Арсенов Яков. Тринити

   - Зато есть торговая марка! - не постеснялась Изнанкина.
   - Она не раскручена, - сказал Прорехов. - С ней придется работать, как с нулевой.
   - И еще есть мы! - воззвала Флегма.
   - Вас уже не раскрутить, - справедливо отметил Артамонов.
   - Неужели с нас вообще ничего нельзя заполучить? - спросила Изнанкина.
   - Разве что шанс изрядно потратиться, - сказал Варшавский.
   Через некоторое время вышел в свет поминальный номер "Сестры", и больше женские краски в регионе никто не сгущал. Молодые издатели были у редактрис последней надеждой.
   Прекрасная половина области легко пережила крах феминистской газеты, хотя во время переговоров обе барышни - кормило и забрало "Сестры" убедительно доказывали, что если единственное в городе женское издание не спасти, то все дамы региона запутаются в жизни, побросают семьи, станут поголовно лесбиянками, уйдут в монастыри, поотпускают усы и баки, переполнят дома терпимости, попадут в женские колонии, поскольку, кроме как на страницах "Сестры", им больше негде познакомиться с партнером, поделиться своими переживаниями, достижениями, мужьями, счастьем, муками и адюльтером.
   Изнанкиной и Флегмановой пришлось пойти работать в заводские многотиражки.
   Следующим за партийной газетой шло комсомольско-молодежное издание "Смена".
   Затея Варшавского выйти на нее с офертой по телефону провалилась главный редактор без распальцовки ничего не понял. Кое-как сговорились насчет того, что редактор устроит ознакомительный прием, после которого будут проведены деловые переговоры в несколько раутов.
   "Смена" была изданием, которое открыто заигрывало с демократией. Сотрудники газеты ютились в подвале явно не от жиру. Помещение редакции старинный флигелек - сдавалось "Товариществу трезвенников" - аббревиатура "ТТ" - с целью иметь хоть какие-то деньги. По численности общество непития превосходило редакцию. Зашитые амбалы из товарищества под началом председателя общества Завязьева и под надзором наркологов сутками играли в "Монополию". Напряжение их ломки явно передавалось работникам редакции, которые не выдерживали мучений соседей и ежедневно срывались вместо них. Плату за аренду редакционных помещений трезвенники вносили нерегулярно, поэтому "Смена" выходила с такой периодичностью, с какой у иных читателей возникала потребность устелить бумагой мусорное ведро, поскольку целлофановых пакетов для этих целей в обиходе населения пока что не имелось.
   Суровые будни "молодежки" отслеживал подстриженный в скобку главный редактор Фаддей по прозванию Одноклассник. Он всюду опирался на своих однокашников. Дальше этого круга он соваться боялся. Он не мог находиться и что-либо делать в чужой среде. И тем более не мог создавать новую среду. Он занимался своего рода духовным инцестом.
   При Фаддее газета "Смена" превратилась из органа в эротический дайджест. Все номера газеты открывались одним и тем же маргинальным коллажом: обезображенное высокой печатью голое черно-белое человеческое тело, подпертое обломком городского пейзажа. Натура для обложки заимствовалась из западных журналов, а текстура была самопальной - сочинял ее сам Фаддей. Слова из него выскакивали, как из комментаторской кабины, озабоченно и с комсомольским задором. Они сразу вступали в противоречие со всем остальным на полосе, отчего потребительский спрос на газету устремлялся к нулю.
   Фаддей принял делегацию частных издателей сдержанно, улыбнувшись одними коренными зубами. Гости успели заметить, что он предпочитал металлокерамику. При разговоре он имел привычку зажимать нос средним и указательным пальцами. Получалась сизая фига. Угнувшись и ведя разговор себе под мышку, Фаддей думал, что собеседник не видит фиги. Но собеседник как раз ее одну и видел. От вечной зажатости нос Фаддея стал походить на чернослив.
   - Наслышан про вас, премного наслышан! - начал Фаддей. - Ходят по городу трое молодых людей и скупают газеты.
   - Уже четверо, - поправил Прорехов. - К нам вчера подъехал Макарон. Но он отсыпается с собакой.
   - С собакой? - напрягся Фаддей.
   - Да, - сказал Артамонов. - Он подтянется чуть позже.
   Количество олигархов сбило Фаддея с толку.
   - "Ренталл", насколько я помню, - попытался он прийти в себя и, чтобы показать осведомленность в языках, сделал вольный перевод идиомы "Rent all". - Арендуем все! Я правильно понял? И что же вы хотите взять в аренду у нас?
   - Нет, вы нас неверно поняли, - поправил его Артамонов. - "Ренталл" переводится как "все схвачено".
   - И тем не менее премного наслышан...
   - Нет, это мы о вас премного наслышаны! - перешел в наступление Артамонов. - Ссорятся с учредителями, остаются без денег, а жить хочется...
   - Гм... - откашлялся Фаддей.
   - Но это - детали, - изготовился к открытому признанию Артамонов. Вообще, мы планируем из кого-нибудь в регионе сделать что-нибудь удобоваримое.
   - Вот как, - не скрыл любопытства Фаддей.
   - И не только на русском, - похвалился Прорехов, - но и на немецком, английском, французском...
   - А на карельском? - спросил Фаддей оживленно. - Не планируете?
   - Откровенно говоря, не думали, - переглянулся с коллегами Прорехов. Вот на китайском, может быть...
   - Мы демократы, - неожиданно объявил Фаддей. - У нас нет денег, но мы единственная газета, которая не опубликовала обращение ГКЧП!
   - А зря, - посожалел Прорехов. - Среди обнаженной натуры оно бы неплохо смотрелось.
   - Это наша позиция, - спозиционировал себя на газетном рынке Фаддей. Мы работаем вне политики.
   - В таком случае вы можете прославиться, - посулил Артамонов.
   - В смысле? - полюбопытствовал Фаддей.
   - Если мы договоримся, - объяснил Артамонов, - то впервые в истории страны комсомольскую газету будет издавать частная структура.
   - Мы это переживем, - успокоил гостей Фаддей, - мы демократы, у нас очень подвижный коллектив.
   - То есть демшиза? - спросил Прорехов.
   - Что такое "демшиза"? - встречно спросил Фаддей.
   - Демократы, вышедшие, по мнению оппонентов, за конституционное поле гармонии, - ответил Прорехов.
   - А вы не могли бы показать Устав газеты? - попросил Варшавский, не откладывая до очередной стыковки. - Интересно посмотреть на вас, как на документ.
   - Устав? - переспросил Фаддей.
   - Ну да, - попытался на пальцах показать Варшавский то, что ему требуется, - или учредительный договор. Все равно. Нидворай велел нам принести копию для юридического анализа.
   - Нидворай? - спросил Фаддей.
   - Да, наш юрист - Николай Иванович Нидворай.
   - А-а, тогда нет вопросов, - сказал Фаддей и полез в шкаф. Оттуда хлынула лавина бутылок и заполнила комнату по колено. - Здесь, похоже, Устава нет... Помнится, я видел его в бухгалтерии. А деньги у вас есть?
   - Нет, - сказал Артамонов. - Но мы умеем их зарабатывать.
   - Вы полагаете оформить отношения надолго, - полюбопытствовал Фаддей, или вам нужна временная пристежка к кому-то? На период выборов...
   - Мы намерены заключить долгосрочный издательский договор, - продолжил пробную дискуссию Артамонов. - Лет эдак на сорок девять. Как у взрослых.
   - А потом уволите всех, кто не понравится, - догадался вошедший на шумок заместитель редактора и одновременно завотделом культуры Кинолог. Невзрачный человек в историческом одеянии.
   - Вполне может быть, - признался Артамонов. - Но такой цели мы не ставим. Наша цель, я повторюсь, сделать приличной хотя бы одну газету в регионе.
   - А что это значит - "приличной"? - попросил уточнить Фаддей.
   - Ну, чтобы газету читали, - сообщил прописные истины Артамонов, чтобы рос тираж.
   - Да, тираж - это наша самая больная панацея, - пожаловался заглянувший на огонек фотокор газеты товарищ Шерипо в солнцезащитных очках.
   - А какой у вас тираж? - спросил Прорехов. - Только честно.
   - Три тысячи, - сообщил заглянувший просто так спортивный обозреватель Потак, который для цельности образа посещал работу в тренировочном костюме и сланцах. - Три тысячи или около того, - повторил он.
   - Вы нас неправильно дезинформируете, - поправил его Прорехов, - тираж у вас меньше. Это число, близкое к кончине.
   Переговоры со "Сменой" велись в режиме консультаций и в формате "большой восьмерки" - трое со стороны издателей и пятеро - от газеты. Артамонов, Прорехов и Макарон против Фаддея, Кинолога, Шерипо, Потака и Завязьева, который представлял сторонних и независимых наблюдателей. Период узнавания длился недолго. Пустота расчетного счета "Смены" не замедлила сказаться на скорости взаимопонимания. Чтобы соблюсти политес, "Ренталл" снял кабину в "Старом чикене" и склонил коренной народ "Смены" к неформальному общению. По такому случаю в подвальчике были плотно сдвинуты два стола и накрыты моющейся скатертью.
   Путем встреч, усиленно обставленных исходящим реквизитом, стороны вырабатывали форму сближения. Фотокор Шерипо учуял, что из всех доброжелателей именно Прорехов наиболее сведущ в подборе "мази", и попросил его председательствовать на решающем толковище.
   Как потомственная ворожея, Прорехов впроброс прошелся по безутешному будущему "Смены", которое наступит, если Фаддей со товарищи не передаст газету в перспективные руки. Далее Прорехов расписал, как пореформенная "Смена" обретет вторую жизнь и с компьютерной версткой наперевес взовьется над всей остальной местной прессой, потом приспустится в народ, к читателю, прижмет к груди тысячи новых подписчиков, и те, счастливые и информированные, заплачут навзрыд.
   "Сменовцы" сломя голову слушали Прорехова, который завершил свое выступление очень завлекательно:
   - Деньги от рекламы и продаж потекут рекой!
   - А если договоренность не будет достигнута? - спросил Шерипо на всякий случай.
   - Тогда... не обессудьте, - завершил безотвальную обработку Артамонов. Манера говорить у него, как известно, была абразивной, а переговорные методы самые обычные - пиявки, воды, кровопускание...
   Музыка в "Старом чикене" была приглушена.
   Взяв тайм-аут, чтобы осмыслить предложение, "сменщики" потягивали растворимый суп дня из пластиковых стаканчиков. Официант по первому зову обносил желающих куриными окорочками и излюбленными напитками из-под полы. От остальных посетителей "Старого чикена" "сменщиков" отличали вялый слог и сморщенные землистые лица, которые походили на ассорти из сухофруктов.
   Шерипо пил без закуси. Три дня назад он объявил голодовку - Фаддей мурыжил его с очередью на казенную квартиру.
   Со стороны редакции - в смысле произнесения самих предложений переговоры велись по очереди то Кинологом, то Фаддеем. Решающее слово оставалось за тем из них, кто на момент ответа был в состоянии говорить, а не тщился удержать лицо над курганом трубчатых костей от кур.
   Добиться от "Смены" чего-то конкретного долго не удавалось.
   - Мы хотели бы получить откат, - наконец-то намекнул Кинолог.
   - Сбей пепел, паренек, - притормозил его Артамонов. - Какой, к черту, откат?! Это если б вы нас покупали...
   - Но хоть что-то мы должны получить лично? - не удержался Потак.
   - Я вижу, вы вообще поплыли! - лечил пациентов Артамонов. - Издание не ваше, оно принадлежит общественной организации!
   - Но какой нам тогда смысл? - пожимал плечами тугоплавкий Фаддей.
   - Газета станет краше, - увещевал Артамонов, теряясь в последних аргументах.
   - А на кой ляд она нам сперлась, красивая?! - заявил Кинолог, закуривая сигарету Прорехова. - Нам и такая нравится.
   - Что-то у вас с дальномером неладно, - продолжал окучивать и бить в точку Артамонов. - Не видите перспектив, что ли?
   - А зачем они нам, перспективы? - был предельно прав Кинолог. - Вот если бы вы нам забашляли...
   - Логично, - не нашел, чем возразить, Артамонов.
   - Ну вот, вы и сами с этим согласны! - поймали его на слове Фаддей и Шерипо.
   - Хорошо, - сдался Артамонов. - Денег мы вам дадим, но не в руки, а на развитие.
   - На развитие нам не надо, - стоял на своем Фаддей.
   Дебаты шли по конусу нарастания, темы становились все круче и круче. Макарон и Завязьев стояли начеку по разные стороны спора и молча удерживали равновесие.
   - Ведете себя, как необеспеченная интеллигенция, - попирал "сменщиков" Артамонов. - Ни себе, ни людям!
   - Не мы же к вам пришли, - резал правду-матку Кинолог.
   - Абдериты вы! - сорвался Артамонов.
   - Кто-кто? - громко спросил Потак и снова надел под столом сброшенные было для отдохновения ступней сланцы.
   - Провинциалы с ограниченными понятиями! - плюнул Артамонов в сердцах в сторону урны. - Вот кто!
   - Ну, это уже слишком! - Кинолог картинно привстал из-за стола.
   - Это не редакция, а место компактного прозябания! - продолжил Артамонов поносить пациентов. - Сидите тут, как почетные сорняки!
   Если бы не смазка, вовремя проставленная Прореховым, дело дошло бы и до кулаков.
   Горю помог Завязьев. Он распутал все узлы.
   - Что вы все упираетесь? - сказал он "сменовцам". - Сегодня мои держатся, а завтра, глядишь, и запьют. Кто вам аренду платить будет? А без нас вы и месяца не протянете.
   - Ну, хорошо, а кто станет редактором? - согласился с ним и пошел на попятную Фаддей.
   - По Уставу, который мы сочиним вместе, - терпеливо разъяснил Артамонов, - редактор будет избираться коллективом.
   - Понятно, - записал в блокнот Фаддей. - А кто будет распоряжаться финансами?
   - Директор, которого назначит издатель, - тупо отвечал Артамонов.
   - Ясно, - помечал дальше Фаддей.
   - А что будет с зарплатой коллектива? - спросил Кинолог.
   - Попённая плата в редакции будет увеличена, - пообещал Артамонов. Это естественно.
   Фаддей был осторожен в переговорах. Как, собственно, и в жизни. Поговаривали, что в юности после танца с дамой он протирал платочком ее спину, дабы не оставить там отпечатков пальцев.
   Разделить будущее с учетом интересов обеих сторон не получалось остаток все равно зависал бесконечной десятичной дробью с нулем в периоде. Публичная контроферта "Смены" выглядела приблизительно так: "Давайте деньги и идите на фиг!"
   Восьмерка, она и есть восьмерка - какой стороной ее на стол переговоров ни укладывай, все равно горбится. Это тебе не тройка.
   Промежуточные итоги потягушек команда "Ренталла" сбрасывала Варшавскому, который настраивал компьютерный издательский комплекс у себя в номере. Галка оттачивала электронную верстку. Рекламные блоки, над которыми она корпела в "Page Maker 4.0", выгодно отличались от объявленческих надгробий, выходивших из-под рук метранпажей высокой печати в областной типографии.
   - С консенсусом или на консенсусе? - спрашивал друзей с порога Варшавский. - А то техника уже копытом бьет, работать хочет.
   - Все никак не сподобятся, - отвечал Прорехов.
   - Боятся, что ли? - правильно угадывал Артур.
   - Понимают, что мы сделаем чистку и полный перенаем людей, - делился своими соображениями на этот счет Артамонов.
   - Неужели понимают? - неправильно угадывал Артур.
   - Может, и не понимают, - допускал Макарон, - но задницей чувствуют.
   - Там такой паноптикум, в этой "Смене", страшно делается! - не выдерживал и начинал брюзжать Прорехов.
   - Что верно, то верно, - не возражал аксакал.
   - А я вот слушаю вас и думаю, - проявила сметку Галка, - если вы воткнете свои арбузы в этот саксаул, то действительно, как говорит наш старший товарищ, кроме мочи...
   - Да, поработать придется, - заключил Артамонов.
   До консенсуса со "Сменой" все же дозаседались. Слово за слово набросали болванку издательского договора. Сошлись на том, что половина денег со скрипом передается Фаддею, а развитие начнется сразу после регистрации отношений в городской палате.
   Нидвораю поручили составить проект нового Устава редакции. От юриста требовалось завуалировать в тексте полную финансовую зависимость редакции от новых хозяев и безоговорочное концептуальное подчинение по принципу "я тебя ужинал - я тебя и танцевать буду". Нидвораю было не привыкать.
   Стороны условились в понедельник с утра встретиться у нотариуса, но на фундаментальную стрелку, место которой изменить было никак нельзя, никто из "Смены" не явился. То ли они внимательно вчитались в договор, что было невероятным, то ли залпом спустили задаток и ввиду отсутствия абсента не смогли добраться до местечка Крупский-айленд на окраине города, где находилась нотариальная контора. На три дня "сменщики" с правом первой подписи выпали из оборота. Разыскивая подписантов, издатели обзвонили все диспетчерские службы, дежурные части и морги. Нашли Фаддея, Шерипо и Кинолога в гостях у Асбеста Валериановича и сутки отпаивали сбитнем.
   - Вы уж, пожалуйста, поаккуратней с этим, товарищ Фаддей, а то когда еще свидимся, - слезно просил Артамонов. - И вы, Евгений Иванович, держитесь. Всего-то и осталось, что подмахнуть... Ну, пожалуйста, товарищ Кинолог, на ногах-то сами держитесь, пожалуйста.
   В конце концов издательский договор был подписан, но при очень большом стечении обстоятельств.
   Несмотря на то, что в народе газету "Смена" не особенно читали и почитали, "ренталловцы" были счастливы - наконец-то у них появилось настоящее дело. Им открывались дали, и слияние с редакцией виделось деловым и радужным. Можно было начинать серьезно работать. Из помеси бульварного и боевого листков следовало сварганить газету, которую стали бы покупать не только из-за телепрограммы.
   Фаддей имел оседлый образ мышления, отчего "Смена" смахивала на вывеску. Ее информационное поле простиралось вдоль трамвайных путей - во дворы никто из корреспондентов шагу не ступал. Круг ньюсмейкеров не выходил за пределы одноклассников Фаддея, а информационными поводами были случайные встречи Фаддея с бывшими коллегами по комсомолу.
   Кинолог свою последнюю статью сдал в набор год назад. Он комплексовал из-за малорослости и искал себя в феерической сфере - кино. Будучи ответственным за культуру, он таскался по фестивалям и не вылезал из видеоклубов. Лишь бы не заниматься газетой. Публично его величали Евгением Ивановичем, а кулуарно - Кинологом, ласково и с сочувствием. На планерках он был невыразителен, и никто не мог понять, принимает он идеологию "Ренталла" или нет. Как-то раз, в момент обсуждения - обзаводиться собственной фотолабораторией или нет, он предложил вообще отказаться от снимков в газете.
   Обыкновенно Кинолог покидал кабинет, чтобы пострелять сигарет. Уже зная, зачем он вышел в коридор, курильщики сразу протягивали ему свои пачки:
   - Пожалуйста!
   Кинолог напрашивался на дежурства по номеру и, повиснув на телефоне доверия, по мере надобности выслушивал неуравновешенных читательниц. А в нормированное время, сидя в кабинете, подслушивал телефонные разговоры девушек из машбюро - брал и не клал на место параллельную трубку. Девушкам без конца звонили парни с улицы. Это подтверждало догадку Прорехова, что внутренний ресурс редакции не удовлетворяет прекрасную половину, и ей ничего не остается, как дружить за пределами рабочей территории.
   Иногда машинистка побойчее говорила:
   - Привет, Евгений Иванович!
   Он сразу бросал трубку. В телефоне щелкало, а парень на том конце провода спрашивал:
   - Кому это ты, милая, приветы передаешь?
   - Да так, знакомый один... Кинолог.
   На этаже имелась фотолаборатория. Пестовал ее фотоискусник Шерипо. Пытаясь скрыть синие мешки под глазами, он носил солнцезащитные очки при любых показаниях экспонометра. За неимением времени все репортажные снимки в номер он делал с чертова колеса в городском саду, а по утрам занимался самолечением - вводил себе под кожу пару уколов купленной в аптеке полынной горькой, чтобы прийти в норму, а потом в потемках проявочной комнаты весь день совершал таинство допивания начатой бутылки и сильно нервничал, если кто-нибудь это таинство нарушал.
   Так называемый начальник так называемого отдела информации был темной лошадкой по фамилии Пеньков. Кудрявый и в толстых очках, он работал на сторону. Он "находил в трамвае" документы и под видом информационных сообщений проводил через газету заказные материалы.
   - Если эта смесь негра с козой не перестанет таскать к нам всякий дерибас, - воодушевлялся Артамонов, - то, ей-богу, я начну жить на гонорары!
   В этот момент в дверь всовывалась сама "смесь":
   - Я по финансовому вопросу... - говорила она. - Как насчет выплат?
   - Не рвите сердце, товарищ Пеньков, - притормаживал его Артамонов, рассупоньтесь!
   - Нельзя ли, наконец, получить причитающееся? - топтался у двери Пеньков.
   - Деньги за такого рода материалы надо сдавать в кассу, а не класть в карман, - дал Артамонов исчерпывающий ответ.
   - Так вы еще не опубликовали? - изумилась смесь.
   - Знаете что? - довел до логического завершения свою мысль Артамонов. Идите и впаривайте халтуру Шимингуэю! Нам такого дерибаса не надо!
   - Какого дерибаса? - вскинула глаза смесь.
   - Никакого! - продолжал втолковывать ему Артамонов. - Нельзя быть журналистом с таким подходом. Порой так и хочется спросить: какого черта? Но жизнь вынуждает сдерживаться и спрашивать: с какого переляка?! Вам надо менять профессию. И ладно бы вы владели ею - была бы одна напасть. Или не впаривали бы нам левые исследования в области подпольной торговли! Но вы одновременно и писать не умеете, и пытаетесь публиковать лозунги с чужого плеча! Идите и передайте остальным, что мы только с виду дураки. И что Макарон - не отец наш, Прорехов - не шофер, а я - не муж якутянки, хотя нас часто видят вместе!
   - И купите себе немножечко ОЛБИ, валух! - посоветовал смеси вдогонку Макарон.
   Отделом писем в "Смене" ведала потомственная журналистка Огурцова. На вопросы: почему вы не пишете в номер? и где ваши материалы? - она сообщала:
   - Я не отвечаю за картинку на полосе.
   Потомственность Огурцовой заключалась в том, что ее отец - невысокий семенной огурец на каблуках - бессменно руководил радио, а мать - цокающий бычок с развивающимся нутряным баском - присматривала за местным телевидением.
   Огурцова-старшая выходила в эфир, как за околицу. Говорить и думать одновременно она не умела и лепила в прямом эфире такие мазанки, что киты, если речь шла о них, массово выбрасывались на берег, а поморы, помянутые в передаче, наоборот, отказывались возвращаться на материк.
   Огурцова-старшая частенько забывалась перед камерой и заводила волосы эдак рукой за ухо. Неожиданно открывался огромный до несправедливости левый орган слуха и забирал на себя все внимание телезрителей. Опешивший оператор замирал и, как в ступоре, долго держал ухо в кадре. Огурцова-старшая продолжала молоть такое, что хотелось назад, к Гоголю.
   - Сегодня очень важно, чтобы врачи были в курсе всего, что составляет передовой слой медиков, - произносила она с умным, как у Помпиду, видом, опасаясь лишь одного - сорваться с наигранного велеречивого журчания на будничный кухонный баритон. Тем временем оператор, очарованный неестественно большим информационным поводом, продолжал держать ухо во весь экран, как в передаче "Сам себе режиссер".
   Огурцовы-родители посчитали, что с них пошла есть журналистская потомственность, и, чтобы семейству окончательно укрепиться на поприще, столкнули чадо в "Смену", как в воду. А девочку сводили с ума вагоны. Вообще, над юными горожанами, в смысле выбора жизненного пути, довлело градообразующее предприятие - вагонный завод. Детки ходили в хореографические кружки, литературные студии, занимались языками в спецшколах, но в конце концов становились вагонниками.
   Дочка Огурцовых быстро усвоила родительские нелепости и потащила их дальше. Когда в редакцию подолгу не приходили письма, Огурцова-младшая писала их сама. Как-то она сфабриковала рецензию на выступление рок-группы. Она у нее начиналась так: "Музыка сделалась ритмичней, в текстах стало появляться больше разных слов". В письме из якобы ведомства Фомината она превзошла и маманю, и самое себя: "Большой вред лосям принесли сухие годы последних лет и браконьерство". Готовя телерейтинги по письмам читателей, Огурцова-младшая выпестовала выражение: "Предлагаем посмотреть вашему вниманию". С ее подачи в обиход вошло словосочетание "это достаточно обездоленные люди", по ее милости обрели жизнь самые крутые солецизмы "таковы они есть" и "это не влияет значения".
   Как и говорил Фаддей, коллектив "Смены" оказался подвижен и пестр. Стало понятно, что с каждым его членом придется разбираться отдельно.
   ...За три ходки на "Волге" Макарон перевез из гостиницы в редакцию весь компьютерный комплекс. Когда частями его несли по коридору, работники стояли вдоль стен по стойке "смирно", а потом столпились в комнате посмотреть на чудо.
   - Не переживайте, - снимал с них мандраж Варшавский. - Обучим.
   - Ну, гражданка Ясурова, что вытянулась как бестужевка?! - веселился свежему контакту Прорехов. - Проходи, не бойся. А то козленочком станешь. И можешь даже потрогать - это сканер. - А потом обратился к Варшавскому. Слышь, Артур, подготовь девушку к печати, а то сам я боюсь обсвинюжиться. У меня даже руки трясутся от предвкушения новизны. - Прорехов даже и не пытался скрыть, что положил на Ясурову глаз.
   - И Галке будет веселей, - потер руки Варшавский, радуясь, что теперь есть на кого оперативно спихнуть якутянку.
   Приступили к работе над чужими ошибками. В ходе этой операции нарывались на впечатление, что редакция гоняла чай из одной чашки. Отовсюду только и доносилось:
   - Вы не одолжите посуды - чаю попить?
   - Только помойте за собой, - напоминал Артамонов, если просители нарывались на него, - а то после вашего чая она всегда портвейном пахнет.
   Поэтому, прежде всего, купили чайные сервизы и сделали обширную кадровую зачистку. И только после этого создали рекламную службу. Затем утолстили тетрадку и поэтапно вывели газету на ежедневный режим. Разработали новый логотип и убрали с первой полосы обнаженную натуру. Но самое главное компьютерная верстка ускорила подготовку макета. Теперь "Смена" быстрее других поступала в типографию, раньше печаталась и утром первой попадала в киоски. Вследствие этих пертурбаций ажиотажного спроса на газету не возникло, но тираж пополз вверх.