Толкиен Джон Рональд Руэл. Властелин Колец

-- Дальше не знаю, -- говорил Фродо. -- Охранцев вообще-то много или
нет?
-- А пес их разберет, -- в сердцах сказал Кроттон. -- Шляются, гадят и
уходят. Полсотни их, что ли, с лишком живет в бараках у Норгорда. Эти
приходят, грабят или, по-нынешнему, "реквизируют", когда им вздумается. У
ихнего Вождя человек двадцать точно. Он в Торбе-на-Круче... может, и не там,
не знаю, но сюда не вылезал. Неделю-другую его никто не видел, туда ведь не
подступишься.
-- В Норгорде они все собрались? -- спросил Пин.
-- То-то и оно, что нет, -- сказал Кроттон. -- В Длиннохвостье и возле
Сарнского Брода много, я слышал, их болтается, да и в Лесном Углу тоже. И
возле Главного Перекрестка ихние бараки. А около Исправнор -- это у них так
теперь называются наши землеройские норы -- их считай -- не перечтешь. Во
всей Хоббитании сотни три наберется, но вряд ли больше. Возьмемся --
одолеем.
-- Как у них с оружием? -- спросил Мерри.
-- Какое ни на есть: кнуты, ножи и дубинки, этого им хватало, а другого
мы покамест не видели, -- отвечал фермер Кроттон. -- Но ежели дойдет до
настоящей драки -- небось у них там и еще чего-нибудь найдется, луки-то уж
точно. Двух-трех наших они подстрелили.
-- Слыхал, Фродо? -- повернулся к нему Мерри. -- Я же говорю, драки не
миновать. Но заметь: убитым они открыли счет.
-- Ну, не совсем-то, -- замялся старый Кроттон. -- Стрелять мы первые
начали, Кролы то есть. Папаша ваш, господин Перегрин, Лотто этого на дух не
переносит и прямо сразу сказал, что ежели кому-нибудь зачем-нибудь нужен
какой бы то ни было генералиссимус, то он у нас и так есть -- законный
Хоббитан, а не какой-то выскочка. Лотто послал целую ватагу Больших
Начальников усмирять его, да куда там! В Зеленых Холмах глубокие норы, рядом
Преогромные Смиалы; какая же Громадина полезет туда на свою голову?! Им и
вообще Кролы велели убираться подобру-поздорову и носа близко не казать. Те
не послушались, и Кролы троих подстрелили -- за разбой и грабеж. Бандиты,
конечно, озлобились и нынче в оба глаза стерегут Укролье: ни туда, ни оттуда
никому ходу нет.
-- Ай да Кролы! -- воскликнул Пин. -- Ну теперь-то надо кому-нибудь
туда пробраться, и кому, как не мне, я-то Смиалы знаю как свои пять пальцев.
Кто со мной в Кролы?
Он отобрал с полдюжины охотников; все верхами на пони.
-- До скорого свидания! -- крикнул он. -- Всего-то здесь полем миль
четырнадцать! Ждите к утру: приведу вам крольское ополчение.
Они скрылись в густеющих сумерках; толпа радостно голосила им вослед, а
Мерри протрубил в рог.
-- И все-таки, -- упорно повторил Фродо, -- лучше бы никого не убивать,
даже охранцев, разве что придется поневоле.
-- Еще бы не придется! -- сказал Мерри. -- Они как раз к нам, того и
гляди, пожалуют из Норгорда, и боюсь, что не для переговоров. Попробуем
обойтись миром, но приготовимся к худшему. У меня есть свой план.
-- Вот и ладно, -- сказал Фродо. -- Давай распоряжайся.
В это время подбежали хоббиты-дозорные с Норгордской дороги.
-- Идут! -- объяснили они. -- Двадцать с лишним. И еще двое побежали на
запад.
-- Это они к Перекрестку, -- пояснил Кроттон, -- за подкреплением. Ну,
дотуда добрых пятнадцать миль, да и оттуда не меньше. Пока подождем
огорчаться.
Мерри пошел отдавать приказы. Фермер Кроттон отправил по домам женщин,
детей и прочую молодежь; остались и укрылись за плетнями только хоббиты
постарше, все с оружием. Едва улица опустела, как послышались громкие голоса
и тяжелая поступь. Громилы подошли гурьбою и при виде наспех поставленного
хлипкого шлагбаума дружно расхохотались. уж вдвадцатером-то они чувствовали
себя полными хозяевами в этой маленькой, уютненькой стране.
Хоббиты подняли шлагбаум и расступились.
-- То-то! -- издевались каратели. -- И живо бегите в постельки, пока
вас не высекли. Они прошли по улице, крича:
-- Все гасите свет! По домам и на улицу не высовываться, а то заберем
сразу полсотни заложников в Исправноры. Живее, живее! Доигрались, вывели
Вождя из терпенья!
На крики их никто внимания не обращал, а за ними смыкалась и бесшумно
следовала толпа. У костра на площади стоял один-одинешенек фермер Кроттон и
грел руки.
.-- Ты кто такой и чего это ты здесь делаешь? -- гаркнул главарь шайки.
Фермер Кроттон медленно поднял на него глаза.
-- А я как раз тебя хотел о том же спросить, -- сказал он. -- Чего это
вы приперлись в чужую страну? Вас сюда никто не приглашал.
-- Зато мы тебя пригласим! -- загоготал главарь. -- Хватай его, ребята!
Волоките его в Исправноры и по дороге научите вежливости!
К фермеру шагнули двое -- и точно споткнулись. Толпа вдруг грозно
загудела: оказалось, что Кроттон вовсе не один. Со всех сторон в темноте за
отсветами пламени стояли хоббиты. Было их сотни две, и все с оружием.
Мерри выступил вперед.
-- Мы сегодня с тобой уже виделись, -- сказал он главарю, -- и сказано
было тебе: сюда больше не соваться. Не расслышал? Так слушай теперь: вы на
свету, под прицелом лучников. Только пальцем кого-нибудь троньте -- тут вам
и конец. А ну, бросай все оружие, какое есть! . Главарь огляделся: да, их
окружили. Но он не струсил -- как-никак, с ним было двадцать дюжих молодцов.
Плоховато он знал хоббитов, поэтому сдуру и решил, что уж назад в Норгорд
они пробьются шутя.
-- Бей их, ребята! -- крикнул он. -- Бей насмерть! С длинным ножом в
левой руке и с дубинкой в правой он кинулся на Мерри, преграждавшего им
путь, -- пришибить его, приколоть, а там дело пойдет! -- и рухнул,
пронзенный четырьмя стрелами.
Этого вполне хватило: прочие охранцы побросали оружие, были обысканы,
связаны гуртом и отведены в пустой сарай, ими же в свое время построенный.
Там им уже порознь связали руки и ноги, заперли сарай и поставили караул.
Труп главаря оттащили на пустырь и закопали.
-- Раз-два и готово, а? -- сказал Кроттон. -- Говорил же я, что мы их
запросто одолеем: надо только начать и кончить. Да, вовремя же вы подоспели,
господин Мерри.
-- Начать-то мы начали, но еще далеко не кончили, -- возразил Мерри. --
Ежели верно, что их три сотни, то мы пока и одну десятую не уделали. Однако
ж стемнело; подождем-ка мы до утра, а там уж попотчуем гостей и сами
наведаемся к Генералиссимусу.
-- Почему же не сейчас? -- спросил Сэм. -- Еще не поздно вовсе, едва за
шесть! Мне невтерпеж повидаться с моим Жихарем. Вы, господин Кроттон, не
знаете, как он вообще-то поживает?
-- Да не то чтоб уж совсем плохо, Сэм, -- сказал фермер. --
Исторбинку-то срыли, и он, конечно, сильно огорчился. Теперь живет в новом
доме -- из тех, которые Начальники построили, пока еще чего-то делали, не
только грабили и жгли; дом-то недалеко, за милю от того конца Приречья. Он и
ко мне захаживает, коли выдастся случай, и я его малость подкармливаю, а то
их, бедняг, держат там впроголодь. Принимать и кормить гостей, конечно,
настрого запрещено, да что мне их Предписанья! Я бы и поселил его у себя,
только ведь наверняка отыскали бы, и тогда нам обоим один путь -- в
Исправноры.
-- От души вам спасибо, господин Кроттон, по гроб у вас в долгу, --
сказал Сэм. -- Тем более надо за ним съездить, а то этот Вождь на пару с
Шаркичем еще до утра, пожалуй, что-нибудь вытворят.
-- Будь по-твоему, Сэм, -- сказал Кроттон. -- Возьми с собой
паренька-другого, езжайте и привезите его ко мне домой. Только в объезд
старого Норгорда-на-Озере. Да вот мой Джолли тебя проводит.
Сэм уехал. Мерри выставил дозоры вокруг села и ночные караулы к
шлагбаумам. Потом они с Фродо отправились к фермеру Кроттону; сидели со всей
его семьей в теплой кухне, отвечали на учтивые расспросы о своих
странствиях. Впрочем, расспрашивали не очень и слушали вполуха -- еще бы,
ведь куда важнее были дела хоббитанские.
-- Начал все это паскудство Чирей -- такое уж у него прозвище, --
приступил фермер Кроттон, -- и началось это, уж извините, господин Фродо,
когда вы уехали гулять по чужим краям. Чирей вроде как в уме повредился:
ему, видно, хотелось прибрать все на свете к рукам и стать самым-самым
главным. Глядь -- а он уже нахапал выше головы и подряд скупает мельницы,
пивоварни, трактиры, фермы и плантации трубочного зелья; откуда только
деньжищи берутся? Пескунсову-то мельницу, к слову, он откупил еще прежде,
чем вы ему Торбу по дешевке продали.
Конечно, начал он не на пустом месте: папаша оставил ему большие земли
в Южном уделе, и он, видать, расторговался трубочным зельем, год или два уже
втихомолку сбывал на сторону лучшие сорта. А к концу прошлого года -- что
там зелье! -- целые обозы со всякой всячиной в открытую потянулись на юг.
Тут зима подошла, то да се, а мы знай себе ушами хлопаем: куда все
подевалось? Потом народ малость осерчал, только ему-то хоть бы что:
понаехали здоровущие повозки, а в них -- Громадины, все больше бандитские
рожи. Едут и едут; одни погрузятся -- и обратно, другие остаются. Мы
проморгаться не успели, смотрим -- ан они уж везде, по всей Хоббитании рубят
деревья, копают ямины, строят дома не то сараи; где хотят, там и строят.
Поначалу Чирей так-сяк возмещал урон и убытки, а потом и думать забыл, куда!
Их вся власть, отдавай да помалкивай, а пикнешь -- последнее отберут.
Кой-какой шумок все же случился. Голова наш, старина Вил, пошел в Торбу
заявить протест, да не добрался он до Торбы. Охранцы перехватили его по
дороге и доставили в землеройские Исправноры -- верно, и сейчас он там
сидит. Так что вскорости после Нового года головы у нас не стало, и Чирей
велел называть себя Генеральным Ширрифом, а потом и просто Генералиссимусом.
И давай начальствовать; если же кто, говоря по-ихнему, "проявлял
враждебность", тот живо оказывался, где и Вил Тополап. Словом, дальше --
хуже. Курева никакого, только для Больших Начальников; пива Генералиссимус
не велит пить никому, одни начальники его пьют, а трактиры все
позакрывались; в закромах шаром покати, зато Предписаний навалом. Припрятал
что-нибудь -- твое счастье, да и то как сказать: бандиты через день приходят
с обыском и забирают все подчистую "в целях разверстки" -- это значит, чтобы
им все, а нам ничего. Оставляют, правда, свалку отбросов у ширрифских
участков: ешь, мол, на здоровье, авось не вытошнит. Но уж когда явился
Шаркич -- тут хоть ложись и помирай.
-- Что еще за Шаркич? -- спросил Мерри. -- Нам этим Шаркичем грозил
один бандит.
-- Он, видно, из них, бандитов, наиглавнейший, -- отвечал Кроттон. --
Мы как раз отработались -- ну, к концу сентября, -- тут о нем слухи и
поползи. Никто его в глаза не видел, знаем только, что живет он в
Торбе-на-Круче и что он теперь главнее Генералиссимуса. Охранцы у него под
рукой ходят, а он им: круши, жги, ломай! Теперь и убивать тоже велит. Вот
уж, как говорится, хоть бы дурного толку -- нет, и того незаметно, все без
толку. Рубят деревья, чтоб срубить, жгут дома, абы сжечь, -- и ничего, ну
совсем ничего не строят.
Про Пескунса послушайте. Чирей как перебрался в Торбу, так сразу снес
его мельницу. И пригнал толпу чумазых Громадин: они, дескать, построят
новую, огромную, и колес там будет невпроворот, и все правильно,
по-чужеземному. Один дурак Тод обрадовался и теперь обтирает колеса, где его
папаша был мельник и сам себе хозяин. У Чирея-то было что на уме: а ну,
давай молоть поскорее да побольше -- так он говорил. И понастроил мельниц
вроде этой. Только ведь, ежели молоть, надо, чтоб зерно было, а зерна как не
стало, так и нет. Ну, с тех пор как Шаркич явился, зерна и не надо. Они там
только трах-бах и пых-пых: пускают вонючий дым; ночью-то в Норгорде, поди, и
не уснешь. И гадят -- нарочно, что ли, не понять; загадили Нижнее Озеро, а
там и до Брендидуима недалеко. В общем, ежели кому надо, чтобы Хоббитания
стала пустыней, то все оно правильно. Вряд ли дурак Чирей это устраивает,
тут не без Шаркича.
-- Верно, верно! -- вставил Малыш Том. -- Да чего говорить, они же
забрали мамашу Чирея, старуху Любелию, которую вот уж никто не любил, только
сыночек. Норгордские видели и слышали: однажды она, знаете, идет вниз по
улице со своим зонтиком, а навстречу ей охранцы -- пыхтят, волокут огромную
телегу.
"Это вы куда же?" -- она спрашивает.
"В Торбу-на-Круче", -- ей отвечают.
"Зачем?" -- она говорит.
"Для Шаркича сараи строить", -- это ей-то.
"А кто ж это вам позволил?" -- она удивляется.
"Шаркич велел, -- ей говорят. -- А ну, с дороги, старая карга!"
"Я вам покажу Шаркича, ворюги паршивые!" -- это она-то, и как накинется
на главного, в глаз ему норовит своим зонтиком; но не достает, он вдвое
выше. Взяли ее, конечно; уволокли в Исправноры, на возраст не посмотрели.
Они туда много кого уволокли получше ее, однако ничего не скажешь, в грязь
лицом не ударила, не то что некоторые.
Посреди разговора вошел Сэм вместе со своим Жихарем. Старик Скромби
почти не постарел, только слышать стал хуже.
-- Добрый вечер, господин Торбинс! -- возгласил он. -- Рад вас видеть в
добром здравии, приятно, что вернулись. Только извините, грубо скажу, не по
делу вы уезжали. Это же надо -- продать Торбу-на-Круче, и кому? Вот оно где
и началось безобразие. Вы там разгуливали в чужих краях, загоняли на горы
каких-то черномазых -- если, конечно, верить Сэму, хотя, зачем вы их туда
загоняли, я у него не допытался. А тут пока чего -- набежали какие-то сукины
дети, срыли нашу Исторбинку, и картошки мои пошли псу под хвост!
-- Вы уж извините, что так получилось, господин Скромби, -- сказал
Фродо. -- Но я, видите, вернулся и уж постараюсь привести что можно в
порядок.
-- Золотые ваши слова! -- объявил Жихарь. -- Сразу видно, что господин
Фродо -- хоббит породистый, не то что иные прочие, каким и фамилию-то эту
незачем трепать, извините за простоту. Да, а что мой Сэм -- вы им, стало
быть, довольны и вел он себя как следовает?
-- Более чем доволен, господин Скромби, -- отвечал Фродо. -- Поверите
ли, он теперь знаменит во всем Средиземье, и о нем слагают песни от Моря
досюда и за Великой Рекой.
Сэм покраснел и благодарно взглянул на Фродо, потому что глазки Розочки
сияли и лицо ее озарилось нежной улыбкой.
-- Верится, что и говорить, с трудом, -- сказал Жихарь, -- зато сразу
видно, что мотался парень невесть где. У него же вроде жилетка была -- куда
она подевалась? А то ведь железа на себя сколько ни напяль -- в голове не
прибавится, даром что брюхо блестит.
Спозаранку чада, домочадцы и все гости фермера Кроттона были на ногах.
Ночь прошла спокойно, однако впереди ничего хорошего не ожидали: тревожный
будет денек.
-- Возле Торбы-то охранцев вроде бы не осталось, -- сказал Кроттон, --
а с Перекрестка, того и гляди, все пожалуют скопом.
Позавтракали, и прискакал гонец из Укролья, веселый, радостный.
-- Хоббитан у нас и тех, кто не спал, разбудил, -- сказал он, -- пожар,
да и только. Охранцы, которые остались живы, все побежали на юг, наперехват.
А все остальные, сколько их там набралось, едут в ополчении господина
Перегрина.
Другая новость была похуже. Мерри, который всю ночь глаз не сомкнул,
явился часам к десяти.
-- Большой отряд за четыре примерно мили, -- сказал он. -- С
Перекрестка, и по дороге поднабрали. Их сотня с лишним, идут и жгут. Вот
гады!
-- Да, эти уж точно не для разговора, эти идут убивать нашего брата, --
заметил фермер Кроттон. -- Если из Кролов не подоспеют ко времени, то лучше
нам спрятаться и стрелять без лишних слов. Да, господин Фродо, хочешь не
хочешь, придется подраться.
Но из Кролов подоспели ко времени. Пин уже въезжал в село во главе
сотни отборных ополченцев из Укрольных Низин и с Зеленых Холмов. Теперь у
Мерри хватало взрослых ратников, чтобы разделаться с охранцами. Разведчики
доложили, что бегут они плотной толпой: знают небось, что округа охвачена
мятежом, и хотят поскорее загасить и беспощадно вытоптать очаг мятежа в
Приречье. Злобищи-то у них хватало, но в военном деле главари, видать,
ничего не смыслили: ни застав у них не было, ни дозоров. Мерри быстро
раскинул умом.
Охранцы протопотали по Восточному Тракту и с ходу свернули на
Приречный, на склон, где по обочинам дороги высились крутые откосы с живыми
изгородями поверху. За поворотом, футов за шестьсот от Тракта, пути дальше
не было, его преграждали навороченные в три роста телеги. А вверху, за
откосами, стеной стояли хоббиты. Позади другие хоббиты мигом нагромоздили
телеги, спрятанные в поле; отступления тоже не получалось. И сверху
прозвучал голос.
-- Вы, простите, попали в засаду, -- сказал Мерри. -- Как и ваши
приятели из Норгорда: один мертвый, другие сидят под стражей. А ну, бросай
оружие! Потом двадцать шагов назад и сесть, не двигаться! А кто двинется --
тут ему и конец!
Но на этот раз охранцев было не так-то легко испугать. Были такие, что
повиновались, но их быстро призвали к порядку. Человек двадцать или около
того кинулись назад, на баррикаду. Шестерых подстрелили, остальные
прорвались, убили двух хоббитов и разбежались в разные стороны -- должно
быть, к Лесному Углу.
-- Далеко не убегут, -- сказал Пин. -- Смертники -- у нас там
полным-полно стрелков.
Двое упали на бегу. Мерри затрубил в рог, и ему ответили рога со всех
сторон.
А тех, кто остался на дороге, зажатых с четырех сторон, было еще
человек восемьдесят, они бросались на откосы, ломились через баррикады.
Многих подстрелили, многих порубили топорами. Но самые сильные и злобные
рвались на запад и бились насмерть, убили многих и едва не прорвались; но
тут подоспели с восточной стороны Мерри с Пином, и Мерри зарубил главаря,
огромного косоглазого ублюдка оркской породы. Потом он оттянул ополченцев, и
остальные охранцы стали живой мишенью широкого круга лучников.
Наконец-то все кончилось. Семьдесят или около того лежали мертвые, с
дюжину взяли пленными. Полегло девятнадцать хоббитов; ранено было около
тридцати. Мертвых бандитов свалили на телеги, отвезли к песчаным карьерам и
там закопали -- на Битвенной Свалке, как она стала потом называться. Убитых
хоббитов похоронили в общей могиле на склоне холма; позднее там воздвигли
надгробный камень и насадили рощу. Так завершилась битва у Приречья в 1419
году, последняя битва в Хоббитании; предыдущая была в 1147-м, в Северном
Уделе, на Зеленополье. А новая битва, хоть и не очень кровопролитная, все же
заняла целую главу в Алой Книге: имена всех ее участников образовали Великий
Список, который заучивали наизусть летописцы Хоббитании. С тех самых пор
дела у Кроттонов пошли в гору, да еще как! Но Кроттоны Кроттонами, а все
Списки возглавляли имена главных полководцев: Мериадока и Перегрина.
Фродо был в гуще боя, но меча ни разу не обнажил; он лишь уговаривал
хоббитов не поддаваться гневу и щадить врагов, бросивших оружие. Когда битва
кончилась и всем разъяснили, что делать дальше, они с Мерри, Пином и Сэмом
вернулись к Кроттонам. Пополдничали, и Фродо сказал, вздохнув:
-- Ну что ж, поедем разбираться с Генералиссимусом.
-- Вот-вот, чем скорее, тем лучше, -- сказал Мерри. -- Только ты там не
очень-то нежничай. Ведь охранцы -- его подручные, и он все-таки в ответе за
их дела.
Фермер Кроттон отрядил с ними две дюжины крепких молодцов.
-- Оно конечно, вроде бы и не осталось охранцев в Торбе, -- сказал он,
-- да мало ли.
Сопровождение было пешее. Фродо, Сэм, Мерри и Пин ехали впереди.
И стало им грустно, как никогда в жизни. Все выше торчала перед ними
огромная труба; а подъехав к старой приозерной деревне, они увидели сараи по
обе стороны дороги и новую мельницу, унылую и мерзкую: большое кирпичное
строение, которое оседлало реку и извергало в нее дымные и смрадные отходы.
Все деревья вдоль Приречного Тракта были срублены.
Они переехали мост, взглянули на Кручу и ахнули. Что там Сэм ни увидел
в Зеркале, это было хуже. Древний Амбар к западу от Тракта снесли; на его
месте стояли кривобокие, измазанные дегтем сараи. Каштаны повырубили. Откосы
изрыли, живые изгороди обломали. На голом, вытоптанном поле не было ни
травинки, только сгрудились телеги и фургоны. Исторбинка зияла песчаным
карьером; громоздились груды щебня. Торба и не видна была за черными
двухэтажными бараками.
-- Срубили, гады! -- воскликнул Сэм. -- Праздничное Дерево срубили! --
Он показал туда, где восемнадцать лет назад Бильбо произнес Прощальную речь,
а теперь лежал, раскинувшись, гниющий древесный труп. Это было уж слишком --
и Сэм заплакал.
Но его всхлипы прервал громкий смех. На низкую мельничную ограду тяжко
облокотился здоровенный хоббит, чумазый и засаленный.
-- Чего, Сэмчик, не нравится? -- хохотнул он. -- Ну, так ты и всегда
был сопливец. А я-то думал, ты отвалил куда-то там такое на корабле, плывешь
и уплываешь, как ты, помнится, языком трепал. Зачем обратно-то приперся? Мы
туг, в Хоббитании, работаем, понял, дело делаем.
-- Оно и видно, -- сказал Сэм. -- умыться некогда, надо брюхом забор
обтирать. Только вы учтите, сударь Пескунс, что я вернулся сводить счеты, а
будете зубы скалить -- посчитаемся и с вами: ох и дорогонько это вам
обойдется!
-- Иди ты знаешь куда! -- сплюнул через забор Тод Пескунс. -- Попробуй
тронь меня: мы с Вождем друзья. Вот он тебя, это да, тронет, чтоб ты тут не
нахальничал.
-- Да оставь ты дурака в покое, Сэм! -- сказал Фродо. -- Надеюсь, таких
порченых, как он, раз-два и обчелся, иначе плохо наше дело. Вот он,
настоящий-то вред, хуже всего остального разорения.
-- Эх, Пескунс, Пескунс, мурло ты неумытое, -- сказал Мерри. -- А
вдобавок и правда дурак дураком: протри глаза-то! Мы как раз и едем к твоему
приятелю-вождю -- за ушко его да на солнышко. А с Большими Начальниками ты,
я вижу, забыл попрощаться.
Тод застыл с разинутым ртом, увидев, как из-за моста по знаку Мерри
выступил отряд ополченцев. Он побежал на мельницу, схватил рог и громко
затрубил.
-- Не надрывайся! -- насмешливо крикнул Мерри. -- Без тебя обойдется!
Он поднял свой серебряный рог, и звонкий, повелительный призыв разнесся
по круче; из землянок, сараев, нор и развалин послышались ответные крики
хоббитов, и немалая толпа, шумная и радостная, повалила вслед за отрядом к
Торбе.
Наверху все остановились; вперед пошли Фродо с друзьями: наконец-то они
вернулись в знакомый, любимый дом.
Сада не стало; на месте его выросли, теснясь у окон на запад, хибары и
сараи, заслонявшие белый свет. Повсюду расползались мусорные кучи. Дверь
была вся исцарапана, цепка звонка мертвенно свисала: напрасно ее дергали,
понапрасну стучались. Наконец дверь толкнули, она отпахнулась. Их обдало
холодной, тухлой, нежилой вонью: похоже, дом был пуст.
-- Куда же подевался этот собачий Лотто? -- сказал Мерри. Они обошли
все комнаты: ни живой души, одни крысы с мышами. -- Может, скажем, пусть
обыщут все сараи?
-- Да это хуже Мордора! -- воскликнул Сэм. -- Гораздо хуже, коли на то
пошло. Говорят: каково на дому, таково и самому, и вот он, наш дом,
загаженный и оскверненный, точно память обманула!
-- Да-да, это нашествие Мордора, -- подтвердил Фродо. -- Мордорская
мертвечина. Саруман плодил мертвечину, а это и была главная заповедь
Властелина Мордора, хотя сам-то маг думал, что он всех перехитрил. И
одураченный им Лотто исполнял ту же заповедь.
Мерри огляделся -- сердито, с отвращением.
-- Пойдемте отсюда! -- сказал он. -- Знал бы я, сколько он пакостей
натворит, я бы ему свой кисет в глотку забил!
-- Еще бы, еще бы! Но ведь не знал и не забил, так что позвольте
приветствовать вас на дому!
В дверях стоял сам Саруман, сытый, довольный, весело и злобно сверкали
его глаза.
Тут-то Фродо и осенило.
-- Шаркич! -- вскричал он. Саруман расхохотался.
-- Что, имечко уже прослышали? Так мои подданные, помнится, называли
меня в Изенгарде. Видно, любили. Но какая встреча: вы меня разве не ожидали
здесь увидеть?
-- Не ожидали, -- сказал Фродо. -- А могли бы догадаться, что здесь и
увидим. Гэндальф нас предупредил, что мелкое паскудство исподтишка тебе еще
по силам.
-- Вполне, вполне, -- сказал Саруман. -- И не такое уж мелкое. Ох и
забавно же было смотреть на вас, чванливых недомерков, затесавшихся в свиту
новоявленных властителей мира: как же вы пыжились от самодовольства! И
думали, что вышли сухими из воды, что заберетесь обратно в свои конурки и
заживете как ни в чем не бывало. Подумаешь, замок Сарумана! Его можно
разрушить, хозяина выгнать, а ваш дом -- ваша крепость. В случае чего
Гэндальф вас в обиду не даст.
И Саруман опять расхохотался.
-- Это Гэндальф-то! Да вы отслужили ему -- и все, какое ему теперь дело
до вас? Нет, вы, треща без умолку, потащились за ним окольным путем, далеко
в объезд своей странишки. Ну, я и подумал, что раз вы такое дурачье, то надо
вас немного опередить и как следует проучить. Времени оказалось маловато, да
и людей тоже, а то бы моего урока вам на всю жизнь хватило. Но ничего,
может, и хватит, я тут у вас хорошо похозяйничал. Как утешительно мне будет
вспоминать, что хоть на вас я выместил свои обиды!
-- Если тебе осталось только этим утешаться, то мне тебя жаль, --
сказал Фродо. -- Боюсь, пустое это утешение. Уходи сейчас же и навсегда!
Хоббиты видели, как Саруман вышел из хибары; угрюмой толпой надвинулись
они к дверям Торбы и отозвались на слова Фродо гневными возгласами:
-- Не отпускай его! Его надо убить. Он злодей и кровопийца. Убьем его!
Саруман с усмешкой окинул взглядом враждебные лица.
-- Убейте, попробуйте, храбренькие хоббитцы; вас, убийц, я вижу, много
скопилось. -- Он выпрямился во весь рост, и черные глаза его грозно
сверкнули. -- Только не думайте, что я, обездоленный, лишился всей своей
колдовской силы. Кто тронет меня -- умрет страшной смертью. А если кровь моя
обагрит землю Хоббитании, земля ваша навеки станет бесплодной.
Хоббиты попятились. Но Фродо молвил:
-- Да не верьте вы ему! Никакой колдовской силы у него нет, лишь голос
его обманывает и завораживает тех, кто поддастся. Но убивать его я не