Никонова Наталия. Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Но в Грузии тех лет, о которых я говорю, этим и не пахло. И хоть по
фамилии я - житель Грузии, но по менталитету уже был почти русским. Я
никогда не смог бы согласиться на подхалимаж, низкопоклонство, лесть, обман,
лицемерие, вероломство, подкуп и прочие атрибуты кавказского менталитета.
Поэтому мне не грозило стать там руководителем, а только покорным рабом или
непокорным изгоем. Но в те годы ни я, ни моя жена не были достаточно умны и
опытны, чтобы понимать это.
Но, так или иначе, я вместе с Лилей пошел в ее институт - посмотреть,
чем там занимаются, и поговорить с ее "шефом" Маникашвили. Благо и
институт-то был метрах в трехстах от дома - близ Политехнического института,
где мы учились.
Четырехэтажное небольшое здание, дворик, через который располагался
двухэтажный производственный корпус с мастерскими, боксами, и лабораториями,
на втором этаже которого находилась лаборатория Маникашвили..
Первым делом я зашел в мастерские, так как питал большую слабость к
оборудованию. Вход был совершенно свободным, но в проходе толпились какие-то
сомнительные личности, похожие на крестьян. Они что-то передавали мастерам и
забирали от них.
- Гири облегчают, - пояснила Лиля, - отбою от них нет! Наши мастерские
только на базары и работают. Мы "приписаны" к ближайшему - Сабурталинскому
базару.
Я заинтересовался "облегчением" гирь. Торговец, он же крестьянин,
передавал мастеру обычно целый набор гирь-разновесок, и говорил, на сколько
их надо облегчить. Токарь зажимал в патроне гирю, высверливал в ней
отверстие, а конец забивал металлической же пробкой, которую затирал вместе
с гирей. Пробка сливалась с материалом гири и становилась незаметной. Но
процентов на 5-10 гиря уменьшалась в весе. Продавец платил мастеру деньги и
уходил довольный - "надувать" покупателей. Деньги же делились между самим
мастером и руководством разного ранга. Работа шла бойко, в охотку, без
окриков и принуждений. Труд здесь был не обязанностью, а в радость!
Мы пошли дальше. У одного из боксов толпилось несколько человек, среди
которых Лиля узнала и директора - Самсончика Блиадзе. Маленького роста
сутулый человечек с реденькими серыми волосами, стоял в самом центре толпы,
и что-то пояснял ей. Но толпа мотала головами и отказывалась понимать его:
Ар шеидзлеба, батоно Самсон! (нельзя, господин Самсон!).
Мы протиснулись поближе и увидели следующее. В бокс для испытаний
двигателей затаскивали стенд, имевший в своем составе весы с длинной
линейкой, по которой перемещалась гиря, как у медицинских или товарных
весов. Так вот эта длинная линейка не помещалась в боксе - упиралась в
стену. Что делать? Вызвали директора Самсончика.
Мудрый директор тотчас же нашел решение - согнуть линейку под прямым
углом, чтобы стенд поместился. Но пользователи стендом не соглашались -
дескать, весы не будут показывать то, что надо. Директор настаивал на своем
- ведь длина-то линейки останется прежней, в чем тогда дело? Ему пытались
объяснить, что момент - произведение силы на кратчайшие растояния до оси -
изменится. Но директор продолжал настаивать, повторяя, что длина линейки-то
останется той же.
Мне показалось, что я попал либо на съемки комедийного фильма, либо в
дурдом. Я хотел вмешаться, но Лиля одернула меня: "Не порть отношений с
директором!". Я посоветовал ей передать сотрудникам, чтобы они не отпускали
своего директора в город одного - или потеряется, или улицу не сможет
перейти с таким интеллектом.
Мы поднялись на второй этаж в лаборатории. В нос ударил запах горелой
пластмассы.
Это лаборатория полимерных материалов, - пояснила Лиля. Сейчас очень
модны металлоорганические соединения, так вот они натирают напильником
опилки свинца и текстолита, пытаясь их сплавить в тигле, чтобы получить
металлоорганику. Свинец-то плавится, а текстолит - горит! Вот ничего и не
выходит! Только вонь стоит! - жаловалась Лиля.
Я окончательно понял, что нахожусь в дурдоме, только научной
направленности. Сейчас выйдет из дверей Эйнштейн подручку с Аристотелем, а
за ними - Галилей. Но вышел... Геракл, простите, Маникашвили, и, улыбаясь,
провел нас в свою лабораторию. Он, оказывается, наблюдал за нами из окна.
- Чем они занимаются - стыдно сказать! - возмущался Геракл - маленький
полный мужчина, постоянно потиравший себе ладони.
Я хотел, было присоединиться к мнению "батоно Геракла", но Лиля
толкнула меня в бок - не критикуй никого - завтра будет известно всем!
Батоно Геракл повел меня по лаборатории, показывая, чем они занимаются.
Две проблемы стояли перед лабораторией - измерение крутящих моментов и
создание образца работающей волновой передачи. Чтож, проблемы,
действительно, насущные, вроде металлоорганических соединений, смотря
только, как их решать. Маникашвили подвел меня к стенду. Там стояла коробка
передач от грузового автомобиля, и задачей было измерить крутящий момент на
первичном валу, который шел от двигателя.
- Это архиважная задача, - горячо убеждал Маникашвили, - ее поставил
шеф - батоно Тициан. Мы разрежем первичный вал, вставим туда мерную месдозу
с датчиками и будем снимать электрические сигналы с них, - пояснял Геракл
устройство всем известного моментомера.
- А как снимать сигналы с вращающегося вала - переспросил я Геракла, -
ведь это самое трудное?
- Ты попал в точку! - Геракл перешел со мной на "ты" и попросил
обращаться к нему так же, - это очень трудно, нужны ртутные токосъемники! А
они опасны - это беда!
Я вспомнил, что успел узнать об измерении моментов, когда читал книги
метрами.
- Батоно Геракл, - спокойно сказал я ему, - задача твоя решается очень
просто. Не надо ничего резать, да и дел-то - с гулькин нос!
- С чей нос? - озабочено переспросил Геракл, - Кто такой Гулька? Уж не
ты ли сам себя так называешь? Но твой нос не так уж и мал!
- Нет, батоно Геракл, это русская присказка, она означает, что чего-то
мало, в данном случае дел. Гулька - это голубь!
- Видишь, косозубые колеса на валах - они создают давление на
подшипники, пропорциональные крутящему моменту. Подложи под подшипник
неподвижную месдозу, хотя бы трубочку с маслом и снимай обычным манометром
давление - это и будет крутящий момент!
Геракл аж рот раскрыл от удивления и восторга.
- Но нам на эту задачу пять лет финансирования выделили! Как же мы
теперь скажем, что она так легко решается? Батоно Тициан убьет меня!
- Уважаемый Геракл, - пояснил я, - сперва разрежем вал, поставим
месдозы, - пройдет год; еще год будем искать токосъемники; еще год -
доказывать, что они неточны и опасны; один год уже прошел на размышления, а
на пятый год выдадим уже готовую и испытанную "новую" конструкцию!
- Ты - гений! - вскричал Геракл. Как жаль, что Виктор Иванович Бут в
Москве, он поехал по институтам узнавать про моментомеры. Вот он бы
обрадовался!
Виктор Иванович Бут - единственный русский в отделе - самый грамотный,
но немолодой инженер, который вел всю конструкторскую работу в отделе. Он
поехал вместе с зам. директора Топурия в Москву, как раз по вопросам
измерения моментов.
А в это время директор Самсон Блиадзе, закончив, видимо, гнуть линейку
у весов, зашел в сопровождении свиты в отдел Геракла. Мы были в стороне, а
директора навытяжку встретил заместитель Геракла - Гиви Перадзе.
- Где Виктор Иванович Бут? - спросил его директор.
- Топурия и Бут в Москве! - громовым голосом отрапортовал Гиви.
Директора чуть не хватил удар:
- Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? - выговаривал он Гиви
(Гиви-то произнес свою фразу не только громко, но и слитно!) - Ну, хорошо,
может Топурия и критикуют в Москве, значит заслужил, но зачем выражаться так
грубо?
Мы с Гераклом задыхались от смеха.
- Батоно Геракл, объясните ситуацию, где Виктор Иванович? - обратился к
нему директор.
- Я же сказал, что Топурия и Бут...- обиделся Гиви, плохо понимавший
смысл сказанного им.
- Молчи, Гиви, - перебил его Геракл, - дело в том, что Топурия взял с
собой Виктора Ивановича в Москву в командировку. А Гиви лучше бы сказал это
по-грузински, видите, как неприлично по-русски выходит. - Гиви, - продолжал
Геракл, - но ты же мог сказать: "Бут и Топурия в Москве!".
- Нет, начальника надо называть первым, подчиненного - вторым! -
невозмутимо декларировал Гиви.
Инцидент, лишний раз подтвердивший, что я нахожусь все-таки в дурдоме,
был исчерпан.
Осталась вторая проблема отдела - волновая передача. Модель ее была
зажата в токарном станке, но дела с ней были еще хуже, чем с моментомером.
Дело в том, что волновая передача содержит так называемое гибкое
колесо, в которое вставлен распирающий его кулачок-подшипник.
Кулачок-подшипник быстро вращался, и если гибкое колесо было не так уж
гибко, допустим, стенка колеса была излишне толста, то это колесо, попросту,
ломалось за несколько минут. Как гвоздь, который начинают гнуть туда - сюда.
Беда Геракла была в том, что колесо он взял излишне толстым - для
прочности. Его делали из самых дорогих и прочных сталей, но проходило
пять-шесть минут работы, и колесо, аж нагревшись от деформаций, лопалось.
Этот вопрос даже рассматривали на Ученом Совете института и сделали Гераклу
внушение. Год потратили на волновую передачу, а долговечность - всего шесть
минут!
Я, увидев, какой толщины колесо, от души пожалел бедный токарный
станок, который вынужден был деформировать и ломать колесо, греясь сам от
натуги. Толщина колеса была миллиметров пять.
Я подозвал токаря - его звали Мурман, - и сказал Гераклу: - прикажи,
пусть сточит четыре миллиметра и оставит только один!
Геракл изумился: "Тогда колесо сломается мгновенно!"
Пришлось гнуть перед Гераклом гвоздь и лезвие бритвы. Гвоздь выдержал
десять изгибов и сломался. Бритву можно было сгибать до турецкой Пасхи, т.е.
до бесконечности.
Геракл хоть сомневающимся голосом, но приказал Мурману: "Точи!"
Мурману было все равно, он и сточил четыре миллиметра, оставив один.
Вставили в колесо кулачок и включили станок. Геракл отошел от станка и зажал
почему-то уши. Но колесо и не думало ломаться. Как завороженные смотрели
сотрудники лаборатории на то, что с треском ломалось уже через пять минут.
Станок крутился полчаса, час - колесо даже и не грелось!
Батоно Геракл, давайте на ночь оставим, пусть крутится! Я обещаю - год
будет крутиться, не меньше! - посоветовал я.
Геракл отвел меня в сторону и тихо сказал на ухо:
- Ты был прав с моментомером, и мы так же поступим с волновой
передачей. Будем постепенно повышать ее долговечность, и к пятому году
дойдем до нужного срока!

Лучше - одним другом больше!

Еще не проведя даже испытаний скрепера, я понял, что использование
маховика на этой машине - незаметная часть того, что может дать маховик в
технике. Электростанции, например, работают и днем и ночью, а потребляется
энергия, в основном, днем. Накопив энергию в большой маховик ночью, можно
было бы использовать эту энергию днем. Но здесь нужен уж очень большой
маховик.
Но оказывается гораздо больше энергии, чем вырабатывают все
электростанции мира, потребляют автомобили. Вот пишут и говорят о то, что,
дескать, будет емкий накопитель энергии, и проблема массового электромобиля
будет решена. Все это обман и сплошное надувательство!
Ну, будет емкий накопитель энергии, да он и есть уже - современные
супермаховики накапливают полкиловатт-часа в каждом килограмме своей массы.
Это больше, чем нужно для силовой установки автомобиля, а где электромобиль?
Да дело в том, что будь электромобилей много, то их заряжать будет не от
чего. Не хватит всех электростанций мира, даже если от них отключить все
остальные потребители: сидеть в темноте и заряжать электромобили.
Поэтому в первую очередь надо научиться сокращать расход топлива на
наших обычных автомобилях с двигателями. Как вы думаете, какую часть топлива
полезно использует автомобиль? Или, выражаясь научно, чему равен КПД
двигателя на автомобиле? Во всех учебниках написано, что этот КПД у
бензиновых двигателей - 25%, а у дизельных - до 40%. А слабо проверить
самому?
Проедем в городе на той же "Волге" 100 километров и израсходуем 12, а
то и 14 литров топлива. А потом поделим реальный расход энергии, затраченной
на перемещение массы около 1 тонны на колесах на 100 километров пути, на
запас энергии в израсходованном топливе и получим около 7%. Вот чему равен
реальный КПД двигателя на автомобиле - он почти такой же, как у паровоза!
Высокий КПД у двигателей - до 40%, а у так называемых топливных
элементов - перспективных источников энергии - вообще до 70%, бывает только
тогда, когда эти источники отдают энергию в самом эффективном, оптимальном
режиме. Обычно же двигатель бывает сильно недогружен, ну часто ли вы
полностью, до пола, нажимаете на педаль акселератора (в простонародье -
"газа")? А у топливных элементов - нооборот, чтобы развить мощность,
например, для обгона, этими "элементами" нужно заполнить весь кузов
автомобиля.
Автомобилю нужен накопитель, "банк" энергии, который отбирал бы энергию
от двигателя или топливных элементов при их максимальном КПД, а отдавал бы
машине - по потребности. Но такой "банк" уже есть - это супермаховик.
Хватило бы супермаховика массой в десять килограммов, чтобы обеспечить таким
"банком" от легковушки до автобуса, но экономичного автомобиля с таким
банком что-то не видно.
Вот такие размышления привели меня тогда к выводу, который теперь уже
ни для кого не является откровением. Такому экономичному автомобилю с
"гибридным" источником энергии (помесь двигателя с накопителем) нужна особая
бесступенчатая трансмиссия - вариатор, связывающий колеса и маховик с
двигателем.
Поясняю на самом типичном примере: автомобиль разгоняется - скорость
его мала, а двигатель и маховик вращаются быстро. Стало быть, передаточное
отношение трансмиссии наибольшее. Автомобиль гонит по шоссе - скорость его
наибольшая - а передаточное отношение - наименьшее. Для хороших "гибридов"
этот диапазон передаточных отношений должен быть не менее 20-ти. И при этом,
без каких либо ступеней или передач - все должно меняться плавно. Это может
обеспечить только особый вариатор, да такого пока нет.
А если бы был, то представьте себе - автомобиль или автобус тормозит на
остановке - и его энергия движения плавно переходит в маховик. Трогается с
места - и энергия маховика плавно разгоняет автомобиль! Вот какие автомобили
нужны современному человеку, а не те пыхтящие, дымящие и прожорливые
чудовища, что мы имеем сейчас! Расход топлива - в два-три раза меньше,
токсичных выделений почти нет, мощность при разгонах и обгонах - почти без
ограничений. Никаких переключений передач и манипуляций со сцеплением!
Мечта о таких автомобилях заставила меня заняться проблемой вариатора.
И вскоре такой вариатор был придуман - не буду вдаваться в подробности его
устройства - оно достаточно сложно. Как положено, я подал заявку на
изобретение, и, уже не доверяя принципиальности "эксперта от предприятия"
решил проследить путь заявки. И вот судьба - заявка опять пришла во
ВНИИСтройдормаш, но уже другому специалисту - тому самому Борисову, который
применил маховик на экскаваторе. Помните, о нем упоминал Вайнштейн, когда
поминал "добрым словом" родной ВНИИСтройдормаш?
И вот я, с тяжелыми воспоминаниями о ВНИИСтройдормаше, поднимаюсь по
винтовой лестнице в кабинет Сергея Михайловича Борисова - начальника отдела
экскаваторов. И вместо глухого крючкотвора в огромных очках на носу
бабы-Яги, меня приветствует высокий красивый человек славянской внешности с
огромными серо-голубыми глазами. Сергей Михайлович, пристально всматриваясь
в меня, еще юношу-аспиранта, как будто чувствовал, что лет через тридцать я
стану его преемником совсем в другом месте и на другой должности. Лет десять
еще мы будем ближайшими сотрудниками и хорошими друзьями, а через сорок лет
я поцелую его в лоб, провожая в вечность. Но тогда Сергей Михайлович был в
расцвете сил и творчества; он уверенно объявил мне, что ему нравится мое
изобретение и он даст на него положительный отзыв.
- Только одно мне непонятно, - удивлялся Борисов, - почему вы назвали
свое изобретение "мезан-привод"? Что вообще означает это "мезан"?
Я отвечал, что и для меня это название в новинку, и его придумали
эксперты Комитета по изобретениям.
А объяснялось все по-русски просто. Буквы "З" и "Х" на машинке, да и на
клавиатуре компьютеров, стоят рядом, и машинистки их часто путают. Однажды
мне вручили письмо, адресованное "хам. директора", за что этот "хам" чуть не
спустил меня с лестницы. Видел я и письмо в Горисполком города
Орехово-Зуево, где буква "З" также была заменена на "Х".
Так вот, оказывается, эксперты назвали мое изобретение "Механ-привод",
что должно было означать, повидимому, "механический привод", а вышел этот
загадочный "мезан", напоминающий какой-то французский автомобиль.
Получив авторское свидетельство на вариатор, я разыскал "главного"
ученого по автомобилям - профессора Бориса Семеновича Фалькевича, бывшего в
то время заведующим кафедрой "Автомобили" в Автомеханическом институте.
Добившись аудиенции у известного ученого, я показал ему схему
"мезан-привода" и даже маленькую модель, которую я успел изготовить.
- Изъящное решение! - констатировал Борис Семенович и послал меня...
нет, всего лишь на Ликинский автобусный завод, заключить договор на
разработку вариатора для городского автобуса. Вместе со мной он послал туда
молодого ассистента своей кафедры - Георгия Константиновича Мирзоева -
будущего Главного Конструктора Волжского автозавода. Я понял, что Фалькевич
видел меня после защиты диссертации преподавателем на своей кафедре.
И кто знает, как сложилась бы моя судьба, если бы академик Тициан Трили
не встретился бы со своим, как оказалось, другом - Борисом Фалькевичем, а
тот не рассказал бы ему обо мне и моем изобретении. Трили, оказывается, уже
слышал о моей "феноменальной" изобретательности от небезызвестного Геракла
Маникашвили и запланировал "иметь" меня у себя в институте.
И вот расстроенный Борис Семенович рассказывает при встрече мне, что
академик Тициан Трили, узнав о том, что мы сотрудничаем, задал ему
риторический вопрос, переданный мне буквально:
- Почему сей молодой человек, должен работать у тебя, а не у меня? У
тебя в Москве и без него много талантливой молодежи!
Смущенный Борис Семенович поведал мне, что академик Трили - очень
влиятельный человек, да и его близкий друг. Отказать ему профессор Фалькевич
не мог. Так я, как какой-нибудь скакун или борзой пес, был передан от одного
"феодала" другому. Тем более позже, когда Маникашвили устроил мне встречу с
Трили в его кабинете визе-президента АН Грузинской ССР, я увидел очень
симпатичного, спортивного человека, лет пятидесяти, непохожего на всех этих
Самсончиков и Гераклов. Чуствовалось, что он и на своем посту близок к
науке, знает о том, что его институту пора менять стиль работы и
руководство, да вот все "руки не доходят". Вот переизберут его с этой
должности, тогда...
А что "тогда", я так и не успел узнать, потому, что из смежной комнаты
вдруг быстрой походкой вышел человек, появление которого заставило Тициана,
да и меня, конечно, встать навытяжку. Этим человеком оказался Президент
Академии, великий ученый-математик Николай Иванович Мусхелишвили. Я впервые
в жизни увидел живого классика, равного, пожалуй, Ляпунову, Остроградскому
или Гамильтону по значимости.
Классик был в помятом костюме с помятым же галстуком на боку, и
растегнутыми верхними пуговицами рубашки. Рассказывали, что он был так
рассеян, что однажды появился на работе в двух галстуках сразу.
- Батоно Нико, - сказал Тициан, когда Президент передал ему стопку
каких-то бумаг, - хочу представить вам молодого ученого Нурбея Гулиа,
которого думаю взять к себе на работу.
- Гулиа, Гулиа, - повторил классик, пожимая мне руку, - да это же
писатели!
Да, батоно Нико, - подтвердил Трили, - это его дед и дядя писатели, я
их хорошо знаю, но сам он - ученый, причем в моей области знаний. Сейчас он
учится в аспирантуре в Москве, должен скоро защититься, а затем приедет на
родину - в Грузию!
Это хорошо, - скороговоркой подтвердил батоно Нико, - хорошо, когда из
Москвы - на родину, вообще - из Москвы - это хорошо! - и ретировался в свою
комнату.
Мы с Тицианом сели. Я достал статью, где писал о перспективных
автомобильных проблемах, тех, о чем я рассказывал выше. Авторами были
записаны академик Трили и я. Тициан внимательно прочел статью, а потом между
своей и моей фамилией написал: "профессор Б.С. Фалькевич". Улыбнувшись, он
сказал мне фразу, которую я хорошо запомнил:
- Лучше - одним другом больше!
Статья в рекордные сроки была опубликована в самом солидном журнале
Академии Наук - "Вестнике АН СССР".

Разбитая дверь

Я обещал потратить свое свободное время на борьбу с Мазиной и должен
был выполнить свое обещание. Но все, почти как у Тициана Трили, "руки не
доходили". Но, наконец, дошли. И все благодаря Васе Жижикину.
Пока не началась знаменитая на весь городок моя свара с Мазиной, я
тратил свободное время на всякие пустяки, шуточки. После каждой выпивки наш
"татарин" Саид Асадуллин показывал в общежитии номер, который, по его
словам, исполнял в мире он один. Каждому, кто его исполнит, татарин обещал
бутылку водки. Номер заключался в том, что Саид брал в руки ремень по ширине
плеч, и перепрыгивал обеими ногами через этот ремень, согнувшись в три
погибели и подсовывая ремень себе под ноги. Это только выглядит легко, а
попробуйте сами! Самый здоровый из соседей - Мотя, и тот падал носом, когда
пробовал, а Жижкин даже и не пытался.
Желая выиграть у Саида, я начал тренироваться, падал, вставал и
постигал мастерство.
- Почему татарин может, а я с моими ногами штангиста - нет? Не бывать
такому - решил я, - и научился прыгать. Причем не только вперед, а что
гораздо труднее - и назад.
И в очередной раз, когда Саид заявил, что только он, единственный
татарин на свете, может перепрыгнуть через пояс, я "разозлился" и сказал:
- Гони бутылку, сейчас я буду прыгать!
- Гани бутылк, гани бутылк! Ты прыгни наперед, а я - гани бутылк!
Я лениво взял в руки пояс и легко перепрыгнул через него несколько раз
вперед, а потом и назад. Все ахнули. Саид, мгновенно отрезвев, погнал в
магазин за бутылкой. Мы весело выпили, но показалось мало. Я и говорю уже
подвыпившиму Саиду:
- Татарин, а хочешь меняться - ты ставишь еще одну бутылку водки, а я -
бутылку десятилетнего коньяка из Тбилиси!
Саид смекнул, что эта сделка выгодная, но все-таки потребовал:
- Покажи!
- Ты что, своим не веришь, не поставлю - ты можешь свою бутылку и не
открывать... и т.д. и т.п.
Татарин побежал еще за одной бутылкой, а я открыл подарочный набор
"Охотничий", который привез из Тбилиси. Там были три маленькие бутылочки по
25 миллилитров (грамм) 10-летнего коньяка - точные копии обычных бутылок. Я
достал одну из них, поставил на стол, и мы стали ждать прихода Саида. Тот
забежал с бутылкой и уставился на это "чудо" на столе.
- Это не бутылк! - только и сказал он.
- А что это - чашк, банк или кружк? - это и есть бутылк, только
маленький, а размеры мы и не оговаривали! - убеждал я Саида. Ко мне
присоединились и соседи, которые тоже убеждали Саида: "Это бутылк, настоящий
бутылк!"
Добрый татарин не выдержал - открыл бутылку и разлил водку по стаканам.
Для запаха мы добавили в каждый стакан по наперстку коньяка, а красивую
бутылочку Саид запрятал себе в тумбочку.
- Чтобы помнил, как меня надули! - смеясь, сказал он.
Назавтра выпить уже было нечего, я и вечером проглотил вторую бутылочку
коньяка. А потом шальная мысль пришла мне в голову. Я втихую поставил эту
пустую бутылочку рядом с первой в тумбочку Саида. А вскоре появился и слегка
выпивший Саид.
- Как ты меня вчера надул со своей бутылочкой коньяка! - вспомнил Саид.
- Может и надул, но если быть честными, то бутылок коньяка было две! -
убежденно сказал я.
- Один, один! - настаивал Саид, ища поддержку у соседей. Но они только
воротили носы, не понимая, чью сторону выгоднее принимать.
- Давай спорить на бутылку водки - предложил я, - что бутылок коньяка
было две!
- Давай! - вдруг согласился Саид, - я знаю, как доказать. Я спрятал
пустой бутылк в тумбочка!
Саид открыл тумбочку и достал... две пустые бутылки из-под коньяка.
Жаль, что я не сфотографировал выражение лица Саида. Станиславский сказал
бы, что это мимика "высшей степени удивления". Не меньшее удивление было и
на лицах у соседей - они же видели вчера, что Саид прятал в тумбочку одну
пустую бутылку. Но им маячила выпивка "на халяву", и они признали, что
бутылки было две.
Саид побежал за водкой...
Назавтра я выпил последнюю бутылку коньяка, а пустую, конечно же, сунул
опять в тумбочку Саида. И когда вечером подвыпивший Саид пришел домой, я
сразу "взял быка за рога".
- Ну, Саид, значит, выпили мы с тобой мои три бутылки коньяка...
- Что? - перебил Саид, - какой три бутылк? - и он быстро открыл
тумбочку, где красовались живописной группкой три цветастые бутылочки.
- Сволочи! - возопил Саид, - надули меня все-таки!
- А вы, - он кивнул на соседей, - вместо того, чтобы сосед помогай,
этот жулик, - и он показал на меня, - помогай!
Хороший, добрый и бесхитростный парень был Саид. Был, потому, что нет
уже его.
Он получил квартиру в новом "спальном" районе, где все дома одинаковые.