Никонова Наталия. Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

хочу потренироваться в спортгородке и тому подобное. Конечно, Тамара знала
про Иру, но дипломатично не вспомнила ее.
В начале августа был день рождения Иры. Мы задумали отметить его
необычно - посреди Днепра. Накануне, купаясь в Днепре возле метромоста, мы
обнаружили большой островок отмели, где можно было стоять по пояс в воде. И
мы решили, на удивление купальщикам и удильщикам на берегу, доплыть до этой
отмели, и, поставив выпивку и закуску на надувной матрас, отметить там день
рождения.
Сказано - сделано. Назавтра мы принесли с собой надувной матрас, надули
его на берегу, и, на всякий случай, привязали к нему шнурками бутылки за
горлышки. Потом положили на него закуску, одежду и поплыли к отмели,
координаты которой хорошо запомнили. Но на островок и намека не было. Зря я
нырял - дна так и не удалось нащупать. Течением нас стало сносить к мосту,
опрокинуло матрас. Одежда и закуска оказались в воде. Хорошо, что бутылки
были привязаны. Похватав мокрую одежду, Ира поплыла к берегу, а я - за ней с
матрасом и бутылками. За нами внимательно наблюдали с берега купальщики и
удильщики.
- А мы думали, вы собрались поплыть на Подол! - разочарованно сообщили
они нам, когда мы в растрепанных чувствах выбрались на берег. Оказывается,
наблюдатели хорошо знали, что такие отмели периодически намываются и тут же
сносятся быстрым Днепром снова. Но мы-то с ними не посоветовались!
Мы развесили сушить одежду, документы и деньги на ветки деревьев, я
сбегал за закуской в ближайшую палатку, и мы все-таки отметили день рождения
Иры. А когда одежда и деньги подсохли, мы "доотметили" праздник в ресторане
"Млын" ("Мельница"), что через Венецианскую протоку от спортгородка. Матрас,
конечно же, сдули и положили в сумку.
А окончательно "доотмечали" событие уже дома у Юры. Ире тогда
исполнилось 22 года, мне же было 45. Я был старше нее более, чем в 2 раза!
Сейчас эта разница примерно только в полтора раза, и с годами она все
убывает. Время работает на мужчин!
А в середине августа мы с Ирой отправились на Киевское водохранилище в
турбазу близ поселка Дымер. Там уже отдыхал Юра, и он зарезервировал для нас
домик. С нами поехали наши общие с Юрой друзья, имевшие катер. Они
путешествовали по водохранилищу, останавливаясь, то тут, то там - где
понравится.
Как-то я решил прокатиться по новым местам с ними на их катере. Ира
побоялась ехать в незнакомые места и осталась купаться на пляже. К вечеру я
обещал приехать. Друзья забрали меня и мы "пошли" на катере в район города
Чернобыля, в залив, где в водохранилище впадают две реки - Уж и Припять.
Говорили, что из-за атомной электростанции в этом заливе вода теплее, чем
везде.
Обратно я решил возвращаться своим ходом, попрощался с друзьями и
отправился гулять самостоятельно, осматривая красивые места. Перед обратной
дорогой я решил искупаться. Сложил и спрятал одежду под приметным деревом,
завалив ее сверху листьями лопуха для конспирации, и, полностью раздевшись,
пошел купаться. Вокруг не было ни души, и я мог позволить себе такую
вольность. Второго такого приятного купания мне трудно припомнить. Я,
кажется, ощутил тепло Чернобыльского атома. Вода, действительно, была под
тридцать градусов. Слева в залив уходило огромное негреющее красное солнце,
спокойная красота берегов буквально усыпляла меня. Пролежав на спине около
получаса, я понял, что меня слегка отнесло течением, которого я раньше не
замечал. Я перевернулся, отыскал глазами мое "приметное" дерево и вскоре
подплыл к нему. Но... лопухов под ним не оказалось, как и моей одежды.
Лопухом оказался я сам: теперь, в положении голого инженера Щукина, мне
предстояло отыскать "приметное" дерево среди сотен других таких же. И я
побрел по пояс в воде (по вполне понятной причине!) вдоль берега.
Быстро темнело. Я понял, что разыскать мои лопухи сегодня уже не смогу.
Стало холодать. Лежать на сырой земле в голом виде - опасно и стыдно. Плыть
всю ночь по заливу - тоже опасно. Оставалось, как и инженеру Щукину, одно -
пропадать, но пропадать я решил все-таки там, где потеплее. Вскоре я отыскал
небольшую копну сена, зарылся в нее и заснул...
И снился мне ужасный сон. Будто я нахожусь в долине реки после
наводнения. Вокруг грязь, я бреду весь голый в этой грязи по колено. А
вокруг разбросаны трупы животных - кошек, собак, и даже людей, видимо,
утонувших при потопе. Я еле вытаскиваю ноги, меня засасывает тина, вот я
провалился по бедра и понимаю, что уже не выберусь...
Я с криком проснулся. Над горизонтом медленно вставало опять же красное
негреющее солнце, как мне показалось, с той же стороны, что и заходило
вчера. Поняв, что совершенно заблудился, я выбрался к воде и, пугаясь
каждого звука, стал обходить одно дерево за другим. А вот и мои лопухи - они
действительно были на виду, и дерево - самое высокое, как я только этого
вчера не заметил! Быстро одевшись, я с каким-то неприятным осадком покинул
место моего чернобыльского ночлега. Выйдя на дорогу, я сел на автобус и
добрался до Дымера, а там и до турбазы, куда прибыл еще до полудня.
Ира и Юра, не дождавшись меня вечером, чуть не забили тревогу. Но так
как и друзья, с которыми я уехал, тоже где-то заночевали, то искать меня
пока не начинали.
Рассказал друзьям про свое приключение и про сон. Юра не придал этому
сну значения, а Иру он испугал. Она пояснила, что хождение по грязи, а тем
более трупы во сне - это предвестие печальных событий.
Так оно и оказалось, только семью месяцами позже. Не дай Бог находиться
на том месте, где я видел сон, через эти семь месяцев! 26 апреля 1986 года
произошла Чернобыльская трагедия, и невестка Юры с его внуком провела лето у
нас с Тамарой в Москве. В Москве же у своих знакомых остановилась и Ира. Кто
мог, тот уехал из Киева, чтобы переждать это опасное лето. Мы с Ирой
продолжали встречаться в Москве, конечно же, только днем. Выручал, как
всегда, Моня. Про то, что Ира в Москве я Тамаре не сказал, чтобы не
нервировать ее.

Сюзи

В начале сентября Ира уехала продолжать учебу в Киеве. К новому 1987
году уехали в Киев родственники Юры, и мы почувствовали себя в нашей
таганской квартире необычайно просторно. Но уж лучше бы они продолжали
оставаться у нас, тогда может быть, я не совершил бы огромной промашки в
своей жизни. А возможно, так и было нужно Провидению, для того, чтобы я стал
тем, кем сейчас и являюсь. А случилось вот что.
Тамара не реже раза в неделю уезжала к своей матери с дочкой, и нередко
оставалась там на ночь, а то и на две. И я чаще всего использовал эти
моменты, приглашая к себе давних, а то и случайных знакомых.
Наша телепередача "Это вы можете!" была тогда в зените славы. После
записей, которые происходили обычно в большой аудитории - чаще всего в
студии Останкино или на ВДНХ, и у меня оказывалось достаточно новых знакомых
дам. Выбрать из них подходящую и пригласить посмотреть мою чудо-сауну, труда
не составляло. Бывало, что для этого девушки даже оставляли своего кавалера,
с которым пришли на запись. "Вот, бл..., популярность!" - как говаривал мой
старший друг - писатель Василий Захарченко. А Тамара же обычно в эти дни
уходила к матери, во-первых, потому, что меня не было дома весь вечер, а
во-вторых, я сам способствовал этому.
Вечер мы с новой знакомой обычно проводили, как сейчас говорят, в
"тестировании" чудо-сауны, заготовленного заранее шампанского, а под конец -
и друг друга. Утром мы пили - кто кофе, а кто пиво, и разбегались, иногда
даже не обменявшись телефонами.
Конечно же, я читал газеты и слушал сообщения, про ужасную болезнь -
СПИД, но считал ее пока уделом Африки. Разных там - Заиров, Зимбабве,
Мозамбиков и так далее. Но, на всякий случай, держал в ящике письменного
стола презервативы, хотя в самые ответственные моменты про них забывал. Да и
девушки хороши - нет, чтобы самим вспомнить о безопасном сексе, бесстрашные
они какие-то! Или влияло то, что мы оба были сильно выпившими и в охотничьей
эйфории.
В те годы моя сексуальная жизнь, кроме Тамары, с которой я жил как с
женой, и этих спонтанных встреч, сводилась к периодическому посещению еще
двух Тамар - Ивановны и Витольдовны. Если звонила Витольдовна, которая в
очередной раз "прощала" меня, я обычно бросал все и бежал к ней. Даже
Тамара-маленькая своими слезами не могла удержать меня от этого. Меня тянуло
к Витольдовне что-то, чего я до сих пор не могу понять. Ведь я даже сейчас
часто вижу ее во снах. Правда, вижу и Олю, и Ивановну, не говоря уже о
Тамаре-маленькой. У Витольдовны, как и раньше, не засидишься - хорошо, если
удавалось ночь провести вместе. Утром мы, обычно ссорились и разбегались.
Бывало при этом, иногда, и рукоприкладство, конечно же, с ее стороны.
Звонила иногда Ивановна. Чаще всего, если у нее что-то там портилось по
электричеству, или мебель надо было перетащить. Конечно же, по телефону она
мне этого не говорила, а только по приезду, после рюмки-другой. Характер у
моей старой подруги испортился, и редкая встреча обходилась опять же без
рукоприкладства, но на сей раз с моей стороны. Любила она доводить до белого
каления - хлебом ее не корми и мадерой не пои! Но, после побоища близость
была особенно остра и чувственна.
Вот и весь ограниченный "ассортимент" моих сексуальных утех в Москве -
не то, что несколькими годами раньше! Ездил я и в Киев к Ире, но это
нечасто, хорошо, если раз в два месяца на недельку. Правда, в Киев я ездил и
летом на отдых.
И вот однажды - говорю, и сам замираю от волнения в ожидании роковой
встречи - я возвращаюсь с очередной записи передачи, причем один. Не все
коту масленица! Еще со студии я позвонил Тамаре, убеждая ее пойти домой, но
получил отказ.
Злой и обиженный, я выхожу из метро у Театра на Таганке. Домой не
хочется, к тому же мы с Василием Захарченко прилично выпили "на выход".
Оглядываю милых дам, стоящих возле выхода метро, и вдруг вижу... негритянку.
Высокая, худая, очень темная, с миллионом тонких косичек. Днем бы, да на
трезвую голову - испугался! А тут - ничуть!
Подхожу, здороваюсь по-английски и с места в карьер предлагаю: "Лет ас
гоу хоум ту ми - дринк э литтл! Ай лив ниир!" ("Пойдемте ко мне домой,
выпьем немного! Я живу близко!" Англичане, простите меня за "инглиш", но я
ведь был выпивши!). "Виз плежар!" ("С удовольствием!") - отвечает мне
"красавица южная", и мы в обнимку идем ко мне.
По дороге я обнаружил две вещи - негритянка, которую звали Сюзи,
немного пьяна, а к тому же, она ни слова не понимает по-русски. Или
притворяется. Мы добавили шампанского, я включил сауну. Сюзи была приятно
шокирована. После сауны мы допили все, что оставалось, и я забылся.
Утром просыпаюсь от сильной головной боли. Пытаюсь определить, где я.
Но потолок так высоко, что я ничего не понимаю. Поворачиваю голову налево и
- о, ужас! - рядом со мной лежит нечто голое, черное с оранжевыми ладонями и
змеями вместо волос.
- Все, - думаю, - я на том свете, или еще хрен знает где! Оказывается,
лежим мы с негритянкой голые на паласе на полу - поэтому и потолок так
высоко. Понемногу память стала возвращаться ко мне, и я покрылся холодным
потом. Негритянка - значит Африка, а Африка - это СПИД! Одна надежда - вдруг
мы по-пьянке забыли о "любви".
Бужу мою пассию как можно аккуратнее, и нарушая все законы языка,
спрашиваю: "Хани, ви хэв лав йестеди?", ("Милая, у нас была любовь вчера?").
- Оф коурс, дарлинг! ("Конечно, дорогой!") - отвечает Сюзи, без тени
беспокойства.
- Все пропало! - думаю я, не находя рядом и следа презервативов. -
Пропадать, так с музыкой! - было второй моей мыслью, с которой я навалился
на Сюзи. - Хоть буду знать, какие они, эти негритянки! Надолго ли только
понадобятся эти знания? - не преминула посетить меня горестная мысль.
- Баба, как баба! - сделал я заключение, сползая с Сюзи. - Во всяком
случае, погибать тут не за что! Ну, движется поэнергичнее, чем наша русская
утречком, а может, просто притворяется страстной!
За утренним кофе я спросил Сюзи, откуда она приехала. Она назвала
какое-то государство, в котором уж точно была буква "з". То есть, в числе
самых спидоопасных в Африке!
Я по-быстрому выпроводил Сюзи и принялся названивать в антиспидовую
лабораторию Вадима Покровского, что на Соколиной Горе. Телефон у меня был
давно записан. Связавшись с кем-то из лаборатории, я спросил, когда сегодня
можно прийти на обследование.
- В чем проблемы? - спросил меня недовольный мужской голос.
- Да переспал с негритянкой без презерватива! - с досадой доложил я.
- А негритянка-то - наша? - спросил голос.
- В каком смысле "наша"? - не понял я.
- Живет она в СССР или приехала откуда-то? - с раздражением проговорила
трубка.
- Приехала из Африки, - ответил я, - страна какая-то с буквой "з". Заир
или Зимбабве, а может - Мозамбик!
- Это все плохо! - упавшим голосом ответил телефон, - все очень плохо!
- Так когда можно на анализ? - забеспокоился я.
- Через полгода, не раньше! - ответил голос, - когда появятся антитела.
У нас другого оборудования нет. Но даже и через полгода антитела могут не
появиться, они могут вообще не появиться, а человек - инфицирован! - голос
раздражался все больше, - думать надо было, когда ложитесь с африканкой! - и
человек повесил трубку.
Потом, когда я услышал голос Вадима Покровского по телевизору, я понял,
что, видимо, по телефону говорил со мной именно он. Положение у меня было
аховое. Никаких "концов" Сюзи у меня не было, да если бы и были, что бы я с
ней делал? Тамара должна прийти сегодня вечером. Как мне с ней поступать?
Жить, как будто ничего не произошло, или признаться во всем? Тем более, я
Тамаре уже стал все рассказывать про свою личную жизнь. Решил покаяться, все
равно я по-пьянке во всем бы признался позже. Ожидаю истерики, упреков,
слез. Тамара выслушала мои признания молча, сидя на стуле и опустив глаза в
пол.
- Что ж, - наконец подытожила она, - жили вместе, а если надо - и
умирать вместе будем. Где ты, там и я! Не надо было тебя одного оставлять,
тем более выпившего, тут и моя вина. Жизнь продолжается, а теперь давай
выпьем! - резюмировала Тамара.
Другим Тамарам я ни о чем не рассказывал. Как бы невзначай предложил
пользоваться презервативами, но был осмеян. Более того, поехал я и в Киев,
где продолжал встречаться с Ирой. Ира снова сошлась с мужем, с которым,
было, "разбежалась", но и меня не бросила.
Я не понимал, что делаю. Взрослый, достаточно умный человек - и
совершает поступки преступника! Ведь не было исключено, что я инфицирован.
Тогда, кроме Тамары-маленькой, которая добровольно согласилась так
рисковать, я мог погубить еще двух Тамар и одну, совсем молодую еще, Иру. И
если сторонние сексуальные контакты двух Тамар еще под вопросом (хотя какие
тут могут быть вопросы?), то Ира официально живет с мужем. Стало быть, кроме
женщин, должны погибнуть и их сексуальные партнеры. А у этих партнеров -
свои партнерши, и так далее. И вот во всем буду виноват один я!
Голова шла кругом. Постижение этой страшной истины приходило как-то не
сразу, а постепенно день за днем, неделя за неделей. Я стал читать труды по
вирусологии о восприимчивости различных фенотипов к вирусу иммунодефицита
человека. Стал изучать симптомы заболевания - сильное похудание, на 10-12
килограммов, опухание лимфатических желез, кашель. Анализировал методы
задержки перехода латентного периода болезни в активную форму. Прочел в
зарубежной научной литературе о пользе укрепления иммунитета холодными
обливаниями и моржеванием.
Пока морозов не было, я заполнял ванну холодной водой и ложился туда
минут на пять-семь. Советую попробовать эту процедуру, и тогда вам ничего
больше не будет страшно!
В конце июня я решился пойти на сдачу анализов, на Соколиную Гору.
Вместе с Тамарой мы вошли во двор инфекционной больницы и нашли флигель,
куда тянулась длиннющая очередь. Это и была лаборатория, где брали анализы
на СПИД. Мы попытались пристроиться в хвост, но вся очередь тут же
обернулась и уставилась на меня.
- Что, скрытой камерой снимать будете? - раздраженно заворчала толпа, -
кто пустил сюда телевидение?
Мы все поняли и быстренько ретировались. Меня в очередной раз узнали и
совсем не там, где хотелось бы. Тогда я решил изменить свой "имидж" до
неузнаваемости - сбрил бороду и длинные, до плеч, волосы. На один римский
персонаж - бородатого мужчину из Архангельского - я перестал быть похожим,
но поразительно стал напоминать другой, тоже римский, знакомый мне из
учебника латыни. Это был римский меняла, мужчина с бритыми бородой и
волосами на голове. Мошенничество и обман были просто прописаны на его лице.
Я вспомнил грузинский термин - "коса" или азербайджанский - "кеса",
который означает "безбородый обманщик". Интересно, что нет термина
"бородатый обманщик", а термин "безбородый обманщик" можно выразить одним
словом! Вот на такого "кесу" я и стал похож. Никогда не думал, что борода
так хорошо скрывает мошеннический тип лица, надо посоветовать нашим
олигархам немедленно отпускать бороды!
Что ж, на этот раз в очереди меня не узнали. Мы сдали кровь, результат
должен был быть известен через три дня. Я не знал, куда девать себя эти три
дня. Продумав все варианты, я пришел к выводу, что если анализ будет
положительным, я, прежде всего, убиваю Тамару, чтобы не мучилась и не
подвергалась позору. Затем убиваю двух других Тамар, из тех же
альтруистических побуждений. Пока не поймали, еду в Киев и убиваю Иру с ее
мужем. После этого, естественно, убиваю себя.
Когда я уже должен был звонить в лабораторию, и весь трясся от страха,
Тамара спокойно доедала свой обед. Меня взбесило это спокойствие, и я
сообщил Тамаре о моих планах в случае положительного анализа. Она очень
возмутилась, и сказала, что это - самоуправство и самодурство, но обед,
все-таки, спешно доела.
Я дозвонился до лаборатории и сообщил номера анализов. Жующий голос
лаборанта попросил подождать и замолк. Молчание продолжалось минуту, другую,
третью... Я понял - анализ положительный, и лаборант сейчас срочно
направляет к нам на дом санитаров, чтобы те силой забрали нас в больницу...
Наконец голос ответил, безразличным тоном сообщив, что анализы
отрицательные. Я выдохнул, наверное, кубометра два воздуха, и с ним мое
беспокойство. Срочно побежал в ближайшую церковь (Покрова Богородицы, что на
Лыщиковой Горе), и страстно молился - благодарил Спасителя.
У Тамары отпуск был в августе, и мы решили поехать в Сухуми, благо у
меня там родилась внучка Маргарита - надо было взглянуть на нее. А в июле
Тамара отпустила меня в Киев к Юре, потренироваться в спортгородке в
Гидропарке.
Встречаться с Ирой стало трудно - она жила с мужем, снимали квартиру.
Он временно прописался в Киеве и подрабатывал там, как мог. Но жили они, по
словам Иры, плохо. Юра, видя, что я поселился у него один, не стал никуда
уходить, и мы жили вдвоем. Вот и встречались мы с Ирой днем у Юры на
квартире, пока он был на работе. А в выходные дни и этого нельзя было
сделать.
Как-то мы пошли с Ирой в Гидропарк. Я решил искупаться, но Ира удержала
меня от этого - дескать, вода в Днепре радиоактивная. На людях мы решили
особенно не появляться, взяли выпивку - закуску и сели в кустах. Я с досады
перепил, а тут еще пошел дождь. Ира побежала спасаться от радиоактивных, как
она говорила, осадков под мост, а я остался лежать на пляже, на топчане. Она
тащила, тащила меня под мост, но я заупрямился, и так пролежал под дождем.
А завтра мы встретились в Пуще-Водице, зашли в чащобу и занялись тем,
чем положено заниматься в чащобах. Было жарко, я весь вспотел, а потом тут
же искупался в пруду. Вечером у меня поднялась температура, а на утро я
попытался излечиться в терме (сауне с температурой до 140 градусов), что
была при бывшем заводе "Большевик". Но мне стало в бане плохо, я даже там
упал, разбившись до крови. Вот так скомкано и в неудобствах мы провели с
Ирой дней двадцать, а потом я уехал обратно в Москву. У меня постоянно
держалась невысокая температура, и я начал кашлять.
В Сухуми я уже заболел серьезно, с температурой, и вызванный врач
констатировал бронхит. Так и провалялся дома целый август. В Москву вернулся
весь больной. На работе меня перестали узнавать, кроме того, что у меня уже
не было бороды и волос, я похудел на 12 килограммов. В паху, подмышками и на
шее опухли лимфатические узлы и был постоянный кашель. Спать я перестал и
исчез аппетит.
Сейчас я подозреваю, что получил-таки свою долю облучения, когда лежал
в Гидропарке под дождем и купался в Пуще-Водице. Но симптомы легкой лучевой
болезни и СПИДа так похожи, что я перестал сомневаться и окончательно
поверил, что инфицирован. У меня развился психоз - характерные
подозрительность и мнительность. В медицине он получил название
"спидофобии", оказывается, такое случается с мнительными людьми частенько.
Мы с Тамарой постоянно ходили сдавать кровь, но я не верил
отрицательным результатам. Я стал мрачным, раздражительным, все свободное
время лежал, отвернувшись к стене. Но была в этом и польза - я начал
моржеваться зимой и регулярно тренироваться, поднимая штангу в зале.
Перестал ездить в Киев и встречаться с Ирой, а в Москве прекратил ходить к
моим Тамарам - Ивановне и Витольдовне. Имидж мой изменился неузнаваемо - из
веселого, бесшабашного бородача, гуляки и повесы, я превратился в мрачного,
нелюдимого трезвенника, борца за собственное здоровье и нравственность. Меня
перестали узнавать даже в нашей телепередаче - чужой бритый "лысый" мрачный
мужик, никак не коррелировал со знакомым веселым и агрессивным профессором.
Вот таким я и встретил свое пятидесятилетие. Одно было хорошо, что
тогда все мои ученики были при мне, и я свой день рождения отметил в их
окружении. Чувствуя, что моя мисс Витольдовна нравится Саше (он был просто
поражен ее красотой, когда мы случайно встретились с ней), я умело
познакомил их, и они с первой же встречи сошлись. Я выпил, заснул в одной из
комнат ее квартиры, а они остались наедине в другой. Счастливы они были года
два-три, искренне любили друг друга. Это, несмотря на то, что Витольдовна
была на десять лет старше Саши. Злыдня Витольдовна даже заявила мне, что со
мной она только "развратничала", а по Саше - "тащится". Неплохой лексикончик
для переводчицы с английского! Я даже на время поссорился с ней за такие
разговоры.

Дела моржовые

Я сказал, что начал моржеваться с холодных ванн. Препротивное дело,
доложу я вам - ни пошевелиться толком, ни согреться в движении. То ли дело
плаванье в свободной воде, пусть даже и в холодной.
Осенью 1987 года, что-то в ноябре, мы с Тамарой пошли на пруд в парк
"Кузьминки", взяв с собой термометр. Я поболтал им в воде и установил, что
температура воды - шесть градусов. "Вполне приличная температура!" - как
сказал бы главврач курской Облбольницы. В пруду уже успели при нас
выкупаться несколько человек.
- Что я - лысый, что ли! - почему-то подумал я, и, хотя и был "лысым" -
стриженным "под нуль", раздевшись, полез в воду. Никаких неприятных
ощущений, столь характерных для холодной ванны. Поплавал с минуту, потом
растерся полотенцем, и тут же почувствовал, как разлившаяся по телу теплота,
усугубленная водкой с салом, взбодрила меня и подняла настроение.
Тамара, несмотря на мои уговоры, на сей раз в воду не полезла. Но мы
стали регулярно, почти каждый день, по утрам ездить в Кузьминки, где я
купался. Уже в декабре, когда тоненький, гладкий и очень острый лед затянул
поверхность пруда, мы с Тамарой рано утром уже возвращались с моего
моржевания. Я назвал это купанье таким термином потому, что на поверхности
воды уже был лед. Во время замерзания воды и во время таяния льда весной,
температура воды минимальна, и на пресных водоемах приближается к нулю.
Когда лед уже достаточно толстый, температура воды под ним уже около четырех
градусов. Правда, отличить ноль от четырех градусов при моржевании
невозможно - обжигает и эта, и та вода. Состояние у меня было бодрое и
благостное, негреющее солнце стояло низко на восточной стороне горизонта.
Вдруг послышалось тарахтенье трактора и нас обогнал "Беларусь" с
прицепом, в котором ехали двое парковых рабочих. Завидев нас, они что-то
стали кричать. Я не расслышал и жестами стал переспрашивать. Трактор
остановился и до меня дошли слова рабочих:
- Уматывай в Израиль, а бабу нам оставь!
Вот и аукнулся мне этот Израиль - опять нос, видимо, сыграл злую шутку
со своим хозяином! А пока я показал крикунам жест рукой по локоть: "вот,
дескать, это вам, а не бабу!" Пролетарии привстали, но мне они показались
недостаточно понятливыми, поэтому я продублировал мой жест уже ногой, указав
им на их брата по разуму. Ногу надо было согнуть в колене достаточно сильно,
но я постарался.
Получилось очень обидно и пролетарии, выпрыгнув с прицепа, направились
вразвалку ко мне.
- Тамара, беги за милицией, - быстро проговорил я, и стал шарить
глазами по сторонам, ища подходящее оружие против пролетариата. Я увидел
палку, торчащую из мусорного бака, резво подбежал к нему и стал вытаскивать.
Палка по мере вытаскивания все увеличивалась в толщине, и скоро у меня в
руках оказалась настоящая палица Ильи Муромца. Размахивая ею, я с криком
самурая бросился на обидчиков. Они отступили, запрыгнув опять в прицеп, и
трактор снова затарахтел.
- Пронесло, - решил я, но ошибся. Трактор развернулся и на всех парах