Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

соглашением от 28 апреля 1919г., совсем не
была лигой людей и народов; она была, как уяснил потом мир, лигой
"государств, доминионов или колоний". Было оговорено, что они должны быть
"полностью самоуправляемыми", но никакой дефиниции этой фразы не было
сделано. Не было никаких преград ограничению права голоса, и в то же время
не предусматривалось ни в каком виде прямое правление, осуществляемое
народом какой-либо страны. Лига с уставом от 1919 г. была фактически лигой
"представителей" министерств иностранных дел, а посольства в каждой столице
остались, какими и были.
Британская империя сначала фигурировала, как одно целое, а затем шли
Индия (!) и четыре доминиона -- Канада, Австралия, Южная Африка и Новая
Зеландия -- в качестве отдельных государств. Позже отдельный статус получила
Ирландия. Понятно, что представитель Индии должен был назначаться
британцами, а представителями доминионов должны были стать колониальные
политики. Но если уж расчленять Британскую империю подобным образом, то
имперского представителя следовало заменить представителем Великобритании, а
Египту тоже обеспечить представительство.
Кроме того, исторически и юридически штат Нью-Йорк или Виргиния имели
такое же право на суверенность, как и Новая Зеландия или Канада. Включение
Индии логически влекло за собой претензии на включение Французской Африки
или Французской Азии. И действительно -- один французский представитель
предлагал наделить правом голоса маленькое княжество Монако.
За исключением некоторых оговоренных ситуаций, лига с таким уставом
могла принимать решения лишь единогласно. Несогласие хотя бы одного члена
Совета могло заблокировать любое предложение,-- что напоминало старый
польский принцип "свободного вето".
Это положение устава имело совершенно катастрофические последствия. В
представлении многих Лига с подобным уставом была хуже, чем никакой Лиги
вообще. Это было полное признание неотъемлемости суверенитета государств и
отказ от идеи федерации человечества. Это положение фактически преградило
путь всем будущим поправкам к уставу Лиги, не оставляя иной возможности для
перемен, кроме одновременного выхода из нее большинства стран с целью
создания новой лиги на иных началах. Устав делал неизбежным подобный конец
Лиги; и это было, пожалуй, наилучшим из того, что в нем было.
Из первоначального состава Лиги было предложено исключить следующие
государства: Германию, Австрию, Россию и какие бы то ни было остатки
Османской империи. Любое из этих образований могло потом стать членом Лиги
Наций с согласия двух третей Ассамблеи. Первоначально в соответствии с
проектом договора в Лигу должны были войти следующие государства:
Соединенные Штаты Америки, Бельгия, Боливия, Бразилия, Британская империя
(Канада, Австралия, Южная Африка, Но-
вая Зеландия и Индия), Китай, Куба, Эквадор, Франция, Греция,
Гватемала, Гаити, Хиджаз, Гондурас, Италия, Япония, Либерия, Никарагуа,
Панама, Перу, Польша, Португалия, Румыния, Сербо-хорвато-словенское
государство, Сиам, Чехословакия и Уругвай. К ним по приглашению должны были
присоединиться следующие государства, сохранявшие нейтралитет во время
войны: Аргентина, Чили, Колумбия, Дания, Голландия, Норвегия, Парагвай,
Персия, Сальвадор, Испания, Швеция, Швейцария и Венесуэла.
При таком составе Лиги вряд ли стоило удивляться, что полномочия ее
были специфическими и ограниченными. Организации было положено иметь
секретариат со штаб-квартирой в Женеве. Но она не имела права осуществлять
инспекцию военных приготовлений входящих в нее стран или давать инструкции
сухопутным или военно-морским штабам по поддержанию мира во всем мире.
Конец 1919 г. и первые месяцы 1920 г. стали свидетелями очень
любопытной перемены в настроениях американцев после их профранцузского и
пробританского энтузиазма времен войны. Мирные переговоры противоречивым и
очень неприятным способом напомнили американцам о глубоком различии в
подходе к международным делам между ними и любым европейским государством;
различии, о котором война дала им возможность на некоторое время забыть.
В конце 1919 г. наступил период, и период вполне понятный, страстного и
даже агрессивного "американизма", для которого анафемой в равной степени
были как европейский империализм, так и европейский социализм. Может быть, и
существовал некий корыстный мотив в стремлении американцев "снять" с себя
взятую ранее ответственность за состояние дел в Старом Свете и реализовать
те огромные финансовые и политические возможности, которые дала Новому Свету
война. Но американский народ был вполне здрав в своем инстинктивном
недоверии к предложенному урегулированию.
Решения, принятые в Версале, воплотились в целый ряд соглашений.
Сначала мы покажем здесь карту, демонстрирующую территориальные аспекты
мирного договора с Германией.
Наглядная карта более четко и понятно объясняет главные факты, чем
любая диссертация. В дополнение к тому, что видно из карты,
предусматривалось также, что Германия должна подвергнуться широкому
разоружению, отдать свой флот, выплатить большую контрибуцию и большие суммы
в качестве компенса-
ций за военный ущерб. За разоружением должна была следить комиссия
союзников. Флот следовало передать англичанам 21 июня 1919 г., однако
находившиеся на борту офицеры и матросы не смогли на это решиться. Они не
стали выполнять это требование и затопили свои корабли на виду у британцев.
Австро-Венгерская империя полностью распалась. От нее осталась
маленькая Австрия, которая обязалась не объединяться с Германией, урезанная
и изуродованная Венгрия; Румыния расширилась далеко за свои легитимные
пределы за счет Трансильвании; Польша получила почти всю Галицию; Богемия,
со словацкими и моравскими включениями, снова появилась в виде Чехословакии.
Сербы, хорваты и черногорцы (последние слабо протестовали) образовали новое
Югославское государство, сразу же ставшее участником ожесточенного конфликта
с Италией из-за порта Риека (Фиуме), на который итальянцы совершенно
необоснованно предъявили права.
Болгария уцелела, пришлось лишь вернуть Греции недавно обретенную
область во Фракии. Греция, несмотря на то, что она предала галлипольскую
экспедицию, некоторое время была любимицей дипломатов в Версале. Ей отдали
отобранную у Болгарии территорию, ей позволили придвинуться вплотную к
Константинополю, и ей достался большой кусок территории вокруг Смирны
(Измира). Однако ей не вернули Родос и другие Додеканесские острова,
несмотря на их чисто греческий характер. Они должны были стать частью
итальянской добычи; британцы же закрепились на Кипре.
Договор с Турцией заключить было трудно, а провести в жизнь -- вообще
невозможно. Номинальное турецкое правительство в Константинополе подписало
его, но другое, реальное турецкое правительство обосновалось в Ангоре
(Анкаре) и подписывать соглашение отказалось. Греческая армия вторглась в
область Смирны, и на смену первому соглашению с Турцией пришло второе,
Севрский мирный договор (август 1920).
Последовали запутанные процедуры по передаче контроля от одной стороны
к другой. В Константинополе было установлено объединенное союзническое
управление (январь 1921), константинопольское турецкое правительство
исчезло, а реальное турецкое правительство в Ангоре завязало отношения с
большевиками в Москве.
Подстрекаемые всяческими расплывчатыми обещаниями, греки становились
все более агрессивными. Обуреваемые непомерными амбициями, они сделали
попытку захватить Константинополь. Они начали крупномасштабное наступление
на Ангору, чтобы раз и навсегда покончить с турками. Греческие войска дошли
почти до Ангоры, но были остановлены и разгромлены. Начиная
с августа 1922 г. турки видели перед собой лишь отступление и бегство
греков. Напуганная популяция малоазиатских греков бежала вместе с войсками.
Греция потеряла в Азии все. Смирна была эвакуирована в сентябре, и почти
миллион греческих по языку и национальности беженцев навсегда покинул Азию.
В этот период турки проявили поразительную жизнеспособность: они не
только обратили в бегство наступавших греков. Следуя многовековой традиции,
они также устроили массовую резню армян и вытеснили французов из Киликии.
Одним из признаков стремления к модернизации было то, что они избавились от
султана и приняли республиканскую форму правления. Они ввязались в борьбу в
зоне проливов и возвратили себе Константинополь.
Похоже, что окончание многовекового безрезультатного противостояния с
арабами только прибавило им силы. Сирия и Месопотамия были полностью
выведены из-под турецкого контроля. Палестина была превращена в отдельное
государство в сфере британского влияния, объявленное в качестве
национального пристанища для евреев. На землю обетованную хлынул поток
неимущих евреев, которые сразу же оказались вовлечены в серьезный конфликт с
местным арабским населением.
Благодаря усилиям молодого выпускника Оксфорда, полковника Т. Лоуренса,
арабы были сплочены в борьбе против турок и воодушевлены идеей национального
единства. Его мечты об арабском королевстве со столицей в Дамаске быстро
пали жертвой алчности французов и англичан, желавших заполучить подмандатные
территории, и в конечном счете его королевство съежилось до размеров
находившегося в пустыне королевства Хиджаз с Меккой и Мединой и нескольких
других маленьких и нестабильных имаматов, эмиратов и султанатов. Если они
когда-нибудь объединятся и начнут стремиться к цивилизации, то это вряд ли
будет происходить при содействии Запада.
Ни одна из великих держав, господство которых со всей неизбежностью
проявилось в Париже, особо не задумывалась о последствиях создания Лиги
Наций для этих более старых схем, поэтому большинство европейских
обозревателей небезосновательно считали, что поддержка великими державами
этого проекта носит абсолютно лицемерный характер. С одной стороны, они как
бы хотели сохранить и упрочить свои господство и безопасность, а с другой --
пытались не дать любой другой стране осуществлять те же экспансию, аннексии
и создавать такие же союзы, которые могли привести к появлению
империалистических держав-соперниц. Их неспособность подать пример
международного доверия исключила всякую возможность международного доверия к
другим нациям, представленным в Париже.
Еще более негативные последствия имел отказ американцев согласиться с
требованием японцев признать расовое равенство.
Кроме того, министерства внешних сношений Британии, Франции и Италии
были одержимы традиционными планами агрессии, полностью несовместимыми с
новыми идеями. По силе национального эгоизма устремления французов и
итальянцев далеко превосходили даже устремления британцев и американцев.
Лига Наций, которая действительно хочет принести реальную пользу
человечеству, должна превозмочь империализм. Это должен быть или
сверхимпериализм -- либеральная империя объединенных государств (суверенных
или протекторатов), или вообще ничего. Однако немногие на Парижской
конференции обладали достаточной интеллектуальной силой, чтобы предусмотреть
хотя бы эти очевидные последствия создания такой Лиги.
Им хотелось одновременно нести обязательства и быть свободными,
обеспечить вечный мир, но при этом оставить при себе свои вооружения.
Понятно, что старые аннексионистские планы периода великих держав были
поспешно и небрежно закамуфлированы под первые шаги этого хилого младенца,
родившегося 28 апреля 1919г. Дело выглядело так, будто новорожденная и едва
живая Лига раздает, с безоглядной щедростью плененного Римского Папы,
"мандаты" представителям старого империализма, которые, будь эта Лига тем
желанным всеми нами молодым Геркулесом, задушили бы ее еще в колыбели.
Британия получила "мандаты" на обширные территории в Месопотамии и Восточной
Африке; Франция -- тоже самое в Сирии; все предполагаемые владения Италии на
запад и юго-восток от Египта были объединены в подмандатную территорию.
В долговременной перспективе гораздо более опасным, чем эти
территориальные махинации, было наказание Германии "репарациями", далеко
превосходившими ее платежеспособность и противоречившие тем простым и ясным
условиям, на которых она сложила оружие. Германия была поставлена в условия
экономического рабства. На нее взгромоздили невыполнимую обязанность
осуществлять огромные периодические платежи, ее разоружили, и неизбежное
банкротство Германии делало ее объектом практически любых агрессивных
действий со стороны кредиторов. В полной мере негативный потенциал такого
урегулирования проявился через год с небольшим. После того как Германия не
смогла платить, в январе 1923 г. французы вошли в долину реки Рур и
оставались там до августа 1925 г., вовсю эксплуатируя шахты, распоряжаясь
железными дорогами и бередя незажившие раны возмущенных немцев массой
неизбежных мелких придирок и актов насилия.
Мы не будем вдаваться здесь в подробности иных последствий поспешности
и самоуверенности, проявленных в Версале,-- того, как президент
Вильсон поддался японцам и согласился на то, чтобы те сменили немцев в
Циндао, который является собственностью Китая; как почти полностью немецкий
город Данциг был практически (едва ли не легально) аннексирован Польшей; как
великие державы спорили по поводу претензии итальянских империалистов на
югославский порт Риека, захват которого лишил югославов удобного выхода в
Адриатическое море. Итальянские добровольцы под командованием высокопарного
писателя Д'Аннунцио заняли этот город и провозгласили там мятежную
республику, которая продержалась до января 1921 г., когда эта территория
была аннексирована Италией.
И мы лишь упомянем о тех хитроумных построениях и оправданиях, которые
позволили французам завладеть Саарской долиной, являющейся территорией
Германии, а также о том просто чудовищном нарушении права на
самоопределение, когда немецкой Австрии было фактически запрещено
объединяться с остальной Германией, хотя такое объединение было бы вполне
естественным.
Мы уже рассказывали о двух русских революциях 1917г. Теперь настало
время более подробно остановиться на том экстраординарном изменении
ориентации, которое произошло в тогдашней России. Это было не чем иным, как
крахом современной западной цивилизации в данной стране. Русский народ стал
невольным участником чего-то гораздо большего, чем социалистический
эксперимент. Это имело обманчивый и весьма убедительный вид окончательной
проверки на практике западных социалистических идей. Да, фактически этот
эксперимент подтвердил те недостатки социалистической теории, на которые мы
уже обращали внимание, и, в частности, он продемонстрировал бесплодность
марксистской школы социализма. Он снова доказал правильность тезиса, что
революция не может создать ничего, что не было всесторонне обсуждено,
спланировано, продумано и разъяснено заблаговременно. В противном случае
революция просто уничтожает правительство, династию, организацию, в
зависимости от конкретного случая. Революция -- это экскреторная операция, а
не созидательная.
Мы уже рассказывали о развитии социалистических идей во второй половине
XIX в. и о той большой роли, которую в этом развитии сыграли идеи Карла
Маркса о "классовой борьбе". Эти идеи льстили самолюбию и стимулировали
амбиции энергичных и недовольных личностей во всех промышленных регионах
мира. Марксизм повсюду превратился в кредо активного промышленного рабочего.
Но поскольку социалистическая формула отталкивает крестьянина, который
владеет или хочет владеть землей, которую он обрабатывает, и поскольку
большие
урбанистические общества Западной Европы и Америки по своему
менталитету принадлежат к среднему классу, а не к промышленным рабочим, то
марксисты вскоре пришли к выводу, что замышляемая ими социальная и
экономическая революция не может рассчитывать на парламентские методы и
победу на выборах, она сначала должна быть делом меньшинства -- меньшинства
промышленных рабочих, которые захватят власть, установят коммунистические
институты и научат остальных людей, как быть счастливыми в том "золотом
веке", который после этого наступит. Этот период правления меньшинства,
после которого должен был наступить "золотой век", в марксистской
фразеологии назывался "диктатурой пролетариата".
Повсюду неоплачиваемые фанатики с огромной пропагандистской энергией
приносили свои жизни и таланты в жертву распространению этой идеи. В первом
десятилетии XX века во всем мире насчитывался, возможно, миллион или более
человек, убежденных в том, что если осуществить эту расплывчатую идею
"диктатуры пролетариата", то новый и лучший социальный порядок наступит
почти автоматически после введения этой диктатуры. В нашей критике
социализма мы уже упоминали о том, насколько иллюзорной оказалась эта идея.
У марксистов не было никаких четких и конкретных планов того, как
оплачивать труд рабочих, как проводить общественные дискуссии или как
осуществлять управление экономикой после того, как "капитализм" будет
уничтожен. Однако все эти вещи уже существовали, в очень эмпирической и
недоработанной, однако работавшей на практике форме в индивидуалистической
системе капитализма. Марксисты так и не разработали никакой альтернативы
этим методам, и вообще непохоже, чтобы они считали такую альтернативу
необходимой. Рабочим они заявляли следующее: "Дайте нам власть, и все будет
в порядке". И Россия, измученная, опустошенная и преданная союзниками,
которым она так верно служила, в отчаянии бросилась в "диктатуру
пролетариата".
Численность коммунистической партии в России колебалась; до недавнего
времени она не насчитывала больше, чем 800 000 сторонников, а в тот период,
о котором мы рассказываем, в ней состояло, вероятно, не больше четверти
миллиона человек. Но эта сравнительно небольшая организация, в силу своей
решительности и преданности делу и в силу того, что во всей
дезорганизованной стране не нашлось достаточно честного, решительного и
компетентного конкурента, смогла укрепиться в Петрограде, Москве и
большинстве крупных городов России, обеспечила себе поддержку матросов флота
(которые убили почти всех офицеров и заняли крепости Севастополь и
Кронштадт) и стала де-факто хозяином России.
Был период, когда большевики правили с помощью террора. Они утверждали,
что поначалу они неизбежно должны были использовать террор. Социальная
дезорганизация страны была крайней. На широких пространствах России
крестьяне восстали против землевладельцев, повсюду начались грабежи поместий
и поджоги дворцов, что весьма напоминало события Первой французской
революции. Были совершены отвратительные акты невиданной жестокости.
Крестьяне завладели землей и распределили ее между собой, пребывая в
полном неведении о том, что по этому поводу говорил Карл Маркс. Одновременно
сотни тысяч солдат с оружием в руках возвращались домой из зоны боевых
действий. Царское правительство всего призвало более восьми миллионов
человек -- гораздо больше, чем оно в состоянии было вооружить и
организовать; их буквально с корнями вырвали из их деревень, а теперь
легионы этих призывников превратились фактически в бандитов, промышлявших
разбоем. В октябре и ноябре 1917 г. Москва кишела такими людьми. Они
группировались в банды, врывались в дома, грабили и насиловали; никто не мог
и не пытался им противостоять. Закон и порядок исчезли. Ограбленные и убитые
люди днями лежали на улицах, и никто их не убирал.
Именно таким было положение вещей, когда большевики пришли к власти;
оно не было следствием того, что они эту власть узурпировали. Пытаясь
восстановить порядок, они одно время расстреливали каждого, кто был пойман с
оружием в руках. Тысячи людей были схвачены и расстреляны; вряд ли без
такого насилия в Москве удалось бы восстановить хоть какое-то подобие
порядка. Развал царской России был настолько полным, что исчезли сама
структура общественного порядка и привычка к нему.
К весне 1918г. большевики обеспечили контроль над крупными городами,
железными дорогами и портами России. В январе было распущено и разогнано
Учредительное собрание, с которым большевики не смогли сработаться: они
считали, что этот орган был слишком пестрым по своему составу и целям, чтобы
обладать способностью к решительным действиям. В марте в Брест-Литовске был
подписан крайне невыгодный и унизительный мирный договор с Германией.
Во главе большевистской диктатуры, которая взялась править Россией,
стоял Ленин (1870--1924), очень энергичный и сообразительный человек,
который большую часть своей жизни провел в изгнании в Лондоне и Женеве,
участвуя в политических дебатах и тайной политической деятельности
российских марксистских организаций. Он был неутомимым и честным
доктринером, жил просто и скромно и не имел никакого практического опыта
административного управления.
Помогал ему Троцкий, эмигрант из Нью-Йорка, который быстро превратился
в талантливого военного руководителя. Другими известными членами этой
маленькой группы, которая взялась реорганизовать Россию и вывести ее из
вызванного войной катастрофического положения к коммунистическому "золотому
веку", были Радек, Луначарский, Зиновьев, Каменев и Красин.
Поначалу амбиции большевистских лидеров выходили далеко за пределы
России, которая казалась им слишком легкой задачей. Они провозгласили
всемирную социальную революцию и призвали рабочих во всем мире объединиться,
разрушить капиталистические системы в своих странах и обеспечить таким
образом приход марксистского "золотого века", смутного и бесформенного. Эти
действия, конечно же, привели большевиков к конфликту с правительствами всех
других стран. К задаче построения коммунизма в России добавилась задача ее
защиты от целого ряда контрударов, явившихся результатом враждебности нового
режима по отношению к иностранным правительствам.
За два-три года большевики продемонстрировали свою полною
несостоятельность создать реально работающую коммунистическую систему. Они
продемонстрировали также полное творческое бесплодие марксистской доктрины.
Они оказались совершенно неспособными наладить работу разрушен ной
промышленности России. Большинство их лидеров были людьми с литературными и
ораторскими способностями и не имели никакого управленческого опыта.
В начальный период своего правления присущая большевикам узколобая
классовая ненависть вдохновила их на уничтожение в России остатков сословия
заводских управленцев, технических экспертов, прорабов и т. п. Они не
обладали систематическими знаниями -- а высокомерие марксистских доктринеров
порождало у них презрение к любому знанию, которого у них не было,-- о
психологии рабочего человека на производстве.
У них не было даже эмпирического знания того прежнего капитализма,
который они так презирали. Все, что они знали о подобных вещах, была
психология рабочего на массовом митинге. Они пытались управлять Россией с
помощью призывов, однако ни рабочий, вернувшийся на свое рабочее место, ни
крестьянин, вновь взявшийся за плуг, не откликнулись на эти призывы
какими-либо практическими результатами. Транспорт и механическое
производство в городах приходили в упадок и разваливались, крестьянин же
производил продовольствие для удовлетворения собственных нужд, а избыток
припрятывал.
Когда пишущий эти строки посетил Петроград в 1920 г., то его взору
открылась ошеломляющая картина опустошения. Впервые современный город был
запущен до такого состояния. Четыре года ничего не ремонтировалось. На
улицах зияли огромные дыры в тех местах, где поверхность провалилась в
поврежденную канализацию; упавшие столбы никто не пытался убрать или
поставить на место, ни один магазин не работал, и во многих из
них разбитые стекла и витрины были заколочены досками. Прохожие,
струившиеся по улицам мелкими ручейками, были одеты в невообразимые
лохмотья, поскольку в России не было ни новой одежды, ни новой обуви. У
многих людей на ногах были лапти. Люди, город и все вокруг было обветшалым и
поношенным. Даже у большевистских комиссаров были щетинистые щеки, поскольку
бритвы и подобные вещи не производились и не импортировались. Смертность
была ужасающей, и население этого обреченного города каждый год уменьшалось
на сто тысяч.
Есть много оснований считать, что уже в 1918 и 1919 гг. большевистская
диктатура могла осознать ошибочность своих методов и начать
приспосабливаться к непредвиденным факторам ситуации, в которой она
оказалась. Большевики были узколобыми доктринерами, однако среди них были
люди, обладавшие воображением и гибкостью ума, и не подлежит сомнению, что,
несмотря на причиненное ими зло, они были честными в своих намерениях и
преданными своему делу.