Страница:
мою работу недостойной, то я сниму ее с защиты. Так, Виталий Алексеевич?
Илларионов сидел весь багровый, опустив голову.
- И он ответил, что моя работа ему нравится, и мне нужно выходить на
защиту. Значит, что-то случилось за ночь такое, отчего моя работа из хорошей
превращается в бред подмастерья, а автор единственного отрицательного
отзыва, член Совета Красин не является на защиту!
Из зала послышались хохот и аплодисменты. И тут начались выступления
членов Совета. Они высказывали свое недоумение поведению Илларионова и
одобряли мою работу, доклад, ответы на вопросы.
Началось голосование. Как и положено, отрицательно выступавшего члена
Совета назначили председателем счетной комиссии. Чтобы потом не жаловался на
ее работу! Наконец, счетная комиссия закончила работу. К микрофону выходит
мрачный Илларионов и начинает зачитывать протокол. Обычно зачитывают кратко:
"за" "против" и результат. А он начал от Адама и Евы, чуть ли ни: "Именем
Российской Советской Федеративной Социалистической Республики..."
- Да ты читай по существу! - перебил его председатель Совета профессор
Архангельский.
- Ах, вам не нравится! - взвизгнул Илларионов и опять начал читать
сначала.
Архангельский махнул рукой, и все стали слушать Илларионова. Наконец он
быстро пробормотал: "За" - пятнадцать, "против" - один, и стал
протискиваться к выходу.
Меня стали поздравлять, но я быстро подбежал к двери и лицом лицу
встретился с Илларионовым.
- Спасибо, Виталий Алексеевич! - и с широкой благодарной улыбкой я
протягиваю ему руку.
Тому ничего не оставалось, как, окрысившись, пожать мою протянутую
руку, и сказать: "Не стоит! Пожалуйста!".
Кто видел эту сценку, чуть не подавился со смеху.
Но не думайте, что я забыл Илларионову все это. Через несколько лет, я,
уже профессор кафедры "Автомобили" Московского автомобилестроительного
института, подробно изучу действительно малограмотный учебник В.А.
Илларионова "Эксплуатационные свойства автомобиля" и опишу все его прелести
в головном журнале ВУЗов "Вестник высшей школы". Вывод был суровым - учебник
недоброкачественный, а автор - недобросовестный!
Сколько после этого посыпалось на меня анонимок руководству института -
и все были напечатаны на одной машинке! И взятки то я беру со студентов
дефицитными покрышками, и заставляю работать их на своей даче за зачеты! А
ни машины, ни дачи у меня тогда и в помине не было! На факты надо опираться,
уважаемый профессор в своих пошлых "онанимках", на факты!
"Отмечали" мою защиту на новой квартире Мони. Тогда, опять же, в связи
с гонениями на диссертантов, строжайше запретили обмывать защиту на
банкетах, считая это скрытой формой коррупции. Официально мы "обмывали"
новую квартиру Мони, чего еще пока не запретили делать. Присутствовали
сотрудники лаборатории Бессонова (сам Бессонов был одним из моих
оппонентов), ну и я с Лилей. Все тосты были исключительно за квартиру,
только Лора неожиданно увенчала мою голову лавровым венком. Летом она
отдыхала на море в Абхазии и привезла целые веники из лаврового листа,
которые она сама наломала с кустов. Так я и сидел, как какой-нибудь
император Марк Аврелий с лавровым венком на голове.
Кстати, о Марке Аврелии. В своих философских "Размышлениях" этот мудрый
император заметил: "Наша жизнь есть то, что мы думаем о ней сами". А что я
сейчас мог думать о своей жизни? Вот я, еще молодой человек, только что
завоевал, причем в серьезной схватке, высшую научную степень, на которую
только может рассчитывать ученый. Академик - это всего лишь почетное звание,
частенько присваиваемое не по делу. Почетным академиком может стать человек
и вообще без ученой степени, достаточно далекий от науки. Как шутят в
научных кругах: "по четным" он - академик, а "по нечетным" - овец пасет! А
"доктор наук" - законная высшая ученая степень, признаваемая во всем мире.
У меня есть хорошая работа в ВУЗе, где я занимаю наилучшую для ученого
должность заведующего кафедрой. В Курске очень мало докторов наук, а такого
молодого - ни одного! Меня там будут "на руках носить"! К тому же, моя
научная работа - на взлете. Имею семью, квартиру близ работы. Спортивен,
силен, пользуюсь успехом у дам, полно друзей, "собутыльников". В Москве -
тоже друзья, научные связи, любовницы. К которым, кстати, жена меня
совершенно не ревнует. Вот она сейчас сидят рядом с одной из них и весело
обсуждает мой лавровый венок. Так что же я сам думаю о своей жизни -
счастлив я, или нет?
В этот вечер я был, безусловно, счастлив. Мне улыбались все за столом,
все поднимали бокалы за молодого ученого, за его дальнейшие успехи - научные
и не только. Рядом с собой я видел счастливое лицо Лили и любящие глаза
Лоры. Казалось бы - живи и радуйся!
Однако человек так устроен, что постоянно быть счастливым может быть
только убежденный строитель коммунизма или малахольный. Я не был ни тем, ни
другим. Человек, быстро достигающий успеха, рискует потерпеть фиаско в жизни
- об этом говорят судьбы почти всех "вундеркиндов".
Но в этот вечер, после безумно трудного дня, я об этом не думал. Мне
было хорошо, я был счастлив, и не скрывал этого. А долго ли продлится это
счастье - человеку знать не дано. Все решается в высших, недоступных для нас
сферах, и решения эти с нами не согласовывают!
Но опустимся с "высших сфер" на замлю. Тамару выписали из больницы за
несколько дней до моей защиты. Она даже приезжала в МАДИ и немного посидела
в зале, где происходила защита, думаю, больше для того, чтобы посмотреть на
Лилю. Тамара постоянно носила парик, так как ее постригли наголо, когда
делали химиотерапию. Конечно же, в постели она его снимала, но очень
стеснялась своей бритой головы. А вообще - получилось очень сексуально!
Потом даже мода пошла на бритые головы у женщин. Мы открыто встречались у
Тамары дома, запираясь в ее комнате. Тетя Полли, хоть и вздыхала, но не
возражала.
Однажды даже мы увидели в окно, как в дом вошел Буся. Это было так
неожиданно, что мы едва успели отпрянуть от окна. Тамара в панике
предупредила маму, что открывать дверь нельзя. Звонки в дверь продолжались
довольно долго, и мы сидели почти в шоке. Наконец, кошмар прекратился, и мы
увидели в окно, как Буся прошел мимо дома. Открыв дверь, обнаружили
полиэтиленовый пакет с бутылкой вина, тремя гвоздиками и запиской
- Сволочи! - гласила записка, - я знаю, что вы дома, я вас видел в
окне. Хотя б дверь открыли, я так устал с дороги! Выпейте за меня, что я
такой покладистый! - Буся.
В Курске меня встретили как героя. Женщины с восхищением смотрели на
молодого "доктора", вызывая негодование Лили. А тут произошло, казалось бы,
малозначительное событие. Стою я как-то у расписания экзаменов второго курса
вечернего факультета, ищу свои группы, и чувствую, что меня толкают локтем в
бок. Оборачиваюсь и замираю от неожиданности - толкает меня улыбающаяся
голубоглазая красавица лет двадцати, вылитая Мерилин Монро.
- Ты из какой группы, что-то не припоминаю тебя такого! - обращается ко
мне Мерилин, а так как я молчу, продолжает, - чего, язык проглотил, что ли?
- Да я новый, даже группы своей не знаю! А язык проглотил, потому что
такую красавицу увидел! - подыграл я Мерилин.
Глаза девушки внимательно осмотрели меня и, видимо, осмотром остались
довольны.
- Трепач! - весело заметила она и медленно пошла прочь от расписания,
видимо рассчитывая, что я пойду за ней, но я остался на месте.
- Ладно, на лекциях встретимся! - обернувшись, сказала мне Мерилин.
И мы встретились. Но не на лекциях, а у железнодорожной билетной кассы,
где я стоял в "голове" огромной очереди. Мерилин узнала меня и бросилась на
шею.
- Где ты, дорогой, еле нашла тебя! - целуя в щеку, радостно щебечет
она. А тихо на ушко, - возьми мне билет на Москву!
Я все понял - не хочет в очереди стоять! И озорной план вдруг созрел у
меня в голове. Я взял два билета в купе международного вагона и подошел к
стоящей поодаль студентке.
- Взял, отправление через полчаса, мы - в одном купе, - радостно
сообщил я ей. Она полезла в кошелек за деньгами, но я попросил спрятать
деньги, - в следующий раз ты мне возьмешь!
В портфеле у меня была бутылка душистого вина "Кокур", предназначенного
для встречи с Тамарой. Но оказалось, что бутылка все-таки пошла по ее
прямому назначению. Мерилин Монро тоже оказалась... Тамарой! Что, имен
больше нет, что ли? - поразился я. Но, узнав ее имя, решил не сдаваться и
идти до победного конца...
Томочка (так я стал ее сразу же называть), удивилась, когда мы подошли
к международному вагону, и это удивление усилилось, когда она узнала, что в
этом вагоне удобные двухместные купе. Оказавшись со мной вдвоем, она немного
утратила свою браваду, стала тихой и скромной. Но "Кокур" все поставил на
свои места.
Томочка осмелела, язык у нее развязался, и она рассказала, что работает
секретарем у главного инженера одного из заводов (она назвала завод), и
встречается с ним. Сейчас едет к нему в Москву.
- Он боится даже ехать вместе со мной, а в Курске мы и не встречаемся,
так как он женат и она работает в Обкоме партии. Дрожит как цуцик перед ней!
- с великолепным презрением высказалась Томочка. Старый, пятьдесят лет ему,
но кобель еще тот, - вздохнула девушка, - а откажешь - ищи другую работу! А
так и отпускает, когда надо, и премии выписывает...
Я вспомнил, что знаком с этим человеком - мы не раз ходили в баню одной
компанией. Зовут его Василием Митрофановичем, Васей. Это мрачный, замкнутый
тип, страшный матюгальщик. Однажды он помогал мне в изготовлении какого-то
стенда на его заводе, и при мне ругал проштрафившегося начальника цеха:
- Ты, ... твою мать, почему хороший завод позоришь? Да я тебя...! Мне
нравилось, что он так суров с подчиненным, так как это было в моих
интересах. Но столкнуться с ним, как с соперником по любви, мне не хотелось
бы, от мата ведь не отмоешься...
Мы выпили еще, и я решился поцеловать Томочку. Она с охотой позволила
мне сделать это и отвечала на поцелуй всем телом. Мы провели хорошую ночь и
были довольны друг другом. Обратно договорились ехать тоже вместе. Она дала
мне свой телефон, я же наврал, что у меня телефона нет.
Как ни удивительно, а встреча с молодой красивой девушкой не затронула
моей любви к Тамаре Ивановне. Мы, как и прежде, были нежны и страстны.
Тамара долго была на больничном, а потом ее перевели на инвалидность третьей
группы и стали платить пенсию.
- С пенсионеркой гуляю, - шутил я с близкими друзьями.
Томочке же я сказал, что работаю на курском заводе тракторных запчастей
- КЗТЗ, и учусь на вечернем, на том же курсе, что и она. А в начале семестра
мы неожиданно встретились у входа в поточную аудиторию.
- Привет! - крикнула Томочка и кинулась мне на шею.
Студенты странно посмотрели на нас, а я не знал, как себя и повести.
Кивнув ей, я быстро занял место у доски, а она, ошарашенная, села на
передний ряд. Я начал лекцию. На перерыве она подошла ко мне и спросила:
- Теперь тебя на "вы" называть? Зачем наврал, что студент?
Мне ответить было нечего.
- Я позвоню тебе! - тихо сказал я и отошел в сторону.
Узнав, что я, ее преподаватель - "молодой доктор наук" - как меня
называли в институте, Томочка зауважала меня еще больше. Примерно раз в
месяц по пятницам она ездила в Москву на встречу со своим "старцем" Васей.
Он останавливался у своего друга, и Томочка приезжала к нему туда. А
сопровождал ее туда и провожал обратно в двухместном купе, конечно же, я.
И если "старец" боялся встречаться со своей юной пассией в Курске, то я
же не был таким трусом. Иногда, хотя бы раз в неделю я уговаривал Томочку
прогулять занятия и встретиться со мной у моего приятеля. Этот приятель,
преподаватель с моей кафедры, жил у своей подруги, а его однокомнатная
квартира пустовала. Вот он и давал мне ключи от нее.
Конечно же, в "маленьком" Курске все всем стало тут же известно. Всем,
кроме моей жены Лили, хотя я этого боялся далеко не в той степени, как наш
Митрофаныч. А тут мне - "повестка" в баню.
Периодически, по той или иной причине - дня рождения, повышения, выхода
в отпуск, праздников - наша компания ходила в баню. В компанию входили кроме
меня - наш проректор, пара-тройка заведующих кафедрами, инструктор Обкома
партии и Митрофаныч.
С некоторым страхом я пожимал руку Митрофанычу. Но тот ничем себя не
выдал. Мы парились, делали массаж друг другу, выпивали пиво и кое-что
покрепче, и у меня уже отлегло от души. Но тут я, в свой черед, лег на
каменное ложе для массажа и меня взялся массировать Митрофаныч. Спину он мне
промассировал нормально, и я перевернулся лицом к нему. Он промассировал
ноги, подобрался к животу, груди, шее. И вдруг я чувствую быстрый зажим
моего горла руками Митрофаныча. Руки тут же разжались, но через пару секунд
опять сдавили мне горло.
- Вась, ты, что охерел, что ли? - тихо спросил я его.
- Брось Тамару! - так же тихо, но зловещим тоном ответил мне "старец",
- ты же, гад, женат!
- От такого слышу, - шепчу я ему, - ты сам, что ли, холостой?
Так мы во время массажа и не договорились. Но потом, когда мы "врезали"
еще по "ершу", я отвел "старца" подальше, и "промыл ему мозги".
- Слушай, Вася, ты что хочешь, чтобы девчонка была только с тобой, ты
же ее отца старше? Другое дело, если вы поженитесь, но этим же и не пахнет!
Да и встречаетесь вы нечасто, это не жизнь. Я - твой спаситель, если ты
что-то понимаешь. Я вакуум в ее жизни заполняю. А ведь его может заполнить
ее ровесник, жених, и тогда хана тебе! Ты мне водку должен ставить, за то,
что я сохраняю сложившийся статус-кво. Перевести на русский?
Митрофаныч молча выслушал меня и вздохнул.
- Люблю я ее, не знаю, что и делать! Убил бы жену, но греха боюсь, а
развестись не могу - она же меня раздавит. Что мне делать? - этот суровый и
некрасивый, как граф Жоффрей из "Анжелики", человек, тихо заплакал.
- Вась, твою мать, прекрати, люди увидят! - испуганно уговаривал его я,
- хочешь, брошу ее, если это надо! ("Не дождешься!" - думаю я про себя).
- Нет, ты, пожалуй, прав! - вздохнул Митрофаныч, - но постарайся
убедить ее, чтобы не сошлась еще с кем-нибудь, особенно с холостым. Я
как-нибудь решу вопрос с женой, или удавлюсь!
И, забегая вперед, доложу вам, что я-таки однажды действительно выручил
Митрофаныча. А было это так. Почувствовал я, что у Томочки кто-то
наклевывается. Разок не смогла встретиться у моего приятеля, стала холоднее
в постели. Лиля как-то уехала с детьми в Тбилиси на весенние каникулы, и я
пригласил Томочку вечером ко мне домой. Ее, видимо, заинтересовало, как я
живу, и она пришла. "Переспали", выпили. У нее, как обычно, развязался язык,
она и сообщила мне, что завтра едет на неделю в Киев к подруге.
- С Митрофанычем? - спрашиваю.
- Клянусь, что нет! - отвечает она убежденно, - к подруге, и все!
Хорошо, думаю, проверим.
- Тамара, ты знаешь, что такое "пояс верности"? - спрашиваю я.
Кивает, - слышала что-то.
- Так вот, если бы у меня был современный пояс верности, ты позволила
бы мне его надеть на тебя? - продолжаю я, - для общения с подругой это не
повредит, а с мужиком быть ты не сможешь!
- Надевай, если не веришь! - гордо согласилась Томочка.
- Тогда я просто заклею тебе это место! - объявил я ей.
- Как заклеишь, а писать как я буду? - испугалась девушка.
- Не боись, все предусмотрено! - успокоил я ее.
Я посадил Томочку на стул и снял с нее трусики. Она со страхом
наблюдала за моими действиями. Достал маленький тюбик циакринового клея,
того, который мгновенно твердеет, и растворить его ничем нельзя. Нашел
толстую авторучку "Паркер" и, не раскрывая ее, ввел, куда следует, примерно
на половину длины. Томочка взвизгнула. Я надел резиновые перчатки, и быстро
выдавив клей на волоски, обрамляющие ее самое любимое мной место, мгновенно
соединил их. Клей тут же затвердел, склеив даже пальцы перчатки друг с
другом.
Я вынул ручку, с удовольствием поводил ее у своего носа, и сказал
обескураженной девушке:
- Теперь тебе можно будет общаться с таким джентльменом, у которого
член тоньше этой ручки. Но ведь это же совсем неинтересно! А приедешь
"честной" - распломбирую тебя - срежу волоски - и буду любить, как Данте
свою Беатриче! Поцеловав мою Томочку в "пломбу", я одел ее и проводил домой.
- Будь паинькой в Киеве! - посоветовал я ей, - и знай, что я тебя жду в
Курске!
Домой я возвращался довольный, что выполнил свой рыцарский долг за себя
и за того парня, Митрофаныча, то бишь.
Через неделю Томочка вернулась из Киева, и мы встретились на квартире у
моего приятеля. На все мои вопросы Томочка презрительно отвечала: "Сам
увидишь!". И я увидел то, чего никак не ожидал - пломба цела! Напрашивалось
два варианта ответа на эту ситуацию: первый - то, что Томочка действительно
ездила в Киев к подруге; второй же я с гневом отметаю, так как Томочка -
юное провинциальное создание не допустило бы такого разврата. Не
подсказывайте - и другого тоже!
Одним словом, пломбу я распечатал, место пломбировки обработал бритвой,
и стал любить мою верную подругу, как средневековый рыцарь свою даму, даже
еще страстнее.
А новый "пояс верности" я хотел, было, запатентовать, но передумал. Все
равно никто за идею не заплатит, будут пользоваться тайно, и попробуй,
подлови их!
Несмотря на все описанные, далекие от научных изысканий действа,
договор со Львовом выполнять-то было надо. Весной прибыл из Гомеля сложный
гидрораспределитель с гидромашиной. Баллоны - гидроаккумуляторы, мы закупили
в городе Людиново, Калужской области, а экспериментальные армированные
шланги на давление 250 атмосфер - на военном заводе в Брянске. Помогал мне
выполнять эту работу доцент с соседней кафедры - Толя Черный.
Конструкцию мы запатентовали и могли спокойно выполнять работу. Суть
нового способа накопления энергии торможения автомобиля или автобуса
состояла в следующем. Перед плановым торможением трансмиссия автобуса
соединялась с гидромашиной, подключенной в режиме насоса. Гидронасос,
вращаемый от трансмиссии автобуса, качает масло под давлением 250 атмосфер в
баллоны гидроаккумулятора, сжимая там газ азот, уже находящийся под
давлением в 150 атмосфер. В баллонах запасается энергия движения автомобиля,
и тот останавливается. Нужно только вовремя застопорить машину, а то если
зазеваешься, то она рванет назад: ведь сжатый газ - та же сжатая пружина!
Затем шло переключение гидронасоса на режим гидродвигателя. Теперь в
него запускалось масло под давлением, и гидродвигатель, вместо обычного
двигателя, разгонял автобус. Одним словом, в принципе происходило то же, что
и в маховично-вариаторном "гибриде", только вместо маховика были
гидроаккумуляторы, а вместо вариатора - гидромашина. Все устройство
получилось в несколько раз больше и тяжелее маховичного варианта, оно уже
занимало всю заднюю часть салона автобуса. Но зато все части его можно было
купить готовыми, о чем мечтал зам. министра автомобильной промышленности.
Я понимал, что, как и в случае с маховичным гибридом,
"смертником-испытателем" должен был стать я. Какое же я имел моральное право
посадить рядом с адской машиной другого человека, и чтобы он еще и управлял
ею? А главное - сел бы он туда сам?
Поэтому мы отгородили весь "задок" салона стальным листом, поставили
туда эти бомбы-баллоны и соединили их гибкими шлангами в руку толщиной с
гидромашиной, расположенной под сиденьем. Хуже моего положения трудно было и
представить. Я сидел на гидромашине, в которой было 250 атмосфер давления,
широко расставив ноги, а между моими ногами проходили гибкие шланги на те же
250 атмосфер. Это они только без давления были гибкими, а когда подавали
давление, то у них наступала такая "эрекция", что в сторону не сдвинешь -
твердые, как стальные! Все оборудование - экспериментальное, гарантии на
него не было!
Разорвется баллон - снесет голову на фиг! Но это полбеды. Оторвется
штуцер от шланга или порвется сам шланг - а это было в сотни раз вероятнее -
я мог бы остаться жив, но кому такая жизнь нужна? Вы не забыли, где
проходили шланги? Они начинались примерно с уровня моих колен, проходили
между ногами и уходили к гидромашине, на которой я сидел. Прорвись хоть
что-то - и сколько одних Тамар осталось бы без "техобслуживания", не говоря
уже о других именах!
Особенный ужас вселял в меня мой новый дружок Федя Киров, увлекшийся
теми же идеями и считавший себя моим учеником. Он рассказывал про случай,
когда прорвало такой шланг высокого давления, и тонкая струйка масла
"впилась" в человека. В считанные секунды вся кровь у него из сосудов была
вытеснена маслом! Ничего себе перспектива!
Федя Киров жил в Ильичевске, городке-порте близ Одессы. Он настолько
увлекся моей маховичной тематикой, что бросил работу в порту, и организовал
научно-исследовательскую лабораторию при одном из ВУЗов Одессы. Все время он
проводил в поездках ко мне и обратно в Ильичевск. Федя был на несколько лет
старше меня, не дурак выпить и погулять. "Свой в доску", одним словом. С ним
связан целый этап в моей жизни. Этап яркий, но короткий - Федя Киров, к
сожалению, погиб в авиакатастрофе, в одном из своих "челночных" перелетов,
лет через семь после нашего знакомства.
Но как вы понимаете, я остался жив. Более того, то, что я сейчас женат,
свидетельствует о том, что шланги во время работы не прохудились и не
сделали меня кастратом. Но однажды я перепугался здорово. Все, кто хоть
чуть-чуть знает автомобиль, поймут меня.
Испытания автобуса заключались в следующем. Во рту у меня был свисток и
для начала движения я свистел один раз. Стасик Слепухов трогал с места и
разгонял автобус. Два свистка - он устанавливал нейтраль в коробке, а я
подключал гидромашину. Автобус останавливался, и Стасик ставил его на
"ручник". Три свистка - автобус снимался с ручника, и с той же нейтралью в
коробке разгонялся этак до 40-50 километров в час с подключенным к
трансмиссии гидродвигателем. Вот и весь цикл.
Двигательный отсек сзади был открыт, шкивы двигателя были выкрашены
"зеброй", и народ мог видеть, что автобус разгонялся без участия двигателя -
тот был неподвижен! Этот автобус в конце 70-х годов множество раз был
показан и в кино, и по телевидению. Чудо советской техники - экономится
половина топлива, в десятки раз снижается токсичность выхлопа! Все эти
лозунги остались словами! Советская автомобильная техника начала свое
медленное умирание, а за рубежом были свои решения и патенты.
Теперь о том, как я чуть ни стал импотентом, а в лучшим случае -
заикой. Стасик Слепухов не выполнил мои указания в точности и оставил
коробку включенной на первой передаче, лишь выжав сцепление при разгоне на
"гибриде". Все равно потом надо начинать с первой передачи! А тут такая
тонкость - ведь коробка была постоянно соединена с ведущими колесами
автомобиля. И только нейтраль предохраняла сцепление от разноса.
Посудите сами - при 50 километрах в час колеса автобуса делают около
4,5 оборотов в секунду. Главная передача автобуса повышает эту скорость в 10
раз, а первая передача коробки - еще почти в 8! В результате диск сцепления
должен был разогнаться до 360 оборотов в секунду или почти до 22 тысяч
оборотов в минуту! Но не разогнался он до этих оборотов, потому, что лопнул,
разорвался как маховик на осколки, еще раньше. Пробило картер сцепления, и
так поддало меня сзади с пушечным выстрелом, что я стал готовиться к
переходу в мир, лишенный страстей.
Но прошла секунда-другая; ощупывая себя, я убедился, что главные детали
моего тела в порядке, потом ощупал голову - тоже цела. В чем дело? И до меня
дошло...
- Стасик, твою мать, ты что, вместо нейтрали включил!
- Первую! - виновато отвечал Стасик, до которого тоже стал доходить
смысл происшедшего.
Жесткий мат стоял на улице Тускарной еще минут пять, отпугивая ворон и
случайных прохожих. До нового корпуса было километров десять; послали
Славика в ближайший магазин за едой и, подкрепившись, начали ремонт прямо на
улице. Автобус застопорило, его нельзя было даже тянуть на буксире. Я, как
самый сильный, лег на асфальт под коробку, а Славик сверху через лючок стал
откручивать болты, крепящие картер сцепления к двигателю. Толя Черный
контролировал ситуацию.
И что-то Славик затих. А мне уже невмоготу держать коробку, она -
килограммов сто со сцеплением, да еще масло на лицо капает.
- Славик, твою мать, ты что, заснул там?
Молчание.
- Толя, посмотри, что, он спит там, я больше не могу! - простонал я,
держа коробку на вытянутых руках из последних сил.
- Да он и правда спит! - с ужасом вымолвил Толя.
Оказывается, наш алкаш - Славик, при походе в магазин нажрался водки и
заснул, оставив своего шефа под грузом. Я, истошно матюгаясь, опустил
тяжеленную коробку с карданом себе на грудь, еле выбрался из-под нее и
набросился с кулаками на своего обидчика.
- Убью гада! - кричал я, бегая за Славиком.
- Больше не повторится! - привычно отвечал он, ловко увертываясь от
меня, даже в пьяном виде.
Я был взбешен. Стасик чуть не вызвал у меня инфаркт этим разрывом
сцепления, Славик чуть не придавил меня коробкой передач. Да что это за
сотруднички, всех поубиваю на фиг! Но, утомившись бегать за молодежью, я
присел на бордюр. Славик издалека показал мне бутылку 0,8 литра портвейна,
которую вынул из сумки с инструментом. Я стал подзывать его к себе пальцем.
Но Славик, покачав головой, поставил открытую бутылку на тротуар, рядом
Илларионов сидел весь багровый, опустив голову.
- И он ответил, что моя работа ему нравится, и мне нужно выходить на
защиту. Значит, что-то случилось за ночь такое, отчего моя работа из хорошей
превращается в бред подмастерья, а автор единственного отрицательного
отзыва, член Совета Красин не является на защиту!
Из зала послышались хохот и аплодисменты. И тут начались выступления
членов Совета. Они высказывали свое недоумение поведению Илларионова и
одобряли мою работу, доклад, ответы на вопросы.
Началось голосование. Как и положено, отрицательно выступавшего члена
Совета назначили председателем счетной комиссии. Чтобы потом не жаловался на
ее работу! Наконец, счетная комиссия закончила работу. К микрофону выходит
мрачный Илларионов и начинает зачитывать протокол. Обычно зачитывают кратко:
"за" "против" и результат. А он начал от Адама и Евы, чуть ли ни: "Именем
Российской Советской Федеративной Социалистической Республики..."
- Да ты читай по существу! - перебил его председатель Совета профессор
Архангельский.
- Ах, вам не нравится! - взвизгнул Илларионов и опять начал читать
сначала.
Архангельский махнул рукой, и все стали слушать Илларионова. Наконец он
быстро пробормотал: "За" - пятнадцать, "против" - один, и стал
протискиваться к выходу.
Меня стали поздравлять, но я быстро подбежал к двери и лицом лицу
встретился с Илларионовым.
- Спасибо, Виталий Алексеевич! - и с широкой благодарной улыбкой я
протягиваю ему руку.
Тому ничего не оставалось, как, окрысившись, пожать мою протянутую
руку, и сказать: "Не стоит! Пожалуйста!".
Кто видел эту сценку, чуть не подавился со смеху.
Но не думайте, что я забыл Илларионову все это. Через несколько лет, я,
уже профессор кафедры "Автомобили" Московского автомобилестроительного
института, подробно изучу действительно малограмотный учебник В.А.
Илларионова "Эксплуатационные свойства автомобиля" и опишу все его прелести
в головном журнале ВУЗов "Вестник высшей школы". Вывод был суровым - учебник
недоброкачественный, а автор - недобросовестный!
Сколько после этого посыпалось на меня анонимок руководству института -
и все были напечатаны на одной машинке! И взятки то я беру со студентов
дефицитными покрышками, и заставляю работать их на своей даче за зачеты! А
ни машины, ни дачи у меня тогда и в помине не было! На факты надо опираться,
уважаемый профессор в своих пошлых "онанимках", на факты!
"Отмечали" мою защиту на новой квартире Мони. Тогда, опять же, в связи
с гонениями на диссертантов, строжайше запретили обмывать защиту на
банкетах, считая это скрытой формой коррупции. Официально мы "обмывали"
новую квартиру Мони, чего еще пока не запретили делать. Присутствовали
сотрудники лаборатории Бессонова (сам Бессонов был одним из моих
оппонентов), ну и я с Лилей. Все тосты были исключительно за квартиру,
только Лора неожиданно увенчала мою голову лавровым венком. Летом она
отдыхала на море в Абхазии и привезла целые веники из лаврового листа,
которые она сама наломала с кустов. Так я и сидел, как какой-нибудь
император Марк Аврелий с лавровым венком на голове.
Кстати, о Марке Аврелии. В своих философских "Размышлениях" этот мудрый
император заметил: "Наша жизнь есть то, что мы думаем о ней сами". А что я
сейчас мог думать о своей жизни? Вот я, еще молодой человек, только что
завоевал, причем в серьезной схватке, высшую научную степень, на которую
только может рассчитывать ученый. Академик - это всего лишь почетное звание,
частенько присваиваемое не по делу. Почетным академиком может стать человек
и вообще без ученой степени, достаточно далекий от науки. Как шутят в
научных кругах: "по четным" он - академик, а "по нечетным" - овец пасет! А
"доктор наук" - законная высшая ученая степень, признаваемая во всем мире.
У меня есть хорошая работа в ВУЗе, где я занимаю наилучшую для ученого
должность заведующего кафедрой. В Курске очень мало докторов наук, а такого
молодого - ни одного! Меня там будут "на руках носить"! К тому же, моя
научная работа - на взлете. Имею семью, квартиру близ работы. Спортивен,
силен, пользуюсь успехом у дам, полно друзей, "собутыльников". В Москве -
тоже друзья, научные связи, любовницы. К которым, кстати, жена меня
совершенно не ревнует. Вот она сейчас сидят рядом с одной из них и весело
обсуждает мой лавровый венок. Так что же я сам думаю о своей жизни -
счастлив я, или нет?
В этот вечер я был, безусловно, счастлив. Мне улыбались все за столом,
все поднимали бокалы за молодого ученого, за его дальнейшие успехи - научные
и не только. Рядом с собой я видел счастливое лицо Лили и любящие глаза
Лоры. Казалось бы - живи и радуйся!
Однако человек так устроен, что постоянно быть счастливым может быть
только убежденный строитель коммунизма или малахольный. Я не был ни тем, ни
другим. Человек, быстро достигающий успеха, рискует потерпеть фиаско в жизни
- об этом говорят судьбы почти всех "вундеркиндов".
Но в этот вечер, после безумно трудного дня, я об этом не думал. Мне
было хорошо, я был счастлив, и не скрывал этого. А долго ли продлится это
счастье - человеку знать не дано. Все решается в высших, недоступных для нас
сферах, и решения эти с нами не согласовывают!
Но опустимся с "высших сфер" на замлю. Тамару выписали из больницы за
несколько дней до моей защиты. Она даже приезжала в МАДИ и немного посидела
в зале, где происходила защита, думаю, больше для того, чтобы посмотреть на
Лилю. Тамара постоянно носила парик, так как ее постригли наголо, когда
делали химиотерапию. Конечно же, в постели она его снимала, но очень
стеснялась своей бритой головы. А вообще - получилось очень сексуально!
Потом даже мода пошла на бритые головы у женщин. Мы открыто встречались у
Тамары дома, запираясь в ее комнате. Тетя Полли, хоть и вздыхала, но не
возражала.
Однажды даже мы увидели в окно, как в дом вошел Буся. Это было так
неожиданно, что мы едва успели отпрянуть от окна. Тамара в панике
предупредила маму, что открывать дверь нельзя. Звонки в дверь продолжались
довольно долго, и мы сидели почти в шоке. Наконец, кошмар прекратился, и мы
увидели в окно, как Буся прошел мимо дома. Открыв дверь, обнаружили
полиэтиленовый пакет с бутылкой вина, тремя гвоздиками и запиской
- Сволочи! - гласила записка, - я знаю, что вы дома, я вас видел в
окне. Хотя б дверь открыли, я так устал с дороги! Выпейте за меня, что я
такой покладистый! - Буся.
В Курске меня встретили как героя. Женщины с восхищением смотрели на
молодого "доктора", вызывая негодование Лили. А тут произошло, казалось бы,
малозначительное событие. Стою я как-то у расписания экзаменов второго курса
вечернего факультета, ищу свои группы, и чувствую, что меня толкают локтем в
бок. Оборачиваюсь и замираю от неожиданности - толкает меня улыбающаяся
голубоглазая красавица лет двадцати, вылитая Мерилин Монро.
- Ты из какой группы, что-то не припоминаю тебя такого! - обращается ко
мне Мерилин, а так как я молчу, продолжает, - чего, язык проглотил, что ли?
- Да я новый, даже группы своей не знаю! А язык проглотил, потому что
такую красавицу увидел! - подыграл я Мерилин.
Глаза девушки внимательно осмотрели меня и, видимо, осмотром остались
довольны.
- Трепач! - весело заметила она и медленно пошла прочь от расписания,
видимо рассчитывая, что я пойду за ней, но я остался на месте.
- Ладно, на лекциях встретимся! - обернувшись, сказала мне Мерилин.
И мы встретились. Но не на лекциях, а у железнодорожной билетной кассы,
где я стоял в "голове" огромной очереди. Мерилин узнала меня и бросилась на
шею.
- Где ты, дорогой, еле нашла тебя! - целуя в щеку, радостно щебечет
она. А тихо на ушко, - возьми мне билет на Москву!
Я все понял - не хочет в очереди стоять! И озорной план вдруг созрел у
меня в голове. Я взял два билета в купе международного вагона и подошел к
стоящей поодаль студентке.
- Взял, отправление через полчаса, мы - в одном купе, - радостно
сообщил я ей. Она полезла в кошелек за деньгами, но я попросил спрятать
деньги, - в следующий раз ты мне возьмешь!
В портфеле у меня была бутылка душистого вина "Кокур", предназначенного
для встречи с Тамарой. Но оказалось, что бутылка все-таки пошла по ее
прямому назначению. Мерилин Монро тоже оказалась... Тамарой! Что, имен
больше нет, что ли? - поразился я. Но, узнав ее имя, решил не сдаваться и
идти до победного конца...
Томочка (так я стал ее сразу же называть), удивилась, когда мы подошли
к международному вагону, и это удивление усилилось, когда она узнала, что в
этом вагоне удобные двухместные купе. Оказавшись со мной вдвоем, она немного
утратила свою браваду, стала тихой и скромной. Но "Кокур" все поставил на
свои места.
Томочка осмелела, язык у нее развязался, и она рассказала, что работает
секретарем у главного инженера одного из заводов (она назвала завод), и
встречается с ним. Сейчас едет к нему в Москву.
- Он боится даже ехать вместе со мной, а в Курске мы и не встречаемся,
так как он женат и она работает в Обкоме партии. Дрожит как цуцик перед ней!
- с великолепным презрением высказалась Томочка. Старый, пятьдесят лет ему,
но кобель еще тот, - вздохнула девушка, - а откажешь - ищи другую работу! А
так и отпускает, когда надо, и премии выписывает...
Я вспомнил, что знаком с этим человеком - мы не раз ходили в баню одной
компанией. Зовут его Василием Митрофановичем, Васей. Это мрачный, замкнутый
тип, страшный матюгальщик. Однажды он помогал мне в изготовлении какого-то
стенда на его заводе, и при мне ругал проштрафившегося начальника цеха:
- Ты, ... твою мать, почему хороший завод позоришь? Да я тебя...! Мне
нравилось, что он так суров с подчиненным, так как это было в моих
интересах. Но столкнуться с ним, как с соперником по любви, мне не хотелось
бы, от мата ведь не отмоешься...
Мы выпили еще, и я решился поцеловать Томочку. Она с охотой позволила
мне сделать это и отвечала на поцелуй всем телом. Мы провели хорошую ночь и
были довольны друг другом. Обратно договорились ехать тоже вместе. Она дала
мне свой телефон, я же наврал, что у меня телефона нет.
Как ни удивительно, а встреча с молодой красивой девушкой не затронула
моей любви к Тамаре Ивановне. Мы, как и прежде, были нежны и страстны.
Тамара долго была на больничном, а потом ее перевели на инвалидность третьей
группы и стали платить пенсию.
- С пенсионеркой гуляю, - шутил я с близкими друзьями.
Томочке же я сказал, что работаю на курском заводе тракторных запчастей
- КЗТЗ, и учусь на вечернем, на том же курсе, что и она. А в начале семестра
мы неожиданно встретились у входа в поточную аудиторию.
- Привет! - крикнула Томочка и кинулась мне на шею.
Студенты странно посмотрели на нас, а я не знал, как себя и повести.
Кивнув ей, я быстро занял место у доски, а она, ошарашенная, села на
передний ряд. Я начал лекцию. На перерыве она подошла ко мне и спросила:
- Теперь тебя на "вы" называть? Зачем наврал, что студент?
Мне ответить было нечего.
- Я позвоню тебе! - тихо сказал я и отошел в сторону.
Узнав, что я, ее преподаватель - "молодой доктор наук" - как меня
называли в институте, Томочка зауважала меня еще больше. Примерно раз в
месяц по пятницам она ездила в Москву на встречу со своим "старцем" Васей.
Он останавливался у своего друга, и Томочка приезжала к нему туда. А
сопровождал ее туда и провожал обратно в двухместном купе, конечно же, я.
И если "старец" боялся встречаться со своей юной пассией в Курске, то я
же не был таким трусом. Иногда, хотя бы раз в неделю я уговаривал Томочку
прогулять занятия и встретиться со мной у моего приятеля. Этот приятель,
преподаватель с моей кафедры, жил у своей подруги, а его однокомнатная
квартира пустовала. Вот он и давал мне ключи от нее.
Конечно же, в "маленьком" Курске все всем стало тут же известно. Всем,
кроме моей жены Лили, хотя я этого боялся далеко не в той степени, как наш
Митрофаныч. А тут мне - "повестка" в баню.
Периодически, по той или иной причине - дня рождения, повышения, выхода
в отпуск, праздников - наша компания ходила в баню. В компанию входили кроме
меня - наш проректор, пара-тройка заведующих кафедрами, инструктор Обкома
партии и Митрофаныч.
С некоторым страхом я пожимал руку Митрофанычу. Но тот ничем себя не
выдал. Мы парились, делали массаж друг другу, выпивали пиво и кое-что
покрепче, и у меня уже отлегло от души. Но тут я, в свой черед, лег на
каменное ложе для массажа и меня взялся массировать Митрофаныч. Спину он мне
промассировал нормально, и я перевернулся лицом к нему. Он промассировал
ноги, подобрался к животу, груди, шее. И вдруг я чувствую быстрый зажим
моего горла руками Митрофаныча. Руки тут же разжались, но через пару секунд
опять сдавили мне горло.
- Вась, ты, что охерел, что ли? - тихо спросил я его.
- Брось Тамару! - так же тихо, но зловещим тоном ответил мне "старец",
- ты же, гад, женат!
- От такого слышу, - шепчу я ему, - ты сам, что ли, холостой?
Так мы во время массажа и не договорились. Но потом, когда мы "врезали"
еще по "ершу", я отвел "старца" подальше, и "промыл ему мозги".
- Слушай, Вася, ты что хочешь, чтобы девчонка была только с тобой, ты
же ее отца старше? Другое дело, если вы поженитесь, но этим же и не пахнет!
Да и встречаетесь вы нечасто, это не жизнь. Я - твой спаситель, если ты
что-то понимаешь. Я вакуум в ее жизни заполняю. А ведь его может заполнить
ее ровесник, жених, и тогда хана тебе! Ты мне водку должен ставить, за то,
что я сохраняю сложившийся статус-кво. Перевести на русский?
Митрофаныч молча выслушал меня и вздохнул.
- Люблю я ее, не знаю, что и делать! Убил бы жену, но греха боюсь, а
развестись не могу - она же меня раздавит. Что мне делать? - этот суровый и
некрасивый, как граф Жоффрей из "Анжелики", человек, тихо заплакал.
- Вась, твою мать, прекрати, люди увидят! - испуганно уговаривал его я,
- хочешь, брошу ее, если это надо! ("Не дождешься!" - думаю я про себя).
- Нет, ты, пожалуй, прав! - вздохнул Митрофаныч, - но постарайся
убедить ее, чтобы не сошлась еще с кем-нибудь, особенно с холостым. Я
как-нибудь решу вопрос с женой, или удавлюсь!
И, забегая вперед, доложу вам, что я-таки однажды действительно выручил
Митрофаныча. А было это так. Почувствовал я, что у Томочки кто-то
наклевывается. Разок не смогла встретиться у моего приятеля, стала холоднее
в постели. Лиля как-то уехала с детьми в Тбилиси на весенние каникулы, и я
пригласил Томочку вечером ко мне домой. Ее, видимо, заинтересовало, как я
живу, и она пришла. "Переспали", выпили. У нее, как обычно, развязался язык,
она и сообщила мне, что завтра едет на неделю в Киев к подруге.
- С Митрофанычем? - спрашиваю.
- Клянусь, что нет! - отвечает она убежденно, - к подруге, и все!
Хорошо, думаю, проверим.
- Тамара, ты знаешь, что такое "пояс верности"? - спрашиваю я.
Кивает, - слышала что-то.
- Так вот, если бы у меня был современный пояс верности, ты позволила
бы мне его надеть на тебя? - продолжаю я, - для общения с подругой это не
повредит, а с мужиком быть ты не сможешь!
- Надевай, если не веришь! - гордо согласилась Томочка.
- Тогда я просто заклею тебе это место! - объявил я ей.
- Как заклеишь, а писать как я буду? - испугалась девушка.
- Не боись, все предусмотрено! - успокоил я ее.
Я посадил Томочку на стул и снял с нее трусики. Она со страхом
наблюдала за моими действиями. Достал маленький тюбик циакринового клея,
того, который мгновенно твердеет, и растворить его ничем нельзя. Нашел
толстую авторучку "Паркер" и, не раскрывая ее, ввел, куда следует, примерно
на половину длины. Томочка взвизгнула. Я надел резиновые перчатки, и быстро
выдавив клей на волоски, обрамляющие ее самое любимое мной место, мгновенно
соединил их. Клей тут же затвердел, склеив даже пальцы перчатки друг с
другом.
Я вынул ручку, с удовольствием поводил ее у своего носа, и сказал
обескураженной девушке:
- Теперь тебе можно будет общаться с таким джентльменом, у которого
член тоньше этой ручки. Но ведь это же совсем неинтересно! А приедешь
"честной" - распломбирую тебя - срежу волоски - и буду любить, как Данте
свою Беатриче! Поцеловав мою Томочку в "пломбу", я одел ее и проводил домой.
- Будь паинькой в Киеве! - посоветовал я ей, - и знай, что я тебя жду в
Курске!
Домой я возвращался довольный, что выполнил свой рыцарский долг за себя
и за того парня, Митрофаныча, то бишь.
Через неделю Томочка вернулась из Киева, и мы встретились на квартире у
моего приятеля. На все мои вопросы Томочка презрительно отвечала: "Сам
увидишь!". И я увидел то, чего никак не ожидал - пломба цела! Напрашивалось
два варианта ответа на эту ситуацию: первый - то, что Томочка действительно
ездила в Киев к подруге; второй же я с гневом отметаю, так как Томочка -
юное провинциальное создание не допустило бы такого разврата. Не
подсказывайте - и другого тоже!
Одним словом, пломбу я распечатал, место пломбировки обработал бритвой,
и стал любить мою верную подругу, как средневековый рыцарь свою даму, даже
еще страстнее.
А новый "пояс верности" я хотел, было, запатентовать, но передумал. Все
равно никто за идею не заплатит, будут пользоваться тайно, и попробуй,
подлови их!
Несмотря на все описанные, далекие от научных изысканий действа,
договор со Львовом выполнять-то было надо. Весной прибыл из Гомеля сложный
гидрораспределитель с гидромашиной. Баллоны - гидроаккумуляторы, мы закупили
в городе Людиново, Калужской области, а экспериментальные армированные
шланги на давление 250 атмосфер - на военном заводе в Брянске. Помогал мне
выполнять эту работу доцент с соседней кафедры - Толя Черный.
Конструкцию мы запатентовали и могли спокойно выполнять работу. Суть
нового способа накопления энергии торможения автомобиля или автобуса
состояла в следующем. Перед плановым торможением трансмиссия автобуса
соединялась с гидромашиной, подключенной в режиме насоса. Гидронасос,
вращаемый от трансмиссии автобуса, качает масло под давлением 250 атмосфер в
баллоны гидроаккумулятора, сжимая там газ азот, уже находящийся под
давлением в 150 атмосфер. В баллонах запасается энергия движения автомобиля,
и тот останавливается. Нужно только вовремя застопорить машину, а то если
зазеваешься, то она рванет назад: ведь сжатый газ - та же сжатая пружина!
Затем шло переключение гидронасоса на режим гидродвигателя. Теперь в
него запускалось масло под давлением, и гидродвигатель, вместо обычного
двигателя, разгонял автобус. Одним словом, в принципе происходило то же, что
и в маховично-вариаторном "гибриде", только вместо маховика были
гидроаккумуляторы, а вместо вариатора - гидромашина. Все устройство
получилось в несколько раз больше и тяжелее маховичного варианта, оно уже
занимало всю заднюю часть салона автобуса. Но зато все части его можно было
купить готовыми, о чем мечтал зам. министра автомобильной промышленности.
Я понимал, что, как и в случае с маховичным гибридом,
"смертником-испытателем" должен был стать я. Какое же я имел моральное право
посадить рядом с адской машиной другого человека, и чтобы он еще и управлял
ею? А главное - сел бы он туда сам?
Поэтому мы отгородили весь "задок" салона стальным листом, поставили
туда эти бомбы-баллоны и соединили их гибкими шлангами в руку толщиной с
гидромашиной, расположенной под сиденьем. Хуже моего положения трудно было и
представить. Я сидел на гидромашине, в которой было 250 атмосфер давления,
широко расставив ноги, а между моими ногами проходили гибкие шланги на те же
250 атмосфер. Это они только без давления были гибкими, а когда подавали
давление, то у них наступала такая "эрекция", что в сторону не сдвинешь -
твердые, как стальные! Все оборудование - экспериментальное, гарантии на
него не было!
Разорвется баллон - снесет голову на фиг! Но это полбеды. Оторвется
штуцер от шланга или порвется сам шланг - а это было в сотни раз вероятнее -
я мог бы остаться жив, но кому такая жизнь нужна? Вы не забыли, где
проходили шланги? Они начинались примерно с уровня моих колен, проходили
между ногами и уходили к гидромашине, на которой я сидел. Прорвись хоть
что-то - и сколько одних Тамар осталось бы без "техобслуживания", не говоря
уже о других именах!
Особенный ужас вселял в меня мой новый дружок Федя Киров, увлекшийся
теми же идеями и считавший себя моим учеником. Он рассказывал про случай,
когда прорвало такой шланг высокого давления, и тонкая струйка масла
"впилась" в человека. В считанные секунды вся кровь у него из сосудов была
вытеснена маслом! Ничего себе перспектива!
Федя Киров жил в Ильичевске, городке-порте близ Одессы. Он настолько
увлекся моей маховичной тематикой, что бросил работу в порту, и организовал
научно-исследовательскую лабораторию при одном из ВУЗов Одессы. Все время он
проводил в поездках ко мне и обратно в Ильичевск. Федя был на несколько лет
старше меня, не дурак выпить и погулять. "Свой в доску", одним словом. С ним
связан целый этап в моей жизни. Этап яркий, но короткий - Федя Киров, к
сожалению, погиб в авиакатастрофе, в одном из своих "челночных" перелетов,
лет через семь после нашего знакомства.
Но как вы понимаете, я остался жив. Более того, то, что я сейчас женат,
свидетельствует о том, что шланги во время работы не прохудились и не
сделали меня кастратом. Но однажды я перепугался здорово. Все, кто хоть
чуть-чуть знает автомобиль, поймут меня.
Испытания автобуса заключались в следующем. Во рту у меня был свисток и
для начала движения я свистел один раз. Стасик Слепухов трогал с места и
разгонял автобус. Два свистка - он устанавливал нейтраль в коробке, а я
подключал гидромашину. Автобус останавливался, и Стасик ставил его на
"ручник". Три свистка - автобус снимался с ручника, и с той же нейтралью в
коробке разгонялся этак до 40-50 километров в час с подключенным к
трансмиссии гидродвигателем. Вот и весь цикл.
Двигательный отсек сзади был открыт, шкивы двигателя были выкрашены
"зеброй", и народ мог видеть, что автобус разгонялся без участия двигателя -
тот был неподвижен! Этот автобус в конце 70-х годов множество раз был
показан и в кино, и по телевидению. Чудо советской техники - экономится
половина топлива, в десятки раз снижается токсичность выхлопа! Все эти
лозунги остались словами! Советская автомобильная техника начала свое
медленное умирание, а за рубежом были свои решения и патенты.
Теперь о том, как я чуть ни стал импотентом, а в лучшим случае -
заикой. Стасик Слепухов не выполнил мои указания в точности и оставил
коробку включенной на первой передаче, лишь выжав сцепление при разгоне на
"гибриде". Все равно потом надо начинать с первой передачи! А тут такая
тонкость - ведь коробка была постоянно соединена с ведущими колесами
автомобиля. И только нейтраль предохраняла сцепление от разноса.
Посудите сами - при 50 километрах в час колеса автобуса делают около
4,5 оборотов в секунду. Главная передача автобуса повышает эту скорость в 10
раз, а первая передача коробки - еще почти в 8! В результате диск сцепления
должен был разогнаться до 360 оборотов в секунду или почти до 22 тысяч
оборотов в минуту! Но не разогнался он до этих оборотов, потому, что лопнул,
разорвался как маховик на осколки, еще раньше. Пробило картер сцепления, и
так поддало меня сзади с пушечным выстрелом, что я стал готовиться к
переходу в мир, лишенный страстей.
Но прошла секунда-другая; ощупывая себя, я убедился, что главные детали
моего тела в порядке, потом ощупал голову - тоже цела. В чем дело? И до меня
дошло...
- Стасик, твою мать, ты что, вместо нейтрали включил!
- Первую! - виновато отвечал Стасик, до которого тоже стал доходить
смысл происшедшего.
Жесткий мат стоял на улице Тускарной еще минут пять, отпугивая ворон и
случайных прохожих. До нового корпуса было километров десять; послали
Славика в ближайший магазин за едой и, подкрепившись, начали ремонт прямо на
улице. Автобус застопорило, его нельзя было даже тянуть на буксире. Я, как
самый сильный, лег на асфальт под коробку, а Славик сверху через лючок стал
откручивать болты, крепящие картер сцепления к двигателю. Толя Черный
контролировал ситуацию.
И что-то Славик затих. А мне уже невмоготу держать коробку, она -
килограммов сто со сцеплением, да еще масло на лицо капает.
- Славик, твою мать, ты что, заснул там?
Молчание.
- Толя, посмотри, что, он спит там, я больше не могу! - простонал я,
держа коробку на вытянутых руках из последних сил.
- Да он и правда спит! - с ужасом вымолвил Толя.
Оказывается, наш алкаш - Славик, при походе в магазин нажрался водки и
заснул, оставив своего шефа под грузом. Я, истошно матюгаясь, опустил
тяжеленную коробку с карданом себе на грудь, еле выбрался из-под нее и
набросился с кулаками на своего обидчика.
- Убью гада! - кричал я, бегая за Славиком.
- Больше не повторится! - привычно отвечал он, ловко увертываясь от
меня, даже в пьяном виде.
Я был взбешен. Стасик чуть не вызвал у меня инфаркт этим разрывом
сцепления, Славик чуть не придавил меня коробкой передач. Да что это за
сотруднички, всех поубиваю на фиг! Но, утомившись бегать за молодежью, я
присел на бордюр. Славик издалека показал мне бутылку 0,8 литра портвейна,
которую вынул из сумки с инструментом. Я стал подзывать его к себе пальцем.
Но Славик, покачав головой, поставил открытую бутылку на тротуар, рядом