Уэллс Герберт. Очерки истории цивилизации

нумидийцев совершать набеги на Карфаген, пока доведенным до отчаяния
карфагенянам не оставалось ничего иного, как прибегнуть к силе. Рим затем
набросился на Карфаген с обвинениями, что тот нарушил договор -- ведь
Карфаген начал войну без разрешения!
Карфагеняне согласились отправить заложников, которых требовал Рим, они
отказались от сопротивления, они были готовы отказаться и от своих
территорий. Но это повиновение только усилило нетерпимое высокомерие Рима и
безжалостную жадность всадников, которые руководили его действиями. Рим
предъявил требование, чтобы жители Карфагена оставили свой город и
переселились в местность по меньшей мере в десяти милях от моря. И это
предлагалось сделать жителям города, который почти всецело зависел от
морской торговли!
Это абсурдное требование вызвало отчаянный протест у карфагенян. Они
отозвали заложников и стали готовиться к защите своего города. За
полстолетия бездумного и безнравственного правления военные навыки римлян
постепенно пришли в упадок, так что первые атаки на город в 149 г. до н. э.
едва не закончились катастрофой для Рима. Юный Сципион во время этих
действий сумел отличиться разве что скромными способностями. Следующий год
также ознаменовался провалом для бездарей из сената.
Теперь уже пришел черед сенаторам, еще недавно таким задиристым,
трястись от страха. Римская чернь была еще более напугана. Юного Сципиона,
главным образом из-за громкого имени, сделали консулом, хоть он не подходил
для этой должности ни по возрасту, ни по личным качествам, и спровадили в
Африку спасать родину.
Последовавшие за этим осада и взятие Карфагена были беспримерны по
своему упорству и жестокости. Сципион приказал насыпать дамбу через всю
гавань, и теперь осажденные не могли получать подкрепления ни с моря, ни с
суши. Карфагеняне страдали от страшного голода, но держались, пока город не
был взят приступом. Уличные бои продолжались шесть дней, а когда, наконец,
сдалась и главная городская цитадель, в живых осталось лишь около пятидесяти
тысяч карфагенян из почти полумиллионного населения города. Все уцелевшие
были проданы в рабство, город сожжен, а развалины срыты до основания. В знак
окончательного падения Карфагена провели соответствующую торжественную
церемонию и наложили проклятие на каждого, кто попытается восстановить его.
В том же году (146 г. до н. э.) римский сенат и всадники убили -- иначе
не скажешь -- еще один великий город, Коринф. У них был предлог: Коринф
выступил против них, однако едва ли это может служить достаточным
оправданием.
Нам следует обратить внимание в этом кратком разделе на те перемены
после 3-й Пунической войны в военной системе Рима, которые оказались
исключительно важны для его дальнейшего развития. Вплоть до этого периода
римское войско представляло собой ополчение свободных граждан. Право
сражаться и право голосовать были тесно связаны. Народное собрание по
центуриям следовало порядку военной мобилизации; на Марсово поле процессия
двигалась, возглавляемая всадниками, словно ополченцы на защиту родного
города.
Эта система очень напоминала ту, что существовала у буров во время
англо-бурской войны. Обычный римский гражданин, как и обычный бур, был
земледельцем; и по призыву своей страны он становился в строй, когда это
было необходимо для защиты государства. Буры сражались исключительно хорошо,
но в глубине души у каждого из них было нестерпимое желание поскорее
вернуться к своим фермам. Для продолжительных военных операций, таких, как
осада Вей, римляне подводили свои силы посменно, давая передышку предыдущей
смене осаждающих; таким же образом буры поступили при осаде Ледисмит в
1899г.
Когда после 2-й Пунической войны пришла очередь покорения Испании, все
понимали, что нужна армия совершенно иного типа, чем прежде. Испания была
слишком далеко, чтобы можно было периодически заменять там свои войска на
новые, и война требовала более тщательного обучения солдат, чем это было
возможно при регулярно призываемом и распускаемом ополчении. Поэтому людей
начали призывать на более долгий срок и платить им за службу. Так впервые
наемные солдаты появились в римской политике. К оплате прибавился и такой
фактор, как доля в военной добыче. Катон разделил испанское серебро между
своими солдатами; известно также, что он нападал на Сципиона за то, что тот
часть военной добычи роздал своим солдатам в Сицилии.
Появление платы за воинскую службу привело к возникновению
профессиональной армии и столетием позднее -- к разоружению среднего
римского гражданина, который теперь влачил жалкое существование в Риме и
более-менее крупных городах государства. Эти вооруженные ополченцы
выигрывали великие войны, и прочное основание государства до 200 г. до н.э.
сохранялось также благодаря вооруженным земледельцам. Но впоследствии
народное ополчение свободных римских граждан постепенно исчезло.
Те изменения, которые начались после 2-й Пунической войны, были
окончательно завершены к концу столетия в реорганизации римской армии
Марием, о чем мы расскажем в свое время. С этого момента, когда мы будем
говорить об "армии", мы будем писать "легионы", и как нам предстоит узнать,
это будет совершенно новый тип армии, больше не знающей сплоченности общего
гражданства. С разрывом этой связи легионы создают себе новый "корпоративный
дух", главный интерес которого противоположен интересам общества. Теперь они
более привязаны к своему предводителю, который, как они знают, позаботится о
том, чтобы у них было жалованье и возможность пограбить во время похода.
Перед Пуническими войнами честолюбивые люди в Риме старались обратить на
свою сторону плебеев; теперь для них стала важнее поддержка легионов.
Юлий Цезарь (60 г. до н. э) принял меры, чтобы решения сената получали
большую огласку, и с этой целью их писали на досках для объявлений, in albo
(то есть на побеленных досках). До того времени существовал обычай
публиковать таким образом ежегодный указ претора. Тогда были
профессиональные переписчики, которые со специальным курьером отправляли
новости для провинциальных богатых корреспондентов, а те уже переносили эти
новости на побеленную доску. Цицерон (106--43 до н. э.) в те времена, пока
был наместником Сицилии, получал текущие новости от такого профессионального
переписчика. Он жалуется в одном письме, что ему доставляют совсем не то,
что нужно: выписки обилуют сведениями о гонках колесниц, и ни слова -- о
текущей политической ситуации. Очевидно, эта система писем-новостей была
доступной только для общественных деятелей и только в благополучные для
страны годы.
Политическое устройство Рима гораздо более походило на цивилизованное
государство, чем какое-либо из тех, что мы рассматривали прежде. Но в
некоторых моментах оно еще было удивительно первобытным и
"нецивилизованным". Когда, перелистывая страницы римской истории, переводишь
ее в термины дебатов и мероприятий, политики и кампаний, капитала и труда,
сталкиваешься то тут, то там с вещами, от которых вздрагиваешь,-- как если
бы случилось открыть двери дома на неожиданный звонок и протянуть в
приветствии руку только для того, чтобы пожать волосатую лапу неандертальца
и заглянуть в его звероподобное низколобое лицо.
Рабство в Риме было дикарским рабством, гораздо более бесчеловечным,
чем рабство в Вавилоне. Мы уже имели возможность посмотреть на
добродетельного Катона в окружении его рабов во II столетии до н. э.. Более
того, когда царь Ашока правил Индией, опираясь на добро и ненасилие, римляне
воскресили этрусское развлечение: бои военнопленных за собственную жизнь.
Говоря о происхождении этого развлечения, снова невольно вспоминается
Западная Африка, доисторические обычаи проливать кровь пленников на
похоронах вождя. В этом спорте был и свой религиозный штрих: рабы, которые
крючьями вытягивали мертвые тела с арены, надевали маски перевозчика душ в
подземном царстве, Харона.
Когда в 264 г. до н. э. в Индии правил Ашока, началась 1-я Пуническая
война и состоялись первые упоминаемые гладиаторские бои на римском Форуме,
чтобы отметить таким образом похороны представителя старой римской фамилии
Брутов. Пока что это было довольно скромное зрелище, с тремя сража-
ющимися парами, но скоро гладиаторы уже сотнями выходили на арену. Вкус
к этим боям рос с невероятной быстротой, а войны с избытком поставляли
пленников для гладиаторских школ. Те же, кто так любил поучать других, кто
был так строг к поцелуям, женским украшениям и греческой философии, только
приветствовали это нововведение. Пока кто-то страдал, кому-то причиняли
боль, за нравственность в Риме, по-видимому, можно было не беспокоиться.
Если республиканский Рим и был первым в ряду современных
самоуправляемых национальных государств, то это был, несомненно, их
неандертальский прообраз.
За два или три последующих столетия гладиаторские зрелища в Риме
выросли до немыслимых размеров. Поначалу, пока войны случались часто,
гладиаторами становились военнопленные. Они выходили с привычным для своего
народа вооружением, их объявляли как бриттов, мавров, скифов, негров и т.
д., и в этих представлениях была хотя бы какая-то польза с военной точки
зрения. Затем стали использовать и преступников из низших слоев общества,
приговоренных к смерти. Древний мир не задумывался над тем, что и у
преступника, приговоренного к смерти, есть свои права, так что использование
преступников в гладиаторских боях несравнимо даже с тем, что их трупы
становились "материалом" для вивисекторов в александрийском Мусее.
Но по мере того как этот своего рода шоу-бизнес становился все более
прибыльным и потребность в жертвах все возрастала, в гладиаторские школы
стали продавать обычных рабов. Теперь любой раб, навлекший на себя
подозрения хозяина, мог в один момент оказаться в заведении, откуда был
только один выход -- на арену. Там же можно было увидеть не только рабов, но
и свободных -- молодежь, промотавшую свое состояние, а также разного рода
отчаянных парней, готовых добровольно поставить на кон свою жизнь и сноровку
ради доли в барышах, которые приносило это зрелище.
Гладиаторов со временем также стали использовать и как вооруженную
охрану -- состоятельные люди покупали группу гладиаторов, вооружали их и
использовали как телохранителей, либо сдавали своих гладиаторов для боев
внаем за оплату.
Само представление начиналось с пышной процессии (помпа) и
импровизированных батальных сцен. Настоящие схватки начинались по сигналу
трубы. Гладиаторов, которые отказывались сражаться по какой-либо причине,
выгоняли на арену кнутами или раскаленными прутьями. Раненый мог призвать к
милосердию зрителей, подняв указательный палец. Зрители тогда махали
платками в знак помилования; если же они протягивали руку, сжав кулак и
по-особому выставив большой палец, то это означа-
ло, что они приговаривают его к смерти. Каким именно был этот знак,
мнения различных авторов расходятся. Одни говорят, что большой палец вверх
(к груди) означал смерть, а вниз -- "опусти меч". Но по общему убеждению
именно опущенным вниз большим пальцем требовали смерти поверженного
гладиатора.
Убитых и полумертвых вытаскивали с арены в особое место, сполиарий, где
с них стаскивали гладиаторское облачение, а тех, кто еще дышал, добивали.
По тому, как убийство было превращено в спорт и зрелище, можно судить о
том, насколько велик разрыв между нравственными стандартами римского
общества и нашими. Несомненно, не менее жестокие и вопиющие ущемления
человеческого достоинства случаются и в наши дни, однако мы не можем
сказать, что они происходят в рамках закона и без единого голоса протеста. В
самом деле, до времени Сенеки (I столетие н. э.) неизвестно, чтобы кто-либо
открыто высказывался против подобных занятий. Сознание человечества было
слабее и менее разумно, чем теперь.
Однако впоследствии новая сила наполнила собой разум человечества, и
связано это было с распространением христианства. Дух Иисуса, который
принесло христианство в позднее римское государство, стал непримиримым
противником рабовладения и подобного рода жестоких зрелищ. С
распространением христианства эти два неприглядных явления постепенно
приходят в упадок и исчезают.
Профессор Гилберт Мюррей также добавляет в этой связи, что
"гладиаторские бои давали основание грекам относиться к римлянам как к
варварам. Случались даже бунты, когда один из римских проконсулов задумал
провести их в Коринфе". Неприятие этих жестоких развлечений древности, как
мы видим, нельзя назвать исключительно христианским. "У римлян лучшие люди
также, очевидно, не питали любви к ним, однако они не решались открыто
назвать их жестокими. К примеру, Цицерон, когда был вынужден посещать цирк,
брал с собой таблички и секретаря и старался не смотреть на то, что
происходит на арене. Особое отвращение у него вызывали травля и убийство
слонов. Эти зрелиша решительно осуждались греками-философами, и в разное
время два киника и один христианин, протестовавшие против них, отдали свои
жизни на арене, прежде чем эти игры были окончательно отменены".

Глава двадцать шестая. ОТ ТИБЕРИЯ ГРАКХА К БОГУ-ИМПЕРАТОРУ В РИМЕ

1. Наука обманывать простых людей.
2. Финансы в Римском государстве. 3. Последние годы республиканской
власти.
4. Эпоха полководцев-авантюристов.
5. Конец Республики. 6. Появление принцепса.
7. Почему Римская республика потерпела неудачу

1

Мы уже описывали, как происходил созыв народных собраний -- комиций.
Описание внешней стороны этого неуклюжего сборища в овечьих загонах не
раскрывает в полном объеме тех махинаций с народным представительством,
которые совершались в Риме. Всякий раз, когда происходило очередное
пополнение числа римских граждан, повторялось и исключительно ловкое
мошенничество с целью распределить новых граждан по как можно большему числу
"старых" тридцати триб и по возможности создать для них как можно меньше
новых триб. Вся триба имела только один голос, поэтому, каким бы
значительным ни было число новых граждан, мнение их всех учитывалось только
в одном голосе, поданном их трибой. Впрочем, новые граждане получали не
больше прав и если их включали в состав нескольких триб, старых или новых.
С другой стороны, если их рассредоточивали по слишком многим трибам, их
влияние в одной отдельной трибе оказывалось незначительным. Тому, как
происходили эти манипуляции, может позавидовать любой современный политикан.
И, как результат, комиция трибута временами принимала такие решения, которые
шли полностью вразрез с общим настроением народа. Вдобавок значительное
число избирателей Италии, живших за пределами Рима, было фактически лишено
возможности голосовать.
В период между первыми карфагенскими войнами в Риме насчитывалось свыше
300 тысяч граждан; к 100 г. до н. э. их было уже более 900 тысяч, но в
действительности подача голосов в народ-
ное собрание была ограничена лишь теми из них, кто жил в Риме или его
окрестностях. Как правило, это были почти сплошь представители городских
низов. Что же касается того, как были организованы выборы в Риме, то здесь
современный избирательный механизм, со всеми его вопиющими недостатками,
покажется честным и бесхитростным. Римские избиратели были объединены в
собрания, collegia sodalica ("товарищества"), обычно с благородным
религиозным оттенком, и у начинающего политика, который только пробивался к
вершинам власти, не было иного пути, как идти сначала к ростовщикам, а потом
с одолженными деньгами в эти объединения. Если избиратели, жившие за
пределами города, были слишком взволнованы каким-то вопросом, то, чтобы не
допустить их в город, всегда можно было отложить голосование, объявив
предзнаменования неблагоприятными. Если они приходили невооруженными, их
несложно было усмирить, если же оказывалось, что они вооружены, тогда стоило
только поднять крик, что это заговор, что Республика в опасности,-- и
следовало избиение толпы.
Нет сомнения, что вся Италия, все государство испытывали смятение,
страх и недовольство в столетие, последовавшее за разрушением Карфагена.
Некоторым удалось нажить исключительные богатства, но большинство населения
неожиданно для себя оказалось опутано по рукам и ногам скачками цен,
неустойчивостью на рынках и вдобавок долгами. Но еще не существовало способа
выразить копившееся всеобщее недовольство. Мы не имеем никаких свидетельств
о том, чтобы предпринимались какие-либо попытки превратить народное собрание
в действенный, обладающий политическим весом властный орган. Бессловесный
пока гигант общественного мнения и общественной воли прорастал сквозь толщу
напускного преуспевания Римского государства. Общество ценой значительных
политических усилий пыталось справиться со своими проблемами с помощью
избирательной системы, опускаясь порой до отрытого насилия. До тех пор пока
дело не доходило до насилия, сенат и дельцы продолжали вести свою
губительную линию. Только когда правящие клики или партии действительно были
всерьез напуганы, они воздерживались от очередной бесчестной затеи и
вынуждены были считаться с интересами общества.
Подлинным способом продемонстрировать народное мнение в те дни были не
комиция трибута, а забастовки и бунты, справедливые и неизбежные методы
протеста всех обманутых или подавленных народов. Мы видим в наше время в
различных европейских странах падение престижа парламентского правления и
уклон к неконституционным методам со стороны широких масс. Причина их та же,
что и в Римской республике,-- неиспра-
вимая склонность политиканов вольно обращаться с избирательной машиной,
пока общество не окажется на грани взрыва. Но, чтобы возглавить бунт,
недовольному населению необходим лидер, и вся политическая история римского
общества последующего столетия -- это история лидеров-бунтарей и
лидеров-контрреволюционеров. Среди первых большинство -- это беспринципные
проходимцы, которые пытались выдвинуться, сыграв на недовольстве и
страданиях народа. Многие из историков, которые пишут об этом периоде,
склонны принимать одну или другую сторону, они или аристократичны, или
неистово демократичны в тоне своих высказываний. Но, несомненно, ни одна из
сторон в этом сложном и запутанном противостоянии не может похвастаться
высокими целями или чистыми руками. Сенат и богатые всадники были движимы
грубыми и корыстными побуждениями, враждебностью и высокомерным презрением к
неимущей толпе. А простонародье было невежественным, непостоянным и в не
меньшей степени алчным. Сципионы на этом фоне воспринимаются не иначе, как
пример великодушия и благородства. В мотивах еще одной из фигур этого
периода, Тиберия Гракха, мы также можем сомневаться. Но в отношении
остальных -- это прекрасный пример того, каким разумным в своем коварстве
может быть человек, каким изворотливым в препирательствах, неповторимым в
притворстве и до какой степени лишенным здравого смысла или благородства
духа. "Косолапое, волосатое, звероподобное, ограниченное и при этом очень
хитрое существо, сильное задним умом" -- так кто-то охарактеризовал этого
"хомо неандерталенсиса".
Еще в одном аспекте римская система была прообразом современной и
кардинально отличалась от любой предшествовавшей политической системы,
которые мы рассматривали. Речь идет об активном обороте кредитных и наличных
денежных средств. Лишь несколько столетий этот мир был знаком с деньгами.
Однако их использование шло по нарастающей, деньги стали гибким инструментом
торговли и предпринимательства, в корне изменяя экономические условия
государства. В республиканском Риме финансисты и "денежный интерес" стали
играть роль, вполне сопоставимую с их ролью в нашем мире.
До Рима крупные города были центрами ремесел и торговли. Такими были
Коринф, Карфаген и Сиракузы. Но Рим никогда не имел значительного
промышленного населения, его склады не могли сравниться с александрийскими.
Маленький порт в Остии всегда был слишком велик для потребностей Рима. Он
был
столицей политической и финансовой, и по крайней мере в этом последнем
аспекте он стал городом нового типа. Он импортировал дань и военную добычу и
очень немногое в свою очередь отдавал взамен. На причалах в Остии кипела
работа, главным образом по разгрузке зерна из Сицилии и Африки, а также
награбленного в войнах по всему свету.
С падением Карфагена в воображении римлян рисовались неведомые до того
финансовые возможности. Как и с большинством изобретений, человечество
"споткнулось" о деньги, и людям приходилось совершенствовать -- и в наши дни
тоже приходится -- науку и мораль денег. Можно проследить, как это новшество
"осваивалось" на примере известной жизни и сочинений Катона Цензора. В свои
ранние годы он гневно критиковал ростовщичество, а в поздние -- уже
изобретал беспроигрышные схемы -- как, не рискуя, давать деньги в долг.
Деньги текли в Рим широким потоком; каждый успел узнать, что такое вкус
денег, при этом большинство -- самым простым способом, то есть влезть в
долги. Восточная экспансия Римского государства была вызвана главным образом
погоней за богатствами, хранившимися в сокровищницах и храмах Востока, чтобы
удовлетворять денежный голод, вызванный этой новой потребностью. Влияние
сословия всадников, в частности, держалось на деньгах. Все старались
обзаводиться собственностью. Земледельцы прекращали заниматься пшеницей и
скотоводством, занимали деньги, покупали рабов и принимались за более
выгодное использование земли под виноградники и оливы.
Деньги были чем-то совершенно новым в опыте человечества, чем-то, что
просто-таки рвалось из рук. Удержать их никто не был в силах. Текучесть
денег была огромной. Сегодня деньги были в изобилии, а завтра их уже
недоставало. Люди изобретали коварные и жестокие комбинации, что бы прибрать
их к рукам, чтобы накопить их, взвинчивали цены, выбрасывая на рынок
припасенный металл. Небольшому числу исключительно смекалистых и
беспринципных людей удалось скопить огромные богатства. Многие из патрициев
обнищали, обозлились и потеряли остатки патрицианской добродетели. У
среднего класса было много надежд, много рисковых предприятий, но еще больше
разочарований. Растущие массы людей, лишившихся последнего имущества, были
охвачены пока еще неясным и безысходным чувством, что их каким-то
непостижимым образом обвели вокруг пальца. Такое чувство всегда предшествует
судьбоносным революционным движениям.:
Первым заметным лидером, который призвал к копившимся революционным
чувствам Италии, был Тиберий Гракх (163--133 до н. э.). Он больше, чем
кто-либо другой из заметных личностей
того периода, похож на честного человека. Поначалу Тиберий Гракх был
умеренным реформатором скорее реакционного типа. Он хотел восстановить в
правах собственности класс мелких землевладельцев, потому что этот класс,
как он верил, являлся стержнем римской армии. В падении боеспособности
легионов он мог убедиться на собственном опыте военной службы в Испании, до
и после разрушения Карфагена.
Его реформа была направлена, так сказать, "назад к земле". Тиберий не
понимал -- как, впрочем, и теперь многие не понимают,-- что подтолкнуть
сельского жителя перебраться в город намного легче, чем убедить его
вернуться обратно к полному упорного труда существованию земледельца. Он
хотел воскресить Лициниевы законы, установленные в те времена, когда Камилл
построил храм Согласия, почти два с половиной столетия назад (см. гл. 25,
2), чтобы на их основе ликвидировать крупное землевладение, разросшееся за
счет дешевого труда рабов. Эти законы то и дело восстанавливали, после чего
с той же настойчивостью опять отменяли.
После того как крупные землевладельцы в сенате отклонили его
предложение, Тиберий Гракх обратился к народу и начал неистовую агитацию за
то, чтобы народ сам высказался по этому поводу. Он создал комиссию,
призванную расследовать законность прав на владение землей для всех
землевладельцев. В это время (133 г. до н.э.) произошло одно из самых
необычайных событий в истории: умер Аттал, царь богатого Пергамского царства
в Малой Азии, завещав все свои владения римскому народу.
Нам сложно теперь понять мотивы этого поступка. Пергам был страной,
союзной Риму, что устраняло угрозу возможной римской агрессии. Естественным
следствием этого шага была ожесточенная схватка внутри сенатской шайки и
раздоры между ней и народом по поводу того, каким именно образом будет
поделено это новое приобретение. Фактически Аттал отдал свою страну на
разграбление. В этой стране, само собой, было немало римских дельцов, а
также влиятельная партия богачей из местного населения, находившаяся в
тесных отношениях с римлянами. Для них слияние Пергама с римской системой
выглядело вполне приемлемо.
Пергамское наследство, удивительное само по себе, имело еще более