Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

земле. Мы не имеем права слишком сурово оценивать его недостатки и просчеты,
поскольку каждый урок, который мы извлекаем из них, представляет огромную
ценность для нас. Мы постарались предположить, какими были основные факторы,
которые привели к крушению Римской республики, и теперь пришло время
прояснить причины неудачи римской церкви в укреплении и направлении доброй
воли человечества.
Первое, что бросается в глаза ученому, это непоследовательность усилий
церкви установить Град Божий во всемирном масштабе. Политика церкви не была
постоянно и чистосердечно направлена на достижение этой цели. Только время
от времени ка-
кая-то выдающаяся личность или группа таких личностей заставляли ее
двигаться в этом направлении. Образ царства Бога, которое проповедовал Иисус
из Назарета, был почти с самого начала, как мы уже показали, скрыт под
напластованиями доктрин и ритуалов ранней эпохи, духовно более отсталых и
примитивных. Христианство почти сразу же после ухода Иисуса перестало быть
чисто пророческим и творческим. Оно опутало себя архаической традицией
жертвоприношений, жречеством, таким же древним, как само человечество, и
трудно постижимыми доктринами о структуре божественного. Этрусский pontifex
maximus, перебирающий окровавленными пальцами внутренности животного,
заслонил собой учение Иисуса из Назарета. Философская заумь александрийского
грека сделала его малодоступными. Чтобы не потерять себя среди многословия
неуемных спорщиков, церковь стала догматичной. Отчаявшись примирить раздоры
ученых и богословов, она нашла сомнительный выход в авторитарности.
К XIII в. официальная церковь уже испытывала явный патологический страх
перед теми сомнениями, которые начали подтачивать самую основу ее
притязаний. Церковь забыла о том, что такое душевный покой. Она повсюду
выискивала еретиков. Мы уже упоминали о персе Мани, которого распяли в 227
г. Он представлял борьбу между добром и злом, как борьбу сил света,
восставших против сил тьмы и зла, извечно присущих Вселенной. Все эти
глубокие тайны по необходимости излагались в символической и поэтической
форме, и идеи Мани все еще привлекали склонных к философии. Можно и теперь
услышать отзвуки манихейского учения в выступлениях многих
проповедников-христиан. Но ортодоксальное католичество придерживалось других
взглядов.
Эти манихейские идеи широко распространились в Европе, в особенности на
Балканах и на юге Франции. Во Франции людей, которые их придерживались,
называли катарами или альбигойцами (XI--XIII вв.). Их представления и образ
жизни были так близки раннему христианству, что, по их убеждениям, именно
они и являлись истинными христианами. В целом, как община, они жили
образцово праведной и чистой жизнью среди жестокого, бурного и порочного
века. Альбигойцы ставили под сомнение обоснованность взглядов Рима и
ортодоксальную интерпретацию Библии. Они считали, что Иисус был бунтарем,
восставшим против жестокости Ветхозаветного Бога, а не его единородным
сыном.
В близкой связи с альбигойцами были вальденсы ("лионские бедняки"),
последователи Пьера Вальдо (конец XII в.). По всей видимости, у него не было
особых расхождений с католичеством в богословских вопросах, однако Вальдо не
уставал обличать погрязшее в роскоши духовенство. Это уже было чересчур для
Лате-
рана, и Иннокентий III призывал к крестовому походу против этих
несчастных сектантов. Всякому бродяге, который оказался на мели, позволено
было присоединиться к крестоносному воинству, чтобы нести огонь и меч,
насилие и немыслимые жестокости наиболее мирным из подданных короля Франции.
Описания пыток и издевательств, которыми был отмечен этот крестовый поход,
читать куда страшнее, чем любое из преданий о неумолимых язычниках и
христианах-мучениках,-- и эти свидетельства тем страшнее, что в их
подлинности не приходится сомневаться.
И нетерпимость церкви не сводилась только к религиозным вопросам.
Циничным, напыщенным, вспыльчивым и довольно злобным старикам, которые
составляли подавляющее большинство в церковных советах, не нравилось любое
знание, кроме их собственного, они не доверяли любой мысли, которую не могли
контролировать или исправлять. Они хотели задержать развитие науки, в
которой видели опасного конкурента. Любой духовный поиск, за исключением их
собственного, воспринимался как дерзкий вызов. Позднее они начнут новый
крестовый поход против учения о Земле и ее положении в пространстве и того,
вращается она вокруг Солнца или нет. Церковь вполне могла бы не вмешиваться
в дела разума, но, похоже, ею двигала внутренняя потребность свести на нет
стремление людей к научному поиску.
Даже если бы эта нетерпимость порождалась искренней верой, с этим
сложно было бы смириться. Но она сопровождалась неприкрытым презрением к
духовному достоинству простого человека, и это делало позицию церкви
неприемлемой для свободного духа того времени. Мы вполне беспристрастно
говорили о политике римской церкви в отношении ее восточной сестры-церкви,
оказавшейся в сложном положении. Многие из приемов и средств, которыми
пользовалось католичество, были совершенно недопустимы. В отношении же
римской церкви к своим верным -- католикам, прослеживается подлинный цинизм.
Она сама уничтожила свой авторитет, пренебрегая своим же учением о
праведности. Но вершиной безрассудства римской церкви была торговля
индульгенциями -- возможностью откупиться от страданий души в чистилище за
деньги. Рим начал активно продавать индульгенции в XV в., но дух, который
привел к этому позорному и, как оказалось, гибельному занятию, был очевиден
уже в XII и XIII вв.
Еще задолго до того, как зерно критики, посеянное Фридрихом II, успело
прорости в умах людей и принесло неизбежный плод бунта, в христианских
странах было сильно чувство, что не все нормально в духовной атмосфере
католичества. Внутри церкви возникли движения, которые в наши дни мы назвали
бы "движениями за возрождение". Они скорее подразумевали критику,
чем открыто критиковали ее существующие порядки и организации. Люди
искали новые способы вести праведную жизнь за пределами монастырей и
приходов.
В этой связи весьма примечательна личность св. Франциска Ассизского
(1181 --1226). Мы не станем подробно останавливаться на том, как этот
привлекательный молодой человек из города Ассизи в Северной Италии принял
решение отказаться от соблазнов мирской жизни и отправился искать Бога.
Начало этой истории во многом схоже с ранними переживаниями Гаутамы Будды. В
молодости Франциск, сын богатых родителей, пережил внезапное преображение
среди жизни, наполненной удовольствиями, и, дав обет крайней нищеты,
остальную жизнь посвятил подражанию жизни Христа, служению больным и увечным
и в особенности служению прокаженным, которых тогда было великое множество в
Италии.
К нему стали присоединяться многочисленные последователи, и так на свет
появился первый орден нищенствующих монахов -- францисканцы, или "серые
братья", названные так из-за цвета сутан. За первоначальным братством
последовал и женский орден. Отметим, что Франциск Ассизский проповедовал, не
зная притеснений от мусульман, в Египте и Палестине, хотя в самом разгаре
был Пятый крестовый поход. Его деятельность получила официальное одобрение и
поддержку Папы Иннокентия III. Впрочем, пока св. Франциск находился на
Востоке, произошла перестройка его ордена, усилившая подчиненность
францисканцев Риму и заменившая церковной дисциплиной искреннюю, братскую
связь членов ордена.
Как следствие этих изменений св. Франциск отказался от прежнего
главенства в ордене. В последующие годы он страстно проповедовал идеал
нестяжания и добровольной нищеты, но не успел еще умереть основатель ордена
нищенствующих монахов, как орден стал приобретать собственность через
доверенных лиц и строить величественную церковь в Ассизи, в память о своем
основателе. Послушание, которое после его смерти было наложено на его
непосредственных спутников, мало чем отличалось от гонений. Некоторых из
наиболее видных приверженцев нестяжания бичевали, другие оказались в
заточении, один из братьев был убит, пытаясь бежать, а брат Бернард, "первый
ученик", как затравленный зверь, целый год был вынужден скрываться среди
лесов и гор.
Эта борьба внутри францисканского ордена представляет большой интерес,
так как она стала предзнаменованием серьезных потрясений, которые ожидали
христианский мир. Весь XIII в. часть францисканцев не могла смириться с
церковным надзором, и в 1318 г. четверо из них были сожжены заживо в Марселе
как неисправимые еретики. Можно полагать, что дух учения св. Франциска мало
чем отличался от учения Вальдо XII в., основателя ис-
требленной секты вальденсов. Оба они ревностно следовали за Иисусом из
Назарета. Но Вальдо восстал против церкви, св. Франциск же изо всех сил
старался быть ее послушным чадом, и его критика официального христианства
оставалась подспудной. Оба эти случая красноречиво говорят о том, что
совесть человека начинала противиться власти и повседневной практике церкви.
И очевидно, что в случае с нищенствующими монахами-францисканцами, как и с
вальденсами, церковь почуяла бунт.
Совершенно отличным от св. Франциска Ассизского человеком был испанец
св. Доминик (1170--1221). Он прежде всего был ортодоксом и ревностно
стремился своими проповедями возвращать еретиков в лоно церкви. Папа
Иннокентий III направил проповедовать к альбигойцам, и там Доминик трудился
рука об руку с крестоносцами, выполнявшими свою кровавую работу: кого не мог
обратить Доминик, того убивали крестоносцы Иннокентия III. Однако то, что он
предпринимал попытки убеждать еретиков силой слова и что его орден получил
признание и поддержку со стороны Папы, свидетельствовало о том, что даже
Папам становилось ясно: насилие в подобном случае -- это не выход.
Развитие ордена доминиканцев, "черных братьев", в отличие от серых
братьев-францисканцев, показывает, что римская церковь оказалась на
распутье, все более глубоко увязая в собственных непреложных догмах, в
безнадежном конфликте с разумом человечества, который все больше набирался
решимости и сил. Церковь, чьей задачей было вести за собой, предпочла
принуждать. История сберегла для нас то последнее слово, с которым св.
Доминик обратился к еретикам, которых стремился вернуть в католичество. Эта
речь -- словно граничный рубеж в истории папства. Она выдает фатальное
отчаяние человека, разуверившегося в том, что правда может побеждать, лишь
потому, что не получилось навязать его правду.
"Уже много лет,-- сказал он,-- как я тщетно взываю к вам с
добросердечием, проповедью и слезной молитвой. Но как принято говорить в
моей стране, там, где бессильно доброе слово, там поможет порка. Мы поднимем
на вас государей и прелатов, которые, увы! поведут народы и царства войной
на эту землю... и пусть гнев сделает свое дело там, где доброта и
благословение оказались бессильны"*.
В XIII в. на сцену выходит еще один институт католической церкви --
папская инквизиция. Папа Иннокентий III увидел во
* Папы занимали Латеранский дворец до 1309 г., когда французский Папа
основал папский двор в Авиньоне. Когда Папы вернулись в Рим в 1377 г., Лате-
ран почти полностью был разрушен, и Ватикан стал местом пребывания пап ского
двора. Ватикан, среди прочих преимуществ, был значительно ближе к папской
цитадели, замку Сан-Анджело.
вновь созданном ордене доминиканцев мощный инструмент подавления
несогласных. Инквизиция была создана под руководством доминиканцев как
постоянно действующее расследование обвинений в ереси. Огнем и пыткой
церковь начала подчинять себе человеческую совесть, так как все ее надежды
на мировое господство опирались на овладение совестью и разумом человека. До
XIII столетия смертный приговор еретикам и неверующим выносился редко.
Теперь же на рыночных площадях сотен европейских городов церковники могли
лицезреть обуглившиеся тела своих противников, по большей части несчастных
бедняков. Вместе с ними сгорела, рассыпалась в пепел и прах, великая миссия
церкви, обращенная ко всему человечеству.
Францисканский и доминиканский ордены, сделавшие первые шаги в XIII
в.,-- это лишь две силы из многих новых сил, которые поднимались в
христианских странах, чтобы поддержать или чтобы разрушить церковь. Эти два
ордена церковь смогла поглотить и поставить себе на службу, впрочем, не без
некоторого насилия в случае францисканцев. Но другие силы были куда более
непримиримы в своей критике и неповиновении. Полтора столетия спустя
появился Джон Уиклиф (1320--1384) -- ученый доктор из Оксфорда, который
также занимал и различные посты в церковной иерархии. Уже в достаточно
зрелом возрасте он начал критиковать продажность духовенства и неразумную
политику церкви.
Уиклиф создал организацию неимущих священников-уиклифитов, которые
знакомили с его идеями жителей всех уголков Англии. Для того чтобы люди сами
могли рассудить, кто прав -- он или церковь, он перевел Библию на английский
язык. Уиклиф был несравненно более ученым и одаренным человеком, чем св.
Франциск или св. Доминик. К тому же он мог опереться на поддержку в высших
сферах и на огромное число своих последователей в народе. И хотя Рим метал
громы и молнии и слал приказы взять его под стражу, он умер свободным
человеком, по-прежнему принимая участие в таинствах церкви как приходской
священник в Лестершире.
Но зловещий первобытный дух, который вел католическую церковь к
неминуемому развалу, не дал его праху мирно почить в могиле. Решением
церковного собора в Констанце в 1415 г. было велено его останки извлечь из
могилы и сжечь. Этот приказ был исполнен по личному распоряжению Папы
Мартина V в 1428 г. Это не было поступком фанатика-одиночки, это было
официальное постановление церкви.

15

История папства может показаться запутанной неподготовленному читателю
из-за множества Пап, сменявшихся на римском престоле. По большей части они
поднимались на вершину
церковной иерархии уже в преклонном возрасте, и их правление не было
продолжительным -- в среднем не более чем два года.
Однако некоторых из римских Пап нужно выделить особо, учитывая их
влияние на духовную жизнь и, конечно же, на политику христианского мира.
Таким был Папа Григорий I Великий (590--604), первый Папа-монах, друг св.
Бенедикта, отправивший христианских миссионеров в Англию.
Другими заметными Папами были Лев III (795--816), который короновал
Карла Великого; ославившиеся Иоанн XI и Иоанн XII (955--963) -- последнего
сместил император Отгон I; и великий Гильдебранд, на склоне лет ставший
Папой под именем Григория VII (1073--1085). Григорий VII сделал
исключительно много для централизации власти церкви в Риме, установил
целибат для духовенства и настоял на верховенстве церкви над королями и
князьями.
Упорная борьба шла между Гильдебрандом и избранным императором Генрихом
IV в вопросе об инвеститурах. Император предпринял попытку низложить Папу,
Папа отлучил императора и освободил его подданных от клятвы верности.
Императору ничего не оставалось, как с покаянием отправиться к Папе в 1077
г. Три дня император, которого не пустили дальше двора замка, в рубище,
босиком на снегу, ожидал прощения. Но позже Генрих поквитался с Папой: в
этом ему значительно помогли мощные атаки искателя приключений норманна
Роберта Гвискара, обрушившиеся на папские владения.
Следом через одного за Григорием VII идет Урбан II (1088-- 1099), Папа
Первого крестового похода.
На период в полторы сотни лет, начиная с Папы Григория VII, выпало
время великих притязаний и усилий церкви. Очищенная и реорганизованная
церковь предприняла попытку объединения всего христианского мира.
Образование латинских королевств в Сирии и на Святой Земле, состоявших
в церковном общении с Римом, в результате Первого крестового похода означало
и начало покорения Римом восточного христианства, кульминацией которого
стало правление латинян в Константинополе (1204--1261).
В 1117г. в Венеции коленопреклоненный император Фридрих Барбаросса
(Фридрих I) признал верховенство духовной власти Папы Александра III и
присягнул ему на верность. Но после смерти Александра III в 1181 г.
очевидным стал своеобразный изъян папства -- то, что оно, как правило,
доставалось престарелым и немощным людям. Пять Пап нетвердой походкой пришли
в Латеран, чтобы умереть в течение десяти лет. Только с приходом Иннокентия
III (1198--1216) появился достаточно энергичный Папа для того, чтобы снова
взяться за великий труд установления Града Божия.
При Иннокентии III (опекуне императора Фридриха II) и пяти последующих
Папах, Римский Папа едва не стал монархом объединенного христианского мира,
поднявшись на недостижимую прежде и впоследствии вершину власти. Священная
Римская империя была ослаблена внутренними раздорами, Константинополь был в
руках у латинян, от Болгарии до Ирландии, от Норвегии до Сицилии и
Иерусалима некому было оспаривать верховную власть Папы. Однако это
господство было скорее мнимым, чем подлинным. Если во времена Папы Урбана II
сила веры была велика в христианской Европе, то ко времени Иннокентия III
папство уже утратило доступ к сердцам государей, а вера и совесть народных
масс все более обращались против той агрессивной, политиканствующей церкви,
какой стало католичество.
Церковь в XIII столетии расширила свою официальную власть за счет
потери контакта с духовной жизнью людей. Она все меньше старалась убеждать и
все чаще прибегала к насилию. Ни один разумный человек не в состоянии
рассказывать или читать о крушении вселенской миссии, на которую притязало
католичество, не испытывая самых смешанных чувств. Церковь берегла и строила
новую Европу все те долгие века, когда тьма и хаос царили в Европе. В форму
западного христианства была отлита новая европейская цивилизация. Но
развитие новообразованной цивилизации происходило по ее собственным
внутренним законам, и церкви не хватило сил, чтобы расти и развиваться
вместе с ней. И быстро приближалось время разбить эту форму.
Первые отчетливые признаки упадка жизнеспособности и крепости папства
проявились, когда Папы вступили в конфликт с растущей силой французского
короля. Уже при жизни Фридриха II Германия утратила единство, и королю
Франции досталась роль охранителя, опоры либо соперника Папы, которая прежде
была уделом императоров Гогенштауфенов. Некоторые Папы стали осуществлять
политику поддержки французских королей. Французские правители закрепились в
Сицилийском и Неаполитанском королевстве при поддержке и одобрении Рима.
Французские короли видели перед собой возможность возрождения империи Карла
Великого. Когда после смерти Фридриха II, последнего из Гогенштауфенов,
завершился период междуцарствия (с 1254 г.) в Германии, Рудольф Габсбургский
был избран императором (1273). Соответственно и политика Латерана стала
колебаться между Францией и Германией, меняя направление в зависимости от
симпатий каждого из Пап.
В 1294 г. Папой стал Бонифаций VIII. Он был итальянцем, враждебным
французам, и был полон чувством великих традиций и миссии Рима. Какое-то
время ему удавалось править твердой рукой.
В 1300 г. по случаю религиозного праздника огромное множество
паломников собралось в Риме. Приток денег в папскую казну был настолько
велик, что, как говорят, два служителя, не зная отдыха, сгребали граблями
деньги, которые паломники оставляли как пожертвование на могиле святого
Петра. Но торжество Папы оказалось обманчивым. Куда сложнее собрать банду
крестоносцев, чем привлечь толпу экскурсантов,-- для этого нужно иметь
совсем другое влияние на сильных мира сего. Бонифаций поссорился с
французским королем Филиппом IV (1285--1314) в 1302 г., и в 1303 г., когда
он уже собрался было объявить того отлученным от церкви, его самого застал
врасплох и лишил свободы в Ананьи, в его собственном старинном дворце, Гийом
де Ногарэ. Посланный специально с этой целью французским королем, он
ворвался во дворец, пробился в спальню, где стал угрожать насмерть
перепуганному Папе, лежавшему в постели с крестом в руках.
Горожане через день-другой отбили Папу и вернули его в Рим, но там его
снова захватили и заточили в тюрьму несколько членов рода Орсини. Через
несколько недель, так и не выйдя на свободу, престарелый Папа умер, не
пережив потрясения и окончательно разочарованный.
Жители Ананьи раскаялись и выступили против Ногарэ, чтобы освободить
Папу Бонифация. Ананьи, как-никак, был его родным городом. Важно то, что
французский король, который так бесцеремонно обошелся с главой христианского
мира, действовал при полной поддержке своего народа. Король созвал
Генеральные штаты, совет трех сословий Франции -- дворян, духовенства и
горожан, и заручился их согласием, прежде чем перейти к крайним мерам. Нигде
-- ни в Италии, ни в Германии или Англии -- мы не видим ни малейшего
недовольства таким вольным обхождением с римским первосвященником. Идея
христианского мира в своем падении зашла настолько, что полностью утратила
власть над умами людей.
На Востоке в 1261 г. греки отняли Константинополь у
императоров-латинян, и основатель новой греческой династии Палеологов,
Михаил VIII, предприняв для видимости несколько попыток примириться с Папой,
совершенно порвал всякое церковное сношение с Римом. Так, вместе с падением
латинских королевств в Азии подошло к концу восточное владычество Пап.
На протяжении XIV в. папство не сделало ровным счетом ни чего, чтобы
восстановить свое моральное влияние. Следующий через одного Папа Климент V
(1305--1314) был французом -- это был выбор Филиппа IV, короля Франции. Этот
Папа даже не появился в Риме. Он со своим двором обосновался в городе
Авиньоне, который тогда принадлежал не Франции, но входил в состав Папской
области, хоть и находился на французской территории. Авиньон не покидали и
его преемники до 1377 г., когда Папа Григорий XI вернулся в Ватиканский
дворец в Риме. Но Григорию XI не удалось заручиться поддержкой всей церкви.
Многие из кардиналов были французами, которые недурно обосновались и пустили
корни в Авиньоне. Когда в 1378 г. Григорий XI умер и был избран
Папа-итальянец, Урбан VI, эти кардиналы объявили вы боры недействительными и
избрали другого Папу -- антипапу Климента VII.
Наступил так называемый Великий раскол (1378--1417). Папы оставались в
Риме, и все антифранцузские силы -- император, короли Англии, Венгрии и
Польши и Север Европы взяли сторону римских Пап. Антипапы, со своей стороны,
продолжали править на своем прежнем месте в Авиньоне, и их поддерживали
король Франции, его союзник король Шотландии, а также короли Испании,
Португалии и некоторые немецкие князья. И Папы, и антипапы отлучали и
проклинали сторонников своего соперника, и все это время, так или иначе,
весь христианский мир был целиком и полностью под проклятием.
Сложно переоценить, к каким поистине плачевным последствиям для
сплоченности христианских стран привело это разделение. Неудивительно, что
такие люди, как Уиклиф, стали учить народ иметь свое собственное суждение о
вере, пока Папы не переставали поливать друг друга грязью.
В 1417 г. Великий раскол кое-как залатали на Констанцском соборе, том
самом, который принял решение сжечь кости Уиклифа и потребовал, как мы
расскажем позже, сожжения Яна Гуса. Папе и антипапе пришлось отречься или их
силой заставили это сделать, и Мартин V (1417--1431) стал новым и
единоличным Папой формально объединенного, но остающегося на грани взрыва
христианского мира.
Здесь мы не станем касаться того, как позднее Базельский собор (1439)
привел к новому расколу и появлению новых антипап.
Так, вкратце, выглядит история великих столетий, на которые пришлись
возвышение и упадок папства. Это история того, как неудача постигла
исключительно благородный и величественный замысел о мире, сплоченном единой
религией. Мы указывали в предыдущем разделе, какое огромное бремя в виде
сложной догматической теологии унаследовала церковь, что сковывало ее в этом
честолюбивом предприятии. Слишком много у церкви было теологии и слишком
мало религии. Не лишним будет отметить и то, как сильно сказалось личное
несоответствие Пап на крушении замыслов и репутации церкви. Мир в те времена
еще не обладал достаточным уровнем образования, чтобы возможно было
обеспечить преемственность кардиналов и Пап с широким кругозором и знаниями,
необходимыми для той задачи, которую они поставили перед собой. Их
образование было недостаточным для подобной задачи, и только немногим из них
удалось преодолеть этот недостаток. В довершение всего, как мы уже отмечали,
когда власть, наконец, оказывалась в их руках, они были слишком стары, чтобы
воспользоваться ею.
Интересно поразмышлять, насколько благотворно это сказалось бы на
положении церкви, если бы кардиналы уходили на покой в пятьдесят, а Папой не
избирали бы никого старше пяти-
десяти пяти. Это значительно продлило бы тот средний промежуток
времени, какой Папы находились у власти, и несоизмеримо усилило бы
преемственность политики Пап. Вполне возможно было разработать и более