Толкиен Джон Рональд Руэл. Властелин Колец

-- Нет,--сказал Фродо.
-- Он называется Кирит-Унгол.
Горлум с присвистом втянул воздух и забормотал себе под нос.
-- Так или не так?--обратился к нему Фарамир.
--Нет!--отрезал Горлум и вдруг завопил, точно его ткнули кинжалом: --
Да, да, мы сслышали это название: зачем нам его знать? Хозяин сказал, ему
нужно пройти, и, раз проход есть, мы постараемся. Больше нигде пройти
нельзя, нет.
-- Больше нигде?--спросил Фарамир.--А ты откуда знаешь? Никто не
обходил рубежи черного государства.-- Он долго и задумчиво смотрел на
Горлума и наконец сказал:
-- Забери его отсюда, Анборн. Помягче с ним, но глаз не спускай. А ты,
Смеагорл, не вздумай нырнуть в озеро: там очень острые скалы и смерть
постигнет тебя раньше времени. Уходи и возьми свою рыбину!
Горлум приниженно потащился к выходу; Анборн пошел следом, по знаку
Фарамира задернув занавеску.
-- Фродо, по-моему, ты поступаешь безрассудно,-- сказал
Фарамир.--По-моему, не надо тебе с ним идти. Порченая это тварь.
--Ну, не совсем порченая,--возразил Фродо.
-- Может быть, и не совсем,--согласился Фарамир,-- но злоба изгрызла
его насквозь. Он вас до добра не доведет. Расстанься с ним, я дам ему
пропуск, а лучше провожатого до любого пограничья Гондора.
-- Он не согласится,--сказал Фродо.--Он потащится за мной, как уж давно
таскается. И я подтвердил обещание взять его на поруки и пойти, куда он
сказал. Ты ведь не хочешь склонить меня к вероломству?
-- Нет,--сказал Фарамир.--Но у меня сердце не на месте. Конечно, одно
дело -- нарушить слово самому, другое -- советовать это другу, который
вслепую бредет по краю пропасти. Ну да если он все равно за тобой увяжется,
то лучше уж пусть будет на глазах. Однако ж не думаю, что ты должен идти с
ним через Кирит-Унгол, о котором он говорит далеко не все, что знает: это
яснее ясного. Не ходи через Кирит-Унгол!
-- А куда мне идти?--сказал Фродо.-- Назад к Черным Воротам, сдаваться
стражникам? Почему тебя так пугает название, что ты знаешь об этом переходе?
-- Ничего достоверного,--сказал Фарамир.--В наши дни гондорцы не
заходят восточнее большака, а уж мы, кто помоложе, и подавно там не были и
близко не подходили к Изгарным горам. Старинные слухи да древние сказания --
больше положиться не на что. Но в памяти людской переход над Минас-Моргулом
таит безымянный ужас. Когда говорят "Кирит-Унгол", наши старцы и знатоки
преданий бледнеют и смолкают.
Долину Минас-Моргула мы потеряли давным-давно, и чудовищной стала она,
еще когда изгнанный Враг не возвратился, а Итилия большей частью пребывала
под нашей державой. Как ты знаешь, там некогда высилась могучая, дивная,
горделивая крепость Минас-Итил, сестра-близнец нынешней столицы. Но ее
захватили. шайки бесчисленных головорезов, прежних наймитов Врага, которые
разбойничали в тех краях после его низвержения. Говорят, их предводителями
были нуменорцы, порабощенные злом, владетели властительных Колец, пожранные
ими и превратившиеся в живые призраки, жуткие и лютые. Они сделали
Минас-Итил своим обиталищем и объяли тленом ее и окрестную долину. Казалось,
крепость пуста, но это лишь казалось, ибо нежить царила в разрушенных
стенах: Девять Кольценосцев, которые по возвращении их Владыки, тайно
приуготованном, безмерно усилились, и Девять Всадников выехали из обители
ужаса, и мы не смогли им противостоять. Не подходи к их полой твердыне. Тебя
выследят: неживые не спят и не гаснут их безглазые глазницы. Не ходи этим
путем!
-- А каким прикажешь идти?--спросил Фродо.--Ты же не можешь, сам
говоришь, довести меня до гор и перевести через них. Мне нужно за горы, я
дал на Совете торжественное обещание найти туда путь или погибнуть. А если я
убоюсь страшной участи и пойду на попятный, куда я направлюсь? К эльфам? К
людям? Не в Гондор же нести залог лиходейства, ополоумивший твоего брата?
Какие чары опутают тогда Минас-Тирит? Хочешь, чтобы два Минас-Моргула, как
два черепа, скалились Друг на друга через мертвенную пустыню?
-- Нет, этого я не хочу,--сказал Фарамир.
-- А что тогда прикажешь мне делать?
-- Не знаю. Только мучительна мне мысль, что ты идешь на смерть или на
пытку. И вряд ли Митрандир избрал бы этот путь.
-- Но Митрандира нет, и я должен сам избирать путь, какой найдется. А
искать некогда.
-- Роковое решение и безнадежная затея,--сказал Фарамир.-- Но послушай
меня хоть в этом: берегись своего провожатого, Смеагорла. У него на совести
не одно убийство: я это вижу как на ладони.--Он вздохнул.--Ну что ж, вот мы
и расстаемся, Фродо, сын Дрого. Тебе ни к чему слова утешенья, и едва ли
суждено нам с тобой свидеться на земле. Будь благословен--и ты, и весь твой
народ. Немного отдохни, пока вам соберут в дорогу припасов.
Охотно послушал бы я, как этот ползучий Смеагорл завладел тем залогом,
о котором шла речь, и как он утратил его, но сейчас тебе не до рассказов. А
если ты все же вернешься к живым из смертного мрака, то мы сядем с тобою на
солнце у белой стены, будем с улыбкой повествовать о минувших
невзгодах--тогда расскажешь и об этом. Но до той несбыточной поры или до
иных, нездешних времен, незримых даже в глубине всевидящих Камней
Нуменора,-- прощай!
Он встал, низко поклонился Фродо и, отдернув занавес, вышел в пещеру.
К развилку дорог
Фродо и Сэм вернулись на свои постели и долеживали молча, а люди кругом
вставали и возвращались к дневным заботам.
Вскоре им принесли умыться, потом проводили к столику, накрытому на
троих, где уже сидел Фарамир. Он целые сутки не спал, даже не прилег
отдохнуть после битвы, но словно бы и не утомился.
Позавтракали и сразу поднялись из-за стола.
-- Голодать в пути не след,--сказал Фарамир,--а припас ваш скудный, и я
велел уложить вам в котомки понемногу дорожной снеди. Водой Итилия богата,
только не пейте из рек и ручьев, протекающих через Имлад-Моргул, Неживую
Логовину. И вот еще что: мои разведчики и дозорные все возвратились, даже
те, кто ходил к Мораннону. И все доносят, что край пуст-- никого на дорогах,
нигде ни звука: ни шагов, ни рога, ни тетивы. Черная страна, да не будет она
названа, замерла. Понятно, что это предвещает: вот-вот грянет великая буря.
Поторопитесь! Если вы готовы, пойдемте, скоро уж солнце выглянет из-за
вечной тени Изгарных гор.
Хоббитам принесли потяжелевшие котомки и два крепких посоха:
полированные, с железным наконечником и резной рукоятью с продернутой
ременной косицей.
-- Мне нечем одарить вас на прощанье,--сказал Фарамир,-- возьмите хоть
посохи. Пригодятся и на бездорожье, и в горах: с такими ходят горцы
Эред-Нимрайса, а эти обрезаны вам по росту и заново подбиты. Они из
добротной древесины лебетрона, излюбленной гондорскими столярами, и есть
поверье, будто волшебное это дерево помогает найти, что ищешь, и
благополучно вернуться. Да сохранит волшебство свою светлую силу в сумраке
зла!
Хоббиты низко поклонились.
-- О радушный хозяин,-- сказал Фродо,-- мне предрекал Полуэльф Элронд,
что на пути мы встретим нежданных и негаданных помощников. Но поистине я не
ждал и не чаял встретить такое радушие; оно несказанно утешило меня в моей
скорби.
Приготовились к отходу. В каком-то закоулке отыскали и привели Горлума,
и он был не такой разнесчастный, как давеча, только жался к Фродо и избегал
взгляда Фарамира. -
-- Вашему проводнику мы завяжем глаза,-- сказал Фарамир,-- но ты и
слуга твой Сэммиум свободны от этой повинности.
Когда подошли к Горлуму с повязкой, он завизжал, увернулся и схватился
за Фродо, а тот сказал:
-- Завяжите глаза всем троим, мне первому; может, он тогда поймет, что
его не хотят обидеть.
Так и сделали; из пещеры Хеннет-Аннуна провели их переходами и
лестницами, и в лицо им пахнул свежий, душистый утренний воздух. Еще немного
прошли вслепую, спустились под гору, и голос Фарамира приказал снять повязки
Над их головой покачивались ветви, перешептывалась листва; рокот
водопадов смолк, они остались за длинным южным склоном холма, отделившим их
от реки. На западе лес сквозил, как над обрывом на краю света.
-- Здесь нам расходиться,-- сказал Фарамир.-- Послушайтесь меня и пока
не сворачивайте к востоку. Ступайте прямо: много миль пройдете под покровом
леса. Справа за опушкой спуск в широкую долину, местами обрывистый, местами
пологий. Держитесь у края леса, поближе к этим склонам. Поначалу, я думаю,
вам и дневной свет не помеха: земля объята ложным покоем и зло затаилось.
Воспользуйтесь этим!
Он обнял хоббитов, по гондорскому прощальному обыкновению положил им
руки на плечи и, склонившись, поцеловал в лоб.
-- Ступайте же, и добро да будет вашей обороной!-- сказал он.
Они поклонились земным поклоном. Он, не оборачиваясь, пошел к
дружинникам, дожидавшимся поодаль. Во мгновение ока все три зеленых воина
исчезли, затерялись в лесу, и пусто было там, где сейчас только стоял
Фарамир, словно все, что случилось, было во сне.
Фродо вздохнул и повернулся лицом к югу. Для пущего неуважения Горлум
копошился во мху под корневищем.
-- Убралиссь наконец-то?--спросил Горлум.--Мерзкие, злые людишки! У
Смеагорла шеинька еще болит, да, да-ссс. Пойдем сскорее!
-- Да, пошли,--сказал Фродо.--Но чем бранить тех, кто сжалился над
тобой, лучше бы помолчал!
-- Добренький хозяин!--сказал Горлум.--Нельзя уж и пошутить Смеагорлу.
Он всех всегда сразу прощает, да-да, и хозяину простил его обманцы. Такой
добренький хозяин, такой послушненький Смеагорл!
Фродо и Сэм смолчали, вскинули за плечи котомки, взяли посохи и
двинулись в путь по итильскому лесу.
Дважды за день они отдохнули и поели Фарамировой снеди: сухих фруктов и
солонины-- запас многодневный, а хлеба ровно столько, чтоб не зачерствел.
Горлум от еды отказался.
Солнце взошло, невидимкой проплыло по небесам и вот уж садилось,
расструив золотистый свет по западной окраине леса, а они все шли и шли в
прохладном зеленом сумраке, в глухой тишине. Все птицы либо улетели, либо
онемели.
В молчаливом лесу быстро смерклось, и они заночевали, притомившись:
семь лиг, не меньше, прошли от Хеннет-Аннуна. Фродо разлегся на мшистой
подстилке возле старого дерева и спал всю ночь без просыпу, зато Сэм рядом с
ним то и дело поднимал голову, но Горлума было не видать -- он как улизнул
сразу, так и не показывался: может, забился в какую дыру, а может,
живоглотничал; вернулся он с первым лучом и разбудил спутников.
-- Вставать надо, вставать!--сказал он.--Еще далеко идти, на юг и потом
на восток. Хоббитам лучше поспешить!
День прошел, как и накануне, только безмолвие углублялось; воздух
отяжелел, и парило под деревьями. Казалось, вот-вот зарокочет гром. Горлум
останавливался, принюхивался, бормотал под нос и торопил их.
На третьем дневном переходе, уже под вечер, лес поредел, деревья
покрупнели. Среди полян угрюмо и важно раскинули ветви огромные падубы,
между ними высились дряхлые лишаистые ясени, могучие дубы пустили
буро-зеленую поросль. В траве на прогалинах пестрели цветочки ветреницы и
чистотела, белые и голубые, свернувшиеся на ночь; из заплесневелых россыпей
листвы лесных гиацинтов пробивались глянцевитые молодые ростки. Нигде ни
зверя, ни птицы, но Горлум испугался открытых мест, и они, пригибаясь,
перебегали из тени в тень.
Уже в полумраке вышли они на опушку и уселись под старым шишковатым
дубом, чьи змеистые корни торчали над сыпучим обрывом. Перед ними
расстилалась тусклая глубокая долина; на дальней ее стороне снова густел и
тянулся на юг серо-голубой лес в дымчатом полумраке.
Справа, далеко на западе, розовели в закатных огнях кряжи Белогорья.
Слева застыла тьма: там возвышались утесистые стены Мордора, и туда, сужаясь
от Великой Реки, вклинивалась долина. По дну ее бежал поток, и его ледяной
голос нарушал глухое безмолвие; подле него беловатой лентой вилась дорога,
теряясь в исчерна-серой мгле, не тронутой ни отблеском заката. Фродо
почудилось, будто он различает у берега Андуина как бы на плаву в тумане
верхушки и шпили высоких разрушенных башен.
Он обернулся к Горлуму.
-- Ты знаешь, где мы сейчас?
-- Да, хозяин. Это опасные места. Дорога от Лунной Башни к развалинам
города на берегу реки. Мерзкие развалины, там полным-полно врагов. Не надо
было слушать людей. Хоббиты далеко отошли от тропы. Сейчас нужно идти на
восток, туда, наверх, -- он махнул жилистой рукой в сторону мрачных гор.--А
по дороге идти нельзя, нет-нет! Ее посылают стеречь страшных людей из Башни.
Фродо поглядел на дорогу. Она, безлюдная и пустынная, вела в туман, к
заброшенным руинам. Но было зловещее чувство, будто по ней и в самом деле
проходят существа, незримые глазу. Фродо, зябко передернувшись, снова
взглянул на дальние шпили, тонувшие в сумерках, и словно заново услышал
леденящий плеск реки, голос Моргулдуина, отравленного потока из логовины
призраков.
-- Как же нам быть?--сказал он.--Шли мы долго, прошли много. Может
быть, пока не будем выходить из леса, спрячемся где-нибудь и переночуем?
-- Незачем прятаться в темноте,--сказал Горлум.-- Днем пусть прячутся
хоббиты, да, днем.
-- Да ладно тебе!--сказал Сэм.--Отдохнуть-то все равно надо, хоть до
полуночи, а потом уж потащимся в темноте, коли ты и правда дорогу знаешь.
Горлум нехотя согласился, и они побрели вслед за ним назад по бугристой
опушке, забирая к востоку. Он опасался ночевать на земле так близко от
страшной дороги, и они надумали забраться в развилину огромного падуба, под
густую сень пучка ветвей: устроились скрытно и уютно, а уж темно было хоть
глаз выколи. Фродо и Сэм глотнули воды и поели хлеба с сушеными фруктами;
Горлум тут же свернулся и заснул. Хоббиты глаз не смыкали.
Проснулся Горлум, должно быть, немного за полночь: они вдруг увидели
два бледных, мерцающих огня. Он вслушался и принюхался; хоббиты давно
заметили, что так он определял время ночью.
-- Мы отдохнули? Мы хорошо поспали?--спросил он.-- Тогда пошли.
-- Не отдохнули и не поспали,--проворчал Сэм.-- Надо, так идем.
Горлум спрыгнул с дерева сразу на карачки, хоббиты медленно слезли. Он
повел их вверх по склону на восток. Стемнело так, что они чуть не
наталкивались на деревья. Идти в темноте по буеракам было трудновато, но
Горлума это не смущало. Он вел их сквозь кустарник и заросли куманики,
огибал глубокие овраги; иногда они спускались в темные кустистые ложбинки и
выбирались оттуда, а восточные скаты становились все круче. Оглянувшись на
первом привале, они увидели, что лес остался далеко внизу, он лежал огромной
тенью, словно сгустившаяся темнота. Темень еще гуще наползала с востока, и
меркли без следа крохотные мутные звездочки. Потом из-за .длинной тучи
выглянула заходящая луна в мутно-желтой поволоке.
Наконец Горлум обернулся к хоббитам.
-- Скоро день,--сказал он.-- Надо хоббитцам поторопиться. Здесь днем
нельзя на открытых местах, совсем нельзя. Скореиньки!
Он пошел быстрее, и они еле поспевали за ним. Началась большая круча,
заросшая утесником, черникой и низким терном; то и дело открывались
обугленные прогалы, следы недавнего огня. Наверху утесник рос сплошняком:
высокий, старый и тощий понизу, он густо ветвился и осыпан был желтыми
искорками-цветками с легким пряным запахом. Хоббиты, почти не пригибаясь,
шли между шиповатых кустов по колкой мшистой подстилке.
Остановились на дальнем склоне горбатого холма и залезли отдохнуть в
терновую заросль: глубокую рытвину прикрывали оплетенные вереском иссохшие
узловатые ветви-стропила, кровлей служили весенние побеги и юная листва. Они
полежали в этом терновом чертоге. Устали так, что и есть не хотелось,
выглядывали из-под навеса и дожидались дня.
Но день не наступил: разлился мертвенно-бурый сумрак. На востоке под
низкой тучей трепетало багровое марево -- не рассветное, нет. Из-за
бугристого всхолмья супились кручи Эфель-Дуата, стена ночного мрака, а над
нею черные зазубренные гребни и угловатые вершины в багровой подсветке.
Справа громоздился еще чернее высокий отрог, выдаваясь на запад.
-- В какую нам сторону?-- спросил Фродо.-- Там что, за этим кряжем,
логовина Моргула?
-- А чего примериваться?-- сказал Сэм.-- Дальше-то пока не пойдем,
все-таки день, какой ни на есть.
-- Может быть, пока и не пойдем, может быть, и нет,-- сказал Горлум.--
Но идти надо скорей -- и поскорее к Развилку, да, к Развилку. Хозяин
правильно подумал - нам туда
Багровое марево над Мордором угасло, а сумрак густел: чадное облако
поднялось на востоке и проползло над ними. Фродо и Сэм поели и легли, но
Горлум мельтешился. Есть он не стал, отпил воды и выполз из рытвины, а потом
и вовсе исчез.
-- Мышкует небось,--сказал Сэм и зевнул. Был его черед спать, и сон его
тут же сморил. Ему снилось, что он возле Торбы-на-Круче и чего-то он такое
ищет на огороде, но тяжко навьючен и чуть землю носом не бороздит. Там все
почему-то заросло и как-то запаршивело: сплошные репьи да купыри, аж до
нижней изгороди. "Работенки невпроворот, а я, как на грех, уставши, --
приговаривал он и вдруг вспомнил, что ему надо. -- Да трубку же!" -- сказал
он и проснулся.
-- Вот дубина! -- обругал он себя, открыв глаза и раздумывая, с чего бы
это он валяется под забором. Потом сообразил, что трубку искать не надо --
она в котомке, а табаку-то нет -- и что он за сотни миль от Торбы. Он сел:
было темным-темно. Ишь, хозяин додумался: не будить его до самого вечера!
-- Это вы совсем не спали, сударь? -- строго сказал он.--Времени-то
сколько? Вроде уж поздно.
-- Нет, не поздно,---сказал Фродо.--Просто день становится все темнее.
А так-то и за полдень, поди, еще не перевалило, и проспал ты не больше трех
часов.
-- Интересные дела,--сказал Сэм.--Это что ж, буря собирается? Такой
бури небось еще и на свете не бывало. Не худо бы забраться куда и поглубже,
а то вон веточками прикрылись.-- Он прислушался.-- Что это, гром, барабаны
или так просто тарахтит?
-- Не знаю,-- сказал Фродо.-- Уж давно затарахтело. То будто земля
дрожит, а то словно кровь стучит в ушах.
Сэм огляделся.
-- А где Горлум?--спросил он.--Неужто не приходил?
-- Нет,--сказал Фродо.--Ни слуху ни духу.
-- Ну, невелика потеря,--сказал Сэм.--Такой кучей дерьма я еще никогда
не запасался в дорогу. Это надо же -- сто миль провисеть на шее, а потом
запропаститься, как раз когда в тебе есть нужда, хотя какая в нем нужда --
это еще вопрос.
-- Ты все-таки не забывай Болота,--сказал Фродо.-- Надеюсь, ничего с
ним не стряслось.
-- А я надеюсь, что он ничего не затевает или хотя бы не угодил, как
говорится, в хорошие лапы, а то нам крутенько придется.
Опять прокатилось громыханье, гулче и ближе. Земля под ними задрожала.
-- Куда уж круче,--сказал Фродо.--Вот, наверно, и конец нашему
путешествию.
-- Может, и так,-- согласился Сэм, -- только мой Жихарь говорил:
"Поколь жив, все жив" -- и добавлял на придачу: "А не помрешь, так и есть
захочется". Вы перекусите, сударь, потом на боковую.
"Хошь -- день, а не хошь -- как хошь", -- говорил себе Сэм, выглядывая
из-под тернового укрытия; бурая мгла превращалась в бесцветный и
непроницаемый туман. Стояла холодная духота. Фродо спал беспокойно,
ворочался и метался, бормотал во сне. Дважды Сэму послышалось имя Гэндальфа.
Время тянулось по-страшному. Наконец Сэм услышал за спиной шипенье и,
обернувшись, увидел Горлума на карачках; глаза его сверкали.
-- Вставайте, вставайте! Вставайте, сони!-- зашептал он.-- Вставайте
бысстренько! Нельзя мешкать, ниссколько нельзя. Надо идти, надо выходить
сейчас. Мешкать нельзя!
Сэм недоуменно взглянул на него: перепугался, что ли, или так
гоношится?
-- Прямо сейчас? Чего это ты вскинулся? Еще не время. Еще и
полдничать-то не время: в порядочных домах даже на стол собирать не начали.
-- Глупоссти!-- засипел Горлум.-- Мы не в порядочных домах. Время
уходит, время бежит, потом будет поздно. Мешкать нельзя! Надо идти! Вставай,
хозяин, вставай!
Он потряс за плечо Фродо, и Фродо, внезапно разбуженный, сел и
перехватил его руку. Горлум вырвался и попятился.
-- Без всяких глупосстей,--процедил .он.--Надо идти. Нельзя мешкать!
Объяснений они от него не добились, не сказал он и где был и с чего так
заторопился. Донельзя подозрительно все это было Сэму, но Фродо вникать не
хотел. Он вздохнул, вскинул котомку и, видно, готов был брести невесть куда,
в густую темень.
Со всей осторожностью вывел их Горлум на гору, прячась, где только
возможно, и перебегая открытые места; но едва ли и самый зоркий зверь
углядел бы хоббитов в капюшонах и эльфийских плащах, да и бесшумны они были,
как сущие хоббиты: ни веточка не хрустнула, ни былинка не прошелестела.
Час или около того они молча шли гуськом в сумраке и полной тишине,
лишь изредка погромыхивали то ли раскаты грома, то ли барабаны в горах. Они
спускались, забирая все южнее, насколько позволяли буераки. Невдалеке темной
стеной возникла купа деревьев. Подобравшись ближе, они увидели, что деревья
огромные и очень старые, но все же величавые, хотя обугленные их вершины
были обломаны, будто в них била молния -- но ни она, ни свирепая буря не
смогли сгубить их или выдрать из земли вековые корни.
-- Развилок, да,-- прошептал Горлум, молчавший от самой рытвины.-- Нам
его не миновать.
Свернув на восток, он повел их в гору, и вдруг перед глазами открылась
Южная дорога, извивавшаяся у горных подножий и исчезавшая меж деревьев.
-- Иначе не пройти,-- шепнул Горлум.-- За дорогой тропок нет, ни
тропочки. Надо дойти до Развилка. Мешкать нельзя! Только ни слова!
Скрытно, будто разведчики во вражеском стане, сползли они вниз к дороге
и по-кошачьи крались у западной обочины, подле серого парапета, сами серее
.камней. И вошли в древесную колоннаду, как в разрушенный дворец под темным
пологом небес; и, словно арки, зияли промежутки меж исполинскими стволами.
Посреди колоннады крестом расходились четыре дороги: одна вела назад, к
Мораннону, другая -- на дальний юг; справа вздымалась дорога из древнего
Осгилиата: она пересекала тракт и уходила на восток, в темноту; туда и лежал
их путь.
На миг остановившись в страхе, Фродо вдруг заметил, что кругом
посветлело и отблесками дальнего света озарилось лицо Сэма. Он обратил
взгляд к прямой, как тугая лента, дороге книзу, на Осгилиат. Далеко над
скорбным Гондором, одетым тенью, солнце выглянуло из-под медленной лавины
туч, и огнистое крыло заката простерлось к еще не оскверненному Морю. И
осветилась огромная сидячая фигура, величественная, под стать Каменным
Гигантам на Андуине. Обветренная тысячелетиями, она была покалечена и
изуродована недавно. Голову отломали, на место ее в насмешку водрузили
валун: грубо намалеванная рожа с одним красным глазом во лбу ухмылялась во
весь рот. Колени, высокий трон и постамент были исписаны руганью и
разрисованы мерзостными мордорскими иероглифами.
И вдруг Фродо увидел в последних солнечных лучах голову старого
государя, брошенную у дороги.
-- Гляди, Сэм! -- крикнул он, от изумления снова обретя дар речи. --
Гляди! Он в короне!
Глаза были выбиты и обколота каменная борода, но на высоком суровом
челе явился серебряно-золотой венец. Повилика в белых звездочках
благоговейно увила голову поверженного государя, а желтые цветы жив-травы,
заячьей капусты осыпали его каменные волосы.
-- Не вечно им побеждать! -- сказал Фродо.
Но солнечные блики уже пропали, а солнце погасло, как разбитая лампа, и
ночная темень стала еще чернее.
Близ Кирит-Унгола
Горлум дергал Фродо за плащ и трясся от страха и нетерпения.
- Идти, идти надо,-- шипел он.--Здесь нельзя стоять. И мешкать нельзя!
Фродо нехотя повернулся спиной к западу и следом за своим провожатым
вышел из кольца деревьев дорогой, уводящей в горы. Сперва она тоже вела
прямо, но скоро отклонилась на юг, к огромному каменному утесу, виденному с
холма; проступая сквозь темноту, он грозно придвинулся к ним. Дорога
заползла в его тень и, огибая отвесное подножие, подалась к востоку и круто
пошла в гору.
У Фродо и Сэма было так тяжко на сердце, что они перестали заглядывать
в будущее, и страх отпустил их. Фродо брел, свесив голову: ноша опять
тяготила его. Как только они свернули с Развилка, этот гнет, почти забытый в
Итилии, усиливался с каждой минутой. Изнывая от крутизны дороги под ногами,
он устало поднял взгляд -- и увидел ее, в точности как говорил Горлум, прямо
над собой: крепость Кольценосцев. Его отшатнуло к парапету.
Длинная долина теневым клином вдавалась в горы. По ту ее сторону, на
высоком уступе, точно на черных коленях Эфель-Дуата, высились башня и стены
Минас-Моргула. Над темной землей застыло темное небо, а крепость светилась,
но не тем оправленным в мрамор лунным сияньем, каким лучились некогда стены
Минас-Итила, озаряя окрестные горы. Теперь ее свет был болезненно-мутным,
лунно-белесым; она источала его, точно смрадное гниение, светилась, как
гниющий труп, не освещая ничего. В стенах и башне зияли черные оконные дыры,
а купол был извернуто скруглен: мертвец, казалось, косится с ухмылкой. Три
спутника замерли и съежились, глядя как завороженные. Горлум опомнился
первым. Он молча тянул их за плащи и чуть не тащил вперед. Каждый шаг был
мучителен, время растянулось, и тошнотворно медленно ступала нога.
Так они добрели до белого моста. Дорога, слабо мерцая, пересекала поток
посреди долины и подбиралась извивами к воротам -- черной пасти в северной
стене. По берегам протянулись плоские низины, туманные луга в беловатых
цветах. Они светились по-своему, красивые и жуткие, точно увиденные в
страшном сне, и разливали гниловато-кладбищенский запах. Мост вел от луга к