— А теперь пошли! — сказал Бизоний Лоб.
   С этими словами он ступил в ручей, между поверхностью которого и скалой оставалось пространство высотой примерно в фут, так что можно было свободно держать голову над водой. Проделав этот несложный маневр, оба оказались в абсолютно темном пространстве пещеры, воздух в которой, несмотря на близость воды, отличался поразительной сухостью.
   — Дай мне руку! — сказал индеец.
   Он вывел Хельмерса из воды на сухой берег ручья и еще раз проверил его пульс.
   — У тебя очень крепкое сердце! — одобрительно сказал он. — Можно зажигать факел.
   Он выпустил руку Хельмерса из своей и отошел от него на несколько шагов в сторону. Раздался резкий сухой треск, фосфорический блеск озарил на секунду темное пространство, и вслед за этим вспыхнуло ровное яркое пламя факела.
   Что тут началось! Казалось, будто вокруг засияли тысячи таких же факелов. Хельмерс оказался как бы внутри огромного, ослепительно яркого шара, наполненного мириадами радужных бликов. И среди этой мерцающей и переливающейся всеми цветами спектра круговерти до него, словно с небесных высей, донесся гулко прозвучавший голос индейского вождя:
   — Перед тобой пещера королевских сокровищ! Будь сильным и крепко держи в руках свое сердце!
   Прошло немало времени, прежде чем глаза Хельмерса начали привыкать к окружавшему его великолепию. Пещера представляла собой как бы огромную квадратную каменную комнату со стенами длиной шагов шестьдесят, разделенную надвое ручьем в выложенных каменными плитами берегах. С пола и до потолка ее стены были увешаны драгоценностями, блеск которых способен был повергнуть в полное смятение мысли и чувства даже очень хладнокровного и рассудительного человека.
   Здесь были изображения богов, украшенные драгоценными камнями: владыки стихий Кецалькоатля, творца всего сущего Тескатилипоки, бога войны Уицилопочтли и его супруги Теояники, богини воды Чальчиутликуэ, бога огня Икскоцауки и бога вина Кенцонтоточтина. На стеллажах вдоль стен стояли сотни фигурок богов-покровителей домашнего очага, отлитых из благородных металлов или выточенных из горного хрусталя. Здесь же находились огромной ценности золотые доспехи воинов, золотые и серебряные сосуды, украшения из алмазов, изумрудов, рубинов и других драгоценных камней, жертвенные ножи с инкрустированными самоцветами рукоятками из золота, которые, не говоря уже об их огромной денежной стоимости, представляли собой бесценные памятники истории и культуры, а также боевые щиты из прочнейшей кожи, снабженные массивными золотыми пластинами. С центральной точки каменного потолка свисала наподобие люстры королевская корона из толстой золотой проволоки, вся усыпанная алмазами. Невдалеке стояли целые мешки золотого песка и самородков размером от горошины до куриного яйца. Были насыпаны целые груды серебряных самородков, выломанных крупными кусками из выходящих на поверхность земли жил. На тончайшей работы столах и столиках были установлены сияющие благородным блеском драгоценных материалов миниатюрные копии храмов Мехико, Чолулы и Иеотиуакана; великолепные мозаичные панно из перламутра, золота, серебра, драгоценных камней и жемчуга лежали на полу и стояли по углам пещеры.
   Немец был оглушен, потерял дар речи, ему казалось, что он — сказочный принц из «Тысячи и одной ночи». Пытаясь сохранять спокойствие и хладнокровие, он приказывал себе не поддаваться эмоциям, но это ему не удавалось. Кровь тяжело стучала у него в висках, перед глазами у него с огромной скоростью вращались сияющие нестерпимо ярким светом большие алмазные колеса. Удивительно, как через это полухмельное состояние в его мозг все же пробилась одна трезвая мысль: безграничную власть может иметь над человеком подобное богатство, безумные желания способно оно породить в его душе, ради исполнения которых он не остановится даже перед самым страшным преступлением.
   — Да, это пещера королевских сокровищ, — повторил индеец, — и все они принадлежат только мне и моей сестре Карье.
   — В таком случае, ты богаче любого властелина на земле! — ответил Хельмерс.
   — Ты ошибаешься! Я беднее, чем ты и любой другой человек. Или ты станешь завидовать внуку властелина, чья власть прошла и чья страна лежит в руинах? Воины, носившие эти доспехи и это оружие, были любимы и почитаемы своим народом; от одного их слова зависела жизнь и смерть. Их сокровища целы и невредимы, но места, где покоились их кости, попраны и осквернены белыми, а пепел их развеян по ветру. Их внуки блуждают по лесам и прериям, чтобы убить бизона. Пришел белый человек. Он лгал и обманывал. Он сеял разрушения и смерть ради обладания этими сокровищами. Страна в его руках, но она разорена и опустошена. А индейцы доверили свои богатства вечной темноте земли, хранящей их от рук грабителей и разбойников. Но ты не такой, как другие. Твоя душа чиста и свободна от преступных мыслей. Ты вырвал мою сестру из рук команчей, ты — мой брат. И потому, как я уже говорил, ты можешь взять себе столько сокровищ, сколько сможет увезти на спине одна лошадь. Но в твоем распоряжении только вот эти мешки, полные золотых зерен и самородков, и вот эти кольца, ожерелья и другие украшения. Можешь взять из них все, что тебе понравится. Но остальное — свято и неприкосновенно, оставшихся сокровищ никогда больше не должны освещать лучи солнца, видевшего закат и гибель миштеков 76.
   Но Хельмерс был не в силах отвести взгляда от золотых самородков и украшений, голова его слегка кружилась.
   — Ты говоришь серьезно? — спросил он.
   — Я не шучу.
   — Но это же сотни тысяч, если не миллионы долларов!
   — Да, это многие миллионы.
   — Я не могу принять этого!
   — Почему? Ты презираешь дружеский дар?
   — Нет, но я не могу допустить, чтобы ты обкрадывал себя!
   Индеец гордо покачал головой.
   — Я не обкрадываю себя и не приношу никакой жертвы. То, что ты здесь видишь, — лишь часть сокровищ, которые таит в себе гора Эль-Репаро. Здесь есть и другие пещеры, о которых ничего не знает даже Карья, моя сестра. О них знаю только я один. И когда я умру, ни один человек не сможет проникнуть в эти тайные глубины. Я сейчас оставлю тебя, мне надо осмотреть другие пещеры. А ты пока можешь отложить в сторону все, что сам выберешь. Когда я вернусь, мы погрузим выбранное тобой на лошадь и возвратимся на асиенду.
   Он воткнул факел между каменных плит пола, отошел в дальний угол пещеры и исчез из виду.
   И немец остался один среди этого сказочного богатства. Как же должен был доверять ему индеец, чтобы оставить здесь! А что, если Хельмерс захотел бы прийти сюда еще и еще раз, чтобы стать еще богаче? А вдруг ему в голову придет мысль убить индейца и сделаться обладателем всех сокровищ, а не только той малой их части, которую ему сейчас предложили? Но, разумеется, ни одна из подобных мыслей не могла прийти в голову этого благородного человека, который и без того был потрясен великодушием и щедростью индейского вождя…
   Покинув асиенду вместе с двумя своими слугами, граф Альфонсо не поехал сразу же к горе Эль-Репаро. Сначала нужно было навестить нанятых им «погонщиков мулов». Он гнал коня так, как только было возможно в точной темноте, и не снижал скорости, пока не достиг долины, где остались его наемники.
   Снова, как и вчера, его окликнул часовой, и граф ответил ему паролем. После этого графа пропустили к костру, который пришлось немного поворошить, чтобы он светил ярче.
   — У вас все готово? — спросил граф.
   — Да, — ответил главарь.
   — И лошади?
   — Мы отловили их в табунах сеньора Арбельеса.
   — Скольких?
   — Восемнадцать для нас и тридцать для вас.
   — Они оседланы?
   — Да.
   — Тогда можно отправляться!
   Только теперь граф осознал всю двусмысленность своего нынешнего положения. Ведь он ни в коем случае не мог взять с собой в пещеру этих бандитов. Они очистили бы ее мгновенно, но не для него, а для себя. И все же граф полагался на чудо, надеясь, что в решающий момент выход из этой щекотливой ситуации отыщется сам собой. Наемники привели мулов и сели на лошадей. Во главе колонны встали их главарь и граф Альфонсо, и отряд двинулся в путь.
   Альфонсо знал гору, которую назвала ему Карья, но с этой стороны подъезжать к ней ему еще не приходилось. Ему не были известны мелкие подробности предстоящего пути. Он знал лишь направление, и потому, соблюдая необходимые предосторожности, группа продвигалась вперед довольно медленно.
   И только когда уже стало заниматься утро, появилась возможность поторопить лошадей, и через некоторое время перед ними уже замаячила темная громада горы Эль-Репаро.
   Они приблизились к горе с южной стороны и теперь ехали вдоль ее восточного склона. Колонна пересекла первый ручей, и, когда Альфонсо заметил, что уже недалеко и до второго, он велел остановиться. К самой пещере подводить своих помощников он, конечно же, не хотел. Да и вообще необходимо было сначала убедиться в ее существовании.
   — Что теперь? — спросил главарь шайки.
   — Вы будете ждать меня здесь!
   — Вы собираетесь покинуть нас?
   — Да, на короткое время.
   — А с каким все-таки грузом нам придется иметь дело?
   — Это не должно вас интересовать, как было условленно.
   И граф медленно поехал прочь. Главарь же подозвал к себе своих людей и сказал:
   — Что будем делать?
   — Надо выследить его! — предложил кто-то.
   — Пожалуй, это самое лучшее. Ждите меня здесь!
   Он слез с лошади и стал осторожно пробираться вслед за графом. Вокруг было достаточно скал и кустарника, за которыми главарь мог укрыться и остаться для графа незамеченным.
   Проехав немного, граф добрался до второго ручья. Здесь он спешился, привязал коня к железному деревцу и исчез за кустами. Главарь подождал немного, но, поскольку граф не возвращался, он решил вернуться назад, к своим. Они ожидали его на том самом месте, где он их недавно оставил.
   — Он скрылся в зарослях, — сообщил главарь своим людям тихо, чтобы их не слышали слуги графа. — Видно, там он прячет свои секреты. Интересно, что он станет делать, если мы подъедем поближе? Вперед!
   И вся компания двинулась в направлении кустарника, окаймляющего ручей, и, добравшись до зарослей, остановилась. Таким образом, разбойники теперь находились возле ручья, но не достигли еще того места, где он вытекал из горы. К тому же, между ними и истоком ручья находился скалистый выступ, поросший у основания густым кустарником, из-за чего они не могли видеть вход в пещеру. Не заметили они и графскую лошадь, привязанную в стороне от места их теперешней стоянки.
   Граф тем временем обследовал исток ручья и нашел для себя возможным проникнуть внутрь горы. Помня слова Карьи, он вошел в холодные воды ручья и, погрузившись в них по шею, протиснулся сквозь отверстие в основании горы. Но не достигнув еще того места, где свод пещеры круто устремлялся вверх, граф с удивлением заметил впереди себя яркое пятно света.
   Что это могло быть? Факел? А может, дневной свет проникал в пещеру через какое-то отверстие или трещину? Судя по всему, все же факел. Об отступлении граф и не помышлял. Он медленно и осторожно стал пробираться дальше, стараясь двигаться абсолютно бесшумно.
   Внезапно в глаза ему ударил блеск и сияние золота и алмазов. Граф на мгновение зажмурился от короткого испуга и выпрямился во весь рост. Собравшись с духом, он разомкнул веки и увидел, что находится внутри просторной пещеры, наполненной несметными сокровищами. Графа затрясло, как в лихорадке. Дьявол золота цепко ухватил его своими когтистыми лапами. Граф уже чуть было не закричал от благоговейного ужаса перед увиденным, но так и замер на месте с полными воздуха легкими, пораженный новым ударом: чуть поодаль, в каких-нибудь пяти шагах от ручья, на корточках спиной к графу сидел человек и складывал на лежащую у его ног мозаичную плиту украшения из золота и драгоценных камней. Кто он и что ему здесь нужно? Ага, вот он поворачивает голову. Этот профиль граф узнал мгновенно.
   — Немец! — беззвучно проговорил он. — Но кто выдал ему тайну пещеры? Один он сюда явился или с сообщником?
   Граф, естественно, не мог знать, что в одном из смежных отделений пещеры находится Бизоний Лоб, и потому, быстро оглядевшись вокруг себя, решил, что Хельмерс пришел сюда один.
   «А так здесь больше никого нет! — со злобной радостью подумал граф. — Тогда проклятый немец не получит и горошины здешнего золота. Я отомщу ему. Он должен умереть!»
   Граф осторожно вышел из ручья. Недалеко от него на изящной подставке лежала боевая булава, выточенная из прочнейшего железного дерева и снабженная острыми шипами из горного хрусталя, что делало удар вдвойне опасным. Он сжал в руке украшенную драгоценными камнями рукоятку булавы и стал на цыпочках подкрадываться к Хельмерсу сзади.
   Тот в этот момент держал в руках драгоценное ожерелье и любовался великолепной работой древних мастеров.
   — Невероятно! Восхитительно! — проговорил он. — Какие рубины! Одна эта вещь — уже маленькое состояние.
   Еще раз позволив роскошной вещице сверкнуть всеми цветами радуги в свете факела, Хельмерс уже собрался положить ее рядом с другими отобранными им драгоценностями. Но не успел, потому что в следующее мгновение булава обрушилась сзади на его голову с такой силой, что он в ту же секунду замертво рухнул на каменный пол пещеры. Из груди графа вырвался страшный звериный крик ликования.
   — Победил! Я победил! Все — мое, мое, мое!
   Его охватил дикий, нечеловеческий восторг. Он скакал на месте, как безумный, потрясая руками и хлопая в ладоши. Каждый, кто увидел бы его сейчас, пришел бы к выводу, что граф сошел с ума.
   И вдруг граф застыл на месте, как парализованный. Он побледнел, глаза его широко раскрылись, словно он увидел привидение: из дальнего угла пещеры появился человек и устремил на графа сначала удивленный, а потом вдруг вспыхнувший злобным огнем взгляд. Это был Бизоний Лоб. Немец неподвижно лежал на каменном полу пещеры.
   В два прыжка индеец оказался рядом с графом и скрутил его.
   — Что ты здесь делаешь, собака? — гневно выкрикнул он.
   Граф был не в состоянии вымолвить ни слова. Нет, с этим индейцем тягаться бесполезно, это граф понял в первую же секунду. Все кончено, он пропал! Какое страшное падение — с заоблачных вершин блаженного восторга на острые холодные камни неминуемой гибели. Граф обливался холодным потом и дрожал.
   — Ты убил его! — воскликнул индеец, указывая рукой на бездыханное тело Хельмерса и лежащую рядом булаву.
   — Да-а, — простонал граф, дрожа от страха.
   — За что?
   — Эти… эти сокровища во всем виноваты! — с трудом пролепетал Альфонсо.
   — Ах, вот как! Ты — его враг. Ты с самого начала желал его смерти! Пощады тебе не будет!
   И индеец опустился на колени, чтобы осмотреть тело своего друга. Граф же остался стоять рядом, застыв, как истукан. Как легко мог бы он сейчас, схватив булаву, все изменить. Но один лишь вид этого страшного великана вызывал в нем оцепенение, лишал его всякой воли к сопротивлению.
   — Он мертв! — сказал индеец, поднимаясь с колен. — Я буду вершить над тобой суд, и ты умрешь такой смертью, какой никто здесь еще не умирал. Ты убил великого охотника и благородного человека. Я заставлю тебя умереть тысячу раз!
   Он стоял во весь свой могучий рост перед графом, глядя на него сверху вниз ненавидящим взглядом.
   — Ты дрожишь! — сказал индеец презрительно. — Ты просто ничтожный червь и подлый трус. Кто указал тебе путь в пещеру?
   Граф молчал, не в силах вымолвить ни слова, как будто в день Страшного суда он предстал перед вечным Судией.
   — Отвечай! — оглушительно крикнул индеец.
   — Карья! — выдохнул граф.
   — Карья? Моя сестра?
   — Да.
   Глаза индейца вспыхнули, словно факелы.
   — Ты говоришь правду? Или лжешь? Может, ты назвал имя моей сестры только для того, чтобы вымолить себе прощение и избежать заслуженной кары?
   — Я говорю правду, ты можешь мне верить!
   — Значит, ты пустил в ход всю свою дьявольскую лесть, чтобы выведать у нее тайну горы Эль-Репаро! Ты обещал ей любовь?
   Граф молчал.
   — Говори! Только правда может смягчить твою участь. Знаешь ли ты, какой смертью тебе предстоит умереть?
   — Скажи… — еле слышно вымолвил граф.
   — Там наверху, на склоне горы, есть маленькое озеро. В нем живут потомки десяти священных крокодилов, в чьих утробах прежние властители этой страны погребали преступников. Чудовищам больше ста лет, и они давно голодают. Я отведу тебя на озеро и подвешу к дереву так, чтобы ты живьем болтался над поверхностью воды. Крокодилы будут выпрыгивать за тобой из воды, но не смогут достать тебя. Они начнут драться за тебя и рвать друг друга на части. Долгие дни и ночи ты будешь вдыхать их смрад и видеть их отвратительные пасти. Ты будешь висеть под палящими лучами солнца и изнемогать от голода и жажды; и когда твой труп однажды превратится в мерзкую падаль, ты выскользнешь из петли, и крокодилы сожрут тебя.
   Альфонсо сковал ужас. Язык отказывался повиноваться ему. Он не мог вымолвить даже слова мольбы о пощаде.
   — Только признание может смягчить твою участь, — продолжал индеец. — Итак, говори! Ты выманил у моей сестры тайну?
   — Да, — с трудом выдавил из себя граф.
   — Где ты встречался с ней?
   — За асиендой, под оливами у ручья.
   — Когда она выдала тебе тайну?
   — Вчера вечером.
   — Ты пришел сюда один?
   — Нет, меня сопровождают восемнадцать мексиканцев.
   — А, так они должны помочь тебе увезти отсюда сокровища, и ты выдал им тайну?
   — Они ничего не знают ни про груз, который им поручается, ни про пещеру.
   — Где они сейчас?
   — Стоят на некотором удалении отсюда. Точнее я сказать не могу.
   — Хорошо! Этот человек останется лежать здесь, а ты пойдешь со мной. Я не стану тебя связывать, ты все равно от меня не убежишь. Ты — червяк, которого я могу раздавить одним пальцем. Пошли!
   — Что ты собираешься со мной делать? — спросил граф, умирая от страха.
   — Скоро узнаешь!
   — Лучше убей меня прямо здесь!
   — Ха! Ты обманул дочь миштеков и должен заплатить за это!
   — Чем?
   — Тем, что ты возьмешь ее в жены.
   — О, конечно, я сделаю это! — торопливо ответил Альфонсо.
   — Хм! — мрачно усмехнулся индеец. — Ты, наверное, считаешь себя спасенным? Не обольщайся! Ты сделаешь Карью своей женой; она станет графиней де Родриганда и Севилья. Но ты никогда не прикоснешься к ней. А теперь идем!
   Он схватил графа за руку и потащил к выходу из пещеры. Там он вместе с ним окунулся в воду и вытолкнул Альфонсо наружу, не выпуская его из своих рук.
   После этого повторного купания и под действием дневного света с графа словно сошло недавнее оцепенение. Он глубоко и с некоторым облегчением вдохнул свежий воздух и стал спрашивать себя, не осталось ли еще какой-нибудь надежды на спасение.
   — Где твоя лошадь? — спросил его Бизоний Лоб.
   — Там, справа, привязана к стволу железного дерева.
   — А где твои мексиканцы?
   — Остались за тем холмом.
   — Тогда идем за твоей лошадью!
   Они пришли к месту, которое указал Альфонсо. Но едва индеец раздвинул кусты, как увидел в каких-нибудь тридцати шагах от себя мексиканцев верхом на лошадях.
   — Собака, ты обманул меня! — воскликнул индеец, хватая графа за горло.
   — На помощь! — закричал Альфонсо, пытаясь вырваться.
   — Вот тебе помощь! — гневно сказал индеец.
   И с такой силой хватил графа кулаком по голове, что тот сразу же рухнул на землю. Но его уже окружала толпа мексиканцев, которые не спешили хвататься за оружие, будучи уверенными, что индейцу от них не уйти.
   Однако они просчитались. Хотя Бизоний Лоб и оставил свое ружье возле коня, зная, что придется окунаться в ручей, он оставил за поясом свой добрый охотничий нож. Одним прыжком индеец оказался верхом на коне за спиной главаря шайки и вонзил нож ему в грудь. В следующую секунду он вытолкнул из седла его обмякшее тело и пулей помчался прочь. Однако он погнал коня не в сторону асиенды, потому что не мог сейчас оставить священную гору без присмотра. Он направился к тому небольшому ущелью, в котором они с Хельмерсом оставили своих лошадей и которое теперь превратилось в маленькую крепость, защищавшую его от врагов.
   Некоторое время мексиканцы пребывали в растерянности, потрясенные столь дерзким, неожиданным и успешным нападением индейца на их главаря. Придя в себя, они с громкими воинственными воплями бросились вдогонку за беглецом. И это было непростительной ошибкой с их стороны. Если бы они, оставаясь на месте в спокойном положении, сразу же воспользовались бы своими ружьями и пистолетами, индейцу вряд ли удалось бы избежать встречи с пулей. Теперь же надежно прицелиться и точно выстрелить, сидя верхом на скачущей во весь опор лошади, было делом почти безнадежным.
   Тут они увидели, как индеец внезапно соскочил с коня, позволив ему бежать дальше, а сам метнулся влево, к зарослям кустарника.
   — Вперед, за ним! Отомстим за капитана! — кричали мексиканцы.
   Они тоже попрыгали на землю и бросились к кустам, за которыми скрылся индеец. Но едва первый из них успел протянуть руку, чтобы раздвинуть ветки, как навстречу им грянул один выстрел, потом другой, третий, четвертый — и четверо преследователей упали замертво. Остальные поспешно отступили.
   — Проклятье! — воскликнул один из них. — У него там четыре ружья.
   — Вперед, пока он не успел их перезарядить! — крикнул другой.
   — Не надо, отойдите в сторону! — вмешался третий. — Ущелье заканчивается обрывом, ему все равно придется выходить здесь!
   И пока они стояли в стороне и решали, как действовать дальше, у индейца было достаточно времени, чтобы перезарядить оба ружья — свое и Хельмерса. Оставаясь незамеченным за кустами, он подпола, насколько это было возможно, поближе и, прицелившись, сделал еще четыре выстрела. И снова разбойники потеряли четверых своих товарищей. Таким образом, отважный сиболеро 77 успел за короткое время уложить девятерых врагов.
   Вождь апачей с десятью пастухами и охотниками уже давно должен был оказаться здесь, но индеанка в темноте сбилась с дороги, и потому всадникам пришлось сделать немалый крюк. Так что маленький отряд достиг горы уже после графа Альфонсо и его мексиканцев.
   — А вот и ручей! — сказала Карья, обращаясь к Медвежьему Сердцу. — Отсюда уже совсем близко до пещеры.
   Вождь апачей внимательно огляделся по сторонам.
   — Уфф! — неожиданно воскликнул он, указывая рукой на ясно различимые следы на земле.
   Один из пастухов спрыгнул с коня и принялся их разглядывать.
   — Здесь проезжали не двое всадников, а горазда больше! — сказал он.
   — И это был граф со своими людьми, — заключил индеец, трогая коня с места.
   Но вскоре он снова остановился.
   — Уфф! — воскликнул он во второй раз.
   Он вытянул вперед руку, указывая на лежавшего неподалеку человека. Несколько пастухов спрыгнули с лошадей и подбежали к неподвижному телу.
   — Это граф Альфонсо! — в один голос закричали они.
   — Он ранен? — спросил индеец.
   — Раны вроде бы не видно.
   — Мертв?
   — Похоже, что так!
   Вождь апачей отрицательно покачал головой,
   — Он не умер, он всего лишь оглушен. Свяжите его!
   Не успели еще пастухи выполнить распоряжение индейца, как невдалеке раздались один за другим четыре выстрела.
   — Что это? — спросили пастухи.
   Медвежье Сердце въехал на коне в заросли кустарника и в просвет между ветвями оглядел открывавшееся за ним пространство.
   — Уфф! — произнес он в третий раз.
   Остальные мигом оказались рядом с ним.
   — Здесь еще один труп! — воскликнул один из пастухов, указывая на неподвижное тело главаря разбойников.
   — А там еще несколько! — сказал второй.
   — Восемь! — подвел итог вождь апачей. — Осталось еще девять. Спешиваемся!
   Он вместе с остальными спрыгнул на землю и взял в руки свое ружье.
   — Добить оставшихся! — приказал он.
   Вместе с пастухами и охотниками их было одиннадцать человек. Углубившись в заросли, они устроились поудобнее и прицелились. Десять выстрелов прогремели одновременно; только сам вождь пока не стрелял. Семеро из девяти мексиканцев упали, сраженные наповал, а двое остались невредимыми. И только тут Медвежье Сердце дал заговорить своему ружью. Через две секунды последние двое из мексиканцев лежали на земле.
   Все бросились туда, где лежали убитые. Но не успели они еще добежать до места, как из зарослей появился вождь миштеков.
   — Бизоний Лоб! — закричали пастухи. — А где Громовая Стрела?
   — Он мертв, — ответил тот.
   — Кто убил его? — спросил Медвежье Сердце тоном, не оставляющим сомнения в том, что отныне участь убийцы предрешена.
   — Граф Альфонсо.
   — Что?
   — Я сейчас не могу этого рассказывать, — ответил Бизоний Лоб. — Нужно торопиться! Я должен схватить графа!
   — Он у нас в руках! — остановил его вождь апачей.