Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

начинали связывать движение небесных тел с силами, обитающими в святилище.
Жрецы размышляли о воле богов, которым служили, и пытались понять, каким
образом те могут влиять на жизнь людей. Вполне естественным было
предположить, что светила, так неравномерно расположенные на небосводе,
каким-то образом могут предвещать человеческие судьбы.
Кроме всего прочего, ориентация храмов играла важную роль в
праздновании наступающего нового года. Утром одного из дней года, и только
этим утром, в храме, ориентированном на восход в день зимнего солнцестояния,
первые лучи солнца разгоняли полумрак вдоль длинного ряда колонн и освещали
фигуру божества, помещенную над алтарем, словно вливая в нее новую жизнь
и силу. Узкая, затемненная планировка древних храмов, словно намеренно,
была рассчитана на подобного рода эффекты. Люди, несомненно, сходились в
храм затемно, еще до рассвета. В полутьме они распевали религиозные гимны и,
возможно, приносили жертвы божеству. Само же божество оставалось
отстраненным, до поры невидимым во тьме храма, словно бы наблюдая за
поведением собравшихся. Те же еще сильнее взывали к своему божеству, молили
его появиться. И вот перед их глазами, уже привыкшими к темноте, в первых
лучах солнца, всходившего за их спинами, внезапно появлялся бог.
Такая ориентация характерна не только для большинства храмов Египта,
Ассирии, Вавилонии и всего Востока, ее можно встретить в греческих храмах.
На восход солнца в день летнего солнцестояния ориентирован и Стоунхэндж, а
также большинство мегалитических круговых храмовых сооружений Европы. Алтарь
Неба в Пекине ориентирован по зимнему солнцестоянию. В дни китайской империи
важнейшими из всех обязанностей императора были жертвоприношение и молитвы
за урожайный и благополучный год, совершаемые в храме в день зимнего
солнцестояния.
Египетские жрецы составили карту созвездий и выделили двенадцать знаков
зодиака уже к 3000г. до н.э.
Астрономические исследования -- наиболее очевидное, но не единственное
свидетельство той значительной работы ума, которая совершалась в древности в
стенах храмов. У многих современных авторов есть склонность принижать роль
жречества, говорить о жрецах так, будто бы они всегда были мошенниками и
трюкачами и только стремились обвести вокруг пальца темный люд. Да, долгое
время они оставались единственным образованным классом, только жрецы были
мыслителями и хранителями духовности того времени. Очень долгое время не
существовало другого пути приобщиться к духовной жизни, открыть для себя мир
литературы, вообще знаний, как только через жречество, монашество,
священничество. Храмы были не только обсерваториями, библиотеками и
лечебницами, они еще служили музеями, сокровищницами. Оригинал истории о
плавании Ганнона, например, хранился в одном из храмов Карфагена; шкуры
"горилл" были выставлены для обозрения в другом. Все, что представляло хотя
бы какую-то ценность и значимость для жизни общины, хранилось в храме.
Геродот, первый греческий историк (ок. 484--425 гг. до н. э.) большую
часть своего исторического материала собрал, общаясь
с жрецами в тех странах, в которых он побывал. И совершенно очевидно,
что жрецы были рады путешественнику-иноземцу и охотно беседовали с ним о
том, что интересовало Геродота в их стране.
За пределами храма мир по-прежнему жил заботами одного дня, не
задумываясь о его истоках и смысле. В древних источниках почти не
встречаются свидетельства того, что простые люди понимали, что жрецы их
обманывают, или испытывали к ним что-либо еще, кроме доверия и преданности.
Даже великие завоеватели более поздних времен старались привлечь на
свою сторону священнослужителей тех народов и городов, покорности которых
они добивались. И причина тому -- исключительная популярность жрецов.
Нет сомнения, что образованность и нравственность отдельных жрецов были
разными. Среди них могли быть жестокие, порочные и жадные, нередко
встречались недалекие или косные, не желавшие знать ничего, кроме догм
своего учения. Однако существовали строгие рамки -- и об этом не следует
забывать -- допустимой деградации жречества, или неэффективности его
служения. Брожение в умах верующих было губительно прежде всего для самого
жречества, и жрецы старались не переступать черту того, что люди могли
вытерпеть, ни в сторону тьмы, ни в сторону света.
Авторитет жреца в конечном счете основывался на всеобщем убеждении, что
его служение приносит благо.

4

Самые ранние цивилизованные формы правления были, таким образом,
правлением жрецов. Именно жрецы, а не цари или вожди, заставили людей
взяться за плуг и перейти к оседлой жизни. Именно они, насаждая
представления о боге, о плодородии и изобилии, преодолевали инертность
простых людей. Ранние правители Шумера, о которых нам известно, все были
жрецами, а царями лишь потому, что на них одновременно возлагались
обязанности верховного жреца.
Такое правление отличается как своеобразной силой, имеющей глубокие
корни, так и очевидной слабостью. Власть жреца распространялась только на
собственный народ. Очевидно, это было подчинение воли людей воздействием на
их подсознательные страхи и чаяния. Жрецы могли сплотить свой народ для
отпора врагу, но из-за отсутствия необходимой гибкости сами методы
жреческого воздействия на людей не годились для того, чтобы руководить
народом на поле брани. Против вражеского нашествия народ, управляемый
жрецами, оказывался бессильным.
Более того, жрец -- человек подневольный. Он имел особую подготовку,
посвящение и принадлежал к обособленному сословию, клану, поневоле живущему
корпоративными интересами; жизнь жреца принадлежала богу и храму. Он жил и
умирал только во славу своего бога. И это внутреннее горение наполняло силой
и его служение, и духовную жизнь его храма. Но в соседнем городе или селении
был другой храм с другим богом. И жрецу приходилось постоянно следить за
тем, чтобы не допустить своих верных в этот храм. Религиозным культам и
верованиям по природе присущ дух сектантства. Они могут подавлять друг
друга, переманивать или силой обращать людей в свою веру, но они никогда не
захотят добровольно объединиться.
Первое, что мы узнаем о Шумере,-- это вражда жрецов и богов. Пока
шумеры не были завоеваны семитами, они так и не смогли объединиться. Тот же
неизлечимый конфликт жрецов оставил свой отпечаток и на всех руинах храмов
Египта. Иначе и быть не могло, если принимать во внимание все те элементы,
из которых возникла религия.
В Старом Свете эпоха, когда жрецы безраздельно властвовали над
остальной общиной, закончилась около двух с половиной тысяч лет назад. Но в
Америке жречество, связанное с примитивным жертвоприношением, и тысячу лет
назад правило целой цивилизацией. Речь идет о цивилизациях Центральной
Америки и Юкатана. В Мексике жрецы и светская власть правили, так сказать,
рука об руку (как и в Вавилонии), храм соседствовал с дворцом правителя. В
Перу верховная власть принадлежала божественному правителю наподобие
фараона. А в цивилизации майя, оставившей после себя удивительные руины,
скрытые в джунглях южной Мексики, жреческая каста удерживала верховенство,
замешанное на крови и беспрекословном подчинении требованиям культа.
Во всем остальном мире верховная власть жрецов в определенное время
миновала пик своего могущества, уступив место другим формам правления. Но у
майя она достигла каких-то крайних форм, превратившихся в итоге в карикатуру
на сам жреческий класс. Жрецы усложняли и совершенствовали свой календарь,
пока он не превратился в головоломку, недоступную для непосвященных. Ритуал
человеческого жертвоприношения также был доведен до крайнего эмоционального
напряжения. Скульптура майя, очень сложная и мастерски выполненная, несет на
себе отпечаток помешательства, отчетливо видимого в переплетении причудливых
форм.
Два эти основные изъяна жреческого правления -- неспособность к
действенному военному руководству и неизбежная ревность ко всем иным
религиозным культам -- послужили причиной усиления положения светского
властителя. Им становился
или предводитель иноземцев, распространявший свою власть на завоеванный
народ, или военный лидер, сохранявший определенное влияние и в мирное время,
с которым жрецы, не желавшие уступать друг другу, соглашались.
Светский правитель окружал себя свитой чиновников и начинал, опираясь
на военные структуры, принимать участие в управлении народом. Таким образом,
из жреческой среды вырастал и постепенно начинал теснить жреца его защитник,
ставший соперником,-- царь. Не раз человечеству в его дальнейшей истории
придется переживать события, которые можно истолковать лишь как развитие,
усложнение или противодействие, подспудное или намеренное, между двумя
системами управления и контроля -- храмом и дворцом.
Этот антагонизм пережил свою кульминацию в тех местах, которые были
исходными центрами цивилизации. Варварские арийские народы, которые в итоге
стали править всеми древними цивилизациями Востока, возможно, миновали
стадию жреческого правления. Они поздно пришли к цивилизации, и эта часть
мировой драмы к их появлению уже была наполовину сыграна. Арийские народы
переняли оба понятия -- и храма, и царства -- у более цивилизованных
семитских и хамитских народов в уже сложившемся и развитом виде.
Огромное влияние жречества и культа проявлялось на ранних стадиях
развития цивилизации Месопотамии. Но постепенно светская власть начала
заявлять о своих правах, и в конечном итоге, ощутив силу, она повела борьбу
за главенствующее положение в обществе.
Поначалу дворец был малозаметен в сравнении с храмом. Ему не хватало
союзников в обществе. Чиновники были слишком невежественны, чтобы
соперничать со жрецами. На стороне жреца были образованность и знания, а еще
страх, который люди испытывали перед его магической силой. А шансом дворца
была постоянная вражда различных культов. Из других городов, из числа
пленников, служителей разгромленных храмов дворец набирал людей, которые
тоже умели читать и умели совершать чудеса напоказ. Сведения о жизни и
хозяйстве общины, кроме храма, стекались и в царский суд при дворце. Сам
царь начинал осмысливать свое место в жизни общины и становился политиком.
Торговцы и иноземные посланники стремились получить прием у правителя
страны. Пусть царскому дворцу и недоставало утонченной образованности и
глубины знаний в сравнении со жрецами, но во дворце больше и из первых рук
знали о том, чем жил окружающий мир. Царь был ближе к действительности, чем
жрец.
Жрец приходил в храм в еще очень молодом возрасте. Не один год длилось
его ученичество. Но и выучившись грамоте, жрец все
равно жил в основном среди теней прошлого, мало общаясь с окружающим
миром. Кое-кто из тех жрецов, кто был поживее и помоложе, с завистью
поглядывали на своих ровесников, состоящих на службе у царя.
На фоне борьбы за власть между жрецом и царем на протяжении многих
столетий разворачивалась не одна подобная драма. Малозаметная на первый
взгляд, она продолжалась со многими повторами и вариантами, в противостоянии
права рождения, наследования и права силы; учености и собственного мнения; в
столкновении обычаев и привычки -- с одной стороны, и творческой воли и
воображения -- с другой.
И не всегда, как мы увидим позже, жрец, священнослужитель, выступал в
роли консерватора-мракобеса. Иногда царь боролся с косным духовенством,
которое стояло на пути его политики. Иногда же только в священнической среде
удавалось сберечь последнюю искру былой культуры, сохранить ее среди
своеволия, жестокости и дикости сильных мира сего.
Мы можем здесь более-менее обстоятельно рассмотреть лишь один-два
примера подобного противостояния, от 4000г. до н.э. и до дней Александра
Великого.
Конфликты такого рода служили одной из движущих сил на ранних стадиях
формирования политических отношений.

5

В самые ранние дни Шумера и Аккада правители городов-государств были,
по сути, скорее жрецами и целителями, чем царями. Лишь с возникновением
реальной внешней угрозы различие между жрецом и царем становилось более
определенным. Но бог жрецов по-прежнему оставался господином и царя, и
жреца, верховным владыкой всего сущего. Богатство и влияние его храмов
затмевало все то, что имелось в распоряжении царя.
В особенности такое положение дел было заметно внутри городских стен.
Хаммурапи -- основатель первого Вавилонского царства -- был одним из первых
правителей, который, как нам известно, обладал реальной властью в своей
державе. Он пользовался этой властью с предельным выражением покорности и
преклонения перед божеством. Одну из сохранившихся надписей, в которой
перечислены труды Хаммурапи по орошению земель Шумера, он начинает так:
"Когда Ану и Бел доверили мне правление над Шумером и Аккадом..." Самый
ранний из известных нам сводов законов был составлен тем же Хаммурапи. Стела
со сводом законов в верхней своей части украшена рельефом с изображением
того, как вручает Хаммурапи этот закон сам его
изначальный составитель -- бог Шамаш. Еще более ранней является стела,
обнаруженная во время раскопок Ура. На ней бог Луны повелевает царю
Ур-Энгуру построить ему храм и помогает в этом строительстве. Сам же царь --
не более чем слуга бога.
Огромное политическое значение во время завоевания города имело
вынесение фигуры бога из храма. С этого момента прежний бог занимал
подчиненное положение в храме бога своего победителя. Это было куда важнее,
чем покорение одного царя другим. Эламиты вынесли статую Мардука --
вавилонского Юпитера, и вавилоняне не чувствовали себя свободными, пока не
вернули ее обратно.
Но случалось и так, что победитель боялся бога, которого он завоевал. В
собрании писем из Тель-эль-Амарны в Египте, адресованных Аменхотепу IV, о
котором мы уже упоминали, есть письмо от Тушратты -- царя государства
Митанни, который завоевал Ассирию и забрал статую богини Иштар. Пользуясь
случаем, он передал эту статую в Египет, чтобы таким образом
засвидетельствовать свою преданность Аменхотепу и вдобавок избавиться от
статуи и от гнева богини. В Библии рассказывается (1 Цар., 5:1-6), как
филистимляне в бою взяли у иудеев ковчег завета Господня и принесли его в
храм своего морского божества Дагона в Азоте. Однако на следующий день
жители Азота обнаружили, что статуя Дагона упала и разбилась, а затем и на
сам Азот обрушилась губительная эпидемия. Во всей этой истории действующими
лицами являются боги и жрецы, о царях же даже не упоминается.
На протяжении всей истории Вавилонского и Ассирийского царств ни один
правитель не мог быть уверенным в своей власти над Вавилоном, пока он не
"держал руку Бела", иначе говоря, пока жрецы Бела не объявляли его сыном и
представителем бога. По мере того как растут наши знания об истории Ассирии
и Вавилона, мы все больше убеждаемся в том, что политика тех дней
(перевороты, захваты власти, смены династий, интриги с иноземными державами)
в основном отражала взаимоотношения между влиятельным и богатым жречеством,
с .одной стороны, и растущими, но пока еще не соразмерными силами светской
власти -- с другой. Царь мог опереться на свое войско, но оно обычно
состояло из иноземных наемников, готовых в любой момент поднять бунт, если
не было платы или военной добычи. Такое войско было легко подкупить
противникам царя.
Мы уже говорили о Синахерибе, сыне Саргона II, одного из правителей
Ассирийского царства. Синахериб, который оказался втянут в жестокий конфликт
с вавилонским жречеством, так и не "взял Бела за руку". В результате он
узурпировал власть, разрушив храмовую часть города в Вавилоне (691 г. до н.
э.), и перевез статую Бела-Мардука в Ассирию.
Он был убит одним из своих сыновей, и его преемник, Асархаддон (его
сын, но не тот, что был убийцей) счел за лучшее вернуть Бела-Мардука на
прежнее место, отстроить его храм и таким образом помириться с богом.
Ашшурбанапал (Сарданапал у греков), сын этого Асархаддона, был особенно
интересной фигурой с точки зрения отношений жречества и царя. Примирение его
отца со жрецами Бела-Мардука зашло так далеко, что Сарданапал получил
вавилонское образование вместо военного ассирийского. Он стал выдающимся
собирателем клинописных документов прошлого. Его библиотека, которую удалось
раскопать, теперь является неоценимым источником сведений о той эпохе. Но,
несмотря на свою ученость, он не забывал и о своем войске. Ашшурбанапалу
удалось на какое-то время покорить Египет. Он подавил восстание в Вавилоне и
осуществил ряд успешных походов.
Это был один из последних ассирийских царей. Племена ариев, которые
больше интересовались войной, чем религиозными культами, и в особенности
скифы, мидийцы и персы уже давно наседали на северные и северо-восточные
границы Ассирийской державы. Мидийцы и персы вступили в союз с халдеями
(семитским племенем, кочевавшем на юге) для совместного похода на Ассирию.
Ниневия, столица Ассирии, пала в 606 г. до н. э.
Шестьдесят лет спустя после захвата Ниневии ариями, которые оставили
Вавилонию халдеям, последний правитель Халдейского царства (Нововавилонского
царства), Набонид, был свергнут царем персов Киром. Набонид, опять же, был
высокообразованным правителем, однако страсть к научным изысканиям и живое
воображение там, где нужно было проявить расчетливость и понимание
сложившейся политической ситуации, сослужили ему недобрую службу. Набонид
увлекался изучением древних клинописных табличек. Именно ему удалось
установить дату начала царствования Саргона I (3750 г. до н. э.) Эта
датировка по-прежнему поддерживается многими современными историками.
Набонид очень гордился своим открытием и повелел запечатлеть его в
торжественной надписи.
Очевидно, что с именем Набонида также связаны и религиозные новации. Он
строил и перестраивал храмы, предпринял попытку централизовать религиозный
культ в Вавилоне, перенеся изображения местных божков в храм Бела-Мардука.
Несомненно, он видел слабость и разобщенность своих владений, причиной
которых было соперничество культов. По всей видимости, все это было затеяно
с целью установить какую-то единую для всей страны форму религии.
Но события развивались слишком стремительно, чтобы эти замыслы смогли
воплотиться в жизнь. Своими нововведениями
Набонид только настроил против себя жрецов Бела. Они приняли сторону
персов. В итоге войско Кира без боя заняло Вавилон. Набонид был пленен,
персидская стража заняла место у врат храма Бела, в котором все это время не
прекращалась служба.
Кир, по сути, присоединил Вавилон к Персидской империи с благословения
Бела-Мардука. Он отблагодарил своих сторонников -- жрецов, вернув местных
божков обратно в их родные храмы. Он также разрешил евреям вернуться в
Иерусалим. Для Кира это был лишь политический ход, никак не связывавший его
с вероломным жречеством.
Оказавшись под властью равнодушных к религии ариев, вавилонской
жреческой касте пришлось заплатить слишком высокую цену за
неприкосновенность своего культа. Им лучше было бы согласиться с новшествами
еретика Набонида, прислушаться к его идеям и к требованиям изменившегося
мира. Кир вступил в Вавилон в 539 г. до н. э., а в 521 г. до н. э. в
Вавилоне снова вспыхнул бунт. В 520 г. до н.э. новый персидский правитель
Дарий, теперь уже штурмом, взял город.
За последующие двести лет жизнь постепенно ушла из храма Бела-Мардука,
и его в конце концов разобрали для строительства других зданий.
История взаимоотношений жреца и правителя в Египте во многом схожа с
вавилонской (но, естественно, в точности ее не повторяет). Цари Шумера и
Ассирии -- это жрецы, ставшие царями, иначе говоря, светские жрецы.
Египетский фараон, по всей видимости, пришел к власти несколько иным путем.
Уже в очень древних летописных хрониках мы видим, что власть и влияние
фараона несравнимы со жреческими. Он, по сути дела, сам являлся богом в
большей степени, чем жрец и царь вместе взятые.
Нам неизвестно, как фараонам удалось занять такое положение. Ни один из
правителей Шумера, Ассирии или Вавилона не смог бы заставить народ
воздвигнуть в свою честь гигантские строения, подобные тем, которые остались
после фараонов IVдинастии -- строителей пирамид.
Возможно, уже ранние фараоны считались воплощением верховного божества.
Бог-сокол Гор сидит в головах у огромной статуи Хефрена. Уже такой поздний
правитель, как Рамзес III (XX династия), запечатлен на своем саркофаге
(который хранится теперь в Кембридже) с отличительными символами трех
великих таинств египетского пантеона. Он держит в руках два скипетра
Осириса, бога дня и воскресения, на голове у него рога богини
коровы Хатор и солнечный диск и перья Амона-Ра. Он не просто украсил
себя этими символами, как преданный вавилонянин мог бы украсить себя
символами Бела-Мардука, он и есть эти три божества в одном обличье.
Некоторые сохранившиеся статуи и изображения также подтверждают, что
фараоны в действительности считались сыновьями бога. Божественное рождение
от божественного отца, к примеру, Аменхотепа III (из XVIII династии), в
деталях представлено в серии скульптур Луксора. Более того, по царившему
тогда убеждению, фараон, божественный по природе, не мог взять себе в жены
простую смертную. Поэтому постепенно укоренилась традиция близкородственных
браков, вплоть до того, что женами фараонов становились их родные сестры.
Борьба между дворцом и храмом в Египте, таким образом, проходила в
несколько иной плоскости, чем в Вавилонии. Профессор Маеперо* в книге "Новые
факты из истории Древнего Египта" приводит очень интересные подробности
борьбы Аменхотепа IV со жречеством и в особенности со жрецами верховного
бога Амона-Ра, повелителя Карнака. Мать Аменхотепа IV не была из рода
фараонов. По всей видимости, отец фараона, Аменхотеп III, остановил свой
выбор на женщине из покоренного народа, прекрасной сириянке по имени Тия.
Профессор Масперо считает, что корни будущего конфликта следует искать в
неприятии царицы и враждебности к ней со стороны жрецов Амона-Ра. Она могла,
по мнению профессора, воспитать у сына фанатичную ненависть к Амону.
Но, возможно, Аменхотеп преследовал более обширные цели. Подобно
вавилонянину Набониду, жившему на тысячу лет позже, фараон хотел обеспечить
с помощью реформы культа духовное единство своих подданных. Мы уже отмечали,
что Аменхотеп III правил землями от Эфиопии до Евфрата. Если судить по
письмам, в частности, к сыну, также найденным в Тель-эль-Амарне, отец
Аменхотепа IV отличался широким кругом интересов и был личностью очень
влиятельной.
Как бы то ни было, Аменхотеп IV принял решение закрыть все египетские и
сирийские храмы и учредить на подвластных ему территориях вместо множества
религий единый для всех культ бога Атона и поклонение солнечному диску. Он
оставил свою столицу, Фивы, которая еще больше была городом Амона-Ра, чем
позже Ва-
Масперо Гастон Камиль Шарль (1846--1916) -- французский египтолог.
Руководил археологическими раскопками в Египте, исследовал тексты на
внутренних стенах пирамид. Основал в 1881 г. в Каире французский Институт
восточной археологии.
вилон был городом Мардука, и перенес столицу в Тель-эль-Амарну. Он
также изменил свое имя с Аменхотепа, которым он посвящался Амону (Амен), на
Эхнатон, "Хвала Солнцу". На протяжении восемнадцати лет, до самой смерти
фараона, продолжался непримиримый конфликт, в котором ни одна из сторон не
хотела уступать.
Однако восемнадцатилетнего правления оказалось недостаточно, чтобы
революционные изменения в культе смогли закрепиться. Зять Эхнатона,
пришедший ему на смену, вернулся в Фивы и примирился с Амоном-Ра. Зятем и
наследником Эхнатона, кстати, был фараон Тутанхамон, открытие гробницы
которого наделало столько шума в египтологии. Это был молодой человек,
далекий от интриг и притязаний на власть. По всей видимости, он был целиком
в руках жрецов Амона. Он или умер молодым, или же его просто убрали. Вышло
так, что гробница Тутанхамона -- едва ли не единственное погребение
фараонов, которое впоследствии не было вскрыто и разграблено. Когда она была
открыта и исследована учеными, имя Тутанхамона стало предметом сенсации,
совершенно не соответствующей его прижизненному влиянию.
XVIII династия вскоре после смерти Тутанхамона сошла на нет, и новая,
XIX династия, основанная Херемхебом, стала одной из самых великих и
прославленных из всех династий Древнего Египта.
Представление о божественной природе царской власти на протяжении всей
истории Древнего Египта владело умами египтян и через их посредничество
овладевало правителями других народов. Когда Александр Великий подошел с
войском к Вавилону, культ Мардука уже мало кого вдохновлял. Однако в Египте
Амон-Ра был еще вполне в силах произвести впечатление на завоевателя-грека.
Жрецы Амона-Ра приблизительно во время XVIII или XIX династий (около 1400 г.
до н. э.) устроили в одном из оазисов храм с оракулом. В нем была статуя