Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

лось стать чем-то большим, чем город-государство. Так называемая
Афинская "империя" была попросту городом-государством, руководившим своими
союзниками и подчиненными городами.
Через несколько десятилетий Римской республике предстояло расширить
рамки своего гражданства, включив в него своих ближайших
родственников-галлов, живших в долине реки По, ассимилировать их, заменив их
язык латинским, и основать латинский город Аквилею на самом северном краю
Адриатического моря. В 88 г. до н.э. все свободные жители Италии стали
римскими гражданами. В 212 г. н. э. римское гражданство распространилось на
всех свободных людей Империи.
Это невиданное прежде политическое образование совершенно очевидно
является прямым предшественником всех современных западных государств. Оно,
следовательно, представляет такой же интерес для всех, изучающих
политическую историю, как рептилия каменноугольного периода или археоптерикс
для ученого-биолога. Это первобытный предок современного господствующего
вида. Его опыт проливает свет на всю последующую политическую историю.
Первым вполне естественным результатом становления этой демократии
сотен тысяч граждан, разбросанных по большей части территории Италии, был
рост влияния сената. В римском государственном устройстве по мере его
развития сложилось несколько форм народного собрания: собрание плебеев,
собрание по трибам, собрание по центуриям и так далее -- у нас нет
возможности подробнее рассмотреть особенности этих форм. Но по сложившимся
представлениям именно народное собрание пользовалось правом выдвигать
законы. Следует отметить, что эта система представляла собой некое подобие
параллельного правительства. Собрание по трибам или по центуриям было
собранием всех имевших право голоса граждан, патрициев вместе с плебеями.
Собрание плебеев, конечно же, представляло только класс плебеев. Каждое
собрание имело своих должностных лип; в первом случае это были консулы, во
втором -- народные трибуны.
Пока Рим был маленьким государством двадцать на двадцать миль, вполне
возможно было организовать нечто вроде представительного собрания всего
народа. Но с течением времени все более очевидным становилось,-- при том
уровне сообщения, что существовал тогда в Италии,-- что значительную часть
римских граждан невозможно даже поставить в известность, что происходит
сейчас в Риме, не говоря уже о том, чтобы подключить их к действенному
участию в политической жизни. Аристотель в своей "Политике" уже обращал
внимание на фактическое лишение права голоса тех избирателей, которые жили в
сельской местности и не имели возможности оставить свои хозяйства.
Этому физическому ограничению избирательных прав подвергалось
подавляющее большинство римских граждан. С ростом Рима по этим причинам в
политическую жизнь проникли непредвиденные сложности. Народное собрание все
больше пре-
вращалось в сборище "политических проституток" и городской черни и все
меньше напоминало представительное собрание добропорядочных граждан.
Достойнее всего народное собрание выглядело в IV в. до н. э. После этого
времени его авторитет неуклонно снижался. Новый сенат уже не был
исключительно патрицианским учреждением, с его однобокой, но в целом
благородной традицией. Теперь это было учреждение богачей, бывших
магистратов, влиятельных чиновников, смелых авантюристов и т. п. Он
склонялся к распределению должностей по наследственному праву и на три
столетия стал правящей силой в римском мире.
Существует два способа, известных миру, которые могли бы обеспечить
народному правительству Рима дальнейшее развитие после дней его расцвета во
времена Аппия Клавдия Цензора, в конце IV в. до н. э.. Но ни один из них не
был известен римлянам.
Первым из этих способов является надлежащее использование печати. В
нашем повествовании о ранней Александрии мы уже отмечали тот странный факт,
что печатные книги так и не появились в мире в IV и III вв. до н. э. Теперь,
рассказывая о событиях в Риме, нам придется повторить это замечание. Для
современного человека вполне очевидно, что правительство, действующее на
обширной территории, должно обеспечить устойчивое поступление ко всем
гражданам точной информации об общественной жизни для поддержания их
интереса к участию в делах государства. Народные правительства современных
государств, появившиеся по обе стороны Атлантики в последние два столетия,
стали возможны только посредством более-менее честного и исчерпывающего
обсуждения вопросов общественной жизни в прессе. Но в Италии единственным
способом, которым правительство Рима могло сообщаться с группой своих
избирателей в какой-либо отдаленной части государства, было отправить к ним
вестника. С отдельным гражданином у него вообще не было никаких способов
поддерживать связь.
Вторым способом в истории человечества, который появился главным
образом благодаря англичанам, но так и не появился у римлян, и почти столь
же очевидный,-- является использование представительного органа власти
(парламента). У старого народного собрания (в его трисоставной форме) еще
бьиа возможность заменять собой собрание представителей. Позднее в истории,
по мере роста государства, англичане осознали эту необходимость. Отдельных
лиц, рыцарей графств, созывали в Вестминстер, чтобы дать им возможность
выступить и проголосовать, отстаивая местные интересы. Их формально избирали
с этой целью. С современной точки зрения, ситуация в Риме просто взывала к
созданию подобного института. Но это так и не было предпринято.
Народное собрание по трибам (комиция трибута) -- одна из трех основных
форм народного собрания -- созывалось вестниками за семнадцать дней до
назначенной даты сбора. Но большинство граждан Италии неизбежно оставалось в
неведении относительно его созыва. Авгуры, жрецы-предсказатели, которых Рим
унаследовал от этрусков, в ночь непосредственно перед от-
крытием собрания исследовали внутренности жертвенного животного, и если
они находили уместным объявить, что эти забрызганные кровью предзнаменования
неблагоприятны, собрание распускалось. Но если авгуры сообщали, что печень
своим видом предвещает успешное проведение собрания, тогда с Капитолия и с
городских стен трубили в горны, и собрание открывалось.
Оно проводилось на открытом воздухе, то на малом Форуме под
Капитолийским холмом, то на тихой лужайке за пределами Форума или на
Марсовом поле, где занимались военными упражнениями,-- самой оживленной
части современного Рима, но в те времена просто открытой местности. Все
начиналось с рассветом, после прочтения молитвы, открывающей собрание.
Сидений не было, и это, вероятно, помогало приучить граждан к правилу, что с
государственными делами следует управляться до наступления ночи.
Сперва начиналось обсуждение тех вопросов, ради которых созывалось
собрание, тех решений, какие следовало принять. Перед собравшимися
зачитывались предложения. Разве не удивительно, что в такой ситуации не
раздавались отпечатанные листки с вопросами, предложенными к обсуждению?! Но
если такие листки и предлагались, то только рукописные, с возможными
ошибками, а то и намеренными фальсификациями. По-видимому, задавать вопросы
не разрешалось, но каждый участник имел право выступить перед собранием с
позволения председательствовавших магистратов.
Затем все собравшиеся расходились по специально огороженным делянкам,
напоминавшим загоны для скота, каждая для отдельной трибы, где после
обсуждения триба голосовала за предложенное решение. Окончательное решение
принималось не большинством граждан, но большинством триб. И оно во
всеуслышание объявлялось вестниками.
Народное собрание по центуриям (комиция центуриата) проходило по очень
схожим правилам, за исключением того, что вместо тридцати пяти триб, в III
в. до н. э., было 373 центурии. Это собрание опять же начиналось с
жертвоприношения и открывающей молитвы. Центурии, первоначально воинские
подразделения (подобно "сотням" средневекового местного самоуправления), к
тому времени уже давно утратили всякое отношение к числу сто. В состав
отдельных центурий входило всего несколько человек, а некоторые были весьма
многочисленны. Было восемнадцать центурий всадников, которые изначально
включали в свой состав людей, обладавших достаточным состоянием, чтобы иметь
коня и снаряжение, необходимое для службы в коннице. Позднее сословие
римских всадников, как и рыцарское в Англии, стало заурядным общественным
подразделением,
не имевшим никакого военного, духовного или нравственного значения.
Всадники превращались в очень влиятельный класс, по мере того, как Рим
торговал и богател; какое-то время они были тем классом, который двигал все
римское общество. Сенаторам примерно с 200 г. до н. э. не разрешалось
заниматься торговлей. Всадники, таким образом, превратились в крупных
торговцев (негоциантов), а как откупщикам государственных доходов
(публиканам) им принадлежало право собирать налоги.
Существовало еще восемьдесят центурий состоятельных людей (имевших
более 100000 ассов), двадцать две центурии тех, чье состояние приближалось к
75 000 ассов, и так далее. Было две центурии механиков и музыкантов, и одну
центурию составляли пролетарии. Решения принимались по большинству центурий.
Не удивительно, что с ростом римского государства и усложнением его
деятельности власть перешла от народных собраний к сенату, сравнительно
компактному властному органу. Число сенаторов варьировалось от (самое
меньшее) трехсот сенаторов до девятисот (до этого числа сенат был увеличен
Цезарем). Это были люди, имевшие отношение к политике и крупным торговым
операциям, более-менее знавшие друг друга, знакомые с традициями управления
и государственной жизни.
Властью назначать и собирать сенат в Республике сначала были наделены
консулы, а затем, некоторое время спустя, была учреждена должность
"цензора", к которому перешла значительная часть полномочий консулов, в том
числе право назначать и собирать сенаторов. Аппий Клавдий, один из первых
цензоров, который воспользовался этим правом, внес вольноотпущенников в
списки триб и призвал сынов вольноотпущенников избираться в сенат. Однако
это мероприятие шокировало консервативные инстинкты того времени. Консулы
отказались признать его сенат, и следующие цензоры отклонили его
предложения.
Однако эта попытка весьма показательна в том, насколько сенат про
двинулся за первоначальные рамки исключительно патриархального вла стного
органа. Как и современная британская палата лордов, он стал со бранием
крупных бизнесменов, энергичных политиканов, успешных про ходимцев, крупных
землевладельцев и прочего подобного люда. Его патриархальное достоинство
было не более чем колоритным притворством в духе римской старины. Однако, в
отличие от британской палаты лордов, законное право контролировать сенат
имело лишь малоэффективное на родное собрание, которое мы уже описывали, и
трибуны, избираемые со бранием плебеев. Этот правовой контроль над консулами
и проконсулами был незначительным; он обладал малой исполнительной силой.
Интересы членов сената, вполне естественно, были противоположны интересам ос
новной массы граждан. Но на протяжении нескольких поколений эта об ширная
масса простых людей была неспособна выразить свой протест на действия
сенатской олигархии.
Прямое народное управление государством не ужилось в Италии, поскольку
еще не было ни общественного образования, ни прессы; не было и
представительной политической системы. Оно провалилось по причине этих
технических трудностей еще до начала 1-й Пунической войны. Но его
возникновение представляет огромный интерес, как первая попытка распутать
тот клубок проблем, с которым пытается разобраться политический разум в
настоящее время.
Сенат обычно собирался в здании сената на Форуме, но в особых случаях
он мог созываться в одном из храмов. Когда же ему приходилось принимать
иноземных послов или своих собственных полководцев (которым не позволялось
вступать в город, пока они командовали войсками), сенат собирался на
Марсовом поле, вне городских стен.
Государственное устройство Карфагена не отнимет у нас много времени.
Италия под властью Рима была республиканским государством; Карфаген
представлял собой более древнее образование -- город-республику. У Карфагена
была своя "империя", подобная той "империи", что была у Афин: подчиненные
города и народы не любили его. Кроме того, огромную часть его населения
составляло множество враждебно настроенных к Карфагену рабов, занятых в
различных ремеслах и производстве.
Городом правили два избираемых "царя", суффекты, как они названы у
Аристотеля, которые представляли собой эквивалент римских цензоров. На
семитском языке их называли так же, как у евреев назывались их судьи.
Подобно Риму, тут были и бессильное народное собрание, и сенат, состоящий из
представителей правящих классов. Два комитета этого сената, формально
выборные, но избираемые легко контролируемыми способами, так называемые Сто
Четыре и Тридцать, представляли собой в действительности сплоченную
олигархию самых богатых и влиятельных людей. Они редко посвящали в свои
планы союзников и сограждан и советовались с ними еще реже. Они составляли
планы, в которых благополучие Карфагена, несомненно, зависело от их
собственной выгоды. Карфагенская верхушка была враждебно настроена ко всем
новым людям и идеям и пребывала в полной уверенности, что их морское
владычество, продолжавшееся уже два столетия, является само собой
разумеющимся.
Новый сенат расширившегося Римского государства все больше входил во
вкус военной добычи. Теперь он бросал алчные взгляды через Мессинский пролив
на владения карфагенян в Сицилии.
Впрочем, эту алчность сдерживал страх перед морской силой Карфагена. У
"патриотов" из римской толпы, однако, карфагеняне вызывали зависть, и они не
склонны были поразмыслить над тем, какую цену потребует конфликт с
Карфагеном. Тот союз, который невольно был навязан Пирром Карфагену и Риму,
продержался одиннадцать лет, и Рим уже созрел для того, что на современном
политическом жаргоне называется "оборонительно-наступательная война". Случай
к этому представился в 264 г. до н. э.
Не вся Сицилия тогда была в руках карфагенян. Ее восточная окраина все
еще находилась под властью греческого царя Сиракуз, Гиерона (правил в
268--215 до н. э.), преемника того Дионисия, у которого придворным философом
одно время был Платон. Некая банда наемников, которые прежде состояли на
службе у Сиракуз, захватили Мессину (Мессану; 288 г. до н. э.) и принялись
грабить торговые пути, ведущие к Сиракузам, так что Гиерон в конце концов
был вынужден принимать меры, чтобы подавить их (268 г. до н. э.). Карфаген,
который также был жизненно заинтересован в подавлении пиратства, пришел ему
на помощь и разместил в Мессине свой гарнизон. Это было законное и
обоснованное действие. Теперь, когда Тир был разрушен, единственным, кто был
в состоянии следить за соблюдением морских законов в Средиземноморье,
являлся Карфаген. Подавление пиратства было его задачей, как по обычаю, так
и по традиции.
Мессинские пираты попросили помощи у Рима, и копившиеся зависть и страх
перед Карфагеном стали причиной того, что римляне решили помочь им. В
Мессину была отправлена экспедиция под командованием Аппия Клавдия (это уже
третий Аппий Клавдий, которого мы упоминаем в нашей истории).
Так началась первая из серии самых разрушительных и катастрофических
войн, которые когда-либо омрачали историю человечества,-- 1-я Пуническая
(264--241 до н. э.).
Но вот как один историк, проникшийся фантастическими политическими
представлениями нашего времени, счел уместным написать об этой вылазке:
"Римляне знали, что тем самым они начинают войну с Карфагеном; но
политические инстинкты римского народа не подвели его, поскольку
карфагенский гарнизон в Сицилийском проливе был явной угрозой миру в
Италии". Поэтому они решили защитить мир в Италии от этой "угрозы", развязав
войну, которая продлилась почти четверть столетия! И потеряли в этой войне
свою, с таким трудом приобретенную политическую мораль.
Римляне захватили Мессину, и Гиерон переметнулся от карфагенян к
римлянам. Затем борьба какое-то время шла вокруг города Агригент. Римляне
осадили его, и эта осада затянулась достаточно долго. Обе стороны
значительно пострадали от чумы и нерегулярных поставок продовольствия.
Римляне потеряли в этой осаде 30 тысяч человек, но, в конце концов,
карфагеняне оставили этот город (262 г. до н. э.) и отвели свои силы в
укрепленные города на западном берегу острова, главным из которых был
Лилибей. Им бы не составляло особого труда поддерживать их с африканского
побережья, и пока ничто не угрожало их морскому владычеству, любые силы
римлян выдохлись бы, пытаясь взять эти укрепления карфагенян.
И здесь начинается новый, неожиданный поворот в течении этой войны.
Римляне вышли в море и, к удивлению карфагенян, да и к своему собственному,
нанесли поражение карфагенскому флоту.
Со времен Саламина произошло значительное совершенствование конструкции
кораблей. Тогда главным типом боевого корабля была трирема, галера с тремя
рядами весел; теперь основным боевым кораблем у карфагенян стала квинкверема
(пен-тера), гораздо большая по размерам галера с пятью палубами гребцов,
которая могла таранить или ломать весла у любого менее мощного судна.
Римляне вступили в войну, не имея на вооружении подобных кораблей. Но они
принялись за работу и сами стали строить квинкверемы. Им, как говорят,
сильно упростило работу по конструированию собственного корабля то, что
перед ними был готовый образец -- один из захваченных карфагенских кораблей
подобного типа.
За два месяца римляне построили сто квинкверем и тридцать трирем. У них
не было ни опытных лоцманов, ни привычных к такому типу судна гребцов, но и
эти затруднения им удалось преодолеть частично с помощью своих
союзников-греков, а частично с использованием новой тактики ведения морского
боя. Вместо того чтобы полагаться главным образом на таран или на ломание
весел противника, для чего требовалось большее умение в морском деле, чем у
них было, они решили брать суда противника на абордаж. Для этого было
сконструировано подобие подъемного моста (по латыни "корвус"),
прикрепленного на их кораблях блоком к мачте, снабженного крючьями и шипами
на конце. Римляне также укомплектовали свои галеры множеством солдат.
Теперь, когда карфагенский корабль шел на таран или проходил недалеко от
борта, абордажный мостик сразу же опускался и римские солдаты перебирались
на вражеский корабль.
Несмотря на свою простоту, это приспособление обеспечило полный успех
римлянам. Оно изменило ход войны и судьбы че-
ловечества. Тот минимум изобретательности, который был необходим, чтобы
свести на нет использование абордажного мостика, был, очевидно, за пределами
возможностей карфагенских правителей. В сражении при Милах (260 г. до н. э.)
римляне одержали свою первую морскую победу, захватили или уничтожили
пятьдесят кораблей.
В огромном сражении у мыса Экном (256 г. до н. э.), "вероятно, самом
значительном морском сражении античности"*, в котором были задействованы от
семисот до восьмисот кораблей, карфагеняне показали, что они ничему не
научились у прежней катастрофы. Они снова превосходили римлян в
маневренности и морском мастерстве и нанесли бы им поражение, но корвус
опять решил исход дела. Римляне потопили тридцать кораблей и захватили
шестьдесят четыре.
Война продолжалась и дальше, с жестокими колебаниями фортуны, но при
этом все заметнее становилось, как растет энергия, сплоченность и инициатива
римской стороны. После Экнома римляне вторглись в Африку с моря.
Высадившимся войскам поначалу сопутствовал успех -- римлянам даже удалось
захватить Тунис (в десяти милях от Карфагена). Но к ним не пришло
подкрепление, и в итоге римский десант был полностью разбит.
Римляне утратили свое морское превосходство, потеряв корабли во время
шторма, и снова вернули его, построив за три месяца второй флот из двухсот
двадцати кораблей. Они взяли Палермо и разгромили там огромную карфагенскую
армию (254 г. до н. э.), захватив в числе прочего сто четыре боевых слона, и
устроили триумфальное шествие в Риме, равного которому город прежде не
видел. Затем они предприняли безуспешную осаду Лилибея, главного оплота
карфагенян из тех, что еще оставались у них в Сицилии. Они потеряли свой
второй флот в огромном морском сражении у Дрепана (249 г. до н. э.), утратив
сто восемьдесят из двухсот двадцати кораблей. И третий флот из ста двадцати
боевых кораблей и восьмисот транспортов был потерян ими в том же году
частично в сражениях, частично из-за штормов.
На протяжении семи лет подобного рода война продолжалась между двумя
сторонами, почти полностью выбившимися из сил, война набегов и непрочных
осад, на протяжении которой у Карфагена все же лучше получалось
противостоять римлянам на море, чем на суше. Затем неимоверными усилиями
Риму удалось создать четвертый флот, в две сотни судов, и полностью разбить
карфагенский флот в сражении у Эгатских островов (241 г. до н. э.) -- после
чего Карфаген запросил мира.
Уэллс Дж. Краткая история Рима до смерти Августа.
По условиям этого мира, вся Сицилия, за исключением владений Гиерона в
Сиракузах, становилась "земельной собственностью" римского народа. Процесса
ассимиляции, подобного тому, который происходил в Италии, на этот раз не
было: Сицилия стала завоеванной провинцией, платила дань, принося прибыль,
как провинции более древних империй. Вдобавок Карфаген заплатил контрибуцию
в размере 3 200 талантов (около 83 тонн золота).
На двадцать два года установился мир между Римом и Карфагеном. Это был
мир без процветания. Обе воюющие стороны испытывали нужду и дезорганизацию,
которые неизбежно проистекают из всех крупных войн. Карфагенские земли были
охвачены безудержным насилием: возвращавшиеся солдаты не могли получить свою
плату, бунтовали и занимались грабежами. Земли Карфагена лежали
невозделанными. Карфагенский полководец Гамилькар подавлял эти беспокойства
с ужасающей жестокостью, распиная людей тысячами. Восстали Сардиния и
Корсика.
"Мир в Италии" едва ли был счастливее. Галлы восстали и двинулись на
юг; их разгромили, и 40 тысяч из них было убито. Было очевидно, что римские
владения в Италии будут неполными, пока к ним не присоединятся все земли до
Альп. Римские колонии были размещены в долине реки По, и началось
строительство великой северной артерии -- дороги Виз Фламиния. О
нравственном и духовном упадке этого послевоенного периода можно судить хотя
бы по тому, что, когда галлы наступали на Рим, решено было принести
человеческие жертвоприношения, и они были совершены.
Старый карфагенский морской порядок был уничтожен. Возможно, он был
односторонним и не отвечал интересам римлян, но на море действительно
существовал порядок. Теперь же Адриатика кишела иллирийскими пиратами, и в
результате вспыхнувшего конфликта, вызванного этим положением дел, Иллирию
после двух войн пришлось аннексировать в качестве "второй провинции".
Отправив экспедиции на захват Сардинии и Корсики, восставших карфагенских
провинций, римляне подготовили почву для 2-й Пунической войны.
1-я Пуническая война проверила и подтвердила силу и Рима, и Карфагена.
Если бы каждая из сторон проявила больше благоразумия, если бы Рим был более
великодушен, никогда не возобновилась бы эта борьба. Но Рим был
неблагородным победителем. Он захватил Сардинию и Корсику без законных
оснований, он увеличил размер контрибуции на 1200 талантов, он навязал
предел -- реку Эбро -- для продвижения карфагенян в Испании. В
Карфагене была сильная партия, возглавляемая Ганноном, выступавшая за
уступки Риму и за скорейшее примирение с ним. Но вполне естественно, что у
большинства карфагенян их недавний противник вызывал лишь отчаянную и
непримиримую ненависть.
Ненависть -- одна из тех страстей, которые способны подчинить себе
жизнь человека, в особенности определенный тип людей: с темпераментом,
слишком склонным к крайностям. Эти люди готовы превратить свою жизнь в
мстительную мелодраму, находя стимул и удовлетворение в пугающих
демонстрациях "возмездия" и расплаты. Страх и зависть первобытного существа
продолжают приносить ужасающие плоды и в наших жизнях: от каменного века нас
отделяют не более чем четыре сотни поколений. Во время великих войн, как
известно всей Европе, этот "ненавидящий" темперамент может дойти до крайнего
предела. Те жадность, гордыня и жестокость, которые выпустила на свободу 1-я
Пуническая война, приносили теперь свой обильный урожай безумной ненависти к
иноземцам.
Заметной фигурой на стороне Карфагена был выдающийся полководец и
государственный деятель Гамилькар Барка, который принялся за осуществление