Май Карл. Верная Рука

   Поттер последовал его указанию и через мгновение прошептал в ответ:
   — Клянусь Богом, это Виннету, вождь апачей! Я так и думал, что он был вместе с Полковником! Он сумел избежать плена и следовал за ними, чтобы попытаться их освободить. Нужно подать ему знак!
   Он поднес к губам зеленый листок и с его помощью издал звук, неотличимый от стрекота американского сверчка. Можно было не опасаться, что звук этот привлечет к себе внимание врага, поскольку эта разновидность насекомых очень часто подает голос. Виннету, однако, тотчас бросил недоуменный взгляд в нашу сторону и вслед за этим моментально исчез из виду. И трое охотников на дне оврага явно не оставили «сверчка» без внимания, хотя на их лицах при этом не дрогнул ни один мускул.
   — Пристрелить, говорите? — воскликнул чернобородый, презрительно передернув плечами. — На это можете даже и не рассчитывать! Я должен буду передать вас индейцам, и те привяжут вас к столбу пыток. А ваше золото и шкурки мы получим в любом случае, хотя это и будет связано с дополнительными трудностями. Так что будьте благоразумны и скажите «да»!
   — И не подумаю! Мне ничего не нужно, даже жизни, полученной из рук человека, который исподтишка нападает на своих собратьев и продает их врагу, человека, который выдает себя за моего племянника, чтобы завладеть моим богатством. Вы просто мерзавец, запомните это раз и навсегда!
   — Попридержите язык, а то я вам его отрежу еще до того, как передам в руки краснокожих!
   — Тогда докажите, что вы лучше, чем я о вас думаю! Верните нам оружие и позвольте сражаться — трое против пятидесяти, если вы не баба, а настоящий вестмен!
   — В этом нет нужды, любезный! Мы и без всякого боя спустим с вас шкуру. А что касается «мерзавца», то я с вами обсуждать этот термин не собираюсь. Итак, спрашиваю коротко и ясно: вы принимаете мое предложение или нет?
   — Нет!
   — А эти двое?
   — Хм! — отозвался Дик Хаммердал, презрительно поблескивая своими маленькими глазками. — Принимаем мы его или не принимаем, это неважно, для вас из этого все равно ничего путного не выйдет, можете мне поверить! Будь у меня свободны руки, и винтовка в кулаке, я бы вам быстро объяснил, что к чему! Или ты со мной не согласен, Пит Холберс, старый енот?
   — Если ты считаешь, Дик, что объяснил бы, — ответил долговязый Пит, — то я ничего против не имею!
   — Ну что ж, — сказал бородатый охотник, гневно сверкая глазами, — пусть тогда краснокожие нанижут вас на вертел и поджарят на медленном огне! А чтобы вас немножко порадовать, я скажу, что вам и не нужно показывать нам свой лагерь. Мы его нашли!
   Он опустился на землю рядом с индейцами, чтобы сообщить им результаты переговоров.
   Тем временем у нас, сидевших под прикрытием зарослей папоротника, произошел негромкий, но очень важный разговор.
   — Значит, тот, кто сейчас говорит, и есть ваш Полковник? — спросил Валлерштайн у Билла Поттера.
   — Да, сэр, ваш дядя, если верно то, что вы мне рассказали.
   — Это он, можете не сомневаться. Он так похож на моего отца, что ошибки быть не может. И вот теперь, когда я наконец увидел его… Неужели ничем нельзя помочь, Билл?
   — Слушайте, сэр, если вы думаете, что я брошу моего Полковника в беде, то вы во мне ошиблись. Могу я рассчитывать на вас, джентльмены?
   Мы только кивнули в ответ. А Петер Польтер добавил:
   — Чтоб мне остаться лежать здесь навеки, как старой дырявой посудине, если я собственными руками на сделаю отбивную из этого парня, что говорит сейчас с Полковником! Но позвольте-ка еще раз взглянуть на фотографию, лейтенант, света от костра вполне достаточно. И я дам себя прокилевать, если у него не та же самая физиономия, что и на портрете!
   — Не нужно фотографии, Петер! Это он, я узнал его, — ответил Тресков. — Взгляните, герр Валлерштайн, не тот ли это человек, которого мы ищем?
   — Тот, тот! Сомнений быть не может! Неужели он так и уйдет от нас?
   — Не спешите, сэр! — ответил Поттер. — Полковник слышал мой сигнал и знает, что помощь близка. Ему бы только руки освободить, и тогда он им покажет!
   Тут позади нас раздался легкий шорох, и гибкая фигура вождя апачей скользнула к нам.
   — Виннету услышал голос сверчка и увидел лицо Билла, одного из людей его белого брата. Он прокрадется в овраг и развяжет своих друзей. Потом пусть мои братья прыгают вниз и бросаются на охотников и огаллала, чтобы следовать за Сэмом Файрганом в его вигвам!
   Насколько неожиданно он появился, настолько же быстро и исчез. Мы зорко наблюдали за вражеским лагерем и были готовы к вылазке. Теперь их вожак снова встал, а вместе с ним все остальные белые и индейцы. Но прежде чем он успел произнести хотя бы слово, мы увидели, как в мелких зарослях на дне оврага метнулась темная фигура. Это был Виннету.
   Несколько ловких ударов ножа — и руки пленников были свободны. Восемь выстрелов громыхнули сверху вниз, потом еще восемь. У Сэма Файргана больше не было времени на раздумья, он вырвал из рук ближайшего к себе индейца томагавк и ринулся на застигнутого врасплох врага.
   — Вперед, вперед! — звучал его голос, в то время как Виннету рядом с ним косил огаллала налево и направо.
   — Пит Холберс, старый енот, видишь мою винтовку в руках вон у того парня? Она мне нужна!
   Неразлучные друзья бросились вперед и бились, пока Дик вновь не овладел своей «стреляющей дубиной». Старый рулевой Польтер обрушился на врага подобно лавине с гор. Он считал себя обязанным сдержать только что данное слово. Обхватив своими медвежьими ручищами их вожака, он с силой швырнул его на землю, а затем вонзил нож ему в грудь.
   — С этим покончено! Давай, ребята, бей остальных, лупи их, швыряй их за борт, урра! Урра!
   Пока бравый моряк таким образом облегчал свою душу, Валлерштайн и Тресков тоже делали свое дело. Они впервые участвовали в бою, и это был страшный бой, показавший им жизнь Дикого Запада с самой черной ее стороны. Естественно, что и я, и мои парни тоже делали, что могли, ведь мы вместе со всеми прыгнули в овраг и управлялись с оружием, как умели.
   Враг превосходил нас раз в пять, но понес большие потери благодаря внезапности нашей вылазки и прежде, чем он успел подумать об обороне, потерял почти половину своих людей. Как и в ту ночь на железной дороге, томагавк Сэма Файргана сокрушал все на своем пути. Не меньшее число врагов пало и от пуль Виннету, Дик Хаммердал и Пит Холберс, стоя, как всегда, спина к спине, сражались в самой гуще противника. Бравый рулевой Польтер метался на дне оврага, как вырвавшаяся из-под земли фурия, а малыш Поттер занял позицию в зарослях кустарника у входа в овраг и посылал оттуда выстрел за выстрелом, отрезая беглецам путь к спасению. Не меньшую доблесть показали и Тресков с Валлерштайном.
   Всего через несколько минут бой закончился победой нападавших. Все белые разбойники лежали на земле, и лишь некоторым индейцам удалось выскользнуть из западни.
   Сэм Файрган был не из тех, кто расточает слова признательности по поводу своего счастливого избавления, когда нужно незамедлительно воспользоваться плодами победы.
   — Вперед, ребята, к лошадям! Их сторожат индейцы, которых мы должны захватить врасплох! — крикнул он. — Всем идти не надо, некоторые могут остаться здесь!
   Он и еще несколько человек побежали к лошадям. А мы, оставшиеся, присели на землю передохнуть. Мы еще не чувствовали себя в полной безопасности, ведь беглецы могли вернуться и отомстить нам выстрелами из какого-нибудь укрытия. Однако ничего подобного не произошло. Мы напряженно вслушивались в ночь, но ничего подозрительного не отметили. А первые звуки, которые нарушили наступившую после боя тишину, оказались дружескими. Зашуршали кусты, затрещали ветки под ногами, и появился Полковник с несколькими нашими людьми. Они вели с собой не только наших, но и трофейных лошадей, которых они захватили, быстро справившись с малочисленной охраной.
   — Видишь, Пит Холберс, старый енот, моя кобыла снова при мне! — ликующим тоном произнес Дик Хаммердал.
   — Хм! Если ты считаешь, Дик, что я это вижу, то я не возражаю, но, клянусь Богом, еще немножко, и не видать бы нам ни ее, ни тебя самого!
   — Видать или не видать — какая разница, мне вот только интересно: что это за человек, который вместе с малышом Поттером?.. Дьявол! Да это же тот самый чертов шкипер из Германии, у которого такие огромные кулачищи и который так здорово умеет пить!
   — Ну конечно, я, старая ты бочка с жиром! Не забыл, значит, меня еще, а? Вернулся вот обратно вместе с мистером Тресковом и мистером Валлерштайном, потому что…
   — Мистером Валлерштайном? — быстро переспросил Сэм Файрган. — Петер Польтер, ты ли это! Что ты опять потерял в прерии и что там у тебя за мистер Валлерштайн?
   — Вот этот господин, сэр, который приехал вместе с герром Тресковом, чтобы разыскать своего дядю!
   — Вот этот господин?
   Полковник отступил на шаг, посмотрел на молодого человека долгим пристальным взглядом, потом раскрыл руки для объятий и воскликнул:
   — Это уже не двойник, нет, эти черти мне отлично знакомы! Генрих, племянник мой, рад, чертовски рад тебя видеть!
   И оба прежде таких далеких, а теперь таких близких родственника бросились обниматься, а остальные молча стояли рядом, пока, наконец, присутствие близкого человека не напомнило Полковнику, который нисколько не боялся за собственную жизнь, что опасность еще не миновала. Он выпустил племянника из объятий и сказал:
   — Здесь не место для расспросов и объяснений. Вперед, к лагерю, он совсем близко. Там мы сможем перевязать раны и отпраздновать нашу победу и нашу встречу!
   — Да, вперед, в лагерь! — шумно поддержал его бравый моряк. — Уж там найдется пара-другая капель живительной влаги — и не только для наших ран, но и для моего желудка, которому она, пожалуй, еще нужнее!..
   Мы раздобыли лошадей — каждый по стольку, чтобы увести с собой всех до одной. Пришлось вести их под уздцы, поскольку ехать верхом по лесу в кромешной тьме было совершенно невозможно. Те, кто знал эти места, шли впереди, остальные следовали за ними среди громадных стволов вековых деревьев. Потом нас повели через причудливый и запутанный лабиринт из камней и скал, где даже днем смог бы ориентироваться лишь тот, кто хорошо был с ним знаком, и наконец мы оказались в огромном каменном котле, который и был Убежищем, или потайным лагерем Полковника и его друзей — трапперов и золотоискателей.
   Это место было самой природой подготовлено для подобной цели: его невероятно трудно было обнаружить и столь же удобно защищать от вторжения извне. Внутри пещеры горело несколько костров, вокруг которых сидело изрядное число вестменов, входивших в компанию Полковника и теперь шумно и радостно приветствовавших наше появление. Никто из них еще не имел ни малейшего представления о том, что их предводителю со спутниками пришлось пережить за последние дни. Хозяева устроили нам такой пышный прием, какой только был возможен в подобных условиях, и во время дружеского застолья узнали от нас обо всем, что произошло и какая опасность грозила их Убежищу. Тут же было решено, что с наступлением дня они отправятся к оврагу, чтобы осмотреть убитых и очистить окрестности от скитавшихся по ним остатков краснокожих. Вся шайка Капитана, в том числе и он сам, нашла свою смерть от ножа старого моряка Польтера. Детективу Трескову не оставалось ничего другого, как возвратиться в Ван-Бурен с докладом о том, что хотя ему и удалось найти давно разыскиваемого преступника, однако передать того в руки правосудия не представляется возможным ввиду его смерти.
   Само собой разумеется, что к Валлерштайну вернулось обратно все, что было у него похищено его ныне уже мертвым двойником. Что было дальше — это уже другая история, а этот рассказ, господа, окончен…

Глава II
СОКРОВИЩА ИНДЕЙСКИХ КОРОЛЕЙ

   Бывший уполномоченный по делам индейцев устало откинулся на спинку стула, спокойно выслушал одобрительные отзывы присутствующих и дал ответы на некоторые оставшиеся для них невыясненными вопросы. Когда же оказалось, что вопросам этим, судя по всему, не будет конца, он обратился к слушателям с такими словами:
   — Ну, хватит, господа, довольно! Я рассказал эту историю вовсе не для того, чтобы на меня теперь обрушили целую лавину вопросов, а для того только, чтобы показать, что краснокожие зачастую оказываются куда более благородными людьми, чем белые, и что я лично знаком с Виннету. Если вы слушали меня внимательно, то, думаю, согласитесь со мной в том, что смягчить последствия нападения на поезд и предотвратить запланированную вылазку бандитской шайки Капитана удалось почти исключительно благодаря его уму и отваге. И в этом с ним вряд ли сравнится какой-либо другой индеец, да и среди белых таких смельчаков отыщется не много. Его героическая фигура возвышается над всеми другими. И даже если ему придется однажды разделить печальную участь своего народа, обреченного на упадок и вымирание, то и тогда имя его не будет забыто, а дела будут жить в нашей памяти, передаваясь изустно от наших детей к внукам и правнукам.
   — Вы абсолютно правы, сэр, — поддержал его один пожилой господин, сидевший за соседним столом и с большим вниманием слушавший его рассказ. — Но если вы позволите постороннему человеку высказать свою точку зрения — чем я, право же, вовсе не хочу вас обидеть, — то я хотел бы сделать одно замечание.
   — Нет, нет, я абсолютно не склонен усматривать в ваших словах какого-либо намерения обидеть меня. Итак, ваше замечание?
   — Вы, помнится, говорили о том, что апачи прежде были известны своей трусостью и коварством, за что и получили презрительное прозвище «пимо», но после того, как их вождем стал Виннету, превратились в ловких охотников и храбрых воинов.
   — Да, я говорил это. А вы с этим не согласны?
   — Нет.
   — Почему же?
   — Потому что я знаю их с совсем другой стороны. И еще потому, что я знал их уже тогда, когда Виннету был еще ребенком. Да, среди апачей есть отдельные племена, которых чрезвычайная суровость и скудость природы тех мест, где они вынуждены жить, привела к упадку и деградации не только их физических, но также умственных и духовных качеств. Однако повинны в этом белые, которые изгнали индейцев с их исконных угодий и пастбищ и теперь сами же относятся к ним с презрением. Но о других племенах, особенно о племени мескалерос, этого никак не скажешь. Индейцы-мескалерос испокон веков культивировали в себе те самые качества, которые так ярко проявились в личности Виннету.
   — Вы знаете это племя, сэр?
   — Да, его я знаю особенно хорошо, и, как я уже говорил, я знал его еще тогда, когда Виннету был ребенком. Ни среди краснокожих, ни среди белых не было у меня более верного, честного и самоотверженного друга, чем Инчу-Чуна.
   — Инчу-Чуна? Не отец ли это Виннету?
   — Совершенно верно. Этот благородный индеец погиб тоже от рук белых людей — он сам и Ншо-Чи, его дочь и сестра Виннету, прекраснейшая и чистейшая чаргооша ⁶⁹ апачей!
   — Вы тоже были вестменом?
   — Тем, что называется собственно вестменом, пожалуй, нет. Я был скорее тем, что люди называют словом «ученый», хотя, признаться, особой учености в себе не ощущаю. Любимым предметом моих исследований была этнология, которая не позволяла мне долго засиживаться дома. Меня особенно интересовали индейцы, и я большую часть года проводил в дороге, путешествуя от одной ее народности к другой. Тогда-то я и узнал индейцев по-настоящему и научился ценить их по достоинству. И они уважали меня, ибо знали, что я прихожу к ним не как враг, а как друг. Я был их наставником и советчиком во многих вещах, а они, в свою очередь, обучали меня владению оружием и всем тем навыкам, которые касаются войны и охоты, хотя я в общем-то мирный человек. Однако охотиться мне приходилось так или иначе, чтобы прокормиться в пути, и кроме того, я научился защищать себя от врагов, которыми, однако, в большинстве случаев оказывались не индейцы, а белые. Вы только утверждали, что белые зачастую бывают куда хуже краснокожих, и в этом я с вами полностью согласен. Я и сам мог бы привести яркие примеры в доказательство этого утверждения.
   — Так расскажите, сэр! Поделитесь с нами хотя бы частью вашего опыта!
   — Хм! Я мог бы сделать это, если того желают остальные джентльмены.
   — Разумеется, желают! Все это необычайно интересно! Не так ли, матушка Тик?
   Хозяйка, которая как раз принесла еще несколько наполненных стаканов, ответила:
   — Согласна с вами, сэр! Вы только оглянитесь! Все мои гости не могут глаз оторвать от вашего стола. Никогда еще у меня здесь не было так тихо и мирно как сегодня. По-моему, куда лучше и пристойнее рассказывать и слушать разные истории, чем ругаться или ломать мне столы со стульями и бить посуду. Так что давайте, сэр, рассказывайте, а мы вас послушаем!
   — Хорошо! — кивнул этнолог. — Я расскажу одну историю и постараюсь, чтобы она была не менее складной и увлекательной, чем предыдущие. Итак, я начинаю:
   Было чудесное июньское утро — несомненная редкость в том глухом районе Индейской территории, что находится в крайней северо-западной точке прямого угла, образуемого прямолинейными границами штатов Канзас, Колорадо и Нью-Мексико ⁷⁰. Ночью выпала обильная роса, и теперь каждый листок и каждая травинка сверкали и переливались в лучах солнца, унизанные крупными радужными каплями. А удивительные и ни с чем не сравнимые ароматы бизоньей травы и кудрявой грамы были исполнены такой необычайной свежести, что мои легкие жадно пили этот драгоценный кумарин и не могли насытиться.
   Подобное состояние природы обычно оказывает весьма благотворное воздействие на умы и души людей, И все же я въезжал в этот восхитительный день в довольно удрученном расположении духа. Причина была очень простая: захромал мой конь, который во время позавчерашней скачки зацепился ногой за торчавший из земли корень. А ехать по прерии верхом на хромой лошади — не только неприятно и досадно, но, при известных обстоятельствах, и весьма небезопасно. Слишком часто жизнь и судьба охотника зависит здесь от ездовых качеств его верного животного.
   Незадолго до этого я охотился с несколькими колорадцами вблизи Спэниш-пикс, а затем приехал через Уиллоу-спрингс сюда, на правый берег речки Нескутунга, где у меня была назначена встреча с Уиллом Солтерсом, с которым я несколько месяцев тому назад занимался ловлей бобров в Небраске. Мы с ним собирались проехать Индейскую территорию до юго-восточной границы, после чего повернуть прямиком на запад, в Льяно-Эстакадо, чтобы поближе познакомиться с этой злополучной пустыней.
   Для этого хороший конь был просто необходим, а мой, как я уже сказал, захромал. До сих пор он верно служил мне, пронеся сквозь многие опасности. Я не хотел менять его ни на какого другого и потому был вынужден дать ему отдых, пока не заживет нога. Возникшая в этой связи задержка была для меня в высшей степени огорчительной, так что нетрудно понять мое тогдашнее неважное настроение.
   Пока мой мустанг медленно ковылял по прерии, я внимательно оглядывал окрестности в поисках признаков, указывающих на близость реки. В том месте, где я теперь находился, рос лишь разрозненный кустарник. Но, заметив тянущуюся на север темную линию, я пришел к выводу о наличии более густых перелесков. Туда я и направился, ибо там, где больше растительности, должно быть и больше воды.
   Я оказался прав: темная линия состояла из зарослей кустов мескито и дикой вишни, тянувшихся вдоль обоих берегов реки. Сама река была неширокой и, по крайней мере в том месте, где я к ней приблизился, неглубокой.
   Я медленно ехал вдоль берега, ища глазами условные знаки Уилла Солтерса, которые вот-вот ожидал встретить.
   И верно! В реке на мелководье лежали впритык друг к другу два больших камня, между которыми крупный сук был зажат таким образом, что его тонкое ответвление указывало вниз по течению реки.
   Это и был наш условный знак, который с короткими перерывами встретился мне еще четыре раза. Значит, Солтерс побывал здесь и отправился вниз по реке. Судя по тому, что листья на ветках-указателях еще не успели до конца завять, Солтерс проезжал здесь не позднее вчерашнего дня.
   Через некоторое время река еще круче повернула на север, видимо, описывая широкую дугу. На этом месте ветка, воткнутая Уиллом в песок, указывала в глубь прерии. Таким образом, он не стал следовать руслу реки, а решил сократить путь, проехав по прямой. Я, естественно, сделал то же самое.
   Теперь прямо передо мной возникла не очень высокая, изрезанная глубокими трещинами отдельно стоящая гора, самой природой предназначенная для того, чтобы служить путнику своеобразным маяком. Примерно через полчаса я достиг ее подножия. Вершина горы была абсолютно голой, а нижнюю ее часть покрывал худосочный кустарник. Поэтому я был немало удивлен, когда, объехав вокруг горы, обнаружил с восточной ее стороны целую группу огромных платанов, самому мощному из которых было на вид никак не меньше тысячи лет. Кроме этого, мне бросилось в глаза, что почва здесь была на довольно обширной площади странным образом изрыта. Некоторые ямы достигали глубины в несколько метров и явно были выкопаны с помощью кирки и лопаты. Значит, здесь, в этой глуши, жили люди? И для чего служили эти странные ямы?
   Я поехал дальше, но вскоре остановился, заметив в траве след ноги человека. Разглядев его как следует, я пришел к выводу, что он оставлен либо женской ногой, либо ногой подростка, обутого в индейские мокасины без каблука. А может, это был белый человек в индейской обуви? Я в тот момент не обратил внимания на то обстоятельство, что отпечатки были абсолютно равномерными, то есть без обычных углублений со стороны пятки и носка, дальнейшие события сами напомнили мне об этом.
   Вообще говоря, следовало бы пойти по этому следу, однако он вел в северном направлении, в то время как я двигался на восток. Нужно было как можно скорее увидеть Солтерса, поэтому я снова сел в седло и поехал дальше.
   Некоторое время спустя я вынужден был заключить, что местность эта была не так уж безлюдна и пуста, как я думал вначале. Примятая то здесь, то там трава, обломанные кое-где сучья и ветки или раздавленный ногой человека камешек давали основания предположить, что здесь явно побывал кто-то из потомков Адама и Евы. Поэтому я был скорее удивлен, чем испуган, когда, снова добравшись до реки, увидел на берегу небольшую делянку, покрытую молодыми побегами табака и маиса. Позади поля стояло приземистое бревенчатое строение, окруженное высокой, но очень ветхой оградой и довольно широким двором.
   Ранчо — здесь, на Нескутунге! Кто бы мог подумать! Во дворе терся мордой о пустую кормушку старый и тощий конь, а с внешней стороны забора я заметил занятого его починкой молодого человека.
   Мое появление его, похоже, напутало, однако он не двинулся с места, пока я не подъехал и не остановился рядом с ним.
   — Доброе утро! — приветствовал я его. — Могу я узнать, как зовут владельца этого дома?
   Юноша провел рукой по своим густым светлым волосам, внимательно оглядел меня по-германски ясными голубыми глазами и ответил:
   — Его зовут Роллинс, сэр.
   — Ты его сын?
   Я обратился к нему на «ты», юноше было явно не больше шестнадцати лет, хотя, если судить по его крепкой фигуре, он мог быть и старше. Он ответил:
   — Пасынок.
   — А твой отчим дома?
   — Оглянитесь! Вот он!
   И он показал глазами на узкую и низкую дверь дома, из которого как раз выходил мужчина, пригибая голову, чтобы не стукнуться о притолоку. Он был высокого роста, очень худой и с узкой грудью, а сквозь редкую бороду проглядывала кожа, похожая на выдубленную шкуру животного. При виде меня его лицо с чертами типичного янки помрачнело. В руках он держал старое ружье и кирку и, не отложив их в сторону, стал приближаться ко мне. Он устремил на меня колючий враждебный взгляд и спросил хриплым голосом:
   — Что вам здесь нужно?
   — Прежде всего я хотел бы узнать, мистер Роллинс, не заезжал ли к вам вчера человек по имени Солтерс и не просил ли что-нибудь передать.
   Его сын вмешался:
   — Вчера утром, сэр. Этот Солтерс…
   Он не смог договорить. Отчим ударил его прикладом в бок, отчего бедный мальчик со стоном отшатнулся на забор, и злобно крикнул:
   — Молчи, жаба! Мы не собираемся служить каждому бродяге! — И, обращаясь ко мне, добавил: — Идите туда, откуда пришли! Я тут живу не для вас и не для вашего Солтерса!
   Это было более чем грубо. Но я знал, как вести себя с подобными типами. Я спокойно слез с коня, привязал его к забору и сказал:
   — В этот раз вам придется сделать исключение, мистер Роллинс. Мой конь захромал, и я останусь у вас, пока он не выздоровеет.
   Роллинс отступил на шаг, смерил меня ненавидящим взглядом с головы до ног и заорал:
   — Вы что, спятили? У меня тут не салун и не трактир! А кто будет умничать — влеплю в брюхо заряд дроби! Проклятье, опять этот краснокожий! Ну, подожди, я тебя отсюда выкурю!
   Я проследил глазами за его взглядом, который он, договаривая фразу, устремил на стоящие неподалеку кусты. Оттуда к дому приближался молодой индеец. Роллинс поднял ружье и прицелился в него. Он нажал на курок в тот самый момент, когда я оттолкнул ствол его ружья в сторону. Грянул выстрел, но в цель не попал.