Дюма Александр. Виконт де Бражелон или десять лет спустя

   Он опустил голову на руку, задумавшись, едва дыша.
   «Если я положу этот приказ в карман, – подумал он, – кто узнает о нем и кто сможет этому помешать? И прежде чем король будет об этом осведомлен, мои бедные друзья успеют спастись. Смелее, побольше решительности!
   Моя голова не из тех, которые падают за ослушание под топором палача.
   Была не была, ослушаюсь!»
   Но когда он готов был уже принять это решение, он увидел, что все офицеры вокруг него читают тот же приказ, только что розданный им – этим адским исполнителем воли Кольбера. Случай ослушания был предусмотрен, как и все прочие.
   – Сударь, – поклонился подошедший к нему все тот же роковой офицер, сударь, я жду, когда вам будет угодно отправиться вместе со мной.
   – Я готов, – со скрежетом зубовным проговорил капитан.
   Офицер тотчас же приказал подать шлюпку, прибывшую за д'Артаньяном.
   При виде ее д'Артаньян чуть не обезумел от бешенства.
   – Но кто же, – пробормотал он, – кто возьмет на себя руководство всей экспедицией в целом?
   – После вашего отъезда, сударь, – отвечал командир эскадры, – начальствовать над экспедицией поручается мне. Такова воля его величества.
   – В таком случае, сударь, последний из имеющихся прет мне приказов предназначается вам. Соблаговолите предъявить свои полномочия, – попросил посланец Кольбера.
   – Вот они, – ответил моряк, показывая доверенному лицу Кольбера бумагу за подписью короля.
   – Возьмите ваши инструкции, – сказал офицер, вручая ему пакет.
   И, повернувшись к д'Артаньяну, он не без волнения в голосе – настолько трогало его отчаянье этого железного человека – молвил:
   – Сделайте одолжение, сударь, поедем!
   – Сейчас, – произнес убитым голосом побежденный, поверженный наземь неумолимой судьбой д'Артаньян.
   И он сошел на небольшое суденышко, которое стремительно понеслось к берегам Франции, подгоняемое приливом и свежим попутным ветром.
   Несмотря на все происшедшее, мушкетер не терял надежды, что им удастся очень быстро добраться до короля и что он успеет еще, употребив все свое красноречие, склонить короля, чтобы он пощадил его несчастных друзей.
   Шлюпка летела, как ласточка. На фоне белых ночных облаков д'Артаньян ясно различал уже черную линию французского берега.
   – Ах, сударь, – обратился он к офицеру, с которым за целый час не обменялся ни словом, – что бы я дал, лишь бы знать инструкции, полученные новым командующим. Надеюсь, что они проникнуты стремлением к миролюбию, не так ли?.. И…
   Он не кончил. Над морем прокатился далекий пушечный выстрел, за ним второй, потом еще два или три более сильных.
   – По Бель-Илю открыт огонь, – проговорил офицер.
   Суденышко причалило к французской земле.

Глава 26.
ПРЕДКИ ПОРТОСА

   Расставшись с д'Артаньяном, Арамис и Портос, желая все сверить без стеснения, ушли в главный форт. Озабоченность, в которой все еще пребывал Портос, повергала в смущение Арамиса. Что до него, то после свидания с д'Артаньяном у него отлегло от сердца, и он был спокойнее, чем когда бы то ни было за все последнее время.
   – Дорогой Портос, – начал он, внезапно нарушая молчание, – я хочу рассказать вам о плане, придуманном д'Артаньяном.
   – О каком плане, друг Арамис?
   – Плане, которому мы будем обязаны нашей свободой; ее мы обретем не позже чем через двенадцать часов.
   – А, вот вы о чем! Ну что ж, говорите!
   – Вы заметили, наблюдая сцену, имевшую место между нашим другом и офицером, что существуют известные приказы, стесняющие действия д'Артаньяна по отношению к нам?
   – Заметил.
   – Так вот, д'Артаньян хочет заявить королю об отставке, и во время замешательства, которое будет вызвано его отъездом, мы выйдем в море или, вернее, вы, Портос, выйдете в море, если окажется, что бежать можно лишь одному.
   Портос, покачав головой, ответил:
   – Мы спасемся вместе, друг Арамис, или вместе останемся.
   – У вас благородное сердце, – сказал Арамис, – но ваше мрачное беспокойство огорчает меня.
   – Я не обеспокоен.
   – В таком случае вы сердитесь на меня?
   – Нисколько.
   – Тогда, дорогой друг, откуда этот унылый вид?
   – Сейчас объясню: я составляю свое завещание.
   И с этими словами славный Портос с грустью посмотрел в глаза Арамису.
   – Завещание! – воскликнул епископ. – Неужели вы считаете себя погибшим?
   – Я чувствую усталость. Это со мною впервые, а в моем роду обычно бывало… Мой дед был втрое сильнее меня.
   – О, значит, ваш дед был Самсон.
   – Нет, его звали Антуан. Однажды, приблизительно в моем возрасте, собравшись на охоту, он почувствовал слабость в ногах, чего никогда до этого с ним не случалось.
   – Что же означало это недомогание, друг мой?
   – Ничего хорошего, как увидите. Все еще жалуясь на слабость в ногах, он встретился с вепрем, который пошел на него; дед выстрелил из аркебузы, но промахнулся, и зверь распорол ему живот. Дед умер на месте.
   – Но из этого вовсе не следует, что и вы имеете основания тревожиться за себя.
   – О, сейчас вы поймете. Мой отец был вдвое сильнее меня. Это был суровый солдат, служивший Генриху Третьему и Генриху Четвертому; звали его не Антуан, а Гаспар, как господина де Колиньи. Всегда на коне, он не знал, что такое усталость. Однажды вечером, вставая из-за стола, он почувствовал, что у него подкашиваются ноги.
   – Быть может, он за ужином чуточку переусердствовал и потому немного пошатывался?
   – Что вы! Друг господина де Бассомпьера? Да разве это возможно? Нет, говорю вам, совсем не то; он удивился и сказал матери, которая посмеивалась над ним: «Может быть, и я также увижу вепря, как мой покойный отец, господин дю Валлон». И, преодолев эту слабость, он пожелал сойти в сад, вместо того чтобы лечь в постель; на первой же ступеньке у него опять подкосились ноги; лестница была крутая; отец ударился о каменный выступ, в который был вделан железный крюк. Крюк раскроил ему череп, он умер на месте.
   – Тут и в самом деле два поразительных случая рокового стечения обстоятельств, но давайте не будем делать из этого вывод, что нечто подобное может иметь место и в третий раз. Человеку вашей физической силы, Портос, не к лицу быть столь суеверным. К тому же совсем не заметно, чтобы ваши ноги подкашивались. Никогда еще вы не держались так прямо и не имели такого великолепного вида. Вы могли бы снести на плечах целый дом.
   – В данную минуту я чувствую себя хорошо – это верно, но только что я пошатывался и колени у меня подгибались, и за короткое время это случилось со мною четыре раза. Не сказал бы, что это пугает меня, но – черт возьми! – это чрезвычайно досадно. Жизнь – приятная вещь У меня есть деньги, есть прекрасные земли, есть любимые лошади, есть друзья, которых я очень люблю: д'Артаньян, Атос, Рауль и вы.
   Чудесный Портос даже не считал нужным скрывать, какое в точности место занимает Арамис в его сердце.
   Арамис пожал ему руку.
   – Мы проживем еще долгие годы, – сказал ваннский епископ, – дабы сохранить для мира образцы редкостных ныне людей. Доверьтесь мне, дорогой мой друг» У пас нет ответа от д'Артаньяна, и это хороший знак. Он, должно быть, приказал уже кораблям собраться всем вместе и очистить море.
   Что до меня, то я только что отдал распоряжение перекатить на катках баркас к выходу из большого подземелья Локмария, того самого, вы его знаете, где мы столько раз устраивали засаду на лисиц.
   – Да, помню; оно выходит к небольшой бухточке, к которой ведет узкий и тесный проход, открытый нами в тот день, когда от пас ускользнула га восхитительная лисица.
   – Вот именно: в этом подземелье и будет укрыт, на случаи несчастья, баркас; он должен быть уже там. Мы дождемся благоприятною момента, и этой же ночью – в открытое море!
   – Мысль хорошая, но что она даст?
   – А вот что: никто на всем острове, кроме нас с вами да еще двух-трех охотников, не знает этой пещеры или, вернее, выхода из нее; и, таким образом, в случае занятия острова разведчики, не обнаружив ни одного судна, решат, что бежать с острова невозможно, и перестанут охранять берега.
   – Понимаю.
   – Ну, как ваши ноги?
   – О, сейчас превосходно!
   – Вот видите, все за то, чтобы к нам возвратились спокойствие и надежда; д'Артаньян очищает море и предоставляет нам свободный проход. Теперь можно не опасаться ни королевского флота, ни высадки на Бель-Иль десанта. Ей-богу, Портос, пас ожидает еще целых полвека чудеснейших приключений! И если я доберусь до испанской земли, – добавил епископ с небывалой энергией, – клянусь вам, ваше герцогство не так уж фантастично, как это может казаться.
   – Будем надеяться, – ответил Портос, несколько приободренный тем, что его товарищ обрел прежний пыл.
   Вдруг раздался крик:
   – К оружию!
   Этот крик, повторяемый сотнею голосов, долетел до слуха обоих друзей, посеяв в одном из них изумление, в другом – беспокойство.
   Арамис отворил окно; он увидел толпу бегущих с факелами людей. Женщины торопились уйти подальше, вооруженные мужчины занимали свои места.
   – Флот, флот! – крикнул, узнав Арамиса, пробегавший мимо солдат.
   – Флот?
   – Па пушечный выстрел! Где там, на половину его!
   – К оружию! – закричал Арамис.
   – К оружию! – громовым голосом повторил Портос.
   И оба бросились к молу, чтобы укрыться от неприятеля на батарее. Они увидели, как приближались шлюпки с солдатами, эти шлюпки шли в трех направлениях, очевидно, с тем чтобы начать высадку сразу в трех пунктах острова.
   – Что прикажете предпринять? – подбежал к Арамису офицер-артиллерист.
   – Предупредите их и, если они не пожелают остановиться, открывайте огонь.
   Через пять минут началась канонада. Это и были те самые выстрелы, которые услыхал д'Артаньян, приближаясь к берегам Франции.
   Шлюпки, однако, находились на таком близком расстоянии от батареи, что ядра не причиняли им никакого вреда; они причалили; завязался бой, местами переходивший в рукопашную схватку.
   – Что с вами, Портос? – спросил Арамис своего Друга.
   – Ничего… ноги… это совершено непостижимо… но это пройдет, когда мы начнем стрельбу.
   И Арамис вместе с Портосом прицелились; они стреляли с такою меткостью и так воодушевили людей, что королевские солдаты бросились к своим шлюпкам и отчалили, не унося с собой ничего, кроме раненых.
   – Ах, черт возьми! Портос, – закричал Арамис, – нам нужен пленный, скорее, скорее!
   Портос нагнулся над лестницей мола, ведшей к причалу, и схватил за шиворот одного из офицеров королевской армии, который дожидался, пока его солдаты усядутся в шлюпку, чтобы войти в нее последним. Рука гиганта подняла эту добычу, послужившую Портосу своего рода щитом, поскольку никто не решился в него стрелять.
   – Получайте пленного, – обратился Портос к Арамису.
   – Вот и отлично! – воскликнул, смеясь, Арамис. – Клевещите-ка теперь на свои ноги!
   – Но ведь я схватил его не ногами, – грустно улыбнулся Портос, – а рукой.

Глава 27.
СЫН БИКАРА

   Бретонцы были очень горды этой победой, но Арамис не обнадеживал их.
   – Король, – сказал он Портосу, когда все разошлись по домам, – узнав о сопротивлении, распалится безудержным гневом, и после взятия острова, что неизбежно, все эти славные люди будут уничтожены огнем и мечом.
   – Отсюда следует, что наши действия бесполезны? – опросил Портос.
   – Пока что они, несомненно, принесли пользу, так как у нас есть пленный, – ответил епископ, – и от него мы узнаем о планах наших врагов.
   – Давайте допросим этого пленного. Способ заставить его говорить весьма прост: пойдем ужинать и пригласим его с нами: за вином он не замедлит заговорить.
   Они так и сделали. Офицер сначала был явно встревожен, но, увидев, с какими людьми он имеет дело, в скором времени успокоился. Не боясь скомпрометировать себя чрезмерною откровенностью, он подробно рассказал об отставке и отбытии во Францию д'Артаньяна. Он сообщил и о том, как после отъезда мушкетера новый командующий приказал напасть на Бель-Иль.
   На этом его показания, естественно, обрывались.
   Арамис и Портос обменялись взглядом, выражавшим отчаяние. Нечего больше рассчитывать на знаменитое воображение д'Артаньяна, нечего, следовательно, надеяться, в случае поражения, на его помощь!
   Продолжая допрос, Арамис осведомился у пленного о намерениях королевских военачальников в отношении тех, кто распоряжается на Бель-Иле.
   – Приказ, – отвечал офицер, – в бою убивать, после боя вешать.
   Арамис и Портос снова переглянулись; кровь бросилась им в лицо.
   – Я слишком легок для виселицы, – усмехнулся Арамис, – таких, как я, не повесишь.
   – А я слишком тяжел, – сказал Портос, – такие, как я, обрывают веревку.
   – Я уверен, – учтиво заметил пленный, – что мы были бы снисходительны и предоставили бы род смерти вашему выбору.
   – Тысяча благодарностей, – серьезно проговорил Арамис.
   Портос поклонился.
   – Еще по стаканчику, за ваше здоровье, – предложил он и выпил.
   В таких разговорах коротали они время за ужином.
   Офицер, оказавшийся человеком умным, понемногу поддавался обаянию ума Арамиса и сердечного простодушия великана Портоса.
   – Проспите меня, – начал он, – за вопрос, который я собираюсь задать, но люди, допивающие совместно шестую бутылку, имеют, пожалуй, право немножко забыться.
   – Задавайте же ваш вопрос, задавайте! – разрешил Портос.
   – Говорите, – добавил ваннский епископ.
   – Не служили ли вы, милостивые государи, в мушкетерах покойного короля?
   – Да, сударь, мы были королевскими мушкетерами, и превосходными мушкетерами, – ответил Портос.
   – Это верно; больше того, я сказал бы, что вы были лучшими среди лучших, когда б не боялся оскорбить память моего отца.
   – Вашего отца! – воскликнул Арамис.
   – Знаете ли вы, как меня зовут?
   – Нет, сударь, но если вы скажете…
   – Меня зовут Жорж де Бикара.
   – Ах! – вскричал Портос. – Бикара! Помните ли вы, Арамис, это имя?
   – Бикара! – задумался Арамис. – Мне кажется…
   – Вспомните хорошенько, сударь, – испросил офицер.
   – Это нетрудно! – воскликнул Портос. – Бикара, по прозвищу Кардинал… один из четырех явившихся воспрепятствовать нам в тот день, когда мы со шпагой в руке познакомились с д'Артаньяном.
   – Совершенно верно, господа.
   – Это был единственный, – улыбнулся Арамис, – кого мы не ранили.
   – Из этого следует, что он был превосходным воякой.
   – Эта правда, сущая правда, – одновременно заметили оба друга. – Господин де Бикара, мы весьма рады познакомиться с сыном столь храброго человека.
   Бикара пожал руки, протянутые ему бывшими мушкетерами. Арамис взглянул на Портоса, и его взгляд говорил: «Вот человек, который поможет нам».
   – Согласитесь, сударь, – обратился он к офицеру, – что отрадно быть честным всегда и везде?
   – Мой отец, сударь, постоянно повторял то же самое.
   – Согласитесь также, что довольно печально столкнуться с людьми, которых ждет смерть от мушкета или веревки, и узнать, что эти люди – старинные знакомый вашего уважаемого отца, знакомые, доставшиеся вам от него, так сказать, по наследству.
   – О, вы не обречены на такую ужасную участь, друзья мои, – возразил молодой человек.
   – Ба! Но ведь вы сами сказали об этом.
   – Я говорил это час назад, когда совершенно не знал вас, а теперь, когда я вас знаю, я говорю: вы избегнете этой горестной участи, если сами тою пожелаете.
   – Как это, если сами того пожелаем? – вскричал Арамис, в глазах которого загорелось нетерпение. Произнося эти слова, он попеременно смотрел на Портоса и офицера.
   – Лишь бы, – сказал Портос, глядя, в свою очередь, с благородным бесстрашием на Бикара, – лишь бы от нас не потребовали чего-нибудь унизительного.
   – От вас ничего не потребуют, господа, – продолжал офицер королевской армии. – В самом деле, какие требования можно к вам предъявлять? Если вас найдут, то предадут смерти; постарайтесь же, чтобы вас не нашли.
   – Полагаю, – с достоинством проговорил Портос, – полагаю, что я нисколько не ошибусь, если скажу: чтобы найти нас, нужно сначала проникнуть сюда.
   – Вы совершенно правы, друг мой, – медленно произнес Арамис, все еще испытующе глядя на Бикара, который хранил молчание и которому было явно не по себе. – Вам хочется, господин де Бикара, рассказать нам о чем-то важном, сделать нам какое-то весьма существенное признание, но вы не решаетесь на него, разве не так?
   – Милостивые государи, друзья! Если я позволю себе полную откровенность, то нарушу присягу. И все же я слышу голос, который заглушает мои сомнения и велит решиться на это.
   – Пушки! – воскликнул Портос.
   – Пушки и мушкетная трескотня! – подтвердил Арамис.
   Откуда-то издалека, со скал, донеслись зловещие звуки боя, но уже через мгновение все затихло.
   – Что это? – спросил Портос.
   – То, чего я больше всего опасался, – ответил Арамис. – Ведь атака, произведенная вашими солдатами, сударь, – продолжал он, обращаясь к Бикара, – была всего-навсего демонстрацией? И в то время, как ваши отряды отходили, уступая нашему натиску, вы были уверены, что вам удастся высадиться на другой стороне острова?
   – Да, и в нескольких пунктах.
   – В таком случае мы погибли, – спокойно заметил ваннский епископ.
   – Погибли! Это возможно, – согласился Портос. – Но ведь нас еще не схватили и не повесили.
   И с этими словами он встал из-за стола, подошел к стене, хладнокровно снял с нее свою шпагу и пистолеты и принялся осматривать их с тщательностью старого опытного солдата, идущего в бой и понимающего, что жизнь его в значительной мере зависит от качества и состояния оружия, с которым он пойдет на врага.
   При первых же пушечных выстрелах, при известии о том, что остров может быть внезапно захвачен королевскими войсками, растерявшаяся толпа устремилась в ворота форта. Народ искал у своих вождей помощи и совета.
   В окне, выходившем на главный двор, заполненный ожидающими приказаний солдатами и растерянными, умоляющими о помощи местными жителями, между двумя ярко горящими факелами показался бледный и подавленный Арамис.
   – Друзья мои, – начал д'Эрбле с мрачной торжественностью, отчетливо произнося каждое слово, – друзья, господин Фуке, ваш покровитель, ваш друг и отец, по приказу короля арестован и брошен в Бастилию.
   Продолжительный крик, исполненный ярости и угрозы, донесся до окна, перед которым стоял епископ, и этот крик вызвал в нем ответное чувство.
   – Отомстим же за господина Фуке! – кричали в толпе наиболее пылкие. Смерть королевским солдатам!
   – Нет, друзья, нет, – сурово сказал Арамис, – нет, не надо сопротивления. Король – хозяин у себя в королевстве. Король – исполнитель божественной воли. Бог и король поразили господина Фуке. Склонитесь же пред волей господней. Любите бога и короля, поразивших господина Фуке.
   Не мстите за вашего господина, не стремитесь отомстить за него. Вы напрасно пожертвуете собой, напрасно принесете в жертву ваших жен и детей, ваше имущество, вашу свободу. Сложите оружие, друзья мои! Сложите оружие, раз таков приказ короля, и мирно расходитесь по вашим домам! Это я вас прошу об этом, это я настаиваю на этом, и, если без этого не обойтись, я приказываю вам это от имени господина Фуке.
   В толпе, собравшейся под окном, прокатился продолжительный гул, порожденный гневом и ужасом.
   – Солдаты короля Людовика Четырнадцатого проникли на остров, – продолжал Арамис. – Теперь между вами и ими было бы ужо не сражение, а резня. Идите и забудьте о мщении. На этот раз я приказываю вам это именем господа бога.
   Мятежники, безмолвные и покорные, медленно расходились.
   – Но, черт подери! Что вы сказали! – воскликнул Портос.
   – Сударь, – обратился к епископу Бикара, – сударь, вы спасаете здешних жителей, но не спасаете ни себя, ни вашего друга.
   – Господин де Бикара, – молвил с исключительным благородством и такой же учтивостью ваннский епископ, – господин де Бикара, будьте любезны считать себя с этой минуты свободным.
   – Чрезвычайно охотно, но…
   – Но вы окажете этим услугу и нам, ибо, сообщив начальнику экспедиции, представляющему здесь короля, о покорности жителей острова, вы не преминете, конечно, рассказать ему и о том, как эта покорность была достигнута, и тем самым добьетесь и для нас какой-нибудь милости.
   – Милости! – вскричал с горящими от гнева глазами Портос. – Милости!
   Но откуда вы взяли подобное слово?
   Арамис резко дернул за локоть своего давнего друга, как он делал это не раз в незабвенные дни их молодости, когда хотел показать Портосу, что он допустил или собирается допустить какой-нибудь промах. Портос понял и замолчал.
   – Я отправляюсь, – согласился Бикара, также несколько удивленный словом милость, слетевшим с уст гордого мушкетера, славные деяния которого он сам всего несколько мгновений назад так восхвалял.
   – Отправляйтесь, господин де Бикара, – сказал Арамис, раскланиваясь с ним на прощанье, – и, покидая нас, примите изъявление нашей глубокой признательности.
   – Но вы, господа, вы, кого я имею честь называть своими друзьями, поскольку вы соблаговолили даровать мне это лестное право, что станется с вами? – спросил взволнованный офицер, прощаясь со старыми знакомыми и долгими противниками своего отца.
   – Мы не уйдем отсюда.
   – Но, боже мой! Приказ в отношении вас не оставляет места сомнениям!
   – Я ваннский епископ, господин де Бикара, а в наши дни епископа не расстреливают, как не вешают дворянина.
   – Да, да, сударь, да, монсеньер, вы правы, конечно, вы правы; вы располагаете еще этой возможностью спасти свою жизнь. Итак, я отправляюсь к начальнику экспедиции. Прощайте же, господа, или, правильнее сказать, до свидания!
   С этими словами офицер вскочил на коня, оседланного для него по приказанию Арамиса, и поскакал в том направлении, откуда донеслись выстрелы, прервавшие беседу обоих друзой с их благородным пленником.
   Арамис посмотрел ему вслед и, оставшись наедине с Портосом, сказал:
   – Итак, вы понимаете?
   – Нет, клянусь честью, не понимаю.
   – Разве Бикара не стеснял нас своим присутствием?
   – Нет, ведь он славный малый.
   – Согласен. Но разве необходимо, чтобы всему свету было известно о пещере Локмария?
   – Ах, вот вы о чем! Это верно; теперь понимаю. Значит, мы спасаемся в нашей пещере.
   – Если вы понимаете, – возбужденно проговорил Арамис, – в дорогу, друг Портос! Баркас ожидает нас, и мы еще не схвачены королем.

Глава 28.
ПЕЩЕРА ЛОКМАРИЯ

   От мола до пещеры Локмария было не близко, и обоим друзьям пришлось затратить немало сил, пока они добрались до нее.
   Было поздно; в форту пробило двенадцать; Портос и Арамис были обременены золотом и оружием. Они шли по прибрежной пустоши, тянувшейся от мола до самого входа в пещеру; каждый шорох заставлял их настораживаться, так как они опасались засад.
   Слева тянулась дорога, которой они тщательно избегали. Время от времени на ней появлялись беженцы, выгнанные из расположенных в глубине острова домов грозным известием о высадке королевских солдат. Укрываясь за скалами, Арамис и Портос ловили слова этих несчастных, трепетавших за свою жизнь и уносивших на себе самое ценное из своего скудного скарба, и старались извлечь, вслушиваясь в их горестные стенания, полезные для себя сведения.
   Наконец после поспешного перехода с несколькими остановками, к которым их побуждала осторожность, Арамис и Портос достигли глубоких пещер, куда предусмотрительный ваннский епископ распорядился перекатить на катках добротный баркас, способный в это спокойное время года выдержать плаванье по открытому морю.
   – Дорогой друг, – сказал Портос, отдышавшись до того шумно, что можно было подумать, будто по соседству кто-то раздувал кузнечные мехи, – вы, кажется, упоминали о трех слугах, которые должны сопутствовать нам. Я их что-то не вижу. Где же они?
   – Вы их и не могли бы увидеть, дорогой Портос. Они дожидаются нас в пещере и сейчас, надо полагать, отдыхают после столь утомительной и хлопотливой работы.
   И Арамис остановил Портоса, который собрался было спуститься в пещеру.
   – Нет, Портос! Позвольте мне пройти первому. Дело в том, что вы не знаете условного знака, о котором я договорился с моими людьми, и они, не слыша его, вынуждены будут стрелять или, пользуясь темнотой, бросят в вас нож.
   – Идите, дорогой Арамис, идите вперед, вы, как всегда, – воплощенная мудрость и осторожность. К тому же я снова ощущаю слабость в ногах, о которой я уже говорил.
   Усадив Портоса на камень у входа в пещеру, Арамис, пригнувшись, проник в нее и закричал по-совиному. Из глубины подземного хода ему ответило жалобное воркованье и едва различаемый вскрик. Арамис осторожно пошел вперед и вскоре был остановлен таким же криком совы, как тот, которым епископ первым возвестил о себе. О ют крик раздался в десяти шагах от него.
   – Вы здесь, Ив? – спросил епископ.
   – Да, монсеньер. Генек и сын также со мной.
   – Хорошо. У вас все готово?
   – Да, монсеньер.
   – Идите к выходу из пещеры, мой славный Ив. Там вы найдете господина де Пьерфона; он отдыхает, устав от ходьбы. Если окажется, что он не в силах передвигаться самостоятельно, возьмите его на плечи и принесите сюда.