Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

появились суда из железа и стали, огромные мосты и новые методы
строительства с применением стали. Постепенно люди поняли, что проектировали
железные дороги с явно недостаточной шириной колеи и что можно, расширив ее,
обеспечить большую устойчивость и комфорт при поездках.
Огромный корабль или здание со стальным каркасом не есть, как им
представляется, всего лишь увеличенными вариантами небольшого корабля или
какого-то древнего строения; они отличаются своим внешним видом, более
экономно и надежно сработаны, в них используются более легкие и прочные
материалы, они были созданы не по прецеденту и не на глаз -- их появление
явилось результатом хитроумных и сложных расчетов.
Мы привели эти конкретные практические примеры прогресса человечества в
сталелитейной металлургии в качестве иллюстрации. Такую же историю можно
рассказать о металлургии меди и олова, а также многих других металлов (из
них упомянем лишь два -- никель и алюминий), о существовании которых стало
известно лишь в XIX веке.
Именно в обеспечении и расширении контроля над веществами, над
различными видами стекла, камнями, отделочными материалами и т. п., над
цветом и структурой заключается огромный успех механической революции.
Многие из первоначальных способов применения этих даров науки были
вульгарными, нелепыми, глупыми или ужасными. Художники и оформители лишь
только приступили к работе с бесконечным множеством появившихся в их
распоряжении веществ.
Параллельно с расширением механических возможностей возникла и выросла
новая наука -- наука об электричестве. Только в восьмидесятых годах XIX в.
эта отрасль начала приносить результаты, столь впечатляющие для
невежественного ума. Внезапно появился электрический свет и электрическая
тяга; а превращение сил и возможность направлять энергию (которую, по
усмотрению, можно преобразовывать в механическое движение, свет или тепло)
по медному проводу, словно воду по трубе, стали понятны и доступны обычным
людям.
В этом великом распространении знаний ведущую роль играли сначала
британцы и французы; однако немцы, при Наполеоне приученные к покорности,
проявили в научных исследованиях такое рвение и упорство, что вскоре догнали
этих лидеров. Английская наука создавалась в основном англичанами и
шотландцами за пределами традиционных центров образования.
Мы уже рассказывали, как в Англии после Реформации университеты
перестали пользоваться популярностью у широкой общественности и превратились
в образовательные заповедники для крупной знати и мелкопоместного
дворянства, оплоты официальной Церкви. В них преобладала напыщенная и
бездумная классическая претенциозность, и они оказывали господствующее
влияние на школы для среднего и верхнего слоев общества.
Единственным допустимым знанием было некритическое текстуальное знание
подборки латинских и греческих авторов, а показателем хорошего стиля была
насыщенность цитатами, ссылками и стереотипными выражениями. Поэтому
первоначально развитие британской науки происходило вопреки формальной
образовательной структуре и в условиях откровенной враждебности со стороны
преподавательского состава и духовенства.
Над французским образованием тоже довлела классическая традиция
иезуитов; следовательно, немцам было проще организовать группу
исследователей, весьма небольшую по сравнению с масштабом стоящих задач,
однако превосходящую небольшие коллективы британских и французских
исследователей и экспериментаторов. И хотя эта
экспериментально-исследовательская деятельность делала Британию и Францию
наиболее богатыми и могущественными странами в мире, она не делала богатыми
и могущественными тех, кто этой деятельностью занимался. В искреннем
человеке науки всегда есть нечто не от мира сего; он слишком занят своими
исследованиями, чтобы еще и планировать, как на этом заработать деньги.
Поэтому вполне естественно, что экономическая эксплуатация его открытий
легко становится добычей людей корыстных. Мы видим, что каждая новая фаза
научно-технического прогресса создавала в Великобритании свое поколение
богатых людей,
которые хоть и не проявляли такого же страстного желания, как схоласты
и клерикалы, преследовать и убить курицу, несущую национальные золотые яйца,
но вполне спокойно относились к тому, что это приносящее прибыль существо
живет впроголодь.
В этом отношении немцы были несколько умнее. "Образованные" немцы не
проявляли такой горячей ненависти к новому знанию. Они разрешали ему
развиваться. Опять же, немецкий деловой человек и промышленник не испытывал
такого презрения к человеку науки, как его британский конкурент. Немцы
рассматривали знание как культурное растение, которое дает тем больший
урожай, чем лучше его удобрить. Поэтому они предоставляли людям науки
определенную свободу действий; их общественные расходы на научные
исследования были относительно большими, и эти расходы окупались
многократно.
Ко второй половине XIX в. немецкий язык, благодаря деятельности
немецких ученых, стал обязательным для каждого, кто занимался наукой и
стремился идти в ногу с последними достижениями в своей области. В некоторых
отраслях, особенно в химии, Германия далеко опередила своих западных
соседей. В Германии научные достижения шестидесятых и семидесятых начали
сказываться в восьмидесятых годах XIX в., и немцы обеспечили себе более
быстрый технический и промышленный рост, чем Британия и Франция.
Сама же механическая революция началась с того, что истощились запасы
леса для чугунолитейных заводов Англии. Это привело к использованию угля,
использование добываемого в шахтах угля привело к появлению простого
насосного двигателя, усовершенствование Уаттом насосного двигателя и
приспособление его для привода машин привело к появлению локомотива и
парохода.
Это был первый этап значительной промышленной экспансии -- через
использование пара. Второй этап механической революции начался с
использования науки об электричестве для решения практических проблем, а
также развития электрического освещения, электрической силовой передачи и
тяги.
Третий этап начался в восьмидесятых годах, когда был создан новый тип
двигателя, в котором вместо силы расширения пара стали использовать силу
расширения воспламеняющейся смеси. Полученные таким образом легкие двигатели
с высоким коэффициентом полезного действия стали применяться в автомобилях,
а затем были доведены до такой степени легкости и эффективности, что
обеспечили практическую реализацию полета, о теоретической возможности
которого давно было известно.
В этой сфере важнейшее значение имела деятельность братьев Райт в
Америке. Еше в 1897 г. профессор Лэнгли, из Смитсоновского института в
Вашингтоне, создал летающую машину -- однако не настолько мощную, чтобы
поднять в воздух человека. Его следующее изобретение -- полномерный аэроплан
-- не про-
шел первых испытаний, однако после многочисленных доработок был успешно
поднят в воздух пилотом Кертисом через несколько лет. К 1909 г. самолет стал
пригоден для того, чтобы на нем передвигались люди.
С доведением до совершенства железнодорожного и автомобильного
транспорта наступила некоторая пауза в сокращении времени поездок, однако
самолет предоставил новые возможности для сокращения времени, необходимого
для перемещения из одной точки земной поверхности в другую. В XVIII в.
расстояние между Лондоном и Эдинбургом преодолевалось за восемь дней пути; в
1918 г. британская Комиссия по гражданскому воздушному транспорту объявила,
что поездка из Лондона в Мельбурн, составляющая половину путешествия вокруг
Земли, будет занимать через несколько лет те же самые восемь дней.
Эти достижения представляют собой лишь один аспект процесса углубления
и расширения человеческих возможностей. Например, земледельческая наука и
сельскохозяйственная химия добились в XIX в. столь же важных успехов. Люди
научились так удобрять почву, что стало возможным убирать с одной и той же
площади урожай вчетверо и впятеро больший, чем в XVIII в. Еще более
впечатляющих успехов добилась медицинская наука: средняя продолжительность
жизни увеличилась, возросла ежедневная работоспособность, снизилась
смертность, вызванная общим неудовлетворительным состоянием здоровья.
Все эти достижения обеспечили столь разительную перемену в жизни
человечества, что можно говорить о наступлении нового периода в истории.
Механическая революция была осуществлена всего за столетие с небольшим. За
это время человек добился больше успехов в улучшении материальных условий
своего существования, чем за весь долгий период между эпохой палеолита и
эпохой земледелия или между правлением фараона Пепи в Египте и правлением
Георга III.
Возник новый гигантский материальный каркас человеческих отношений.
Понятно, что он требует значительной реорганизации наших социальных,
экономических и политических методов. Но эта реорганизация стала возможна
лишь благодаря достижениям механической революции, и процесс реорганизации
находится в своей начальной стадии.
, Во многих исторических работах проявляется тенденция смешивать два
понятия: то, что мы охарактеризовали, как механическую революцию, которая
была явлением совершенно новым для человеческого опыта и явилась следствием
прогресса в научной сфере, новым шагом вперед, аналогичным изобретению
земле-
делия или открытию металлов, и то, что имеет совершенно иное
происхождение, что уже имело исторический прецедент -- промышленную
революцию.
Эти два процесса происходили одновременно, постоянно оказывая друг на
друга влияние, но по происхождению и сути своей они были разными явлениями.
Даже если бы не было угля, пара и различных механизмов, нечто вроде
промышленной революции все равно произошло бы; однако в этом случае это
явление в гораздо большей степени напоминало бы социальные и финансовые
процессы в последние годы Римской республики. Снова повторилась бы история с
лишенными земли свободными крестьянами, артельным трудом, крупными имениями,
крупными финансовыми состояниями и разрушительными для общества финансовыми
процессами.
Даже фабричный способ производства возник до появления электричества и
машин. Фабрики были продуктом не механизации, а "разделения труда".
Выполнявшие заученные движения и жестоко эксплуатируемые рабочие занимались
изготовлением таких вещей, как дамские шляпы, картонные коробки и мебель,
раскрашивали географические карты, книжные иллюстрации и тому подобное еще
до того, как для промышленных процессов стали применять водяное колесо.
Фабрики существовали в Риме уже во времена Августа. Например, на
фабриках, принадлежавших продавцам книг, новые книги диктовались сидевшим
рядами копировальщикам. Внимательный читатель произведений Дефо и
политических памфлетов Филдинга обратит внимание на то, что в Британии идея
сгонять в кучу неимущих людей и организовывать предприятия, где они
коллективно зарабатывали бы себе на жизнь, находилась в стадии реализации
уже в конце XVII в. Еще в "Утопии" (1516) Томаса Мора содержатся откровения
по этому поводу. Так что промышленная революция была явлением социальным, а
не механическим.
Механическая революция, как процесс научных изобретений и открытий,
была новым фактором человеческого опыта и продолжалась независимо от своих
возможных социальных, политических, экономических и промышленных
последствий. Промышленная революция, с другой стороны, как и большинство
аспектов человеческой деятельности, претерпевала и претерпевает все более
глубокие изменения, вызванные постоянными переменами в условиях
человеческого существования, являющихся результатом механической революции.
И основное отличие между накоплением богатств, разорением мелких фермеров и
мелких бизнесменов, а также эпохой крупных капиталов в последние столетия
Римской республики и весьма похожей концентрацией капитала в XVIII и XIX вв.
заключается в глубоких различиях в характере труда, обусловленных
механической революцией.
В эпоху ранних цивилизаций значительная часть человечества была занята
выполнением нудной, чисто механической работы. На раннем этапе своего
внедрения механизмы с силовым приводом не обещали, казалось, никакого
избавления от отупляющего физического труда. Крупные партии людей
использовались при прокладке каналов, строительстве железнодорожных насыпей,
плотин и т. п. В огромных масштабах возросла численность шахтеров. Но
количество оборудования и выпуск товаров увеличились в еще более крупных
масштабах. И по мере того как продолжалось XIX столетие, все прочнее
утверждалась простая логика новой ситуации.
Человеческие существа как источник простой и недифференцированной
энергии больше не требовались. Выполняемая человеком механическая работа
могла быть лучше и быстрее выполнена машиной. Человеческое существо
требовалось теперь только там, где существовала необходимость в
избирательном и интеллектуальном подходе. Труженик, бывший основой всех
предыдущих цивилизаций, существо, воплощавшее послушание, человек, ум
которого не был востребован, стал лишним в процессе производства благ
человечества.
Это касалось и таких древних отраслей, как сельское хозяйство и добыча
полезных ископаемых, и совсем новых металлургических технологий. При
вспашке, посевных работах и сборе урожая проворные машины заменили собой
труд десятков людей. Здесь Америка обогнала Старый Свет. Римская цивилизация
была создана дешевым трудом деградировавших человеческих существ;
современная цивилизация воссоздается за счет дешевой механической энергии. В
течение ста лет энергия дешевела, а труд дорожал. И если механизмы появились
в шахте лет через двадцать после своего изобретения, то это случилось лишь
потому, что в течение этого времени люди обходились дешевле, чем машины. В
графствах Нортамберленд и Дарем, на ранней стадии добычи угля в шахтах, труд
людей ценился так дешево, что никто обычно не подсчитывал, сколько людей
погибало при авариях в шахтах. Для изменения такого положения дел
требовалось профсоюзное движение.
Однако общая тенденция к замене человеческого труда более
производительным машинным трудом стала крайне важным фактором в жизни
человеческого общества. Основной заботой богачей и правителей в старых
цивилизациях было обеспечение нужного количества тружеников. Иного источника
богатства просто не существовало. По мере того как продолжалось XIX
столетие, умные и деятельные люди все лучше понимали, что простой человек
должен теперь стать чем-то большим, чем просто "трудягой". Ему надо было
дать образование -- хотя бы для того, чтобы обеспечить его "промышленную
эффективность". Он должен был осознать свое предназначение.
Вторая половина XIX в. была периодом быстрого прогресса народного
образования во всем мире, который разделял ценнос-
ти Западной цивилизации. В образовании высших слоев общества
аналогичного процесса не наблюдалось: какое-то продвижение, конечно, было,
но совершенно несоизмеримое -- и поэтому пропасть, прежде разделявшая
образованных читателей и неграмотные массы, превратилась в немногим большее,
чем едва уловимая разница в образовательных уровнях.
В основе этого процесса лежала механическая революция, явно не
зависящая от социальных условий, однако неумолимо требующая полного
устранения неграмотности населения повсюду в мире.
В данном "Очерке" мы не забыли рассказать о постепенном формировании
класса простых людей с собственными объединяющими устремлениями и идеями.
Пишущий эти строки убежден, что массовые движения "простых людей",
охватывающие значительные пространства, стали возможны лишь в результате
пропагандистского воздействия религий -- христианства или ислама -- с их
настоятельным требованием индивидуального самоуважения.
Механическая революция не только требовала всеобщего образования, она
вела к появлению крупных капиталов и крупномасштабной реорганизации
промышленности, призванных дать простым людям новую и непривычную систему
идей вместо обычного, чреватого неприятностями непослушания и стихийных
бунтов, присущих необразованному простонародью.
Мы уже рассказывали о том расколе, который внесла промышленная
революция в среду класса производителей -- класса, до этого второстепенного
и пестрого по своему составу. Она расколола его на две части: работодателей,
ставших достаточно богатыми, чтобы слиться с представителями финансовой,
торговой и землевладельческой элиты, и наемных работников, по своему статусу
все больше уподоблявшихся участникам артельного и сельского труда. В то
время как социальное положение промышленного наемного работника ухудшалось,
социальное положение сельского работника улучшалось благодаря появлению
сельскохозяйственной техники и увеличению производительности его труда.
В середине XIX в. Карл Маркс (1818--1883), немецкий еврей, обладавший
обширной и разносторонней эрудицией, указывал на то, что формирование
рабочего класса неуклонно растущей группой собственников-капиталистов
создавало новую классовую структуру общества, которая пришла на смену
прежней, более сложной классовой системе.
Собственность, бывшая эквивалентом власти, сосредоточивалась в руках
относительно немногих, в руках богатых и влиятельных людей, представителей
класса капиталистов; одновременно происходило невиданное сплочение рабочих,
обладавших малой собственностью или без таковой вообще, которых он называл
"экспроприированными" или "пролетариатом",-- неверно используя это
слово,-- и которые, как он считал, неизбежно должны были выработать
"классовое сознание" в результате конфликта их интересов с интересами
богачей.
Эти классы, поначалу не связанные ничем, кроме общего обнищания,
претерпевали теперь совместное снижение или повышение уровня жизни, были
вынуждены читать одни и те же книги и переносить одни и те же неудобства. Во
всем мире все более очевидным становилось чувство солидарности между всеми
малоимущими и нищими людьми, направленное против класса, который накапливает
в своих руках прибыли и богатство.
Отмирали прежние различия -- различия между ремесленником и
сельскохозяйственным работником, между рабочим и служащим, между бедным
представителем духовенства и директором начальной школы, между полицейским и
водителем автобуса. Все они покупали одну и ту же дешевую мебель и жили в
похожих друг на друга дешевых домах; их сыновья и дочери тесно общались друг
с другом и создавали общие семьи; у рядовых членов общества все меньше
оставалось надежд добиться успеха и пробиться в его верхние слои.
Определение общих закономерностей в развитии идей, которое происходило
во время механической и промышленной революций XIX в., является очень
трудной задачей. Но мы должны приступить к ее решению, если собираемся
определить связь между прошлым и тем, что происходит сейчас.
Удобства ради разделим сто лет между годом 1814 и 1914 годом на два
основных периода.
Сначала идет период 1814--1848 гг., когда значительный массив
либеральной мысли и литературы существовал лишь в ограниченных кругах, но
когда в воззрениях общей массы людей еще не произошло крупных перемен. В
течение всего этого периода общество жило, если можно так выразиться, старым
интеллектуальным капиталом, оно строило свою жизнь в соответствии с
основными идеями революции и контрреволюции. Основными либеральными
ценностями были свобода и некий расплывчатый эгалитаризм; ценностями
консервативными были монархия, официальная религия, социальные привилегии и
послушание.
До 1848 г. духу Священного союза, духу Меттерниха с трудом удавалось
препятствовать возвращению Европейской революции, которую Наполеон предал и
приостановил. С другой стороны, в Америке, как Северной, так и Южной,
революция празд-
новала победу, и либерализм XIX в. господствовал безраздельно. Британия
была страной противоречий -- ни полностью реакционной, ни полностью
прогрессивной, страной как Кромвеля, так и "веселого монарха" Карла,
антиавстрийской, антибурбонской, антипапской, но все же несколько
репрессивной. Мы уже рассказывали о ряде первых либеральных бурь в Европе
около 1830 года. В 1832 г. парламентская реформа, значительно расширив
избирательное право и частично восстановив представительный характер палаты
общин, разрядила ситуацию в Британии.
Около 1848 года произошла вторая и более серьезная серия восстаний,
свергнувших Орлеанскую монархию и установивших Вторую республику во Франции
(1848--1852), поднявших Северную Италию и Венгрию против Австрии, поляков в
Познани против немцев и заставивших Папу спасаться бегством от римских
республиканцев.
В Праге состоялась весьма интересная Панславянская конференция, ставшая
предвестником многих территориальных изменений 1919 г. Она была разогнана
после того, как восстание в Праге подавили австрийские войска. Восстание в
Венгрии имело более ожесточенный характер и продолжалось в течение двух лет.
Его выдающимся руководителем был Лайош Кошут; потерпев поражение и пребывая
в изгнании, он тем не менее продолжал вести активную пропаганду за свободу
своего народа.
В конечном итоге все эти восстания потерпели неудачу; существовавшая
система зашаталась, но выстояла. Несомненно, что в основе этих революций
лежало серьезное социальное недовольство, однако, за исключением восстания в
Париже, у них не было четкой формы. Этот ураган 1848 года в отношении
остальной Европы можно лучше всего охарактеризовать как бунт естественной
политической карты против искусственных построений дипломатов Венского
конгресса и против системы подавления, которую эти построения
предусматривали.
Можно сказать, что история Европы с 1815 по 1848 г. явилась в целом
продолжением истории Европы с года 1789 по год 1814. В этой композиции не
было по-настоящему новых мотивов. На первом месте была борьба, причем часто
борьба безрассудная и неорганизованная, простых людей против системы великих
держав, которая угнетала жизнь человечества и препятствовала его прогрессу.
Но после 1848 г., с 1848 по 1914 г., в то время, как продолжались
изменения политической карты, в результате которых возникли объединенная
Италия и объединенная Германия, начался новый этап в процессе ментальной и
политической адаптации к новым знаниям и новым материальным возможностям
человечества. В разум среднего европейца произошло великое вторже-
ние новых социальных, религиозных и политических идей. В последующих
разделах мы рассмотрим происхождение и природу этого вторжения. Оно заложило
основу нашей современной политической мысли, однако в течение длительного
времени не оказывало существенного влияния на политику. Политика продолжала
существовать по старым принципам, но пользовалась все меньшей поддержкой в
разуме и совести людей.
Мы уже рассказывали о том, как мощный интеллектуальный процесс подорвал
основы великой монархии во Франции перед 1789 г. Похожий подрывной процесс
происходил повсюду в Европе в период великих держав с 1848 по 1914 гг. По
всему социальному организму распространились глубокие сомнения в
правильности этой системы государственного правления и в оправданности
неограниченных свобод для многих форм собственности в экономической системе.
А затем разразилась величайшая и наиболее опустошительная война в
истории, и поэтому до сих пор невозможно определить силу и размах новых
идей, накопленных за эти шестьдесят шесть лет. Мы пережили катастрофу даже
большую, чем наполеоновская катастрофа, и сейчас, в 1930 г., находимся в
периоде застоя, который соответствует периоду 1815--1830 гг. Наш 1830 и 1848
гг. еще впереди. Их приход покажет нам, на каком этапе мы находимся.
Мы проследили на страницах этой истории постепенное развитие идеи
собственности от первых неограниченных претензий сильного человека на право
владеть всем до осознания того, что братство людей есть нечто превосходящее
преследование личных интересов. Поначалу в общества более крупные, чем
племенные, людей загонял страх перед монархом или божеством. И только в
последние три, самое большее четыре тысячи лет появились четкие
свидетельства того, что идея добровольного самоотречения ради более высокой
цели стала приемлемой для людей или что подобные взгляды кто-то
провозглашал.
Затем мы видим, как на поверхности общественной жизни, словно солнечные
пятна на склоне холма в ветреный весенний день, стали распространяться
представления о том, что в самоотречении заключается счастье большее, чем в
любом личном триумфе или достижении, что жизнь человечества является чем-то
другим, более значительным и более важным, чем просто сумма отдельных
человеческих жизней. Мы видим, что в учениях Будды, Лао-цзы и ярче всего в
учении Иисуса из Назарета эта идея превратилась в маяк и ослепительно