Май Карл. Верная Рука

   — Но куда?
   — Хм! Куда-нибудь, где мы их легко можем окружить и захватить. Заросли кактусов с тех пор, как я был здесь в последний раз, так изменились, что я не могу пока ничего сказать.
   — Можно мне сделать предложение?
   — Конечно. Почему же нет?
   — На юго-востоке, в дне езды отсюда, есть довольно обширные заросли кактусов, в которых я знаю постепенно сужающиеся проходы.
   — Как глубоко они заходят в заросли?
   — Если ехать не спеша, то часа за два можно доехать до конца такого прохода.
   — А кактусы там старые или молодые?
   — Есть и те и другие, но очень массивные.
   — Для наших целей лучше места не придумаешь. Мой брат Виннету со мной согласен?
   Вождь апачей кивнул головой и сказал в своей обычной невозмутимо-безапелляционной манере:
   — Мы и загоним команчей в эти кактусы.
   — Так, значит, с этим все ясно, ну, а остальное будет видно по ходу событий. Солнце уже подошло к горизонту; людям и животным нужно дать возможность отдохнуть: завтра они должны быть сильными и выносливыми.
   Все согласились со мной. Мы задали корм лошадям, и Виннету отправился к своим апачам, чтобы сообщить им о положении дел и показать дорогу через кактусы в оазис, к тому же им еще надо было напоить лошадей с запастись водой самим; после этого мы с удовольствием улеглись на ложе из маисовой соломы, которую вдоволь натаскала для нас матушка Санна.
   Но большинство из нас не смогло сразу уснуть. Я лежал возле Виннету и слушал его тихий рассказ о том, что с ним произошло с того момента, как мы расстались. При этом я слышал, что Олд Уоббл и Паркер еще довольно долго спорили приглушенными голосами. Через открытое окно доносились тихие голоса негра и его матушки, которые были очень счастливы, снова встретившись друг с другом; от воды еще долго слышались шаги апачей и перестук копыт лошадей. Этот лагерный вечер казался совсем обычным, потому что только немногие знали или предчувствовали приближение каких-то событий.
   Когда я проснулся утром, Виннету уже стоял на берегу озера, умываясь до пояса и наполняя водой большую тыкву. Санна потихоньку хлопотала, бегая взад и вперед, чтобы приготовить своим гостям сытный завтрак. Все остальные еще спали, но вскоре проснулись и они. В это время опять появились апачи со своими лошадьми, сытыми и напоенными на целый день. Легкий дымок, который виднелся вдалеке перед кактусовой рощей, подсказал нам, что краснокожие разожгли костры из сухих кактусов. После завтрака мы поскакали к ним: они тоже уже успели перекусить и были готовы к выступлению. Один их отряд, при котором остался Кровавый Лис, был оставлен в оазисе для его защиты; после напутственных слов мы двинулись прочь.
   Вчера мы появились здесь с юго-запада, а сегодня двинулись прямо на запад; в этом направлении располагался Гутеснонтин-кай. Мы должны были, естественно, все время помнить о воображаемой линии, на которой следует ожидать команчей; мы старались держаться параллельно их пути на расстоянии примерно одной мили от них. Враги были еще, наверное, довольно далеко; позже, однако, мы должны были из осторожности отъехать от них подальше, ибо воздух был очень чистым и прозрачным. Видно было хорошо на большое расстояние. Но мы все-таки оказались в более выгодном положении, чем команчи, потому что у меня ведь была подзорная труба, а у Виннету — вторая.
   Однако тот, кто думает, что мы двигались плотной группой, ошибается. Это было бы большой ошибкой с нашей стороны, большей, чем даже можно себе представить. Воображаемая линия шла севернее, стало быть, справа от нас. Вчерашнее утверждение Олд Уоббла о том, что команчи могут случайно отклониться от этой линии, было отчасти справедливым, поэтому мы должны были держаться южнее в первой половине дня. Только некоторые, наиболее опытные из нас могли двигаться правее. Ближе всех к этой линии были Виннету, Олд Шурхэнд и я; да и мы тоже передвигались друг от друга на максимально возможном расстоянии — чтобы только было слышно голос соседа. Это позволяло надеяться, что команчи нас не заметят, если, конечно, не произойдет какая-нибудь нелепая случайность или если они очень уж сильно отклонятся на юг от своего пути. Однако даже в этом случае мы могли надеяться их окружить и ни одного не выпустить. Последнее было важнее всего, ибо, если кому-нибудь из них удастся от нас вырваться, то, естественно, он постарается в первую очередь предупредить Вупа-Умуги о вашем появлении.
   Уже приближался полдень, а мы еще ничего не заметили. Но вот, когда было уже почти около часу пополудни, Виннету, поднеся свою подзорную трубу к глазам, громко воскликнул и подал знак подъехать Олд Шурхэнду и мне. Когда мы к нему подъехали, он указал рукой на север и сказал:
   — Там, почти на горизонте, появился одинокий всадник, которого невозможно разглядеть невооруженным глазом.
   — Он индеец? — спросил Олд Шурхэнд.
   — Этого невозможно разобрать отсюда. Мой брат может взять трубу и посмотреть в ту сторону.
   Он указал, куда следует смотреть, и я тоже направил туда свою трубу.
   — Да, это всадник, — подтвердил Олд Шурхэнд, — но узнать, краснокожий это или белый, пока невозможно.
   — Это краснокожий, — вмешался я.
   — Вы уверены, сэр? Значит, ваша труба значительно сильнее, чем у Виннету.
   — Этого я не знаю; но тем не менее могу утверждать, что это команч.
   — Уфф! — воскликнул Виннету удивленно, когда опять завладел своей трубой и посмотрел туда же.
   — И, наверное, команч из отряда Большого Шибы; возможно, это даже он сам.
   — Уфф! Уфф! Почему мой брат так думает?
   — Я даже уверен в этом, и он не один. Мой брат Виннету может направить свою трубу туда, откуда этот всадник появился, немножко левее. Там видно еще больше всадников и возле них точки поменьше, наверное, это воины, соскочившие со своих коней.
   — Уфф, уфф, правильно! Я вижу тоже точки побольше, это всадники; точки поменьше, двигающиеся туда и сюда, — это люди на своих ногах.
   — А знает ли мой краснокожий брат, почему эти маленькие точки перемещаются взад и вперед?
   — Я знаю то, о чем спросил меня мой брат Шеттерхэнд. Эти люди устанавливают колья, а для этого им пришлось спешиться.
   — Совершенно верно! Вы понимаете, мистер Шурхэнд, что среди этих команчей есть только один, который знает дорогу?
   — Да, и именно Большой Шиба, — отвечал он.
   — Следовательно, он не только предводитель, но еще и проводник. Где же, однако, должен находиться предводитель, сэр, спереди или сзади?
   — Естественно, всегда впереди.
   — Well! Поэтому я предполагаю, что тот первый всадник, которого мы заметили и который держался во главе других, и есть молодой вождь Большой Шиба. Он скачет вперед и время от времени останавливается, пока не установят шест, находясь все время во главе колонны. Смотрите! Виннету может через трубу видеть, что воины опять вскочили на своих лошадей. Кол установлен, и индейцы поехали дальше.
   Это совпадало с тем, что сказал я; мы увидели, что команчи с того места, где они были, удалялись теперь галопом. Они становились все меньше и меньше, пока мы их совсем не потеряли из виду; они исчезли как раз в направлении оазиса.
   — Вы их не сосчитали, сэр? — спросил меня Олд Шурхэнд.
   — Не точно, но думаю, что вчера я был прав; их не больше пятидесяти.
   — Что мы будем делать?
   — Мы проедем для надежности еще немного дальше в том же направлении, что и прежде; потом повернем на север, чтобы выйти на их след. Когда мы это сделаем, то окажемся у них за спиной и будем следовать за ними до тех пор, пока не найдем подходящего места для их окружения.
   Так и было сделано. Мы объединились с нашим отрядом, рассказали, что видели тех, кого искали, и проехали еще несколько минут в прежнем направлении; потом повернули направо и через десять минут оказались на тропе команчей. Следы были очень ясными и хорошо заметными; только слепой мог их не заметить, хотя, вероятно, мог почувствовать. Это были не только отпечатки копыт лошадей и человеческих ног, но еще и полосы, глубоко прорезавшие песок. Такой след оставляют колья, притороченные одним концом к седлу всадников. Таким способом индейцы обычно перетаскивают жерди своих вигвамов с одного места на другое. По оставленным на песке бороздам невозможно было определить число кольев, однако было видно, что индейцы тащили их с собой довольно много.
   Мы ехали по следу до тех пор, пока не разглядели в подзорную трубу удалявшихся команчей; тогда мы умерили ход своих коней, чтобы самим не попасться на глаза индейцам. Пока мы оставались от них на неизменном расстоянии, нам было легко заметить, как они торопились вперед, чтобы быстрее достичь оазиса. Интервалы между воткнутыми в землю кольями были примерно с километр, и, если краснокожие будут продолжать свою работу по-прежнему, то, вероятно, до вечера они своей цели не смогут достичь. Очень вероятно, что Большой Шиба вознамерится напасть на жителей оазиса ночью. Однако возможность встречи с Кровавым Лисом еще днем он должен был учитывать; но это не могло сильно беспокоить вождя, поскольку он наверняка думал, что один бледнолицый сможет противостоять пятидесяти краснокожим воинам.
   Пока мы ехали по следу, я был все время между Виннету и Олд Шурхэндом; оба они молчали. Тем громче звучал разговор, шедший у нас за спиной. Олд Уоббл ехал между Паркером и Холи. Старый ковбой не мог, конечно, в таком положении оставаться спокойным. Он высказывал свои предположения, которые его спутники сурово критиковали, и ему не оставалось ничего иного, как скрепя сердце принимать их довольно обоснованные возражения.
   — Вы можете говорить, что вам угодно, — слышал я сзади, — однако я думаю, что мы негодяев скорее всего не поймаем, если не станем поступать умнее, чем до сих пор.
   — Почему же, Олд Уоббл? — спрашивал Паркер. — Я думаю, что те трое впереди нас очень хорошо представляют себе, что делают.
   — Вы думаете? Действительно? Почему же мы тогда так медленно плетемся за этими краснокожими, не нападая на них?
   — Потому что джентльмены, вполне вероятно, ожидают, пока не наступит вечер.
   — Ну, это уже лучше, значительно лучше! Сейчас индейцы нас не видят, а вечером мы их не сможем разглядеть. И уж тогда наше присутствие наверняка будет обнаружено ими.
   — Послушайте, мистер Уоббл, наши предводители не дети, а мужчины, и хорошо знающие, что делают!
   — О! Хм! Если бы я скакал впереди как предводитель и хотел бы что-нибудь сказать, я придумал бы кое-что получше.
   — Что именно, позвольте узнать.
   — Я бы сделал все гораздо быстрее.
   — Как это?
   — Я бы приказал отпустить поводья и просто-напросто напасть на краснокожих.
   — О, Олд Уоббл, это было бы глупее всего, что вы только могли придумать.
   — Почему вы так решили?
   — Потому, что команчи наверняка услышат и увидят нас заранее и, несомненно, успеют удрать.
   — Что ж тут такого? Мы бы их обязательно догнали и захватили.
   — Это легко сказать. А если они будут от нас убегать в разные стороны, кто-нибудь из них сможет легко удрать. А этого ни в коем случае допустить нельзя. Разве я не прав, мистер Шеттерхэнд?
   Я повернулся к ним и ответил:
   — Да. Не мешайте мистеру Каттеру говорить! Он не знает намерений Виннету, и нельзя поэтому его мнение считать глупым.
   Старик вопросительно посмотрел на меня. Он хорошо понял, что я думаю, но тем не менее вознамерился спрашивать дальше; поэтому я разъяснил ему:
   — Виннету хорошо знает, что в часе езды отсюда находится ложбина, через которую идет прямая дорога к оазису Кровавого Лиса. Она довольно глубокая и длинная, так что находящийся в ней не сможет разглядеть, что делается наверху, на ровной поверхности пустыни. Вот мы и хотим подождать, пока команчи не втянутся в эту ложбину, только и всего.
   Тогда вмешался апач:
   — Мой брат хочет наделить меня чужой славой. Этот план не мой. Он сам уже вчера вечером, перед тем как мы уснули, говорил об этом.
   — Нет, это была твоя идея, — возразил я.
   — Я только хотел сказать об этом, но ты успел высказаться раньше.
   — Ну вот, опять произошло так, как всегда. Мой брат Виннету думает точно так же, как и я.
   — Да, мои мысли совпадают с твоими, а твои с моими, потому что мы как-то раз смешали капли нашей крови и выпили их вместе, и сейчас у нас не два сердца, а одно, общее. И получается, что мы думаем оба об одном и том же и всегда одновременно догадываемся о том, что должно произойти. Вот через час мы захватим команчей в низине, в песках.
   — Чтобы никто из них не смог бы ничего никому рассказать?
   Как только я произнес последнюю фразу, Виннету вопросительно посмотрел на меня, но только одно мгновение, а потом спросил:
   — Мой брат хочет поговорить с молодым вождем?
   — Да.
   — Ты думаешь, он скажет тебе все, что ты захочешь у него узнать?
   — Да.
   — Большой Шиба, хотя и молодой, но достаточно сообразительный. Я знаю, что Олд Шеттерхэнд умеет поставить такие вопросы, произнести такие слова, что даже очень хитрого человека сможет заставить сказать то, что ему надо. Ну, а Большой Шиба тоже это знает и потому будет молчать.
   — Он заговорит, потому что поверит, что я пришел к нему не как враг, а его встретил случайно. Поэтому я поеду не вслед за ним, а отделюсь от вас и сделаю небольшой крюк по пустыне, как будто я подъехал к ложбине с противоположной стороны. И он решит, что я приехал от Кровавого Лиса, из оазиса. Поэтому он будет думать, что след его я не видел и ничего не знаю о его намерениях. Он поверит, что меня будет легко подловить, что я для него совсем не опасен, а поэтому не только станет со мной разговаривать, но даже не очень внимательно будет следить за своими словами, и я услышу, что мне нужно. Теперь тебе все понятно, мой краснокожий брат?
   — Я понял, однако зачем тебе рисковать, чтобы сегодня узнать вещи, которые завтра ты сможешь выяснить безо всякого риска?
   — Потому что я надеюсь, что мне это даст больше выгоды сегодня, чем завтра. Ну, а опасность? Виннету знает, что прежде чем со мной что-нибудь произойдет, я сумею это узнать.
   — Уфф! Однако ты подумал о том, что команчи, как только тебя увидят, посчитают заложником?
   — Я и об этом подумал, однако у меня существует щит, с помощью которого я сумею отвести любой выстрел и удар кинжалом.
   — Что же это за щит?
   — Большой Шиба.
   — Уфф, уфф! Я понял, что мне нет нужды предупреждать моего белокожего брата; он вполне может сделать то, что задумал.
   — Поэтому мне остается только сказать еще, как я хотел бы увидеть ваше приближение к ложбине. Она простирается в песках с запада на восток. Вы разделитесь на четыре группы, как только увидите, что команчи проехали в нее. С четвертой частью своих воинов ты поскачешь галопом на восток, к выходу из ложбины; Олд Шурхэнд поскачет с другой четвертью на юг, а Энчар-Ро с третьей четвертью — на север. Олд Уоббл с остальными продолжит свой путь и остановится у входа в ложбину, где в это время будут находиться враги, и те окажутся окруженными со всех сторон. Но, конечно, все это надо проделать так, чтобы вас никто из них не смог увидеть или услышать. Я знаю, что выстрел из моего ружья «медвежий бой» прогремит по всей долине и будет вами услышан. Как только я выстрелю, нападайте со всех сторон, и я убежден, что ни один команч от нас не уйдет. Одобряет ли этот план мой краснокожий брат?
   — Да, конечно, — ответил он коротко.
   У Олд Шурхэнда, однако, были кое-какие сомнения на этот счет, и он сказал,
   — По чести, план хороший, сэр, но мне кажется, однако, что он чересчур смел!
   — Совсем нет!
   — Подумайте: что тут сможет сделать даже очень опытный вестмен, когда в него будут стрелять?
   — Уклоняться от пуль.
   — Сэр, это легче сказать, чем сделать. Поймите, я вам полностью доверяю; однако я вас так люблю и не знаю, что…
   Но тут в разговор вмешался апач:
   — Виннету еще больше его любит и, однако, согласен отпустить; мой брат Шурхэнд может поэтому не беспокоиться; есть четыре острых глаза, которые зорко будут следить за Олд Шеттерхэндом, — это твои и мои глаза.
   — И мои тоже! — присовокупил Олд Уоббл, ударив себя в грудь. — Он доверил мне командование и может быть уверен, что ничуть не ошибся. Горе краснокожим мошенникам, если с его головы упадет хоть один волосок; моя пуля не пролетит мимо! This is clear!
   Такое темпераментное заверение надо было как-то смягчить! И я попытался его немного успокоить:
   — Не горячитесь, мистер Каттер! Я оказал вам доверие, чтобы убедиться в том, что вы не всегда поступаете своевольно, а в состоянии точно выполнить договоренность. Если это не так, то будьте уверены, что я вам уже никогда ничего не поручу. Сейчас не спеша отправляйтесь со своей группой вперед, пока не достигнете входа в ложбину, где и оставайтесь в засаде, ничего не предпринимая, пока не услышите выстрел из моего ружья. И как только прозвучит выстрел, галопом скачите вперед, пока не приблизитесь к команчам. Это все, что от вас требуется, все.
   — Well! Все вполне ясно! Я сделаю все в точности так, как вы приказали. Не хочу повторяться, что Олд Уоббл не мальчик, чтобы совершать глупости.
   — Хорошо! А теперь я должен от вас уехать, чтобы вовремя быть у противоположного конца ложбины. Удачи! Особенно в том, что касается задуманного нами.
   Это относилось главным образом к Олд Уобблу; подобное напоминание трем остальным было бы излишним. Я свернул направо и поскакал галопом по кривой, держась подальше от следов, по которым мы ехали, чтобы команчи меня не заметили. Когда я примерно через полчаса опять свернул в сторону, то увидел восточный конец ложбины перед собой; теперь я двинулся в противоположном направлении, на запад, а команчи и за ними апачи должны будут двигаться мне навстречу с востока.
   Я не скажу, чтобы меня что-нибудь особенно беспокоило; единственное, в чем я не был уверен, так это в том, как поведет себя Большой Шиба при моем появлении. Выходило, что время рассчитано верно, потому что, когда я проскакал уже примерно половину ложбины, то увидел краснокожих. Она оказалась вообще не очень глубокой, и окраинные ее уступы были достаточно пологими, однако, несмотря на это, рассмотреть оттуда равнину, где я находился, было невозможно.
   Краснокожие не считали нужным ставить колья в ложбине. Им, следовательно, не нужно было останавливаться, и они быстрой рысью приближались ко мне. Как только они заметили меня, то остановились как вкопанные. Я, естественно, тоже придержал своего коня, как будто эта встреча была для меня совершенно неожиданна, и взял в руку свой штуцер. Они тоже схватились за оружие и сделали попытку меня окружить. Тогда я поднял ружье и угрожающе воскликнул:
   — Стойте! Кто захочет меня объехать, получит пулю. Что это за краснокожие воины здесь появились?..
   Но тут я прервал свою речь на полуслове и согласно разыгрываемой мною роли удивленно уставился на вождя.
   — Уфф, уфф! Олд Шеттерхэнд! — воскликнул он вдруг, осадив свою лошадь.
   — Возможно ли? — отвечал я. — Большой Шиба, молодой, отважный вождь команчей.
   — Да, это я, — сказал он, — Олд Шеттерхэнд, наверно, с помощью духов прерии пролетел по воздуху в эту местность? Воины команчей считали, что он далеко отсюда, на западе.
   Я посмотрел на него. Казалось, что он никак не мог решить, каким тоном со мной разговаривать. Вообще-то мы были друзьями; я имел все основания ожидать от него еще сегодня дружеского расположения, однако он, кажется, пытается теперь представиться моим врагом.
   — Это кто же моему молодому краснокожему брату сказал, что я на западе? — возразил я.
   Он уже было открыл рот, чтобы ответить, что он об этом узнал от Вупа-Умуги, как, немного подумав, решил сказать:
   — Один белый охотник сказал, что хотел встретиться с Олд Шеттерхэндом как раз перед заходом солнца.
   Это была ложь. Взгляды его воинов, направленные на меня, были мрачными и враждебными. Я притворился, что совсем этого не замечаю и никого из них не видел у Голубой воды, спокойно соскочил со своего коня, присел на землю и сказал:
   — Я выкурил трубку мира с Большим Шибой, молодым вождем команчей, мое сердце очень радо встретить его столь неожиданно, спустя такое долгое время; когда друзья и братья встречаются, они друг друга приветствуют по обычаю, от которого не может уклониться ни один воин. Мой молодой брат, наверное, может соскочить со своего коня и присесть возле меня, чтобы я мог с ним поговорить!
   Взгляды его людей стали угрожающими; они были готовы напасть на меня, но он повелительным жестом остановил их. Я внимательно посмотрел на него, пытаясь разгадать его намерения. Я сказал, что мне хочется с ним поговорить. И он охотно согласился на разговор. Видимо, наши желания на этот раз совпали абсолютно.
   — Олд Шеттерхэнд прав, — проговорил он. — Вожди должны приветствовать друг друга, как это делают все славные воины.
   С этими словами он соскочил с коня и сел на землю напротив меня. Когда же его люди увидели это, они тоже оставили своих лошадей, чтобы расположиться вокруг нас. При этом некоторые из них оказались бы у меня за спиной. Опасаясь этого, я во всеуслышание сказал:
   — Разве среди сыновей команчей есть трусы, боящиеся взглянуть в лицо Олд Шеттерхэнду? Я не собираюсь и, более того, не хочу показать себя невежливым: сидеть, повернувшись спиной к храбрым воинам.
   Это подействовало; они уселись так, что все оказались у меня перед глазами. Они считали, что вполне успеют меня схватить, поскольку деться мне абсолютно некуда. Я снял трубку мира, висевшую на шнуре у меня на шее, сделал вид, что хочу ее набить, и сказал:
   — Не выкурит ли мой молодой брат Большой Шиба трубку мира калюме ³⁸, чтобы узнать, что Олд Шеттерхэнд, как и прежде, остается его другом?
   Он поднял руку, как бы отклоняя мною сказанное, и ответил:
   — Большой Шиба когда-то гордился, что имеет такого славного брата, но сейчас он очень хотел бы знать, остается ли Олд Шеттерхэнд еще его другом?
   — Ты что же, в этом сомневаешься? — спросил я, прикидываясь удивленным.
   — Я сомневаюсь.
   — Почему же?
   — Потому что я узнал, что Олд Шеттерхэнд стал врагом команчей.
   — Кто это тебе сказал, тот или обманщик, или сам ошибается!
   — Тот, кто это сказал, имел доказательства, которым я не мог не поверить!
   — Не сообщит ли мне мой молодой брат, что это за доказательства?
   — Я это сделаю. Разве Олд Шеттерхэнд не был у воды, которую называют Саскуан-куи?
   — Да, был.
   — Что тебе там было нужно?
   — Ничего. Мой путь проходил по тем местам. Я там ночевал, а утром двинулся дальше.
   — Ты там ничего не сделал?
   — Я увидел там краснокожих, которые схватили белого воина; а я ему помог освободиться.
   — А из какого племени были эти краснокожие?
   — Я потом узнал от бледнолицых, что это были команчи племени найини.
   — Какое же ты имел право освобождать этого бледнолицего?
   — Потому что он ничего не сделал плохого команчам. Я однажды так же освободил одного команча, когда тот невиновным попал в руки бледнолицых. Олд Шеттерхэнд — друг всех справедливых и добрых людей и враг всех несправедливых и злых, и он никогда не спрашивает, какого цвета кожа у пострадавшего.
   — Однако ты этим вызвал враждебность и чувство мести у команчей по отношению к себе!
   — Совсем нет.
   — Да.
   — Нет, поскольку на следующее утро я разговаривал с вашим вождем Вупа-Умуги и заключил с ним союз. Он был моим пленником, и я его отпустил.
   — А знаешь ли ты, что нужно было там, у Саскуан-куи, команчам?
   — Откуда же мне это знать? Я их не спрашивал. Наверно, они хотели наловить там рыбы.
   — Знаешь ли ты, где они сейчас?
   — Догадываюсь.
   — Где же?
   — Они отправились на запад, в Мистэйк, чтобы присоединиться к тамошним команчам, которым, как я слышал, угрожали бледнолицые всадники.
   — Уфф! — воскликнул он, изобразив на лице ироническую усмешку. Его люди посмотрели так, что мне стало ясно, что я в этот момент не могу полагаться на свое счастье. Но он продолжал:
   — А с тобой кто-нибудь еще был?
   — Несколько бледнолицых.
   — А куда вы поехали от Саскуан-куи?
   — На запад.
   — А оказался теперь так далеко на востоке от Голубой воды! Как это могло получиться?
   — Я слышал о вражде между белыми солдатами и воинами команчей. Я должен был помочь солдатам, потому что я ведь тоже белый; но, поскольку я также друг краснокожих, я попытался выйти из этого сложного для меня положения, уехав в восточном направлении.
   — Опять к Голубой воде?
   Для него, естественно, было очень важно знать, был ли я там еще раз. Я отвечал:
   — Зачем мне было туда возвращаться? Я отправился в Льяно, чтобы навестить своего молодого друга Кровавого Лиса, ты же знаешь его, ты же был когда-то его гостем и выкурил с ним трубку мира!
   — А тех бледнолицых, которые были с тобой, ты с собой туда не взял?
   — Ты об этом спрашиваешь, хотя знаешь, что мы с Кровавым Лисом договорились не выдавать нашу тайну? Мог ли я привести с собой чужих людей?
   — Где они сейчас?
   — Когда я с ними расстался, они собирались ехать к Рио-Гранде и Эль-Пасо.
   — Кровавого Лиса ты встречал?
   — Да.
   — А где он сейчас?
   — Наверное, в своем доме.
   — Что-то быстро ты от него уехал. Разве он не хотел оставить у себя подольше в гостях своего знаменитого брата Олд Шеттерхэнда?