Страница:
тоже невозможно, с ума схожу, в натуре! Надул я ее, поцеловал во все любимые
места, попросил прощения, и ножом кухонным - пырь, пырь! Муся засвистела,
задергалась, сникла и опала. Я завернул ее в газеты, и, озираясь, как
натуральный убийца, вынес "тело" на кухню. Там никого не было, угольная печь
пылала.
"Крематорий!" - грустно улыбнулся я и засунул свернутое тельце убитой
Муси в дверцу печи. Печь заполыхала, разнесся запах горелой резины. В моей
душе творилось что-то ненормальное - я плакал, как по человеку, а ведь, по
сути, горела-то резиновая камера.
А скульптура Галатеи - не кусок камня ли? А человек - не химические ли
элементы, собранные в известной пропорции? Если же главное - душа, то почему
она не может быть в статуе, картине, кукле? Так как в то время я был гораздо
менее подкован в этих вопросах, чем сейчас, то не нашел ничего лучшего, чем
пойти в магазин, купить бутылку и нажраться - напиться, то есть.
Магия Муси прошла быстро, но даже сейчас, когда вспоминаю эти "пырь,
пырь!" ножом, этот сист воздуха и полузакрытые, укоризненные глаза Муси,
волосы на теле шевелятся.
К лету ЦНИИСу удалось договориться с Лосиноостровским кирпичным
заводом, что был на территории современного района Медведково, об испытаниях
на его территории нашего скрепера. Грунт был глинистый, он должен был
заполнять ковш толстой "сливной" стружкой.
Заказав тягач с трейлером, мы вывезли на полигон скрепер вместе с
бульдозером. Выгрузили в "чистом поле", вернее глиняном карьере, проверили
лебедки, дернули разок - маховик крутится, и оставили, прикрыв датчики и
провода к ним картонками. К датчикам, а их было не менее двадцати, шли
разноцветные тонкие провода, которые с одной стороны припаивались к
тоненьким выходным концам датчиков, а с другой стороны - к клеммам крупного
разъема типа "мама-папа". Проводки по дороге к центральному пульту
сплетались в толстую разноцветную "косу", на конце которой находилась часть
разъема "мама". "Папа" находился на той части пульта, где были осцилограф,
усилитель, перьевые самописцы, и другие приборы. Эту часть мы не привозили,
она была в передвижной полевой лаборатории, иначе говоря, в будке
специального автомобиля.
И вот назавтра мы с прибористами и трактористами едем к нашему
"мамонту", чтобы начать его испытания, и видим картину, от которой меня чуть
кондратий не хватил. Прежде всего, отсутствовал бульдозер - его, попросту,
украли. Бульдозер - дефицитная машина, его могли увезти в область, и там
работать, как на своем. Ищи-свищи тогда! Подойдя к скреперу, мы увидели, что
толстая разноцветная "коса" валяется вместе с "мамой" на земле, вытянутая
каким-то паразитом и вандалом из датчиков. Все кропотливо припаянные концы
оборваны, и снова припаять к ним ничего нельзя - нужно клеить новые датчики.
Одним словом - амба, абзац и т.д., до ханы - конец, одним словом. Конец всем
трудам и испытаниям, этим летом, по крайней мере.
Траурной процессией мы возвращались в ЦНИИС. У Федорова аж желваки по
скулам заходили от ярости.
- Сволочи! - мрачно процедил он
- Кто? - упавшим голосом спросил я, думая, что это и про меня. Я готов
был заплакать.
- Да нет, Нурибей (так меня почему-то называли Федоров и Недорезов), не
вы, а эти вандалы - сволочи, попались бы они мне...
- Достукался, горец! - ядовито прошипел мне зам. начальника отделения -
"завхоз" Пшерадовский Казимир Янович, - будем открывать уголовное дельце!
Это он пугал меня - я потом узнал, что он был не таким уж вредным мужиком,
но "завхоз" - должность обязывает быть таким, иначе все разворуют.
К счастью, бульдозер через неделю нашелся, его "похитили" работники
кирпичного завода, чтобы выполнить план по глине. А чего машине простаивать
без дела? Косу вытянули тоже они, просто из любопытства. Так из любопытства
разбойники режут людям животы - посмотреть, что там внутри!
Наконец без энтузиазма и веселья, мы перетащили скрепер с бульдозером
обратно на Опытный завод для доработки, но никто не горел желанием ее
начинать. К тому же пошли затяжные дожди, так и перешедшие в снег. Скрепер
был брошен на дворе завода, и о нем забыли.
Придется, Нурибей, осень и зиму затратить на теорию, - успокоил меня
Федоров, - а весной начнем снова шевелиться со скрепером.
И я взялся за теорию. Я ходил в Государственную публичную
научно-техническую библиотеку (ГПНТБ), что на Кузнецком мосту. Там был
свободный доступ к технической литературе и я, по примеру великого Эдисона,
стал читать книги "метрами". Начал с буквы "А" - авиация, автоматические
устройства, автомобили, и так до "Я" - ядерный реактор и яшма - ее отделка,
и т.д.
Я ходил в библиотеку каждое утро, как когда-то в почтовый ящик 66, и
просматривал, отрывочно конспектируя, почти по четверти метра книг
ежедневно. Учитывая, что общая длина полок свободного доступа была около
пятидесяти метров, и что некоторые книги я все-таки пропускал, к весне я
стал совершенно иным человеком в плане технической эрудиции.
На этом чтении "метрами" я, наверное, и надорвал свою память, которой
сейчас нет совершенно - я каждый раз забываю номер своего домашнего
телефона, не говоря уже о мобильнике (не понимаю даже, как его вообще можно
запомнить!).
Но тогда я стал настоящей ходячей технической энциклопедией. Скажу
больше - если кто-нибудь думает, что читать метрами - это скучно, то он
здорово ошибается. Скучно изучать, допустим, один и тот же предмет
постоянно. А, изучив авиацию, перейти к автоматике, а затем к автомобилям -
это же здорово! Каждый день - несколько новых тем, причем, начиная каждую,
узнаешь каким же ты был невеждой в этом вопросе еще вчера! Всем молодым
людям советую читать книги метрами, заручившись знакомством в какой-нибудь
хорошей библиотеке. Результатом будете довольны! В частности, именно в этот
период я пришел к идее супермаховика, изобрел дискретный вариатор и
разработал прочностно-энергетический расчет маховиков, которым горжусь до
сих пор.
Разработал-то я его почти в юности, а сейчас, когда читаю о нем лекцию
студентам, повторяя ее каждый год уже более трети века, регулярно сбиваюсь и
начинаю рыться в конспектах. Сердобольные студенты подсказывают мне вывод
формул и участливо ругают "ученого гуся", создавшего такие трудные выводы.
Только к экзаменам, узнав из учебника, кто был этим "ученым гусем",
удивляются, как можно забыть собственные же выводы.
- Попейте с мое! - так и хочется ответить им, но я все ссылаюсь на
возраст.
Не повезло мне этим летом в испытаниях - повезло в любви. Возвращаясь
из библиотеки, я встретился в самом центре Москвы - на Кузнецком мосту, с
яркой и бросающейся в глаза девушкой. Она была в брючках, почти мужском
пиджаке с галстуком, небрежно повязанном на тонкой шейке, берете,
нахлобученом на бок. Она на ходу ела мороженое, держа его в одной руке, а в
другой - достаточно тяжелый портфель. Мороженое капало, и девушка едва
уворачивалась, чтоб не запачкать костюм.
Can I help you? ("Могу я помочь вам?") - желая показаться
джентельменом, высказал я, а мне в ответ посыпался целый каскад английских
фраз, и девушка передала мне свой портфель. Оказывается, я напоролся на
преподавательницу английского языка с филологического факультета (филфака)
МГУ, что на Моховой. И хотел поразить ее моей английской фразой!
Она шла как раз на работу, и я проводил ее. Мы прошли мимо Большого
театра, перешли Пушкинскую (Б.Дмитровку), затем Горького (Тверскую), вышли
на Манежную площадь, на Моховую, и оказались у филфака. Я спросил, наконец,
у девушки, как ее зовут, а она вытянула ко мне шею, сделала страшные глаза и
сказала:
- Царица Тамара! - после чего взяла у меня портфель и исчезла за
дверьми здания. Ни телефона, ни встречи!
- Ну, ничего, - думаю я, - если она идет к занятиям, то в это же время
я ее встречу, если не завтра, то, по крайней мере, ровно через неделю.
Вызывающий внешний вид, свобода поведения, английский с оттенком
"американизмов" - да еще в начале 60-х годов - все это поразило меня. И имя
Тамара. Какая-то новая музыка этого имени затронула мне душу. Когда
посторонняя женщина Тамара - наш управдом в Тбилиси, например, это одно. А
когда твоя новая знакомая - Тамара, да еще царица - это "совсем другая
разница"! Итак, сегодня вечером я выпью за знакомство с Тамарой!
Однако, сколько я ни просиживал на скамеечке в скверике у входа в
здание филфака, Тамару я никак не мог подловить. А заходить внутрь, и
расспрашивать мне было неудобно - ни фамилии ее не знаю, ни должности.
И в этот период я как-то вечером, разгуливая с Володей Ломовым близ
нашего родного Ярославского вокзала и периодически выпивая портвейн в
закоулках, попал с ним под дождь. Был конец сентября, дождь был холодный и
противный, и мы, взяв еще бутылку, нашли спасение от дождя в клубе
работников мукомольной промышленности, или чего-то вроде этого, а в народе -
просто клубе мукомола. В кинозале клуба шел какой-то мультфильм и мы, купив
дешевые билеты, сели на свои места в полупустом зале, и продолжали попивать
портвейн из горлышка под мельтешение мультперсонажей.
Вдруг, откуда не возьмись (судьба, наверное!), на стул впереди Володи,
в темноте села некая опоздавшая полная девушка в сером плаще. А Володя-то
успел вытянуть ноги и положить их на передний стул, так что девушка села,
как раз на ноги Володи, хотя места рядом и были свободны. Крики и ругань
Володи заглушили блекотанье мультипликационных зайцев и уточек, девушка
пыталась отвечать, но на другое место не переходила. В результате,
совершенно пьяного Володю вывели работники клуба, а я, притаившись, остался
и просидел до конца фильма.
Дождь на улице прошел и, выйдя наружу, я тотчас же отыскал полную
девушку в сером плаще, из-за которой вывели моего друга. Догнав ее, я
вступил в разговор.
- Девушка, вот из-за вас моего друга выгнали из зала, а он так хотел
посмотреть этот фильм!
- А пусть он ноги на чужие места не протягивает, мультфильм, ему,
видите ли, посмотреть надо! Место для выпивки искал и все! А я от дождя
спасалась...
Так, слово за слово, мы познакомились. Жила девушка рядом, в большом
доме на Верхне-Красносельской улице. За время, пока я провожал ее до дома,
она беспрерывно разговаривала, почти не давая мне вставить слова. Похожа она
была на совушку - круглое лицо, большие круглые очень светлые глаза, светлые
волосы, комплекция - полноватая. Сказала, что работает замом главного
бухгалтера где-то на заводе, хорошо зарабатывает, незамужем, и если у меня к
ней серьезные намерения, то мы можем начать встречаться. И зовут ее Аней.
Я все напрашивался к ней в гости, но Аня подобные претензии пресекла,
заявив, что мы еще недостаточно знакомы для таких визитов на ночь. Но
телефон оставила.
Домой я возвращался по шпалам, так как последняя трехвагонка уже ушла.
Дождь возобновился, я пришел в общежитие поздно и весь промокший, чем вызвал
ворчание уже спавшего Вадима. Я решил, что познакомился с Аней зря, так как
был увлечен Тамарой и наметил найти ее, во что бы то ни стало. Поэтому стал
предлагать кандидатуру Ани (за бутылку, конечно!) прежде всего, Вадиму, у
которого "дамы" не было. Но он, узнав, что Аня очень разговорчива,
знакомиться отказался. Но Володя Ломов, которому я предложил это знакомство,
тут же согласился.
- Вот, а вот я, и врежу ей, значит, за то, что она ноги мне отдавила! -
оживился Володя, - а что разговорчивая, то это вот, надо, значит, чтобы ее
слушали, а я слушать-то, значит, и не буду! Замуж хочет - вот сучка, надо
же, и получает хорошо - вот здорово! Женюсь и все! - громко рассуждал
Володя. - Танька со мной, значит, разводится, сучка. Она еще увидит, как
жить без мужа, - Володя явно нервничал.
Я внимательно посмотрел на него, вспомнил Таню с ее соблазнительными
формами, и сообразил, что такая перспектива мне на руку. Я замечал
заинтересованные взгляды Тани, обращенные на меня во время случайных встреч,
и понял, что не будь у нее мужа - моего друга, между нами могли бы
завязаться теплые отношения.
Володя этим же вечером при мне позвонил Ане, напомнил ей, что с ней
говорит "а вот, человек с отдавленными ею же, понимаешь, ногами...", что я
заболел, и, передав ему телефон Ани, попросил развлечь ее на время моей
болезни. Аня сразу же согласилась на встречу ("вот сучка!" - отвернувшись от
трубки, комментировал мне ее поведение Володя), он приоделся и пошел к ней,
а домой на ночь уже не вернулся.
А назавтра он сообщил мне, что в первый же вечер предложил руку и
сердце Ане. И остался на ночь, как жених.
- Она богата, как тысяча чертей, понимаешь, - делился со мной Володя, -
нет, если ты жалеешь, что передал ее мне - бери обратно. А так - вот Танька,
я вижу, что она тебе нравится, можешь подменить меня - не обижусь! Все равно
скоро развод!
- И Аня так быстро согласилась? - удивился я, - она же тебя не знает
совсем?
- А чем я плох? - улыбался Володя, - и собой хорош, и вот, опять же,
кандидат наук...
Но "кандидатство" его с треском провалилось. Как-то при очередной
пьянке в присутствии дяди Симы, я спросил у Володи какой-то специфический
вопрос по тепловозам - по их электроприводу. Я увидел, как дядя Сима пытался
перевести разговор в другое русло, но Володя успел ответить:
- А вот, если рогалики-то опустить, почему бы и нет...
- Какие рогалики, ты что - пантограф имеешь в виду? - изумленно
переспросил я.
- Да, а вот у нас - специалистов, он попросту рогаликом называется, -
бормотал Володя.
Какой рогалик у тепловоза, ты что рехнулся? - возмутился я, - у
тепловоза свой двигатель, он не питается от сети!
Серафим скорчил гримасу и принялся выталкивать Володю в дверь. Но я не
отставал:
- Погоди, погоди, ты же автор учебника по тепловозам, кандидат наук!
Володя, приговаривая только: "А вот!" - вылетел в дверь, а я возмущенно
спросил у дяди Симы:
- Так кем же работает Володя?
Серафим выразил на лице крайнюю степень досады и тихо прошептал мне:
- Лаборант он, восемь классов окончил, а техникум - техникум не сумел!
Какой он к черту - кандидат наук! Болтун!
Володя с "грохотом" свалился в моих глазах с высоченного пьедестала, и
я стал кое-что понимать. Почему они с Таней так бедно живут, хотя Таня сама
- крановщица, получает немало. Почему с ним в общежитии почти не считались
соседи, даже слесарь Жора держался с ним этаким начальником. Почему,
наконец, Таня так легко пошла на развод с ним. Оказывается, он врун и
пустомеля с красивой внешностью. А я-то так внимательно прислушивался к его
советам! Хорошего же женишка я "подсуропил" Ане - она, небось, всей его
болтовне поверила!
Но хоть мне и нравилась Таня, а Тамару я решил, во что бы то ни стало
разыскать. Найду, получится у нас любовь - хорошо. Не выйдет с Тамарой -
через коридор комната Тани, сама же все вечера на кухне топчется - подходи,
заговаривай, кадрись!
Я гладко побрился, приоделся, надел галстук и после работы в
бибилиотеке, со страхом зашел в здание университета на Моховой и спросил у
ребят, где филфак. Узнав, что он на втором этаже, я поднялся и стал
заглядывать по аудиториям. Меня окликнула проходящая мимо седая, очень
интеллигентного вида пожилая женщина с властным взглядом.
- Вы ищете кого-нибудь, молодой человек?
- Да, - смутился я, - ищу преподавательницу английского по имени
Тамара.
- Фамилия-то хоть ее вам известна? - спросила дама.
- Нет, но она такая, экстравагантного вида, одним словом, - пробормотал
я, - и попытался жестами изобразить манеры моей знакомой.
- Ах, все понятно, - рассмеялась дама, - это, наверняка, Томочка
Грубер! Больше таких, - и она повторила мои жесты, - у нас нет.
Дама повела меня по коридорам, заглядывая в аудитории. Заглянув в одну
маленькую комнатку, где сидело-то всего человек пять, она поздоровалась с
преподавателем, и, прикрыв дверь, сказала мне:
- Вот здесь та, кого вы ищете. Подождите звонка и встречайтесь. Но
Тамара отпустила студентов еще до звонка.
- Господи, это вы? - изумилась она, - как же вы меня нашли? Неужели вы
зашли к Ахмановой и стали обо мне спрашивать?
Я решил разыгрывать из себя влюбленного с первого взгляда юношу и
говорить соответствующие фразы. А дама, которая искала для меня Тамару,
оказалась деканом - Ольгой Ахмановой, или "Ахманихой", как ее прозвали
студенты и молодые преподаватели. Ахманова - составитель и редактор
английских словарей, многие из которых мне были хорошо известны.
Мне показалось, что Тамаре очень льстило мое романтическое поведение.
Занятия ее закончились, и неожиданно она предложила проводить ее. Одета
Тамара была уже по-другому, но тоже достаточно экстравагантно. Зеленый
длинный плащ, зеленый же берет, красные туфли на высоких каблуках. Я
заметил, что у нее зеленые глаза и очень темные волосы, может даже крашеные.
Она разговаривала достаточно громко и как-то восторженно.
Мы подошли к дому рядом с аптекой на улице Арбат.
- Здесь живут мои родители - пояснила Тамара, - а знаешь что (мы быстро
перешли на "ты"), зайдем на минутку, я тебя с ними познакомлю, и тут же
выйдем. Я кое-что передам маме, и все дела. Только можно я буду тебя
называть "Ник", а то имя у тебя какое-то вычурное.
- Не съедят же меня ее родители, - подумал я и согласился.
Мы зашли в дом с шикарным старинным подъездом, поднялись на второй
этаж, и Тамара позвонила. Дверь открыла моложавая женщина, очень похожая на
Тамару, только полнее. Она удивленно посмотрела на меня, а Тамара сразу же
представила меня: - это Ник, племянник нашего декана Ахмановой, мы идем по
университетским делам, но решили по дороге зайти к вам.
Я зашел в квартиру и поразился ее роскоши, я раньше в таких квартирах
не бывал. Даже прекрасная квартира моего дяди - известного писателя, не была
так богато и со вкусом обставлена. Неожиданно в холл зашел мужчина в
клетчатом пиджаке (оказавшемся пижамой) и галстуке. Он поцеловал Тамару и
пожал мне руку, представившись: - Грубер!
Я назвал свою фамилию; Грубер наморщил лоб и сказал: - Где-то слышал,
ваша фамилия мне знакома!
Потом я узнал, что отец Тамары был начальником Главного управления
какого-то военного министерства. Взгляд у него был, я бы сказал, сверлящим.
Он посмотрел на меня еще раз и вспомнил: - Друг моего коллеги профессора
Севрука имеет такую фамилию - Гулиа.
Я заулыбался и пояснил: - Доменик Доменикович Севрук - большой друг
моего дяди, и я сам хорошо знаком с профессором, даже бывал у него дома в
Химках.
То, что я близко знаю Севрука - фактически одного из заместителей
знаменитого Королева, человека чрезвычайно влиятельного, произвело на
Грубера самое положительное впечатление. Он заулыбался, серые глаза его
стали теплыми, но он все-таки спросил:
- А вы дома у него были по делу или просто так?
- Я докладывал ему мои предложения по бортовому источнику питания на
основе супермаховиков - не соврал я.
- А вы знаете, что французы...- осторожно начал он.
- Фирма Аэроспасьяль, - продолжил я мысль, - но там супермаховик
другого типа.
Сказалось-таки чтение книг метрами, я стал настоящим всезнайкой! Грубер
был поражен, мама Тамары - Марина Георгиевна тоже.
- Вот, молодежь нынешняя, совсем не туда смотрит, не тем занимается, но
хорошо, что есть такие молодые люди, как вы, Ник, которые занимаются делами
и прославят нашу Родину! - с этими словами Грубер налил в маленькие рюмочки
виски и, чокнувшись со мной и своей женой, выпил. Тамаре не налил - отцом он
был строгим.
Мы распрощались и ушли. Тамара была в восхищении - ее отец, столь
критично относящийся к молодежи, оказался довольным мною. А уж мама - так
все вокруг меня и носилась.
- Вот с каким парнем меня судьба свела, - задумчиво произнесла она, все
так нереально, так в жизни не бывает. К чему бы это? - Тамара чего-то не
договаривала.
Так мы дошли до площади Революции и, почему-то, завернули направо, на
лестницу, которая перешла в узкий проход. Я решил, что мы выходим на
Никольскую улицу (бывш. 25 Октября), но прямо посреди прохода, Тамара
остановилась и сказала:
- Мы пришли, здесь я живу, - и показала на дом слева, прямо напротив
мастерской по изготовлению ключей. Я никогда не думал, что в этом узком
проходе может быть жилой дом, ведь это почти Кремль!
Чтож, раз довел до дому, так заходи - гостем будешь! - пригласила
Тамара. Мы поднялись на второй этаж, нависавший над самым проходом. Люди
проходили прямо под квартирой, их всех можно было рассмотреть в лицо.
Тамара задернула окно плотной портьерой и только после этого зажгла
свет. Квартира была маленькой, но двухкомнатной, со странной планировкой.
Повидимому, она перепланировалась под контуры старого дома. Мебели было
мало, зато стены увешаны картинами, большей частью любительскими. Полка с
книгами, в основном, на английском языке, виднелись и словари. Диван-кровать
и рядом - модный тогда торшер. Прихожей почти не было. Тамара отнесла наши
плащи в большую кладовку, примыкающую к спальне.
- Квартиру снимает для меня отец, чтобы я не мельтешила перед ним и не
мешала работать. Да и маме так удобнее. Плохо только, что у нее есть ключ от
этой квартиры, и она может прийти когда угодно.
Тамара зашла на кухню, принесла бутылку мадеры и яблоки. Стаканы
почему-то поставила чайные в подстаканниках. Видно было, что она "не в своей
тарелке". Я тоже сидел напряженно, не зная "программы" вечера. А ведь было
уже около десяти часов.
Тамара налила вина в стаканы, чокнулась со мной подстаканником и
выпила. Я очень любил, да и сейчас люблю мадеру - крепкое, чаще всего
девятнадцатиградусное вино с уверенным, надежным вкусом. Выпили и молча
смотрим друг на друга.
- Ник, знаешь, я ведь замуж выхожу, - вдруг напряженно произнесла
Тамара и криво улыбнулась. Но жениха своего не люблю, хотя он и очень
правильный человек. Он - холодный, и глаза у него, как у рыбы. Ему тридцать
пять лет, он - старший научный сотрудник, работает в "закрытом" институте.
Даже не знаю, чем он занимается. Познакомились у подруги на дне рождения, он
меня проводил до дома. Не вошел, хотя я его и приглашала. Потом встретились,
пошли в театр. А по дороге из театра он сделал мне предложение. Я даже
привела его к родителям познакомить. Маме он вроде бы понравился, но отцу -
нет, - "неживой он какой-то", - только и сказал отец. А отец хорошо знает
жизнь и разбирается в людях.
Я вспомнил сверлящий взгляд "патера Грубера", поначалу, и теплый,
восхищенный - потом, и подумал, что "патер" не так уж и хорошо разбирается в
людях. Почему-то мне захотелось его так называть - "патер Грубер"!
- А ведь ты ему так понравился, с первого взгляда! - казалось, с
сожалением сказала Тамара, - и мне тоже, с трудом выдавила она, - и тоже с
первого взгляда."Can I hеlp you?" - только успел сказать ты, а я уже любила
тебя. Специально не дала тебе телефона, ни к чему это, думаю, расстались -
вот хорошо, ничего не будет смущать меня перед замужеством. И - на тебе -
разыскал! Что же мне теперь делать? - Тамара уже выпила стакана полтора
мадеры и, грустно улыбаясь, смотрела мне в глаза.
- Димой его зовут, - предвосхитила она мой вопрос, - сюда он никогда не
заходил. Живет с мамой в Черемушках, хочет, чтобы я туда переехала после
замужества. А эту квартирку, которую я так люблю, советует оставить,
перестать снимать, то есть. Близки мы с ним не были - только после
замужества это положено, говорит. А вдруг - он или я - ненормальные, что
тогда? Заявление уже подали, свадьба через две недели, в ресторане "Прага"
хотим отметить. Дима уже договаривается об этом.
Я сидел, не в состоянии вставить ни слова. Только подливал себе мадеру
из стакана.
Я тебя понимаю, - так же грустно продолжала Тамара, - может быть ты
меня и любишь, как говоришь, но ты был бы ненастоящим, фальшивым мужиком,
если бы сказал: "Тамара, бросай Диму, выходи за меня!". Во-первых, ты совсем
не знаешь меня, может я и ненормальная. Во-вторых, ты живешь на стипендию в
сто рублей, а я получаю еще меньше - ведь я работаю на полставки. Что, будем
сидеть на шее у "патера", как ты его называешь? Стыдно. Хотя, я чувствую, он
был бы рад этому, денег у него хватает. Но ты гордый, и не пойдешь на это.
Грузчиком ты работать не будешь, ты слишком любишь свою науку, да и много
грузчиком не заработаешь.
Я вспомнил, как работал грузчиком у Вали. Хорошо, что Тамара знает
только о моей аспирантуре и о спорте, а больше ни о чем. Особенно о моей
семье в Тбилиси. А то бы не сидеть мне здесь!
- А сделаю я вот что! - решительно сказала Тамара, подошла к
дивану-кровати и начала стелить ее, - сделаю я тебя своим любовником, и не
буду чувствовать себя жертвой. Почему я должна потерять человека, которого
так сразу полюбила, которого судьба мне так неожиданно подарила! Но и мужа
иметь, в принципе, нужно, тем более, что он - правильный и хороший человек.
Ну, давай, допивай свой стакан, и, как говорят "у койку!".
Я не дал себя дважды уговаривать. Не знаю, нужно ли описывать эту нашу
ночь в самом центре Москвы, в самой уютной квартирке, с самой
экстравагантной женщиной в моей жизни.
Не так уж велик мой опыт сексуальной жизни, скорее очень уж мал, но мне
показалось, что Тамара - необыкновенная женщина, ненормальная, как она сама
выражалась. Она, если и удовлетворялась любовью, то на очень короткий
период, и требовала постоянных повторов. Желание у нее было постоянно, и сил
для нее нужно было иметь много.
Мы стали встречаться почти каждый день, в основном, у нее. Но, несмотря
места, попросил прощения, и ножом кухонным - пырь, пырь! Муся засвистела,
задергалась, сникла и опала. Я завернул ее в газеты, и, озираясь, как
натуральный убийца, вынес "тело" на кухню. Там никого не было, угольная печь
пылала.
"Крематорий!" - грустно улыбнулся я и засунул свернутое тельце убитой
Муси в дверцу печи. Печь заполыхала, разнесся запах горелой резины. В моей
душе творилось что-то ненормальное - я плакал, как по человеку, а ведь, по
сути, горела-то резиновая камера.
А скульптура Галатеи - не кусок камня ли? А человек - не химические ли
элементы, собранные в известной пропорции? Если же главное - душа, то почему
она не может быть в статуе, картине, кукле? Так как в то время я был гораздо
менее подкован в этих вопросах, чем сейчас, то не нашел ничего лучшего, чем
пойти в магазин, купить бутылку и нажраться - напиться, то есть.
Магия Муси прошла быстро, но даже сейчас, когда вспоминаю эти "пырь,
пырь!" ножом, этот сист воздуха и полузакрытые, укоризненные глаза Муси,
волосы на теле шевелятся.
К лету ЦНИИСу удалось договориться с Лосиноостровским кирпичным
заводом, что был на территории современного района Медведково, об испытаниях
на его территории нашего скрепера. Грунт был глинистый, он должен был
заполнять ковш толстой "сливной" стружкой.
Заказав тягач с трейлером, мы вывезли на полигон скрепер вместе с
бульдозером. Выгрузили в "чистом поле", вернее глиняном карьере, проверили
лебедки, дернули разок - маховик крутится, и оставили, прикрыв датчики и
провода к ним картонками. К датчикам, а их было не менее двадцати, шли
разноцветные тонкие провода, которые с одной стороны припаивались к
тоненьким выходным концам датчиков, а с другой стороны - к клеммам крупного
разъема типа "мама-папа". Проводки по дороге к центральному пульту
сплетались в толстую разноцветную "косу", на конце которой находилась часть
разъема "мама". "Папа" находился на той части пульта, где были осцилограф,
усилитель, перьевые самописцы, и другие приборы. Эту часть мы не привозили,
она была в передвижной полевой лаборатории, иначе говоря, в будке
специального автомобиля.
И вот назавтра мы с прибористами и трактористами едем к нашему
"мамонту", чтобы начать его испытания, и видим картину, от которой меня чуть
кондратий не хватил. Прежде всего, отсутствовал бульдозер - его, попросту,
украли. Бульдозер - дефицитная машина, его могли увезти в область, и там
работать, как на своем. Ищи-свищи тогда! Подойдя к скреперу, мы увидели, что
толстая разноцветная "коса" валяется вместе с "мамой" на земле, вытянутая
каким-то паразитом и вандалом из датчиков. Все кропотливо припаянные концы
оборваны, и снова припаять к ним ничего нельзя - нужно клеить новые датчики.
Одним словом - амба, абзац и т.д., до ханы - конец, одним словом. Конец всем
трудам и испытаниям, этим летом, по крайней мере.
Траурной процессией мы возвращались в ЦНИИС. У Федорова аж желваки по
скулам заходили от ярости.
- Сволочи! - мрачно процедил он
- Кто? - упавшим голосом спросил я, думая, что это и про меня. Я готов
был заплакать.
- Да нет, Нурибей (так меня почему-то называли Федоров и Недорезов), не
вы, а эти вандалы - сволочи, попались бы они мне...
- Достукался, горец! - ядовито прошипел мне зам. начальника отделения -
"завхоз" Пшерадовский Казимир Янович, - будем открывать уголовное дельце!
Это он пугал меня - я потом узнал, что он был не таким уж вредным мужиком,
но "завхоз" - должность обязывает быть таким, иначе все разворуют.
К счастью, бульдозер через неделю нашелся, его "похитили" работники
кирпичного завода, чтобы выполнить план по глине. А чего машине простаивать
без дела? Косу вытянули тоже они, просто из любопытства. Так из любопытства
разбойники режут людям животы - посмотреть, что там внутри!
Наконец без энтузиазма и веселья, мы перетащили скрепер с бульдозером
обратно на Опытный завод для доработки, но никто не горел желанием ее
начинать. К тому же пошли затяжные дожди, так и перешедшие в снег. Скрепер
был брошен на дворе завода, и о нем забыли.
Придется, Нурибей, осень и зиму затратить на теорию, - успокоил меня
Федоров, - а весной начнем снова шевелиться со скрепером.
И я взялся за теорию. Я ходил в Государственную публичную
научно-техническую библиотеку (ГПНТБ), что на Кузнецком мосту. Там был
свободный доступ к технической литературе и я, по примеру великого Эдисона,
стал читать книги "метрами". Начал с буквы "А" - авиация, автоматические
устройства, автомобили, и так до "Я" - ядерный реактор и яшма - ее отделка,
и т.д.
Я ходил в библиотеку каждое утро, как когда-то в почтовый ящик 66, и
просматривал, отрывочно конспектируя, почти по четверти метра книг
ежедневно. Учитывая, что общая длина полок свободного доступа была около
пятидесяти метров, и что некоторые книги я все-таки пропускал, к весне я
стал совершенно иным человеком в плане технической эрудиции.
На этом чтении "метрами" я, наверное, и надорвал свою память, которой
сейчас нет совершенно - я каждый раз забываю номер своего домашнего
телефона, не говоря уже о мобильнике (не понимаю даже, как его вообще можно
запомнить!).
Но тогда я стал настоящей ходячей технической энциклопедией. Скажу
больше - если кто-нибудь думает, что читать метрами - это скучно, то он
здорово ошибается. Скучно изучать, допустим, один и тот же предмет
постоянно. А, изучив авиацию, перейти к автоматике, а затем к автомобилям -
это же здорово! Каждый день - несколько новых тем, причем, начиная каждую,
узнаешь каким же ты был невеждой в этом вопросе еще вчера! Всем молодым
людям советую читать книги метрами, заручившись знакомством в какой-нибудь
хорошей библиотеке. Результатом будете довольны! В частности, именно в этот
период я пришел к идее супермаховика, изобрел дискретный вариатор и
разработал прочностно-энергетический расчет маховиков, которым горжусь до
сих пор.
Разработал-то я его почти в юности, а сейчас, когда читаю о нем лекцию
студентам, повторяя ее каждый год уже более трети века, регулярно сбиваюсь и
начинаю рыться в конспектах. Сердобольные студенты подсказывают мне вывод
формул и участливо ругают "ученого гуся", создавшего такие трудные выводы.
Только к экзаменам, узнав из учебника, кто был этим "ученым гусем",
удивляются, как можно забыть собственные же выводы.
- Попейте с мое! - так и хочется ответить им, но я все ссылаюсь на
возраст.
Не повезло мне этим летом в испытаниях - повезло в любви. Возвращаясь
из библиотеки, я встретился в самом центре Москвы - на Кузнецком мосту, с
яркой и бросающейся в глаза девушкой. Она была в брючках, почти мужском
пиджаке с галстуком, небрежно повязанном на тонкой шейке, берете,
нахлобученом на бок. Она на ходу ела мороженое, держа его в одной руке, а в
другой - достаточно тяжелый портфель. Мороженое капало, и девушка едва
уворачивалась, чтоб не запачкать костюм.
Can I help you? ("Могу я помочь вам?") - желая показаться
джентельменом, высказал я, а мне в ответ посыпался целый каскад английских
фраз, и девушка передала мне свой портфель. Оказывается, я напоролся на
преподавательницу английского языка с филологического факультета (филфака)
МГУ, что на Моховой. И хотел поразить ее моей английской фразой!
Она шла как раз на работу, и я проводил ее. Мы прошли мимо Большого
театра, перешли Пушкинскую (Б.Дмитровку), затем Горького (Тверскую), вышли
на Манежную площадь, на Моховую, и оказались у филфака. Я спросил, наконец,
у девушки, как ее зовут, а она вытянула ко мне шею, сделала страшные глаза и
сказала:
- Царица Тамара! - после чего взяла у меня портфель и исчезла за
дверьми здания. Ни телефона, ни встречи!
- Ну, ничего, - думаю я, - если она идет к занятиям, то в это же время
я ее встречу, если не завтра, то, по крайней мере, ровно через неделю.
Вызывающий внешний вид, свобода поведения, английский с оттенком
"американизмов" - да еще в начале 60-х годов - все это поразило меня. И имя
Тамара. Какая-то новая музыка этого имени затронула мне душу. Когда
посторонняя женщина Тамара - наш управдом в Тбилиси, например, это одно. А
когда твоя новая знакомая - Тамара, да еще царица - это "совсем другая
разница"! Итак, сегодня вечером я выпью за знакомство с Тамарой!
Однако, сколько я ни просиживал на скамеечке в скверике у входа в
здание филфака, Тамару я никак не мог подловить. А заходить внутрь, и
расспрашивать мне было неудобно - ни фамилии ее не знаю, ни должности.
И в этот период я как-то вечером, разгуливая с Володей Ломовым близ
нашего родного Ярославского вокзала и периодически выпивая портвейн в
закоулках, попал с ним под дождь. Был конец сентября, дождь был холодный и
противный, и мы, взяв еще бутылку, нашли спасение от дождя в клубе
работников мукомольной промышленности, или чего-то вроде этого, а в народе -
просто клубе мукомола. В кинозале клуба шел какой-то мультфильм и мы, купив
дешевые билеты, сели на свои места в полупустом зале, и продолжали попивать
портвейн из горлышка под мельтешение мультперсонажей.
Вдруг, откуда не возьмись (судьба, наверное!), на стул впереди Володи,
в темноте села некая опоздавшая полная девушка в сером плаще. А Володя-то
успел вытянуть ноги и положить их на передний стул, так что девушка села,
как раз на ноги Володи, хотя места рядом и были свободны. Крики и ругань
Володи заглушили блекотанье мультипликационных зайцев и уточек, девушка
пыталась отвечать, но на другое место не переходила. В результате,
совершенно пьяного Володю вывели работники клуба, а я, притаившись, остался
и просидел до конца фильма.
Дождь на улице прошел и, выйдя наружу, я тотчас же отыскал полную
девушку в сером плаще, из-за которой вывели моего друга. Догнав ее, я
вступил в разговор.
- Девушка, вот из-за вас моего друга выгнали из зала, а он так хотел
посмотреть этот фильм!
- А пусть он ноги на чужие места не протягивает, мультфильм, ему,
видите ли, посмотреть надо! Место для выпивки искал и все! А я от дождя
спасалась...
Так, слово за слово, мы познакомились. Жила девушка рядом, в большом
доме на Верхне-Красносельской улице. За время, пока я провожал ее до дома,
она беспрерывно разговаривала, почти не давая мне вставить слова. Похожа она
была на совушку - круглое лицо, большие круглые очень светлые глаза, светлые
волосы, комплекция - полноватая. Сказала, что работает замом главного
бухгалтера где-то на заводе, хорошо зарабатывает, незамужем, и если у меня к
ней серьезные намерения, то мы можем начать встречаться. И зовут ее Аней.
Я все напрашивался к ней в гости, но Аня подобные претензии пресекла,
заявив, что мы еще недостаточно знакомы для таких визитов на ночь. Но
телефон оставила.
Домой я возвращался по шпалам, так как последняя трехвагонка уже ушла.
Дождь возобновился, я пришел в общежитие поздно и весь промокший, чем вызвал
ворчание уже спавшего Вадима. Я решил, что познакомился с Аней зря, так как
был увлечен Тамарой и наметил найти ее, во что бы то ни стало. Поэтому стал
предлагать кандидатуру Ани (за бутылку, конечно!) прежде всего, Вадиму, у
которого "дамы" не было. Но он, узнав, что Аня очень разговорчива,
знакомиться отказался. Но Володя Ломов, которому я предложил это знакомство,
тут же согласился.
- Вот, а вот я, и врежу ей, значит, за то, что она ноги мне отдавила! -
оживился Володя, - а что разговорчивая, то это вот, надо, значит, чтобы ее
слушали, а я слушать-то, значит, и не буду! Замуж хочет - вот сучка, надо
же, и получает хорошо - вот здорово! Женюсь и все! - громко рассуждал
Володя. - Танька со мной, значит, разводится, сучка. Она еще увидит, как
жить без мужа, - Володя явно нервничал.
Я внимательно посмотрел на него, вспомнил Таню с ее соблазнительными
формами, и сообразил, что такая перспектива мне на руку. Я замечал
заинтересованные взгляды Тани, обращенные на меня во время случайных встреч,
и понял, что не будь у нее мужа - моего друга, между нами могли бы
завязаться теплые отношения.
Володя этим же вечером при мне позвонил Ане, напомнил ей, что с ней
говорит "а вот, человек с отдавленными ею же, понимаешь, ногами...", что я
заболел, и, передав ему телефон Ани, попросил развлечь ее на время моей
болезни. Аня сразу же согласилась на встречу ("вот сучка!" - отвернувшись от
трубки, комментировал мне ее поведение Володя), он приоделся и пошел к ней,
а домой на ночь уже не вернулся.
А назавтра он сообщил мне, что в первый же вечер предложил руку и
сердце Ане. И остался на ночь, как жених.
- Она богата, как тысяча чертей, понимаешь, - делился со мной Володя, -
нет, если ты жалеешь, что передал ее мне - бери обратно. А так - вот Танька,
я вижу, что она тебе нравится, можешь подменить меня - не обижусь! Все равно
скоро развод!
- И Аня так быстро согласилась? - удивился я, - она же тебя не знает
совсем?
- А чем я плох? - улыбался Володя, - и собой хорош, и вот, опять же,
кандидат наук...
Но "кандидатство" его с треском провалилось. Как-то при очередной
пьянке в присутствии дяди Симы, я спросил у Володи какой-то специфический
вопрос по тепловозам - по их электроприводу. Я увидел, как дядя Сима пытался
перевести разговор в другое русло, но Володя успел ответить:
- А вот, если рогалики-то опустить, почему бы и нет...
- Какие рогалики, ты что - пантограф имеешь в виду? - изумленно
переспросил я.
- Да, а вот у нас - специалистов, он попросту рогаликом называется, -
бормотал Володя.
Какой рогалик у тепловоза, ты что рехнулся? - возмутился я, - у
тепловоза свой двигатель, он не питается от сети!
Серафим скорчил гримасу и принялся выталкивать Володю в дверь. Но я не
отставал:
- Погоди, погоди, ты же автор учебника по тепловозам, кандидат наук!
Володя, приговаривая только: "А вот!" - вылетел в дверь, а я возмущенно
спросил у дяди Симы:
- Так кем же работает Володя?
Серафим выразил на лице крайнюю степень досады и тихо прошептал мне:
- Лаборант он, восемь классов окончил, а техникум - техникум не сумел!
Какой он к черту - кандидат наук! Болтун!
Володя с "грохотом" свалился в моих глазах с высоченного пьедестала, и
я стал кое-что понимать. Почему они с Таней так бедно живут, хотя Таня сама
- крановщица, получает немало. Почему с ним в общежитии почти не считались
соседи, даже слесарь Жора держался с ним этаким начальником. Почему,
наконец, Таня так легко пошла на развод с ним. Оказывается, он врун и
пустомеля с красивой внешностью. А я-то так внимательно прислушивался к его
советам! Хорошего же женишка я "подсуропил" Ане - она, небось, всей его
болтовне поверила!
Но хоть мне и нравилась Таня, а Тамару я решил, во что бы то ни стало
разыскать. Найду, получится у нас любовь - хорошо. Не выйдет с Тамарой -
через коридор комната Тани, сама же все вечера на кухне топчется - подходи,
заговаривай, кадрись!
Я гладко побрился, приоделся, надел галстук и после работы в
бибилиотеке, со страхом зашел в здание университета на Моховой и спросил у
ребят, где филфак. Узнав, что он на втором этаже, я поднялся и стал
заглядывать по аудиториям. Меня окликнула проходящая мимо седая, очень
интеллигентного вида пожилая женщина с властным взглядом.
- Вы ищете кого-нибудь, молодой человек?
- Да, - смутился я, - ищу преподавательницу английского по имени
Тамара.
- Фамилия-то хоть ее вам известна? - спросила дама.
- Нет, но она такая, экстравагантного вида, одним словом, - пробормотал
я, - и попытался жестами изобразить манеры моей знакомой.
- Ах, все понятно, - рассмеялась дама, - это, наверняка, Томочка
Грубер! Больше таких, - и она повторила мои жесты, - у нас нет.
Дама повела меня по коридорам, заглядывая в аудитории. Заглянув в одну
маленькую комнатку, где сидело-то всего человек пять, она поздоровалась с
преподавателем, и, прикрыв дверь, сказала мне:
- Вот здесь та, кого вы ищете. Подождите звонка и встречайтесь. Но
Тамара отпустила студентов еще до звонка.
- Господи, это вы? - изумилась она, - как же вы меня нашли? Неужели вы
зашли к Ахмановой и стали обо мне спрашивать?
Я решил разыгрывать из себя влюбленного с первого взгляда юношу и
говорить соответствующие фразы. А дама, которая искала для меня Тамару,
оказалась деканом - Ольгой Ахмановой, или "Ахманихой", как ее прозвали
студенты и молодые преподаватели. Ахманова - составитель и редактор
английских словарей, многие из которых мне были хорошо известны.
Мне показалось, что Тамаре очень льстило мое романтическое поведение.
Занятия ее закончились, и неожиданно она предложила проводить ее. Одета
Тамара была уже по-другому, но тоже достаточно экстравагантно. Зеленый
длинный плащ, зеленый же берет, красные туфли на высоких каблуках. Я
заметил, что у нее зеленые глаза и очень темные волосы, может даже крашеные.
Она разговаривала достаточно громко и как-то восторженно.
Мы подошли к дому рядом с аптекой на улице Арбат.
- Здесь живут мои родители - пояснила Тамара, - а знаешь что (мы быстро
перешли на "ты"), зайдем на минутку, я тебя с ними познакомлю, и тут же
выйдем. Я кое-что передам маме, и все дела. Только можно я буду тебя
называть "Ник", а то имя у тебя какое-то вычурное.
- Не съедят же меня ее родители, - подумал я и согласился.
Мы зашли в дом с шикарным старинным подъездом, поднялись на второй
этаж, и Тамара позвонила. Дверь открыла моложавая женщина, очень похожая на
Тамару, только полнее. Она удивленно посмотрела на меня, а Тамара сразу же
представила меня: - это Ник, племянник нашего декана Ахмановой, мы идем по
университетским делам, но решили по дороге зайти к вам.
Я зашел в квартиру и поразился ее роскоши, я раньше в таких квартирах
не бывал. Даже прекрасная квартира моего дяди - известного писателя, не была
так богато и со вкусом обставлена. Неожиданно в холл зашел мужчина в
клетчатом пиджаке (оказавшемся пижамой) и галстуке. Он поцеловал Тамару и
пожал мне руку, представившись: - Грубер!
Я назвал свою фамилию; Грубер наморщил лоб и сказал: - Где-то слышал,
ваша фамилия мне знакома!
Потом я узнал, что отец Тамары был начальником Главного управления
какого-то военного министерства. Взгляд у него был, я бы сказал, сверлящим.
Он посмотрел на меня еще раз и вспомнил: - Друг моего коллеги профессора
Севрука имеет такую фамилию - Гулиа.
Я заулыбался и пояснил: - Доменик Доменикович Севрук - большой друг
моего дяди, и я сам хорошо знаком с профессором, даже бывал у него дома в
Химках.
То, что я близко знаю Севрука - фактически одного из заместителей
знаменитого Королева, человека чрезвычайно влиятельного, произвело на
Грубера самое положительное впечатление. Он заулыбался, серые глаза его
стали теплыми, но он все-таки спросил:
- А вы дома у него были по делу или просто так?
- Я докладывал ему мои предложения по бортовому источнику питания на
основе супермаховиков - не соврал я.
- А вы знаете, что французы...- осторожно начал он.
- Фирма Аэроспасьяль, - продолжил я мысль, - но там супермаховик
другого типа.
Сказалось-таки чтение книг метрами, я стал настоящим всезнайкой! Грубер
был поражен, мама Тамары - Марина Георгиевна тоже.
- Вот, молодежь нынешняя, совсем не туда смотрит, не тем занимается, но
хорошо, что есть такие молодые люди, как вы, Ник, которые занимаются делами
и прославят нашу Родину! - с этими словами Грубер налил в маленькие рюмочки
виски и, чокнувшись со мной и своей женой, выпил. Тамаре не налил - отцом он
был строгим.
Мы распрощались и ушли. Тамара была в восхищении - ее отец, столь
критично относящийся к молодежи, оказался довольным мною. А уж мама - так
все вокруг меня и носилась.
- Вот с каким парнем меня судьба свела, - задумчиво произнесла она, все
так нереально, так в жизни не бывает. К чему бы это? - Тамара чего-то не
договаривала.
Так мы дошли до площади Революции и, почему-то, завернули направо, на
лестницу, которая перешла в узкий проход. Я решил, что мы выходим на
Никольскую улицу (бывш. 25 Октября), но прямо посреди прохода, Тамара
остановилась и сказала:
- Мы пришли, здесь я живу, - и показала на дом слева, прямо напротив
мастерской по изготовлению ключей. Я никогда не думал, что в этом узком
проходе может быть жилой дом, ведь это почти Кремль!
Чтож, раз довел до дому, так заходи - гостем будешь! - пригласила
Тамара. Мы поднялись на второй этаж, нависавший над самым проходом. Люди
проходили прямо под квартирой, их всех можно было рассмотреть в лицо.
Тамара задернула окно плотной портьерой и только после этого зажгла
свет. Квартира была маленькой, но двухкомнатной, со странной планировкой.
Повидимому, она перепланировалась под контуры старого дома. Мебели было
мало, зато стены увешаны картинами, большей частью любительскими. Полка с
книгами, в основном, на английском языке, виднелись и словари. Диван-кровать
и рядом - модный тогда торшер. Прихожей почти не было. Тамара отнесла наши
плащи в большую кладовку, примыкающую к спальне.
- Квартиру снимает для меня отец, чтобы я не мельтешила перед ним и не
мешала работать. Да и маме так удобнее. Плохо только, что у нее есть ключ от
этой квартиры, и она может прийти когда угодно.
Тамара зашла на кухню, принесла бутылку мадеры и яблоки. Стаканы
почему-то поставила чайные в подстаканниках. Видно было, что она "не в своей
тарелке". Я тоже сидел напряженно, не зная "программы" вечера. А ведь было
уже около десяти часов.
Тамара налила вина в стаканы, чокнулась со мной подстаканником и
выпила. Я очень любил, да и сейчас люблю мадеру - крепкое, чаще всего
девятнадцатиградусное вино с уверенным, надежным вкусом. Выпили и молча
смотрим друг на друга.
- Ник, знаешь, я ведь замуж выхожу, - вдруг напряженно произнесла
Тамара и криво улыбнулась. Но жениха своего не люблю, хотя он и очень
правильный человек. Он - холодный, и глаза у него, как у рыбы. Ему тридцать
пять лет, он - старший научный сотрудник, работает в "закрытом" институте.
Даже не знаю, чем он занимается. Познакомились у подруги на дне рождения, он
меня проводил до дома. Не вошел, хотя я его и приглашала. Потом встретились,
пошли в театр. А по дороге из театра он сделал мне предложение. Я даже
привела его к родителям познакомить. Маме он вроде бы понравился, но отцу -
нет, - "неживой он какой-то", - только и сказал отец. А отец хорошо знает
жизнь и разбирается в людях.
Я вспомнил сверлящий взгляд "патера Грубера", поначалу, и теплый,
восхищенный - потом, и подумал, что "патер" не так уж и хорошо разбирается в
людях. Почему-то мне захотелось его так называть - "патер Грубер"!
- А ведь ты ему так понравился, с первого взгляда! - казалось, с
сожалением сказала Тамара, - и мне тоже, с трудом выдавила она, - и тоже с
первого взгляда."Can I hеlp you?" - только успел сказать ты, а я уже любила
тебя. Специально не дала тебе телефона, ни к чему это, думаю, расстались -
вот хорошо, ничего не будет смущать меня перед замужеством. И - на тебе -
разыскал! Что же мне теперь делать? - Тамара уже выпила стакана полтора
мадеры и, грустно улыбаясь, смотрела мне в глаза.
- Димой его зовут, - предвосхитила она мой вопрос, - сюда он никогда не
заходил. Живет с мамой в Черемушках, хочет, чтобы я туда переехала после
замужества. А эту квартирку, которую я так люблю, советует оставить,
перестать снимать, то есть. Близки мы с ним не были - только после
замужества это положено, говорит. А вдруг - он или я - ненормальные, что
тогда? Заявление уже подали, свадьба через две недели, в ресторане "Прага"
хотим отметить. Дима уже договаривается об этом.
Я сидел, не в состоянии вставить ни слова. Только подливал себе мадеру
из стакана.
Я тебя понимаю, - так же грустно продолжала Тамара, - может быть ты
меня и любишь, как говоришь, но ты был бы ненастоящим, фальшивым мужиком,
если бы сказал: "Тамара, бросай Диму, выходи за меня!". Во-первых, ты совсем
не знаешь меня, может я и ненормальная. Во-вторых, ты живешь на стипендию в
сто рублей, а я получаю еще меньше - ведь я работаю на полставки. Что, будем
сидеть на шее у "патера", как ты его называешь? Стыдно. Хотя, я чувствую, он
был бы рад этому, денег у него хватает. Но ты гордый, и не пойдешь на это.
Грузчиком ты работать не будешь, ты слишком любишь свою науку, да и много
грузчиком не заработаешь.
Я вспомнил, как работал грузчиком у Вали. Хорошо, что Тамара знает
только о моей аспирантуре и о спорте, а больше ни о чем. Особенно о моей
семье в Тбилиси. А то бы не сидеть мне здесь!
- А сделаю я вот что! - решительно сказала Тамара, подошла к
дивану-кровати и начала стелить ее, - сделаю я тебя своим любовником, и не
буду чувствовать себя жертвой. Почему я должна потерять человека, которого
так сразу полюбила, которого судьба мне так неожиданно подарила! Но и мужа
иметь, в принципе, нужно, тем более, что он - правильный и хороший человек.
Ну, давай, допивай свой стакан, и, как говорят "у койку!".
Я не дал себя дважды уговаривать. Не знаю, нужно ли описывать эту нашу
ночь в самом центре Москвы, в самой уютной квартирке, с самой
экстравагантной женщиной в моей жизни.
Не так уж велик мой опыт сексуальной жизни, скорее очень уж мал, но мне
показалось, что Тамара - необыкновенная женщина, ненормальная, как она сама
выражалась. Она, если и удовлетворялась любовью, то на очень короткий
период, и требовала постоянных повторов. Желание у нее было постоянно, и сил
для нее нужно было иметь много.
Мы стали встречаться почти каждый день, в основном, у нее. Но, несмотря