Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

в XV столетии -- о плавании в западном направлении через всю Атлантику.
В то время никто не знал о существовании Америки как отдельного
континента. Колумбу было известно, что Земля представляет собой сферу, но он
недооценивал размеры земного шара. У него, под влиянием путешествий Марко
Поло сложились преувеличенные представления о протяженности Азии, и он
предполагал, что Япония, которая, по общему убеждению, была необычайно
богата золотом, лежала непосредственно через Атлантику, приблизительно на
месте современной Мексики. Колумбу не раз
приходилось совершать плавания в Атлантике. Он бывал в Исландии и
вполне возможно слышал там истории о Винланде, которые еще сильнее укрепили
его в его намерениях. Этот дерзкий замысел -- совершить плавание в страну
заката -- стал всепоглощающей целью его жизни.
Однако сам Колумб не имел ни гроша за душой -- некоторые источники
говорят, что он был банкротом,-- и единственным для него способом
осуществить задуманное было привлечь кого-то, кто доверил бы ему
командование кораблем. Первым, к кому он обратился, был король Португалии
Жуан II, который выслушал его, стал чинить ему помехи, а затем без ведома
Колумба организовал собственную португальскую экспедицию. Эта типично
дипломатическая уловка -- украсть пальму первенства у автора замысла --
полностью провалилась, как она того и заслуживала: команда взбунтовалась,
капитан струсил и вернулся обратно (1483). Колумб же направился к испанскому
двору.
Поначалу ему не давали ни корабля, ни поддержки. Испания в этот момент
расправлялась с Гранадой, последним оплотом ислама в Западной Европе.
Большую часть Испании христиане отвоевали между XI и XIII вв. Затем
наступила пауза, и вот вся христианская Испания, объединенная женитьбой
Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской, бросила все силы на
завершение христианских завоеваний. Отчаявшись получить помощь в Испании,
Колумб отправил своего брата Бартоломео к английскому королю Генриху VII, но
эта затея не заинтересовала осмотрительного монарха. Наконец, в 1492 г.
Гранада пала, став, пусть слабым, но утешением для христиан после потери
Константинополя пятьдесят лет назад. Теперь, при помощи купцов из города
Палое, Колумб все-таки получил свои корабли -- три корабля, из которых
только один, "Сайта-Мария", водоизмещением 100 тонн, был палубным. Два
другие были беспалубными кораблями вполовину меньшего водоизмещения.
Маленькая экспедиция -- команда всех трех кораблей состояла всего из
девяноста человек! -- отплыла на юг к Канарам, а затем, потеряв землю за
горизонтом, двинулась в незнакомые воды при прекрасной погоде и попутном
ветре.
Историю этого судьбоносного путешествия, продлившегося два месяца и
девять дней, конечно же, следует рассказать в подробностях. Команда была
полна сомнений и тревожных предчувствий. Так можно было плыть, говорили они
себе со страхом, целую вечность. Утешало их то, что они видели птиц, а ближе
к концу плавания они нашли бревно со следами обработки и ветку с незнакомыми
ягодами. В десять часов ночью 11 октября 1492 года Колумб увидел впереди
свет. На следующее утро уже была различима земля, и хотя еще едва рассвело,
Колумб поспешил
высадиться на берегу нового мира, облачившись в торжественное убранство
и с королевским знаменем Испании.
В начале 1493 г. Колумб вернулся в Европу. Он привез золото, хлопок,
невиданных зверей и птиц и двух разрисованных индейцев с сумасшедшими от
страха глазами, чтобы крестить их. Он нашел не Японию, таков был вывод, но
Индию. Поэтому те острова, которые он открыл, получили название Вест-Индия.
В том же году он отправился в следующее плавание с хорошо оснащенной
экспедицией в семнадцать кораблей и полутора тысячами человек, с особым
позволением Папы присоединить эти новые земли к испанской короне.
Мы не сможем рассказать здесь о том, что его ожидало на посту
губернатора этой испанской колонии, и о том, как он был смещен и закован в
кандалы. Не прошло много времени, как целый рой испанских авантюристов уже
занимался разведкой новых земель. Но интересно отметить, что Колумб умер,
так и не догадываясь о том, что он открыл новый континент. До самого дня
своей смерти он продолжал верить, что совершил кругосветное плавание и
оказался в Азии.
Весть о его открытиях вызвала огромный ажиотаж по всей Западной Европе.
Она подстегнула португальцев возобновить свои попытки достичь Индии
южноафриканским маршрутом. В 1497 г. Васко да Гама отплыл из Лиссабона к
Занзибару и оттуда, вместе с лоцманом-арабом, совершил бросок через
Индийский океан к Калькутте в Индии.
В 1515г. португальские корабли уже были на Яве и Молуккских островах. В
1519 г. португальский мореплаватель Магеллан (1480-- 1521), по поручению
испанского короля, пройдя вдоль южноамериканского побережья, обогнул
оконечность континента, преодолев грозный и труднопроходимый пролив,
названный позднее его именем, и таким образом вышел в Тихий океан, который
уже видели испанские исследователи, пересекшие Панамский перешеек.
Экспедиция, возглавляемая Магелланом, шла все дальше на запад через
Тихий океан. Для подобного морского похода требовался куда больший героизм,
чем для экспедиции Колумба. Целых девяносто восемь дней Магеллан упорно плыл
через бескрайний пустынный океан, не увидев ничего, кроме двух безлюдных
островков. Его команда изнемогала от цинги, мало было воды, и та протухла,
питаться приходилось только грязными сухарями. Крысы стали желанной добычей,
в пищу пошла кожа и опилки, лишь бы утолить приступы голода. В таком
состоянии экспедиция достигла островов Ладронес. Они открыли Филиппины, и
там Магеллан был убит в стычке с туземцами. Погибли и некоторые другие
капитаны. Пять кораблей вышло с Магелланом в сентябре 1519 г. и двести
семьдесят человек. В сентябре 1522 г. одна "Виттория" с двадцать одним
человеком на борту вернулась из Атлантики на свою якорную стоянку в Санлукар
на ре-
ке Гвадалквивир -- это был первый корабль, которому удалось обогнуть
нашу планету, совершив кругосветное плавание.
В это новое приключение -- исследование новых неоткрытых земель --
довольно поздно включились англичане, французы, голландцы и моряки
ганзейских городов. У них не было такого непосредственного интереса к
восточной торговле. И когда пришел их черед приступить к американским
исследованиям, их первые усилия были направлены на то, чтобы пройти в
Америку северным путем, подобно тому, как Магеллан обогнул ее с юга, и
проплыть вдоль севера Азии, подобно тому, как Васко да Гама проплыл вдоль
юга Африки. Оба эти предприятия были обречены на провал по вполне
естественным причинам. Так что и в Америке, и на Востоке Испания и
Португалия на полстолетия опередили Англию, Францию и Голландию.
Германии же так и не судилось догнать их. Король Испании в эти решающие
годы был и императором Германии, а Папа предоставил монополию на Америку
Испании, и не просто Испании, но королевству Кастилии. Это поначалу не дало
возможности и Германии, и Голландии присоединиться к остальным в погоне за
американскими богатствами. Ганзейские города были квазинезависимыми; они не
могли опереться на поддержку монарха и не имели между собой достаточного
единства для столь масштабного предприятия, как исследование океанских
просторов. К несчастью для Германии и, возможно, для всего человечества, как
мы потом расскажем, военное лихолетье истощило ее, в то время как все
западные державы прошли эту вновь открывшуюся школу торговли и управления на
заморских территориях.
Неспешно на протяжении XVI столетия невероятные успехи Кастилии
разворачивались перед завороженным взглядом Европы. Испания нашла для себя
новый мир, несметно богатый золотом, серебром и возможностями для новых
колоний. Он был весь ее, потому что Папа сказал так. Римский двор
величественным жестом разделил мир неведомых земель, который взывал к
воображению европейцев, между испанцами, которым отходили все земли на запад
от линии на расстоянии 370 морских лиг к западу от островов Кабо-Верде, и
португальцами -- тем было пожаловано все на восток от этой линии.
Поначалу единственными людьми, которых встречали испанцы в Америке,
были дикари монголоидного типа. Многие из них были каннибалами. Наука многое
потеряла от того, что первыми европейцами, достигшими Америки, были эти не
слишком любознательные испанцы, совершенно не интересовавшиеся наукой,
одержимые жаждой золота и полные слепой нетерпимости к чужеземцам --
следствием недавней религиозной войны. Испанцы почти не оставили никаких
вразумительных наблюдений об обра-
зе жизни и представлениях этих первобытных людей. Они истребляли их,
они грабили и порабощали их, крестили их, но почти не замечали тех обычаев и
ценностей, которые изменялись и исчезали, не выдерживая их яростного
натиска. Испанцы показали себя безжалостными разрушителями, совсем как
первые британские поселенцы на Тасмании, которые хватались за ружье, едва
завидев палеолитических людей, которые еще встречались там, или же
раскладывали для них приманки из отравленного мяса.
Огромные пространства американского континента занимали прерии, и
кочевые племена, обитавшие там, существовали за счет обширных стад теперь
практически вымерших бизонов. Своим способом жизни, своими раскрашенными
одеяниями и свободным использованием краски, вообще своим физическим обликом
эти индейцы прерий существенно напоминали собой позднепалеолитических людей
солютрейской эпохи в Европе. Но у индейцев не было лошадей. По всей
видимости, они не слишком продвинулись оттого первобытного состояния, в
котором их предки достигли Америки. Однако у них были знания о металлах; что
особенно примечательно -- индейцы повсеместно использовали самородковую
медь, хотя и не знали о железе.
Испанцы, по мере своего проникновения в глубь континента, обнаружили,
разграбили и разрушили две отдельные системы цивилизации, которые развились
в Америке совершенно независимо от цивилизационных систем Старого Света.
Одной из них была цивилизация ацтеков Мексики, другой -- перуанская
цивилизация инков. Они вполне могли вырасти из неолитической
предцивилизации, которая распространялась по Тихоокеанскому региону остров
за островом, век за веком, от места своего зарождения в Средиземноморье. Мы
уже обращали внимание на некоторые самые любопытные черты этих уникальных
цивилизаций доколумбовой Америки. Теперь же индейцев отделяли тысячелетия от
Востока и Средиземноморья. Развиваясь своим собственным путем, эти
цивилизованные народы Америки достигли стадии, приблизительно
соответствующей культуре додинастического Египта или ранних шумерских
городов. До ацтеков и перуанцев там существовали еще более ранние зачатки
цивилизации, которые либо были разрушены их преемниками, или же сами по себе
потерпели крушение и были заимствованы потомками.
Ацтеки, по всей видимости, были менее цивилизованным народом
завоевателей, господствовавшим над более цивилизованным обществом, как арии
доминировали в Греции и Северной Индии. Их религия была примитивной,
запутанной и жестокой системой, в которой человеческие жертвы и
церемониальный каннибализм играли существенную роль. Их разум был одержим
представлениями о грехе и необходимости кровавого умилостив-
ления. Их религия была подобна ужасной карикатуре на примитивные
жертвенные религии Старого Света.
Ацтекская цивилизация была уничтожена экспедицией под предводительством
Кортеса (1485--1547). В его распоряжении было одиннадцать кораблей, четыре
сотни европейцев, двести индейцев, шестнадцать лошадей и четырнадцать
орудий. Но в Юкатане к ним прибился бродяга-испанец, который был пленником
индейцев несколько лет, более или менее владел несколькими индейскими
языками и знал, что властью ацтеков тяготятся многие их подданные -- такие
же племена индейцев. Именно при их поддержке Кортес прошел через горы в
долину Мехико (1519).
Как он вступил в Мехико, как вождь Монтесума был убит своим же народом
в угоду испанцам, как Кортес был осажден в Мехико и бежал, потеряв свои
пушки и лошадей, и как после ужасающего отступления к побережью он смог
вернуться и покорить всю страну -- эту романтическую и захватывающую историю
мы даже не станем пытаться здесь пересказать. Население Мексики и поныне в
большинстве своем состоит из потомков индейцев, но испанский язык вытеснил
местные языки, и та культура, которая существует в этих краях, является
католической и испанской.
Еще более любопытное государство инков стало добычей еще одного
искателя приключений, Писарро. Он отплыл от Панамского перешейка в 1530 г. с
экспедицией в сто восемьдесят испанцев. Как и Кортес в Мексике, он
воспользовался разногласиями местных жителей, чтобы прибрать к рукам
обреченное государство. Снова же, как и Кортес, который захватил и сделал
своей марионеткой Монтесуму, он обманом взял в плен Великого Инку и пытался
править от его имени.
Опять же, мы не сможем здесь как следует разобраться в круговороте
последующих событий, восстаний туземцев, прибытии подкрепления из Мексики и
превращения независимого государства индейцев в испанскую колонию. Не сможем
мы более останавливаться и на быстром распространении испанских авантюристов
по всей остальной Америке за пределами Бразилии, на которую распространялась
власть португальцев. Достаточно и того, что в каждой из этих историй почти
неизбежно присутствуют авантюристы, а также жестокость и грабеж. Испанцы ни
во что не ставили местное население и ссорились между собой -- закон и
порядок Испании был за много месяцев и лет от них. По надобилось немало
времени, чтобы от этапа насилия и завоеваний Новый Свет перешел к этапу
управления и создания поселений. Но прежде чем в Америке установилось
какое-либо подобие порядка, непрерывный поток золота и серебра тек через
Атлантику испанскому правительству и народу.
После первой безудержной погони за сокровищами пришло время плантаций и
разработки рудников. Именно тогда впервые стала ощутима нехватка рабочей
силы в новом мире. Поначалу порабощали индейцев, не гнушаясь никакими
жестокостями и несправедливостью. Но, к чести испанцев, раздались и
осуждающие голоса. Индейцы нашли защитников, и притом отважных и
самоотверженных защитников, среди монахов-доминиканцев, а также священника
Лас Касаса, который сам одно время был плантатором и рабовладельцем на Кубе,
пока его не замучили угрызения совести. Также достаточно рано стали
привозить нефов-рабов из Западной Африки, уже в начале XVI столетия. После
некоторого упадка Мексика, Бразилия и испанская Южная Америка стали
превращаться в обширные рабовладельческие колонии, приносившие огромные
доходы метрополиям.
Так получилось, что Испании на какое-то время удалось возвыситься и
занять главенствующее положение в мировой политике. Это был очень
стремительный и незабываемый взлет. С XI столетия этот неплодородный и
гористый полуостров был раздираем внутренними конфликтами; его
жители-христиане были вовлечены в непрерывно продолжавшуюся борьбу с
маврами. Затем, словно по воле случая, Испания обрела единство как раз
вовремя для того, чтобы снять первый урожай благ, которые принесло открытие
Америки. До этого времени Испания всегда была бедной страной. На протяжении
столетия, однако, благодаря своей монополии на золото и серебро Америки, она
диктовала свою волю миру.
Восток и центр Европы по-прежнему ощущали угрозу со стороны турок и
монголов, само открытие Америки было последствием турецких завоеваний. Этот
потрясающий всплеск интеллектуальной, физической и общественной активности
"атлантической околицы" Европы в значительной степени был подкреплен
изобретениями монгольских народов -- компасом и бумагой, вдохновлен
путешествиями в Азии и растущим знанием о восточно-азиатских цивилизациях и
их богатстве. Вслед за Испанией и Португалией в море вышли Франция, Англия и
впоследствии Голландия, чтобы принять в свою очередь участие в заморской
экспансии и создании колониальных империй.
Центр притяжения европейской истории, который когда-то лежал в Леванте,
перемещается теперь от Альп и Средиземного моря к Атлантике. На несколько
столетий Османская империя, Россия, Центральная Азия и Китай не так сильно
привлекают внимание европейских историков, как прежде. Тем не менее, эти
центральные регионы нашего мира остаются центральными, и их благополучие и
участие в мировой политике необходимы для поддержания устойчивой мирной
жизни человечества.

11

Давайте рассмотрим теперь политические последствия этого масштабного
освобождения и распространения европейских идей в XIV и XV вв. -- развития
науки, исследования мира, повсеместного распространения знаний посредством
бумаги и книгопечатания, новоявленного стремления к свободе и равенству. Как
все это влияло на придворную политику и королей, которые олицетворяли собой
власть? Мы уже убедились в том, что влияние католической церкви на сознание
людей в эту эпоху существенно ослабело. Только у испанцев, недавно вышедших
из долгой и в итоге победоносной религиозной войны с исламом, еще оставалось
более-менее живое католическое рвение. Турецкие завоевания и расширение
пределов известного мира лишили Римскую империю ее былого статуса
универсальности. Старый идейный и нравственный каркас Европы стал
разваливаться.
Как все это сказывалось на герцогах, князьях и королях старой закваски
на протяжении этого века перемен?
В Англии, как мы расскажем позднее, очень интересные, хотя пока едва
различимые тенденции вели к новому способу руководства государством --
парламентаризму, которому предстояло в дальнейшем распространиться едва ли
не на весь мир. Нов XVI в. об этих тенденциях мир еще не имел представления.
Немногие из монархов оставили нам откровенные дневники. Быть монархом и
быть откровенным -- несовместимые достоинства. Со всей неизбежностью
монархия -- это притворство. Историку поневоле приходится домысливать,
насколько позволяют способности, чем была наполнена голова, которая носила
корону. Несомненно, психология царственных особ менялась от века к веку. Но
в нашем распоряжении есть сочинения одного достаточно одаренного человека
этого периода, который поставил перед собой задачу изучить и изложить на
бумаге, что представляет собой искусство быть королем, как оно понималось в
конце XV в.
Этим человеком был знаменитый флорентиец Никколо Макиавелли
(1469--1527). Он родился в знатной и обеспеченной семье, к двадцати пяти
годам уже занимал видное общественное положение в Республике. Восемнадцать
лет он провел на флорентийской дипломатической службе, принимал участие в
нескольких посольствах, а в 1500 г. его отправили во Францию вести
переговоры с французским королем. С 1502 до 1512 г. он был правой рукой
Содерини, гонфалоньера (пожизненного президента) Флоренции. Макиавелли
занимался реорганизацией флорентийской армии, писал речи для гонфалоньера,
был, по сути, мозговым центром всей флорентийской политики. Содерини, кото-
рый опирался на французов, был сброшен семьей Медичи, которых
поддерживали испанцы. Макиавелли, хоть он и предложил свои услуги
победителям, пытали на дыбе, а затем изгнали. Он обосновался на вилле возле
Сан-Кашано, где-то в двенадцати милях от Флоренции, и там коротал время за
тем, что сочинял и собирал скабрезные рассказы для своего друга в Риме, а
также писал книги об итальянской политике, в которой он больше не мог
принимать участие. Так же, как мы обязаны книгой путешествий Марко Поло его
заточению, так и "Государь" ("Князь"), "История Флоренции" и "О военном
искусстве" Макиавелли увидели свет благодаря его падению и скуке Сан-Кашано.
Непреходящая ценность этих книг заключается в их четком представлении
качеств и ограничений правящих умов той эпохи. В изложении Макиавелли это
занятие -- быть правителем -- рассмотрено с исключительной логической
последовательностью, что поможет всесторонне понять его.
На его восприимчивый разум огромное впечатление произвела личность
Цезаря Борджа, герцога Валентине, коварная, жестокая, полная дерзких и
честолюбивых желаний. Макиавелли, еще будучи флорентийским послом, провел в
его лагере несколько месяцев. Эта блистательная личность и послужила
прообразом идеального правителя, "государя" Макиавелли. Цезарь Борджа
(1476--1507), чтобы у читателей не оставалось неясностей, был сыном Папы
Александра VI, Родриго Борджа (1492--1503).
Читателя, возможно, удивит, что у римского Папы был сын, но это был, не
следует забывать, Папа предреформационной эпохи. Папство тех времен не
слишком обременяло себя тяготами морали, и хотя Александру, как священнику,
по обету следовало оставаться безбрачным, это не мешало ему открыто жить в
своего рода свободном супружестве и тратить ресурсы христианского мира на
продвижение своей семьи.
Юношей Цезарь был жизнелюбом даже по меркам того времени: он приказал
убить своего старшего брата и был мужем своей сестры Лукреции. Цезарь Борджа
в дальнейшем предал и убил еще не одного человека. С помощью своего отца он
стал герцогом, завладев обширной областью в Центральной Италии; тогда его и
посетил Макиавелли. Военных способностей герцог Борджа почти или вовсе не
выказал, зато проявил немалую смекалку в политических вопросах. Его
великолепию было суждено продлиться недолго. Когда вскоре умер его отец, оно
лопнуло, как мыльный пузырь. То, что сам по себе Цезарь Борджа не
представляет ничего интересного, разве что в плане психических отклонений,
Макиавелли не смог разглядеть. Для нас Цезарь Борджа представляет интерес
лишь потому, что для Макиавелли он был воплощением идеала превосходного и
успешного правителя.
Немало было исписано бумаги, чтобы доказать, что у Макиавелли в основе
его политических сочинений лежали широкие и благородные намерения. Но все
подобные попытки выставить
его в привлекательном свете едва ли убедят скептического читателя,
который предпочитает принимать то, что написано в строках, вместо того,
чтобы выискивать нечто воображаемое между строк сочинения Макиавелли. Этот
человек определенно не верил ни в какую справедливость или порядочность, не
верил в Бога -- правителя мира или в Бога в человеческом сердце и не
представлял, какой силой обладает разум человека.
Чуждыми для него были и утопические видения всемирного человеческого
порядка, попытки воплотить в действительность "Град Божий". Ничего этого он
не хотел. В его представлении обрести власть, удовлетворять свои желания,
вожделения и ненависть, упиваться властью и демонстрировать всем свою власть
-- было венцом человеческих стремлений. Только государь мог вполне воплотить
в действительность такую жизнь.
Возможно, некоторая робость или же осознание того, что лично ему такие
притязания не по плечу, заставили Макиавелли отказаться от этих мечтаний. Но
он мог надеяться служить государю, жить рядом с его славой, делить с ним
богатство и вожделения, удовлетворение злых замыслов. И князь однажды
почувствует, что ему никак не обойтись без своего незаменимого Макиавелли!
Как следствие он стал "знатоком" государственной механики. Он содействовал
падению Содерини.
Когда Медичи отправили его на дыбу, а затем в изгнание, и у Макиавелли
не осталось надежд стать хотя бы преуспевающим придворным паразитом, он
написал этот учебник коварства, чтобы показать, какого умного слугу утратил
кое-кто из сильных мира сего. Его основным правилом, его великим вкладом в
политическую литературу был постулат о том, что нравственные обязательства,
которыми руководствуются обычные люди, не должны ограничивать правителей.
Италия тогда оставалась слабой и разделенной, она могла подвергнуться
нападению турков и ее спасла от турецкого завоевания только смерть султана
Мехмеда; французы и испанцы соперничали за нее так, словно она была лишена
права голоса. По этой причине некоторые склонны приписывать Макиавелли
добродетель патриотизма -- потому только, что в его представлениях Италия
могла стать единой и сильной. Но, опять же, в такой возможности он видел
лишь прекрасный шанс для своего государя показать себя. Макиавелли был
сторонником национальной армии, но потому, что видел -- итальянский метод
вести войну, нанимая банды иноземных наемников, был безнадежен. В любое
время такие войска могли перейти на сторону того, кто больше заплатит, или
приняться за грабеж страны, которую их наняли защищать. Макиавелли был под
глубоким впечатлением от тех побед, которые одержали швейцарцы над
миланцами,
но он так и не раскрыл секрета, что именно их свободолюбие сделало
возможными эти победы. Флорентийская милиция, которую он создал, оказалась
совершенно никчемной. Макиавелли как политик оказался слепорожденным для
того, чтобы понять, что делает людей свободными, а нации -- великими.

12

Интересно отметить, что швейцарская пехота, которая так впечатлила
Макиавелли, как раз не была частью автократической системы европейских