Страница:
- А сколько возьмете? - сразу стали сговорчивее торгующие.
- Много, - пообещал Макарон. - Сами прикиньте - к нам приезжают навсегда три иконы нержавеющей сексуальности.
- О! Три иконы! Тогда сбросим, - засуетились цветочные горшки. - Мы замерзли тут стоять.
- Ну, раз замерзли, тогда еще на рубль снижайте! - потребовал Макарон.
- Больше не можем, - извинились девушки. - Хозяин не велит. Он из Баку.
- Какая вам разница - пять рублей или шесть? - трепал им нервы Макарон. - Пять - мы купили и пошли, шесть - вы продолжаете мерзнуть. Скажите хозяину, что приходил аксакал...
- Хорошо, мы согласны, - опустились на самый минимум девушки.
- Тогда по четыре, - назвал свое последнее условие Макарон.
- Это уж слишком!
- Без упаковки берем, поймите! - давил Макарон. - Без всей этой чисто внешней слюды! Вам суеты меньше.
- Честное слово, не можем, - признались торговки. - Хозяин не велит.
- Ну, как хотите, - сказал Макарон и развернулся уходить.
- Ладно, ладно! - сдались за прилавком. - Уговорили, берите!
- И плюс еще парочку фиолетовых гвоздик, - дожал продавщиц Макарон, для Светы, вдруг и вправду приедет... И баночку компосту...
- Бьюсь об заклад, - поспорил с Макароном Артамонов, еле удерживая охапку гвоздик. - Когда тебя исключали из КПСС, ты до последнего торговался по поводу формулировки. Придется тебе возглавить наш коммерческий отдел и работу с кадрами. Мы тебя, как Матросова, бросим на вражеский КЗОТ!
- Нам, татарам, все равно, - отчеканил Макарон каноном "Служу Советскому Союзу!", и затаренные друзья отправились в гостиницу.
Вызванные на помощь девушки приехали ночным экспрессом. Они дрожали, словно в поезде им выдали сырое белье, и моргали невыспавшимися глазами, потому что в течение всей поездки в волнении то и дело просыпались от тишины на остановках. Две такие потухшие пичуги-журчалки.
- Ну вот, теперь у нас кворум, - успокоился Артамонов, завидя приветственно вскинутые руки подруг.
- Как жизнь? - спросила Улька из темноты тамбура и ослепила встречающих фотовспышкой.
- Слоями, - признался Прорехов, дотошно рассматривая подруг методом блуждающей маски.
- Я представляю, какое здесь житье, если на въезде с нас не сняли никакого курортного сбора, - наигранно затосковала Улька.- Ну, и где вы тут поселились?
- Отель "Верхний", три звезды - Артур, Галка и аксакал, - воспел свое болото Прорехов и, как таксисту, назвал Макарону адрес: - Улица Советская, дом восемь. По Гринвичу.
- Согласно экономическому районированию, здесь что - Нечерноземье? продолжала определяться на местности Улька. - Или Черноземье?
- Нет, - просветил ее Прорехов, - географически это центральный экономический район.
- Жаль, - скуксилась она, будто местные подзолистые и песчаные почвы могли как-то повлиять на контрастность ее будущих снимков.
- А политически - здесь красный пояс, - доложил обстановку Артамонов. Самое пекло!
Гостиница встретила выводок агентов ползучей информационной диверсии потухшим рестораном и заколоченными крест-накрест дверьми парадного подъезда.
- Вход со двора, - пояснил Прорехов. - В швейцарской - ремонт. - И поднырнул под арку.
- Подселение, - бросил Артамонов вставшему навстречу дежурному администратору. - На излишки жилплощади. По согласованию сторон.
Если мухи, судя по густой засиженности стен, существовали в гостинице в латентной форме и никуда не устремлялись при виде людей, то тараканы при включении света принялись разбегаться.
- Далеко не ручные, - прокомментировал многоходовку насекомых Прорехов и предложил девушкам чувствовать себя как дома, несмотря на устроенный в честь их приезда показательный беспорядок.
- Мы позанимаемся вами хотя бы амбулаторно, хорошо? - повела носом Дебора. - Пока вы здесь совсем не запаршивели.
Полные энтузиазма подруги пригнали с собой ворох утвари и ящик с едой, доминирующее положение в котором занимал шмат сала. По ДАСовской теории универсального правопреемства шмат предназначался исключительно Макарону и был настолько огромным, что, выставленный на торги, он мог бы вызвать обвал продовольственного рынка в регионе.
- Будем каждое утро готовить глазунью на шкварках, - пообещали подруги.
- А это не вызовет у меня ложного бешенства? - спросил на всякий случай Макарон.
Как и планировалось, Улька поселилась с Прореховым, а Дебора - в номере у Артамонова. Макарон втайне надеялся, что за компанию на жительство явится и Света, он даже на всякий случай подснял двухместный номер, но, как выяснилось, в связи с рождением черноплодного мальчика у Светы нашлись дела поважнее. Единственное, что она прислала, - навороченную записку, из которой все должны были понять причину ее неприезда. "Потому что браки заключаются на небесах, - путалась она в своих письменных показаниях, - первый - на первом небе, а седьмой - на седьмом. Но, скорее всего, мне предстоит операция".
- Так ты с ней венчаться, что ли, собирался?! - расширили зрачки друзья. - Ну и поросенок! Да ты просто чемпион мира по дислокальным бракам!
- Не вижу никакой коллизионной привязки, - замялся Макарон. - Просто я подумал...
- Он обещал сделать ей тибетский массаж, - помог ему вымолвиться Прорехов.
- А что значит "тибетский массаж"? - спросила Улька.
- Тибетский массаж? Это массаж для тибе, - объяснил Прорехов.
- И вот что я вам в таком случае скажу... - напрягся и задержал выдох Макарон. - Давайте-ка все бегом учиться водить машину. Один я вас всех долго не наразвожусь. - И бросил на стол техпаспорт. - У меня уже иванчики в глазах от бессменного руления... - Вот так странно отреагировал Макарон на отсутствие Светы.
- Не иванчики у него, а блажь, - успокоил всех Артамонов. - Не обращайте внимания. Если ему к салу жменю нюхательной махорки - все как рукой снимет.
- А я, наверно, никогда не научусь ездить на автомобиле, - признался Прорехов. - Я излишне любопытен. Когда я еду, мне всегда нужно знать, какой породы сука идет по тротуару.
- А мой ездит по проезжей части, - сказал Макарон, сглаживая ситуацию и поглаживая Бека.
- Придется брать на работу водителя, - вздохнул Артамонов. - Это похоже на провокацию.
- Ты нас разоришь, - сказал Варшавский.
- Что-то я подустал, - снизил обороты Макарон.
- Ластик ты наш, - пожалела его Дебора и спросила: - А что за операция намечается у Светы? Пластическая, что ли?
- Бог ее знает, - сказал Макарон. - Она со мной в последнее время до конца такими деталями не делится.
- Слышь, ты, предвестник мерцаний, не наводи тоску! - притушил его Артамонов.
На личные дела отвели два часа, после чего инициативная группа уселась полукольцом вокруг отрубившегося Макарона и приступила к сотворению рабочего проекта "Лишенца".
- Внедряться на рынок надо через географию и религию, - доносились из-за двери в гостиничный коридор непонятные слова Деборы и смущали уборщицу. - Никакой политики. Исток России, святые места. Власти загадили верховья, дерьмо плывет вниз, заполняя страну. За основу возьмем экологию, а тут уж рядом и возврат церквей верующим. Главное для народа - жизнь и вера. В пилотный номер Улька отснимет пару забойных кассет.
В пылу толкования Дебора охватывала все внутренние воды страны. Она смотрелась совсем не поместной, хотя газета была всего лишь региональной. Подтянув запоротые колготки, Дебора молча набросала макет, на котором вертикальный разрез реки был выполнен в виде уставшего ленточного червя, разлегшегося подремать у подножия возвышенности. На схеме предлагалось указывать концентрацию вредных веществ в воде у населенных пунктов.
- А не станут ли жители покидать насиженные места после такого нашего экологического откровения? - засомневался Прорехов.
- Не станут, - успокоил его Артамонов. - Во-первых, бежать некуда, а во-вторых, мы же не ухудшим обстановку своими текстами.
- Малюют, как на тренировке, - просыпаясь, произнес Макарон и, повернувшись к людям, продолжил: - Какие-то схемы, планы, все по школе, все по науке. А я вот лежу и думаю, неужели мы все это проходили?
- Конечно, - весело подтвердила Дебора.
- Где же в таком случае был я? - вопросил аксакал.
- Можно только догадываться, - сказала Улька.
Из окна было видно, как в "Старый чикен" затаскивали очередную партию расчлененных птиц, а оттуда на тачке в сторону заброшенного высотного долгостроя вывозили груды костей. Наблюдая с балкона за этой жанровой сценкой, Макарон боролся с львиным зевом и, разводя челюсти до крайнего положения, едва не раздавил себе глаза. Управившись с зевотой, Макарон сказал:
- Я слышал, что главное в газете - строкомер.
- А я слышал, что главное в газете - ответсек, - сказал Прорехов, шарясь по Ульке.
- Всех вас ввели в заблуждение, - вызволила его из профессиональной пропасти Дебора. - Главное в газете - гвоздодер. Чтобы из жизни дергать гвозди для очередного номера.
Дождавшись учредительских денег, "Лишенец" увел от Фаддея весь технический состав и часть творческого. Набор, верстка и корректура во главе с Ясуровой покинули "Смену" не задумываясь, а пишущие с минуту поразмышляли. У технарей мотив был един: "Смена" - это тупик цивилизации. А вот творческие перебежчики причинами разнились. Одни, хлебнув "ренталловского" лиха, почувствовали себя людьми, с которых можно спросить, другие - просто из симпатии к "ренталловцам", третьи - потому что устали тонуть в трясине сменной безыдейности. Все они в один голос обзывали Фаддея фальшивогазетчиком.
Из перешедших в "Лишенец" резко выделялась Журавлева, которая, усевшись за пульт секретаря-референта, сразу замкнула на себя не только отделы, но и весь город. Никто так ловко не отбривал по телефону желающих узнать, где в данный момент находится Варшавский и когда будет на месте Макарон. Вокруг нее сам по себе образовался отдел кадров. Эпицентр фирмы сразу сместился к ее столу и стал сердцем второго этажа. Когда к Артамонову приезжали герои "76-Т3" Решетов и Мат, она кричала что есть мочи: "Накрывайте на столы! Срочно! Прототипы приехали!" И обслуживала гостей настолько приветливо, что Макарон предупредительно прикрепил над ее головой мемориальную доску с надписью: "Осторожно, мин-ньет!"
Последним в коллектив пришел Волович - подающий надежды посох с православным набалдашником в виде веснушчатой головы. Он отслоился от "Смены" вместе с модемом, умыкнутым у американского благотворительного фонда "Евразия".
- Прибыл в ваше распоряжение для продолжения рода! - отрапортовал он Прорехову.
Прорехов, всегда очень ревностно относившийся к фамилиям и кличкам, мучился три дня, а потом не выдержал - вызвал новичка среди ночи на такси и спросил:
- Но все же ответьте, товарищ Волович, - это отчество ваше или фамилия? А то наши девочки черт знает что подумали...
С Воловичем, как с молодым поручиком, почла за честь убежать прекрасная Бакарджиева. Все вздохнули, кто с облегчением, кто с завистью. Потому что Бакарджиева не умела выражать мысль короче, чем тысячей строк. Заполненные ее письменами "подвалы" не спасал даже восьмой кегль. Надежда была на то, что Макарон избавит ее от тяжелого наследия "Смены".
Несмотря на толику перебежчиков, новая редакция испытывала полный кадровый тромбоз. Недохват кадров ощущался по всей широте фронта. Поэтому недостающих по штату журналистов выращивали непосредственно на передовой - в холле гостиницы, куда Центром занятости направлялись падальцы и брошенки из числа гуманитариев с высшим образованием, которых круговерть перестройки выкинула за пределы соцкультбыта. С ними проводился шефский всеобуч знатоки делились репортажными и иными премудростями под лозунгом: чем отмывать старых, лучше наладить новых. Но большинство безработных уже не могли нарастить себя никаким плодом, и усилия, что называется, шли в ствол. Другие не выдерживали муштры и сбегали в конкурирующие компетенции, унося идеи.
За лекторий отвечал Прорехов и сам вел ряд предметов.
Засидевшись как-то раз с Нидвораем в импровизированном классе, прямо в коридоре, Прорехов перебрал и уснул в трико типа "тянучки". Проснулся он средь бела дня, когда слушатели уже собрались. Как ни в чем не бывало он прошел к доске и начал выводить алгоритм сбора "посадочного материала" в ходе войны компроматов. После десятого параграфа он наконец заметил, во что одет. В итоге его сменила Дебора, которой удалось сварганить некое подобие корреспондента даже из историка побед местной КПСС Комягина. В пробной заметке о "Старом чикене" он описал, как официантка с проворностью селезня принесла отбивную через час после заказа, как будто действительно отбивала ее у стада кур. Но хорошо, что через час, потому что через два в подвальчике началась разборка со стрельбой, и Комягину оставалось только описать свое бегство, чтобы материал получился первополосным.
Через шпицрутены Деборы прошло более ста человек. Директор гостиницы пригрозил "ренталловцам" выселением, если они не тормознут этот железный поток, а Центр занятости, наоборот, поощрил за перевыполнение плана по борьбе с безработицей.
В "Лишенце" был поставлен полный заслон непрофессионализму. От каждого требовалась въедливость - никаких пробежек по верхам. На двери Журавлевой Ренгач присандалил табличку на музыку Высоцкого: "Идет работа на волков, идет работа!"
Готовя пилотный номер, всей редакцией похудели в общей сложности на тонну. Ясурова клеила астролоны, въезжая по ходу во все типы пленок и крестов для разметки полос. Выяснилось, что под склейку необходим монтажный стол, а гостиничный паркет для этих целей не очень подходит. Допечатный процесс был изучен и внедрен быстро и с тщательностью Гутенберга.
Прорехов крутился вокруг Ясуровой на манер волчка. Улька поняла, что в ее отсутствие он вел себя не очень экономно.
Всем хотелось запустить змей нулевого номера до Нового года, и он был запущен. Шестнадцатиполосник формата "Пионерской правды" в две краски. Весь в марашках, но волнующий до дрожи первенец открывался материалом Ульки "Багрец и золото, одетые в леса". Рассекреченные документы фоторепортажа ведали, как в старину, будучи секретарем обкома, товарищ Платьев возводил вокруг церквей бутафорские леса, чтобы едущие на Московскую Олимпиаду иноверцы изумлялись широкомасштабности реставрации. Списанных на леса денег хватило бы на постройку новых храмов. Материал был ключевым в номере. Как Ульке удалось достать все исходные документы, никто не знал - своих профессиональных секретов она не выдавала даже коллегам.
В нагрузку к свободе совести под рубрикой "Осечка" зияло свежее постановление о выделении Фоминату средств для отстрела расплодившихся несметно волков. На отведенные под это рубли можно было перевоспитать всех хищников в цирке Дурова.
На второй полосе дремала анаконда реки, татуированная цифрами загрязнений в местах сброса сточных вод.
Артур с Галкой держались от "Лишенца" на расстоянии. Варшавский отвечал за компьютерный комплекс и в дела редакции не лез. Он все чаще говорил о собственном телевизионном канале.
- Мы подтянемся со своим оружием, - оправдывали они свою пассивность, И вплотную займемся дублированной рекламой.
Странно, но газетный проект им был по барабану, или, как говаривал Макарон, "до лампочки", которых перегорело с десяток, пока вымучивался пилотный номер. Надувая щеки, Артур параллельно мечтам о личном телевидении продолжал заниматься мелким издательским бизнесом - штамповал банкам отчеты, сертификаты, подряжался изготавливать брошюры и буклеты, перетащил под себя печать журнала "Чуанчарык".
Разбросанный по городу веерным способом "Лишенец" потряс публику. По горячим следам у председателя исполкома Платьева состоялось экстренное совещание с участием ответственных лиц из специальных подразделений бытия, а также пристяжных - Фомината, Додекаэдра, Шимингуэя, Фаддея, Мошнака, начальника телевидения Огурцовой-старшей и начальника радио Огурцова, директора типографии Альберта Федоровича Смирного.
- Баня отменяется, - открыл совещание Виктор Антонович. - Докладывайте!
- Пилотный номер, шестнадцать полос... - заговорил Додекаэдр.
- Это я и без доклада вижу! - перебил его Платьев, вперив взгляд в раскрытый "Лишенец". - Меня интересует другое - что это за неучтенка? Кто такие?!
- К-которые л-лотерею... - заикаясь, ответил Фоминат.
- Я понимаю... - сказал председатель исполкома. - Я спрашиваю: кто они вообще такие?!
- Живут в гостинице "Верхней", - сообщил Фоминат.
- Ну и дальше что? - не останавливался Платьев. - Кто-нибудь занимался вопросом конкретно?
- Мы прослушивали... - доложил кто-то из специальных подразделений бытия. - Не специально, а просто планово. Все очень туманно, центром ничего не подтвердилось.
- Что не подтвердилось? - не понял Виктор Антонович.
- Миссия, - сказал человек.
- Какая миссия? - удрученно спросил председатель исполкома.
- Все они прибыли в город с какой-то заместительной целью, - пояснил человек. - Меж собой они развивают идею, что направлены сюда для выполнения какой-то задачи, в ходе выполнения которой им обещана любая поддержка центра.
- А бывают такие случаи у вас в ведомстве, когда центр проводит операцию в регионе, не ставя его об этом в известность? - спросил Платьев.
- В общем-то, да, - ответил человек.
- Это как раз такой случай! - раззадорился Платьев. - Вот ваш уровень! Если бы вы чего-то стоили, никто здесь без вашего ведома не проводил бы никаких операций! Почему же вы до сих пор молчали?!
- Мы установили контроль, - сказал человек. - Но информации еще пока недостаточно.
- Какой контроль? - не понял Виктор Антонович.
- Над этими залетными аферистами...
- У вас что, все залетные повсеместно открывают газеты?! - стал откровенно отчитывать человека Платьев. - Это же политические! Где они могли взять данные по пробам воды? И по волкам? - спросил председатель исполкома и посмотрел на Фомината.
- Я ничего не давал! - открестился Фоминат.
- И по операции "Леса"? - продолжил искать концы Платьев.
- Возможно, их снабдили централизованно, - придумал человек.
- Но изначально все находилось у вас в сейфе, - повернул Платьев голову в сторону человека. - Значит, касательно этих материалов из центра был заказ сюда.
- Я проверю, - пообещал представитель силовых структур.
- Сейчас зачем проверять? - тормознул его Платьев. - Если информация прошла, значит, заказ был, а кому сбагрить, у тебя есть - полная контора приближенных. Что у вас есть конкретно по этим газетчикам?
- Я же говорю, пока ничего, - ответил человек, - Они даже не прописаны.
- Кто у них старший? - спросил Платьев.
- Макарон какой-то, - сказал человек. - Отставник.
- И что, с ним нельзя разобраться через военкомат?!
- Пока нет смысла, - сказал человек. - Судя по разговорам, у них ожидается кадровое усиление и смена лидера. Должна подтянуться некая Света. О ней часто и много говорят. Оперативная кличка, по-видимому.
- Тем не менее Макарона - под особый контроль, - сказал председатель исполкома, - и запросите дело. Какие еще будут предложения? В демократическом ключе...
- Закрыть, - предложил Додекаэдр.
- Кого? - спросил Платьев. - Или глаза?
- Газету, - уточнил инспектор.
- В смысле? - переспросил Платьев. - Как закрыть?
- Тормознуть выпуск, - подсказал Додекаэдр. - Пусть типография придумает подходящий предлог.
Директор типографии Альберт Федорович Смирный встал для получения указаний. На него никто не обратил внимания.
- А когда регистрировали, мозгов не было?! - спросил Платьев Додекаэдра, и тот сник. - Столько лет на посту, а элементарных блох вылавливать не научились. Стыдно, Вячеслав Иванович!
- Думал, юмор, - вякнул Додекаэдр вполголоса.
- Тогда смейтесь, - посоветовал ему Платьев. - Вместе с Асбестом Валериановичем и товарищем Фоминатом. - И обратился к Мошнаку: - А кто финансирует газету?
- "Ойстрах" и "Самосад", - сказал Капитон Иванович. - Судя по платежным документам.
- Завтра же провести с этим страхосадом разъяснительную работу! - велел Платьев человеку от специальных подразделений бытия. - А вы... - развернулся он в сторону Шимингуэя и Фаддея, - дайте на страницах своих газет достойную оценку происходящему! Что, дескать, отпрыски капитала жируют и готовы выбрасывать любые деньги на ветер, лишь бы только не отдавать их народу! Не мне вас учить.
Под окнами кабинета Платьева собралась толпа верующих. Они пели псалмы и выкрикивали анафему. Общий смысл их действа и всех певческих требований в целом сводился к тому, чтобы власти вернули людям собор, занятый под промышленную выставку, а также часовню, в которой размещен склад учебников.
Платьев попросил секретаршу соединить его с владыкой Шабадой.
- Ваши, что ли, тут у меня под окном распевают? - спросил он церковного лидера.
- Никак нет, - ответил владыка.
- Спуститесь вниз, - попросил Платьев человека от структур, разберитесь, пожалуйста.
- Они требуют вас, - перевел человек текст, который исходил из толпы.
- А для чего я держу свору замов?! - замолотил Платьев по селекторным кнопкам. - Где Степанов, Краснов?!
- В командировке, - донесся из приемной голос помощницы.
- Может, выступить с лоджии? - пришло в голову Платьеву, и он произнес это полушепотом.
- Да нет, они требуют спуститься в гущу, - сказал выглянувший в окно Фоминат. - Иначе грозятся перекрыть железную дорогу...
Платьев со свитой милиционеров спустился вниз. Прикрываясь от толпы ладонью, как от солнца, он дошел до первых рядов сходки и начал отбивать поклоны. Он полагал, что разговор пойдет о пентатонике и дорийском ладе, раз уж они заголосили первыми.
- Спасибо, что вы нам тут пришли, попели... - сказал Платьев, осматривая толпу и прикидывая на глаз, сколько в ней тысяч.
Но реакция получилась обратной.
- Не за что! - грозно ответило собрание.
- А какой сегодня праздник? - сразу как-то приуныл Виктор Антонович. Давненько в регионе не было никаких забастовок и волнений. Разве что из-за отмены лотереи, но это так, пустое, никакой политики.
- Мыкола! - рявкнул кто-то из толпы. - Да мы не петь вам сюда пришли! Отдавайте церкви! - запричитала толпа. - Мы требуем назад места для молитв!
- Хорошо, хорошо, отдадим, - поднял руки вверх Платьев.
- Ваши посулы - пустой звук! - неслось из гущи.
- Не произноси ложного свидетельства! - предупреждали крайние.
- Но это дело не одного дня, - сказал председатель исполкома. - Но почему вы не пришли вчера, позавчера? Мы готовы вернуть объекты культа в любой момент... Согласно ускорению... Но что вас привело сюда именно сегодня?
- Вот! - псалмопевцы выдвинули вперед "Лишенец" в рамке под стеклом, как Неопалимую Купину. - Требуем полной реституции!
Председателю исполкома впервые стало по-настоящему страшно. Сборище на улице было достаточно агрессивным. Как заметили "ренталловцы", возглавляла манифестацию верующих все та же кондукторша Енька. То, что лотерейные выступления ни к чему не привели, по-видимому, запало ей в душу, и она решила отыграться. Похоже, ей было все равно, когда и против кого выступать - лишь бы находиться в центре народного гнева. А может, она была человеком подневольным.
- Какая бойкая, однако! - опять похвалил девушку Прорехов, наблюдая с Артамоновым все это буйное зрелище. - Теперь я понимаю, почему она тогда не пошла со мной на сближение в электричке.
- Почему?
- Ею в силах овладеть только общественный интерес, - вычислил Прорехов. - Это человек, который может принадлежать исключительно всему обществу в целом, но не конкретному человеку.
- Вот увидишь, она сделает себе карьеру, - предложил биться об заклад Артамонов. - О ней еще заговорят!
- А как ее фамилия, не знаешь?
- Вроде Страханкина, - сказал Прорехов. - В газетах мелькала. Енька Страханкина.
Наутро Шимингуэй разразился передовицей о безалаберности "Лишенца", который растаскивает себя бесплатно по чужой территории. Ночью, накануне выхода критики, Асбесту Валериановичу привиделся сон. Ему снилось, что у подъезда "Губернской правды" собрались его почитатели и в восторге от прочтения передовицы, скандировали:
- Ав!-то!-ра! - И через секунду опять: - Ав!-то!-ра!
Шимингуэй проснулся в счастливом холодном поту и вышел на балкон. На дворе стыла глухая перестроечная полночь, и только вороны, обеспокоенные очередным обменом денег, каркали на чем свет стоит, пугая новым режимом.
- Кар! Кар! Кар! - И через секунду опять: - Кар! Кар! Кар!
Православной идеей "Лишенца" проникся даже отец Шабада. Его благосклонность не испортило и то, что буквально через месяц сам-Артур напечатал для епархии православный календарь со своим летоисчислением. Черт их с Галкой попутал сместить жизнь на день вперед! Пасха по их "новому" газетному стилю начиналась в субботу и так далее. Владыка Шабада вынес этот удар и велел установить перед храмами по дополнительной подставке для газет. Смесь тяжелых парафинов, идущих от свечей, горящих за здравие газеты "Лишенец", долго нависала над епархией. Касательно столь бурной реакции общества на выход газеты отец Шабада сказал, что высокому дереву и ветров достается больше.
Чтобы еще более сблизиться с епархией, дальновидный Макарон предложил заслать к ней в недра своего личного апостола Воловича, которому следовало взять курс на полную аккредитацию при посте.
- Напутствуем тебя, давай дерзай! - благословил его на дело Макарон. С нас причитается.
- Масонские штучки - это всегда полезно, всегда своевременно! - признал Артамонов. - Ляпнули просто так, а оно раз - западет в душу Воловичу и через время срастется. Главное - бросить семя в натронную известь, когда надо оно взойдет. Вот этот наследный принц, думаете, зря в Россию наезжает? Никакой он не принц, но в массы пиарщики уже заронили идею. И, случись у нас монархия или еще какая история похлеще, никто другой не успеет со своими кандидатурами - наследник уже есть, вот он, причесан, во всех журналах его фото. Так и мы - произнесли вслух, что Волович будет владыкой, - оно и произойдет. Мирным путем. От течения лет и прикладной усердной службы. Ему бы самому и в голову не пришло, что венец его православных исканий - сан. А теперь эта мысль будет непрестанно сверлить его мозг, и, снедаемый ею, Волович будет продираться вперед, наверх, сметая преграды, и успокоится только тогда, когда рукоположат. А самому бы ему и в голову не пришло заниматься карьеризмом в епархии! Великое дело эти масонские штучки!
- Много, - пообещал Макарон. - Сами прикиньте - к нам приезжают навсегда три иконы нержавеющей сексуальности.
- О! Три иконы! Тогда сбросим, - засуетились цветочные горшки. - Мы замерзли тут стоять.
- Ну, раз замерзли, тогда еще на рубль снижайте! - потребовал Макарон.
- Больше не можем, - извинились девушки. - Хозяин не велит. Он из Баку.
- Какая вам разница - пять рублей или шесть? - трепал им нервы Макарон. - Пять - мы купили и пошли, шесть - вы продолжаете мерзнуть. Скажите хозяину, что приходил аксакал...
- Хорошо, мы согласны, - опустились на самый минимум девушки.
- Тогда по четыре, - назвал свое последнее условие Макарон.
- Это уж слишком!
- Без упаковки берем, поймите! - давил Макарон. - Без всей этой чисто внешней слюды! Вам суеты меньше.
- Честное слово, не можем, - признались торговки. - Хозяин не велит.
- Ну, как хотите, - сказал Макарон и развернулся уходить.
- Ладно, ладно! - сдались за прилавком. - Уговорили, берите!
- И плюс еще парочку фиолетовых гвоздик, - дожал продавщиц Макарон, для Светы, вдруг и вправду приедет... И баночку компосту...
- Бьюсь об заклад, - поспорил с Макароном Артамонов, еле удерживая охапку гвоздик. - Когда тебя исключали из КПСС, ты до последнего торговался по поводу формулировки. Придется тебе возглавить наш коммерческий отдел и работу с кадрами. Мы тебя, как Матросова, бросим на вражеский КЗОТ!
- Нам, татарам, все равно, - отчеканил Макарон каноном "Служу Советскому Союзу!", и затаренные друзья отправились в гостиницу.
Вызванные на помощь девушки приехали ночным экспрессом. Они дрожали, словно в поезде им выдали сырое белье, и моргали невыспавшимися глазами, потому что в течение всей поездки в волнении то и дело просыпались от тишины на остановках. Две такие потухшие пичуги-журчалки.
- Ну вот, теперь у нас кворум, - успокоился Артамонов, завидя приветственно вскинутые руки подруг.
- Как жизнь? - спросила Улька из темноты тамбура и ослепила встречающих фотовспышкой.
- Слоями, - признался Прорехов, дотошно рассматривая подруг методом блуждающей маски.
- Я представляю, какое здесь житье, если на въезде с нас не сняли никакого курортного сбора, - наигранно затосковала Улька.- Ну, и где вы тут поселились?
- Отель "Верхний", три звезды - Артур, Галка и аксакал, - воспел свое болото Прорехов и, как таксисту, назвал Макарону адрес: - Улица Советская, дом восемь. По Гринвичу.
- Согласно экономическому районированию, здесь что - Нечерноземье? продолжала определяться на местности Улька. - Или Черноземье?
- Нет, - просветил ее Прорехов, - географически это центральный экономический район.
- Жаль, - скуксилась она, будто местные подзолистые и песчаные почвы могли как-то повлиять на контрастность ее будущих снимков.
- А политически - здесь красный пояс, - доложил обстановку Артамонов. Самое пекло!
Гостиница встретила выводок агентов ползучей информационной диверсии потухшим рестораном и заколоченными крест-накрест дверьми парадного подъезда.
- Вход со двора, - пояснил Прорехов. - В швейцарской - ремонт. - И поднырнул под арку.
- Подселение, - бросил Артамонов вставшему навстречу дежурному администратору. - На излишки жилплощади. По согласованию сторон.
Если мухи, судя по густой засиженности стен, существовали в гостинице в латентной форме и никуда не устремлялись при виде людей, то тараканы при включении света принялись разбегаться.
- Далеко не ручные, - прокомментировал многоходовку насекомых Прорехов и предложил девушкам чувствовать себя как дома, несмотря на устроенный в честь их приезда показательный беспорядок.
- Мы позанимаемся вами хотя бы амбулаторно, хорошо? - повела носом Дебора. - Пока вы здесь совсем не запаршивели.
Полные энтузиазма подруги пригнали с собой ворох утвари и ящик с едой, доминирующее положение в котором занимал шмат сала. По ДАСовской теории универсального правопреемства шмат предназначался исключительно Макарону и был настолько огромным, что, выставленный на торги, он мог бы вызвать обвал продовольственного рынка в регионе.
- Будем каждое утро готовить глазунью на шкварках, - пообещали подруги.
- А это не вызовет у меня ложного бешенства? - спросил на всякий случай Макарон.
Как и планировалось, Улька поселилась с Прореховым, а Дебора - в номере у Артамонова. Макарон втайне надеялся, что за компанию на жительство явится и Света, он даже на всякий случай подснял двухместный номер, но, как выяснилось, в связи с рождением черноплодного мальчика у Светы нашлись дела поважнее. Единственное, что она прислала, - навороченную записку, из которой все должны были понять причину ее неприезда. "Потому что браки заключаются на небесах, - путалась она в своих письменных показаниях, - первый - на первом небе, а седьмой - на седьмом. Но, скорее всего, мне предстоит операция".
- Так ты с ней венчаться, что ли, собирался?! - расширили зрачки друзья. - Ну и поросенок! Да ты просто чемпион мира по дислокальным бракам!
- Не вижу никакой коллизионной привязки, - замялся Макарон. - Просто я подумал...
- Он обещал сделать ей тибетский массаж, - помог ему вымолвиться Прорехов.
- А что значит "тибетский массаж"? - спросила Улька.
- Тибетский массаж? Это массаж для тибе, - объяснил Прорехов.
- И вот что я вам в таком случае скажу... - напрягся и задержал выдох Макарон. - Давайте-ка все бегом учиться водить машину. Один я вас всех долго не наразвожусь. - И бросил на стол техпаспорт. - У меня уже иванчики в глазах от бессменного руления... - Вот так странно отреагировал Макарон на отсутствие Светы.
- Не иванчики у него, а блажь, - успокоил всех Артамонов. - Не обращайте внимания. Если ему к салу жменю нюхательной махорки - все как рукой снимет.
- А я, наверно, никогда не научусь ездить на автомобиле, - признался Прорехов. - Я излишне любопытен. Когда я еду, мне всегда нужно знать, какой породы сука идет по тротуару.
- А мой ездит по проезжей части, - сказал Макарон, сглаживая ситуацию и поглаживая Бека.
- Придется брать на работу водителя, - вздохнул Артамонов. - Это похоже на провокацию.
- Ты нас разоришь, - сказал Варшавский.
- Что-то я подустал, - снизил обороты Макарон.
- Ластик ты наш, - пожалела его Дебора и спросила: - А что за операция намечается у Светы? Пластическая, что ли?
- Бог ее знает, - сказал Макарон. - Она со мной в последнее время до конца такими деталями не делится.
- Слышь, ты, предвестник мерцаний, не наводи тоску! - притушил его Артамонов.
На личные дела отвели два часа, после чего инициативная группа уселась полукольцом вокруг отрубившегося Макарона и приступила к сотворению рабочего проекта "Лишенца".
- Внедряться на рынок надо через географию и религию, - доносились из-за двери в гостиничный коридор непонятные слова Деборы и смущали уборщицу. - Никакой политики. Исток России, святые места. Власти загадили верховья, дерьмо плывет вниз, заполняя страну. За основу возьмем экологию, а тут уж рядом и возврат церквей верующим. Главное для народа - жизнь и вера. В пилотный номер Улька отснимет пару забойных кассет.
В пылу толкования Дебора охватывала все внутренние воды страны. Она смотрелась совсем не поместной, хотя газета была всего лишь региональной. Подтянув запоротые колготки, Дебора молча набросала макет, на котором вертикальный разрез реки был выполнен в виде уставшего ленточного червя, разлегшегося подремать у подножия возвышенности. На схеме предлагалось указывать концентрацию вредных веществ в воде у населенных пунктов.
- А не станут ли жители покидать насиженные места после такого нашего экологического откровения? - засомневался Прорехов.
- Не станут, - успокоил его Артамонов. - Во-первых, бежать некуда, а во-вторых, мы же не ухудшим обстановку своими текстами.
- Малюют, как на тренировке, - просыпаясь, произнес Макарон и, повернувшись к людям, продолжил: - Какие-то схемы, планы, все по школе, все по науке. А я вот лежу и думаю, неужели мы все это проходили?
- Конечно, - весело подтвердила Дебора.
- Где же в таком случае был я? - вопросил аксакал.
- Можно только догадываться, - сказала Улька.
Из окна было видно, как в "Старый чикен" затаскивали очередную партию расчлененных птиц, а оттуда на тачке в сторону заброшенного высотного долгостроя вывозили груды костей. Наблюдая с балкона за этой жанровой сценкой, Макарон боролся с львиным зевом и, разводя челюсти до крайнего положения, едва не раздавил себе глаза. Управившись с зевотой, Макарон сказал:
- Я слышал, что главное в газете - строкомер.
- А я слышал, что главное в газете - ответсек, - сказал Прорехов, шарясь по Ульке.
- Всех вас ввели в заблуждение, - вызволила его из профессиональной пропасти Дебора. - Главное в газете - гвоздодер. Чтобы из жизни дергать гвозди для очередного номера.
Дождавшись учредительских денег, "Лишенец" увел от Фаддея весь технический состав и часть творческого. Набор, верстка и корректура во главе с Ясуровой покинули "Смену" не задумываясь, а пишущие с минуту поразмышляли. У технарей мотив был един: "Смена" - это тупик цивилизации. А вот творческие перебежчики причинами разнились. Одни, хлебнув "ренталловского" лиха, почувствовали себя людьми, с которых можно спросить, другие - просто из симпатии к "ренталловцам", третьи - потому что устали тонуть в трясине сменной безыдейности. Все они в один голос обзывали Фаддея фальшивогазетчиком.
Из перешедших в "Лишенец" резко выделялась Журавлева, которая, усевшись за пульт секретаря-референта, сразу замкнула на себя не только отделы, но и весь город. Никто так ловко не отбривал по телефону желающих узнать, где в данный момент находится Варшавский и когда будет на месте Макарон. Вокруг нее сам по себе образовался отдел кадров. Эпицентр фирмы сразу сместился к ее столу и стал сердцем второго этажа. Когда к Артамонову приезжали герои "76-Т3" Решетов и Мат, она кричала что есть мочи: "Накрывайте на столы! Срочно! Прототипы приехали!" И обслуживала гостей настолько приветливо, что Макарон предупредительно прикрепил над ее головой мемориальную доску с надписью: "Осторожно, мин-ньет!"
Последним в коллектив пришел Волович - подающий надежды посох с православным набалдашником в виде веснушчатой головы. Он отслоился от "Смены" вместе с модемом, умыкнутым у американского благотворительного фонда "Евразия".
- Прибыл в ваше распоряжение для продолжения рода! - отрапортовал он Прорехову.
Прорехов, всегда очень ревностно относившийся к фамилиям и кличкам, мучился три дня, а потом не выдержал - вызвал новичка среди ночи на такси и спросил:
- Но все же ответьте, товарищ Волович, - это отчество ваше или фамилия? А то наши девочки черт знает что подумали...
С Воловичем, как с молодым поручиком, почла за честь убежать прекрасная Бакарджиева. Все вздохнули, кто с облегчением, кто с завистью. Потому что Бакарджиева не умела выражать мысль короче, чем тысячей строк. Заполненные ее письменами "подвалы" не спасал даже восьмой кегль. Надежда была на то, что Макарон избавит ее от тяжелого наследия "Смены".
Несмотря на толику перебежчиков, новая редакция испытывала полный кадровый тромбоз. Недохват кадров ощущался по всей широте фронта. Поэтому недостающих по штату журналистов выращивали непосредственно на передовой - в холле гостиницы, куда Центром занятости направлялись падальцы и брошенки из числа гуманитариев с высшим образованием, которых круговерть перестройки выкинула за пределы соцкультбыта. С ними проводился шефский всеобуч знатоки делились репортажными и иными премудростями под лозунгом: чем отмывать старых, лучше наладить новых. Но большинство безработных уже не могли нарастить себя никаким плодом, и усилия, что называется, шли в ствол. Другие не выдерживали муштры и сбегали в конкурирующие компетенции, унося идеи.
За лекторий отвечал Прорехов и сам вел ряд предметов.
Засидевшись как-то раз с Нидвораем в импровизированном классе, прямо в коридоре, Прорехов перебрал и уснул в трико типа "тянучки". Проснулся он средь бела дня, когда слушатели уже собрались. Как ни в чем не бывало он прошел к доске и начал выводить алгоритм сбора "посадочного материала" в ходе войны компроматов. После десятого параграфа он наконец заметил, во что одет. В итоге его сменила Дебора, которой удалось сварганить некое подобие корреспондента даже из историка побед местной КПСС Комягина. В пробной заметке о "Старом чикене" он описал, как официантка с проворностью селезня принесла отбивную через час после заказа, как будто действительно отбивала ее у стада кур. Но хорошо, что через час, потому что через два в подвальчике началась разборка со стрельбой, и Комягину оставалось только описать свое бегство, чтобы материал получился первополосным.
Через шпицрутены Деборы прошло более ста человек. Директор гостиницы пригрозил "ренталловцам" выселением, если они не тормознут этот железный поток, а Центр занятости, наоборот, поощрил за перевыполнение плана по борьбе с безработицей.
В "Лишенце" был поставлен полный заслон непрофессионализму. От каждого требовалась въедливость - никаких пробежек по верхам. На двери Журавлевой Ренгач присандалил табличку на музыку Высоцкого: "Идет работа на волков, идет работа!"
Готовя пилотный номер, всей редакцией похудели в общей сложности на тонну. Ясурова клеила астролоны, въезжая по ходу во все типы пленок и крестов для разметки полос. Выяснилось, что под склейку необходим монтажный стол, а гостиничный паркет для этих целей не очень подходит. Допечатный процесс был изучен и внедрен быстро и с тщательностью Гутенберга.
Прорехов крутился вокруг Ясуровой на манер волчка. Улька поняла, что в ее отсутствие он вел себя не очень экономно.
Всем хотелось запустить змей нулевого номера до Нового года, и он был запущен. Шестнадцатиполосник формата "Пионерской правды" в две краски. Весь в марашках, но волнующий до дрожи первенец открывался материалом Ульки "Багрец и золото, одетые в леса". Рассекреченные документы фоторепортажа ведали, как в старину, будучи секретарем обкома, товарищ Платьев возводил вокруг церквей бутафорские леса, чтобы едущие на Московскую Олимпиаду иноверцы изумлялись широкомасштабности реставрации. Списанных на леса денег хватило бы на постройку новых храмов. Материал был ключевым в номере. Как Ульке удалось достать все исходные документы, никто не знал - своих профессиональных секретов она не выдавала даже коллегам.
В нагрузку к свободе совести под рубрикой "Осечка" зияло свежее постановление о выделении Фоминату средств для отстрела расплодившихся несметно волков. На отведенные под это рубли можно было перевоспитать всех хищников в цирке Дурова.
На второй полосе дремала анаконда реки, татуированная цифрами загрязнений в местах сброса сточных вод.
Артур с Галкой держались от "Лишенца" на расстоянии. Варшавский отвечал за компьютерный комплекс и в дела редакции не лез. Он все чаще говорил о собственном телевизионном канале.
- Мы подтянемся со своим оружием, - оправдывали они свою пассивность, И вплотную займемся дублированной рекламой.
Странно, но газетный проект им был по барабану, или, как говаривал Макарон, "до лампочки", которых перегорело с десяток, пока вымучивался пилотный номер. Надувая щеки, Артур параллельно мечтам о личном телевидении продолжал заниматься мелким издательским бизнесом - штамповал банкам отчеты, сертификаты, подряжался изготавливать брошюры и буклеты, перетащил под себя печать журнала "Чуанчарык".
Разбросанный по городу веерным способом "Лишенец" потряс публику. По горячим следам у председателя исполкома Платьева состоялось экстренное совещание с участием ответственных лиц из специальных подразделений бытия, а также пристяжных - Фомината, Додекаэдра, Шимингуэя, Фаддея, Мошнака, начальника телевидения Огурцовой-старшей и начальника радио Огурцова, директора типографии Альберта Федоровича Смирного.
- Баня отменяется, - открыл совещание Виктор Антонович. - Докладывайте!
- Пилотный номер, шестнадцать полос... - заговорил Додекаэдр.
- Это я и без доклада вижу! - перебил его Платьев, вперив взгляд в раскрытый "Лишенец". - Меня интересует другое - что это за неучтенка? Кто такие?!
- К-которые л-лотерею... - заикаясь, ответил Фоминат.
- Я понимаю... - сказал председатель исполкома. - Я спрашиваю: кто они вообще такие?!
- Живут в гостинице "Верхней", - сообщил Фоминат.
- Ну и дальше что? - не останавливался Платьев. - Кто-нибудь занимался вопросом конкретно?
- Мы прослушивали... - доложил кто-то из специальных подразделений бытия. - Не специально, а просто планово. Все очень туманно, центром ничего не подтвердилось.
- Что не подтвердилось? - не понял Виктор Антонович.
- Миссия, - сказал человек.
- Какая миссия? - удрученно спросил председатель исполкома.
- Все они прибыли в город с какой-то заместительной целью, - пояснил человек. - Меж собой они развивают идею, что направлены сюда для выполнения какой-то задачи, в ходе выполнения которой им обещана любая поддержка центра.
- А бывают такие случаи у вас в ведомстве, когда центр проводит операцию в регионе, не ставя его об этом в известность? - спросил Платьев.
- В общем-то, да, - ответил человек.
- Это как раз такой случай! - раззадорился Платьев. - Вот ваш уровень! Если бы вы чего-то стоили, никто здесь без вашего ведома не проводил бы никаких операций! Почему же вы до сих пор молчали?!
- Мы установили контроль, - сказал человек. - Но информации еще пока недостаточно.
- Какой контроль? - не понял Виктор Антонович.
- Над этими залетными аферистами...
- У вас что, все залетные повсеместно открывают газеты?! - стал откровенно отчитывать человека Платьев. - Это же политические! Где они могли взять данные по пробам воды? И по волкам? - спросил председатель исполкома и посмотрел на Фомината.
- Я ничего не давал! - открестился Фоминат.
- И по операции "Леса"? - продолжил искать концы Платьев.
- Возможно, их снабдили централизованно, - придумал человек.
- Но изначально все находилось у вас в сейфе, - повернул Платьев голову в сторону человека. - Значит, касательно этих материалов из центра был заказ сюда.
- Я проверю, - пообещал представитель силовых структур.
- Сейчас зачем проверять? - тормознул его Платьев. - Если информация прошла, значит, заказ был, а кому сбагрить, у тебя есть - полная контора приближенных. Что у вас есть конкретно по этим газетчикам?
- Я же говорю, пока ничего, - ответил человек, - Они даже не прописаны.
- Кто у них старший? - спросил Платьев.
- Макарон какой-то, - сказал человек. - Отставник.
- И что, с ним нельзя разобраться через военкомат?!
- Пока нет смысла, - сказал человек. - Судя по разговорам, у них ожидается кадровое усиление и смена лидера. Должна подтянуться некая Света. О ней часто и много говорят. Оперативная кличка, по-видимому.
- Тем не менее Макарона - под особый контроль, - сказал председатель исполкома, - и запросите дело. Какие еще будут предложения? В демократическом ключе...
- Закрыть, - предложил Додекаэдр.
- Кого? - спросил Платьев. - Или глаза?
- Газету, - уточнил инспектор.
- В смысле? - переспросил Платьев. - Как закрыть?
- Тормознуть выпуск, - подсказал Додекаэдр. - Пусть типография придумает подходящий предлог.
Директор типографии Альберт Федорович Смирный встал для получения указаний. На него никто не обратил внимания.
- А когда регистрировали, мозгов не было?! - спросил Платьев Додекаэдра, и тот сник. - Столько лет на посту, а элементарных блох вылавливать не научились. Стыдно, Вячеслав Иванович!
- Думал, юмор, - вякнул Додекаэдр вполголоса.
- Тогда смейтесь, - посоветовал ему Платьев. - Вместе с Асбестом Валериановичем и товарищем Фоминатом. - И обратился к Мошнаку: - А кто финансирует газету?
- "Ойстрах" и "Самосад", - сказал Капитон Иванович. - Судя по платежным документам.
- Завтра же провести с этим страхосадом разъяснительную работу! - велел Платьев человеку от специальных подразделений бытия. - А вы... - развернулся он в сторону Шимингуэя и Фаддея, - дайте на страницах своих газет достойную оценку происходящему! Что, дескать, отпрыски капитала жируют и готовы выбрасывать любые деньги на ветер, лишь бы только не отдавать их народу! Не мне вас учить.
Под окнами кабинета Платьева собралась толпа верующих. Они пели псалмы и выкрикивали анафему. Общий смысл их действа и всех певческих требований в целом сводился к тому, чтобы власти вернули людям собор, занятый под промышленную выставку, а также часовню, в которой размещен склад учебников.
Платьев попросил секретаршу соединить его с владыкой Шабадой.
- Ваши, что ли, тут у меня под окном распевают? - спросил он церковного лидера.
- Никак нет, - ответил владыка.
- Спуститесь вниз, - попросил Платьев человека от структур, разберитесь, пожалуйста.
- Они требуют вас, - перевел человек текст, который исходил из толпы.
- А для чего я держу свору замов?! - замолотил Платьев по селекторным кнопкам. - Где Степанов, Краснов?!
- В командировке, - донесся из приемной голос помощницы.
- Может, выступить с лоджии? - пришло в голову Платьеву, и он произнес это полушепотом.
- Да нет, они требуют спуститься в гущу, - сказал выглянувший в окно Фоминат. - Иначе грозятся перекрыть железную дорогу...
Платьев со свитой милиционеров спустился вниз. Прикрываясь от толпы ладонью, как от солнца, он дошел до первых рядов сходки и начал отбивать поклоны. Он полагал, что разговор пойдет о пентатонике и дорийском ладе, раз уж они заголосили первыми.
- Спасибо, что вы нам тут пришли, попели... - сказал Платьев, осматривая толпу и прикидывая на глаз, сколько в ней тысяч.
Но реакция получилась обратной.
- Не за что! - грозно ответило собрание.
- А какой сегодня праздник? - сразу как-то приуныл Виктор Антонович. Давненько в регионе не было никаких забастовок и волнений. Разве что из-за отмены лотереи, но это так, пустое, никакой политики.
- Мыкола! - рявкнул кто-то из толпы. - Да мы не петь вам сюда пришли! Отдавайте церкви! - запричитала толпа. - Мы требуем назад места для молитв!
- Хорошо, хорошо, отдадим, - поднял руки вверх Платьев.
- Ваши посулы - пустой звук! - неслось из гущи.
- Не произноси ложного свидетельства! - предупреждали крайние.
- Но это дело не одного дня, - сказал председатель исполкома. - Но почему вы не пришли вчера, позавчера? Мы готовы вернуть объекты культа в любой момент... Согласно ускорению... Но что вас привело сюда именно сегодня?
- Вот! - псалмопевцы выдвинули вперед "Лишенец" в рамке под стеклом, как Неопалимую Купину. - Требуем полной реституции!
Председателю исполкома впервые стало по-настоящему страшно. Сборище на улице было достаточно агрессивным. Как заметили "ренталловцы", возглавляла манифестацию верующих все та же кондукторша Енька. То, что лотерейные выступления ни к чему не привели, по-видимому, запало ей в душу, и она решила отыграться. Похоже, ей было все равно, когда и против кого выступать - лишь бы находиться в центре народного гнева. А может, она была человеком подневольным.
- Какая бойкая, однако! - опять похвалил девушку Прорехов, наблюдая с Артамоновым все это буйное зрелище. - Теперь я понимаю, почему она тогда не пошла со мной на сближение в электричке.
- Почему?
- Ею в силах овладеть только общественный интерес, - вычислил Прорехов. - Это человек, который может принадлежать исключительно всему обществу в целом, но не конкретному человеку.
- Вот увидишь, она сделает себе карьеру, - предложил биться об заклад Артамонов. - О ней еще заговорят!
- А как ее фамилия, не знаешь?
- Вроде Страханкина, - сказал Прорехов. - В газетах мелькала. Енька Страханкина.
Наутро Шимингуэй разразился передовицей о безалаберности "Лишенца", который растаскивает себя бесплатно по чужой территории. Ночью, накануне выхода критики, Асбесту Валериановичу привиделся сон. Ему снилось, что у подъезда "Губернской правды" собрались его почитатели и в восторге от прочтения передовицы, скандировали:
- Ав!-то!-ра! - И через секунду опять: - Ав!-то!-ра!
Шимингуэй проснулся в счастливом холодном поту и вышел на балкон. На дворе стыла глухая перестроечная полночь, и только вороны, обеспокоенные очередным обменом денег, каркали на чем свет стоит, пугая новым режимом.
- Кар! Кар! Кар! - И через секунду опять: - Кар! Кар! Кар!
Православной идеей "Лишенца" проникся даже отец Шабада. Его благосклонность не испортило и то, что буквально через месяц сам-Артур напечатал для епархии православный календарь со своим летоисчислением. Черт их с Галкой попутал сместить жизнь на день вперед! Пасха по их "новому" газетному стилю начиналась в субботу и так далее. Владыка Шабада вынес этот удар и велел установить перед храмами по дополнительной подставке для газет. Смесь тяжелых парафинов, идущих от свечей, горящих за здравие газеты "Лишенец", долго нависала над епархией. Касательно столь бурной реакции общества на выход газеты отец Шабада сказал, что высокому дереву и ветров достается больше.
Чтобы еще более сблизиться с епархией, дальновидный Макарон предложил заслать к ней в недра своего личного апостола Воловича, которому следовало взять курс на полную аккредитацию при посте.
- Напутствуем тебя, давай дерзай! - благословил его на дело Макарон. С нас причитается.
- Масонские штучки - это всегда полезно, всегда своевременно! - признал Артамонов. - Ляпнули просто так, а оно раз - западет в душу Воловичу и через время срастется. Главное - бросить семя в натронную известь, когда надо оно взойдет. Вот этот наследный принц, думаете, зря в Россию наезжает? Никакой он не принц, но в массы пиарщики уже заронили идею. И, случись у нас монархия или еще какая история похлеще, никто другой не успеет со своими кандидатурами - наследник уже есть, вот он, причесан, во всех журналах его фото. Так и мы - произнесли вслух, что Волович будет владыкой, - оно и произойдет. Мирным путем. От течения лет и прикладной усердной службы. Ему бы самому и в голову не пришло, что венец его православных исканий - сан. А теперь эта мысль будет непрестанно сверлить его мозг, и, снедаемый ею, Волович будет продираться вперед, наверх, сметая преграды, и успокоится только тогда, когда рукоположат. А самому бы ему и в голову не пришло заниматься карьеризмом в епархии! Великое дело эти масонские штучки!