Арсенов Яков. Тринити

   Собирать вещи долго не пришлось - все необходимое влезло в две ноши одна для Макарова, другая - для собаки.
   Макаров прикрыл труп одеялами, припер жердью дверь в землянку, чтобы туда не проник какой-нибудь зверь, и, отойдя на несколько метров, стал прощаться со стойбищем. Бек повторил все прощальные движения хозяина и добавил своих - пару раз, как иноходец, скребанул всеми четырьмя лапами от себя.
   Они прошли мимо лодки, не обратив на нее внимания, и форсировали вброд ледяное болото - землянка находилась на острове среди топей. Ходоки не утонули только потому, что под водой на глубине полуметра лежало все еще не растаявшее ледяное плато.
   Макаров держал над головой узел с одеждой, а Бек тащил в зубах огромную корзину с остатками консервов. Компания смотрелась по-походному и вполне буднично.
   Выбравшись на сушу, Макаров переоделся и зачем-то вытер насухо шкуру Бека. Недоуменный Бек молча снес странную процедуру. Но раз хозяину нравится, почему бы и нет. Ему видней. Да и приятное это дело - когда тебя обхаживают и трут.
   Лес узнавался медленно. Макаров не торопился миновать его сквозняком с намерением куда-то выйти. Ему некуда было стремиться. Они с Беком долго нарезали бессмысленные круги по перелескам, по нескольку раз попадая на одно и то же место.
   Вдруг Бек насторожился, но лаять не стал. Всем своим поведением он показывал, что неподалеку кто-то есть. Макаров прошел вперед и заглянул за кусты. Там, меж дерев, один, вне всякого контекста, шагал человек. Сделав несколько шагов вперед, Макаров едва не столкнулся с ним. Испуг и паника овладели Макаровым. Ему стало необъяснимо страшно, и он едва не бросился наутек. Благо, споткнулся о Бека и, упав, затих. Бек уселся охранять приникшего к земле хозяина.
   Ну разве так охотятся? - иронически наклонила голову набок псина.
   Несмотря на буйный шорох неподалеку, гуляющий по лесу человек ничего не услышал. Он был в наушниках - собирал сморчки в песке под опавшими листьями и слушал музыку. Человек переворачивал листву стеком и в такт мелодии бормотал себе под нос: "А поганок не бывает вовсе, их надо просто хорошенько отварить!"
   Если бы Макаров разбирался в грибах, он бы не так испугался. Впрочем, дело не в поганках - встреча с грибным человеком помогла Макарову определиться до упора в первом лице, осознать себя бесповоротно. "Если он это он, - напряженно думал Макаров, - то кто же тогда я?"
   После встречи с человеком Макаров стал улавливать смутные и отдаленные проблески своего "альтер эго". Если он - это он, значит я, - это я! Владимир, Владимир, Владимир Сергеевич! Владимир Сергеевич! - вспомнил он свое отчество.
   От счастья полного обретения себя захотелось что-нибудь выкрикнуть. Макаров поднатужился и заорал на весь лес: "Аваре! Вакей-сейдзяку!"
   "Сам-то понял, что сказал?" - тявкнул Бек и посмотрел на своего хозяина, сильно сморщив лоб.
   Макаров сообразил, что не до конца переворошил память, раз речевой аппарат помимо воли выбрасывает наружу словечки, парадигмы которых закручены словно двойные спирали ДНК.
   Не будем мучить читателя и сразу переведем сказанное Макаровым. Первое слово обозначало молчаливое "ах!" в минуту созерцания, а второе словосочетание подразумевало гармонию, почтительность и чистоту.
   Откуда весь этот бред? - пытался разобраться в себе Макаров. Ему показалось, что он прокричал слова на весь лес, но на самом деле, кроме едва заметного шевеления губами, он ничего не произвел и, кроме еле слышного шепота, ничего не родил. Все это сложное восклицание уловил один Бек. Он с пониманием отнесся к ситуации - тоже пару раз с воодушевлением взвизгнул, после чего долго отхаркивался, будто в пасть залетела огромная муха.
   Время не тяготило Макарова. Он ничего не ждал и ничего не пытался забыть или вспомнить. Раны затягивались и покрывались розовой корочкой с последующей заменой рубцовой тканью. Мышцы становились эластичными.
   Состояние, в котором он пребывал, другой назвал бы покоем. Макаров сожалел, что этого было не передать ни словами, ни по наследству. Ему хотелось хоть с кем-то поделиться своей радостью. Он искал взглядом кого-то рядом, не находил и снова забывал о своем желании.
   В следующий раз вместо этого он по странной инерции и с заданной периодичностью открывал банку консервов, принюхивался к продукту и отдавал Беку. Не шел в Макарова этот тушеный материал. Питался он по-прежнему перемерзшими плодами диких яблонь и груш - благо подножного корма имелось достаточно, да еще Бек то зайца притащит, то куропатку возьмет. Слегка припущенная на костре свежанина нравилась Макарову. Полная непроходимость желудка сменилось частичной. Макаров старался не объедаться и применял частое дробное питание. Поначалу его одолевали упорные поносы, но потом перистальтика стабилизировалась, и процесс пищеварения наладился. Макаров чувствовал, как его кишки, словно вывернутые наизнанку змеи, ползают в животе, шурша и отталкиваясь кожей от содержимого. Бродильная флора так и бурлила, так и кишела по всему пищевому тракту, вызывая круглосуточную нервную отрыжку, которая была настолько неприличной, что ее открыто осуждал даже Бек.
   В замешательство Макарова привела луна. Ночь в лесу была неподдельной, и полнота Селены длилась до рассвета. С его наступлением блеклый лик, растворяясь под высью, невыносимо затревожил Макарова и потребовал дальнейшего участия в жизни. От лунного действа было не оторваться. Луна зазывала Макарова в неведомую доселе систему координат.
   Макаров мыслил так: "Если в природе заложено отпущение, которое проходит на каждом новом круге, то какая печать лежит на человеке? Почему он такой одноразовый? За что лишен своих фаз и серповидностей? Сумбур и путаница, просто обидно". Ход мыслей понравился Макарову, и он запомнил его.
   Не дожидаясь, пока Бек закончит трапезу, Макаров направился в сторону негустого перелеска, за которым маячили огни города. Мотивы столь странного порыва были неуловимы, да Макаров особенно и не пытался пометить их в своем обновленном сознании. Просто захотелось посмотреть, что там и как.
   Бек, роняя густую слюну, заглядывал в глаза Макарову на всем протяжении путешествия. Он словно уговаривая хозяина не возвращаться в город. "Ну разве нам плохо с тобой здесь, в лесу? - как бы спрашивал он. - Никаких проблем. А там сейчас все снова начнется!"
   Но Макаров твердо стоял на своем - в город, только в город! Оберегая хозяина от ненужных встреч, пес успевал забегать далеко вперед и вновь возвращаться.
   На трамвайной остановке, безлюдной в столь ранний час, внимание Макарова привлек стенд: "Их разыскивает милиция". С одной из фотографий на него смотрел веселый разбитной мужик. "Ушел из дома и не вернулся, - гласил официальный текст. - Одет в военный плащ, на ногах солдатские ботильоны. Кому известно местонахождение, просим сообщить по телефону 36-35-28".
   Макарова охватило беспокойство. Что-то знакомое было в этом тексте и в этой фотографии. Где-то он с этим уже сталкивался.
   Словно перепуганный, Макаров не стал углубляться дальше в город - на улицах становились людно, а как обходиться с людьми, Макаров все еще не придумал.
   Он сконфуженно вернулся в лес. Бек одобрил этот его поступок, как бы говоря: "Ну, что, выкусил? Я же говорил - в городе нам с тобой делать нечего".
   Сутки проколесил Макаров по пригородным посадкам и поймал себя на мысли, что его, как на место преступления, снова тянет к стенду. Пометавшись, он опять отправился в город. Теперь уже ночью, чтобы не нарваться на людей.
   В этот раз, немало поволновавшись, он вскрыл стенд, вынул из него объявления и фотографии и, переполненный радостью, вернулся в лес.
   Впечатлений от удачного набега хватило надолго. Теперь Макаров жил только ими одними. Он разжигал на ночь два костра - первый перед сном сдвигал в сторону и на прогретой земле устраивал лежбище, а в другой клал невероятной толщины бревна, чтобы тепла и света хватало до утра.
   Сидя у огня, Макаров подолгу перетасовывал трофейные фотографии и без конца, как карты, сдавал их на двоих. Ему чаще других выпадало все то же фото разбитного мужика в плащ-палатке. Вскоре эта фотография вытеснила из обихода все другие. Макаров присмотрелся повнимательнее на бликующий глянец и узнал себя. Губернатор Владимир Сергеевич Макаров. Предположения подтвердились. Кризис тревоги пришелся на ту же лунную фазу - месяц шел на ущерб. Память заработала как в конце квартала. Макаров просматривал другие фотографии еще и еще раз, теперь уже целенаправленно, пока в ворохе не отыскал ту, вторую, на которой значился почти идентичный текст: "Ушел из дома и не вернулся". "Бурят! - мелькнуло в голове Макарова. - Точно, Бурят. Нет никаких сомнений! Одет в ношеные джинсы и свитер ручной вязки. При пропавшем мог находиться портфель из черного кожзаменителя. Конечно, он. Кто еще мог пропасть в джинсах и с портфелем?"
   Макаров вскочил и заходил вокруг костра. Бек путался под ногами, как в цирке, пролезая меж ног при каждом очередном шаге. Макаров велел ему улечься и не мешать думать.
   Владимир Сергеевич сгреб фотографии и спешно засобирался прочь от этого места. Засобирался домой. Он восстановил в своей памяти все события новейшего времени. Теперь он четко знал, чей труп остался в землянке и что там произошло накануне пробуждения.
   Глава 2
   БУРЯТ
   А произошло в землянке вот что... Но сначала - пару строф предыстории, чтобы не напрягать читателя образами не в стык.
   Так вот, после победы на выборах губернатор Макаров сбросил в траст свою часть дела - а дольчатая структура бизнеса позволяла произвести это без осложнений - партнеру Прорехову, пожелавшему остаться на хозяйстве. Сбросил и по горячке увлекся обновлением отношений с Федерацией подведомственной территории. При попустительстве переходного периода, когда нормальных законов не было и в помине, губернатор Макаров попытался вовлечь федеральный центр в безумный эксперимент и подтянуть на небывалую новацию - перевести на выплату приведенного фиксированного налога. В результате передела сухой остаток средств после расчета с казной направлялся бы на развитие области. У региона возникал стимул зарабатывать. С предпоследней строки в рейтинге территорий область, по расчетам губернатора Макарова, поднялась бы на девятую и перешла из разряда дотационных в прибыльные.
   Однако наладить таким образом дела государственные не удалось эксперимент зарубили на корню. До Макарова дошло, что участвовать всерьез в совершенствовании страны можно, если только ты - президент. У губернатора никаких шансов проявить себя нет. Потому что страна наша не делится на куски - она цельная, единая. И останется таковой, на какие бы округа ее ни разбивали. Макаров понял это на излете второго срока. и занялся исключительно собой. На ловца ему и встретился человек, развернувший вспять всю его жизнь.
   Большого ущерба текущей работе занятие оккультикой не приносило. В Макарове легко уживались несводимые занятия - ненадрывная государственная служба и ересь. Эти почти перпендикулярные составляющие придавали характеру и всему поведению Владимира Сергеевича некую двойственность. Однако дисбаланс казенного и дум можно было рассматривать не иначе, как конфликт хорошего с отличным.
   Давняя победа на губернаторских выборах дала не только Владимиру Сергеевичу Макарову, но и всей его команде возможность покончить с рутиной и зажить творчески, к чему всегда имелась потенция. Перескочив на более высокую энергетическую орбиту, крышуемый властью полиграфическо-издательский бизнес больше не требовал повседневного присутствия собственников и мог развиваться под присмотром тип-топ-менеджеров, что и привело к высвечиванию протекающих латентно хобби и увлечений.
   Артамонову быстрее других наскучивала завершенка - содеянное им и описанное переставало его интересовать почти сразу. Помыкавшись с полгода по занятой местности, он охладел к ней. По примеру Макарова он тоже выдал Прорехову доверенность на управление долей и, покинув город, занялся на стороне продюсированием разного рода культурных проектов.
   Дебора несколько опередила его - поступила на Высшие курсы режиссеров и сценаристов.
   Прорехов продолжал директорствовать. Хотя мог и не делать этого - в хозяйстве и так все шло как по маслу. Но менять аспекты своей жизни было не в его манере. Он продолжал управлять делом и продолжал пить. С Ренгачом, с Нидвораем, с Толкачевым, с Потаком, с Давликаном и без них.
   Со временем губернатору Макарову стало неудобно встречаться с Прореховым. Особенно в моменты, когда он под хмельком рассказывал ему один и тот же заплесневелый анекдот по три раза на дню.
   - Здесь уже печатали, - говорил в таких случаях Владимир Сергеевич и наблюдал, как Прорехов уходил от преследования.
   Несмотря на дружбу, губернатор Макаров стал ограничиваться терапевтическими дозами присутствия в своей жизни университетского товарища и партнера по бизнесу Прорехова.
   Незаметно для себя Владимир Сергеевич ушел в означенную оккультику, поскольку уйти в семью тоже не получалось. Его гражданская жена - Макаров называл ее гражданской войной - Шарлотта Марковна имела широчайшее поле для внесемейного применения, и попасть носом в ее широкую грудь не было никакой возможности. Дочь Шарлотты Марковны по имени Жабель занималась бальными танцами. Негритенок Дастин - приемный сын Владимира Сергеевича - хотя и тянулся к своему опекуну, но постепенно тоже обрел достаточную степень самостоятельности и не нуждался в постоянном внимании. Так что никакой задушевности в родных стенах губернатору Владимиру Сергеевичу Макарову было уже не сыскать. Разве что с домработницей тетей Паней можно было посудачить по душам, но ее рассказы глубже Октябрьской революции в историю не проникали.
   С будущим губернатору Макарову все было ясно - делать ему там было особенно нечего. А вот прошлое... прошлое начинало занимать Владимира Сергеевича все больше и больше.
   Какое-то время у Макарова продолжала отнимать работа, но не таким уж буквоедом на букву "мэ" был Владимир Сергеевич, чтобы отдаваться ей всецело. Вот и увлекся потусторонними идеями, не покидая рабочего места.
   А началось его увлечение нетутошним совершенно случайно. Однажды, находясь в безудержном душевном порыве, Владимир Сергеевич просматривал статистические данные по региону и напоролся на изумительную строчку в отчете, которая холодно констатировала, что наряду с такой-то цифрой белорусов и совершенно невероятным количеством карелов, помимо тающей когорты украинцев и нахлынувших в регион беженцев с Кавказа в области официально проживает всего только один Бурят. Не то чтобы там сотня или вовсе ни одного, а именно один. Это вызвало у губернатора Макарова бурю восторга.
   Владимир Сергеевич кликнул по селектору начальника управления статистики Ивана Петровича Спасибенко и спросил:
   - Как вы можете объяснить вот это, Иван Петрович?
   - Что именно? - не понял вопроса подчиненный.
   - Вот это, - ткнул губернатор Макаров в строку отчета.
   - Объяснить что? - не врубался служащий.
   - Как вы думаете, кто такой этот Бурят? - домогался губернатор Макаров.
   - Не могу знать, - отвечал и топтался на месте начальник управления статистики. - Данные к нам просто стекаются, они не персонифицированы.
   - То есть, нельзя узнать ни адреса, ни имени? - терзал столоначальника Владимир Сергеевич.
   - Да, все безличностно, - развел руками Иван Петрович, досадуя, что ничем не может помочь шефу.
   - А мне во как хочется познакомиться! - завелся губернатор Макаров и даже провел себя рукой по горлу. - Вы не могли бы, Иван Петрович, сделать доброе дело?
   - Какое? - вопросил начальник отдела статистики.
   - Попробуйте, пожалуйста, персонифицировать вот эту одну-единственную позицию для меня лично, - попросил губернатор Макаров. - И заодно подтвердите на практике корректность своего статистического отчета.
   - Попробовать, конечно, можно, - сказал Иван Петрович и потянул руку к затылку. - Но, говорю вам, нелегкое мы дело затеваем.
   - Понимаю, но вы все же во что бы то ни стало отыщите этого Бурята, воодушевился Макарон, - а как только найдется, немедленно доставьте его ко мне в кабинет днем или ночью!
   Ничего не поделаешь, приказ губернатора, хотя и выходящий за пределы только что принятого Законодательным собранием нового Устава области, надо было выполнять или искать другое место работы. Но Иван Петрович не первый, а, кажется, двадцатый год сидел в своем кресле и знал, куда грести.
   Заручившись письменным документом, Иван Петрович поднял по тревоге все специальные подразделения УВД и построил "в ружье" уголовный розыск. В район предположительного местонахождения Бурята выехало несколько групп наружного наблюдения Федеральной службы безопасности, которую обслуживало два моторизованных взвода правительственной связи и информации.
   Тяжело пришлось поисковикам.
   В ходе операции было нечаянно вскрыто около десятка убийств годовалой и большей давности, найдено море трупов разной степени расчлененности и разложенности, выявилась тьма нарушений в других сферах гражданского состояния общества. Во время зачистки под руку попались несколько человек, находящихся длительное время в федеральном розыске. В короткое время были прочесаны все места компактного проживания азиатов. Хватали каждого, кто хоть как-то мог походить на Бурята. Поиски вскрыли положение в регионе национальных и других меньшинств. Была сметена с лица земли целая колония цыган, торгующих дрянью. Одну упертую цыганку опера чуть не загадали насмерть. Благо та успела признаться. Далее сыщики напоролись на десяток точек по подпольному производству водки. Зачистка велась по всем направлениям. Неожиданно для самих поисковиков были найдены несколько угнанных автомобилей, а в финале вскрыли бригаду, которая готовила к отправке за границу килограмм редкого металла европия. В результате поиска в СИЗО оказались десятки неорганизованных хулиганов, многоженцев и проституток. Не вынесли предстоящего шороха и явились с повинной толпы вооруженного народа и столько же непрописанных и незарегистрированных граждан. На всякий случай, от греха подальше.
   Но найти Бурята оказалось не так-то просто.
   Ситуация дошла до смешного - службы стали забывать о первопричине поиска. Но губернатор Макаров помнил и пытался понять, почему.
   - А что, если насчет Бурята - это ошибка в отчете? - то и дело спрашивал он Ивана Петровича. - Может, нет никакого Бурята?
   - Есть. Как же нет? Надо искать, - отвечал задумчиво Иван Петрович.
   - Получается, если мы кинемся шарить по другим позициям отчета, может выясниться, что весь отчет - липа?! - наводил на крамольную мысль губернатор Макаров.
   - Ну, что вы?! - возражал Иван Петрович. - Я два десятка лет на посту. Отчет я готовил лично сам.
   Тогда Ивану Петровичу Спасибенко пришлось пойти на крайние меры - он по совету губернатора распорядился поместить объявление насчет Бурята в "Лишенце".
   Бурят тут же объявился и позвонил по указанному в газете телефону. Но узнав, что касающийся его вопрос не стоит его выеденного оспинами лица, насторожился. В розыске себя он заподозрил неладное и сказал Ивану Петровичу, что в гробу видал ходить незнамо куда и незнамо зачем, тем более, без повестки и без санкции прокурора. И без того в кочегарке дел по горло.
   Но Иван Петрович имел обыкновение доделывать задуманное до конца, и, раз уж решил губернатор познакомиться с единственным в области Бурятом, деваться всем троим было некуда.
   - А нельзя ли этого Бурята немножко арестовать, как любил говаривать товарищ Сталин, а? Для блезира, - испросил Иван Петрович соответствующего разрешения. - Раз человек просит. Как вы думаете, Владимир Сергеевич?
   - Почему бы и нет? - пожал плечами в трубку губернатор Макаров. - Ради высокого смысла все можно.
   Ничего не поделаешь, пришлось пойти на превышение служебных полномочий и просить прокуратуру выписать черновик ордера.
   Бурята привели к губернатору Макарову под белые руки. Но прежде, чем привести, уточнили, тот ли это самый человек, который значится в отчете, прописан ли он и не является ли незаконным мигрантом. Все сошлось - это был тот самый единственный в области статистический Бурят.
   В момент первой же встречи губернатор Макаров попытался объективировать гостя. Он внимательно осмотрел его и решил навязать беседу о межрегиональной миграционной политике. Но Бурят на поводу не пошел. Его сознание согласно верованию принадлежало исключительно ему, и мнение его ни от чьих других мнений не зависело. Этот хорошо сложенный человек средних лет с правильно посаженной головой и медным азиатским ликом, смахивавшим на таз для готовки вишневого варенья, работал истопником в котельной первой городской больницы, которую временно считал своим буддистским храмом.
   Тогда губернатор Макаров зашел с другого фланга.
   - Вы уж нас извините, пожалуйста, - сказал он Буряту, - работа такая. Мы должны дойти до нужды каждого конкретного человека.
   - Но у меня нет никакой нужды, - не шел на контакт Бурят.
   - А почему же тогда вы работаете истопником в кочегарке? - пытался зацепить его за живое Владимир Сергеевич.
   - Верхнее образование обязывает, - ляпнул Бурят первое, что пришло в голову.
   - Насколько понятно из вашего личного дела, - продолжал губернатор Макаров, перекладывая с места на место на столе толстый скоросшиватель с нанесенным на корочку номером, - высшее образование у вас незаконченное.
   - Я же сказал, не высшее, а верхнее, - пояснил Бурят, ткнув пальцем в небо.
   - Верхнее? - изумился Владимир Сергеевич. - Как прикажете понимать?
   - Очень просто прикажу понимать, - спокойно ответил Бурят, наконец-то поняв, что губернатор Макаров вынашивает по отношению к нему добрые планы. Но, тем не менее, раскрываться не спешил.
   - И как же? - повторил вопрос губернатор, чтобы сдвинуть с места затишье в беседе.
   - Потому что в кочегаре есть что-то шаманье, - помедлив, ответил Бурят. - Мой отец был шаманом. И я - туда же. Вы же знаете, вся совковая интеллигенция прошла через дворников и кочегаров. Берешь движок - и на крышу снег скрести. Или - в котельную. Возьмите того же Цоя - наш человек. Не зря он половину своей недолгой жизни отработал на подтопке. А знаете, почему?
   - Нет, не знаю, - открыл рот губернатор Макаров, радуясь, что завязывается интересный разговор.
   - А вот почему, - незаметно для себя окрылился Бурят, - когда смотришь в огонь, в это пекло, лет пять или больше подряд, начинаешь все догонять. И уже ни воровать не тянет, ни врать, ни обжираться. Такое высокое понимание жизни приходит от огня, что спрыгнуть оттуда становится невозможным.
   - Не воруйте, и не судимы будете, - сказал Макаров совсем не к месту.
   Как выяснилось позже, уже за чашкой чая, на которую с пятой попытки губернатору удалось уболтать Бурята, он спокойно работал в кочегарке, исповедовал Алмазную сутру и созерцал огонь. В перерывах между сменами Бурят так же спокойно занимался четырьмя благородными истинами и любил посидеть в расслабоне за чтением Мантры. Он считал буддизм вывернутым наизнанку эгоизмом и по уровню своего мировосприятия веры находился пока что в первой колеснице спасения. Именно поэтому своими россказнями он не понуждал собеседника прямо сейчас же срываться с насиженного места и трюхать на край земли, где на берегу озера Куку-нор можно скорешиться с вечностью.
   На этой почве и сошлись Бурят с губернатором.
   После ряда пробных проникновенных разговоров, они стали едва ли не ежедневно запираться в комнате, которая находилась сразу за губернаторским кабинетом, и часами мурыжили друг друга своим видением проблемы.
   Губернатор давал своей помощнице по службе команду никого из толкущихся в приемной живьем в кабинет не впускать, а всем звонящим виртуалам, за исключением фигур из администрации президента, отвечать, что его нет. А сам часами мял с Бурятом желанную тему.
   Конечно же, не о переустройстве имения они говорили, как Обломов с Захаром, но и о главном пока не получалось.
   Много дней и ночей в своих разговорах они ходили вокруг да около, никак не попадая в нужную струю. Слишком масштабной была тема, к которой губернатор Макаров стремился подтянуть Бурята.
   - А как вы оказались здесь, у нас? - спрашивал Владимир Сергеевич, заходя издалека.
   - Меня командировало мое селение во главе с отцом-шаманом, - отвечал Бурят. - Командировало в МГУ на философский факультет, чтобы я набрался ума. Собрали денег и отправили. Я поехал, поступил, приступил к учебе. Денег не хватало, и я начал потихоньку практиковать, подрабатывать. Врачевать, так сказать. Меня засекли умные люди и после диплома выселили сюда, к вам, за сто первый километр, за черту оседлости.
   - Как это практиковать? - переспросил Макарон. - Шабашить, что ли?
   - Не шабашить, а шаманить, - пояснил Бурят. - Лечить людей, помогать им. Но, видно, не ко времени пришелся. Оказалось, что без лицензии заниматься таким ремеслом нельзя. А лицензию на этот вид деятельности может выдать только сам министр здравоохранения по кличке "два процента". Прикидываете, какой взнос я должен был организовать, чтобы официализироваться на своем поприще?
   - А послали-то тебя зачем твои селяне? - губернатор интересовался темой глубже. - Просто поучиться наукам, как Ломоносова?
   - Да нет же, - нисколько не юлил Бурят, - чтобы получить знания для проведения нашего родового эксперимента.