Арсенов Яков. Тринити

   - И дышат синхронно, - продолжил констатацию молодой профессор. Подвздошные артерии наполняются одинаково полноценно. Давление одного абсолютно соответствует давлению другого. Но, я боюсь, как бы у них не началась маскированная депрессия?
   - Думаю, не начнется, - уверил его теперь уже Макарон.
   - Хорошо, если бы так.
   - А вы проанализируйте посуточное изменение состава крови, посоветовал он молодому профессору. - Ведь нарастания титра антител не наблюдается. Их совместное произрастание имеет неосложненное течение. Единственная проблема - у Пунктуса наличествует сдавливание возвратного нерва. Но это может быть как раз и есть защитная реакция. Организм его не хочет назад, в отдельную жизнь. Этим все и объясняется.
   - Только непонятно, сколько это может длиться? - спросил молодой профессор. - Я имею в виду шок и стресс.
   - Думаю, что полная ясность придет в типичные сроки, - сказал старший правовой профессор, не догадываясь о подкорочном смысле поставленного вопроса. - Если прогноз не будет отягощен социальной составляющей данного случая. Другие близнецы живут потому, что они родились вместе, а здесь наоборот.
   - Это даже лучше, - сказал Владимир Сергеевич. - Потому что срастание произошло не в утробе матери, не с рождения, а осмысленно.
   - Да, вполне может быть, - подтвердил ведущий профессор. - Мы имеем много жертв ранней коррекции. Мы всегда спешим разнять близнецов, разделить их путем хирургического вмешательства, а они еще, как это бывает чаще всего морально не готовы.
   - Коллеги, - сказал в заключение шеф консилиума, - перед нами уникальнейший случай. Мы имеем результат, который бы невозможно было получить в результате миллионов опытов. Теперь науке вполне ясно, что такое отторжение и в чем его суть. Теперь мы сможем воздействовать на пересаженные органы не гормонами, которые, сохраняя работоспособность донорского органа, убивают пациента. Теперь, путем привлечения энергии любви или, иными словами, энергии образов мы сможем делать операции по трансплантации со стопроцентным положительным исходом! Это открытие, господа! И не мы его авторы! Его авторы - двое этих людей, которые прожили жизнь, не изменяя себе, своим принципам и своей дружбе! Для того чтобы добиться исключения отторжения, не надо подавлять иммунитет с помощью гормонов. Надо просто показать организму, что другой организм или его часть не является его врагом. А изначально в нас сидит образ врага, то есть, изначально в каждом человеке, а значит, и в каждом его органе наш организм видит врага и начинает отторгать его. Если наш ген несет любовь, то другой ген не отторгнет его, потому что не боится. Значит, главная причина отторжения это не несовместимость никакая, а отсутствие в донорском органе информации о любви. Если в орган поместить информацию о любви - энергию образов, - он приживется в любом организме.
   - Ну что там? - набросилась группа поддержки на Владимира Сергеевича, выходящего из зала заседаний.
   - Как всегда впервые в истории! - доложил кандидат Макаров. Четырехяйцевые близнецы! - И передал своим помощникам протокол заседания консилиума на вечное хранение. Пересвет начал читать документ, как любовное письмо, а потом заплакал. Макарон обнял его за плечи, но успокаивать не стал. Пусть выплачется, решил он. По-другому не пережить.
   - Так даже лучше, - сказал им напутственное слово Макарон. - А то когда каждый будет министром - с ума сойдете! Одна голова хорошо, а две лучше! Мало ли в нашей истории было таких фамилий через черточку: Сухово-Кобылин, Петров-Водкин, Неунывай-Похвайло опять же. Теперь будет еще одна - министр энергетики, топлива и природных ресурсов Пунктус-Нинкин или как- нибудь попричесаннее. Нормально зазвучит.
   - Да, вот водочки бы сейчас грамм двести, - возжелал Пунктус.
   - По двести, - поправил его Нинкин.
   - А я говорю - двести. Мне же все чистить потом, - начали они первую совместную ссору. - Ты кайфонешь, а мне рыгай! Я же сказал двести, значит, двести! Это моя норма! Тебе сто и мне сто пятьдесят!
   - Согласен, - смирился Нинкин. - Ты всегда был прав. Двадцать лет с тобой кручусь, и ты всегда прав. Хоть бы раз дуру спорол!
   - Ладно уж, - сказал Пунктус и поправил новую рубашку, которую им справил Пересвет за штабные деньги.
   - Завтра продолжим работу по агитации, - сказал Нинкин. - Ты готов?
   - Как пионер!
   - Ну и отлично!
   Они уселись в подогнанный к приемному покою центра хирургии "Хаммер-2", у которого пассажирское место справа от водителя было рассчитано на двоих, и в обнимку продолжили заниматься предвыборной агитацией.
   - Ты у нас кто по образованию? - спросил Пунктус Нинкина. - Белорус?
   - Да, - ответила вторая половина.
   - Значит, мы теперь с тобой, как союз Белоруссии с Россией. Будем вместе, пока там стоят наши ракеты. Будем нацеливать статус общего организма на сохранение национального достоинства!
   - А куда теперь? - спросил их водитель.
   - Поехали к Пересвету, - предложил Пунктус. - Оттянемся. Я ему обещал.
   - А я? - спросил Нинкин.
   - Кто мешает?!
   - А как же Натан? - спросил все никак не могущий привыкнуть к новому раскладу Нинкин.
   - Это его проблемы! - сказал Пунктус.
   Привыкнув к новой жизни, друзья заказали себе единый паспорт.
   Специальная комиссия под контролем группы независимых наблюдателей долго вычисляла причины взрыва.
   Показания давали представители всех служб управления строительства гидроузла, от кого только можно было получить хоть какой-нибудь толк. Другие, скажем, не очевидцы, делились своими версиями не в качестве свидетелей, а в качестве специалистов-консультантов, которые с профессиональной точки зрения могли пролить молоко света на свершившийся факт взрыва на подземке.
   Работу комиссии осложняло то, что она велась на фоне серьезной предвыборной борьбы.
   А работу независимых наблюдателей осложняло то, что они работали на фоне заката.
   Они были независимыми в том смысле, что от них уже ничего не зависело.
   В группу входили двое погибших при взрыве рабочих-проходчиков, убитый пацанами прораб Недоумен-Похвайло и четверо погибших при исполнении заказа членов группировки.
   Они, поодаль друг от друга, сидели на бережке, свесив босые холодные ноги в теплую воду проточного озера, фактически реки, но с большими перепадами глубины. Об их пятки терлись лысые карпы, без чешуи, не зеркальные, а именно лысые, потому что чешуя в этих пронизанных малыми дозами радиации краях была ни к чему.
   Сидели независимые наблюдатели словно в ожидании водного трамвайчика с большим лопастным колесом - такие пароходики продолжали ходить здесь с тех пор, как река перестала быть судоходной. Оттого и посматривали члены комиссии время от времени вверх по течению - не идет ли трамвайчик: он уже три недели как должен был прийти оттуда. Чтобы, прихватив их, проследовать в низовья.
   Рабочие-проходчики сидели отдельно. В десяти метрах от них устроился Недоумен-Похвайло. И совсем вдалеке, развалившись, полулежали киллеры, не общаясь друг с другом.
   Слышимость во всех точках была одинаковой.
   Все независимые наблюдатели прослушивали выступления людей перед специальной комиссией, включая не только свидетелей, но и авторов версий взрыва. Наблюдатели болтали холодными ногами в теплой воде, смотрели со стороны на всю строительную суету и мирно играли с лысыми карпами. У них не было друг к другу никаких претензий. Проходчики ни словом не заикались прорабу Недоумен-Похвайло о том, что надо было искать пропавшие пять мешков взрывчатки в шурфах, им больше негде было быть. Надо было не полениться найти ее и поступить с ней как положено - сдать на склад. А прораб и не оправдывался. Он сидел чуть в стороне и думал о своем. Время от времени они отодвигались, а потом снова придвигались друг другу и вслушивались в тишину.
   Это происходило всякий раз, когда кто-то из причастных к событию на "подземке" то ли начинал давать показания, то ли просто в частном разговоре выдавал свое понимание произошедшего.
   Рабочие-проходчики держались теснее - они были похоронены всем коллективом управления строительства АЭС в одной могиле, а прораб Недоумен-Похвайло постепенно приближался к ним от холода, как к костру, ведь он все еще продолжал лежать ненайденным под кучей песка и щебня вместе с двумя киллерами. Но месторасположение всех семерых членов наблюдательной группы не мешало им быть вовлеченными в разборки, которые происходили там, наверху.
   Тела киллеров тоже были пока не найдены - и те тоже посматривали на все суету комиссии несколько косвенно.
   Своими мнениями и версиями оставшиеся в живых и дававшие показания люди поднимали независимых наблюдателей и как понятых и вопреки их воле вовлекали в следственные эксперименты.
   По просьбе комиссии вставал инженер по технике безопасности Козлов и рассказывал, как это могло случиться с его точки зрения.
   - Думаю, что взрыв был не от загазованности. Просто сдетонировали оставшиеся в породе от прошлых взрывов не взорвавшиеся остатки взрывчатки. Если мы внимательно присмотримся к поверхности водоводов, то можно заметить огромные выпуклости - это и есть те места, в которых осталась невзорванная взрывчатка, то ли шнура до нее не хватило в свое время, то ли сэкранировала порода, не пропустив детонационную волну. А потом кто-то из рабочих вручную - отбойным молотком - доводил поверхность до ума перед бетонированием и своей молотильней нарвался на взрыв.
   Погибшие Недоумен-Похвайло и рабочие-проходчики снова вставали с уютного бережка и нехотя отправлялись на место взрыва, проходя снова этапы своей гибели в том порядке, в каком они виделись инженеру по технике безопасности.
   - Где его этому только учили?! - возмущались независимые наблюдатели. Ну, как может взорваться от молотка порошковая взрывчатка?!
   - Да он просто себя защищает, отмазывается! Ему лишь бы загазованность не вменили. Ведь тогда ему за нашу гибель отвечать!
   Стоящий чуть в стороне Недоумен-Похвайло понимал всю странность и горечь происходящего. Он тужился объяснить парням, что и как было, но проходчики строго выполняли следственные действия, сигналы о которые шли с поверхности. Недоумен-Похвайло рвался признаться в том, что это он обеспечил взрывчаткой инцедент, но на него в этом смысле не обращали внимания. Люди доходили до места взрыва по очередной версии, снова попадали под него, засыпались породой и пропадали под ее толщей. Прораб в который раз принимался откапывать их, вытаскивал из-под камней. Проходчики отряхивались и снова шли в сторону от него на бережок болтать ногами в теплой воде.
   За начальником по технике безопасности мыслил перед комиссией сменный мастер на подземке. Рабочие снова вставали и снова шли по его соображению под взрыв.
   - Ну, чему его учили в его горном институте? - говорил первый проходчик.
   - И верно, - вторил второй . - Разве может подорваться метан, если всю ночь шел дождь! И как бы нас сюда забросило, если бы это был метан! Нас бы вынесло совсем в противоположную сторону, в сторону портала, а нас занесло вовнутрь. Значит, взрыв был у входа в портал, и никаких мозгов.
   Тяжелее всего от этих следовательских версий приходилось Нинкину и Пунктусу. Им в ходе всякого показания причастных приходилось то и дело то разрастаться, то срастаться снова. У них швы уже превратились в корабельные канаты по толщине. Но ничего не поделаешь, следствие есть следствие.
   - Нам-то ладно, - сочувствовал им первый проходчик. - Умер, и ноги в воду! Тепло!
   - Да, - соглашался с ним второй, - а этих рвут и снова складывают! И все по живому, по живому! Как у них силы хватает?
   Приятно было беседовать проходчикам, свесив ноги в воду, особенно когда карпами просто кипела поверхность.
   - Ну, а как вы себе это представляете? - задавался председателем комиссии вопрос главному инженеру Пестрову, и тот начинал объясняться.
   - Загазованность возникла у пятого водовода, там как раз вышел из строя нагнетательный вентилятор, - отвечал Силуан Григорьевич. - Активное выделение метана из недр могло совпасть по времени с утечкой метана из сварочной магистрали. Тогда в этом месте произошло критическое скапливание смешавшегося газа, а искра от короткого замыкания довершила процесс. Люди в этот момент находились вот здесь и вот здесь соответственно, - указал он на карте-схеме подземки. - Взрыв вынес наружу тех, кто был уже у портала, двоих присыпал, потому что они оказались прямо под ним, а остальных отсек от свободного пространства.
   Двое проходчиков, прослушав, как главный инженер Пестров рассказал, как это могло случиться, встали и снова пошли в забой. По той дороге, которую им указал в своих соображениях главный инженер. Они включали и выключали по дороге необходимые приборы, в той последовательности, в какой полагал инженер. И не врубались.
   - Ну что он несет?! - возмущались они, мирно беседуюя в поисках соборной правды. - С какой стати я оголю контакты, пока не продую ствол?! Он меня совсем за чудного держит!
   - Похоже, отмазаться хочет.
   Очередным выступавшим был кандидат Макаров.
   Погибшие рабочие пошли по его версии по каналу водовода, добрались до места, на котором их застал взрыв, в который раз упали от взрывной волны и намертво присыпались обвалившимся грунтом. Но они были еще живы. Тут они заметили копошащихся невдалеке Пунктуса и Нинкина. Оказав им помощь и отдав свои обмундирные комплекты самоспасателей - приспособления для дыхания в течение часа в отсеченном пространстве, - проходчики принялись карабкаться вверх по водоводу в надежде вылезти наружу через аварийное отверстие, о котором знал каждый уходящий под землю. Но тут произошел второй обвал породы и смел обоих проходчиков на отметку минус десять в подвальные помещения насосной станции. Теперь уже смел навсегда. Все это произошло на глазах Пунктуса и Нинкина.
   Прораб Недоумен-Похвайло, который погиб накануне и не здесь, наблюдал все это с некоторой долей радости и старался помочь погибшим товарищам вылезти из-под завала.
   Все четверо киллеров рвались давать показания, но их никто не хотел слушать.
   - Что-то о тебе ничего нет, - говорили проходчики своему прорабу Недоумен-Похвайло, благодаря за помощь при вылезании из-под обломков. Прораб, молчал, он не решался признаться, что взрыв произошел совсем не по причине метана.
   Эти рассуждения как-то сближали погибших.
   Теперь они все трое находили утешение в том, что последний рассказ наконец-то выставил события в правильную последовательность. Но причина взрыва по-прежнему оставалось нераскрытой. Было понятно лишь то, что она точно была не в скопившемся метане. Погибшие устали вставать и снова идти новой дорогой под взрыв, пока не притихли и не посмотрели друг на друга. Они были благодарны последнему рассказчику, ведь в ходе его повествования Нинкину и Пунктусу не надо было разрываться и срастаться снова. Погибшим показалось, что наконец-то некий рассказчик провел абсолютно правильную линию и вообще восстановил всю картину произошедшего на сто процентов. Он легко рассказал, как все было на самом деле. Рассказал он и то, как прораб Недоумен-Похвайло, прикрываемый главным инженером Пестровым, организовал взрывчатку под видом глушения рыбы. Но главным во всей этой затее было то, чтобы вместе с диверсионно развернутой насосной станцией, пуск которой мог бы вызывать экологическую катастрофу в России, террористами планировалось подорвать и кандидата Макарова, обнаруживщего эту монтажную оплошность. Таким образом, метан здесь совершенно ни при чем, причина взрыва - покушение на кандидата Макарова как на свидетеля технократического теракта!
   - Слышь, а кто это такой?! - спросил первый проходчик второго. - Что-то я его не знавал раньше. Он у нас на каком участке работал?
   - Да, похоже, он вообще у нас не работал. Это кто-то со стороны.
   - Со стороны? А как верно лепит. Прямо посекундный расклад делает.
   - Да это же, присмотритесь, кандидат в президенты Макаров! - сказал подошедший к проходчикам Недоумен-Похвайло. - У нас с ним на "подземке" должна была встреча состояться.
   - И верно! Как же он все вычислил? - удивился первый проходчик.
   ...А вычислил все Владимир Сергеевич очень просто. Он осматрел место взрыва, прикинул, а потом сразу выдал свое видение. В конце своего вразумительного противохода он с группой следователей поднялся на самую высокую отметку карьера и указал место, где может находиться труп убитого бандитами прораба Недоумен-Похвайло с буровзрывного участка. Труп оказался именно там. У него в кармане была найдена бумага, по которой он без всяких проволочек и оформления имел право получить со склада десять мешков взрывчатки. Бумага была подписана главным инженером Силуаном Григорьевичем Пестровым. А зачем взрывчатка, если рабочего взрыва такой мощности на объекте в ближайшие две недели не планировалось? Это и подтвердило версию Макарона.
   Тут же рядом были обнаружены трупы двух киллеров первой волны.
   А чуть поодаль - двое организаторов второго эшелона.
   После вскрытия сути подружившиеся рабочие-проходчики и прораб Недоумен-Похвайло увидели на фоне заката в стороне от лужайки еще две пары людей. Те сидели на берегу и только еще разувались, чтобы омыть ноги. Тот, который выстрелил в прораба, водил палкой по воде и пытался скрутить какую-то фигуру из застывших на поверхности водорослей. Те не поддавались.
   Это был сосед по подъезду Недоумен-Похвайло. Они жили рядом в городке энергетиков.
   - Сидишь тут и молчишь, - сказали ему подошедшие проходчики с прорабом.
   - Да я и не молчу, - ответил парень, - я уже сколько дней подхожу к вам и пытаюсь рассказать правду, а вы все в каких-то следственных экспериментах участвуете. И не обращаете на меня никакого внимания.
   - Верно, этим раз пять пришлось взрываться по новой, - сказал Недоумен-Похвайло, указывая на проходчиков. - Значит, это ты? В спину?
   - Да, это я, - признался парень. - Денег дома совсем не стало. Думал подработать. Простите.
   - Ну, ты не переживай, - успокоил его прораб. - Здесь мы как-нибудь все вместе справимся с этой разрухой. Зови остальных!
   - Мучаются они, - сказал парень.
   - Скажи им, пусть не мучаются. Пойдемте с нами, - сказал первый рабочий-проходчик. - Там песок позернистее.
   - Спасибо.
   И они, теперь уже всемером, продолжили посиделки на фоне заката. В ожидании трамвайчика с лопастным колесом, который стал ходить здесь регулярно с тех самых пор, как река перестала быть судоходной.
   Глава 12
   ВСЕ ЗАМКНУТО НА СЕБЯ
   После телепередачи, в которой были представлены дебаты "под фанеру" двух лидеров президентской гонки - кандидата Макарова и кандидата Зиганшина - Владимир Сергеевич явился в свой номер в гостинице "Россия" как никогда уставшим. Настя просто не узнала его. Таким морально потускневшим и физически измотанным она его еще не видела. В то же время он был как-то излишне и нездорово взбодрен, словно обошел на скачках два десятка букмекеров и скачал с ипподрома весь запас игровых денег.
   - Приляг, милый, полежи, - сказала Настя с тревогой в глазных впадинах. - Я организую ужин в номер. И давай сегодня никуда не пойдем. Меня подташнивает от всех этих клубов! - Она стянула с него сапоги, галифе, вынула его через голову из рубахи, и он остался в своей всегдашней синей солдатской майке и камуфляжных панталонах модели "где голь?" с двумя прорезами-ширинками впереди и сзади.
   - Конечно, никуда, - согласился Владимир Сергеевич. - Да я и не в состоянии, если уж на то пошло.
   Они вместе поужинали с колес - на деревянной тележке, перехваченной у официанта, Настя подвезла к изголовью Макарова пару флаконов питьевого йогурта и пакет пустых французских рогаликов.
   Даже после столь легкого ужина уснуть не удавалось. Владимир Сергеевич лежал в полудреме и молчал, а Настя стояла и смотрела в окно, придерживаясь за портьеру.
   - Что-то мне как будто нехорошо, - сказал Владимир Сергеевич, тяжело вздохнув, - словно что-то с воздухом творится.
   - Не хватает? Нечем дышать? - спросила Настя. - Или душно? Давай я открою балкон.
   - Наоборот, воздуха слишком много, и сегодня он как бы плотнее обычного...
   - Нужно срочно вызвать врача! - не находила, чего еще такого придумать Настя.
   - Похоже, это от переживаний, у меня внутри словно шевеление какое-то. Я чувствую себя наподобие беременного. Вот смех. Как в фильме "Чужой"...
   - Не болтай-ка ты страхов, милый, а выпей лучше снотворного, и спать, посоветовала ему Настя. - Утром наверняка станет легче.
   - Я бы и рад уснуть, но боюсь, не поможет, - отказался Владимир Сергеевич от таблетки, которую протянула ему Настя. - А не позвать ли сюда Артамонова. Если он, конечно, в гостинице. А если на выезде, то беспокоить не надо.
   Пришел Артамонов. Он оказался неподалеку. Друзья стали разговаривать.
   - Может, мне и вправду сняться с гонки? - сказал Макарон и, пополоскав рот, выплюнул в раковину глоток "Мерло", на автомате закинутого в горло. Ни капли не идет! - сообщил он, давая понять, что уже не в первый раз пытается попить вина для успокоения, но ничего не получается. И проиллюстрировал текст гримасой отвращения. - А? Как ты на это смотришь? Распилим деньги, которые нам предлагают как отступные, и приступим к активному отдыху. У меня больше сил нет.
   - Ты что?! - возмутился Артамонов. - Такая каша заварена! Да и на фиг нам деньги? Мы уже и так неплохо заработали. Под тебя все как один подлегли! Политические партии и блоки, которые начинали самостоятельно, скинули нам свои ресурсы, чтобы довести тебя до финиша! Уже ведутся согласительные переговоры, все делится в полном соответствии со вкладами, нам передается контрольный пакет этого общества с ограниченной ответственностью под названием страна! Остальная часть коалиции получит всего два поста и три портфеля!. Они капитулировали и, заметь, без кровопролитного сражения с нашей стороны. Что значит твоя личность! Мат тебя сразу вычислил! Полвека охотился!
   - Семь трупов, - сказал Макарон. - Может, и правда - это минимальная цена за все? И на этом остановимся?
   - Не мудри! - не давал ему продыху Артамонов. - Уже все задуманное сделано. Надо только прождать каких-то полмесяца. Голосование начинается практически через неделю. А по открепительным талонам - и того раньше. Еще немного, и все срастется!
   - Я себя как-то странно чувствую, - продолжал канючить Владимир Сергеевич.
   - Это от новизны, - трактовал по-своему ощущения Макарона Артамонов. Скоро все уляжется. Конечно, впервые в жизни стать президентом! Я бы и сам сейчас ходил руки за спину и блевал от перемен! Кто не волновался при таких делах? Я думаю, и Горбачева кидало, и Ельцина! То в пот, то в жар. Ну, может, только последний наш не выдавал никаких треволнений!
   - Ну ладно, теперь я, кажется, усну, - стал затихать Владимир Сергеевич. - Если вы не против, конечно.
   Артамонов на цыпочках удалился, аккуратно прикрыл дверь и попросил Бакутина отослать охрану на десять метров в стороны - чтобы не торчали прямо под дверьми.
   Настя подлегла к мужу, укрыла его одеялом и стала гладить по голове, по мелким, как у манкурта, завиткам, которые парикмахеры не успевали подстригать - настолько быстро волосы отрастали, завивались все круче и делались мягкими и шелковистыми, словно колготки.
   - Все будет хорошо, милый, - успокаивала Настя Владимира Сергеевича. Все придет в норму. Сейчас пик народных волнений. Еще шаг, и сумятица пойдет на спад.
   Утром Владимир Сергеевич долго не вставал, что было на него не вполне похожим. "Лежал бы себе и лежал, - мыслил он, ощущая теплый уют своего кокона - ночного костюма, состоящего из байковой пижамы и колпака, сползающшего на уши. - Хорошо с колпаком, ничего не видишь и не слышишь. И идти никуда не хочется."
   После подъема он не сделал, как обычно, зарядки, и даже не умылся. И потом не стал одеваться. Он заметил, что пижама страшно болтается на нем, а колпак, как у куклуксклановца, можно до груди дотянуть - сделался свободнее, чем нужно, на два размера. Владимир Сергеевич продырявил в колпаке дырки для глаз и напялил его на голову до подбородка. Потом подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Увидел бы его Дастин, точно бы запустил ракеткой по пятаку! Бойкий парень, этот черномазый! Хотя про куклуксклановцев он, пожалуй, уже читал кое-что. Может и обидеться.
   Владимир Сергеевич стянул колпак и снова уставился в зеркало. Вместо щетины на щеках вился молодой юнцовский пушок, причем, белесый, а не темный, каким был недавно, откуда-то взялась мальчишеская худоба и на скулах, и в районе ключиц, а волосы, наоборот, густели и лоснились, стараясь выпрямиться. Да, этого нельзя было не заметить - он помолодел лет на десять за одну ночь. Он тут же решил пощупать бицепсы - мышцы стали продавливаемыми, как груша у прибора, которым измеряют артериальное давление. А ведь еще вчера при сокращении бицепсы надувались, как резиновые жгуты.
   Владимир Сергеевич позвал Настю. Она явилась из помывочной комнаты мокрая, как курица, и обмотанная влажными полотенцами. Своим криком он ее вынул из воды - она не успела до конца принять ванну.
   - И все-таки что-то не то со мной творится, - вновь пожаловался супруге Владимир Сергеевич. - Может, и впрямь врача вызвать. А, Настя?
   - У тебя боль? - заволновалась Настя. - Где? Где тебе больно?
   - Да какая боль?! - возмутился ее полному непониманию Владимир Сергеевич. - Никакой боли нет! Нигде! Наоборот, я ощущаю подъем. Но он настолько головокружителен, что я не успеваю за ним! Понимаешь, мне бы сейчас мотануться на мотоцикле в горы, схватить ружье да побегать по сопкам за животными! Как раньше это проделывал Бурят! У меня ноги ноют от усталости, которой не было! Все мышцы гудят! Мне нужно устать, загрузиться чем-то, хочется поделать что-то физически! Меня раздувает от безделья! В фитнесс какой-нибудь, что ли, пойти! Валяюсь здесь, как валежник!