Никонова Наталия. Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

практике или науке из этой работы извлечь нельзя, это даром потраченный,
огромный труд диссертанта! - заключил, уже не глядя в листок Домбровский.
- Все ясно! - донесся до меня голос одного из присутствующих - старика
в помятом костюме. Он взглянул на часы и спросил у строгой женщины в очках:
- есть там еще кто-нибудь?
Строгая женщина покачала головой и сказала мне: - можете идти, наше
решение вы получите по почте, у нас, как вы понимаете, ваш адрес есть!
Я вышел из ВАК в похоронном настроении. Зашел в магазин, взял бутылку
дагестанского портвейна и пошел к метро. По дороге я догнал парочку
экспертов ВАК, которые только что рассматривали мой вопрос - полную даму и
старика в помятом костюме. Они медленно ковыляли, обсуждая, как ни странно,
мой вопрос. Я ожидал какого-то сочувствия, защиты, что ли, но вот что я
услышал:
- Странный человек этот Николай Григорьевич! Если диссертация ему не
понравилась, зачем говорить о трудоемких исследованиях? Ведь этим он
затрудняет вынесение решения! - говорила полная дама.
- Да что там размышлять, отклонить и все! - парировал старик в помятом
костюме, - будем еще голову ломать над ерундой!
Это был приговор! Я обогнал "сладкую парочку" и зашел в метро. Дома у
Тани я застал Геракла с Тосей. Видимо, наш Ромео зашел за Тосей, чтобы взять
ее с собой в "Москву", а по дороге заглянули к Тане. Я рассказал о моем
неудачном визите в ВАК. Таня была очень огорчена и даже сказала: - мне
кажется, они тебя никогда не утвердят!
А Геракл загадочно улыбнулся, потупив взгляд. Я же принял про себя
решение позвонить Домбровскому и встретиться с ним.
Хорошие вещи - вино и любимая, желанная, женщина рядом! Обо всем
печальном позабудешь, если они с тобой!
Утром я доложил Федорову о моем посещении ВАК и обо всем, что там
произошло. Дмитрий Иванович обречено махнул рукой: - плохо все это, не знаю,
что и посоветовать! Ведь этот черт не отлипнет, пока не утопит окончательно!
Я взял у Федорова телефоны Домбровского - домашний и служебный, и, не
откладывая в долгий ящик, позвонил ему на работу прямо из ЦНИИСа. Работал
Николай Григорьевич заведующим кафедрой в Московском Инженерно-строительном
институте.
У меня поинтересовались, кто спрашивает Домбровского, и вскоре
соединили. Я в чрезвычайно вежливых тонах попросил Домбровского о встрече,
мотивируя тем, что живу далеко, и хотелось бы посоветоваться о дальнейших
моих действиях. Домбровский говорил со мной довольно благосклонно, и
предложил вечером зайти к нему домой, на Хавско-Шаболовский переулок. Я до
сих пор помню в трубке его какое-то необычное, может быть даже польское
произношение: - "Хавско-Шаболовский!".
В назначенное время с точностью до секунды я позвонил в дверь
Домбровского. Он открыл мне сам и проводил к себе в кабинет. Большая комната
была вся в стопках книг, рукописей, папок, рулонах чертежей, нередко лежащих
прямо на полу. Этакая лаборатория Лавуазье или Торричелли со старинного
рисунка...
Домбровский усадил меня в кресло и, с места в карьер, стал "поливать"
Федорова. Что у него нет ни одной здравой идеи, раз он подсунул мне такую
"тухлую" тему, что общего между маховиком и скрепером, до такого мог только
полоумный додуматься...Я утвердительно кивал, выслушивая его "комплименты"
фактически в мой адрес.
- Что же вы посоветуете мне делать? - наконец спросил я маститого
ученого, который, как я понял, совершенно "не сечет" в науке (прав был
Федоров!).
- Да все просто, - оптимистично заявил Домбровский, - вы делаете новую
диссертацию на другую тему и с другим руководителем. Опыт у вас уже есть,
все будет быстро, могу посоветовать вам и тему и руководителя! Подумайте!
Я поблагодарил Николая Григорьевича за помощь и попросил разрешения
позвонить, как надумаю.
Вечером я опять встретил Геракла и Тосю у Тани и рассказал им о визите
к Домбровскому. Геракл улыбался еще загадочней, но ни слова не вымолвил.
Назавтра я снова был в ЦНИИСе, рассказал о визите в "логово врага". Федоров
заметил, что в таком же тоне Домбровский предложил и ему заменить тему
диссертации. А затем вдруг вспомнил, что утром позвонил в лабораторию один
далекий знакомый, работавший ранее в ЦНИИСе, а потом продвинувшийся по
"министерской линии". Он почему-то спрашивал Гулиа и просил позвонить ему по
оставленному номеру телефона.
- Хочу сказать, что человек этот - с сомнительной репутацией, -
осторожно предупредил меня Федоров, - как бы выразиться, ну, типа
авантюриста, что ли. Сейчас работает, кажется, в МИНВУЗе.
По номеру оставленного телефона я понял, что это недалеко от ВАК - та
же телефонная станция. Я тут же позвонил Семену Натановичу (так он назвал
себя в своем звонке в ЦНИИС), он оказался на месте.
- Послушай, Гулиа - он сразу обратился ко мне запанибрата, - есть
разговор, полезный для тебя. Я тебя помню по ЦНИИСу, ты там пьянствовал и
хулиганил, мы тебя за это уважали! Давай встретимся в скверике перед
Политехническим музеем. Сядь на скамейку, я тебя узнаю сам. Часам к трем,
успеешь? Ладушки!
Я заспешил на встречу к Семену Натановичу, совершенно не представляя,
кто это и что за полезный разговор меня ожидает. Не успел я присесть на
скамейку, как ко мне подлетает мужчина лет сорока в расстегнутой дубленке и
меховой шапке "Иванушка-дурачок", весьма модной в то время.
- Привет, Гулиа - с места в карьер обратился Натаныч ко мне, - говорят,
что у тебя с ВАК отношения испортились. Знакомые ребята сказали - надо
помочь, человек он неплохой, но попал в сети к этому старому пауку
Домбровскому. Скажи, сколько ты будешь получать, если станешь кандидатом? -
поинтересовался Натаныч.
- Рублей триста, - неуверенно ответил я.
- Ну, ладно, давай триста рублей, я передам их инспектору, он положит
твою работу в стопку утвержденных. Маразматики проголосуют оптом за все, и
тогда твой Домбровский тебе уже не страшен. У нас - сила в коллективе!
- Но у меня сейчас нет таких денег! - в ужасе пробормотал я.
- Нет сегодня, будут завтра! - жизнерадостно заключил Натаныч, - итак,
завтра в три часа здесь же!
Я был в недоумении - где взять деньги. У Геракла - точно не будет таких
с собой. Да ведь у меня есть в Москве дядя! - и я помчался к нему домой, не
позвонив даже по телефону. Дядя оказался дома. Он подозрительно осмотрел
меня, сказал, что в Москве без звонка не принято заявляться, и спросил, в
чем дело.
Я сбивчиво рассказал ему все, как было, и попросил триста рублей
взаймы. - Мне больше негде взять! - взмолился я.
У дяди задергался глаз.
- На взятки - никогда! Попросил бы на жизнь, сказал бы, что голодаешь -
дал бы. Но на авантюру, на взятку - не дам! Попадутся твои дружки, потянут
тебя, а откуда деньги - от меня! И поехало-покатилось! Я ничего не слышал от
тебя и не видел тебя сегодня! - закончил дядя, и я ушел не солоно хлебавши.
Я стал успокаивать себя, что все равно ничем Натаныч уже помочь мне не
сможет, только обдерут еще на триста рублей. А дома все рассказал Тане,
благо Геракла с Тосей сегодня в гостях не было. Таня все восприняла
серьезно.
- Ты знаешь, у нас многое сейчас таким образом и делается. И я удивлена
словам твоего дяди, что он жизни не знает, что ли? Я дам тебе эти триста
рублей, у меня они на книжке, только обещай, что вернешь, ладно? А то трудом
все заработала!
Мы с Таней вышли из дома, перешли улицу и зашли в сберкассу. Народу не
было, Таня быстро сняла с книжки нужную сумму и там же передала мне. Я опять
понял, что многого не смыслю в жизни. В первую очередь я ожидал помощи от
богатого дяди, но ошибся. Может быть, действительно надо было соврать, не
говорить правды. Конечно же, дядя опасался за свое достаточно высокое
положение в обществе и знал, что в случае чего, я и на суде правду скажу. Но
от Тани, с которой у меня были даже не семейные, а любовные отношения, и
которая сама нуждалась в деньгах, я такого поступка не ожидал. Да за любовь
люди не то, что деньги, жизнь отдают! Но все это для меня было в книжках, а
чтобы в жизни - впервые! Я, конечно же, сразу переслал Тане деньги, как
только вернулся в Тбилиси. Перезанял, у кого смог, и выслал.
Назавтра я снова встретился с Натанычем на том же месте, в тот же час.
Он снова спешил, взял деньги, не пересчитывая, а на прощанье сказал:
- Что ж, старик, на это уйдет месяца два, не меньше. К лету получишь
извещение! Бывай! - и исчез как Коровьев или Азазелло, уже не помню, кто из
них исчезал так внезапно.
Когда я в последние годы вспоминал этого Натаныча, то понимал, что он
очень уж похож лицом на кого-то из известных авантюристов. А недавно понял -
на Березовского, молодого Березовского. Простите - уже Платона Еленина, ведь
он поменял фамилию, как некогда Апфельбаум на Радомысльского! И чтож - все,
как в любимом мной Фаусте: вроде, Натаныч, являясь "частью той силы, которая
должна творить зло", в данном случае сотворила благо! Причем - обьективно!
Постепенно прошла неделя, выделенная нам с Гераклом на пребывание в
Москве. Мы подписали наши командировочные удостоверения в ЦНИИСе, устроили
прощальный ужин в ресторане на знаменитом третьем этаже "Москвы" и поехали
на Курский вокзал. Таня с Тосей проводили нас, дождавшись отхода поезда, и
идя за вагоном, махали нам руками.
Прощаясь на вокзале, Таня отвела меня в сторону, и кроме слов любви,
которые были взаимными, предупредила меня, чтобы я не трепался о делах с
Натанычем никому, особенно Гераклу, даже по-пьянке.
- Он очень плохой человек, я это нутром почувствовала, опасайся его и
не сближайся с ним! - на прощанье сказала мне она.
Итак, поезд отошел, и мы с Гераклом принялись за наше любимое занятие -
пьянку. Он утешал меня, что все будет хорошо, что даже если все будет не
так, как хотелось бы, то у меня хоть есть жена и любимая женщина, а у него -
Геракла, и этого нет.
Жена Геракла неожиданно умерла от острого панкреатита в возрасте
двадцати девяти лет. Это случилось еще до моего поступления на работу в
Тбилиси, во время последнего визита с посещением академика Трили и встречей
с классиком - академиком Мусхелишвили. Я был на панихиде в доме Геракла и
видел, как он убивался от горя. Жена была гораздо моложе Геракла, и он ее
очень любил. Мне показалось, что он слегка "тронулся" после смерти жены,
стал немного неадекватным.
Весь следующий день Геракл посвятил заботам о моей дальнейшей жизни в
Тбилиси и нашему взаимодействию в связи с создавшейся ситуацией.
- Я понял, - начал Геракл, - что тебя никогда не утвердят кандидатом
наук. У вас в Москве люди еще более жестокие и беспощадные, чем у нас. У нас
пожурят, укажут тебе на твое место - и простят. А у вас, - Геракл сделал
зверское лицо и клацнул зубами, - горло перегрызут! Домбровский не зря
советовал тебе взять другого руководителя, конечно же, он имел в виду себя.
Но Москва далеко, туда не наездишься. А эксперимент - тоже будешь ставить в
Москве? Да и нужен ли тебе вообще научный руководитель? И да, и нет. С одной
стороны - ты уже созревший ученый, и никакой руководитель тебе не нужен. Ну,
а с другой стороны - ты еще неопытный в политике, во взаимоотношениях с
людьми. И тогда тебе нужен руководитель - такой как я - друг-руководитель!
Ты будешь делать науку, а я буду принимать на себя удары "этих сволочей".
Тронув тебя, они затронут меня, а значит, и самого Тициана! Мы быстро
создаем гибридный двигатель и испытываем его, пишем диссертации - я
докторскую, с твоей, конечно, помощью, а ты - кандидатскую, с помощью моей.
Я буду ограждать тебя от нападок, принимая их на себя, ускорять изготовление
механизмов. Как начальник отдела, я огражу тебя от всех посторонних дел, я
скажу - не троньте его, он талант, пусть, когда захочет, тогда приходит на
работу и делает там то, что захочет! А деньги будете приносить ему домой!
Пена снова выступила на углах рта Геракла. Он был в экстазе.
- Ну, а потом я защищаю докторскую диссертацию, а ты - через месяц -
кандидатскую! Все это в Грузии, где нас никто тронуть не сможет - мы под
крылом у Тициана!
- И тогда я скажу им, - я ухожу на научную работу, я стар для
административной работы начальника отдела, вот, - и Геракл, указал на меня,
- вот новый начальник отдела, который прославит грузинскую науку!
Геракл в красноречии превзошел сам себя. Он так и застыл в
Цицироново-Демосфеновой позе с поднятой рукой, вытаращенными глазами и пеной
на углах губ. Я замотал головой - чур, меня, чур! Не приснилось бы такое
ночью, а то заикой навек останешься!
- Спасибо тебе Геракл, спасибо! - думал я про себя. Знаю, как ты будешь
руководить мной, знаю, как защитишь меня от "этих сволочей"! Но также я
знаю, как вести себя по приезду в Тбилиси, как лицемерить с тобой, исполняя
необходимое для себя. Твоим же оружием добью я тебя! Одно только единит нас
теперь - быстрейшее исполнение установки в металле и ее испытания на
автомобиле!

Криминальные испытания

Прибыв в Тбилиси, мы с Гераклом продемонстрировали нерушимое единство
взглядов и действий. Геракл целиком направил единственного дееспособного
сотрудника отдела - Виктора Ивановича Бута - на изготовление деталей
"гибрида", чертежи на который уже имелись, а остальным сотрудникам было
велено исполнять все мои требования. Но если честный Виктор Иванович,
соскучившись по настоящей работе, с душой взялся за дело, то все остальные
попросту саботировали мои распоряжения. Жена по-прежнему уходила с работы
после обеда, машинистка отказывалась печатать, а остальные сразу сделали
вид, что не понимают по-русски.
Но, честно говоря, они и не нужны были пока, а вся загвоздка оказалась
в том, что мастерские, целиком и полностью занятые облегчением гирь,
отказывались работать по делу. Бут препирался с начальником мастерских -
Гришей:
- Гриша, ты же коммунист, ты должен заставить своих подчиненных
заниматься делом!
- Виктор, ти что хочиш, чтобы я умэр прямо здэс, что ли? Они же скушают
мэнэ, эсли дэнги не будэт! - Гриша намекал на саботаж станочников.
Мы с Гераклом, демонстрируя братское единство, пожаловались Тициану
Трили, и он по телефону потребовал от директора беспрекословного выполнения
заказа.
Самсончик Блиадзе самолично поговорил с Гришей, не вызывая его к себе,
а спустившись к "народу" в мастерскую. Стоя в кругу рабочих, где также был
Гриша, Бут и я, Самсончик увещевал народ:
- Гриша, вы же сознательные люди, нельзя жить только левой работой!
Выполните этот приказ уважаемого Тициана, и если не будет новых приказов, то
занимайтесь снова чем хотите!
Гриша, опустив голову, только поддакивал:
- Диах, батоно Самсон! (Да, господин Самсон!)
А когда Самсончик ушел, Гриша начал орать на рабочих благим матом:
- Ви что хатитэ, чтобы я турма сел? Хатитэ, чтобы я вигонал вас всэх на
хэр? Нэ хатитэ, тогда дэлай этот пракляти заказ и здавай ему!
- Надо еще - прислали нам этого еврейского фрайера из Москвы! - вякнул
на меня токарь Хайм Бесфамильный, но был отослан Гришей к соответствующей
матери, и работа пошла.
Мы с Бутом целые дни проводили в мастерской. Гиви, если его спрашивали,
где я, по старой привычке отвечал: - Гулиа и Бут в мастерской! Ответ вызывал
такой восторг у сотрудников, что вопрос этот задавался самыми разными людьми
по несколько раз в день, и на него следовал один и тот же стандартный ответ
- что со мной делают что-то неприличное в мастерской. Насилу я уговорил Гиви
первым упоминать Бута, а потом уж и меня.
Трудно поверить, но в месяц заказ был выполнен, благо ничего сложного,
по правде говоря, в нем и не было. А за этот месяц мы с Гераклом, пользуясь
его связями, прикатили из гаража Академии Наук новенький УАЗ-450 с двумя
ведущими мостами. Передний мост оставили приводным от двигателя, а задний -
соединили карданом с "гибридом". Сам "гибрид" закрепили на месте снятого
кузова автомобиля на раму, а рычаги ручного управления вывели вперед. Так
как водитель не мог одновременно управлять автомобилем и "гибридом", то
позади кабины закрепили кресло (спинкой вперед), где должен был сидеть я и
управлять "гибридом". Для безопасности меня пристегивали к креслу ремнем.
Геракл, почувствовав свою ненужность в период изготовления "гибрида",
перестал приходить на работу, изредка позванивая в отдел и получая
стандартный ответ насчет меня, Бута и мастерской. А в мае месяце он и вовсе
решил уехать подлечиться в санаторий на месяц.
- Никаких испытаний, пока я в отпуске! - предупредил он меня, уезжая.
- Настал мой час! - решил я, и передал Буту, что меня вызывал академик
Трили и приказал немедленно испытать автомобиль с "гибридом". Дескать,
приезжает профессор Янте из ГДР, и ему надо показать нашу работу. Янте,
действительно, должен был приехать, и я доложил Трили, что в принципе,
автомобиль готов к демонстрации, и мы можем показать его немецкому
профессору.
За неделю до приезда Янте мы с Бутом оснастили автомобиль необходимыми
приборами: так называемым "пятым колесом" со всеми необходимыми датчиками
движения автомобиля, и расходомером, измеряющим расход топлива в динамике.
Потренировали опытного водителя с французским именем Жюль, понимающего
только по-грузински, как нужно управлять этим необычным автомобилем. Это
была умора смотреть, как не умеющие толком говорить по-грузински Бут и я,
объясняли угрюмому, похожему на Бальзака, Жюлю, методы вождения автомобиля с
совершенно новой силовой установкой. Но Жюль справился, и мы сделали
несколько пробных ездок. При этом вели тщательную запись движения и расхода
топлива на специальной вощеной бумаге острым пером, оставляющим белые
линии-следы. И я не поверил себе - этот, буквально на коленке сделанный
"гибрид", экономил половину топлива, а грузовичок разгонялся резвее мощной
легковушки! Мой пояс едва удерживал меня от выпадания с кресла при разгоне.
И вот прекрасным майским днем, когда смрад дерьмого кольца вокруг
института был окончательно забит одурманивающими запахами весенних цветов на
кустах, окружающих весь институт, во двор въехал кортеж автомобилей во главе
с "Чайкой" академика Трили, где он сидел вместе с гостем - профессором Янте.
Во дворе столпилось все начальство института и все сотрудники, желающие
посмотреть как на "заграничного" профессора Янте, так и на автомобильное
чудо московского оригинала Гулиа. Мы договорились с Жюлем, что автомобиль
начинает трогаться с середины двора, разгоняется и выезжает на улицу,
называемую улицей Зои Рухадзе. Затем, огибает институт и снова заезжает во
двор, где и тормозит. Потом опять следует разгон и так далее. Я чувствовал
себя как на соревнованиях по штанге: взвешивание прошло, разминка и...
ожидание вызова главного судьи. А "главный судья" - академик Трили подошел
ко мне и тихо спросил:
- Все будет в порядке?
- Надеюсь, вернее уверен, батоно Тициан!
- Не вижу Геракла, где он?
- Отдыхает на море, батоно Тициан!
- В такое ответственное время - отдыхает? - Тициан сдвинул брови, но
тут же расправил их. - Готов начинать?
- Да, - ответил я.
Потом я сел в кресло и пристегнул ремень. Трили махнул рукой, и Жюль
поехал. Обогнув институт, грузовичок набрал скорость около 60-ти километров
в час и въехал на этой же скорости во двор. Я дернул за рычаг тормоза, и
автомобиль через свой задний мост, кардан и мой дискретный вариатор за
несколько секунд разогнал маховик до 6 тысяч оборотов в минуту, передав ему
всю свою энергию движения. Машина остановилась. Затем я дернул рычаг хода, и
вращение маховика обратным путем раскрутило задние колеса автомобиля. Тот,
рванув с места, разогнался, как резвая легковушка. Заметьте, это все без
помощи двигателя, который был вообще выключен! Заслонка, висящая на
выхлопной трубе, однозначно свидетельствовала об этом. Кто-кто, а Трили,
Янте и все присутствующие автомобилисты понимали это прекрасно!
Таких кругов мы сделали несколько, и когда Трили сказал: "Хватит!",
остановились. Янте быстро подошел к установке, расспросил об ее устройстве,
особенно о новом вариаторе. Переводчик тщательно пояснил мой ответ. Я
представил профессору показания расхода - по сравнению с эталонным кругом,
расход топлива при движении с гибридом уменьшился вдвое. Янте восхищенно
качал головой.
- Вот какие работы мы проводили в нашей провинции! - гордо сказал ему
Тициан, и переводчик перевел это.
Довольные гости пошли в особый кабинет, где уже был накрыт
гостеприимный грузинский стол. Мы же с Виктором Ивановичем украдкой разлили
спиртик, который нам периодически выдавали, разбавили водой и выпили "за
успех русской науки". "Криминальные" испытания были выиграны мной, настала
пора переходить к конфронтации!

Конфронтация

Уехал отдыхать Хрущев - и его за это время сняли; отдых Горбачева в
Фаросе тоже стоил ему карьеры. Таких примеров множество, но они никого не
учат. Если ты сам слаб, а у тебя остается мощный конкурент, то хотя бы не
уезжай на отдых в самое решающее время! Примеры конечно, солидные, но вот
вам и более мелкий пример - зная, что автомобиль практически готов, испытай
его, припиши себе все заслуги, а потом езжай себе хоть к такой-то матери!
Но нет, не терпится слабым руководителям сунуть голову в уже смазанную
мыльцем петельку, где останется только затянуть ее! До приезда Геракла я
провел еще несколько испытаний автомобиля с гибридной силовой установкой,
составил акт испытаний, который подписали Бут, я, и водитель. Этот акт с
удовольствием утвердил Авель Габашвили, в очередной раз обозвав Геракла
идиотом.
Перед самым приездом Геракла я вынул из установки некоторые штифты,
нарушив центрацию валов, затянул некоторые гайки и, наоборот, ослабил
другие, сделав установку неработоспособной. Когда мы встретились с Гераклом
на работе, он уже знал об испытаниях - видимо доброхоты позвонили.
- Как ты посмел проводить испытания без начальника отдела? - был первый
его вопрос ко мне.
- Уважаемый Геракл, ты с отдыха приехал или с зоны? Почему такой
вздрюченный?
- Как ты со мной разговариваешь? Что такое "вздрюченный"?
- Дрючить - это синоним слова "трахать", а это, в свою очередь,
синоним...
- Да ты что, совсем распустился здесь без меня? - начал повышать голос
Геракл.
- Батоно Геракл, если не умеешь с людьми культурно говорить, иди овец
паси. У тебя, кажется, предки мецхваре были! ("мецхваре" - по-грузински
"овечий пастух" - это не только профессия, но еще прозвище тупого,
малограмотного человека. Как-то Геракл обмолвился мне, что предки его пасли
овец в Кахетии). Крики и визг Геракла собрали всех сотрудников отдела.
- Я увольняю тебя! - кричал Геракл, делая рукой жест Юлия Цезаря.
- Меня только директор уволить может, - спокойно ответил я, - как и
тебя тоже. А на твои грубые слова я напишу начальству докладную!
И я быстро настрочил докладную записку на имя зам. директора по научной
работе Авеля Габашвили, где жаловался на грубость и самоуправство со стороны
начальника отдела Маникашвили в ответ на мою напряженную работу в период его
отдыха на море. Не теряя времени, я зашел с этой запиской к Авелю и показал
ему ее. Тот внимательно прочел докладную, пригласил меня присесть и поручил
секретарше срочно вызвать к нему Маникашвили.
Пока Геракл поднимался к Авелю, тот быстро расспросил меня по существу
вопроса. Тяжело дыша, Геракл вошел в кабинет зам. директора.
- Рашия сакме, батоно Геракл? ("В чем дело, господин Геракл?") Что ты
такой злой с отдыха приехал? Вот Нурбей за тебя всю работу сделал, батони
Тициан остался доволен, немецкий профессор тоже, а ты еще ругаешь его,
уволить хочешь?
- Да нет, батоно Авель, никого я увольнять не хочу, просто с языка
сорвалось, но я приказывал не испытывать автомобиль без меня...
- А батони Тициан приказал показать машину в действии! Немецкие
профессора ждать не будут, когда ты с моря приедешь! - громко, по
начальственному, пояснил Гераклу Авель.
- Батоно Авель, прошу освободить меня от работы в отделе Геракла: после
таких слов перед всем коллективом, я не могу там больше работать! - твердо
заявил я.
- Хорошо, я подумаю, в какой отдел тебя перевести, а сейчас идите и
успокойтесь! - выпроводил нас Авель.
Я добился, чего хотел и весело шел рядом с Гераклом. Тот аж лопался от
злобы.
- Иуда ты, а не друг, после этого! - громко уже во дворе при зеваках
заявил мне Геракл.
- Тамбовский волк тебе друг, а не я! - почти криком ответил я,
провоцируя ссору при народе. Собралось во дворе уже почти пол-института,
даже любопытные курды стали заглядывать: что это "наука" так орет друг на
друга. Децибеллы нашей ругани все нарастали, как вдруг Геракл использовал
неспортивный прием.
- Хорошо, пусть нас двоих уволят, я хоть шофером устроюсь работать, а
ты - слепой очкарик, тебя даже шофером не возьмут! - сморозил явную глупость
Геракл. Как говорят, "на свою же голову".
Я рассвирепел, и вдруг наступило уже привычное для меня в этих случаях
потемнение в глазах и головокружение. Почувствовав себя где-то в стороне и
выше от толпы, я увидел себя и Геракла в ее центре. И я услышал исходящие от
моей фигуры незнакомые слова, отчетливо сказанные чужим голосом:
- Я уволюсь раньше тебя; тебя же уволят через три месяца после меня.
Шофером ты работать не сможешь, так как потеряешь глаз!
Постепенно я вошел в свое тело, народ вокруг нас безмолвствовал. Я
повернулся и молча прошел через расступившуюся толпу. Маникашвили, также
молча, ушел в другую сторону. Я вспомнил все предыдущие случаи с таким
необычным моим состоянием. Детский сад, которому я посулил пожар - сгорел.