Арсенов Яков. Тринити

   - Ну, и много вы наморосили себе в карман этими вашими товарами?! бахвалился Варшавский. - Я знаю одно - до сих пор мы жили на мои телодвижения! И если вы считаете, что моя задача организовывать текучку пока вы занимаетесь вечным, вы глубоко ошибаетесь! Я тоже не двужильный!
   - Не занимайся приписками, Артур, - посоветовал ему Прорехов, социализм уже закончился.
   - Лучше расскажи, что с прибором и где деньги? - спарился в теме с Прореховым Артамонов. - Пора оплачивать телеоборудование. На носу выборы, и ты сам знаешь, как нам нужен канал или программа. Если не захватим эфир, придется туго.
   - С прибором проблемы - мой друг влетел, - признался Варшавский. Деньги подвисли.
   - Не понял, - нахмурил бритый череп Артамонов.
   - Проплатил за микросхемы в оффшор, - промямлил Артур, - и ни микросхем, ни денег.
   - Прекращай говорить на своих дурацких алголах! - слезно попросил его Артамонов. - Меня это начинает раздражать! Давай-ка мы пройдемся чисто по железу, без всякого софта!
   - Как это? - отстранился Варшавский. - Драться, что ли, предлагаешь?
   - Да нет, - успокоил его Артамонов, - я предлагаю проговорить тему без соплей, по существу вопроса. А то мы все ходим вокруг да около.
   - Давай, а кто против? - уселся во фронт Варшавский.
   - Ты можешь ответить конкретно - когда будут деньги? - спросил Артамонов.
   - Как только, так сразу, - сказал Варшавский.
   - Хорошо, спросим мягше,. - произнес Артамонов уже спокойнее. - Какие прогнозы относительно возврата денег?
   - Не знаю, - так же спокойно ответил Варшавский.
   - Что обещает друг? - вел заседание Артамонов.
   - Окончательного ответа нет, - докладывал обществу сам-Артур.
   - Тогда у меня есть к тебе серьезное предложение, - привстал Артамонов. - Ты летишь и возвращаешься назад, если только вырвешь деньги. Или не возвращаться никогда!
   - Мы с Галкой можем уехать отсюда прямо сейчас! - согласился Варшавский. - Я понимаю, что у меня не пошли дела, акции "РИНАКО" ничего не дают, сделка по прибору провалена! Мне не везет. Здесь у меня никаких перспектив.
   - Не смеем задерживать. Но есть одно но... - сказал Артамонов. - Этому региону за время нашей совместной деятельности мы задолжали миллиард деревянных рубликов. Поэтому, чтобы не утруждать себя утряской этих отношений, пиши расписку на треть суммы и катись к черту!
   - Ничего я писать не буду! - отказался Варшавский.
   - Тогда тащи из дома технику, она висит на балансе! - потребовал Артамонов. - А после этого - вперед и с песнями!
   - А кто мне заплатит за годы, которые ушли ни на что?! - попытался пересмотреть Варшавский договор сам-Артур. - За потерянное здесь с вами время! Я ведь остался ни с чем!
   - Ты и был ни с чем! - быстро подвел баланс Артамонов. - Мы все вместе рассчитывали на потом. Ты сам принимал решение приехать сюда. Тебя никто не звал. Никто твоих моральных потерь оплачивать не собирается. Но мы находимся почти у цели, надо немного выждать, и все срастется.
   - Я устал от вечного выжидания, - вскрыл свои внутренности сам-Артур. Пашем здесь на каких-то непонятных кураторов!
   - Меня тоже иногда подмывает бросить все дела и уехать на Селигер, сделал себе харакири Артамонов. - Устроиться там подпаском и пасти под эгидой ЮНЕСКО табун озимых овец. Или закопаться в сарае у самой воды и описать наши избранные ходы с легкой иронией! - поделился он тайными желаниями. - Но сейчас не до этого - мы почти у финиша. Еще немного, и наши вложения - и моральные, и финансовые - начнут отбиваться. Через совсем короткое время вся наша политика превратится в устойчивый бизнес. Газетный передел в стране в полном разгаре, но и он скоро закончится. В принципе, нет ничего страшного в том, что по твоей милости пропали деньги. Меня просто пугает твое отношение к этому. Нет никакой беды в том, что мы не вернули "СКиТу" часть кредита, мы ведь запустили его в дело. И случись неудача виноваты не мы одни, потому что подписывались под бизнес-планом вместе с банком. Главное - "унитаз" стоит на месте, его никто не увел. Отделывай потихоньку, ставь "жучки" - ведь у нас, если ремонт, значит, новые хозяева устанавливают новые "жучки" - сдавай в аренду и возвращай деньги. А вот с твоим долгом, Артур, не поработаешь. Разве что бандитов нанять, но они заберут половину, а то и вообще все. Ты увел деньги не у нас, а из города, в котором они взяты. Деньги - черные, какие угодно - должны оставаться на месте и крутиться неподалеку. Только тогда можно довести задуманное до конца, никого не опасаясь. Эта мысль, что деньги кредитора рядом и не уплыли, - успокаивает его. Он живет в иллюзии, что они вернутся. И наконец, привыкает, что они уже - не его. И если деньги не пропиты и не протраханы, а пущены в дело, и особенно, если дело это кредитору неведомо - его начинает одолевать печаль и гордость за то, что именно на его деньги создано неведомое ему дело. И он всем говорит, что самолично выделил деньги на ловкую идею - на телестудию, типографию или на картинную галерею. Поэтому прав тот, кто обеспечивает перманентный напор идеи! Чтобы получилось дело, паренек, из него нельзя выводить оборотные средства. Их туда надо без конца подтягивать и вваливать, вваливать! Увод денег наказуем. Такое не прощается. Нас достанут и будут вправе наказать! Себе надо брать меньше, чем позволяет обстановка! Ты же все это знаешь сам!
   - Знаешь сам, - повторил Варшавский конец фразы. - Только мне все это на фиг сперлось!
   Надо ли объяснять, что Артур с Галкой со временем уехали. Сначала из города, а потом дальше - свалили в Штаты. И может быть, были правы. Придумывать себе опасности, а потом пытаться через этот костер перепрыгивать - это могло прийти в голову только безмозглой Снегурочке. В таком групповом подходе к жизни было и впрямь больше "садо", чем "мазо".
   Макарон загрустил и перестал мочить корки - рассказывать что-либо веселое, как это бывало в прошлые времена, ему стало лень. Во всех спорах он не придерживался ни одной из сторон. Как пшеничная сушка от легкого нажатия ладонью, он в момент распадался на четыре равные части - для Артамонова, Прорехова, Варшавского и Светы, за которой все собирался когда-нибудь выехать.
   После исчезновения Варшавских Макарон замкнулся, купил папаху и стек и стал выгуливать Бека исключительно в этом убранстве. Когда его по-свойски кто-нибудь спрашивал:
   - Куда это ты так вырядился?
   Он отвечал по-военному коротко и ясно:
   - Крышу сменил!
   Глава 11
   WIFAG
   Город не мог смириться с тем, что "Лишенец" разбередил покой и разорвал круговую поруку местечкового журнализма. "Лишенцу" объявили бойкот. Пресс-конференции и другие программные сборища проходили без него. Но, как и всякому истинному Водолею, "Лишенцу" было чем хуже, тем лучше. Он повязал ньюсмейкеров в единую паутину, и газета мгновенно становилась в курсе всего, что происходило в городе.
   В противовес презентации в "унитазе" на Озерной Шимингуэй широко праздновал восхождение на литературный пик - как затемпературившей наседке, ему поручили пригревать дополнительное яйцо - местное отделение Союза писателей. Событию сильно потакали, натужно пытаясь придать ему статус информационного повода. Послоняться по Дому печати пригласили всех, кроме "лишенцев".
   - И слава богу! - сказал Прорехов. - Видеть без слез, как Ужакова от имени и по поручению дарит Шимингуэю все ту же гармонь, выше сил нормального человека!
   - Асбест Валерьянович теперь гордый, - сказал Артамонов. - По "ящику" показали премьер-министра Силаева с баяном наперевес. Теперь жди, начнется эра клавишных музыкальных инструментов.
   Яйцо под Шимингуэем оказалось заболтком, из него ничего не вывелось, кроме "Метаморфоз", написанных под впечатлением мутаций грибов валуев. Асбест Валерьянович публиковал свое новое произведение в "Губернской правде" с продолжением. Водился за ним такой грешок - использовать в особо крупных размерах казенные страницы газеты для личных нужд. Исходя из полной пробандности текста, народные мыслители перекрестили книгу "Метаморфозы" в "Метастазы".
   Останки "Сестры" - Изнанкина и Флегма, - проявив политическую гибкость, побывали, как приживалки, и на крестинах у Шимингуэя, и на презентации на Озерной. Это не обнаруживало у редактрис какой-то особой позиции, просто крах "Сестры" сбросил их в низовую печать - в заводские многотиражки, откуда высокая газетная возня смотрелась проще.
   Набравшись юбилейных жидкостей, Изнанкина сделала признание прямо на груди Шимингуэя.
   - Если вас кто-то опустит, Асбест Валерьянович, так это они, - махнула она в сторону "унитаза". - И очень скоро, - сообщила она в форме догадки и даже закашлялась от собственной смелости. - Мы были у них на презентации по случая открытия галереи "Белый свет" и кафе "Папарацци". Был такой стол! Я так блевала!
   - Заказывайте тризну, - довела ее мысль до полной прозрачности Флегма, постукивая подругу кулаком по спине. - Через год они сметут вас на помойку!
   - Не сметут, - заверил окружающих Асбест Валерьянович намеренно громко, чтобы слышал Додекаэдр. - Мы примем меры!
   И действительно, меры по развитию социалистического газетного сектора были приняты самые неотложные. "Губернская правда" наступала "Лишенцу" на пятки. Стоило Бакарджиевой по заказу отца Воловича опубликовать репортаж о вывешивании колоколов в пустыни, как "Губернская правда" тут же заводила моду писать об этом событии ежедневно. Открывал эту потасовочную серию репортаж с места грозы. Начинался он так: "Огромная туча заходила на город со стороны Крупский-айленда. Она опускалась все ниже. Два раза гром изготавливался к удару и два раза откладывал его до лучших времен. Сухое потрескивание зарниц иссушало напряженный воздух..." И все это на полном серьезе. Репортаж был подписан псевдонимом, за которым легко угадывался Шимингуэй.
   Дальше - больше. Социалистическое ристалище набирало обороты. С одной стороны, это было приятно и означало, что конкурирующие компетенции косвенно признают "Лишенец" мощной информационной структурой, а с другой - кроме позиционной борьбы, ничего не сулило. Понятно, что редутное состязание не дает более прытким возможности для маневра. Тем более что по наущению Додекаэдра председатель исполкома Платьев вкачивал в подведомственные ему газеты огромные суммы, несравнимые с теми, какие мог направить на свое развитие "Лишенец".
   Чтобы измотать оборону противника, приходилось делать фальстарты. Артамонов с Прореховым применяли их еще в ДАСовской жизни, на московских перекрестках. В момент, когда ошалевшее месиво пешеходов напряженно ожидало зеленого света светофора, стоящие в самой близости от машин Артамонов и Прорехов, припав на переднюю левую, делали ложный выпад вперед, имитируя начало движения. Народ не глядя послушно устремлялся на проезжую часть под машины. И только свист постового приводил поток людей в чувства и заталкивал их обратно на тротуар.
   Нечто подобное Артамонов с Прореховым стали выделывать на газетном рынке. Они дергались, и вслед за ними устремлялись конкуренты, а когда последние приходили в себя, было уже поздно - возбудители движения давно занимались другими идеями.
   Информационое агентство снабжало "Лишенец" невероятным количеством скандальных новостей. Конкуренты решили продемонстрировать подобные потуги на всеохватность, но не потянули. Затем "Лишенец" предложил населению небывалую услугу - подписку на всю жизнь по цене годовой. От желающих подписаться просто не было отбоя. У конкурентов губа оказалась тонка: на посмертную подписку они не отважились - возникли сложности с областным бюджетом - такую выворотку не смогли не только внести в строку "расходы на прессу", но и вообще не смогли даже обсудить. Бюджет составлялся только на год, а здесь предлагалось забить в него что-то на всю жизнь. Нет, такого официальной прессе было не потянуть.
   Потом почтальоны понесли "Лишенец" по адресам подписчиков всех остальных в регионе газет, упреждая любую их информационную выходку. Опасаясь, что после "Лишенца" их не станут читать, издания с перепугу учинили сходку перед антимонопольным комитетом, в ходе которой проплакались на тему, что адреса подписчиков - собственность редакции и задача власти оградить ее от посягательств со стороны.
   "Лишенец" затянул пояс и породил платное приложение к себе - продажную медикаментозную газету "Будь здоров!", насыщенную гомеопатическими материалами, в которых страстно нуждалось население. Конкуренты не замедлили с реакцией: у "Губернской правды" появилась ежемесячная прибавка "Лекарство на меже". Тогда "Будь здоров!" ринулось в пропасть дальше - на ежедневный режим, "Лекарство на меже" - за ним, но вскоре сбросило обороты и село на мель. В конце концов магнаты с Озерной - так теперь величали залетных газетных деятелей - стали совсем чумными и, чтобы добить конкурентов до конца, запустили на рынок утолщенный вариант "Будь здоров!". Прорехов знал сто способов достать без денег вагон бумаги, как когда-то знал сто способов взять спиртное без очереди. "Лекарству на меже" удалось повторить трюк. Но тут на рынке началась пробуксовка с бумагой. "Будь здоров!" без всяких амбиций вернулось на нулевую отметку - в четыре свои прежние полосы, а соперник уже не смог - положение обязывало. Повыходив пару месяцев толстыми и пустыми, "Лекарства на меже" сгорели. На стайерской дистанции нужно уметь распределить силы.
   "Лекарства на меже" не потянули претензий и, как вакуоли, свернулись в газету объявлений по обмену часов на трусы.
   Позже в соревнование впрягся Альберт Федорович Смирный. Спровоцированный "лишенцами", он купил никому не нужный печатный станок "Циркон", который никаких дополнительных возможностей рынку не дал.
   "Смена" крутилась неподалеку от перетягивания каната и наперебой со щебечущими районками примерялась, как половчее ввязаться в борьбу титанов. Наконец и она отважилась перевести свою деятельность на рельсы экономического развития. Но когда Фаддей с разбега бросился на полотно и шмякнулся о шпалы, выяснилось, что поезд уже ушел. "Смена" снялась с дистанции. Товарищество трезвенников забрало у редакции все до последней комнаты и заселило особнячок окончательно. А начинало с подвала, подумать только!
   Поминали "Смену" только хорошими словами.
   - Наш бизнес, господа, - подытожил гонку Артамонов, - это бег через реку по льдинам. Остановишься - утонешь. Представляете, в реке сплошной зажор - скопление шуги, льдины трещат, наползают друг на друга, а ты бежишь и не знаешь, в какую иордань провалишься. Мы должны создать бесконечный процесс создавания газет, типографий, телеканалов, сетей киосков, кинофильмов, спортивных проектов и прочей приблуды. И чувствовать себя в этом процессе, как рыба-Прорехов себя чувствует в воде. Нет этого процесса нет и нас. Как говорил великий Зингерман, у нас нет массы покоя. Без движения наша значимость становится равной нулю. Дело не должно иметь конца. В конце - его смерть! Мы должны успевать запускать очередной проект в момент, когда предыдущий еще не дошел до пика. Тогда мы продержимся на рынке. Все остальное чревато крахом. Это знавали еще в Риме!
   - Обидно, - рассуждал Прорехов, - мы пашем, крутимся и все из-за каких-то двадцати минут. Работают полчища лесорубов, стонут целлюлозо-бумажные комбинаты, молотят печатные машины - и все это из-за каких-то двадцати минут, в течение которых читатель просматривает газету. Обидно до мозга костей!
   - Что поделаешь, пятачок, - сказал Артамонов. - Но будет еще обиднее, когда через двадцать минут будет выбрасываться не черно-белое фуфло, а полноцветная газета.
   - Какая полноцветная? - насторожился Прорехов и сник. - Да и когда это будет.
   - Обыкновенная полноцветная газета "Лишенец", - бодро сказал Артамонов, - с глянцевым приложением "Будь здоров!".
   - И где ты все это напечатаешь в цвете? - недоверчиво произнес Прорехов. - В радиусе тысячи километров нет ни одной цветной типографии...
   - Да у меня тут свербит с утра одно мнение за ушами... - креативно издевался Артамонов.
   - Ну-ка, давай я тебе это место почешу, - предложил услугу вплывший в круг интересов Макарон.
   - Да, было бы неплохо, - подставил Артамонов под строкомер свой бритый затылок. - Вы видели фуры, господа?
   - Какие фуры? - не понял народ.
   - Которые по окружной дороге прут мимо города, - пояснил Артамонов.
   - Ну, и..? - подгонял Прорехов, не понимая, к чему клонит соратник.
   - В Финляндию они везут валюту, - сообщил Артамонов.
   - И что, ты предлагаешь выйти на большую дорогу? - спросил Прорехов. Бомбануть пару автопоездов?
   - А обратно в Москву они везут что? - разыгрывал население Артамонов.
   - Что?
   - Цветные газеты.
   - Ну и..? - торопил его с открытием Прорехов.
   - Эту колонну надо завернуть сюда, - наконец-то начал делиться соображениями Артамонов. - Хотя бы частично.
   - Ты предлагаешь пересмотреть Абосский мирный трактат, - догадался Макарон. - По которому к России перешла часть Финляндии?
   - Да! - сказал Артамонов. - Именно так.
   - А ты знаешь, что тебе на это скажут горячие финские парни? - чиркнул спичкой Прорехов. - Ты интересовался?
   - Конечно, знаю, - ответил Артамонов. - Интересовался. Первых умников, которые попытались ввезти в Россию оборудование для цветных газет, застрелили.
   - Почему? - cпросил Макарон.
   - Потому что цветную печать контролирует солнцевская братва, - сказал Артамонов. - А ей удобнее забирать свою долю прямо там, за линией Маннергейма.
   - Неплохо сказано, сынок! - Прорехов поощрил к дальнейшим рассуждениям Артамонова.
   - Но, - сказал Артамонов, - есть одно но...
   - Ну хватит уже издеваться, - попросил пощады Прорехов.
   - На селе есть обычай - перевязывать дорогу свадебной процессии, продолжил идеолог развития Артамонов подводить основу под свою затею. - И пока не напьются все страждущие, молодых не пропускают дальше. Так вот, я предлагаю перегородить дорогу этой полиграфической финской свадьбе!
   - Грамотно рассуждаешь, паренек, - одобрил затею Прорехов, вспоминая, как и сам пару раз попадался на свадебную традицию. - Но "Fordом", я полагаю, тут уже не обойтись.
   - Наоборот, - сообщил Артамонов, - нас будут самих умолять взять что-нибудь в подарок только за то, что мы пообещаем купить их печатный станок!
   - Тогда и Воловича придется толкать дальше, - сказал Макарон. - На папу римского!
   - Не говори, - согласился Прорехов.
   - В старину, при развитом социализме, - начал очередную свою историю Макарон, - чтобы затеять дело, надо было ждать, когда решающий год пятилетки перейдет в определяющий и дальше - в завершающий.
   - А теперь стало гораздо удобнее, - признал Артамонов. - Поехал на выставку в Сокольники и пристраивайся к любой проблеме, - довел он свою идею до логического завершения.
   На подступах к выставочному комплексу в Сокольниках и впрямь никто не ждал завершающих лет. Там была в разгаре выставка "Полиграфмаш - 97".
   Уже за сто метров до павильона, прямо посреди ноября, менеджеры отлавливали потенциальных клиентов и затаскивали к своим стендам.
   Компанию во главе с Макароном выпасла бойкая девушка в национальном швейцарском наряде и всучила визитки, на которых двойным миттелем было выведено: "Любовь Шейкина - уличная торговка поношенными печатными машинами WIFAG башенного построения".
   - Ну что ж, WIFAG так WIFAG, - сказал Артамонов. - Для начала неплохо.
   Шейкина потащила гоп-компанию к своему прилавку.
   - А это господин Маругг, - повела она рукой в сторону серьезного дяди с жестким лицом. - Представитель фирмы WIFAG из Берна.
   - Интересное слово - WIFAG, - заметил Артамонов, - почти как на фиг.
   - Что такое полифаг, знаю, - бичевал себя представительный Толкачев, а вот про WIFAG впервые слышу! - И его опоясывали схваткообразные боли в области пятой точки, как называл седло аксакал.
   - Просим посетить наш стенд, - пригласил Маругг плавным жестом.
   - Конечно, посетим, - согласился Макарон. - Какие вопросы?! Но при условии, что вы безоговорочно с заявленной цены сбросите миллион.
   Артамонов вспомнил, как Макарон торговался у цветочных рядов. Он был абсолютно уверен, что Макарон отделает херра Маругга под Прорехова.
   - Предложение смелое, мы подумаем, - не стал никого никуда посылать сразу господин Маругг. - Чувствуется, что Россия еще не усохла.
   - Да, есть еще ягоды в ягодицах, - согласился с ним Прорехов стандартным выражением.
   - У нас есть одна неплохая печатная машина, - заговорил о деле господин Маругг. - Правда, она была в употреблении, но специально для вас мы ее восстановим.
   - Не надо ничего делать специально для нас, - предупредил Макарон. - Я по опыту знаю, что это всегда дороже.
   - А где ваша машина, херр Маругг? - оглянулся вокруг Макарон. - Кругом одни буклеты.
   - Видите ли, - пояснил Маругг, - она весит двести тонн, и...
   - Двести тонн? - изумился Макарон. - Ты подумай...
   - Давайте так, - сказал Прорехов и отвел в сторону своих, чтобы упорядочить движение покупателей. - Давайте сегодня временно исполняющим обязанности ублюдка буду я. - И, обратившись уже к продавцам, произнес: Чтобы в дальнейшем не вышло недоразумений, мы хотели бы вас предупредить... - От загадочности, с которой был заявлен текст, затихла даже Шейкина, тараторившая без умолку. На нее испытующе уставился херр Маругг и тоже затих. - ...Мы бы хотели вас предупредить, - повторил Прорехов. Никаких предоплат! У нас это не принято. Еще с лотереи повелось. Макарон не даст соврать.
   - Не дам, - сказал Макарон.
   - Дело в том, - оживился и начал взвинчивать цену Маругг, - WIFAG в печатной жизни - все равно что Rolls-royse - в автомобильной. - Было понятно, что шцейцарец просто так не сдастся.
   - Никто не спорит, - согласился Артамонов, - но Rolls-royse продают в кредит, не так ли? Так чем вы хуже? Тем более что машина ваша seconde-hand.
   - А как насчет окупаемости? - полез в глубь проблемы херр Маругг. - Вы наберете под нее заказов?
   - Окупаемость будет, какая скажете, - успокоил его Прорехов. Артамонов подгонит проект под любой срок. У него с бизнес-планами все в порядке.
   - В таком случае мы бы хотели пригласить вас в Швейцарию, - сказал херр Маругг. - Для осмотра машины конкретно на месте.
   - А что на нее смотреть? - cказал Макарон. - Привозите, мы разберемся.
   - Он шутит, - вежливо объяснился Артамонов. - Присылайте приглашение, мы рассмотрим. - И шепнул Макарону: - Не дави ты! Соскочит.
   - Понял, - кивнул головой Макарон.
   По завершении предварительных переговоров Прорехов засвистел мелодию из теперь уже - после встречи с херром Маруггом - "Марбургских зонтиков".
   За деньгами на дорожные расходы, кроме как к Мошнаку, идти было некуда. Впервые друзья с сожалением вспомнили об отъехавшем Артуре - он бы в два счета сейчас изыскал и на билеты в Берн, и на карманные и представительские расходы. Но выхода не было, пришлось опять идти на поклон к Капитону Ивановичу. А он словно ждал этого.
   - Верните транш! - взмолился банкир. - А то я не разовьюсь. Меня акционеры скоро разорвут!
   - Может, проведем конверсию займа? А, Капитон Иванович? - изловчился спросить Артамонов, что было сделать совершенно немыслимо из положения не рассчитавшегося должника. - Или хотя бы давайте усечем проценты?
   - Как это? - удивился смелости должников Мошнак.
   - Очень просто, - подсказал выход Артамонов. - Заменим одни облигации на другие.
   - Только деньги! - простонал Мошнак. - Никаких ценных бумаг!
   - За ними и едем! - вытянулся в струнку Артамонов. - За деньгами. И как только вернемся с мешком, сразу к вам. Кстати, у вас не найдется стопки "зелени", а то нам в Швейцарию ехать.
   - Денег нет. Не дам, - скупо ответил Капитон Иванович. - Но могу дать концы в Цюрихе.
   - Извините, не понял, - попросил повторить пройденное Артамонов.
   - Придете на рынок в Цюрихе и станете у входа, - начал давать указания Капитон Иванович. - Туда явится старуха Мошнаковская, ей вы и предложите все оптом.
   - Что "все"? - не въехал Артамонов.
   - Да что хотите! - начал на близлежащих предметах объяснять Капитон Иванович. - Наберите в "Подарках" копеечной мишуры с русским душком - гжель, там, хохлома, жестов.
   - Это все по-немецки надо сказать? - уточнил Артамонов.
   - По-русски, - не понимал Мошнак, откуда у парней такая недалекость они совсем не знают истории его рода! - Мошнаковская приходит туда каждый уик-энд.
   - А вдруг в этот раз не придет? - решил посеять сомнения Артамонов.
   - Придет, она приходит туда каждые выходные уже в третьем поколении, успокоил клиентов Мошнак. - Все эмигранты по выходным ходят на рынок. Я всякий раз сбрасываю ей свой товар.
   - А в Берне у вас нет концов? - спросил Макарон.
   ...Вскоре действительно по настоятельной просьбе херра Маругга пришлось выехать в Швейцарию.
   Джентльменский набор для встреч на любом уровне у компании был один и тот же: стопка газет, заштопанная картина Давликана с козой и горькая вересковая настойка в берестяном футляре. Действовало безотказно, на все эти аргументы возразить было невозможно. После вываливания их на стол оставалось только обменяться дежурными фразами.
   В поездку в качестве эксперта прихватили старшего печатника Толкачева и, чтобы не допустить юридических проколов, остеохондрозного Николая Ивановича Нидворая.
   - Вы что, на холодную войну собрались? - спросил у него Макарон, возглавлявший делегацию. - Разоделись в меха, как оленевод! Или все это там продать решили?
   - Люто здесь, - поежился Нидворай.
   - Вам полезно бывать на морозе, Николай Иванович, - пристыдил его аксакал, поправив на себе плащ-палатку, - а то подшерсток не вырастет!