Страница:
дамы, чтобы порадовать меня, себя, да и полезный опыт приобрести!
Дневное время в воскресенье мы потратили с пользой для культурного
развития. Мы втроем отправились из Красногорска через поле пешком в музей
усадьбу "Архангельское". Этого нам запретить никто не мог. Посидев немного в
ресторанчике, что был (а может, есть и сейчас) напротив входа в
музей-усадьбу, мы, веселые, пошли гулять по усадьбе.
Там я сделал два открытия: первое - у веранды, где выставлены бюсты
римских императоров, Нерона перепутали с Веспасианом. По крайней мере, так
гласили таблички под этими бюстами. Да чтобы их перепутать, водки нужно
немеренно выпить! Нерона с его садо-мазохистической улыбкой и хитроумного
крестьянина-вояку Веспасиана, зарабатывавшего деньги на общественных
туалетах Рима! Деньги, видите ли, не пахнут - это его, Веспасианово! Будучи
принципиальным и выпившим, я потребовал, чтобы таблички переставили. А в
результате - все таблички под бюстами потом просто сняли. Чтобы хлопот
поменьше было!
Второе открытие: в довольно глухом месте усадьбы стоит бюст -
древнеримский "бородатый мужчина". А на шее у этого римлянина - полоска
склейки. Видимо, когда-то ему "бошку" отбили, а потом приклеили. Дамы
заметили, что этот бородатый мужик очень похож на меня.
И у меня возникла гениальная идея: снять восковую копию со "шрама" на
шее мужика, заказать скульптору мою голову из мрамора с шеей,
заканчивающейся этим же "шрамом". Прийти в Архангельское с новой головой,
постараться спрятаться в кустах на ночь; ночью сбить башку этому бородатому,
закопать ее, а к оставшейся шее приклеить мою голову.
Вот и будет мне прижизненный памятник в Архангельском, а после смерти,
можно будет под памятником втихаря закопать и капсулу с моим прахом. Будет и
памятник посмертный; не каждому в Архангельском ставят такие!
А мои дамы оказались и похитрее меня: дескать, зачем эти бошки менять
одну на другую, если они и так похожи! Просто всем, кому ни лень, будем
говорить, что это тебе памятник установлен, и все тут! Ты же и есть
"бородатый и мужчина", а мы - свидетельницы, что последнее - точно! И
нечего, как сейчас говорят, волну гнать! - мои дамы, как всегда, проявили
творческую выдумку.
Вот я и говорю - если увидите в Архангельском бюст с надписью
"бородатый мужчина", то знайте, что это я в возрасте сорока двух лет.
Мы весело и дружно вернулись домой, на сей раз на такси. А дома пили за
Нерона, за Веспасиана, и за мой прижизненный памятник в Архангельском. Ночь
тоже прошла весело и дружно, почти как в Древнем Риме, если верить Апулею и
его древнеримским коллегам по перу.
Но чемпионом по преподнесению мне сюрпризов была, конечно, Тамара
Витольдовна, чего с первого взгляда и сказать было нельзя. Такая красивая,
умная и хозяйственная! А, как оказалось, стервозности ей занимать не
приходилось, и это был ее главный недостаток. Прежде всего, это касалось ее
поведения в постели. Она была там настоящим эгоистичным диктатором. Об ее
эгоизме, вернее даже нарциссизме, говорило хотя бы то, что на мой довольно
часто задаваемый вопрос (чаще всего именно в постели): "Томка, ты меня
любишь?", она садистически отвечала: "Нет! Я - однолюбка и уже успела
полюбить!" "Кого?" - возмущался я, прекращая телодвижения. "Успокойся,
себя!" - говорила она мне с улыбкой инквизитора, и я, успокоившись лишь
частично, снова возобновлял свою деятельность.
С одной стороны, в постели с ней было легко - нужно было только
полностью утратить свою индивидуальность. Делай, как приказано - и все!
Например: "Энергичнее!", или "Перевернись на спину! Теперь обратно!
Опускайся ниже! Еще ниже, деревня! Вот так - молодец! Теперь перевернись!
(недоумение: "а я уже разок ведь переворачивался?") По-другому перевернись,
аул кавказский! Ну, чтобы изобразить цифру "69"! А еще профессор! А теперь
снова перевернись и меня саму переверни! Как, как - на животик, забыл, что
ли?".
После традиционно бурного завершения (с ее стороны!) этого сложного,
изощренного, но прекрасного действа, Тамара несколько минут лежала
неподвижно, а потом обычно говорила:
- А теперь спать - мне утром на работу!
- А я? - следовал мой возмущенный вопль.
- А я, а я... - следовала пошленькая присказка в рифму и приказ не
шевелиться, а то...
Это "а то!" могло быть и переводом в другую комнату на досыпание, а то
и вообще изгнание среди ночи на улицу. Однажды я осмелел и после такого
"одностороннего" акта заявил своей жесткой партнерше:
- Томуль, я тебе новое имя придумал - Эмис!
- Это почему же Эмми? - заинтересованно переспросила Тамара.
- Не Эмми, а Эмис - "эгоистичная мастерица изощренного секса" - смело
расшифровал я абревиатуру "Эмис", уже готовясь к репрессиям.
"Эмис" оценила мое творчество и внимательно посмотрела на меня своим
раскрытым правым глазом (я лежал обычно справа от нее), не решив еще,
видимо, наказывать или поощрять меня за творчество. Я замер, как кролик
перед очами, вернее одним правым оком удава, ожидая своей участи.
Однако на сей раз, глаз любимой женщины миролюбиво закрылся, Тамара
повернулась ко мне спиной и милостиво разрешила:
- Ну, давай, если не передумал, только скорее!
Я согласно закивал головой в темноте и быстро приспособился к
предложенной мне позиции, кстати, не такой уж плохой. Этот тайм (гейм, раунд
и т.д.) был если не самым кратким, то, по крайней мере, одним из самых
оперативных в моей жизни - я все боялся, что моя Эмис передумает.
- А знаешь, - вдруг слегка повернувшись ко мне, прошептала Тамара, -
можешь лучше называть меня просто "Мисс" - "мастерица изысканных сексуальных
страстей". Не такая уж я "эгоистка", чтобы специально отмечать это. И слово
"изощренный" чем-то напоминает "извращенный", "изысканный" - лучше. А "Мисс"
- это даже как-то по-молодежному. К тому же, я ведь действительно "мисс" -
ты же меня замуж не зовешь?
Я понял, что мне сейчас лучше всего тихо заснуть... Деспотизм моей мисс
Тамары особенно касался вопросов выпивки. Когда я приходил к ней в
понедельник вечером, то имел право принести из вина только бутылку
шампанского. Больше не допускалось, и беда, если я позволял себе выпить
самостоятельно, как говорят, "на вход". Никакие уловки не помогали, и
Витольдовна, унюхав запах спиртного, изгоняла меня из квартиры, на радость
Оле.
Она, кстати, объявилась на следующей неделе после ухода из дома. Но где
обитала, так и не сказала. Я обзвонил ее тетю, Моню, известных мне подруг,
но нигде ее не оказалось. Мне, правда, посоветовали не волноваться, ибо
такие внезапные "уходы" за ней и раньше водились.
Я проявил максимум изобретательности, и все-таки обманул бдительность
Витольдовны. Купив в аптеке продаваемую тогда без рецепта спиртовую настойку
травы стальника, крепостью в 70 градусов, я заложил с десяток пузырьков
глубоко под ванну. А за ужином, уже выпив вместе с Тамарой по бокалу
шампанского, я "залезал" рукой куда-нибудь в соус, и отправлялся в ванную
мыть руки. Там, открыв кран, я с быстротой молнии лез под ванну, доставал
пару пузырьков настойки и залпом выпивал ее, запивая водой из-под крана.
Пустые пузырьки же запихивал обратно под ванну, только в другой конец. Выйдя
из ванной, я садился за стол довольный и продолжал допивать шампанское.
- Что это тебя с бокала шампанского так развезло? - подозрительно
принюхивалась ко мне Витольдовна, но "не пойман - не вор!". Однако, сколько
веревочке не виться, а конец, известное дело, будет. Обнаружила моя мисс все
мои пузырьки с остроумной латинской надписью: "Тинктура онанидис" (это
по-латыни и есть "Настойка стальника") и предъявила их мне. И сколько я ни
убеждал строгую даму, что "тинктура онанидис" - это просто лекарство от
онанизма, не помогло. Я был изгнан, но через несколько дней помилован и
призван снова. "Только без своих онанидисов"! - предупредила строгая
кураторша.
Только и мы ведь не лыком шиты - свое соображение имеем! И я снова
придумал, как перехитрить мисс Витольдовну. Сижу как-то за столом, ем
прекрасные закуски, а в рот не лезет! Выпить, страсть, как хочется! И я
набираю номер телефона Мони.
- Друг у меня заболел, надо спросить, как здоровье! - поясняю я моему
куратору.
- Моня, как здоровье? - спрашиваю я, услышав его жующий голос в трубке.
- Что, скорая помощь? И дома никого нет? Погоди, я через полчаса - у тебя!
- Ты что с ума сошел, какая скорая помощь? - испуганно бормочет по
телефону Моня, но я уже лечу к нему.
- Томочка, с другом плохо, надо спешить! Я скоро приду, он рядом живет!
- одеваясь, информирую я Тамару.
- Попробуй только нажрись там, увидишь у меня! - уже на лестнице
предупредила меня грозная мисс Тамара.
Я только рукой махнул и сел в лифт. От "Кунцево" до "Филевского парка"
- как говорят в народе "рукой подать и ногой поддать". Минут через двадцать
я уже звоню Моне в дверь.
- В чем дело, ты что, с ума сошел...
- Сойдешь тут, - перебил я его, - когда ни капли выпить не дают. Что у
тебя есть?
- Ты же знаешь - стальник в избытке! Сколько? - по-деловому подошел к
вопросу Моня.
- Моня, дорогой, я у тебя видел стеклянную кружку Эсмарха, далеко ли
она? - спешно откупоривая пузырьки, спросил я (для тех, кто не знает -
кружка Эсмарха - это емкость для клизмы).
- Ты что, шизанулся, зачем тебе кружка Эсмарха? - удивился Моня, но
кружку достал.
Я залил туда грамм триста настойки стальника, разбавил таким же
количеством воды, попробовал прямо из кружки на вкус и, закрыв краник на
клистире, ввел последний куда следует.
- Теперь себе налей, я же не алкоголик, чтобы пить один! - потребовал
я.
- У меня нет второй кружки Эсмарха! - взвизгнул ошалевший Моня.
- Зачем? Зачем тебе кружка Эсмарха? Ведь у тебя нет ненормальной бабы,
которая не позволяет тебе выпить. Ты - счастливый человек - у тебя сейчас
вообще нет бабы! Никто не экспериментирует над тобой, никто не командует
тобой, никто не изменяет тебе, никто не исчезает из дома на ночь! Пей,
дорогой, как человек - из стакана! - произнес я пылкий, но выстраданный
монолог.
Мы чокнулись с Моней - он своим стаканом, я - кружкой Эсмарха; я открыл
краник и поднял кружку повыше.
- О, я понял! - вдруг взволнованно прокричал Моня, - я сделал открытие!
Вот почему в песнях поют: "Поднимем кружки!" Видимо, в старину все делали
так, как ты сейчас, и чтобы жидкость пошла в организм, поднимали кружки, как
и ты! Но я не понимаю, зачем тебе сейчас понадобилось пить таким странным
способом?
- Потому, что и у тех древних мужиков, как и у меня сейчас - бабы были
садистками и не позволяли выпить, а по прибытию домой - обнюхивали. А этому
способу меня знакомый шофер научил из Тольятти. Ни один гаишник не мог
догадаться, пока кровь на пробу, наконец, не взяли. Действует сильнее и
запаха нет!
Я дождался, пока вся жидкость вытечет из кружки, потом вымыл ее и
поставил на место.
- Ты хоть закуси, там же больше поллитры! - и Моня протянул мне
здоровенный огурец.
- Не влезет! - заявил я, критически взглянув на габариты огурца.
- Извини, зарапортовался! - пробормотал Моня, - а ведь выгодно - и
закусывать не надо!
Я бегом бросился в Кунцево, ведь спиртное, употребленное таким образом,
действует гораздо быстрее, чем через желудок. Когда я звонил в дверь Тамары,
меня уже хорошо "забрало".
- Нажрался! - с кровожадной улыбкой констатировала мисс Тамара-грозная.
- Постыдись, филолог - тихо ответил я ей, - Моню без лифта на горбу
тащил - не полезли носилки в лифт и санитары стали уезжать. А человек
умирает - с животом что-то у него. Ну, взвалил я его себе на спину и потащил
по лестнице! Устал, еле хожу, а ты: "нажрался, нажрался!" Можешь обнюхать,
если не веришь!
Тамара Витольдовна деловито приказала: "Дыхни! - и по-овчарочьи
обнюхала меня.
- Извини, погорячилась! - признала свою ошибку Витольдовна, и ласково
пропустила меня к себе в квартиру.
- Знала бы, дурочка, где нюхать надо было, не то сказала бы! -
мелькнула у меня крамольная мысль, но я тут же отогнал ее.
Еще один сюрприз устроила мне Тамара Витольдовна, но уже в октябре, и в
городе Киеве. Предыстория такова. Защищал диссертацию у нас в МАСИ мой
старый приятель из Киева Юра Дзюба. Я был у него оппонентом. Диссертация
сама по себе была хороша, да и Юра был моим хорошим приятелем, так что
расхваливал я его на защите, как мог. Мне даже нарекание от Совета было -
"оппонент", для того, чтобы критиковать, а не расхваливать.
Одним словом, защита прошла блестяще, и Юра пригласил меня к себе в
гости в Киев.
Летом мы с Тамарой Витольдовной уже были в Киеве, погостили у Оси
Юдовского, там же где раньше я останавливался с Тамарой Ивановной. Конечно
же, мне пришлось "отпрашиваться" у Оли и Тамары-маленькой, дескать, маму
навестить надо.
А Тамара Ивановна сама отпросилась у меня на Чегет, где стала бывать
последнее время. К Маше как раз приехал "на побывку" ее муж-капитан, причем
на все лето. Лика же, как замужняя женщина поехала со своим генералом
куда-то в военный санаторий. Страсть как не хотела ехать, но брак обязывает!
Вот мы и провели лето в Киеве. Конечно же, характер свой Тамара-грозная
проявляла, но выгнать меня из Осиной квартиры она уже не могла. Более того,
в Киеве она была подчеркнуто деликатной, уступчивой и ласковой.
Прикидывалась, конечно же, по необходимости! Но ей настолько понравилось в
Киеве, что она упросила меня взять ее с собой еще раз в октябре, как раз
после Юриной защиты.
Мы остановились у Юры в его однокомнатной квартире в девятиэтажном доме
на Нивках, а сам Юра на время нашего пребывания ушел жить к другу. Только
просил присмотреть за его собакой Найдой, которую к другу было взять нельзя.
Мы выпили, конечно, у Юры; он пробыл с нами до позднего вечера, чуть ли ни
до полуночи, а потом поехал к другу. Я вышел во двор вместе с Юрой и Найдой,
которую надо было выгулять.
Я вышел в майке и спортивных брюках, Найда сделала свое дело, и мы
пошли обратно домой. Войдя в подъезд, я остановился, а куда дальше идти - не
знаю! Ведь я не только не посмотрел на номер квартиры, а даже этажа не
запомнил! Зрительной памяти - никакой, а, кроме того, я был сильно выпивши.
Сели в лифт, я пытаюсь поднять Найду, чтобы она хоть носом ткнула в нужную
кнопку, но она только визжит и отбивается.
Вышли снова во двор: я знаю, что у Юры балкон выходит туда же, что этаж
не первый и не последний. А какой - хрен его знает, балконы все одинаковые.
Начинаю кричать вверх: "Тамара, Тамара!". На балкон вышли две тетки: "Чего
надо?".
- Ничего, я свою Тамару зову - отвечаю я.
- А ты не ори среди ночи, а поднимись к своей Тамаре и там с ней
разговаривай! А то милицию вызовем!
Тогда мы снова зашли в подъезд - на дворе нулевая температура, весь
дрожу от холода. Найда испуганно смотрит мне в глаза и подвывает. Что
делать, садимся в лифт и останавливаемся на каждом этаже. Выходим в длинный
коридор, подвожу собаку к каждой двери - вдруг узнает квартиру.
Наконец, на пятом этаже Найда уверенно свернула направо и пошла в самый
конец коридора. Звоню в дверь, готовый к извинениям, но дверь открыла
злорадно улыбающаяся Витольдовна.
- Что, пьянь, орешь во дворе? Номер квартиры не мог запомнить? - стала
она меня, замерзшего, выговаривать. Найда аж залаяла на нее.
- Ты слышала, как я тебя зову и не вышла на балкон? - поразился я, - я
же замерзнуть мог!
- Одной пьянью меньше было бы! - неосторожно ответила Тамара, и
схлопотала по синяку под каждым глазом. Правда, они стали видны только
утром.
Я рассвирепел от такого предательства и стал одеваться, чтобы уйти.
Куда и сам не знал, но только подальше от нее. Тамара же, сделавшись
неожиданно ласковой, еле удержала меня, поведя прямо к койке.
Наутро, когда к нам зашел Юра, она уже рассмотрела свои фингалы и очень
переживала. Юра успокаивал ее, но втайне был на моей стороне - это же надо,
на балкон не выйти!
Ничего, купим большие темные очки и догуляем неделю в Киеве. Потом она
даже вспоминала об этой поездке с удовольствием.
И самый таинственный, я бы сказал даже, мистический сюрприз "от
Витольдовны", случился как раз в Новый 1982 Год. Объявив всем моим остальным
дамам, что я опять еду на традиционный подледный лов рыбы, сам поехал на
встречу Нового Года к Витольдовне.
К слову, мой женский коллектив, ни численно, ни персонально не
изменился; поведенчески все продолжалось почти в прежнем духе, даже дни
"посещений" не изменились.
На новых женщин я уже смотреть не мог. Вернее мог, в смысле английского
"мэй" - в моральном смысле этого слова. А вот в смысле того же английского
"кэн" - ну никак не мог в физическом смысле этого слова!
Сами войдите в мое положение, и поймете - это чистый турецкий султан со
своим гаремом! Были, правда, преимущества - содержать этот весь гарем не
приходилось, но присутствовали и недостатки - все "жены", кроме двух,
находились в разных местах и ничего не знали друг о друге. Конечно же, Оля
знала обо всех и живо интересовалась моей сексуальной жизнью. На всякий
случай, я ее предупреждал, что кому говорить, если позвонят.
А красивую Иру, секретаря нашей кафедры, не предупредил - Заратустра не
позволил - и получались курьезы. Как-то, пока я был на занятиях, мне
позвонили.
- Вам жена звонила, просила перезвонить домой! - невозмутимо сообщает
Ира. Я смотрю на нее вопросительно и осторожно спрашиваю:
- А имени она не называла?
Ира не меняя выражения лица, уточняет:
- У вас, что - несколько жен?
Мне приходится ловчить, говорить, что с одной я уже развелся, но она
еще меня своим мужем считает, а на второй только хочу жениться, но она уже
считает меня своим... Я посоветовал Ире, как-нибудь похитрее узнать имя
жены, если она позвонит еще.
- Вам звонили две жены и обе Тамары, причем с разными голосами! - уже
волнуясь, сообщает мне Ира на следующей перемене.
- Черт побери, что же делать? - спросил я у Иры, - посоветуйте же, хоть
что-нибудь.
- Я советую попросить их называть номера телефонов, по которым надо
звонить! - высказала гениальную мысль Ира. Я чуть не расцеловал ее за такую
мудрость.
- Итак, если в дальнейшем позвонит жена и попросит перезвонить домой,
спрашивайте ее, пожалуйста, номер домашнего телефона. У профессора, дескать,
трудности с памятью и он просит напомнить номер! - поучал я Иру, и она без
улыбки воспринимала это.
Когда мы с Ирой сейчас, спустя двадцать лет, вспоминаем это -
ухохатываемся! Но я немного отвлекся от встречи Нового Года у Тамары
Витольдовны.
Она кроме меня, позвала еще двоих гостей - молодых супругов. Выпивки
было много - сам тащил - все начиналось неплохо. Как часто пишут: "Ничто не
предвещало беды". Так как вина было много, а запретов не было вообще, то я
конечно же, нажрался в свое удовольствие, и нажрался по-черному, в стельку,
как сапожник, до чертиков, до потери пульса...Еще нужны синонимы? И устроил
дебош с рукоприкладством. Это у меня бывает редко, но если случается, то
протекает очень эффектно.
Последний раз, сильно нажравшись, я устроил добрый дебош в ресторане
"Чернигов" в Киеве, во время летнего пребывания там с Тамарой-грозной.
Дрались все - и стар и млад, причем все со всеми. Мне удалось в одном конце
зала скорчить из себя "бедного еврейчика" и жаловаться, что меня обижают. В
другом же конце зала я изобразил из себя крутого антисемита, и призывал
устроить "им" показательный погром "для науки".
Тамара вовремя сбежала с поля боя и наблюдала его со стороны. Она то
плакала, то истерически хохотала, наблюдала за побоищем. Получив пару
затрещин и разбив в кровь кулаки о чьи-то "физономордии", я ретировался, и
тоже, стоя рядом с Тамарой, наблюдал бой со стороны.
"Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны" - так говаривал
Руставели, но в данном случае он был бы неправ. Я, хоть и наблюдал теперь
бой со стороны, несомненно, был его организатором и стратегом. И я же,
сбегав в ближайшее отделение милиции, первым сообщил о побоище в
"Чернигове". То есть, я одновременно стал и миротворцем. Если кто помнит это
побоище летом 1981 года в ресторане "Чернигов" (что в Киеве на Виноградаре),
то знайте же, кто его автор!
Но дебош на квартире у Тамары вызвал бегство наших гостей, и моя
грозная мисс гонялась за мной по квартире с туалетным ершом в руках. Тогда я
надел свою мохнатую шубу, шапку, и, чтобы как-то развеселить Тамару, стал
одетым под душ, как Ипполит из знаменитой кинокомедии.
Но это хоть и развеселило Тамару, но, будучи грозной, она все-таки
вытолкала меня за дверь квартиры, отхлестав по лицу унитазным ершом. Время -
без четверти двенадцать, скоро должны бить куранты. Поливая лестницу горячей
водой, стекающей с моей шубы, я вышел на улицу, надеясь найти хоть
какой-нибудь транспорт. А там - около тридцати мороза! Что делать?
Возвращаться - никогда! Меня избили по лицу дерьмовым унитазным ершом! Меня
- мастера спорта, гордого русского ученого!
Я присел на скамейку возле подъезда, поднял мокрый воротник шубы, и...
забылся.
Очнулся я, лежа лицом вниз на каком-то мокром коврике. Сзади веяло
холодом, а над головой сетевое радио передавало бой курантов. Я прислушался
- "Поздравляем с Новым Годом!" - весело проговорили чьи-то голоса по радио.
С трудом, приподнявшись на колени, я обнаружил себя... в своей
собственной квартире на Таганке. Я лежал на коврике в прихожей; входная
дверь была открыта настежь, и ноги у меня даже высовывались за порог. На
стене орало радио.
Я встал на ноги, захлопнул дверь, снял с себя шубу и шапку. Интересно
то, что мокрая шуба нисколько не застыла, на ней не было ни сосулек, ни
снега. Если я вышел, вернее, был изгнан, из дома Тамары без четверти
двенадцать, минут десять я прокантовался на улице, на скамейке, то на весь
путь от Кунцево до Таганки я затратил около пяти минут! Да за такое время и
на реактивном самолете не долетишь!
Я так испугался, что почти протрезвел. Звоню по телефону Тамаре, у
которой был в квартире еще пятнадцать минут назад. Она хватает трубку и
спрашивает, где я. Говорит, что тут же за мной выбежала на улицу, но никого
поблизости не обнаружила.
- Ты не поверишь, - сам не веря себе, говорю я, - звоню тебе из моей
квартиры на Таганке.
- Опять врешь! - жестко заявила Тамара-грозная.
- А ты проверь, перезвони мне! - предложил я, и повесил трубку.
Через минуту раздался звонок. Изумленная Тамара убедилась, что я за
пять минут перелетел почти через всю Москву.
- Такого не бывает! - медленно произнесла она, конечно же, не веря в
реальность происшедшего.
- Сам знаю, что не бывает, но объяснить не могу! Пока! - закончил я
разговор и повесил трубку.
Я разделся, принял горячий душ, повесил сохнуть мокрую одежду. Но в
голове все вертелась загадка, не дававшая мне покоя. И тут вдруг я вспомнил
сходный случай, происшедший со мной несколько лет назад, когда я еще жил в
Тольятти.
Как-то отдыхал я в турбазе на Волге близ Самары, тогда Куйбышева.
Познакомился там с компанией молодых людей, выпили, и так как показалось
мало, то решили вдвоем с одним из новых знакомых переплыть Волгу на моторке,
чтобы купить там вино в сельмаге. Ширина Волги в этом месте километра два, а
посреди реки - маленький песчаный остров. Вот и попросил я высадить меня на
этом острове покупаться и позагорать, а приятель должен был на обратном пути
меня забрать.
Проходит время - а приятеля все нет. Я не знаю, что и подумать,
вечереет уже, чайки с диким мяуканьем пикируют на меня (на острове они
выводили птенцов). Перспектива остаться на острове на ночь в одних плавках
маячила со всей реальностью. Пуститься вплавь - опасно. Волга - холодная
река, к тому же сильное течение...И вот я в панике стою по колено в воде и
вглядываюсь в темнеющую даль, как вдруг...Неожиданно помутилось в голове, и
я почувствовал, что падаю.
Очнулся я опять же на песчаном берегу, ноги мои были в воде, а плечи и
голова - на суше. Я вскочил и осмотрелся - впереди росли деревья, а сбоку
виднелась пристань. Тут я понял, что оказался возле моей турбазы, то есть
перенесенным почти через километр воды!
А приятель мой на обратном пути, оказалось, налетел на топляк, на
лодке-моторке срезало штифт винта, и течение отнесло его далеко вниз...
После моего ночного полета из Кунцево на Таганку, я стал
интересоваться, происходило ли подобное с кем-нибудь другим и нашел десятки
подтверждений, что да, происходило! Люди переносились мгновенно - туда, куда
им хотелось (как, например, мне), и куда не хотелось (например, Степе
Лиходееву из "Мастера и Маргариты" Булгакова).
Иногда люди исчезали совсем - не исключено, что они могли быть
перенесены в середину океана или пустыни, в Арктику там, или Антарктиду.
Может быть даже в Космос или вглубь Земли...Но обычно эти переносы бывали на
расстояния от десятков метров до нескольких километров, случай с Лиходеевым
- уникален. Но там ведь его "переносил" сам Воланд...
А сколько таких переносов люди вовсе не замечали! Ну, закружилась
голова, и очнулся человек не на этой стороне улицы, а на той. Или не у этого
дерева, а у того. Кто придаст этому значение? Кстати, я заметил, что
особенно часто "переносятся" люди в состоянии стресса или опьянения. А тут
уже все списывается на стресс или водку!
Ну, поверит разве жена клятвам пьяного мужа, не ночевавшего дома, что
"нечистая сила" забросила его, на ночь глядя, на территорию какого-нибудь
колхоза "Заветы Ильича"? А ведь это могло было быть той же самой
телепортацией!
Но должно же быть какое-то научное объяснение этим явлениям? Между тем
Дневное время в воскресенье мы потратили с пользой для культурного
развития. Мы втроем отправились из Красногорска через поле пешком в музей
усадьбу "Архангельское". Этого нам запретить никто не мог. Посидев немного в
ресторанчике, что был (а может, есть и сейчас) напротив входа в
музей-усадьбу, мы, веселые, пошли гулять по усадьбе.
Там я сделал два открытия: первое - у веранды, где выставлены бюсты
римских императоров, Нерона перепутали с Веспасианом. По крайней мере, так
гласили таблички под этими бюстами. Да чтобы их перепутать, водки нужно
немеренно выпить! Нерона с его садо-мазохистической улыбкой и хитроумного
крестьянина-вояку Веспасиана, зарабатывавшего деньги на общественных
туалетах Рима! Деньги, видите ли, не пахнут - это его, Веспасианово! Будучи
принципиальным и выпившим, я потребовал, чтобы таблички переставили. А в
результате - все таблички под бюстами потом просто сняли. Чтобы хлопот
поменьше было!
Второе открытие: в довольно глухом месте усадьбы стоит бюст -
древнеримский "бородатый мужчина". А на шее у этого римлянина - полоска
склейки. Видимо, когда-то ему "бошку" отбили, а потом приклеили. Дамы
заметили, что этот бородатый мужик очень похож на меня.
И у меня возникла гениальная идея: снять восковую копию со "шрама" на
шее мужика, заказать скульптору мою голову из мрамора с шеей,
заканчивающейся этим же "шрамом". Прийти в Архангельское с новой головой,
постараться спрятаться в кустах на ночь; ночью сбить башку этому бородатому,
закопать ее, а к оставшейся шее приклеить мою голову.
Вот и будет мне прижизненный памятник в Архангельском, а после смерти,
можно будет под памятником втихаря закопать и капсулу с моим прахом. Будет и
памятник посмертный; не каждому в Архангельском ставят такие!
А мои дамы оказались и похитрее меня: дескать, зачем эти бошки менять
одну на другую, если они и так похожи! Просто всем, кому ни лень, будем
говорить, что это тебе памятник установлен, и все тут! Ты же и есть
"бородатый и мужчина", а мы - свидетельницы, что последнее - точно! И
нечего, как сейчас говорят, волну гнать! - мои дамы, как всегда, проявили
творческую выдумку.
Вот я и говорю - если увидите в Архангельском бюст с надписью
"бородатый мужчина", то знайте, что это я в возрасте сорока двух лет.
Мы весело и дружно вернулись домой, на сей раз на такси. А дома пили за
Нерона, за Веспасиана, и за мой прижизненный памятник в Архангельском. Ночь
тоже прошла весело и дружно, почти как в Древнем Риме, если верить Апулею и
его древнеримским коллегам по перу.
Но чемпионом по преподнесению мне сюрпризов была, конечно, Тамара
Витольдовна, чего с первого взгляда и сказать было нельзя. Такая красивая,
умная и хозяйственная! А, как оказалось, стервозности ей занимать не
приходилось, и это был ее главный недостаток. Прежде всего, это касалось ее
поведения в постели. Она была там настоящим эгоистичным диктатором. Об ее
эгоизме, вернее даже нарциссизме, говорило хотя бы то, что на мой довольно
часто задаваемый вопрос (чаще всего именно в постели): "Томка, ты меня
любишь?", она садистически отвечала: "Нет! Я - однолюбка и уже успела
полюбить!" "Кого?" - возмущался я, прекращая телодвижения. "Успокойся,
себя!" - говорила она мне с улыбкой инквизитора, и я, успокоившись лишь
частично, снова возобновлял свою деятельность.
С одной стороны, в постели с ней было легко - нужно было только
полностью утратить свою индивидуальность. Делай, как приказано - и все!
Например: "Энергичнее!", или "Перевернись на спину! Теперь обратно!
Опускайся ниже! Еще ниже, деревня! Вот так - молодец! Теперь перевернись!
(недоумение: "а я уже разок ведь переворачивался?") По-другому перевернись,
аул кавказский! Ну, чтобы изобразить цифру "69"! А еще профессор! А теперь
снова перевернись и меня саму переверни! Как, как - на животик, забыл, что
ли?".
После традиционно бурного завершения (с ее стороны!) этого сложного,
изощренного, но прекрасного действа, Тамара несколько минут лежала
неподвижно, а потом обычно говорила:
- А теперь спать - мне утром на работу!
- А я? - следовал мой возмущенный вопль.
- А я, а я... - следовала пошленькая присказка в рифму и приказ не
шевелиться, а то...
Это "а то!" могло быть и переводом в другую комнату на досыпание, а то
и вообще изгнание среди ночи на улицу. Однажды я осмелел и после такого
"одностороннего" акта заявил своей жесткой партнерше:
- Томуль, я тебе новое имя придумал - Эмис!
- Это почему же Эмми? - заинтересованно переспросила Тамара.
- Не Эмми, а Эмис - "эгоистичная мастерица изощренного секса" - смело
расшифровал я абревиатуру "Эмис", уже готовясь к репрессиям.
"Эмис" оценила мое творчество и внимательно посмотрела на меня своим
раскрытым правым глазом (я лежал обычно справа от нее), не решив еще,
видимо, наказывать или поощрять меня за творчество. Я замер, как кролик
перед очами, вернее одним правым оком удава, ожидая своей участи.
Однако на сей раз, глаз любимой женщины миролюбиво закрылся, Тамара
повернулась ко мне спиной и милостиво разрешила:
- Ну, давай, если не передумал, только скорее!
Я согласно закивал головой в темноте и быстро приспособился к
предложенной мне позиции, кстати, не такой уж плохой. Этот тайм (гейм, раунд
и т.д.) был если не самым кратким, то, по крайней мере, одним из самых
оперативных в моей жизни - я все боялся, что моя Эмис передумает.
- А знаешь, - вдруг слегка повернувшись ко мне, прошептала Тамара, -
можешь лучше называть меня просто "Мисс" - "мастерица изысканных сексуальных
страстей". Не такая уж я "эгоистка", чтобы специально отмечать это. И слово
"изощренный" чем-то напоминает "извращенный", "изысканный" - лучше. А "Мисс"
- это даже как-то по-молодежному. К тому же, я ведь действительно "мисс" -
ты же меня замуж не зовешь?
Я понял, что мне сейчас лучше всего тихо заснуть... Деспотизм моей мисс
Тамары особенно касался вопросов выпивки. Когда я приходил к ней в
понедельник вечером, то имел право принести из вина только бутылку
шампанского. Больше не допускалось, и беда, если я позволял себе выпить
самостоятельно, как говорят, "на вход". Никакие уловки не помогали, и
Витольдовна, унюхав запах спиртного, изгоняла меня из квартиры, на радость
Оле.
Она, кстати, объявилась на следующей неделе после ухода из дома. Но где
обитала, так и не сказала. Я обзвонил ее тетю, Моню, известных мне подруг,
но нигде ее не оказалось. Мне, правда, посоветовали не волноваться, ибо
такие внезапные "уходы" за ней и раньше водились.
Я проявил максимум изобретательности, и все-таки обманул бдительность
Витольдовны. Купив в аптеке продаваемую тогда без рецепта спиртовую настойку
травы стальника, крепостью в 70 градусов, я заложил с десяток пузырьков
глубоко под ванну. А за ужином, уже выпив вместе с Тамарой по бокалу
шампанского, я "залезал" рукой куда-нибудь в соус, и отправлялся в ванную
мыть руки. Там, открыв кран, я с быстротой молнии лез под ванну, доставал
пару пузырьков настойки и залпом выпивал ее, запивая водой из-под крана.
Пустые пузырьки же запихивал обратно под ванну, только в другой конец. Выйдя
из ванной, я садился за стол довольный и продолжал допивать шампанское.
- Что это тебя с бокала шампанского так развезло? - подозрительно
принюхивалась ко мне Витольдовна, но "не пойман - не вор!". Однако, сколько
веревочке не виться, а конец, известное дело, будет. Обнаружила моя мисс все
мои пузырьки с остроумной латинской надписью: "Тинктура онанидис" (это
по-латыни и есть "Настойка стальника") и предъявила их мне. И сколько я ни
убеждал строгую даму, что "тинктура онанидис" - это просто лекарство от
онанизма, не помогло. Я был изгнан, но через несколько дней помилован и
призван снова. "Только без своих онанидисов"! - предупредила строгая
кураторша.
Только и мы ведь не лыком шиты - свое соображение имеем! И я снова
придумал, как перехитрить мисс Витольдовну. Сижу как-то за столом, ем
прекрасные закуски, а в рот не лезет! Выпить, страсть, как хочется! И я
набираю номер телефона Мони.
- Друг у меня заболел, надо спросить, как здоровье! - поясняю я моему
куратору.
- Моня, как здоровье? - спрашиваю я, услышав его жующий голос в трубке.
- Что, скорая помощь? И дома никого нет? Погоди, я через полчаса - у тебя!
- Ты что с ума сошел, какая скорая помощь? - испуганно бормочет по
телефону Моня, но я уже лечу к нему.
- Томочка, с другом плохо, надо спешить! Я скоро приду, он рядом живет!
- одеваясь, информирую я Тамару.
- Попробуй только нажрись там, увидишь у меня! - уже на лестнице
предупредила меня грозная мисс Тамара.
Я только рукой махнул и сел в лифт. От "Кунцево" до "Филевского парка"
- как говорят в народе "рукой подать и ногой поддать". Минут через двадцать
я уже звоню Моне в дверь.
- В чем дело, ты что, с ума сошел...
- Сойдешь тут, - перебил я его, - когда ни капли выпить не дают. Что у
тебя есть?
- Ты же знаешь - стальник в избытке! Сколько? - по-деловому подошел к
вопросу Моня.
- Моня, дорогой, я у тебя видел стеклянную кружку Эсмарха, далеко ли
она? - спешно откупоривая пузырьки, спросил я (для тех, кто не знает -
кружка Эсмарха - это емкость для клизмы).
- Ты что, шизанулся, зачем тебе кружка Эсмарха? - удивился Моня, но
кружку достал.
Я залил туда грамм триста настойки стальника, разбавил таким же
количеством воды, попробовал прямо из кружки на вкус и, закрыв краник на
клистире, ввел последний куда следует.
- Теперь себе налей, я же не алкоголик, чтобы пить один! - потребовал
я.
- У меня нет второй кружки Эсмарха! - взвизгнул ошалевший Моня.
- Зачем? Зачем тебе кружка Эсмарха? Ведь у тебя нет ненормальной бабы,
которая не позволяет тебе выпить. Ты - счастливый человек - у тебя сейчас
вообще нет бабы! Никто не экспериментирует над тобой, никто не командует
тобой, никто не изменяет тебе, никто не исчезает из дома на ночь! Пей,
дорогой, как человек - из стакана! - произнес я пылкий, но выстраданный
монолог.
Мы чокнулись с Моней - он своим стаканом, я - кружкой Эсмарха; я открыл
краник и поднял кружку повыше.
- О, я понял! - вдруг взволнованно прокричал Моня, - я сделал открытие!
Вот почему в песнях поют: "Поднимем кружки!" Видимо, в старину все делали
так, как ты сейчас, и чтобы жидкость пошла в организм, поднимали кружки, как
и ты! Но я не понимаю, зачем тебе сейчас понадобилось пить таким странным
способом?
- Потому, что и у тех древних мужиков, как и у меня сейчас - бабы были
садистками и не позволяли выпить, а по прибытию домой - обнюхивали. А этому
способу меня знакомый шофер научил из Тольятти. Ни один гаишник не мог
догадаться, пока кровь на пробу, наконец, не взяли. Действует сильнее и
запаха нет!
Я дождался, пока вся жидкость вытечет из кружки, потом вымыл ее и
поставил на место.
- Ты хоть закуси, там же больше поллитры! - и Моня протянул мне
здоровенный огурец.
- Не влезет! - заявил я, критически взглянув на габариты огурца.
- Извини, зарапортовался! - пробормотал Моня, - а ведь выгодно - и
закусывать не надо!
Я бегом бросился в Кунцево, ведь спиртное, употребленное таким образом,
действует гораздо быстрее, чем через желудок. Когда я звонил в дверь Тамары,
меня уже хорошо "забрало".
- Нажрался! - с кровожадной улыбкой констатировала мисс Тамара-грозная.
- Постыдись, филолог - тихо ответил я ей, - Моню без лифта на горбу
тащил - не полезли носилки в лифт и санитары стали уезжать. А человек
умирает - с животом что-то у него. Ну, взвалил я его себе на спину и потащил
по лестнице! Устал, еле хожу, а ты: "нажрался, нажрался!" Можешь обнюхать,
если не веришь!
Тамара Витольдовна деловито приказала: "Дыхни! - и по-овчарочьи
обнюхала меня.
- Извини, погорячилась! - признала свою ошибку Витольдовна, и ласково
пропустила меня к себе в квартиру.
- Знала бы, дурочка, где нюхать надо было, не то сказала бы! -
мелькнула у меня крамольная мысль, но я тут же отогнал ее.
Еще один сюрприз устроила мне Тамара Витольдовна, но уже в октябре, и в
городе Киеве. Предыстория такова. Защищал диссертацию у нас в МАСИ мой
старый приятель из Киева Юра Дзюба. Я был у него оппонентом. Диссертация
сама по себе была хороша, да и Юра был моим хорошим приятелем, так что
расхваливал я его на защите, как мог. Мне даже нарекание от Совета было -
"оппонент", для того, чтобы критиковать, а не расхваливать.
Одним словом, защита прошла блестяще, и Юра пригласил меня к себе в
гости в Киев.
Летом мы с Тамарой Витольдовной уже были в Киеве, погостили у Оси
Юдовского, там же где раньше я останавливался с Тамарой Ивановной. Конечно
же, мне пришлось "отпрашиваться" у Оли и Тамары-маленькой, дескать, маму
навестить надо.
А Тамара Ивановна сама отпросилась у меня на Чегет, где стала бывать
последнее время. К Маше как раз приехал "на побывку" ее муж-капитан, причем
на все лето. Лика же, как замужняя женщина поехала со своим генералом
куда-то в военный санаторий. Страсть как не хотела ехать, но брак обязывает!
Вот мы и провели лето в Киеве. Конечно же, характер свой Тамара-грозная
проявляла, но выгнать меня из Осиной квартиры она уже не могла. Более того,
в Киеве она была подчеркнуто деликатной, уступчивой и ласковой.
Прикидывалась, конечно же, по необходимости! Но ей настолько понравилось в
Киеве, что она упросила меня взять ее с собой еще раз в октябре, как раз
после Юриной защиты.
Мы остановились у Юры в его однокомнатной квартире в девятиэтажном доме
на Нивках, а сам Юра на время нашего пребывания ушел жить к другу. Только
просил присмотреть за его собакой Найдой, которую к другу было взять нельзя.
Мы выпили, конечно, у Юры; он пробыл с нами до позднего вечера, чуть ли ни
до полуночи, а потом поехал к другу. Я вышел во двор вместе с Юрой и Найдой,
которую надо было выгулять.
Я вышел в майке и спортивных брюках, Найда сделала свое дело, и мы
пошли обратно домой. Войдя в подъезд, я остановился, а куда дальше идти - не
знаю! Ведь я не только не посмотрел на номер квартиры, а даже этажа не
запомнил! Зрительной памяти - никакой, а, кроме того, я был сильно выпивши.
Сели в лифт, я пытаюсь поднять Найду, чтобы она хоть носом ткнула в нужную
кнопку, но она только визжит и отбивается.
Вышли снова во двор: я знаю, что у Юры балкон выходит туда же, что этаж
не первый и не последний. А какой - хрен его знает, балконы все одинаковые.
Начинаю кричать вверх: "Тамара, Тамара!". На балкон вышли две тетки: "Чего
надо?".
- Ничего, я свою Тамару зову - отвечаю я.
- А ты не ори среди ночи, а поднимись к своей Тамаре и там с ней
разговаривай! А то милицию вызовем!
Тогда мы снова зашли в подъезд - на дворе нулевая температура, весь
дрожу от холода. Найда испуганно смотрит мне в глаза и подвывает. Что
делать, садимся в лифт и останавливаемся на каждом этаже. Выходим в длинный
коридор, подвожу собаку к каждой двери - вдруг узнает квартиру.
Наконец, на пятом этаже Найда уверенно свернула направо и пошла в самый
конец коридора. Звоню в дверь, готовый к извинениям, но дверь открыла
злорадно улыбающаяся Витольдовна.
- Что, пьянь, орешь во дворе? Номер квартиры не мог запомнить? - стала
она меня, замерзшего, выговаривать. Найда аж залаяла на нее.
- Ты слышала, как я тебя зову и не вышла на балкон? - поразился я, - я
же замерзнуть мог!
- Одной пьянью меньше было бы! - неосторожно ответила Тамара, и
схлопотала по синяку под каждым глазом. Правда, они стали видны только
утром.
Я рассвирепел от такого предательства и стал одеваться, чтобы уйти.
Куда и сам не знал, но только подальше от нее. Тамара же, сделавшись
неожиданно ласковой, еле удержала меня, поведя прямо к койке.
Наутро, когда к нам зашел Юра, она уже рассмотрела свои фингалы и очень
переживала. Юра успокаивал ее, но втайне был на моей стороне - это же надо,
на балкон не выйти!
Ничего, купим большие темные очки и догуляем неделю в Киеве. Потом она
даже вспоминала об этой поездке с удовольствием.
И самый таинственный, я бы сказал даже, мистический сюрприз "от
Витольдовны", случился как раз в Новый 1982 Год. Объявив всем моим остальным
дамам, что я опять еду на традиционный подледный лов рыбы, сам поехал на
встречу Нового Года к Витольдовне.
К слову, мой женский коллектив, ни численно, ни персонально не
изменился; поведенчески все продолжалось почти в прежнем духе, даже дни
"посещений" не изменились.
На новых женщин я уже смотреть не мог. Вернее мог, в смысле английского
"мэй" - в моральном смысле этого слова. А вот в смысле того же английского
"кэн" - ну никак не мог в физическом смысле этого слова!
Сами войдите в мое положение, и поймете - это чистый турецкий султан со
своим гаремом! Были, правда, преимущества - содержать этот весь гарем не
приходилось, но присутствовали и недостатки - все "жены", кроме двух,
находились в разных местах и ничего не знали друг о друге. Конечно же, Оля
знала обо всех и живо интересовалась моей сексуальной жизнью. На всякий
случай, я ее предупреждал, что кому говорить, если позвонят.
А красивую Иру, секретаря нашей кафедры, не предупредил - Заратустра не
позволил - и получались курьезы. Как-то, пока я был на занятиях, мне
позвонили.
- Вам жена звонила, просила перезвонить домой! - невозмутимо сообщает
Ира. Я смотрю на нее вопросительно и осторожно спрашиваю:
- А имени она не называла?
Ира не меняя выражения лица, уточняет:
- У вас, что - несколько жен?
Мне приходится ловчить, говорить, что с одной я уже развелся, но она
еще меня своим мужем считает, а на второй только хочу жениться, но она уже
считает меня своим... Я посоветовал Ире, как-нибудь похитрее узнать имя
жены, если она позвонит еще.
- Вам звонили две жены и обе Тамары, причем с разными голосами! - уже
волнуясь, сообщает мне Ира на следующей перемене.
- Черт побери, что же делать? - спросил я у Иры, - посоветуйте же, хоть
что-нибудь.
- Я советую попросить их называть номера телефонов, по которым надо
звонить! - высказала гениальную мысль Ира. Я чуть не расцеловал ее за такую
мудрость.
- Итак, если в дальнейшем позвонит жена и попросит перезвонить домой,
спрашивайте ее, пожалуйста, номер домашнего телефона. У профессора, дескать,
трудности с памятью и он просит напомнить номер! - поучал я Иру, и она без
улыбки воспринимала это.
Когда мы с Ирой сейчас, спустя двадцать лет, вспоминаем это -
ухохатываемся! Но я немного отвлекся от встречи Нового Года у Тамары
Витольдовны.
Она кроме меня, позвала еще двоих гостей - молодых супругов. Выпивки
было много - сам тащил - все начиналось неплохо. Как часто пишут: "Ничто не
предвещало беды". Так как вина было много, а запретов не было вообще, то я
конечно же, нажрался в свое удовольствие, и нажрался по-черному, в стельку,
как сапожник, до чертиков, до потери пульса...Еще нужны синонимы? И устроил
дебош с рукоприкладством. Это у меня бывает редко, но если случается, то
протекает очень эффектно.
Последний раз, сильно нажравшись, я устроил добрый дебош в ресторане
"Чернигов" в Киеве, во время летнего пребывания там с Тамарой-грозной.
Дрались все - и стар и млад, причем все со всеми. Мне удалось в одном конце
зала скорчить из себя "бедного еврейчика" и жаловаться, что меня обижают. В
другом же конце зала я изобразил из себя крутого антисемита, и призывал
устроить "им" показательный погром "для науки".
Тамара вовремя сбежала с поля боя и наблюдала его со стороны. Она то
плакала, то истерически хохотала, наблюдала за побоищем. Получив пару
затрещин и разбив в кровь кулаки о чьи-то "физономордии", я ретировался, и
тоже, стоя рядом с Тамарой, наблюдал бой со стороны.
"Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны" - так говаривал
Руставели, но в данном случае он был бы неправ. Я, хоть и наблюдал теперь
бой со стороны, несомненно, был его организатором и стратегом. И я же,
сбегав в ближайшее отделение милиции, первым сообщил о побоище в
"Чернигове". То есть, я одновременно стал и миротворцем. Если кто помнит это
побоище летом 1981 года в ресторане "Чернигов" (что в Киеве на Виноградаре),
то знайте же, кто его автор!
Но дебош на квартире у Тамары вызвал бегство наших гостей, и моя
грозная мисс гонялась за мной по квартире с туалетным ершом в руках. Тогда я
надел свою мохнатую шубу, шапку, и, чтобы как-то развеселить Тамару, стал
одетым под душ, как Ипполит из знаменитой кинокомедии.
Но это хоть и развеселило Тамару, но, будучи грозной, она все-таки
вытолкала меня за дверь квартиры, отхлестав по лицу унитазным ершом. Время -
без четверти двенадцать, скоро должны бить куранты. Поливая лестницу горячей
водой, стекающей с моей шубы, я вышел на улицу, надеясь найти хоть
какой-нибудь транспорт. А там - около тридцати мороза! Что делать?
Возвращаться - никогда! Меня избили по лицу дерьмовым унитазным ершом! Меня
- мастера спорта, гордого русского ученого!
Я присел на скамейку возле подъезда, поднял мокрый воротник шубы, и...
забылся.
Очнулся я, лежа лицом вниз на каком-то мокром коврике. Сзади веяло
холодом, а над головой сетевое радио передавало бой курантов. Я прислушался
- "Поздравляем с Новым Годом!" - весело проговорили чьи-то голоса по радио.
С трудом, приподнявшись на колени, я обнаружил себя... в своей
собственной квартире на Таганке. Я лежал на коврике в прихожей; входная
дверь была открыта настежь, и ноги у меня даже высовывались за порог. На
стене орало радио.
Я встал на ноги, захлопнул дверь, снял с себя шубу и шапку. Интересно
то, что мокрая шуба нисколько не застыла, на ней не было ни сосулек, ни
снега. Если я вышел, вернее, был изгнан, из дома Тамары без четверти
двенадцать, минут десять я прокантовался на улице, на скамейке, то на весь
путь от Кунцево до Таганки я затратил около пяти минут! Да за такое время и
на реактивном самолете не долетишь!
Я так испугался, что почти протрезвел. Звоню по телефону Тамаре, у
которой был в квартире еще пятнадцать минут назад. Она хватает трубку и
спрашивает, где я. Говорит, что тут же за мной выбежала на улицу, но никого
поблизости не обнаружила.
- Ты не поверишь, - сам не веря себе, говорю я, - звоню тебе из моей
квартиры на Таганке.
- Опять врешь! - жестко заявила Тамара-грозная.
- А ты проверь, перезвони мне! - предложил я, и повесил трубку.
Через минуту раздался звонок. Изумленная Тамара убедилась, что я за
пять минут перелетел почти через всю Москву.
- Такого не бывает! - медленно произнесла она, конечно же, не веря в
реальность происшедшего.
- Сам знаю, что не бывает, но объяснить не могу! Пока! - закончил я
разговор и повесил трубку.
Я разделся, принял горячий душ, повесил сохнуть мокрую одежду. Но в
голове все вертелась загадка, не дававшая мне покоя. И тут вдруг я вспомнил
сходный случай, происшедший со мной несколько лет назад, когда я еще жил в
Тольятти.
Как-то отдыхал я в турбазе на Волге близ Самары, тогда Куйбышева.
Познакомился там с компанией молодых людей, выпили, и так как показалось
мало, то решили вдвоем с одним из новых знакомых переплыть Волгу на моторке,
чтобы купить там вино в сельмаге. Ширина Волги в этом месте километра два, а
посреди реки - маленький песчаный остров. Вот и попросил я высадить меня на
этом острове покупаться и позагорать, а приятель должен был на обратном пути
меня забрать.
Проходит время - а приятеля все нет. Я не знаю, что и подумать,
вечереет уже, чайки с диким мяуканьем пикируют на меня (на острове они
выводили птенцов). Перспектива остаться на острове на ночь в одних плавках
маячила со всей реальностью. Пуститься вплавь - опасно. Волга - холодная
река, к тому же сильное течение...И вот я в панике стою по колено в воде и
вглядываюсь в темнеющую даль, как вдруг...Неожиданно помутилось в голове, и
я почувствовал, что падаю.
Очнулся я опять же на песчаном берегу, ноги мои были в воде, а плечи и
голова - на суше. Я вскочил и осмотрелся - впереди росли деревья, а сбоку
виднелась пристань. Тут я понял, что оказался возле моей турбазы, то есть
перенесенным почти через километр воды!
А приятель мой на обратном пути, оказалось, налетел на топляк, на
лодке-моторке срезало штифт винта, и течение отнесло его далеко вниз...
После моего ночного полета из Кунцево на Таганку, я стал
интересоваться, происходило ли подобное с кем-нибудь другим и нашел десятки
подтверждений, что да, происходило! Люди переносились мгновенно - туда, куда
им хотелось (как, например, мне), и куда не хотелось (например, Степе
Лиходееву из "Мастера и Маргариты" Булгакова).
Иногда люди исчезали совсем - не исключено, что они могли быть
перенесены в середину океана или пустыни, в Арктику там, или Антарктиду.
Может быть даже в Космос или вглубь Земли...Но обычно эти переносы бывали на
расстояния от десятков метров до нескольких километров, случай с Лиходеевым
- уникален. Но там ведь его "переносил" сам Воланд...
А сколько таких переносов люди вовсе не замечали! Ну, закружилась
голова, и очнулся человек не на этой стороне улицы, а на той. Или не у этого
дерева, а у того. Кто придаст этому значение? Кстати, я заметил, что
особенно часто "переносятся" люди в состоянии стресса или опьянения. А тут
уже все списывается на стресс или водку!
Ну, поверит разве жена клятвам пьяного мужа, не ночевавшего дома, что
"нечистая сила" забросила его, на ночь глядя, на территорию какого-нибудь
колхоза "Заветы Ильича"? А ведь это могло было быть той же самой
телепортацией!
Но должно же быть какое-то научное объяснение этим явлениям? Между тем