Арсенов Яков. Тринити

   - Причины вполне уважительные. - Бурят принял к сведению признание губернатора Макарова.
   - И потом, видишь ли, моя Шарлотта начала мудрить, - не останавливался на достигнутом Владимир Сергеевич. - В последнее время я перестал понимать, дуэт у нас или дуэль. Уперлась в идею, что я женился на ней не по любви, а в силу производственной необходимости. И хоть кол на голове теши! Такая стала обидчивая да своенравная, просто не знаю. Так и норовит свалить куда-нибудь каждый день - вроде в наказание. Но мне-то без разницы, а дети смотрят за всем этим, наблюдают, нехорошо.
   - Но это, я думаю, пройдет, - не придал значения рассказанному Бурят.
   - А тут как раз одна девчушка под руку подвернулась, - стал пояснять дальше губернатор Макаров. - Как говорится, седина в бороду. В детском доме она, маленькая еще, во внучки мне годится. Я, когда детский дом посещал, по долгу службы, разумеется, взял ее на колени и с тех пор забыть не могу - так снова пожить захотелось. По-настоящему. Я бы все променял на это, но она еще ребенок, совсем маленькая. Ей то ли пятнадцать, то ли четырнадцать.
   - Решил перейти на подтоварник? - подколол губернатора Бурят.
   - Да нет, я с полной серьезностью, - начал оправдываться Макаров. - Я даже Закон о снижении срока замужества хотел в Сенате протолкнуть, да они там еще сами не созрели, видно. Дураки. Я понимаю, что дети нынче атомные, как яблоки ранет. Ее Настей зовут, а кличка детдомовская - Динго. Она мне втихаря призналась. Дикая, значит. Книжек начиталась. Не девка, а оторва. Прямо оторви да брось. Я ведь тоже рос диким, без родителей. У нас с ней неплохая наследственность. Могли бы получиться отличные детки в результате. Похоже, я люблю ее. Я ведь в своей жизни так никому и не сказал этих заветных слов - "я тебя люблю". Случаев представлялось много, но слов любви не растранжирил. Всякий раз удавалось ничего не произносить. Значит, правильно делал, что молчал, не время было. Потому что, действительно, не любил. А Насте я готов сказать эти слова хоть сейчас. Только жаль, она еще в этом ничего не понимает.
   - Думаю, что она очень даже все понимает, - сказал Бурят. - Мою бабку в тринадцать лет замуж отдали, и ничего, видишь, какой я получился статный.
   - Да уж вижу, - хмыкнул Владимир Сергеевич. - Лучше бы ее отдали в двадцать, может ростом бы вышел.
   Бурят сделал вид, что не обиделся, а губернатор продолжил:
   - Ты пойми, я не из числа извращенцев.
   - Понимаю, почему не понять. Об этом уже много написано.
   - Набоков здесь ни при чем, - Макаров догадался, на что намекнул Бурят. - Я бы хотел пожить с ней по-человечески, долго, как положено. Не наскоком: схватил - помял - убежал, а по-честному. Я в мыслях каждый день вижу ее в ночной рубашке у нас дома. Как перед сном она ходит в этой своей ночнушке, улаживает последние дела и заходит в спальню.
   - Понятно дело, это называется из ума выжил, - сказал Бурят. - Такие идеи приходят к мужикам перед закатом страсти.
   - Может, оно и так. Теперь она, пожалуй, подросла. Давненько я ее не видел. Ты правильно говоришь, возраст у меня такой, что по девчонкам стыдно. Но пока она дорастет до нужной кондиции, я откинусь. Вот такая незадача. Я готов голодать по Брэгу целыми неделями хоть всю жизнь, лишь бы только выравняться с ней в возрасте! Чтобы она догнала меня!
   - Как это? - не понял Бурят.
   - По Брэгу считается, что сутки, в которые не ешь, в жизнь не зачисляется, - насколько смог, объяснил губернатор Макарон.
   - Спасибо за информацию, - поблагодарил Бурят. - Я не знал. Но в любом случае твои причины для омоложения вполне уважительны, - оценил откровения губернатора Бурят. - И насчет "не успел пожить для себя", и насчет Насти все это самые реальные мотивы.
   - Зачем мне врать? Что есть, то есть. - Губернатор был не доволен, что признался в своих вожделениях, но деваться было некуда. - Я бы даже свою фамилию поменял на ее.
   - Дело в том, что на результат эксперимента большое влияние могут оказать как раз причины, по которым ты на это дело отваживаешься, - отметил Бурят. - Они должны быть гуманными, а не корыстными.
   - А что, если дело в женщине - это не гуманно? - спросил и надулся Макаров.
   - Да нет, почему же? Как раз гуманно. Женщины вершат жизнь, - задумчиво произнес Бурят. - Мне пока что удается от них отрекаться. Но как долго это продлиться, я не знаю.
   - Думаю, недолго.
   - А вообще, в природе живет только женское начало, - бодро подхватил свежую тему Бурят. Прямо, как Капица. - Самка богомола съедает партнера после совокупления. Двенадцать дней гона для самца сумчатой мыши всегда становятся смертельными, он умирает от бессилья, чтобы не составлять конкуренцию малочисленному потомству. Есть рыбы, косяк которых из двухста самок обслуживет один самец. Если его изъять, через неделю одна из самок меняет окраску и превращается в самца. Так что, кругом только женское начало.
   - Женское начало и мужская финита, - вставил Владимир Сергеевич.
   - Там, где появляемся мы, мужики, все сразу начинает пропадать, продолжил Бурят, не обращая внимания на замечания со стороны. - Мужского начала не существует. Вселенная, Галактика, Солнечная система, Земля, любовь, жизнь, смерть, энергия - женского рода. Понятия "женщина" и "жизнь" едва ли не однокоренные. Человечество по сути - грибница. Мы видим гриб и думаем, что он самостоятельная единица. На самом деле его выбросила над собой грибница, чтобы оплодотворить себя спорами и еще больше разрастись под землей. Первым это явление обнаружил Курехин, царство ему небесное. Он доказал, что Ленин - гриб, но гриб не простой, а патогенный. Его выбросила над собой больная грибница. Женское начало тоже время от времени выбрасывает над собой мужчин для разной надобности - для оплодотворения, для революций и войн, для открытий в области математики и физики, для литературы и бизнеса, для кино и политики. А когда население на планете зашкаливает, грибница бьет по почке какой-нибудь своей хромосоме и начинает коррекцию - в результате на-гора выдаются по-иному сориентированные. Они сглаживают демографическую обстановку за счет пустоцвета. То есть, кайф половой им оставляют, а результат обнуляют. Но все замкнуто на себя - мужики в конце жизни опять в женщин превращаются. У них к старости грудь обвисает, становится дряблым живот, как после родов, рыхлость появляется повсюду, целюллит, врать начинают...
   - Но ведь некоторые женщины сами и пишут, и политикой, и бизнесом занимаются, - попытался возразить Макаров, но Бурят тут же нашелся:
   - Это перерожденки, мутанты. Но каково их число?! Единицы!
   - Я слышал, что грибы - живые существа, - вернулся к теме грибов Владимир Сергеевич.
   - В том смысле, что они из белка - да, - согласился Бурят. Собственно, грибы - это животные. Эту их животность подтверждает, прежде всего, наш азарт, с которым мы их собираем. Человек чувствует в грибе что-то живое, подобное себе, и воодушевляется, как на охоте. Возьми ягоды, их берут на бору без всякого азарта. А вот ловят рыбу и собирают грибы - с азартом. И еще то доказывает, что они живые, что растут они в прекрасных местах. Идешь по лесу, видишь такое ловкое местечко на опушке или на пригорочке под дубом и уже понимаешь, что там обязательно торчит белый. Грибы большие эстеты.
   - Так я не пойму, грибы мы или вирусы? - совсем запутался губернатор Макаров, разливая по стаканам вторую бутылку.
   - Мы - женское начало, - бросился подытоживать свои соображения и не отказался от очередной дозы Бурят, - начало в форме простейших, которые не в состоянии вычислить, что являются частью большого, как почка или печень, которые, будучи совершенно автономными колониями клеток, не могут осознать, что являются частью организма. Ведь известно, что и почка, и печень, и сердце, и даже кишечник могут существовать совершенно автономно. Единственное условие, которое им необходимо для функционирования, - загрузка работой. Кем они загружаются, им без разницы. Известно одно: если свиную печень загрузить проблемами человека, она будет работать как ни в чем не бывало, ей по фигу, на кого пахать, она существует сама по себе как целостная система. Человеческий ген - это документ, многосторонний договор между сотнями самостоятельных органов. Клетки имеют душу и волю, они понимают, что над ними есть Бог. Для них он - душа человека, его сознание. Для нас Бог есть существо, частью которого мы являемся. Мы - преобразователи его частоты, понижающие трансформаторы. В нас входит триста восемьдесят, а выходит, если выполняем заповеди - двести двадцать! Если не выполняем, то сто двадцать семь! Или вообще двенадцать, как у выпрямителей. Едва теплящееся напряжение потребляет дьявол. Усек? Он не требует от наших душ чистоты и соответствующей частоты! Сами по себе мы ничто - мы часть Божественного замысла, часть его системы, его тела. Вселенная - это он, Бог. Не Бог находится во Вселенной, а она и есть Он. Межзвездное пространство оно такое же, как и межатомарное, и межмолекулярное, оно полно энергии и совсем не пустое.
   - Но почему же тогда при пересадке органов от человека к человеку наблюдается тотальное отторжение? - спросил губернатор Макаров.
   - От нелюбви, - пояснил Бурят и, уже почти шатаясь от бессилья, обнял Владимира Сергеевича. - От нелюбви, мой друг. Люди, в основном, не любят друг друга. Если один любящий человек уступит свою почку другому, то почка приживется без всяких хирургов - путем простого прикладывания, без швов. И не будет никакого отторжения. Любовь - это энергия, энергия образов. Это все та же радиация, но в малых дозах, которая направлена к единому центру, если правильно поляризована. Или эта энергия не упорядочена, не дозирована и центробежна - значит, речь идет о ненависти. Энергия эта так же легко материализуется, как и в случае с планктоном. Без всяких промежуточных этапов.
   - Да это просто какой-то фантазм! - воскликнул губернатор.
   - Вполне возможно, - согласился Бурят. - Но я не сказал главного.
   - Чего же именно? - совсем опупел губернатор Макаров, которому казалось, что главное уже озвучено. - Куда уж больше?!
   - Бог внутри нас, - тихо сказал Бурят. - Наши души увеличивают Его потенциал, а значит - наш потенциал. Нравственность, духовность, интеллигентность, справедливость, честность, доброта человека - потенциал, который начинает иметь значение при переходе человека на другой энергетический уровень. Врубаешься? То есть, все, чем мы занимаемся на земле, - небесполезно! Это пригодится, вернее даже, это явится самым главным условием перехода на тот или иной уровень. Ничто на земле не проходит бесследно, сечешь?
   - То есть, вера в Бога - это вера в себя?
   - Да. Но только с непременным пониманием разницы. Не пытайтесь равнять себя с Богом. Просто мы перемещаемся в тело Бога в случае, если наш потенциал правильно сориентирован в поле Вселенной. Мы - следствие Бога, и Бог - следствие нас. Вселенная замкнута на себя. Поэтому Бог есть, и мы можем неплохо поработать на Него.
   - Ну, ты и закрутил! - Макаров не удержался от очередного восклицания.
   - Я не закрутил, а замкнул, - поправил его Бурят. - Я всего-навсего замкнул себя на себя самого.
   - И тем не менее. Круче нас только яйца. Мне кажется, что в попытке разомкнуть код есть нечто антибожественное, - сказал Владимир Сергеевич. Мы можем быть жестоко наказаны.
   - Я думал об этом, - притих Бурят. - Но это и будет подтверждением того, что Бог есть.
   - Получается, мы должны ослушаться, чтобы быть наказанными и оттого поверить в Него еще больше, - домыслил Владимир Сергеевич.
   - Получается, - сказал Бурят и поставил точку в разговоре.
   Соискатели на свою голову приключений договорились совершить обряд тайно, чтобы, как говорится, ни одна собака. Кроме Бека, конечно.
   Для проведения эксперимента подобрали глухое место, безлюдное и труднодоступное - островок на болоте, который имелся на границе областей меж двух столиц - в пупочной области России близ села Миколино.
   Губернатор Макаров смотался в войсковую часть и через третьи руки достал табличек с текстом "Осторожно! Военные учения! Может убить рикошетом!". Этими табличками они с Бурятом оцепили район эксперимента.
   Затем они выбрали поляну, поросшую мужским папоротником, и приступили к делу. Земляные работы велись исключительно по выходным и в вечернее время на протяжении лета и осени. В результате получилась землянка, удобная и просторная. Внутри свежеиспеченные мастера сложили открытую печь из дерна. Жилье укомплектовали спальными местами, затарились провизией: сделали небольшой запас спирта и большой запас еды для себя и для Бека. Для пущей важности затею оснастили инструментом и приборами для замера давления, температуры, пульса. Все необходимое губернатор Макаров подвозил к воде на "Крайслере" в лошадином прицепе, а Бурят на лодке переправлял это хозяйство дальше и укладывал в землянке в нужном порядке. Разобравшись с провиантом, заготовили расчетное количество дров, чтобы не метаться по лесу с топором и закрытыми глазами в ходе эксперимента.
   Место было и впрямь безлюдное. За время хозяйственной возни не повстречалось ни одного человека.
   Закончив приготовления, губернатор Макаров и Бурят, как самые законопослушные цивилы, взяли у себя по месту службы очередные отпуска. По прикидкам за месяц они должны были управиться по-всякому.
   На прощание Владимир Сергеевич сказал своей супружнице Шарлотте Марковне:
   - Отпуск я хотел бы посвятить себе.
   - А как же мы! - возмутилась жена. - Прихватил бы детей да свозил куда-нибудь в Европу. Раз уж со мной нет желания ехать.
   - Мне сейчас не до Европ, - устало выговорил Макаров. - И не до детей. Хочу с собой разобраться. Связи со мной не будет. Мобильники оставляю дома. Отвечать на звонки не надо. Кому понадоблюсь в устной форме, говори, что буду через месяц. Или около этого.
   Владимир Сергеевич положил на стол телефоны, засунул в ящик тумбочки документы - паспорт, военный билет, удостоверение сенатора и другие. И вышел из дома. Собака устремилась за ним.
   На соседней улице к ним присоединился Бурят. Троица направилась за черту города. Пешком, чтобы никаких следов и свидетельских показаний.
   Они дошли до трассы, ведущей на Волоколамск, отловили грузовую попутку и поехали в сторону Миколина.
   Незадолго до поселка Бурят вежливо попросил водителя остановиться.
   - Поохотиться решили? - спросил водитель, завидев торчащие за спиной попутчиков стволы. - А то мой напарник тут неподалеку на днях песца положил.
   - В наших краях песца? - удивился губернатор Макаров.
   - Ну, песца не песца, а фермер орал, как будто с него шкуру сняли!
   - Другое дело, - сказал Макаров. - А то ишь ты - песца!
   - А вы на кого собираетесь охотиться, если не секрет? - поинтересовался водитель.
   - На себя, - коротко сказал Бурят.
   - Тогда удачи, - пожелал водитель.
   Добравшись до болота, Макаров с Бурятом вынули из-под сухой травы спрятанную лодку, переплыли на остров и исчезли в холодной осенней дымке.
   Готовились к обряду долго и тщательно - главным в подготовке было не общаться с людьми и не знать, сколько времени. Поэтому все часы оставили дома, кроме больших песочных - для замера отрезков времени при подготовке смесей и отваров.
   Экспериментаторы читали вслух правильные книги, медитировали на закате и в предрассветной мгле, сосредоточившись на кончике носа. Понятие времени стало понемногу смещаться и исчезать. Они пили отвары корневищ змеевика, лапчатки, белладонны и кровохлебки. Потом по нескольку суток голодали и спали беспробудным сном, пока, наконец, полностью не утратили ощущение времени и стали с трудом определяться в пространстве. Они перемещались по поляне и двигались внутри землянки, словно тени. Тела их стали сухими, как у кузнечиков.
   Бек, словно ужаленный, носился вокруг землянки с глупым лаем. Он вдавался в происходящее, ничего толком не понимал и поэтому нервничал. Самым противным для него было то, что охранять этих придурков было не от кого место подобрали и впрямь дикое. Бек то и дело пытался примоститься к эксперименту и жалобно подвывал.
   - Да заткнись ты! - рычал на него губернатор Макаров. - Ты нам всю рыбу распугаешь! В окрестных деревнях подумают, что вой твой - к покойнику! И припрутся рыскать сюда!
   Накануне решающей ночи напарники сняли с себя обувь и повседневную одежду, постриглись наголо, неспешно вымылись ледяной водой и надели оранжевые балахоны. Затем Бурят приготовил чан травяного отвара из копытеня и сабельника, который они употребили частично наружно, частично внутренне, и улеглись на лежанки. Следующей операцией по регламенту шел самомассаж живота. Друзья успешно проделали его и, хватив для смелости по стопке спирта, уставились в потолок и замерли на границе транса.
   - Ситуация самая подходящая, - констатировал Бурят. - Я думаю, никто из нас не вскочит и не побежит ночью на кухню жрать втихую сало с вареньем? Тем более, на голодный желудок.
   - Насчет сала я не зарекаюсь, - мягко сфланировал Владимир Сергеевич. Придет в голову, и побегу.
   - Это может навредить.
   - Сало еще никому никогда не вредило, - засвидетельствовал Макаров. Это один из немногих животных продуктов, в которых нет холестерина.
   - Ну ладно, замяли, - отмахнулся Бурят, начавший уже сосредотачиваться. - Пока все складывается удачно, - вел он операцию. - Судя по погоде, зима начнется без зазимков, это хорошо. Если выпадет снег, то уже не растает. Потому что лето было совершенно красным.
   - Какая, к черту, зима? - всполошился Макаров. - Мы что, до зимы здесь лежать будем?
   - Я в том смысле, что, если маятник пойдет в обратную сторону.., как-то невнятно проговорил Бурят.
   - Когда начнется отходняк, да? - переспросил Владимир Сергеевич.
   - Да, что-то в этом роде, - отмахнулся Бурят. - Так вот, будет неплохо, если он совпадет с естественным потеплением и возрождением в природе...
   - Ну, тогда давай еще по маленькой, - успокоился Макаров.
   - Давай, - принял карму Бурят. - Самое главное - не сходить с линии и не терять сути, - посоветовал он Владимиру Сергеевичу, и они закинули каждый в себя еще по стакану спирта. - У меня есть все предощущения успеха.
   - У меня после первой пока нет, - признался губернатор, - но с течением времени, думаю, проявятся. А теперь - на дорожку. Напомни мне, пожалуйста, еще разок, что и как нужно делать, - запросил он последние перед операцией ценные указания.
   - Задача такая: отказаться от того, что страшно поманит, - не поленился ответить Бурят, язык которого уже почти не ворочался. - Успеть отказаться надо прежде, чем окажешься там. Ясно?
   - Ясно, - взял под козырек Макаров. - Пока в памяти, буду сообщать обо всех зовущих голосах и видениях, - пообещал он. Это его желание подчиняться и докладывать проклевывалось из военных времен.
   - Хорошо, - принял его слова к сведению Бурят. - Но в какой-то момент я могу не откликнуться.
   - Тогда пойду на автопилоте, - сказал Владимир Сергеевич. - Главное не угадать, а знать свою дозу наверняка.
   - Ну, давай на посошок.
   - Давай и хватит, - забеспокоился и чуть не отказался губернатор, - а то у меня в глазах уже голые бабы мелькают, менты какие-то, горит вокзал. Не на тот канал сел, наверное, надо перестроиться.
   - Ты бы спирт водой разбавлял, и было бы хорошо, - остепенил его Бурят. - Когда алкоголь рассосется, тело начнет голодать и мерзнуть, самая подходящая точка будет. Главное - не проморгать ее.
   Чтобы войти в дрему, экспериментаторы по двадцать раз глубоко вдохнули и медленно-медленно выдохнули с последующей длительной, насколько возможно, задержкой дыхания. Упражнения требовалось проделывать, вытянув руки по швам. До самого затишья.
   Первым отключился Бурят. Он насчитал девятнадцать вдохов и уснул. Владимир Сергеевич довел счет до двадцати пяти, сон не шел. Через какое-то время губернатор принялся тормошить ведущего, но тот ничего не слышал и в сознание не приходил. Тогда Владимир Сергеевич налил себе еще стакан, перекрестился, залпом выпил и начал считать по новой. На какой-то большой цифре он потерял счет и тоже поплыл.
   Что за этим последовало, известно.
   Глава 3
   ОПОЗНАНИЕ
   Благодаря завсегдатаю Прорехову кафе-клуб "Папарацци" превратилось в нормальную городскую точку с круглосуточной отстегнутостью. Под нежные шлягеры про инфицированное одиночество на подиуме всю ночь без устали вращались немногословные блондинки. Им на смену готовился кордебалет. Официант в форме отека кормил толстушек из труппы, которые в ходе танца решали для себя две задачи - где поесть и как похудеть. Как осложнение чье-то морской болезни, вдоль стен кафе плотно стояли аквариумы, в которых среди раковин и утопленных замков, между кустами валиснэрии и стрелолиста и под шапками риччии плавали русалки, преодолевшие планку неброской красоты. Клиенту оставалось только ткнуть пальцем, и нужную порцию вытаскивали сачком, с тем чтобы препроводить ее в постель на второй этаж.
   Цельнотянутые девушки со смещенным центром тяжести составляли цвет и финансовую основу заведения. Они входили к клиентам через сердце, били с оттяжкой по карману и выходили боком.
   Положив на казуальные моменты подъязычного моралите, Прорехов старался понять коммуникативный метаязык организованного им стрипа. Он рассматривал его как заместительную терапию, потому как виагре больше не доверял. От созерцания кафешных картин в органах Прорехова возникало легкое покалывание и подзабытое уныние, поскольку натурных мероприятий он в последнее время избегал. Он просто клубился, поощряя изворотливость танцовщиц, - совал в лифт, на ком был, да в альтернативный трусняк - сотку или свернутую в рулончик бумажную мелочь, чтобы выпирала.
   А все четвертый сон Веры Павловны.
   В атмосфере клубняка и полной постсовковой отвязанности Прорехов искал свой релевантный мутатив - простой подход к решению сложных задач. Поэтому каждое новое утро давалось ему с трудом. После ночных бдений в кафе Прорехов вставал как из могилы и зависал на депрессняке.
   Пока губернатор Макаров находился в состоянии клинической смерти, Прорехов находился в состоянии клинической жизни. Поутру, вместо того чтобы подниматься в офис, он вновь направлялся в кафе. Как Ленин в изгнании в эпоху роста, он усаживался за стол и вытягивал ноги на соседний стул, будто его донимал пяточный бурсит. Заказав две кружки холодного пива и пару сосисок по-баварски с горчицей и тремя скрюченными лентами бекона, он допускал к себе работных людей. Его вмиг обступала ожидающая прихода честная компания - Нидворай, Толкачев, Давликан. Секретарь Журавлева подносила две трубки - телефонную и курительную. Не вставая с места, Прорехов правил газетный бал - обрезал заусенцы ножичком для сигар и проводил менеджмент по управлению издательскими мощами. Так ему было удобнее - все находилось в приятной близости. Другой бы с ума сошел от наплыва дел, а ему хоть бы хны. Сюда же к нему являлись контрагенты, здесь подписывались договоры - все под рюмочку, почтительно и уважительно к людям.
   Под вечер в кафе приходил Потак из почившей "Смены", затем подтягивались и другие клубни. Укос углублялся. Начиналась игра в карамболь.
   В ходе столь ментального существования Прорехов часто ломался пополам прямо на бильярдном столе, и его на шести киях депортировали в галерею "Белый свет", чтобы уложить поперек гостевого дивана. Давликан ставил рядом в качестве ширмы какую-нибудь широкоформатный пейзаж, чтобы спящего было не особенно видно из центра галерейного зала.
   Незаметно для себя Прорехов поселился на работе. Домой он попадал разве что случайно, когда терял бдительность и не успевать подать водителю иных команд. Друзей у него становилось все больше и больше. Он вызвал к себе на работу для собственного почтения одноклассника Пашу Крепышева из Горького Новгорода и однокурсника Юру Цапаева из Вольного Новгорода - чтобы те поняли, как вообще надо жить.
   Находясь в столь уязвимом положении, Прорехов быстро подыссяк. Поддержка дружб требовала прямых затрат. Иногда платить было нечем. Тогда привязанности развязывались, и ситуация заставляла окружать себя все новыми и новыми кругами почитателей, которые относились ко всему всерьез до тех пор, пока не замечали, что этот анекдот уже рассказывался. Через некоторое время Прорехову требовался покой уже в таких количествах, в каких не получалось с вызванными для совместных дел друзьями.
   Душеприказчиком Прорехова стал водитель, преданно сопровождавший его везде и всюду. Из-за большой концентрации в крови виски "Рэд Лэйбл" сам Прорехов уже не мог ездить за рулем.
   Постепенно выяснилось, что пить с удовольствием и без всякого сожаления - это и есть его хобби. В университетской компании, понятное дело, пивали все, но со временем каждый своим путем ретировался к более щадящим дозам. Из всей команды Прорехов был единственным, кто задержался в дасовском детстве. Он не смог перейти от веселого общежитского дебюта к серьезному продолжению. Его давний мандраж по удержанию на плаву общего дела в тяжелые годы подъема так и не перетек в спокойное пользование завоеванной свободой. Прорехов продолжал думать, что он равен самому себе, и квасил по инерции. Почин - в среду в обед, в четверг - продолжение, в пятницу и субботу перигелий, в воскресенье - отход. В понедельник - на работу, сутки - ломка, и - все по кругу до полной одухотворенности.