Май Карл. Верная Рука

   — С тех пор, как Шеттерхэнд требует такого ответа! — в тон ему ответил я. — Твой вождь, Вупа-Умуги, слышал мои слова: я друг индейцев, но тот, кто осмелится на нас напасть, пусть не рассчитывает на снисхождение!
   — Мы не собираемся на него нападать, — заявил команч.
   — Тогда поворачивайте обратно!
   — Этого мы не сделаем. Мы проедем мимо вас и отправимся на охоту.
   — Попробуйте! Не пройдет и часа, как река вынесет на берег ваши трупы.
   — Уфф! Кто распоряжается на этой земле — Шеттерхэнд или команчи?
   — Шеттерхэнд. Взгляни: на вас направлены наши ружья. Стоит мне захотеть — и они заговорят, в том числе и мое волшебное ружье. Я даю тебе срок, называемый у бледнолицых «пять минут». Если по истечении этого времени вы не повернете лошадей, ни один из вас уже никогда не увидит свои вигвамы. Я сказал!
   Штуцер был у меня в руке. Закончив речь, я, не поднимая его к плечу, направил дуло в грудь индейцу, чтобы он не сомневался в серьезности моих намерений. Предводитель отряда повернулся в седле и обменялся несколькими словами с ближайшими к нему воинами. Затем, обратившись ко мне, спросил:
   — Надолго ли Шеттерхэнд собирается задержаться здесь, у реки?
   — Пока не удостоверюсь, что племя команчей не замышляет против нас ничего плохого.
   — Ты уже сейчас можешь убедиться в этом.
   — О нет. Теперь выслушай меня: мы — я и мои друзья — разойдемся вверх и вниз по течению реки, так, чтобы занять как можно больший участок берега. Это позволит нам увидеть всякого, кто попробует переправиться на нашу сторону. При малейшем признаке опасности мы вновь объединимся и встретим нападающих свинцом. Если до завтрашнего вечера ваши воины не сделают попытки напасть на нас, мы поверим, что команчи действительно хотят мира, а не войны. Тогда мы покинем эту местность, куда пришли лишь затем, чтобы освободить нашего друга Шурхэнда.
   — Уфф! — протестующе воскликнул индеец. — До завтрашнего вечера — это слишком долго.
   — А для нас не слишком, — ответил я. — Нам спешить некуда.
   — Но потом вы вправду уйдете отсюда?
   — Да, и вы нас больше не увидите. Ты знаешь, я всегда держу свое слово.
   Мгновение поколебавшись, предводитель спросил:
   — Значит, ты пришел к Саскуан-куи только затем, чтобы выручить Шурхэнда?
   — Да.
   — И никакой иной цели у тебя не было? — допытывался команч. Видимо, его все еще терзали сомнения.
   — Нет, не было. Я говорю правду.
   Утверждая это, я не грешил против истины. Путь мой лежал в Льяно-Эстакадо, на ранчо Лиса, а эпизод с Шурхэндом заставил меня уклониться от намеченного маршрута.
   Мой собеседник вновь посовещался со своими товарищами и решил сделать еще одну попытку перехитрить меня:
   — Шеттерхэнд угрожает, ибо не доверяет нам. Но я знаю — он все-таки не станет стрелять, даже если мы двинемся вперед и переедем через реку…
   — Я буду стрелять и даю тебе слово, что ты первый получишь пулю из моего ружья. А если не веришь мне — попробуй, ничего не имею против. В любом случае, ждать тебе осталось недолго, потому что пять минут уже истекли.
   — Уфф! Мы поворачиваем назад. Но горе Шеттерхэнду и его бледнолицым, если до завтрашнего вечера кто-нибудь из них дерзнет приблизиться к Голубой воде. Мы тоже займем берег и будем убивать каждого, кого увидим на нашей стороне реки. Хуг! Я сказал!
   Индейцы повернули лошадей и, проскакав по воде, один за другим скрылись в кустах на том берегу. Дав им удалиться, я обратился к Олд Уобблу.
   — Ну, что скажете, мистер Каттер? Разве это не блистательный успех?
   — Блистательный? — фыркнул Уоббл. — Я вообще не вижу никакого успеха.
   — Но ведь они уехали!
   — Уехали, чтобы вскоре вернуться.
   — Сомневаюсь, что у них сразу возникнет такое намерение.
   — Говорю вам, они вернутся, — настаивал Уоббл. — Просто переплывут реку в другом месте.
   — Рискуя, что при переправе их всех перестреляют, как кроликов?
   Старик поглядел на меня с изумлением.
   — Вы что, и впрямь хотите, чтобы мы растянулись цепью и обороняли весь берег?
   — Конечно, нет — это было бы опасно для нас.
   — Ну вот. Значит, краснокожие смогут беспрепятственно перебраться через реку.
   — Уверяю вас, они этого не сделают. Они приняли все за чистую монету.
   — Если так, то они изрядные дураки!
   — Дураки или умные, не в этом дело, глазное, что они останутся сидеть на том берегу. Кстати говоря, это можно понять и из прощальной угрозы их главаря.
   — Какой угрозы?
   — Да насчет того, что они тоже блокируют свой берег. Кроме того, они полагают, будто у нас не было и нет другой цели, помимо освобождения мистера Шурхэнда, и, следовательно, мы не торопимся. О наших планах индейцы не подозревают, и это дает нам немалое преимущество перед ними.
   — Пусть так. Но с той стороны реки они мигом заметят, что наш берег пуст и никем не охраняется, перейдут брод и кинутся за нами, this is clear!
   — Заметить-то заметят, но совсем не так быстро, как вы думаете. Сейчас они вынуждены действовать с большой осторожностью, а это несовместимо со спешкой. Что они могут предпринять? Переплывать реку слишком опасно — того и гляди, угодишь под пулю. Наблюдать за нами издали — тоже не выход. Далеко, да и всякому понятно, что мы не станем располагать наши посты на виду. Значит, остается только третий вариант. Не желаете ли отгадать его, сэр?
   — Я? Ну нет, вряд ли, — отозвался Уоббл. — Разве что мистер Шурхэнд попробует.
   Хитрость старика была понятна — ему хотелось испытать Шурхэнда на сообразительность. Ловушка была вполне очевидной, но, к моему удивлению, великий охотник даже не сделал попытки увернуться от расставленных сетей. Он лишь хлопнул старика по плечу и с улыбкой заметил:
   — Что, задумали проэкзаменовать меня, мистер Каттер? Давайте, я не против. Это даже забавно.
   — Очень рад, что вы не обижены моим предложением, — ответил Олд Уоббл, немного смущенный столь быстрым раскрытием своего замысла. — А то знаете, как послушаешь мистера Шеттерхэнда, начинает казаться, будто он ясновидец; вот мне и стало любопытно — есть ли на свете еще один такой же всезнайка.
   — Ладно, доставлю вам это удовольствие. Я хоть и не всезнайка, но тоже кое-что соображаю.
   — Что, например? — с невинным видом поинтересовался Уоббл.
   — Да насчет той самой третьей возможности, о которой толкует мистер Шеттерхэнд. Все очень просто. Краснокожим нужно выяснить, действительно ли мы заняли этот участок берега или нет. Разглядеть с той стороны они ничего не могут, а переплывать реку здесь побоятся. Значит, им остается только одно: отмахать порядочный кусок вверх или вниз по течению и переправиться там, где нас заведомо нет, а затем тщательно прочесать берег.
   — Ну и что они подумают, увидев, что здесь никого нет?
   — Они поймут, что мы провели их и благополучно улизнули.
   — Как раз об этом я и говорил: команчи поскачут следом за нами и нападут ночью!
   — Да, этого сюрприза следует ожидать, — поддержал его Шурхэнд.
   Согласиться с подобным выводом я никак не мог и потому возразил:
   — Нет, мистер Шурхэнд, ночное нападение нам не грозит. Нынешним вечером погони не будет.
   — Да? Раз вы это говорите, так и должно быть.
   — Иначе просто не получится. Посудите сами. Солнце показывает, что сейчас как раз девять часов утра. Еще час пройдет, пока отбитый нами отряд доберется до Саскуан-куи. Им предстоит отчитаться перед вождем, ответить на вопросы, выслушать насмешки и упреки. Затем начнется совещание, которое также займет немалое время.
   — Верно, сэр. Теперь я вас наконец понял. Значит, кладем еще пару часов на совещание и выработку нового плана.
   — Хорошо. Итак, уже двенадцать часов. Команчи возвращаются к реке — еще час — и расставляют часовых на своем берегу — еще час, итого два пополудни. Потом вверх или вниз по долине отправляется небольшая группа лазутчиков.
   — Найти безопасное место для переправы. Сколько времени им потребуется, чтобы скрытно пройти одну-две мили? Думаю, опять-таки не меньше часа. Переплыв реку, они приступают к прочесыванию берега, причем действуют в высшей степени осторожно — они же не знают, где мы попрятались. А осторожность несовместима со спешкой. Как вы полагаете, насколько быстро они сумеют обшарить все заросли и убедиться, что нас тут уже нет?
   — Часа за три, не раньше.
   — Допустим, только за два, все равно мы имеем уже пять пополудни. Следует новое совещание, и вождь посылает своих людей разведать обстановку в прерии и выяснить, в какую сторону мы поехали. Это дело им опять-таки придется выполнять не торопясь, очень осторожно — на случай, если мы сделали круг и вернулись на прежнее место, чтобы застать их врасплох и внезапно атаковать; индейцы обязательно учтут такую возможность. Думаю, пройдет по меньшей мере еще один час, пока команчи удостоверятся, что мы действительно покинули долину Пекос. Значит, преследование может начаться не ранее шести вечера, и мы выигрываем время до девяти часов — при условии нашего немедленного отъезда. Смогут ли они нас догнать, как вы полагаете, мистер Шурхэнд?
   — Да ни за что на свете! — выпалил обрадованный гигант.
   — Самое большее, в чем они преуспеют — это на протяжении нескольких миль полюбуются на наши следы. Потом станет слишком темно, и им придется поворачивать. А за ночь трава распрямится, так что возобновить погоню с рассветом они тоже не смогут. Если мы сейчас двинемся на запад, команчи волей-неволей придут к убеждению, что мы убрались туда, откуда пришли. К тому же они думают, что нашей единственной целью было освобождение мистера Шурхэнда, теперь эта цель достигнута, и, стало быть, уже ничто не задерживает нас в этих краях. Разве я не прав, джентльмены?
   Шурхэнд кивнул.
   — Ваши расчеты правильны, и мне нечего возразить, если только наше внезапное исчезновение не натолкнет их на верную мысль.
   — На какую?
   — Я хочу сказать — когда команчи увидят, что мы не стали охранять берег, то поймут, что бледнолицые их надули.
   — Это они, разумеется, поймут, но ошибутся относительно цели такого надувательства. Им станет ясно, что мы пошли на хитрость, желая выиграть время. Но вот как мы собираемся использовать свой выигрыш, куда направляемся — об этом они не догадаются.
   — Да, надо думать. Вы правы, мистер Шеттерхэнд. Если мы тронемся, не теряя ни минуты, то уже через пару часов можно будет поворачивать к Льяно. Команчи не дознаются ни о чем.
   — То-то же. К сожалению, сейчас нам не удастся напоить лошадей — наши противники, скорее всего, еще не ушли от брода. Если они увидят, что мы привели коней к реке, то живо сообразят, о чем это свидетельствует. Но мы поедем отсюда не прежним путем, а направимся к тому ручью, вдоль которого ехали двое вчерашних команчей, там и устроим водопой. А теперь, когда мы все обсудили, нам пора.
   Мы сели на лошадей и рысью тронулись вниз по реке, стараясь придерживаться мест, где густой кустарник скрывал нас от глаз наблюдателей с противоположного берега. Спустя час мы достигли устья безымянной речушки, и наши животные наконец получили возможность напиться. Повернув, мы поехали вверх по течению, то есть на запад. Пустыня Льяно-Эстакадо лежала к востоку от нас.
   До сих пор у меня не было случая побеседовать с Шурхэндом; приходилось уделять много внимания и всем остальным моим спутникам. Впрочем, я чувствовал, что компания наша скоро поредеет: на многих произвели сильное впечатление рассказы Олд Уоббла.
   Не довольствуясь произведенным эффектом, старик, едва мы отъехали от брода, возобновил свою бесконечную повесть об ужасах пустыни. Я вскользь обронил несколько замечаний на эту тему и был вознагражден общей просьбой — поведать о моих собственных приключениях в Льяно-Эстакадо. Разумеется, я не отказался, и по обилию леденящих кровь подробностей мой рассказ ничуть не уступал историям Уоббла. Это возымело действие: мои попутчики призадумались, и выражение меланхолии все явственнее проступало на их лицах. Можно было ручаться, что наша затея окончательно потеряла для них всякую привлекательность, они втихомолку обменивались взглядами, которые говорили об этом красноречивее слов.
   Самый подходящий момент для расставания должен был наступить, по моим расчетам, часа через два, когда нам уже можно будет поворачивать к Льяно. Я постарался употребить это время с пользой и окончательно запугал наших друзей, а потом отъехал немного в сторону, чтобы дать им возможность посоветоваться без помех. Мой маневр удался: они сбились в тесную кучку и принялись оживленно беседовать — я без труда догадался, о чем.
   Мы уже почти добрались до известного мне небольшого ручья, впадавшего в речку. Он тек в направлении, устраивающем нас, был неглубок и позволял скрыть следы, двигаясь вдоль русла, прямо по воде. Я натянул поводья и обратился к моим спутникам:
   — Джентльмены, думаю, нам нет необходимости углубляться еще дальше на запад. Можно поворачивать. Вы согласны?
   Шурхэнд, Олд Уоббл, Паркер и Холи единодушно поддержали меня, но остальные не выразили ни малейшего энтузиазма. Они мялись, переглядывались и наконец стали обмениваться молчаливыми тычками, побуждая друг друга объявить их общее решение. Весомость этих «аргументов», по мере того как они пробегали по цепочке, все возрастала, и самый крайний получил от соседа такого тумака, что едва удержался в седле. Но зато он сумел набраться решимости и приступил к переговорам, начав с деловитого вопроса:
   — Скажите, сэр, вам доводилось бывать в Эль-Пасо?
   — Несколько раз, — ответил я.
   — А сколько времени потребуется, чтобы попасть туда? Я имею в виду — отсюда, где мы находимся…
   — На хорошей лошади и зная дорогу — пять-шесть дней езды. Но почему вы спрашиваете об этом, мистер Рен?
   Мой собеседник поглядел куда-то вбок и ответил:
   — Я бы с радостью объяснил вам все, сэр, да боюсь, что вы подумаете о нас слишком уж худо…
   — Плохо подумаю о вас? Но с какой стати? Сомневаюсь, чтобы за время нашего знакомства вы или ваши друзья успели запятнать себя каким-нибудь неблаговидным поступком.
   — О нет, сэр, ничего подобного. Смею думать, мы еще не проштрафились, но вот сейчас задумали одно дело… в нем тоже нет ничего плохого, но я опасаюсь, что оно вам не очень-то понравится.
   — Так объяснитесь, прошу вас. Как только я узнаю, о чем речь, будет ясно, одобряю я ваш замысел или нет.
   — Да, пожалуй, лучше сказать все как есть. Так вот, дело в том — кхм! В общем… кхм, кхм!
   Он несколько раз прокашлялся, потом яростно поскреб щетину на подбородке, слова явно не шли у него с языка. После минутной заминки Рен решил избрать окольный путь:
   — Вы, наверное, помните, сэр, что прежде мы все собирались в Техас, но недавно мы посоветовались и переменили свое решение.
   — Вот как!
   — Да! Мы обсудили все вчера вечером, пока вы с мистером Каттером выслеживали команчей. Очутиться в Эль-Пасо для нас будет куда выгоднее, чем ехать в Техас. Или вы так не считаете?
   — Мое мнение сейчас неважно, мистер Рен. Разговор лишь о том, что думаете делать вы и ваши друзья.
   — Верно, верно, мистер Шеттерхэнд! Вот мы и думаем — не лучше ли нам податься в Эль-Пасо или вообще махнуть куда-нибудь за Рио-дель-Норте?
   — И это — то самое дело, о котором вы стеснялись мне сообщить?
   — Ну да. Ведь мы должны были вместе с вами отправиться в Льяно-Эстакадо.
   — Должны? — подчеркнуто изумился я. — Я думал, вы хотите этого.
   — Мы хотели, сэр. Хотели, ну а потом поняли, что малость погорячились. Но я надеюсь, вы не подумаете, будто нас испугала мысль о поездке в Льяно?
   — А с чего мне так думать? Только из-за того, что вы переменили свое решение? Вы свободные люди и можете поступать, как вам угодно.
   — Не могу выразить, сэр, как меня радуют эти ваши слова. Всем нам было бы очень горько, если бы вы, мистер Шеттерхэнд, заподозрили нас в недостатке смелости. Значит, вы не возражаете против того, чтобы мы отделились и поехали своей дорогой?
   — Ничуть, ни в коей мере. Но позвольте узнать, когда вы намерены выполнить свое решение?
   — Да прямо сейчас, — признался Рен.
   — Как, уже сейчас?
   — Ага.
   — Но почему так внезапно?
   — Видите ли, сэр, если мы промедлим, то потом нам придется сделать огромный крюк, да еще по незнакомой местности. Вы же хотите отсюда повернуть на восток?
   — Да, вы правы. И как это я сразу не сообразил? Разумеется, чтобы попасть к Рио-дель-Норте, вам следует ехать в прежнем направлении.
   — А поэтому, — подхватил Рен, — мы, как ни крути, должны расстаться именно здесь. Это решение далось нам нелегко, мистер Шеттерхэнд, и очень хотелось бы думать, что вы не в обиде на нас, сэр.
   — В обиде? Да мне бы и в голову не пришло обижаться на вас. Сделать свободный выбор и поступать в соответствии с ним — право и обязанность каждого человека.
   Это заявление окончательно успокоило моего собеседника, но закончить прощание на столь дружеской ноте ему все же не удалось. Правда, Олд Уоббл сидел в седле с непроницаемым видом, не выказывая ни малейшего желания вступить в разговор, а Шурхэнд, отъехав в сторону, разглядывал какие-то следы на берегу, зато Паркер и Холи кипели от негодования. Едва я умолк, Сэм воскликнул:
   — Право и обязанность? И вы так спокойно говорите об этом, сэр? Они обещали ехать с нами в Льяно, и их долг — держать свое слово, а наше право — требовать от них выполнения обещанного. И не принимайте всерьез эту болтовню насчет Эль-Пасо, они туда вовсе не собираются. Просто им неохота рисковать своей шкурой, вот что!
   — Ничего подобного, — заявил Рен. — О страхе и речи быть не может!
   Я молчал, кляня про себя ретивость Паркера, который того и гляди сорвет весь мой план, а он продолжал гневно обличать отступников:
   — Ах, не может? И у вас еще хватает наглости утверждать, будто вчера вы все обсудили и решили ехать в Эль-Пасо вместо Техаса? Что-то я не припомню ни словечка из этого разговора, хоть и ни на минуту не отлучался из лагеря.
   Его поддержал Джош Холи, и дело грозило перерасти в нешуточную ссору. Мне пришлось вмешаться. Подмигнув как можно выразительнее и тому и другому, я непререкаемым тоном объявил:
   — Каждый из нас волен действовать по собственному разумению, и мы не вправе препятствовать этим джентльменам, коль скоро им вздумалось отправиться по своим делам. Напротив, при расставании мы обязаны оказать им посильную помощь.
   — Ах, еще помогать им! — фыркнул Сэм. — Могу ли я узнать, в чем должна состоять эта самая помощь?
   — В том, что мы снабдим их провиантом на дорогу, — твердо ответил я.
   Сэм даже задохнулся от возмущения.
   — Ну, это уже было бы верхом глупости! Да я ни за что…
   Тут Уоббл решил, что пора и ему сказать свое слово.
   — Глупости, вот как? И кто же здесь глупее других? — грозно вопросил он. — Надо полагать, тот, кто не догадался позаботиться о провизии. А кто о ней позаботился? Я, черт побери! И я говорю тебе — эти люди получат ровно столько сушеного мяса, сколько мы сможем им дать. Мне плевать, по каким причинам они решили отделиться от нас — из страха или почему-нибудь еще. Они получат еду, потому что человеку, да еще в дороге, надо есть, this is clear! Но хватит болтать, давайте поскорее разберемся, кто с кем едет, и в путь!
   Речь Уоббла немного остудила спорщиков. Как я и предполагал, поход в Льяно нам предстояло совершить впятером; восемь наших попутчиков выбывали из отряда. Паркер и Холи в один голос заявили, что отныне им стыдно даже вспоминать о своей дружбе с такими трусами, и прощание получилось не вполне дружеским. Впрочем, никто из них не отказался взять запас вяленого мяса, после чего они ускакали, ни разу не оглянувшись.
   Холи молчал, но Паркер, хмуря брови, продолжал бормотать себе под нос что-то нелестное про наших бывших товарищей. Я обратился к нему:
   — Мистер Паркер, вы заметили, как я подмигнул вам несколько минут назад?
   — Да, заметил, — буркнул Сэм.
   — И поняли меня правильно?
   — Да.
   — Что я хотел этим сказать, как вы считаете?
   — Чтобы я не спорил с теми типами, а дал им спокойно убраться на все четыре стороны.
   — Почему же вы не послушались, да и сейчас не перестаете ворчать?
   — Очень уж я на них разозлился, — простодушно объяснил Сэм.
   — Ваш гнев неуместен, мистер Паркер. Мы все только рады тому, что избавились от этой публики. Впереди у нас отнюдь не увеселительная прогулка, и наш отряд должен состоять из настоящих мужчин, а не из трусов. Возможно, трусы — слишком сильное выражение, но все же это были явно совсем не те люди, на которых можно полагаться в трудную минуту.
   Паркер заметно повеселел и сказал:
   — Когда я положил лося…
   — Детеныша? — язвительно спросил Уоббл.
   — Детеныша… детеныша… Тысяча дьяволов, что вы хотите этим сказать?
   — Я хочу сказать, что ты соврал. Тебе и в голову не приходило стрелять по лосю; ты удирал от него во все лопатки!
   — Я? У-ди-рал?!
   — Да, именно удирал! — подтвердил безжалостный Уоббл.
   — Да это оскорбление, — забормотал Сэм, затравленно озираясь по сторонам. — Такое оскорбление, такое, такое…
   — Ну, что дальше? Какое такое? Или, может быть, ты не протискивался в дыру, куда следом за тобой сунул морду ужасный зверь, который так страшно фыркнул, что ты от страха чуть не хлопнулся в обморок?
   — Дыру? В какую еще дыру?
   — Да ту, в скале, куда ты юркнул так стремительно, как не пролезал ни в одну другую дырку на своем веку!
   Паркер судорожно вздохнул и произнес, слегка заикаясь от волнения:
   — Мистер Каттер, я не понимаю, чего вы хотите от меня. Ведь вы собственными глазами видели убитого мною лося!
   — Да, видел собственными глазами — но лося, убитого вождем паначей!
   — Паначей? Да пусть меня унесут черти, если я…
   — Способен подстрелить матерого лося! — закончил Уоббл, не дав ему договорить. — Я и сам так думаю, Сэмми, более того — я в этом просто убежден. В благодарность за то, что ты спас его от меня, вождь подарил тебе свою добычу и разрешил хвастаться, будто это и в самом деле твой охотничий трофей. Так или нет, мистер Паркер?
   — Если… а… а… но… — забормотал Сэм, окончательно припертый к стенке. Он готов был провалиться сквозь землю, но старик не унимался.
   — Отвечайте мне, как положено, уважаемый сэр, без всяких «если»!
   — Я отвечаю как положено! — взвыл Сэм. — Вам, видать, наплели каких-то сказок!
   — Ах вот как, сказок. Это и впрямь походит на сказку — увидеть огромного лося, а потом выслушать, как ты его подстрелил. Слыханное ли дело — чтобы желторотый новичок управился с этаким зверем! И я, старый дурак, все-таки поверил, потому что потом тебе везло несколько раз подряд, и ты попадал в цель. Но уж теперь-то я не буду таким легковерным, нет!
   — Это я убил лося! Кто тот мерзавец, который оболгал меня?
   — Мерзавец? Да еще и оболгал? Ты суров, Сэм, но сказано верно. Этот мерзавец — ты сам, и никто другой.
   — Я? Да вы понимаете, что вы несете?
   — Представь себе, понимаю! Или ты будешь отрицать, что сам рассказывал эту историю?
   — Я рассказывал? Кому, где?
   — Да кому же, как не тем парням, которые ускакали десять минут назад. Ты спрашиваешь, где? В лагере драгун, за каньоном Мистэйк.
   — Так вот в чем дело! Какая жалость, что они уехали! Я вбил бы им обратно в глотки эту гнусную ложь и заставил ответить за нее. Кто из них наговорил вам все это?
   — Рен, храбрый Рен, который так беспокоился, чтобы его не заподозрили в трусости.
   — А когда?
   — Нынче ночью, пока мы караулили лагерь и коротали время, рассказывая всякие истории.
   — Вы хотите сказать — небылицы!
   — Ха! Думаешь, тебе удастся вывернуться, раз часть свидетелей уехала? Но ведь остались другие, и они здесь!
   — О ком это вы?
   — О мистере Шеттерхэнде и о Джоше Холи, которые слушали тебя вместе со всеми. Правда это или нет, Джош?
   Обращаться за поддержкой ко мне Олд Уоббл не рискнул, зная, что я не захочу добивать и без того несчастного Паркера и отделаюсь какой-нибудь шуткой, А честный Джош вздохнул и серьезно ответил:
   — Верно, сэр, он рассказывал нам это. Что было, то было.
   — Заткнись, баранья голова! — в отчаянье взревел Паркер. — Тебе-то откуда знать, подстрелил я того лося или нет?
   — Но ты же сам говорил… — защищался Джош.
   — Чепуха! Мало ли что я говорил? Разве все, что я кому-то говорю, обязательно должно быть правдой?
   — Я думаю, что да, — ответил Джош.
   — Нечего тут думать. Ты что, мальчик наивный, никогда не слышал, что иной раз люди болтают всякое, чего и не было на самом деле?
   — Но зачем им это, не пойму.
   — Иногда просто не знают, как оно все было на самом деле, а иногда потому, что хотят пошутить. Вот и я — решил подшутить над вами, только и всего.
   — Хватит! — заявил Олд Уоббл. — Ни один охотник не станет рассказывать, будто он промазал по зверю, если на самом деле уложил его наповал. Да еще и приплетать сюда какого-то краснокожего. Нет, Сэм, тебе уже поздно отрекаться от своих слов. И что я знаю, то знаю. Ну а теперь займемся более важными вещами. Итак, мистер Шеттерхэнд, мы поворачиваем?
   — Не здесь, — сказал я. — Надо проехать еще немного, до ручья.
   — Это зачем же?
   — Вода скроет отпечатки копыт, и, если индейцы все-таки появятся здесь до вечера, они окончательно потеряют след.
   — Хм! Толково, не спорю. Команчи увидят лишь следы наших восьмерых приятелей. Да, это хорошая мысль, сэр, настолько хорошая, что хоть в книжке ее печатай.
   Минут через десять мы добрались до ручья и, въехав в него, пустили лошадей по воде. Тут старик снова обратился ко мне: