Страница:
покойниками для последующего отпевания. Дядя Саша панически боялся
мертвецов, но по долгу службы зашел туда за Камо. Тот стал истово молиться,
дядя Саша, стоя в полутемной часовне рядом с Камо, последовал его примеру. И
вдруг, Камо медленно поворачивает к дяде Саше свое лицо, на котором
изобразил страшнейшую гримасу. Камо был мастер по таким "прикидам", он
несколько лет успешно изображал из себя сумасшедшего. Дядя Саша был очень
нервным и возбудимым человеком; увидев страшную "рожу" Камо, да еще в
часовне с гробами, он истошно закричал и выбежал вон. Когда же детектив
опомнился от ужаса и бросился обратно, Камо и след простыл. Все сыскное
отделение полиции смеялось над этим происшествием.
Дядя Саша женился несколько раз и все как-то случайно. Когда бабушка
спросила брата, почему он женился на мегрелке из деревни, которая не то, что
русского, грузинского языка не знала, да к тому же была старше него на 5
лет, тот отвечал:
- А кто же еще жениться на такой?
"Тетя Надя" пережила своего молодого мужа лет на 60 и умерла 105 лет от
роду, воспитав четверых детей от дяди Саши, дала им всем высшее образование.
Но возвратимся к тому, как дядя Саша все-таки учил свою мегрелку-жену
русскому языку. Будучи полицейским, он привязывал жену к дереву, и начинал
обучение русскому языку почему-то со слова "врач". Ну, какой мегрел сможет
произнести слово "врач"? Да он язык сломает при этом! Поэтому тетя Надя
произносила это слово как "рача".
- Ах, "рача", мегрельская рожа, я покажу тебе "рачу"! - орал дядя Саша
и кидал в жену всеми попавшимися под руку предметами: яблоками, бутылками,
тарелками, табуретом ...
- А ну, скажи, как положено - "врач"!
- "Рача!" - упрямо повторяла тетя Надя.
Не выдержав преподавательского труда, дядя Саша сбежал от тети Нади к
некоей Нюрке, с которой уехал куда-то в глубинку России, где и сгинул ...
Но я был прирожденным преподавателем - я выучил жену английскому лучше,
чем она знала немецкий, который изучала и в школе, и в ВУЗе. Я просто
прекратил говорить с ней по-русски... Но нервы-то тратились, и я все чаще
стремился уйти из дома куда-нибудь подальше. Мечтал, конечно, о Москве, о
Насте - днем, и ночью - во снах. Иногда называл жену Настей, ну и получал за
это. Никому не советую жениться на силовых спортсменках - штангистках,
боксерках и тому подобных. Напомню, что Лиля была спортивной гимнасткой, а
это тоже очень даже силовой вид спорта!
Но один важный вывод я при этом сделал - если одновременно
"встречаешься" с несколькими дамами, то позаботься, чтобы их звали
одинаково. Это же так легко сделать! Ну, не выбирай себе в подруги Гертруду,
Степаниду или Домну, а - Машу, Настю, Олю или Тамару. Кстати, забегая
вперед, доложу, что в годы моего сексуального расцвета имя "Тамара" было
очень популярно. И я избрал его в качестве эталонного. Многие годы подряд у
меня были одни только Тамары, и параллельно и последовательно. Друзья даже
прозвали меня "Тамароведом". Я даже и сейчас обвенчан с Тамарой.
Но это все пришло гораздо позже, а пока наступила летняя сессия, после
которой - летняя производственная практика в ЦНИИСе. И хотя ребят нашей
специальности и так на практику направляли в ЦНИИС, я, не рассчитывая на
случай, запасся соответствующим письмом оттуда. Жена же осталась на практике
в Тбилиси, поближе к дому.
Но, наконец, прошла сессия, все сдано на "отлично", и я еду в Москву!
Со мной вместе едут студенты - мои целинные приятели - "старик" Серож
Калашян, комсорг Левон Абрамян, веселый парень-музыкант Толик Лукьянов,
"Крисли" Сехниашвили - сын проректора, проводившего со мной собеседование.
Все мы направлены на летнюю практику в ЦНИИС, и нас впятером поселяют в
знакомое общежитие МИИТа в большую комнату на 2-м этаже.
Я в Тбилиси тайком откладывал деньги в "заначку", и по дороге в
общежитие зашел в ювелирный отдел Марьинского Мосторга и купил для Насти
обручальное кольцо.
Я едва дождался вечера и, увидев с улицы, что в заветной комнате
зажегся свет, бегом взлетел на четвертый этаж и, еле сдерживая удары сердца,
постучал в эту заветную комнату. Крик: "Да!". Открываю дверь - Настя с Зиной
сидят вдвоем и пьют чай с баранками.
Увидев меня, девушки и не приподнялись со своих мест, только как-то
странно переглянулись. Зина со словами "третий лишний" выпорхнула в коридор,
а я, поцеловав Настю, сел на ее место. Меня удивило, насколько холодной была
наша встреча. "Стыдится Зины, наверное", - подумал я и протянул Насте
коробку с кольцом.
Что это? - недоверчиво спросила она, - но раскрыв коробку даже ахнула.
Она быстро примерила кольцо, потом сняла его, посмотрела на внутреннюю
сторону, убедилась, что оно золотое, и снова надела его, любуясь обновкой.
Оно мое? - как-то загадочно спросила Настя, и, получив утвердительный
ответ, сказала, - мне оно так нравится, я не верну его тебе! - и продолжила,
- ты знаешь, я тебе изменила! Густо покраснев и потупив, как обычно, глаза,
она продолжила: - я познакомилась с парнем, который неженат, который никуда
не уезжает и который меня любит! Конечно, кольца золотые он мне не дарит, -
и Настя снова залюбовалась колечком на руке, - парень он простой, не
спортсмен, не изобретатель, но мне он нравится. Настя в упор посмотрела мне
в глаза, - и я хочу остаться с ним! Ты меня понял? - спросила Настя, видя,
что я продолжаю улыбаться, - ты ведь не бросишь из-за меня жену, а я не хочу
жить одна. С Сашей я все-таки разведусь, вот и выйду замуж за Шурика! А ты
езжай к своей жене, - вдруг распаляясь, стала повышать голос Настя.
Ничего не понимая, я встал и вышел из комнаты. У самых дверей стояла
Зина и "переживала". Она взяла меня за руки и, волнуясь, рассказала то, о
чем я уже упоминал ранее. Зина повторила, что она уже "свободная женщина", и
что я ей нравлюсь.
- Зина, ты тоже мне нравишься, но ведь Настю я люблю, ты знаешь, что
это такое? - шептал я ей, роняя слезы. Зина, видя мои слезы, заплакала сама.
- Хорошо, тогда я скажу тебе все, - вдруг решилась она, - Настя не
любит Шурика, а ты ей очень по сердцу, может она даже любит тебя. Но он
свободен, понимаешь, и намекает, что если Настя разведется, то он женится на
ней! Вот она и не знает, как поступать! Лучше синица в руках... Если ты
пообещаешь, что разведешься, то Настя снова будет твоей! - Видя, что я
замотал головой, Зина резко сказала: "А ты соври, ты что, с неба свалился?
Соври, как все мужики! Этот Шурик - никчемность, я его терпеть не могу! Зря
я вам с Настей воду замутила, хотела тебя закадрить, а ты какой-то
несовременный - заладил свое "люблю да люблю!" Решай - я тебе все
рассказала! - и Зина, пожав мне запястья, зашла в комнату.
Я не знал, куда и деваться. Стоять здесь перед закрытой дверью было
бессмысленно. Идти к себе в комнату и веселиться вместе с ребятами - не
хотелось. Что-то надо было решать, но что - непонятно. Я чувствовал, что
теряю что-то важное в жизни, но как поступать - не представлял себе.
Жизнь опять оказалась "богаче планов" - к дверям заветной комнаты
подошел нетвердой походкой худенький парень. Стукнув в дверь, он смело
открыл ее и вошел. Я понял, что это был Шурик, мой соперник. Кровь прилила
мне в голову, но войти в комнату я не решился. Но дверь опять открылась и из
комнаты резко вышла Зина. Увидев меня, она за руку, почти насильно, затащила
меня внутрь и сказала Насте:
- Разберитесь тут втроем, а я погуляю!
Настя сидела за столом, Шурик, развалился на ее койке. Было видно, что
он "подшофе". Невыразительное угреватое лицо, русые вьющиеся волосы с
"чубчиком". Соперник уставился на меня светлыми водянистыми глазами и
молчал. Настя сидела, по обыкновению опустив глаза. Я сел на стул Зины и
понял, что разговор надо начинать мне.
- Я так понимаю, что Шурик знает, кто я такой, кем прихожусь Насте, да
и я знаю про ваши дела. Я люблю Настю и хотел бы прожить с ней всю жизнь, -
Настя подняла глаза и посмотрела мне в лицо, - но и я, и Настя сейчас
находимся в браке с другими людьми. Но брак - государственный, а не
церковный - дело наживное. Его заключают и расторгают, если на это есть
серьезная причина.
- А мне и разводиться не надо, - с вызовом вымолвил Шурик, захочу -
хоть завтра женюсь!
- Не женишься ты завтра, Шурик, еще Насте надо разводится, а Саша может
развода и не дать. Армия - не причина для развода! Поэтому я, как человек не
чужой в этой компании, хочу поставить вопрос так - с кем из нас хотела бы
остаться Настя, если считать, что мы все - свободны, и оба хотим жениться на
Насте.
- А ты не москвич, ты не можешь жить здесь! - сдуру брякнул Шурик.
- И Сасово - не Москва, а к тому же, если я женюсь на Насте, то могу
жить там же, где живет моя жена!
- Я не позволю! - в Шурике вдруг заговорил пьяный мужчина, - я убью
тебя, и все дела!
- Руки коротки! - вдруг в сердцах сказала Шурику Настя. Я понял, что
Настя склоняется в мою сторону.
- А что, Шурик, ты смелый и решительный человек, но готов ли ты
действительно убить меня, рискуя, что и я буду обороняться? - остроумный
план уже созрел в моей голове, - ведь я человек неслабый, и потом - грузин,
а мы грузины, с финками ходим!
Шурик вскочил с кровати и замахал руками.
Было бы старое время, я вызвал бы тебя на дуэль и убил бы как собаку! -
махая перед собой руками, разглагольствовал Шурик, - да в тюрьму из-за
такого чмура идти неохота!
Настя смотрела на Шурика с нескрываемым презреньем.
Я встал и серьезно спросил Шурика:
- Так значит, если бы у тебя была возможность убить меня так, чтобы про
это никто никогда не узнал, но с равным риском, что убью тебя я, ты пошел бы
на это? - завлекал я Шурика в хитрые сети, но он не понимал этого.
- Конечно, но все равно - убью тебя я! - как-то быстро согласился
Шурик.
- Все, - подытожил я, - завтра я хочу предложить способ как одному из
нас остаться вдвоем с Настей, и чтобы все было тихо и по закону. Настя, это
и тебя касается, попроси, пожалуйста, Зину пойти погулять часа два, с семи
до девяти вечера, а я зайду сюда ровно в семь! - и я, вежливо поклонившись,
вышел.
- Лишь бы не сорвалось, лишь бы Шурик не передумал! - лихорадочно думал
я, идя в комнату к ребятам.
Когда я зашел к ним, выпивка "за приезд" уже кончилась. Но у меня в
чемодане, разумеется, была бутылочка отменной чачи. Ребята восприняли ее с
энтузиазмом, я налил чачи и предложил тост:
- За успех безнадежного дела!
Все выпили и похвалили мой тост - они такого не слыхали раньше. Я
сейчас уже не помню, слыхал ли я его сам, или экспромтом придумал, но
предложил такой тост в своей жизни впервые. Я-то уж знал, какое "безнадежное
дело" меня ожидало, и очень уж хотелось его осуществить!
Назавтра с утра я поехал в ЦНИИС чисто с формальной целью - отметился,
зашел к моим благодетелям - Федорову и Недорезову (к счастью, оба оказались
в Москве). Заглянул я и на Опытный завод, убедился, что комплект чертежей
готов и нужен только наряд-заказ из института на изготовление деталей.
Договорившись о том, что серьезные дела начнутся завтра, я ушел из ЦНИИСа
пораньше.
Я походил по аптекам, приобрел кое-что, затем купил бутылку "Старки",
бутылку шампанского, и пошел домой - в общежитие. Там я немного "поколдовал"
в одиночестве в пустой комнате, а потом прилег отдохнуть. К семи часам
вечера я цивильно оделся, взял с собой портфель и, не торопясь, поднялся в
знакомую - "заветную" комнату. Там уже сидели за столом Настя и Шурик, лица
у них были серьезные.
- Слава Богу, - подумал я, - они все восприняли всерьез!
Я спокойно, с достоинством зашел, и попросил Настю запереть дверь на
ключ, что она и сделала. Затем поставил на стол бутылку "Старки" и предложил
выпить за любовь, что и было выполнено с охотой.
- Здесь присутствуют два человека, которые любят одну и ту же женщину,
- дипломатично начал я, - но остаться с ней может только один (не современно
как-то, но происходило-то это в 1960 году!). Другой должен уйти, и я
предлагаю сделать это по-японски.
Я попросил у Насти блюдечко, достал из кармана пробирку и выкатил из
нее на блюдечко две серо-белые горошины.
Одна из горошин - адреналин, другая - "плацебо", или только
наполнитель, сахар, если угодно - начал пояснять я. - Если принять горошину
адреналина, а это очень большая доза, но только обязательно нужно проглотить
ее, а не удерживать во рту, - медленно и выразительно говорил я, чтобы
"наживка" была заглотана, - то минут через пять кровяное давление поднимется
до невероятных величин, и сосуды мозга лопнут, не выдержав его. Человек
сначала чувствует тяжесть в голове, потом он ощущает там удары сердца, как
молотком по наковальне, ну, а потом - летальный исход. Сразу и без мучений.
Кому же попадет горошина из сахара - тот - счастливец, он будет мужем Насти.
Через час-полтора адреналин в организме умершего разложится на уксусную
кислоту и углекислый газ, и никакой анализ не покажет его. Кстати,
надпочечные железы у человека сами вырабатывают адреналин, так что сосуды
мозга могли лопнуть, например, от стресса, вызвавшего выброс натурального
адреналина. Таким образом отвечать никто не будет - оставшийся в живых через
часик-другой вызывает скорую помощь, дескать, человеку стало плохо, думали -
просто заснул, а он - навеки!
Я методично вешал Насте и Шурику "лапшу на уши", но лапша-то таковой
была лишь наполовину. Человек без специального медицинского образования,
даже достаточно эрудированный, мог все воспринять серьезно и вполне поверить
легенде. Серьезный врач или биохимик, конечно же, обнаружил бы ляпсусы, в
основном, намеренные, в моих разговорах.
На самом деле обе горошины были изготовлены из нескольких толченых
таблеток нитроглицерина, свободно продаваемого в аптеках, и клея. Те, кто
пользуется или пользовался нитроглицерином, знает, какие неприятные ощущения
вызывает даже одна таблетка в голове - кажется, что она должна разорваться
от сильнейшей пульсации крови. Но вреда от этого лекарства нет никакого.
Таблетки сладковатые на вкус и действительно, они почти целиком состоят из
сахара - нитроглицерина там крохи.
Я прогнозировал поведение Шурика, следующим образом. Мы одновременно
берем по горошине в рот, я тут же глотаю ее, и показываю пустой рот.
Проглоченный нитроглицерин хоть и действует, но гораздо слабее, чем
спрятанный под языком или за щекой. Шурик осторожно пробует горошину на
язык, чувствует сладость и полагает, что ему попалась "плацебо". На всякий
случай, он не глотает горошину, а прячет ее под язык, чтобы она не была
видна при открывании рта. И тут-то нитроглицерин ударит по Шурику во всю
мощь трех таблеток, слепленных в горошину. Минуты через три, когда горошина
рассосется и выплюнуть ее уже будет нельзя, начинаются "удары кувалдой" по
голове и сильнейший страх смерти для непосвященного. А дальше я предполагал
действовать по обстоятельствам.
Все произошло так, как и планировалось. Настя, казалось, была
шокирована происходящим настолько, что раскрыв рот и вытаращив глаза, она
просто молча наблюдала за происходящим. "Старка" придала Шурику уверенность
- после того, как я, морщась, как бы от неприятного вкуса горошины,
проглотил ее, он, прикоснувшись языком к ней, тут же запрятал горошину под
язык и открыл рот для проверки. Я долго заглядывал ему в горло, но потом
признал, что все честно.
Мы с Шуриком уставились друг на друга, ожидая исхода, а Настя - со
страхом смотрела то на одного, то на другого. И тут я со злорадством увидел,
как расширяются от ужаса глаза Шурика. Он хватается за голову, вскакивает с
места и начинает метаться по комнате.
- Я, кажется, съел эту гадость! - стуча зубами, говорит он мне, - что,
я умру сейчас? А если я откажусь от нее, - он пальцем указывает на Настю, -
ты можешь спасти меня? Ну, сделай же что-нибудь!
Я понял, что "кувалда" заколотила Шурика по голове. Он начал плеваться,
совал два пальца в рот, пытаясь вызвать рвоту, но ничего не получалось. Он
рухнул на колени передо мной и обнял меня за ноги.
- Помоги, умоляю, у тебя должно быть лекарство! Рабом твоим буду всю
жизнь, спаси! - Шурик бился в истерике. Вслед за ним рухнула на колени Настя
и принялась умолять меня спасти Шурика, целовала мне колени и гладила по
бедрам.
Не помер бы от испуга, - подумал я, - бывает и так!
- Ну, хорошо, - произнес я, вставая, - ты проиграл! - театральным
жестом я указал пальцем на поверженного и плачущего Шурика. - Так неужели
тебе захочется жить, если я заберу себе Настю?
- Да, да, захочется, забирай ее себе, только спаси меня как-нибудь! -
причитал Шурик. Опасаясь, что действие нитроглицерина может закончиться, я
быстро спросил у Насти:
- Так ты - моя?
Она быстро закивала, не в силах произнести слова от страха. Тогда я
достал из портфеля огромную трехграммовую таблетку чистой аскорбинки для
витаминизации пищи и протянул ее Шурику.
Грызи и глотай ее быстрее - может ты и спасешься!
Обезумевший Шурик с хрустом принялся жевать эту кислейшую в мире
таблетку и, икая, заглатывал кашицу аскорбиновой кислоты. Я велел ему
прилечь на кровать Зины (чтобы вдруг его не вырвало на теперь уже "нашу"
постель!), и глубоко дышать. Он дышал и часто икал от ужасной кислятины.
Настя продолжала стоять на коленях, сжимая себе виски руками, как будто
голова должна была расколоться у нее самой. Зрелище было незабываемое,
Станиславский рыдал бы от восторга!
Постепенно Шурику стало лучше, я налил ему "Старки" и он, шатаясь,
вышел из комнаты. Вся сцена японский дуэли заняла около получаса. У нас с
Настей осталось почти полтора часа до прихода Зины.
Я поставил на стол шампанское, мы выпили его гранеными стаканами; я
слышал, как зубы Насти лязгали по стеклу - ее охватила нервическая дрожь. Я
приказал ей раздеться и лечь, чему она повиновалась, как зомби. Степенно,
как хозяин, раздевшись, я потушил свет и лег с Настей. Зубы ее продолжали
стучать, пока я своими поцелуями не укротил эту дрожь.
И совсем несвоевременно я стал размышлять о том, правильно ли я
поступил, так жестоко разыграв Шурика и Настю. Но потом решил, что если даже
поступил я неправильно, то, по крайней мере, на всю жизнь запомню эту
маленькую, но насыщенную действием пьесу.
А потом думать о чем-то постороннем стало недосуг, "все стало вокруг
голубым и прекрасным". До прихода Зины мы успели привести в порядок себя,
постели и комнату.
- Шурик покинул нас, - грустно сообщил я вошедшей Зине. Она испытующе
посмотрела на Настю и поняла, что та не в себе. Я поцеловал Настю, потом
Зину и, довольный, пошел спать к себе.
Утром я зашел к своему старому знакомому Немцову и "снял" у него
по-дешевке отдельную комнату в дальнем краю общежития. Студенты почти все
разъехались, а новой Спартакиады не намечалось - свободных комнат было
навалом. Мы с Настей "переселились" туда. Зина так и не могла понять, в чем
было дело. Она решила, что я обещал жениться на Насте, и та "бортанула"
Шурика. Потом Зина сообщила Насте, что Шурик срочно "снялся" с общежития и
уехал к себе в Сасово. Якобы, для "поправки здоровья".
Благодаря заботам Федорова наряд-заказ был "выбит" и направлен на
Опытный завод. Федоров лично попросил директора Нифонотова провести
изготовление деталей поскорее, пока я в Москве. Но чертежи - это планы, а
жизнь - гораздо богаче всяческих планов.
Редуктор, который я по неопытности заложил в чертежи, достать было
невозможно, решили закладывать в проект то, что сможем достать. С помощью
дяди и его друга - главного инженера Московского метростроя Федора
Федоровича Плюща, удалось получить (бесплатно!) два редуктора РМ-350 и
перевезти их на Опытный завод.
Потом оказалось, что таких крупных зубчатых колес, которые заложены в
проекте, нарезать на заводе нельзя. И мы (а мы - это я и старшие инженеры
Перепонов и Бондарович, которых дал мне в помощь Федоров. Кстати Бондарович,
или просто Боря, сейчас зам. директора ЦНИИС) перелазили все свалки, все
заводы, на которые смогли пробраться, в поисках нужных зубчаток. Наконец
повезло - на заводе "Серп и Молот" на свалке утиля мы обнаружили огромную
старую лебедку, как раз с такими колесами! Радостные, заготовив письмо из
ЦНИИСа, мы с Перепоновым бросились на прием к зам.директора завода по
фамилии Григорьев. Тот внимательно выслушал наш сбивчивый рассказ о
маховичном толкателе к скреперу, и о том, что на складе утиля завода имеются
чрезвычайно нужные нам зубчатки. Показывая письмо института, мы просили
передать нам эти колеса, конечно же, с оплатой, как за утиль. Григорьев
поднял трубку телефона и позвонил, как мы поняли, начальнику этого склада.
Обматюгав его, Григорьев потребовал, чтобы он немедленно отправил под пресс
и в переплавку залежавшийся на складе утиль и не пускал на территорию склада
всяких сумасшедших изобретателей.
Меня поразило коварство этого Григорьева, я вскочил, намереваясь
напасть на него, но Перепонов удержал меня, схватил письмо из ЦНИИСа и,
извинившись, вытащил меня вон из кабинета.
- Мы где живем, ты знаешь? - тараща глаза, спрашивал меня Перепонов, и
сам отвечал - в СССР. То, что нельзя взять законно, у нас воруют!
Мы быстро, пока не отреагировал начальник склада, прошли обратно на
этот огромный двор, забросанный железками, нашли нашу лебедку и отвинтили
две зубчатки, весом килограммов по 30 каждая. Гаечный ключ, к счастью, у нас
был с собой. Потом подсунули эти колеса под помятые временем и транспортом
складские ворота, в щель, в которую потом выползли и сами. Подогнали наш
ЦНИИСовский грузовик, на котором мы прибыли на "Серп и Молот", погрузили в
кузов ворованные колеса и благополучно уехали на Опытный завод.
Теперь, когда я проезжаю на электричке мимо завода "Серп и Молот", а
делаю я это часто по дороге на дачу, я показываю этому зданию огромный нос,
и тихо говорю: "Привет Григорьеву!" Пассажиры думают, что я - ненормальный
ветеран прославленного завода.
Основная проблема была с маховиком - из чего его делать? Диаметром
около метра, в полтонны весом - эту деталь можно было достать только
готовой. Вначале у меня была пагубная идея снять маховик с большой
камнедробилки. Но там этот маховик - чугунный, его могло, да и не только
могло, а обязательно разорвало бы при раскрутке.
Признаюсь в том, что студентом, даже будучи отличником, я совершенно не
понимал, почему при вращении маховик может разорваться. То есть был не
только невеждой в этом вопросе, но и просто опасным невеждой. Удивительно и
то, что, едва поняв, какие именно силы все-таки разрывают маховик при
вращении, я придумал метод прочностно-энергетического расчета маховиков,
которым с 60-х годов прошлого века, пользуются в мире все, кому надо считать
маховики. Сначала хоть ссылались на мои статьи и книги по этому вопросу, а
потом, решив, наверное, что автор за 40 лет отошел в небытие, перестали
делать и это. Считаем же мы, например, валы на прочность, а кто придумал эти
формулы - не знаем. Однако, не сами же собой они возникли? Но так как автор
расчета маховиков был очень молод, то и через 40 лет ему не так уж и много
лет, а он обижается, когда его формулами пользуются как своими, без ссылок.
Но тогда, еще до создания метода расчета, я заложил в проект чугунный
маховик, который, разорвавшись, уничтожил бы не только саму идею, но и
кое-кого из присутствующих. Спас положение тот же Нифонтов. Назвав "кошку
кошкой", он сказал мне, что не гоже из чугуна делать скоростные маховики,
что "трещинка пойдет по ступичке и так дойдет до края", разорвав маховик на
три части, которые разлетятся на километры. Потом, уже участвуя в испытаниях
маховиков на разрыв, я понял, насколько прав был старый практик Нифонтов. И
вовремя принял решение делать маховик не из чугуна, а из прочнейшей стали,
используя для него...колесо от железнодорожного вагона. Это - идеальный
маховик, такими я пользуюсь и по сей день.
Но где его взять, причем быстро? Используя "метод Перепонова", мы
посадили в кузов грузовика человек шесть ребят с завода, поехали в район
вагоноремонтного завода им. Войтовича, что на шоссе Энтузиастов, и подобрали
пару-тройку "плохо лежащих" колес поновее. Вся трудность была в том, что
каждое колесо весило 350 килограммов и для подъема их вручную в кузов
автомобиля пришлось попотеть и проявить смекалку. К тому же следить, чтобы
нас не "засек" народный контроль. Но народу, видимо, было наплевать на
колеса (которые, кстати, стоят очень дорого!). Собравшиеся вокруг нас
представители народа помогали нам, кто советом, а кто и физически, похищать
"народные" колеса.
Все было перевезено на Опытный завод, и работа пошла. Я полагал, что
должен был присутствовать при изготовлении каждой важной детали, но
оказалось, что это только раздражает рабочих-станочников. Маховик из колеса
должен был обтачивать на своем огромном токарном станке ДИП-500, пожилой и
опытный токарь Зяма Литгостер. Кто сейчас помнит, что такое "ДИП"?
Оказывается, это - "догнать и перегнать", Америку, конечно же! Вот так и
назывались почти все наши токарные станки - "ДИП".
Дядя Зяма тут же прогнал меня от станка и сказал, что если я хочу
помочь делу, то лучше сбегал бы в магазин за бутылкой. Пока я бегал, Зяма
тайно от меня перевернул маховик, сняв его с прежней установки для удобства
обработки, чем сбил центровку. Из-за этого пришлось потом отвозить маховик
для балансировки в МИИТ, что оказалось еще труднее, чем обточить его. Лучше
бы я остался и настоял на обработке с одной установки! Поэтому я считаю, что
мертвецов, но по долгу службы зашел туда за Камо. Тот стал истово молиться,
дядя Саша, стоя в полутемной часовне рядом с Камо, последовал его примеру. И
вдруг, Камо медленно поворачивает к дяде Саше свое лицо, на котором
изобразил страшнейшую гримасу. Камо был мастер по таким "прикидам", он
несколько лет успешно изображал из себя сумасшедшего. Дядя Саша был очень
нервным и возбудимым человеком; увидев страшную "рожу" Камо, да еще в
часовне с гробами, он истошно закричал и выбежал вон. Когда же детектив
опомнился от ужаса и бросился обратно, Камо и след простыл. Все сыскное
отделение полиции смеялось над этим происшествием.
Дядя Саша женился несколько раз и все как-то случайно. Когда бабушка
спросила брата, почему он женился на мегрелке из деревни, которая не то, что
русского, грузинского языка не знала, да к тому же была старше него на 5
лет, тот отвечал:
- А кто же еще жениться на такой?
"Тетя Надя" пережила своего молодого мужа лет на 60 и умерла 105 лет от
роду, воспитав четверых детей от дяди Саши, дала им всем высшее образование.
Но возвратимся к тому, как дядя Саша все-таки учил свою мегрелку-жену
русскому языку. Будучи полицейским, он привязывал жену к дереву, и начинал
обучение русскому языку почему-то со слова "врач". Ну, какой мегрел сможет
произнести слово "врач"? Да он язык сломает при этом! Поэтому тетя Надя
произносила это слово как "рача".
- Ах, "рача", мегрельская рожа, я покажу тебе "рачу"! - орал дядя Саша
и кидал в жену всеми попавшимися под руку предметами: яблоками, бутылками,
тарелками, табуретом ...
- А ну, скажи, как положено - "врач"!
- "Рача!" - упрямо повторяла тетя Надя.
Не выдержав преподавательского труда, дядя Саша сбежал от тети Нади к
некоей Нюрке, с которой уехал куда-то в глубинку России, где и сгинул ...
Но я был прирожденным преподавателем - я выучил жену английскому лучше,
чем она знала немецкий, который изучала и в школе, и в ВУЗе. Я просто
прекратил говорить с ней по-русски... Но нервы-то тратились, и я все чаще
стремился уйти из дома куда-нибудь подальше. Мечтал, конечно, о Москве, о
Насте - днем, и ночью - во снах. Иногда называл жену Настей, ну и получал за
это. Никому не советую жениться на силовых спортсменках - штангистках,
боксерках и тому подобных. Напомню, что Лиля была спортивной гимнасткой, а
это тоже очень даже силовой вид спорта!
Но один важный вывод я при этом сделал - если одновременно
"встречаешься" с несколькими дамами, то позаботься, чтобы их звали
одинаково. Это же так легко сделать! Ну, не выбирай себе в подруги Гертруду,
Степаниду или Домну, а - Машу, Настю, Олю или Тамару. Кстати, забегая
вперед, доложу, что в годы моего сексуального расцвета имя "Тамара" было
очень популярно. И я избрал его в качестве эталонного. Многие годы подряд у
меня были одни только Тамары, и параллельно и последовательно. Друзья даже
прозвали меня "Тамароведом". Я даже и сейчас обвенчан с Тамарой.
Но это все пришло гораздо позже, а пока наступила летняя сессия, после
которой - летняя производственная практика в ЦНИИСе. И хотя ребят нашей
специальности и так на практику направляли в ЦНИИС, я, не рассчитывая на
случай, запасся соответствующим письмом оттуда. Жена же осталась на практике
в Тбилиси, поближе к дому.
Но, наконец, прошла сессия, все сдано на "отлично", и я еду в Москву!
Со мной вместе едут студенты - мои целинные приятели - "старик" Серож
Калашян, комсорг Левон Абрамян, веселый парень-музыкант Толик Лукьянов,
"Крисли" Сехниашвили - сын проректора, проводившего со мной собеседование.
Все мы направлены на летнюю практику в ЦНИИС, и нас впятером поселяют в
знакомое общежитие МИИТа в большую комнату на 2-м этаже.
Я в Тбилиси тайком откладывал деньги в "заначку", и по дороге в
общежитие зашел в ювелирный отдел Марьинского Мосторга и купил для Насти
обручальное кольцо.
Я едва дождался вечера и, увидев с улицы, что в заветной комнате
зажегся свет, бегом взлетел на четвертый этаж и, еле сдерживая удары сердца,
постучал в эту заветную комнату. Крик: "Да!". Открываю дверь - Настя с Зиной
сидят вдвоем и пьют чай с баранками.
Увидев меня, девушки и не приподнялись со своих мест, только как-то
странно переглянулись. Зина со словами "третий лишний" выпорхнула в коридор,
а я, поцеловав Настю, сел на ее место. Меня удивило, насколько холодной была
наша встреча. "Стыдится Зины, наверное", - подумал я и протянул Насте
коробку с кольцом.
Что это? - недоверчиво спросила она, - но раскрыв коробку даже ахнула.
Она быстро примерила кольцо, потом сняла его, посмотрела на внутреннюю
сторону, убедилась, что оно золотое, и снова надела его, любуясь обновкой.
Оно мое? - как-то загадочно спросила Настя, и, получив утвердительный
ответ, сказала, - мне оно так нравится, я не верну его тебе! - и продолжила,
- ты знаешь, я тебе изменила! Густо покраснев и потупив, как обычно, глаза,
она продолжила: - я познакомилась с парнем, который неженат, который никуда
не уезжает и который меня любит! Конечно, кольца золотые он мне не дарит, -
и Настя снова залюбовалась колечком на руке, - парень он простой, не
спортсмен, не изобретатель, но мне он нравится. Настя в упор посмотрела мне
в глаза, - и я хочу остаться с ним! Ты меня понял? - спросила Настя, видя,
что я продолжаю улыбаться, - ты ведь не бросишь из-за меня жену, а я не хочу
жить одна. С Сашей я все-таки разведусь, вот и выйду замуж за Шурика! А ты
езжай к своей жене, - вдруг распаляясь, стала повышать голос Настя.
Ничего не понимая, я встал и вышел из комнаты. У самых дверей стояла
Зина и "переживала". Она взяла меня за руки и, волнуясь, рассказала то, о
чем я уже упоминал ранее. Зина повторила, что она уже "свободная женщина", и
что я ей нравлюсь.
- Зина, ты тоже мне нравишься, но ведь Настю я люблю, ты знаешь, что
это такое? - шептал я ей, роняя слезы. Зина, видя мои слезы, заплакала сама.
- Хорошо, тогда я скажу тебе все, - вдруг решилась она, - Настя не
любит Шурика, а ты ей очень по сердцу, может она даже любит тебя. Но он
свободен, понимаешь, и намекает, что если Настя разведется, то он женится на
ней! Вот она и не знает, как поступать! Лучше синица в руках... Если ты
пообещаешь, что разведешься, то Настя снова будет твоей! - Видя, что я
замотал головой, Зина резко сказала: "А ты соври, ты что, с неба свалился?
Соври, как все мужики! Этот Шурик - никчемность, я его терпеть не могу! Зря
я вам с Настей воду замутила, хотела тебя закадрить, а ты какой-то
несовременный - заладил свое "люблю да люблю!" Решай - я тебе все
рассказала! - и Зина, пожав мне запястья, зашла в комнату.
Я не знал, куда и деваться. Стоять здесь перед закрытой дверью было
бессмысленно. Идти к себе в комнату и веселиться вместе с ребятами - не
хотелось. Что-то надо было решать, но что - непонятно. Я чувствовал, что
теряю что-то важное в жизни, но как поступать - не представлял себе.
Жизнь опять оказалась "богаче планов" - к дверям заветной комнаты
подошел нетвердой походкой худенький парень. Стукнув в дверь, он смело
открыл ее и вошел. Я понял, что это был Шурик, мой соперник. Кровь прилила
мне в голову, но войти в комнату я не решился. Но дверь опять открылась и из
комнаты резко вышла Зина. Увидев меня, она за руку, почти насильно, затащила
меня внутрь и сказала Насте:
- Разберитесь тут втроем, а я погуляю!
Настя сидела за столом, Шурик, развалился на ее койке. Было видно, что
он "подшофе". Невыразительное угреватое лицо, русые вьющиеся волосы с
"чубчиком". Соперник уставился на меня светлыми водянистыми глазами и
молчал. Настя сидела, по обыкновению опустив глаза. Я сел на стул Зины и
понял, что разговор надо начинать мне.
- Я так понимаю, что Шурик знает, кто я такой, кем прихожусь Насте, да
и я знаю про ваши дела. Я люблю Настю и хотел бы прожить с ней всю жизнь, -
Настя подняла глаза и посмотрела мне в лицо, - но и я, и Настя сейчас
находимся в браке с другими людьми. Но брак - государственный, а не
церковный - дело наживное. Его заключают и расторгают, если на это есть
серьезная причина.
- А мне и разводиться не надо, - с вызовом вымолвил Шурик, захочу -
хоть завтра женюсь!
- Не женишься ты завтра, Шурик, еще Насте надо разводится, а Саша может
развода и не дать. Армия - не причина для развода! Поэтому я, как человек не
чужой в этой компании, хочу поставить вопрос так - с кем из нас хотела бы
остаться Настя, если считать, что мы все - свободны, и оба хотим жениться на
Насте.
- А ты не москвич, ты не можешь жить здесь! - сдуру брякнул Шурик.
- И Сасово - не Москва, а к тому же, если я женюсь на Насте, то могу
жить там же, где живет моя жена!
- Я не позволю! - в Шурике вдруг заговорил пьяный мужчина, - я убью
тебя, и все дела!
- Руки коротки! - вдруг в сердцах сказала Шурику Настя. Я понял, что
Настя склоняется в мою сторону.
- А что, Шурик, ты смелый и решительный человек, но готов ли ты
действительно убить меня, рискуя, что и я буду обороняться? - остроумный
план уже созрел в моей голове, - ведь я человек неслабый, и потом - грузин,
а мы грузины, с финками ходим!
Шурик вскочил с кровати и замахал руками.
Было бы старое время, я вызвал бы тебя на дуэль и убил бы как собаку! -
махая перед собой руками, разглагольствовал Шурик, - да в тюрьму из-за
такого чмура идти неохота!
Настя смотрела на Шурика с нескрываемым презреньем.
Я встал и серьезно спросил Шурика:
- Так значит, если бы у тебя была возможность убить меня так, чтобы про
это никто никогда не узнал, но с равным риском, что убью тебя я, ты пошел бы
на это? - завлекал я Шурика в хитрые сети, но он не понимал этого.
- Конечно, но все равно - убью тебя я! - как-то быстро согласился
Шурик.
- Все, - подытожил я, - завтра я хочу предложить способ как одному из
нас остаться вдвоем с Настей, и чтобы все было тихо и по закону. Настя, это
и тебя касается, попроси, пожалуйста, Зину пойти погулять часа два, с семи
до девяти вечера, а я зайду сюда ровно в семь! - и я, вежливо поклонившись,
вышел.
- Лишь бы не сорвалось, лишь бы Шурик не передумал! - лихорадочно думал
я, идя в комнату к ребятам.
Когда я зашел к ним, выпивка "за приезд" уже кончилась. Но у меня в
чемодане, разумеется, была бутылочка отменной чачи. Ребята восприняли ее с
энтузиазмом, я налил чачи и предложил тост:
- За успех безнадежного дела!
Все выпили и похвалили мой тост - они такого не слыхали раньше. Я
сейчас уже не помню, слыхал ли я его сам, или экспромтом придумал, но
предложил такой тост в своей жизни впервые. Я-то уж знал, какое "безнадежное
дело" меня ожидало, и очень уж хотелось его осуществить!
Назавтра с утра я поехал в ЦНИИС чисто с формальной целью - отметился,
зашел к моим благодетелям - Федорову и Недорезову (к счастью, оба оказались
в Москве). Заглянул я и на Опытный завод, убедился, что комплект чертежей
готов и нужен только наряд-заказ из института на изготовление деталей.
Договорившись о том, что серьезные дела начнутся завтра, я ушел из ЦНИИСа
пораньше.
Я походил по аптекам, приобрел кое-что, затем купил бутылку "Старки",
бутылку шампанского, и пошел домой - в общежитие. Там я немного "поколдовал"
в одиночестве в пустой комнате, а потом прилег отдохнуть. К семи часам
вечера я цивильно оделся, взял с собой портфель и, не торопясь, поднялся в
знакомую - "заветную" комнату. Там уже сидели за столом Настя и Шурик, лица
у них были серьезные.
- Слава Богу, - подумал я, - они все восприняли всерьез!
Я спокойно, с достоинством зашел, и попросил Настю запереть дверь на
ключ, что она и сделала. Затем поставил на стол бутылку "Старки" и предложил
выпить за любовь, что и было выполнено с охотой.
- Здесь присутствуют два человека, которые любят одну и ту же женщину,
- дипломатично начал я, - но остаться с ней может только один (не современно
как-то, но происходило-то это в 1960 году!). Другой должен уйти, и я
предлагаю сделать это по-японски.
Я попросил у Насти блюдечко, достал из кармана пробирку и выкатил из
нее на блюдечко две серо-белые горошины.
Одна из горошин - адреналин, другая - "плацебо", или только
наполнитель, сахар, если угодно - начал пояснять я. - Если принять горошину
адреналина, а это очень большая доза, но только обязательно нужно проглотить
ее, а не удерживать во рту, - медленно и выразительно говорил я, чтобы
"наживка" была заглотана, - то минут через пять кровяное давление поднимется
до невероятных величин, и сосуды мозга лопнут, не выдержав его. Человек
сначала чувствует тяжесть в голове, потом он ощущает там удары сердца, как
молотком по наковальне, ну, а потом - летальный исход. Сразу и без мучений.
Кому же попадет горошина из сахара - тот - счастливец, он будет мужем Насти.
Через час-полтора адреналин в организме умершего разложится на уксусную
кислоту и углекислый газ, и никакой анализ не покажет его. Кстати,
надпочечные железы у человека сами вырабатывают адреналин, так что сосуды
мозга могли лопнуть, например, от стресса, вызвавшего выброс натурального
адреналина. Таким образом отвечать никто не будет - оставшийся в живых через
часик-другой вызывает скорую помощь, дескать, человеку стало плохо, думали -
просто заснул, а он - навеки!
Я методично вешал Насте и Шурику "лапшу на уши", но лапша-то таковой
была лишь наполовину. Человек без специального медицинского образования,
даже достаточно эрудированный, мог все воспринять серьезно и вполне поверить
легенде. Серьезный врач или биохимик, конечно же, обнаружил бы ляпсусы, в
основном, намеренные, в моих разговорах.
На самом деле обе горошины были изготовлены из нескольких толченых
таблеток нитроглицерина, свободно продаваемого в аптеках, и клея. Те, кто
пользуется или пользовался нитроглицерином, знает, какие неприятные ощущения
вызывает даже одна таблетка в голове - кажется, что она должна разорваться
от сильнейшей пульсации крови. Но вреда от этого лекарства нет никакого.
Таблетки сладковатые на вкус и действительно, они почти целиком состоят из
сахара - нитроглицерина там крохи.
Я прогнозировал поведение Шурика, следующим образом. Мы одновременно
берем по горошине в рот, я тут же глотаю ее, и показываю пустой рот.
Проглоченный нитроглицерин хоть и действует, но гораздо слабее, чем
спрятанный под языком или за щекой. Шурик осторожно пробует горошину на
язык, чувствует сладость и полагает, что ему попалась "плацебо". На всякий
случай, он не глотает горошину, а прячет ее под язык, чтобы она не была
видна при открывании рта. И тут-то нитроглицерин ударит по Шурику во всю
мощь трех таблеток, слепленных в горошину. Минуты через три, когда горошина
рассосется и выплюнуть ее уже будет нельзя, начинаются "удары кувалдой" по
голове и сильнейший страх смерти для непосвященного. А дальше я предполагал
действовать по обстоятельствам.
Все произошло так, как и планировалось. Настя, казалось, была
шокирована происходящим настолько, что раскрыв рот и вытаращив глаза, она
просто молча наблюдала за происходящим. "Старка" придала Шурику уверенность
- после того, как я, морщась, как бы от неприятного вкуса горошины,
проглотил ее, он, прикоснувшись языком к ней, тут же запрятал горошину под
язык и открыл рот для проверки. Я долго заглядывал ему в горло, но потом
признал, что все честно.
Мы с Шуриком уставились друг на друга, ожидая исхода, а Настя - со
страхом смотрела то на одного, то на другого. И тут я со злорадством увидел,
как расширяются от ужаса глаза Шурика. Он хватается за голову, вскакивает с
места и начинает метаться по комнате.
- Я, кажется, съел эту гадость! - стуча зубами, говорит он мне, - что,
я умру сейчас? А если я откажусь от нее, - он пальцем указывает на Настю, -
ты можешь спасти меня? Ну, сделай же что-нибудь!
Я понял, что "кувалда" заколотила Шурика по голове. Он начал плеваться,
совал два пальца в рот, пытаясь вызвать рвоту, но ничего не получалось. Он
рухнул на колени передо мной и обнял меня за ноги.
- Помоги, умоляю, у тебя должно быть лекарство! Рабом твоим буду всю
жизнь, спаси! - Шурик бился в истерике. Вслед за ним рухнула на колени Настя
и принялась умолять меня спасти Шурика, целовала мне колени и гладила по
бедрам.
Не помер бы от испуга, - подумал я, - бывает и так!
- Ну, хорошо, - произнес я, вставая, - ты проиграл! - театральным
жестом я указал пальцем на поверженного и плачущего Шурика. - Так неужели
тебе захочется жить, если я заберу себе Настю?
- Да, да, захочется, забирай ее себе, только спаси меня как-нибудь! -
причитал Шурик. Опасаясь, что действие нитроглицерина может закончиться, я
быстро спросил у Насти:
- Так ты - моя?
Она быстро закивала, не в силах произнести слова от страха. Тогда я
достал из портфеля огромную трехграммовую таблетку чистой аскорбинки для
витаминизации пищи и протянул ее Шурику.
Грызи и глотай ее быстрее - может ты и спасешься!
Обезумевший Шурик с хрустом принялся жевать эту кислейшую в мире
таблетку и, икая, заглатывал кашицу аскорбиновой кислоты. Я велел ему
прилечь на кровать Зины (чтобы вдруг его не вырвало на теперь уже "нашу"
постель!), и глубоко дышать. Он дышал и часто икал от ужасной кислятины.
Настя продолжала стоять на коленях, сжимая себе виски руками, как будто
голова должна была расколоться у нее самой. Зрелище было незабываемое,
Станиславский рыдал бы от восторга!
Постепенно Шурику стало лучше, я налил ему "Старки" и он, шатаясь,
вышел из комнаты. Вся сцена японский дуэли заняла около получаса. У нас с
Настей осталось почти полтора часа до прихода Зины.
Я поставил на стол шампанское, мы выпили его гранеными стаканами; я
слышал, как зубы Насти лязгали по стеклу - ее охватила нервическая дрожь. Я
приказал ей раздеться и лечь, чему она повиновалась, как зомби. Степенно,
как хозяин, раздевшись, я потушил свет и лег с Настей. Зубы ее продолжали
стучать, пока я своими поцелуями не укротил эту дрожь.
И совсем несвоевременно я стал размышлять о том, правильно ли я
поступил, так жестоко разыграв Шурика и Настю. Но потом решил, что если даже
поступил я неправильно, то, по крайней мере, на всю жизнь запомню эту
маленькую, но насыщенную действием пьесу.
А потом думать о чем-то постороннем стало недосуг, "все стало вокруг
голубым и прекрасным". До прихода Зины мы успели привести в порядок себя,
постели и комнату.
- Шурик покинул нас, - грустно сообщил я вошедшей Зине. Она испытующе
посмотрела на Настю и поняла, что та не в себе. Я поцеловал Настю, потом
Зину и, довольный, пошел спать к себе.
Утром я зашел к своему старому знакомому Немцову и "снял" у него
по-дешевке отдельную комнату в дальнем краю общежития. Студенты почти все
разъехались, а новой Спартакиады не намечалось - свободных комнат было
навалом. Мы с Настей "переселились" туда. Зина так и не могла понять, в чем
было дело. Она решила, что я обещал жениться на Насте, и та "бортанула"
Шурика. Потом Зина сообщила Насте, что Шурик срочно "снялся" с общежития и
уехал к себе в Сасово. Якобы, для "поправки здоровья".
Благодаря заботам Федорова наряд-заказ был "выбит" и направлен на
Опытный завод. Федоров лично попросил директора Нифонотова провести
изготовление деталей поскорее, пока я в Москве. Но чертежи - это планы, а
жизнь - гораздо богаче всяческих планов.
Редуктор, который я по неопытности заложил в чертежи, достать было
невозможно, решили закладывать в проект то, что сможем достать. С помощью
дяди и его друга - главного инженера Московского метростроя Федора
Федоровича Плюща, удалось получить (бесплатно!) два редуктора РМ-350 и
перевезти их на Опытный завод.
Потом оказалось, что таких крупных зубчатых колес, которые заложены в
проекте, нарезать на заводе нельзя. И мы (а мы - это я и старшие инженеры
Перепонов и Бондарович, которых дал мне в помощь Федоров. Кстати Бондарович,
или просто Боря, сейчас зам. директора ЦНИИС) перелазили все свалки, все
заводы, на которые смогли пробраться, в поисках нужных зубчаток. Наконец
повезло - на заводе "Серп и Молот" на свалке утиля мы обнаружили огромную
старую лебедку, как раз с такими колесами! Радостные, заготовив письмо из
ЦНИИСа, мы с Перепоновым бросились на прием к зам.директора завода по
фамилии Григорьев. Тот внимательно выслушал наш сбивчивый рассказ о
маховичном толкателе к скреперу, и о том, что на складе утиля завода имеются
чрезвычайно нужные нам зубчатки. Показывая письмо института, мы просили
передать нам эти колеса, конечно же, с оплатой, как за утиль. Григорьев
поднял трубку телефона и позвонил, как мы поняли, начальнику этого склада.
Обматюгав его, Григорьев потребовал, чтобы он немедленно отправил под пресс
и в переплавку залежавшийся на складе утиль и не пускал на территорию склада
всяких сумасшедших изобретателей.
Меня поразило коварство этого Григорьева, я вскочил, намереваясь
напасть на него, но Перепонов удержал меня, схватил письмо из ЦНИИСа и,
извинившись, вытащил меня вон из кабинета.
- Мы где живем, ты знаешь? - тараща глаза, спрашивал меня Перепонов, и
сам отвечал - в СССР. То, что нельзя взять законно, у нас воруют!
Мы быстро, пока не отреагировал начальник склада, прошли обратно на
этот огромный двор, забросанный железками, нашли нашу лебедку и отвинтили
две зубчатки, весом килограммов по 30 каждая. Гаечный ключ, к счастью, у нас
был с собой. Потом подсунули эти колеса под помятые временем и транспортом
складские ворота, в щель, в которую потом выползли и сами. Подогнали наш
ЦНИИСовский грузовик, на котором мы прибыли на "Серп и Молот", погрузили в
кузов ворованные колеса и благополучно уехали на Опытный завод.
Теперь, когда я проезжаю на электричке мимо завода "Серп и Молот", а
делаю я это часто по дороге на дачу, я показываю этому зданию огромный нос,
и тихо говорю: "Привет Григорьеву!" Пассажиры думают, что я - ненормальный
ветеран прославленного завода.
Основная проблема была с маховиком - из чего его делать? Диаметром
около метра, в полтонны весом - эту деталь можно было достать только
готовой. Вначале у меня была пагубная идея снять маховик с большой
камнедробилки. Но там этот маховик - чугунный, его могло, да и не только
могло, а обязательно разорвало бы при раскрутке.
Признаюсь в том, что студентом, даже будучи отличником, я совершенно не
понимал, почему при вращении маховик может разорваться. То есть был не
только невеждой в этом вопросе, но и просто опасным невеждой. Удивительно и
то, что, едва поняв, какие именно силы все-таки разрывают маховик при
вращении, я придумал метод прочностно-энергетического расчета маховиков,
которым с 60-х годов прошлого века, пользуются в мире все, кому надо считать
маховики. Сначала хоть ссылались на мои статьи и книги по этому вопросу, а
потом, решив, наверное, что автор за 40 лет отошел в небытие, перестали
делать и это. Считаем же мы, например, валы на прочность, а кто придумал эти
формулы - не знаем. Однако, не сами же собой они возникли? Но так как автор
расчета маховиков был очень молод, то и через 40 лет ему не так уж и много
лет, а он обижается, когда его формулами пользуются как своими, без ссылок.
Но тогда, еще до создания метода расчета, я заложил в проект чугунный
маховик, который, разорвавшись, уничтожил бы не только саму идею, но и
кое-кого из присутствующих. Спас положение тот же Нифонтов. Назвав "кошку
кошкой", он сказал мне, что не гоже из чугуна делать скоростные маховики,
что "трещинка пойдет по ступичке и так дойдет до края", разорвав маховик на
три части, которые разлетятся на километры. Потом, уже участвуя в испытаниях
маховиков на разрыв, я понял, насколько прав был старый практик Нифонтов. И
вовремя принял решение делать маховик не из чугуна, а из прочнейшей стали,
используя для него...колесо от железнодорожного вагона. Это - идеальный
маховик, такими я пользуюсь и по сей день.
Но где его взять, причем быстро? Используя "метод Перепонова", мы
посадили в кузов грузовика человек шесть ребят с завода, поехали в район
вагоноремонтного завода им. Войтовича, что на шоссе Энтузиастов, и подобрали
пару-тройку "плохо лежащих" колес поновее. Вся трудность была в том, что
каждое колесо весило 350 килограммов и для подъема их вручную в кузов
автомобиля пришлось попотеть и проявить смекалку. К тому же следить, чтобы
нас не "засек" народный контроль. Но народу, видимо, было наплевать на
колеса (которые, кстати, стоят очень дорого!). Собравшиеся вокруг нас
представители народа помогали нам, кто советом, а кто и физически, похищать
"народные" колеса.
Все было перевезено на Опытный завод, и работа пошла. Я полагал, что
должен был присутствовать при изготовлении каждой важной детали, но
оказалось, что это только раздражает рабочих-станочников. Маховик из колеса
должен был обтачивать на своем огромном токарном станке ДИП-500, пожилой и
опытный токарь Зяма Литгостер. Кто сейчас помнит, что такое "ДИП"?
Оказывается, это - "догнать и перегнать", Америку, конечно же! Вот так и
назывались почти все наши токарные станки - "ДИП".
Дядя Зяма тут же прогнал меня от станка и сказал, что если я хочу
помочь делу, то лучше сбегал бы в магазин за бутылкой. Пока я бегал, Зяма
тайно от меня перевернул маховик, сняв его с прежней установки для удобства
обработки, чем сбил центровку. Из-за этого пришлось потом отвозить маховик
для балансировки в МИИТ, что оказалось еще труднее, чем обточить его. Лучше
бы я остался и настоял на обработке с одной установки! Поэтому я считаю, что