.
Фродо чуть не провалился влево, в пустоту; скважина была гораздо шире,
чем попадались до сих пор, и оттуда несло таким смрадом и такой страшной
злобищей, что он едва не потерял сознание. Сэм тоже споткнулся и упал
ничком. Одолевая тошнотный ужас, Фродо схватил его за руку.
- Вставай! - прохрипел он без голоса. - Это отсюда и вонь и гибель.
Вперед! Быстрее!
Собрав остатки сил и решимости, он вздернул Сэма на ноги и ринулся
вперед. Сэм шатаясь ковылял рядом - шаг, два шага, три, - наконец шесть
шагов: то ли они миновали невидимую скважину, то ли еще что, но идти стало
вдруг чуть-чуть легче, словно приослабла беспощадная хватка, и они побрели,
по-прежнему взявшись за руки.
Но проход раздвоился, а может, растроился, расчетверился, и в темноте
не понять было, какой из них шире, какой ведет прямее: левый, правый? Какой
выбрать? - а выберешь неверно, выберешь верную смерть.
- Куда Горлум-то пошел? - задыхаясь, проговорил Сэм. - Чего ж он нас не
подождал?
- Смеагорл! - попробовал позвать Фродо. - Смеагорл! - Но голос его увяз
в гортани, и зов замер, едва сорвавшись с губ. Ответа не было - ни эха, ни
шепотка.
- В этот раз насовсем удрал, - пробурчал Сэм. - Довел до места,
спасибочки: сюда, видать, и вел. Горлум! Попадешься - голову оторву!
Ощупью, спотыкаясь на каждом шагу, они наконец обнаружили, что левый
проход - тупиковый, может быть, изначально, а может, его завалило.
- Здесь мы не пройдем, - шепнул Фродо. - Значит, и выбора нет - только
другой проход, если он там один, и будь что будет.
- Скорее обратно! - пропыхтел Сэм. - Тут не горлумством пахнет. На нас
кто-то глядит.
Другим проходом они не побежали и двух саженей, как сзади послышалось
невыносимо жуткое в плотном беззвучье урчание, бульканье - и долгий, шипящий
присвист. Они в ужасе обернулись, но видно пока ничего не было. Хоббиты
окаменели в ожидании неведомой напасти.
- Это ловушка! - сказал наконец Сэм, взялся за рукоять меча и вспомнил
могильную мглу, из которой он был добыт. "Эх, сюда бы сейчас старину Тома!"
- подумал он. Но Том был далеко, а он стоял в непроглядной черноте, и
гневное, темное отчаяние сжимало его сердце; вдруг в нем самом забрезжил,
потом зажегся свет такой нестерпимо яркий, будто солнце брызнуло в глаза,
полуослепшие от подвального сумрака. Свет расцветился: зеленый, золотой,
серебряный, огненно-белый. Вдали, как на эльфийской картинке, он увидал
Владычицу Галадриэль на траве Лориэна, и в руках ее были дары. Тебя,
Хранитель, - услышал он далекий, но внятный голос, - я одариваю последним.
Ближе раздалось шипение, хлюпанье и тихий скрип с прищелком - точно
что-то суставчато-членистое медленно шевелилось во тьме, источая смрад.
- Хозяин, хозяин! - крикнул Сэм, обретая голос. - Подарок Владычицы!
Звездинка! Помните, она сказала, в темноте будет светить. Да звездинка же!
- Звездинка? - пробормотал Фродо в недоумении, как бы сквозь сон. - Ах
да! Как же я забыл о ней? Чем чернее тьма, тем ярче он светит! Вот она тьма,
и да возгорится свет!
Медленно вынул он из-за пазухи фиал Галадриэли и поднял его над
головой. Он замерцал слабо, как восходящая звездочка в туманной мгле, потом
ярко блеснул, разгоняя мрак, наконец разгорелся ясным серебряным пламенем -
и вспыхнул неугасимый светильник, словно сошел к ним закатной тропой сам
Эарендил с Сильмариллом на челе. Темнота расступалась, а серебряный огонь
сиял в хрустале и осыпал руку Фродо ослепительно белыми искрами.
Фродо изумленно глядел на чудесный дар, который так долго носил с собой
как драгоценную и милую безделушку. В дороге он редко вспоминал о фиале -
вот вспомнил в Моргульской долине - и не вынимал его: вдруг засветится и
выдаст.
- Айя Эарендил Эленион Анкалима! - воскликнул он, не ведая, что значат
и откуда взялись эти слова, ибо иной голос говорил его устами, голос ясный и
звонкий, пронизавший смрадную тьму.
Но много злодейства таят глубокие полости Средиземья - могучего,
древнего, ночного злодейства. Исчадие мрака, Она слышала этот эльфийский
возглас в незапамятные времена, слышала и не убоялась его, не убоялась и
теперь. И Фродо почуял ее кромешную, черную злобу и мертвящий взгляд.
Невдалеке, между ними и скважиной, от которой их отшатнуло, явились из
темени два больших многоглазых пучка, и скопища пустых глаз отразили и
распылили ясный свет звездинки; смертоносным белесым огнем налились они
изнутри, огнем ненасытной и беспросветной злобы. Чудовищны и омерзительны
были эти паучьи - и вовсе не паучьи - глаза, налитые злорадством при виде
беспомощных, затравленных жертв.
Фродо и Сэм пятились, не в силах оторвать взгляда от многоочитого
ужаса; а пучки глаз приближались. Дрогнула рука Фродо, он медленно опустил
светильник. Цепенящее злорадство приугасло, глаза хотели позабавиться
предсмертной суетней жертв - и жертвы повернулись и побежали. Через плечо
Фродо, чуть не плача от страха, увидел, что глаза скачками движутся следом.
И смрад объял его как смерть.
- Стой! Стой! - выкрикнул он. - От них не убежишь!
Глаза медленно близились.
- Галадриэль! - воскликнул он и с мужеством отчаяния снова воздел
светильник над головой. Глаза застыли и опять приугасли, словно бы в некоем
сомнении. И сердце Фродо воспламенилось гневом и гордостью, и он -
безоглядно, безрассудно, отважно, - перехватив светильник в левую руку,
правой обнажил меч. Острый, надежный клинок заблистал в серебряном свете,
полыхая голубым пламенем. Высоко подняв эльфийскую звезду и выставив
сверкающее острие, Фродо Торбинс, маленький хоббит из маленькой Хоббитании,
твердым шагом пошел навстречу паучьим глазам
Они еще потускнели; сомненье в них усилилось, и они попятились от
ненавистного и небывалого света, надвигающегося на них. Ни солнце, ни луна,
ни звезды не проникали в логово; но вот звезда спустилась в каменные недра и
близилась, и глаза отпрянули и медленно погасли; мелькнула тенью огромная
невидимая туша. Они скрылись.
- Хозяин, хозяин! - кричал Сэм. Он не отставал от Фродо с обнаженным
мечом наготове. - Ура и слава нам! Ну, эльфы если б об этом прослышали, как
пить дать сочинили бы песню. Может, я как-нибудь уцелею, все расскажу им и
сам эту песню послушаю. Но дальше, сударь, не ходите! Не надо в ихнюю
берлогу! Улепетнем поскорее их этой вонючей дыры!
И они пошли по проходу дальше, а после и побежали: там был крутой
подъем, и с каждым шагом смрад логова слабел; сердце забилось ровнее, и сами
собой двигались ноги. Но полуслепая злоба хватки не разжала: она таилась
где-то позади, а может, рядом, и по-прежнему грозила смертью. Наконец-то
повеял холодный, разреженный воздух. Вот он, другой конец прохода. Задыхаясь
от тоски по небу над головой, они кинулись к выходу - и снова, отброшенные
назад, поднялись на ноги.
Выход был прегражден, но не камнем, а чем-то пружинисто-податливым,
однако неодолимым. Воздух снаружи сочился, свет - ничуть. Они снова ринулись
напролом и опять были отброшены.
Возвысив светильник, Фродо пригляделся и увидел серую завесу, которую
не проницало и даже не освещало сиянье звездинки, точно это была тень
бессветная и для света неприступная. Во всю ширину и сверху донизу проход
затянула огромная сеть, по-паучьи тщательно и очень плотно сплетенная, а
паутина была толщиной с веревку. Сэм мрачно рассмеялся.
- Паутинка! - сказал он. - Всего-то навсего? Но каков паук! Долой ее,
руби ее!
И он с размаху рубанул мечем, но паутину не рассек. Она спружинила, как
тетива, свернув клинок плашмя и отбросив руку с мечом. Три раза изо всей
силы рубанул Сэм, и наконец одна единственная паутинка перерубилась, свилась
и свистнула в воздухе, задев Сэмову руку: он вскрикнул от боли, сделал шаг
назад и поднес руку к губам - подуть.
- Ну, эдак мы за неделю не управимся, - сказал он. - Что будем делать?
Как там глаза - не появились?
- Да нет, не видно, - сказал Фродо. - Но меня их взгляд не отпускает;
не взгляд, а может, помысел - они быстро что-нибудь надумают. Как только
светильник ослабеет или угаснет, они явятся тут же.
- Ну влипли все-таки! - горько сказал Сэм, но гнев его превозмог
усталость и отчаяние. - Чисто комары в марле. Чтоб этот Горлум лопнул!
Фарамир обещал ему скорую и злую смерть, так вот чтоб поскорее!
- Нам-то что с этого? - сказал Фродо. - Погоди еще! Попробуем Терном -
все-таки эльфийский клинок, а в темных ущельях Белерианда, где его отковали,
водилась паутинка в этом роде. А ты постереги и в случае чего отгони Глаза.
Вот возьми звездинку, не бойся. Держи ее повыше и смотри в оба!
Фродо подступил к плотной серой сети, полоснул по ней между узлами
широким взмахом меча и быстро отскочил. Блистающий голубой клинок прорезал
паутину, как лезвие косы - траву: веревки-паутинки взметнулись, скукожились
и обвисли. Для начала было неплохо.
Фродо рубил и рубил, пока не рассек всю паутину, сколько хватало руки.
Свисавшее сверху охвостье покачивалось на ветру. Вырвались из ловушки!
- Пойдем! - крикнул Фродо. - Скорей! Скорей!
Его обуяла дикая радость спасенья из самых зубов смерти. Голова у него
кружилась, как от стакана крепкого вина. Он с криком выскочил наружу.
После зловонного мрака черная страна показалась ему светлым краем. Дым
поднялся и немного поредел; угрюмый день подходил к концу, и померкли в
сумерках красные зарницы Мордора. Но Фродо чувствовал себя как при свете
утренней надежды. Он у вершины стены, еще чуть выше - и вот Кирит-Унгол,
щербина в черном гребне между каменными рогами. Рывок, перебежка - и на той
стороне!
- Вон перевал, Сэм! - крикнул он, сам не замечая, до чего пронзительно:
высоким и звонким стал его голос, освобожденный от смрадного удушья. - Туда,
к перевалу! Бежим, бежим - мы проскочим, не успеют остановить!
Сэм бежал за ним со всех ног, но и на радостях не терял осторожности и
озирался - не покажутся ли Глаза из-под черной арки прохода, да, чего
доброго, не только глаза, а вся туша, страх подумать, кинется вдогонку.
Плохо они с хозяином знали Шелоб. Из ее логова был не один выход.
Исстари жила она здесь, исчадие зла в паучьем облике; подобные ей
обитали в древней западной Стране Эльфов, которую поглотило море: с такою
бился Берен в Горах Ужасов в Дориате, а спустившись с гор, увидел танец
Лучиэнь при лунном свете на зеленом лугу, среди цветущего болиголова. Как
Шелоб спаслась из гибнущего края и появилась в Мордоре, сказания молчат, да
и маловато сказаний дошло до нас от Темных Времен. Но была она здесь задолго
до Саурона, прежде чем был заложен первый камень в основание Барад-Дура;
служила она одной себе, пила кровь эльфов и людей, пухла и жирела, помышляя
все о новых и новых кровавых трапезах, выплетая теневые тенета для всего
мира: ибо все живое было ее еще не съеденной пищей и тьма была ее
блевотиной. Ее бесчисленные порождения, ублюдки ее же отпрысков,
растерзанных ею после совокупленья, расползались по горам и долам, от
Эфель-Дуата до восточных всхолмий, Дол-Гулдура и Лихолесья. Но кто мог
сравниться с нею, с Великой Шелоб, последним детищем Унголиант, прощальным
ее подарком несчастному миру?
Несколько лет назад с нею встретился Горлум-Смеагорл, превеликий лазун
по всем черным захолустьям, и тогда, во дни былые, он поклонился ей, и
преклонился перед нею, и напитался отравой ее злобы на все свои странствия,
став недоступен свету и раскаянию. И он пообещал доставлять ей жертвы. Но
вожделенья у них были разные. Ей не было дела до дворцов и колец - ни до
иных творений ума и рук: она жаждала лишь умертвить всех и вся и упиться
соком их жизни, раздуться так, чтоб ее не вмещали горы, чтобы темнота
сделалась ей тесна.
Но до этого было далеко, а меж тем как власть Саурона возрастала и в
пределах царства его не стало места свету и жизни, она крепко изголодалась:
и внизу, в долине, сплошь мертвецы, и в Логово не забредали ни эльфы, ни
люди, одни разнесчастные орки. Жесткая, грубая пища. Но есть-то надо, и
сколько ни прокладывали они окольные ходы мимо нее от башни и перевала, все
равно попадались в ее липкие тенета. Но она стосковалась по лакомому
кусочку, и Горлум сдержал обещание.
"Поссмотрим, поссмотрим, - частенько говорил он себе, когда злобища
снедала его на опасном пути от Привражья до Моргульской долины, - там
поссмотрим. Сслучись так, что она выбросит кости и тряпье, - и мы найдем ее,
мы ее заполучим, нашу Прелесть, подарочек бедненькому Смеагорлу, который
приводит вкусненькую пищу. И мы ссбережем Прелесть, в точности как
поклялись, да-ссс, унесем ее, а уж потом - потом мы Ей покажем. Мы
сквитаемся с Нею, моя прелесть. Мы потом со всеми сквитаемся!"
И пряча эти мысли в темных закоулках души, надеясь утаить их от Нее,
явился он к Ней снова с низким поклоном, покуда спутники его безмятежно
спали.
А что до Саурона, то Саурон знал, где ютится Шелоб. Ему была приятна ее
голодная и неукротимая злоба; приятна и полезна - лучшего стража для
древнего перевала, пожалуй, и он бы не сыскал. Орки - рабы сподручные, но уж
кого-кого, а орков у него хватало. Пусть Шелоб кормится ими в ожидании
лучших времен: и дешево и сердито. И как иной раз подбрасывают вкуснятинки
кошке (кошечкой своей он называл Ее, но Она его презирала), так Саурон
прикармливал Ее узниками после пыток; их запускали к Ней в логово, а потом
доносили ему о Ее забавах.
И так они жили, оба довольные собой, и не опасались ничьего нападенья и
гнева, не предвидя конца своей обоюдной ненависти ко всему миру. Никогда еще
ни одна жертва не вырвалась из тенет и когтей Шелоб, и тем страшней было
нынче ее голодное бешенство.
А бедняга Сэм ничего не знал об этой чудовищной злобе; он лишь с
возрастающим страхом чуял незримую и смертельную угрозу, такую властную, что
и бежать ему было невмоготу, ноги подкашивались.
ужас не отпускал, а впереди, на перевале, были враги, а хозяин беспечно
- где у него голова? - бежал им навстречу. От черной пещеры и от густого
мрака под скалою слева он обратил взгляд вперед и встревожился еще больше.
Обнаженный меч в руке Фродо полыхал голубым пламенем, а башенное окно
краснелось, хотя зарницы Мордора погасли.
- Орки! - пробурчал он. - Проскочишь тут, как же. Полно и орков и
прочей нечисти.
И, привычно таясь, укрыл ладонью драгоценный светильник; рука его
налилась теплым светом живой крови, и он сунул фиал в нагрудный карман и
запахнул плащ. Надо было спешить: хозяин отбежал порядком, шагов уже за
двадцать мелькал его серый плащ, - того и гляди, потеряется из виду во мгле.
Едва лишь Сэм спрятал светильник, как вылезла Она. Впереди, слева, из
черной тени под скалой, точно из глубины страшного сна, появилась невыносимо
омерзительная тварь. Была она как паук, но крупнее всякого зверя, и свирепее
с виду, ибо страшно глядели ее беспощадные глаза, будто бы посрамленные и
побежденные. Не тут-то было: заново светились бледной яростью многоглазые
пучки. Рогатая голова торчала на толстом шейном стебле, а тулово ее огромным
раздутым мешком моталось между восьми коленчатых ног - сверху черное, в
синеватых пятнах и подтеках, а брюхо белесое, тугое и вонючее. Шишковатые
суставы возвышались над серощетинистой спиной; и на каждой ноге клешня.
Протиснув хлюпающее тулово и сложенные, поджатые конечности сквозь
верхний выход из логова, она ужасающе быстро побежала вприскочку,
поскрипывая суставами. Она была между хозяином и Сэмом: то ли она не
заметила его, то ли от него, от нынешнего хранителя светильника, и
увернулась, чтоб уж никак не упустить одну жертву - Фродо, у которого теперь
не было фиала и который бежал со всех ног, ничего не видя за собой. Но куда
быстрее бежала Шелоб: догонит в три прыжка, ахнув, прикинул Сэм и на остатке
дыхания завопил:
- Обернитесь! Обернитесь, сударь! Я сейчас... - но крик его прервался.
Рот ему заткнула длиннопалая липкая рука, другая обхватила его шею; ему
сделали подножку, и он повалился навзничь, кому-то в самые лапы.
- Попалсся! - засипел Горлум ему в ухо. - Наконец-то он нам попалсся,
да-ссс, скверненький хоббит. Мы задушим этого, а Ей доссстанется другой. Мы
его не тронем, это Ей, Шелоб, а Смеагорл сдержит клятву, совсем-совсем не
тронет хозяина. Ему досстанешься ты, сскверный, мерзкий мухляк! - Он плюнул
на затылок Сэму.
Взбешенный предательством и нежданной помехой, когда хозяин вот-вот
погибнет, Сэм оказался неистово силен, чего вовсе не ждал Горлум от этого
глупого увальня, каким он его считал. Сам Горлум не вывертывался бы столь
яростно и проворно. Сэм сдернул со рта его руку, пригнулся, напрягся,
рванулся и чуть не высвободил шею. В его правой руке был меч, а на левой
висел в кожаной петле Фарамиров посох. Он силился извернуться и достать
Горлума клинком, но тот мгновенно зажал его кисть как в тиски и выкручивал
ее, пока Сэм не вскрикнул от боли и не обронил меч, а хватка на горле все
крепла.
Тогда Сэм, собравшись с силами, изловчился, выгнулся, уперся ногами в
землю и резко, что было мочи, откинулся назад.
Даже этот простой прием застал Горлума врасплох. Он шлепнулся наземь,
Сэм сверху; дюжий хоббит здорово наподдал ему в живот, и Горлум, злобно
зашипев, на миг приотпустил шею, по-прежнему стискивая и не пуская к мечу
правую руку. Сэм рванулся вперед, крутнулся, высвободил шею, поднялся на
ноги, откинул как можно дальше повисшего на руке Горлума и наотмашь хватил
его подвернувшимся посохом ниже локтя.
Горлум оторвался от него с диким и жалобным визгом, а Сэм, не меняя
руки, съездил его посохом покрепче - жаль, по спине, а не по голове:
увернулся, гадина. Посох треснул и разломился, но Горлум уже получил свое.
Он всегда нападал сзади с неизменным успехом, но на этот раз его подвела
собственная злоба: надо было сперва схватить врага за горло обеими руками, а
уж потом злорадствовать. Как он все хорошо придумал и как все испортилось,
когда этот скверный свет вдруг зажегся в темноте. А теперь он оказался лицом
к лицу с разъяренным врагом, почти равным ему силою. Да он и не умел драться
по-настоящему. Свистнул поднятый с земли меч - Горлум завизжал еще жалобнее,
плюхнулся на карачки, прыгнул лягушкой и метнулся к пещере.
Сэм кинулся за ним с мечом в руке: на миг забылось все, кроме неистовой
ярости и жажды убить Горлума, но, когда в лицо ему дохнул черный смрад, он
молниеносно вспомнил, что Фродо - во власти чудища; вспомнил, повернулся и
со всех ног помчался по тропе, громко призывая хозяина. Но было поздно. Тут
Горлум преуспел.
Выбор Сэммиума Скромби
Фродо лежал ничком на камне, и гнусная тварь склонилась над ним,
занятая поверженной жертвой; криков Сэма она не услышала и не заметила его,
пока он не подбежал вплотную - и увидел, что Фродо плотно обмотан паутиной
от лодыжек до плеч; чудище уже поднимало передними ногами и поволокло его
спеленутое тело.
Рядом лежал и поблескивал эльфийский клинок, выпавший из его руки. Сэм
не раздумывал, что ему делать: ни верности, ни храбрости, ни гнева ему было
не занимать. Он подскочил с яростным криком, схватил в левую руку меч
хозяина и ринулся в бой. Странное это было зрелище: бешеный зверек всего-то