Дюма Александр. Виконт де Бражелон или десять лет спустя

   Три бретонца пошли исполнять приказание. Но предусмотрительность Арамиса оказалась излишней. Отдохнувший Портос уже начал спускаться по подземному ходу, и его тяжелые шаги гулко отдавались под сводами, опиравшимися на естественные колонны из гранита и кварца.
   Как только барон подошел к епископу, бретонцы зажгли захваченный ими с собою фонарь, и Портос уверил своего друга, что он чувствует в себе столько же сил, как всегда.
   – Осмотрим баркас, – сказал Арамис, – и прежде всего проверим, все ли туда уложено.
   – Не подносите слишком близко огня, – предупредил хозяин баркаса, которого звали Ив, – так как, следуя вашему предписанию, я поместил под кормовою скамьей бочонок пороху и заряды для наших мушкетов, которые вы прислали мне из форта.
   – Хорошо, – согласился Арамис.
   И, взяв в руки фонарь, он тщательно осмотрел баркас, с предосторожностями человека не робкого, но вместе с тем и не закрывающего глаза на опасность.
   Лодка была длинная, легкая, небольшого водоизмещения и с узким килем – одним словом, из тех, какие всегда так искусно строили на Бель-Иле. У нее был высокий борт, она была устойчива, и подвижна, и снабжена щитами, из которых во время дурной погоды сооружалась своего рода палуба, защищающая гребцов от волны.
   В двух плотно закрытых ящиках под носовой и кормовой скамьями Арамис нашел хлеб, печенье, сушеные фрукты, большой кусок сала и порядочный запас воды в бурдюках; всего этого было совершенно достаточно для людей, которые не собирались уходить далеко в открытое поре и в случае необходимости имели возможность возобновить свои продовольственные запасы.
   Оружие – восемь мушкетов и столько же пистолетов – находилось в отличном состоянии и было заранее заряжено. На всякий случай здесь были еще запасные весла и небольшой парус.
   Осмотрев все эти вещи и выразив свое удовлетворение, Арамис сказал:
   – Давайте обсудим, дорогой Портос, как нам быть с нашим баркасом: попытаемся ли мы протащить его через неизвестное нам устье пещеры, следуя по имеющемуся в ней спуску, пли, быть может, лучше перекатить его на катках под открытым небом, проложив через вереск дорогу к берегу, который образует тут невысокий обрыв – но выше двадцати футов, – причем прямо под ним хорошее дно и вода, достигающая во время прилива глубины в двадцать пять – тридцать футов.
   – Тут дело не только в этом, монсеньер, – почтительно проговорил Ив.
   – Но я думаю, что, двигаясь по спуску в полнейшей тьме, мы не сможем с такою же легкостью обращаться с нашим баркасом, как если изберем путь под открытым небом. Я хорошо знаю тот берег, о котором вы говорите, и могу вас уверить, что он гладок, как садовый газон. Пещера же забита камнями; кроме того, монсеньер, устье ее, выводящее к морю, настолько узко, что наш баркас, может статься, и не пройдет.
   – Я произвел обмер, – сказал ваннский епископ, – и знаю наверное, что он безусловно пройдет.
   – Хорошо, монсеньер, соглашаюсь с вами, но ваше преосвященство знает, разумеется, и о том, что, если мы не свалим большого камня – того самого, под которым всегда проходит лисица и который загораживает собой устье, словно огромная дверь, – нам не протащить лодки к воде.
   – Свалим, – успокоил их Портос, – это сущие пустяки.
   – О, я знаю, что монсеньер обладает силою десятерых, только это будет трудно даже ему.
   – Полагаю, что наш хозяин прав, – возразил другу Арамис, – попробуем протащить баркас по вересковой поляне.
   – Тем более, монсеньер, – продолжал рыбак, – что нам никак не выбраться в море до наступления дня – столько еще у нас дел впереди. А когда рассветет, нам придется поставить где-нибудь повыше, над нашей пещерой, зоркого караульного – это совершенно необходимо – чтобы следить за движением подстерегающих нас врагов.
   – Да, да, Ив, вы правы; действуйте, перекатываете баркас туда, куда мы решили.
   Подложив под лодку катки, трое дюжих бретонцев собрались уже тащить ее на новое место, как вдруг вдали послышался яростный лай собак. Арамис выбежал из пещеры, Портос торопливо пошел вслед за ним.
   Заря окрашивала волны и расстилающуюся пред ними равнину в пурпур и перламутр; в полусвете виднелись кривые, чахлые, грустного вида ели, умудрившиеся вырасти на голых камнях, и большие стаи ворон, медленно размахивающих черными крыльями над тощими полями гречихи. До восхода солнца оставалось не более четверти часа. Проснувшиеся птички радостно щебетали, возвещая природе наступление дня.
   Лай, прервавший работу трех рыбаков и заставивший Арамиса и Портоса выйти наружу, раздавался теперь в глубоком ущелье, приблизительно на расстоянии лье от пещеры.
   – Это свора, – заметил Портос, – собаки бегут по какому-то следу.
   – Что это значит? Кто охотится в такое тревожное время? – воскликнул Арамис.
   – И особенно здесь, – подхватил Портос, – здесь, где ожидают прихода королевских солдат.
   – А шум все приближается. Да, вы правы, Портос, собаки бегут по следу. Эй, эй! – внезапно закричал Арамис. – Ив, Ив, подите сюда!
   Бросив каток, который он собирался подложить под баркас, когда крик епископа оторвал его от этого дела, Ив явился на зов Арамиса.
   – Чья это охота, хозяин? – спросил Портос.
   – Никак не возьму в толк, монсеньер. В такой момент сеньор Локмарии не стал бы охотиться. Нет, не стал бы, и, однако, собаки…
   – Быть может, они вырвались из его псарни?
   – Нет, – сказал подошедший Генск, – это не собаки сеньора Локмарии.
   – Предосторожности ради вернемся в пещеру, – предложил Арамис, – лай приближается, и скоро мы узнаем в чем дело.
   Они вернулись, но не прошли в темноте и каких-нибудь ста шагов, как до их слуха, донесся, звук, напоминающий глухой вздох человека: стремительная, задыхающаяся, перепуганная лисица мелькнула перед беглецами, как молния, и, перескочив через лодку, скрылась, оставив за собой резкий запах, в течение нескольких секунд сохранявшийся под низкими сводами подземного хода.
   – Лисица! – крикнули бретонцы с радостным изумлением, свойственным всем охотникам.
   – Проклятие! – воскликнул епископ. – Наше убежище обнаружено.
   – Как? – спросил Портос. – Нам надо бояться лисицы?
   – Ах, друг мой, о чем вы толкуете! Разве меня тревожит лисица? Дело не в ней, черт возьми. Неужели вам не известно, что за лисицей – собаки, а за собаками – люди?
   Как бы в подтверждение слов Арамиса лай разъяренной своры, с невероятною быстротой преследовавшей зверя, стремительно приблизился. В то же мгновение на маленькой полянке перед входом в пещеру появилось свора разгоряченных собак; они наполнили ее неистовым лаем, напоминавшим победные звуки фанфар.
   – Вот и собаки, – сказал Арамис, смотревший сквозь небольшое отверстие, пробитое между двумя смыкавшимися вплотную скалами. – Сейчас мы узнаем, кто же охотники.
   – Если это сеньор Локмарии, – заметил хозяин баркаса, – то он пустит своих собак внутрь пещеры, но сам сюда не войдет, так как знает по опыту, что лисица выйдет с другой стороны. Туда-то он и отправился, чтобы подстеречь ее появление.
   – Это сеньор Локмарии, – ответил, невольно бледнея, епископ.
   – Кто же?
   – Смотрите!
   Портос прильнул глазом к отверстию и увидел на холме дюжину всадников, гнавших лошадей по следу собак и кричавших: «Ату, ату!»
   – Гвардейцы! – воскликнул Портос.
   – Да, друг мой, гвардейцы.
   – Гвардейцы, вы говорите – гвардейцы! – всполошились, в свою очередь, побледнев, бретонцы.
   – И во главе их Бикара на моем сером коне, – продолжал Арамис.
   В этот момент собаки, точно лавина стремились в пещеру и огласили ее оглушительным лаем.
   – Ах, черт! – вскричал Арамис, овладевший собою и возвративший себе при виде этой несомненной и неизбежной опасности все свое хладнокровие.
   – Я знаю, что мы погибли, но у нас остаются все же кое-какие возможности. Если гвардейцы, последовав за собаками, увидят, что у пещеры есть выход, рассчитывать больше не на что, так как, ворвавшись сюда, они обнаружат и лодку, и нас самих. Нельзя, следовательно, допустить, чтобы собаки вышли отсюда, и нужно, чтобы их хозяева сюда но вошли.
   – Это верно, – согласился Портос.
   – Вы понимаете, – отвечал епископ резко и точно, будто отдавал приказ на поле боя, – здесь шесть собак, они задержатся возле большого камня, под которым проскользнула лисица; и там, в слишком узком для них проходе, они будут остановлены и убиты.
   Бретонцы с ножами в руках устремились вперед. Через несколько минут послышались визг и предсмертные хрипы; потом все смолкло.
   – Хорошо, – холодно заметил Арамис. – Теперь очередь за хозяевами.
   – Что делать? – спросил Портос.
   – Подождать их появления, спрятаться и убить.
   – Убить? – повторил Портос.
   – Их шестнадцать… пока их только шестнадцать.
   – И хорошо вооруженных, – добавил Портос с улыбкой, свидетельствовавшей о том, что хоть в этом он находит для себя известное утешение.
   – Это займет десять минут, – сказал Арамис.
   И он с решительным видом взялся за мушкет, зажав зубами охотничий нож.
   – Ив, Генек и его сын, – продолжал Арамис, – будут подавать нам мушкеты. Мы будем стрелять в упор. Мы сможем уложить восьмерых прежде, чем остальные узнают об этом; затем все вместе – а нас все-таки пятеро – мы ножами прикончим и остальных.
   – А как же с беднягой Бикара? – поинтересовался Портос.
   Арамис на секунду задумался, затем холодно произнес:
   – Бикара первого; он знает нас, друг Портос.

Глава 29.
ПЕЩЕРА

   Несмотря на своего рода пророческий дар, который был замечательной чертой в характере Арамиса, события, как и все, что подвержено превратностям случая, развернулись иначе, чем предполагал ваннский епископ.
   Бикара, конь которого был много лучше, чем кони его товарищей, доскакав раньше других до входа в пещеру, понял с первого взгляда, что и лиса и собаки – все исчезло в этой дыре. Но, пораженный тем суеверным страхом, который охватывает человека перед всяким подземным ходом, как, впрочем, и перед всякой тьмой, он остановился, решив подождать, пока соберутся все остальные.
   – В чем дело? – закричали, не понимая причины его бездействия, запыхавшиеся от скачки охотники.
   – Ничего особенного, только собак больше не слышно; надо думать, что и лисицу, и всю нашу свору поглотил этот подземный ход.
   – Собаки идут по слишком хорошему следу, чтобы сбиться с него, – сказал один из гвардейцев. – К тому же мы бы слышали, как они тычутся то в одну, то в другую сторону. Надо думать, как говорит Бикара, что они и в самом деле проникли в эту пещеру.
   – Но в таком случае, – спросил рослый молодой человек, – почему они не подают голоса?
   – Это странно, – заметил другой.
   – Ну что ж, – предложил третий, – давайте войдем в пещеру. Или, быть может, вход в нее воспрещен?
   – Нет, – возразил Бикара, – но там темно, как в печной трубе, и к тому же в ней нетрудно свернуть себе шею.
   – И подтверждение этому наши собаки, – добавил все тот же гвардеец. По-видимому, с ними это самое и случилось.
   – Что за черт? Куда ж они делись? – воскликнули хором гвардейцы.
   И хозяева пропавших собак принялись звать их по имени или свистать особым, известным им образом, но ни одна не откликнулась ни на зов, ни на свист.
   – А что, если это заколдованная пещера! – вскричал Бикара. – Ну что ж! Посмотрим.
   И, соскочив с коня, он вошел в нее.
   – Погоди, погоди! Я пойду с тобой! – крикнул одни из гвардейцев, видя, что Бикара готов уже исчезнуть в ее полумраке.
   – Нет, не надо, – отвечал Бикара, – тут и в самом деле что-то загадочное. Незачем рисковать всем сразу. Если через десять минут я не вернусь, входите, но в этом случае входите уже все вместе.
   – Пусть так, – согласились с ним молодые люди, не видевшие в предприятии Бикара опасности для него. – Хорошо, мы подождем.
   И, не сходя с лошадей, они собрались в круг возле входа в пещеру.
   Между тем Бикара один, в полном мраке, ощупью пробирался по подземному ходу, пока не наткнулся на мушкет Портоса. Препятствие, с которым встретилась его грудь, удивило его, и, протянув руку, он ухватился за холодное как лед дуло мушкета.
   Нож Ива был уже занесен над молодым человеком, и тот неминуемо пал бы от страшного удара бретонской руки, но в последний момент ее остановила железная рука Портоса. В непроглядной тьме послышался голос, похожий на глухое рычание:
   – Не хочу, чтоб его убивали.
   Бикара оказался между неведомым ему покровителем и тем, кто покушался на его жизнь; и тот и другой внушали ему одинаковый ужас. Несмотря на всю свою храбрость, он дико вскрикнул. Платок Арамиса, которым тот зажал ему рот, заставил его замолчать.
   – Господин де Бикара, – зашептал ваннский епископ, – мы не хотим вашей смерти, и вы должны верить этому, если узнали нас, но при первом же слове, сорвавшемся с ваших уст, при первом стоне, при первом вздохе мы будем вынуждены убить вас, как убили ваших собак.
   – Да, господа, я вас узнаю, – так же шепотом ответил молодой человек.
   – Но каким образом вы тут оказались? Что вы тут делаете? Несчастные!
   Несчастные! Я считал, что вы в крепости.
   – А вы, сударь, вы, сколько помнится, должны были добиться для нас известных условий?
   – Я сделал, что мог, господа, но… но существует определенный приказ…
   – Расправиться с нами?
   Бикара ничего не ответил. Ему было тягостно говорить с дворянами о веревке.
   Арамис понял молчание своего пленника.
   – Господин Бикара, вы были бы уже трупом, если б мы но приняли во внимание вашу молодость и наши давние связи с вашим отцом; вы и теперь можете выйти отсюда, поклявшись, что не станете рассказывать вашим товарищам о том, что видели здесь.
   – Не только клянусь, что ничего не стану рассказывать, – проговорил Бикара, – но клянусь также и в том, что сделаю все, лишь бы помешать им проникнуть сюда.
   – Бикара! Бикара! – донеслось снаружи несколько голосов.
   – Отвечайте! – приказал Арамис.
   – Я здесь! – прокричал Бикара.
   – Идите! Мы полагаемся на ваше честное слово.
   Бикара двинулся по направлению к свету. В пещере показались силуэты нескольких человек. Бикара бросился навстречу друзьям, чтобы вернуть их назад. Он столкнулся с ними в начале подземного коридора, и который они уже успели войти.
   Арамис и Портос насторожились, как люди, жизнь которых повисла на волоске.
   Бикара, сопровождаемый своими друзьями, дошел до выхода из пещеры.
   – О, о! – заметил один из них, когда они вышли на свет. – Какой же ты бледный!
   – Бледный? – вскричал другой. – Ты хочешь сказать – зеленый!
   – Что вы! – проговорил Бикара, стараясь взять себя в руки.
   – Что, ради бога, скажи, что с тобой приключилось? – раздалось сразу несколько голосов.
   – В твоих жилах, мой бедный друг, не осталось ни капли крови, – предположил кто-то.
   – Господа, не шутите, ему сейчас станет дурно, и он грохнется в обморок. У кого есть нюхательная соль?
   Все разразились хохотом. Все эти словечки, эти остроты носились вокруг бедного Бикара, как пули в гуще сражения. Пока продолжался этот ливень вопросов, Бикара успел немного прийти в себя.
   – Что я, по-вашему, мог там увидеть? Мне было жарко, когда я спускался в эту пещеру, там меня сразу охватил ледяной холод, вот и все.
   – Но собаки? Что сталось с собаками? Ты видел их? Ты что-нибудь знаешь о них?
   – Они побежали, надо думать, другим путем.
   – Господа, – начал один из молодых людей, столпившихся вокруг Бикара.
   – Во всем этом, в бледности и молчании нашего друга заключена тайна, которую он не может или не хочет открыть. Но, по-моему, дело ясное – Бикара что-то видел в пещере. Мне любопытно взглянуть, что же это такое, даже если это сам дьявол. В пещеру, друзья, в пещеру!
   – В пещеру! – повторили за ним и все остальные.
   Эхо донесло эти слова к Портосу и Арамису, воспринявшим их как грозное предупреждение. Бикара, устремившись вперед и загораживая дорогу товарищам, прокричал:
   – Господа, господа! Ради бога, умоляю вас, не входите!
   – Но что же страшного в этой пещере?
   – Говори, Бикара!
   – Несомненно, он видел в ней дьявола, – засмеялся тот, кто первым высказал это предположение.
   – Если он и в самом деле видел в ней дьявола, пусть не будет в таком случае эгоистом, пусть позволит и нам поглядеть на него, – закричали со всех сторон.
   – Господа, господа, умоляю вас! – настаивал Бикара.
   – Дай же пройти!
   – Умоляю вас, не входите!
   – Ты же входил!
   Конец этим препирательствам положил один офицер, человек более зрелого возраста, чем все остальные. Он все время молча стоял позади и до этого не промолвил ни слова. Выйдя вперед, он произнес невозмутимо спокойным тоном, составлявшим контраст с царившим кругом оживлением:
   – Господа, в пещере действительно кто-то или что-то таится. Не будучи дьяволом, это нечто смогло заставить, однако, замолчать наших собак. Надо узнать, что же представляет собой это нечто.
   Бикара сделал последнюю попытку не пустить в пещеру товарищей, но его усилия оказались напрасными. Тщетно цеплялся он за выступы скал, чтобы загородить проход своим телом; толпа молодых людей ворвалась в пещеру, следуя за офицером, который заговорил последним, но первым, со шпагой в руке, бросился навстречу Незримой опасности.
   Бикара, отброшенный в сторону и лишенный возможности идти вслед за друзьями, так как в последнем случае он был бы в глазах Портоса и Арамиса предателем и Клятвопреступником, в мучительном ожидании, со все еще умоляюще протянутыми руками, прислонился к шероховатой стене утеса, надеясь, что и здесь его смогут поразить пули мушкетеров Людовика Тринадцатого.
   Что до гвардейцев, то они уходили все дальше и дальше, и их голоса становились все глуше. Вдруг, прогремев под сводами, точно гром, раздался грохот мушкетов. Две-три пули расплющились об утес, у которого стоял Бикара. В то же мгновение послышались вопли, проклятья, стоны, и вслед за тем из подземелья стали выбегать офицеры. Иные из них были бледны как смерть, другие залиты кровью, и все окутаны густым дымом, валившим из глубины пещеры наружу.
   – Бикара, Бикара! – кричали разъяренные беглецы. – Ты знал о засаде в пещере и не предупредил нас об этом! Бикара, ты причина смерти четверых наших! Горе тебе, Бикара!
   – Это ты виноват в том, что меня ранили насмерть, – прохрипел один из молодых людей, собирая в горсть свою кровь и обрызгав ею лицо Бикара, пусть же кровь моя падет на тебя!
   И он в агонии свалился у ног Бикара.
   – Но скажи, скажи наконец, кто там скрывается! – послышалось несколько бешеных голосов.
   Бикара молчал.
   – Скажи или умрешь! – крикнул раненый, становясь на колено и поднимая на Бикара бессильный клинок.
   Бикара подбежал к нему и подставил свою грудь под удар, но раненый упал с тем, чтобы никогда уже не подняться, испуская последний вздох.
   Бикара с взъерошенными волосами, с блуждающим взглядом, окончательно потеряв рассудок, бросился внутрь пещеры, горестно восклицая:
   – Да, да, вы правы! Меня нужно убить! Я допустил, чтоб погибли мои товарищи! Я подлец!
   И, отшвырнув с силою шпагу, чтобы отдать свою жизнь не защищаясь, Бикара, опустив голову, прыгнул в темноту подземелья. Одиннадцать оставшихся в живых из шестнадцати устремились за ним.
   Но им не удалось пройти дальше, чем первым: новый удар уложил на холодном песке еще пятерых, и так как не было никакой возможности определить, откуда вылетают эти смертоносные молнии, остальные отступили в неописуемом ужасе.
   Но Бикара, живой и невредимый, не бежал с остальными; он сел на обломок скалы и стал ждать дальнейших событий.
   Оставалось только шесть офицеров.
   – Неужели, – заговорил один, – это и в самом деле сам дьявол?
   – Гораздо хуже, – бросил в ответ другой.
   – Давайте спросим у Бикара; ему это, бесспорно, известно – Но где он?
   Молодые люди, осмотревшись вокруг, так и не нашли Бикара.
   – Он убит! – раздалось два-три голоса.
   – Нет, – возразил кто-то из офицеров. – Я видел его в дыму, уже после залпа; он в пещере; он уселся на камень; он дожидается нашего возвращения.
   – Он, конечно, знает, кто там – Но откуда?
   – Он был в плену у мятежников.
   – Верно. Давайте позовем его и узнаем, кто наши врат.
   И все принялись кричать:
   – Бикара! Бикара!
   Но Бикара не ответил.
   – Хорошо, – сказал офицер, тот самый, который показал себя в этом деле столь хладнокровным, – он нам больше не нужен, сюда идут подкрепления.
   И действительно, отряд гвардейцев, человек в семьдесят пять или восемьдесят, отставший от офицеров, которых увлек пыл охоты, приближался в полном порядке под начальством капитана и старшего лейтенанта Пять офицеров подбежали к своим солдатам и, рассказав с вполне понятным волнением и красноречием о случившемся, обратились к ним с просьбой о помощи.
   Капитан, перебив их, спросил:
   – Где ваши товарищи?
   – Пали.
   – Но вас было шестнадцать.
   – Десять убито, Бикара в пещере, остальные пять перед вами.
   – Бикара в плену?
   – Возможно.
   – Нет, нет, вот он! Смотрите!
   Бикара и в самом деле показался у выхода из пещеры.
   – Он подает нам знак приблизиться, – заметили офицеры. – Идем!
   И все направились к Бикара.
   – Сударь, – обратился к нему капитан, – меня уверяет, будто вы знаете, кто те люди, которые так отчаянно защищаются в этой пещере. Именем короля приказываю оказать все, что вам известно.
   – Господин капитан, – отвечал Бикара, – вы не должны больше давать мне приказаний подобного рода: меня только что освободили от честного слова, и я являюсь к вам от имени этих людей.
   – Сообщить, что они сдаются?
   – Сообщить, что они полны решимости драться до последнего вздоха.
   – Сколько же их?
   – Двое.
   – Их двое, и они хотят диктовать условия?
   – Их двое, но они убили уже десятерых наших.
   – Что же это за люди? Титаны?
   – Больше. Вы помните историю бастиона Сен-Жерве, господин капитан?
   – Еще бы! Четверо мушкетеров сопротивлялись там против целой армии.
   – Так вот, двое из этих мушкетеров в пещере.
   – Как их зовут?
   – Тогда их звали Портосом и Арамисом. Теперь их зовут господин д'Эрбле и господин дю Валлон.
   – Ради чего они все это делают?
   – Они удерживают Бель-Иль для господина Фуке.
   При упоминании двух этих имен, прославленных имен Портоса и Арамиса, среди солдат пробежал восхищенный шепот.
   – Мушкетеры, мушкетеры, – повторяли они.
   И у всех этих отважных юношей при мысли о том, что им предстоит сразиться с двумя самыми прославленными вояками старой армии, сердце замирало от ужаса, смешанного с восторгом. И в самом деле, эти четыре имени – д'Артаньян, Атос, Портос и Арамис – были глубоко почитаемы всяким, кто носил шпагу, подобно тому как в древности почитались имена Геракла, Тесея, Кастора и Поллукса.
   – Два человека! – вскричал капитан. – И двумя залпами они убили десять моих офицеров! Это невозможно, господин Бикара!
   – Господин капитан, – отвечал Бикара, – я не говорил вам о том, что с ними нет еще двух или трех человек; ведь и у мушкетеров бастиона Сен-Жерве было трое или четверо слуг. Но поверьте мне, я видел этих людей, я был взят ими в плен, я знаю, что они представляют собой; они вдвоем в состоянии истребить целый корпус.
   – Мы это увидим, и очень скоро. Внимание, господа!
   После этого ответа никто не позволил себе ни одного слова: все приготовились беспрекословно повиноваться своему начальнику.
   Один Бикара решился на последнюю попытку остановить капитана.
   – Сударь, – сказал он вполголоса, – поверьте мне, пойдемте своею дорогой; эти два человека, эти два льва, на которых мы нападаем, будут защищаться до последнего вздоха. Они уже убили десятерых наших, они убьют вдвое больше и кончат тем, что убьют себя, но они не сдадутся. Что мы выиграем от подобной победы?
   – Мы выиграем, сударь, то, – отвечал капитан, – что оградим себя от позора, который неминуемо пал бы на нас, если бы восемьдесят королевских гвардейцев отступили перед двумя мятежниками. Последовав вашим советам, я потеряю честь, – а лишившись чести, я опозорю всю армию. Вперед!
   И он первый направился к пещере. Дойдя до входа, капитан велел солдатам остановиться.
   Он сделал это затем, чтобы дать Бикара и его товарищам время рассказать подробнее о пещере, затем, когда ему показалось, что для знания обстановки полученных сведений совершенно достаточно, он разделил свой отряд на три взвода, которые должны были двигаться один за другим и вести огонь по всем направлениям. Несомненно, что при этой атаке можно потерять еще пять человек, может быть, даже десять, но, разумеется, дело кончится тем, что мятежники будут взяты, так как другого выхода из пещеры не существует, и в конце концов не смогут же двое перебить восемьдесят человек, – Господин капитан, – попросил Бикара, – разрешите идти в голове первого взвода.
   – Хорошо! – отвечал капитан. – Такая честь принадлежит вам по праву.
   Делаю вам этот подарок.
   – Благодарю вас! – произнес молодой человек со всей твердостью, свойственной его роду.
   – Берите же шпагу!
   – Я пойду без оружия, господин капитан, я иду не для того, чтобы убивать, я иду, чтобы быть убитым.
   И, став впереди первого взвода, с непокрытой головой И скрещенными на груди руками, он произнес:
   – Вперед, господа!