Драйзер Теодор. Гений

еще царило спокойное величие внушительных особняков и атмосфера
консервативного богатства. На Четырнадцатой улице Анджела издали увидела
арку Вашингтона, залитую желтовато-белым заревом электрических фонарей.
- Что это такое? - заинтересовалась она.
- Это арка Вашингтона, - ответил Юджин. - Она видна из нашей квартиры,
с южной стороны площади.
- Как красиво! - воскликнула она.
Арка привела Анджелу в восторг, а когда они миновали ее и их взорам
открылась вся площадь, ей показалось, что она в раю и что жить тут просто
наслаждение.
- Здесь? - спросила она, когда кэб остановился у здания, где
находилась студия.
- Да, здесь. Тебе нравится?
- Очень, - ответила она.
Они поднялись по белым каменным ступеням старинного дома и далее по
лестнице, устланной красной дорожкой, на третий этаж и вошли в тесную
студию, где Юджин, чиркнув спичкой, зажег (для большего эффекта) восковые
свечи. По мере того как он зажигал одну свечу за другой, мягкий свет все
ярче озарял комнату, и тогда Анджела увидела старинные стулья чиппендейл,
письменный стол хепелуайт, фламандский ларь, в котором хранились старые и
новые рисунки, зеленую сеть, усыпанную блестящими осколками, напоминавшими
рыбью чешую, четырехугольное зеркало в золоченой раме над камином, а на
мольберте - большую, сразу бросившуюся ей в глаза картину: три паровоза в
серую, пасмурную погоду. Все это показалось Анджеле верхом красоты. Теперь
она поняла, насколько велика разница между банальной роскошью отеля и
обстановкой студии, в которой чувствовался своеобразный вкус ее владельца.
Тяжелые канделябры-семисвечники по обеим сторонам квадратного зеркала
ошеломили ее, а черный рояль, стоявший в углублении за наполовину
задернутой сетью, вызвал у нее возглас восхищения.
- О, как красиво! - воскликнула она, подставляя Юджину лицо для
поцелуя.
Он обнял ее, и она снова принялась изучать картины, мебель, медные и
бронзовые безделушки.
- Когда же ты все это раздобыл? - спросила она, потому что Юджин не
успел ей рассказать о своей удаче: как он узнал о предстоящем отъезде
Декстера и снял у него студию, с условием вносить за нее арендную плату и
содержать в порядке.
- Студия не моя, - небрежно ответил он, растапливая камин, в котором
швейцар заранее приготовил дрова. - Я снял ее на время у Рассела Декстера.
Он уехал в Европу, где пробудет до следующей зимы. Я подумал, что это
лучше, чем ждать твоего приезда и потом уже обставлять квартиру. Мы успеем
это сделать и будущей осенью.
Он надеялся, что весною ему удастся устроить выставку и что-нибудь
выгодно продать. Так или иначе, выставка принесет ему известность и даст
возможность больше зарабатывать.
У Анджелы упало сердце, но уже через секунду она овладела собой. Разве
не чудо, что Юджину удалось снять хотя бы на время такую замечательную
студию. Она глянула в окно. Перед нею расстилалась окаймленная рядами домов
огромная площадь с купами деревьев, еще сохранявших редкую пыльную листву,
с десятками фонарей, которые шипя излучали ослепительно яркий свет, с
изящными контурами желтовато-белой арки у выхода на Пятую авеню.
- До чего здесь хорошо! - снова воскликнула она и, подбежав к Юджину,
обвила его шею руками. - Я и думать не могла, что будет так чудесно. Как ты
меня балуешь.
Она протянула ему губы, и он ущипнул ее за щеку и поцеловал. Они
вместе обошли кухню, спальню и ванную, а немного спустя задули свечи и
отправились на покой.

ГЛАВА II

После тишины маленького городка, после однообразия и простоты
провинциальной жизни и скучных, утомительных обязанностей сельской
учительницы незнакомый мир, в который окунулась Анджела, показался ее
изумленному взору исполненным красоты, радостной новизны и счастья. Если
человеческие чувства быстро притупляются под действием часто повторяющихся
впечатлений, то столь же свойственно им преувеличивать красоту и прелесть
непривычного. Раз это ново, то должно быть лучше, чем все, что было раньше.
Как часто внешняя обстановка, которой мы себя окружаем, меняет наше
отношение к жизни! Если человек был беден, богатство сделает его на время
как будто счастливым. Если он находится среди людей чуждых взглядов, то,
очутившись в благоприятном окружении, он будет некоторое время думать, что
все его затруднения разрешены. Это показывает, как мало знакомо нам то
внутреннее спокойствие, которое не могут поколебать никакие изменения в
наших материальных условиях.
Когда Анджела проснулась на другое утро, студия, где ей предстояло
жить, показалась ей верхом совершенства. Она восхищалась вкусом, с каким
все было расставлено, и радовалась таким удобствам, как ванна с горячей и
холодной водой тут же, рядом со спальней, и кухня с аккуратными рядами
необходимой посуды и утвари. Из небольшого уголка, где они устроили
столовую, видна была сама студия. Здесь Анджела получила свои первые
представления об искусстве, предметом которого является природа, красота
форм человеческого тела, многообразие красок и оттенков. Как это было
непохоже на существование школьной учительницы! Когда она сравнивала
длинный, приземистый старенький дом в Блэквуде, его подслеповатые окошки,
затененные плющом, небрежно разбросанные клумбы и большую лужайку - с этой
студией, тесно заставленной и замысловато убранной, с окнами, выходящими на
Вашингтон-сквер, все было в пользу последней. Впрочем, по мнению Анджелы,
их даже и сравнивать было нельзя. Если бы она прочитала мысли Юджина, ей
трудно было бы понять, что ее родной городок, уединенная ферма ее отца,
голубые воды маленького озера и тени высоких деревьев на лужайке сроднились
в его представлении не только со всем, что есть истинно прекрасного, но и с
ее собственным очарованием. Среди всей этой красоты она и сама была
прекрасной. Она не понимала, как много теряет, расставшись с ней. Самой
Анджеле эти спутники ее прежней жизни казались теперь неприглядными,
ненужными, не стоящими внимания.
Зато новый мир был для нее в своем роде чудесной пещерой Аладина.
Когда она утром глянула из окна на огромную площадь и впервые увидела ее,
залитую ярким солнцем, с рядом внушительных кирпичных зданий на севере и с
гигантским небоскребом на востоке, увидела грузовики, подводы, трамваи и
экипажи, грохотавшие внизу по мостовой, на нее повеяло молодостью и
энергией.
- Придется нам одеться и идти завтракать в ресторан, - сказал Юджин. -
Я не догадался что-нибудь припасти. Признаться, я не знал бы даже, что
купить, если б и захотел. Мне еще никогда не приходилось хозяйничать.
- Не важно, - ответила Анджела, гладя его руки. - Давай лучше не
ходить в ресторан, разве только не удастся ничего придумать. Сначала я
загляну сюда.
Не теряя времени, она направилась в крохотный чуланчик, отведенный под
кухню, посмотреть, что там есть из посуды. Она мечтала о том, как будет
готовить, вести хозяйство, ухаживать за Юджином, баловать его, и вот теперь
ей представлялась эта возможность. Оказалось, что у Декстера, их щедрого
хозяина, было много всяких необходимых в хозяйстве вещей: два фарфоровых
сервиза, - обеденный и кофейный - коричневый и голубой, кофеварка,
прелестный матово-синий чайник с такими же чашками, вафельницы всех фасонов
и размеров, сотейник для жаркого, всевозможные кастрюли и сковородки, а
также в изобилии ножи и вилки, серебряные и простые. По-видимому, он время
от времени принимал гостей, так как Анджела нашла хлебницу, сухарницу,
банки для сахара, муки и соли, а в маленьком шкафчике с выдвинутыми ящиками
всякие пряности.
- Да тут ничего не стоит самой что-нибудь приготовить, - сказала
Анджела, зажигая газ, чтобы убедиться, в порядке ли плита. - Я сбегаю
только в магазин, если ты меня проводишь, и закуплю все, что нужно. Это
займет несколько минут. Потом я уж сама осмотрюсь.
Юджин охотно согласился. Анджела всегда считала, что из нее выйдет
идеальная хозяйка, и теперь, когда ее Юджин был с нею, ей не терпелось
скорее приступить к делу. Вот будет удовольствие показать ему, как она
прекрасно управляется с хозяйством, как работа спорится у нее в руках, как
бережно она обращается с деньгами - их общим достоянием.
Убедившись, что искусство не бог весть какое доходное занятие, Анджела
сокрушалась в душе, что не принесла мужу приданого. Но она знала, что Юджин
не придает этому значения. Ведь он так непрактичен. Он, конечно, великий
художник, но в житейских делах совершенное дитя, особенно по сравнению с
ней. Да и не удивительно - ведь она столько времени покупала все
необходимое для своих братьев и сестер, выгадывая каждый цент.
Анджела свернула волосы в аккуратный узел, вынула из саквояжа (сундуки
еще не прибыли) изящное домашнее светло-зеленое платьице, надела его и с
Юджином в качестве проводника отправилась разыскивать магазины. Когда они
стояли вместе у окна, он объяснил ей, что в переулках, радиусами
расходящихся к югу от площади, тянутся рядами лавки итальянских торговцев -
мясников, булочников, зеленщиков, в один из таких переулков они сейчас и
направились.
Очутившись на оживленной улице, Анджела ахнула - такое кругом было
движение и столько толпилось народа.
Они купили картофеля, помидоров, яиц, муки, масла, бараньих котлет и
соли - с десяток всяких пакетов и всего понемножку - и поспешили обратно в
студию. Некоторые лавки своим видом произвели на Анджелу отталкивающее
впечатление. Попадались, правда, и довольно опрятные, и все же ей
представлялось странным делать покупки в итальянском квартале, среди
шумливой, оживленно жестикулирующей оравы женщин и детей со смуглыми, как
дубленая кожа, лицами и лихорадочно горящими глазами. Юджин, в коричневом
костюме и мягкой зеленой шляпе, казался здесь человеком из другого мира. Он
был такой стройный и так выделялся среди окружающих своим спокойным
достоинством и сдержанной речью, когда, обращаясь к ней, делился своими
впечатлениями.
- Они особенно хороши с серьгами в ушах, - сказал он про итальянок.
- Этот угольщик - настоящий корсиканский бандит, - заметил он в другом
случае.
- Посмотри на ту старуху, с нее можно писать Эндорскую волшебницу.
Анджела была целиком поглощена покупками. Она весело улыбалась Юджину,
но думала о своем. Все ее мысли были заняты тем, в каких количествах
закупить продукты, где хранить молодой картофель, вполне ли чист ледник,
сколько времени потребуется на то, чтобы осторожно обмахнуть пыль со всего,
что стоит в студии. Голые кирпичные стены зданий, грязь и отбросы в
водосточной канаве, голодные, тощие бродячие собаки и кошки, густые толпы
пешеходов - во всем этом она не находила ровно ничего живописного. И, лишь
прислушавшись к замечаниям Юджина, звучавшим очень серьезно, она стала
догадываться, что окружающее представляет в глазах художника какой-то
интерес. Если Юджин так говорит, - значит, так и есть. Удивительный это
мир, каков бы он ни был, - и, несомненно, она будет очень, очень счастлива.
Они позавтракали горячими бисквитами с маслом, омлетом с помидорами,
жареным картофелем со сметаной и кофе. Юджин, столько времени
довольствовавшийся однообразной ресторанной стряпней, нашел этот завтрак
идеальным. Сидеть в собственной квартире, против очаровательной жены,
которая только и думает, как бы тебе угодить, перед обильным столом,
уставленным блюдами, лучше которых ты никогда не едал, - ничего более
приятного нельзя и представить. И он мысленно рисовал себе счастливое
будущее, если только удастся добыть средства для такой жизни. Конечно,
денег потребуется много, гораздо больше, чем он до сих пор зарабатывал, но
он все же рассчитывал свести концы с концами. После завтрака Анджела играла
на рояле, а потом, когда Юджин выразил желание поработать, она уже
по-настоящему взялась за свои хозяйственные обязанности. Как раз прибыл
багаж, не говоря уже о том, что надо было позаботиться о втором завтраке и
обеде, - а тут и любовь предъявляла свои права, - словом, дел у нее
набралось больше чем достаточно.
Первое время эта жизнь казалась им восхитительной. Юджин предложил
пригласить к обеду Смайта и Мак-Хью - самых близких своих приятелей.
Анджела охотно согласилась, тем более, что и сама горела желанием
познакомиться с друзьями Юджина. Пусть убедятся, что она не хуже других
умеет принять гостей. Она стала усиленно готовиться к среде - на этот день
был назначен обед - и уже с самого утра была как на иголках, до того ей
хотелось увидеть, что представляют собой друзья Юджина, и узнать, какого
они будут мнения о ней.
Званый обед сошел как нельзя лучше. Студия произвела на двух веселых
друзей большое впечатление, и они не скупились на похвалы, а Юджина
поздравляли с тем, что судьба наградила его такой женой. Анджела в том же
платье, что и на обеде в Буффало, была очень эффектна, а ее густые
золотистые волосы совершенно очаровали Смайта и Мак-Хью.
- Ух, какие косы! - потихоньку заметил Смайт своему приятелю, так
чтобы хозяева не услышали.
- Да, ничего не скажешь, - ответил Мак-Хью. - И вообще хозяюшка у него
хоть куда, не правда ли?
- Еще бы! - сказал Смайт, которого восхищали безыскусственность и
добродушие этой девушки с Запада.
Немного погодя они в несколько более изысканных выражениях высказали
свое восхищение вслух, и Анджела была чрезвычайно довольна.
Мариетта, только что приехавшая в Нью-Йорк, еще не показывалась
гостям. Она переодевалась в единственной спальне, которой располагала
студия. Анджела, в своем очаровательном наряде, лично наблюдала за
приготовлениями к обеду. С помощью швейцара она раздобыла девушку, которая
помогла ей прислуживать за столом, но кухарку так и не удалось найти. Обед
состоял из супа, рыбного блюда, жареных цыплят и салата. Наконец вышла
Мариетта, совершенно обворожительная в своем розовом шелковом платье. При
виде ее Смайт и Мак-Хью остолбенели, и Мариетта немедленно пустила в ход
свои чары. Для этой девушки не существовало разницы между мужчинами - она
каждого готова была сделать своим рабом, надеть на вертел своей красоты и
томить в соку любовных терзаний. Впоследствии Юджин прозвал улыбку Мариетты
кинжалом. Стоило ей улыбнуться, как он восклицал:
- А! Клинок снова вынут из ножен! В кого-то он сегодня вонзится?
Бедная жертва!
Теперь он был зятем Мариетты и мог позволить себе обнять ее за талию,
а она пользовалась родственными отношениями, чтобы целоваться с ним. В
Юджине было что-то, что всегда влекло ее, и в течение этих первых дней
после свадьбы сестры она давала волю своему давнишнему желанию чувствовать
себя в его объятиях, оставаясь, однако, начеку и тем самым заставляя его
держаться в рамках. Втайне ее очень интересовало, насколько она ему
нравится.
Едва она показалась, Смайт и Мак-Хью вскочили и принялись хлопотать
вокруг нее. Мак-Хью предложил ей свое место у камина. Смайт не отставал от
друга.
- Я провела чудесную неделю в Вест-Пойнте, - весело затараторила
Мариетта. - Вы представляете, все время танцы, парады, прогулки с военными.
- Предупреждаю вас обоих - вы на краю пропасти, - сказал Юджин, уже
усвоивший привычку дразнить Мариетту. - Эта женщина опасна. И вам, как
художникам с именем, не мешает поостеречься.
- Как вам не стыдно, Юджин, - рассмеялась Мариетта, показывая свои
прелестные зубки. - Ну вы подумайте, мистер Смайт, разве это не безобразие
так рекомендовать сестру своей жены? Тем более что я приехала всего на
несколько дней, у меня и времени-то в обрез. Я нахожу, что это
возмутительно.
- Это просто позор, - отозвался Смайт, обнаруживая полную готовность
сделаться ее жертвой. - Не такой вам нужен был зять. Если б вы имели дело с
человеком, которого я хорошо знаю...
- Форменное издевательство, - добавил со своей стороны Мак-Хью. -
Впрочем, много времени вам и не понадобится.
- Ну, уж это совсем не по-рыцарски, - рассмеялась Мариетта. - Я вижу,
что все здесь против меня, за исключением мистера Смайта. Но ничего, вы еще
пожалеете, когда я уеду.
- Охотно этому верю, - с чувством сказал Мак-Хью.
Смайт ничего не сказал. Он просто млел от восторга перед этой
девушкой, у которой цвет лица напоминал персики со сливками. Он пожирал
взглядом ее волнистые каштановые волосы, блестящие голубые глаза и точеные
руки. Каким раем должна быть жизнь с этим веселым и добродушным созданием.
"Интересно было бы знать, - думал он, - что представляет собой семья, с
которой Юджин породнился. Анджела, Мариетта, брат в Вест-Пойнте - не иначе
как милые, добропорядочные и состоятельные люди". Мариетта отправилась на
кухню помогать сестре, и Смайт, воспользовавшись отсутствием Юджина, шепнул
приятелю:
- Что ты скажешь? Ведь он совсем не плохо устроился? А эта, помоложе,
- настоящая красотка! Она, пожалуй, перещеголяет сестру.
Мак-Хью только глазел по сторонам. Все здесь приводило его в
восхищение. Старинная мебель, ковры, портьеры, картины, горничная в белом
передничке и наколке, Анджела, Мариетта, стол, накрытый белоснежной
скатертью и уставленный разноцветным фарфором, серебряные канделябры -
подумать только, что в каких-нибудь десять дней с Юджином произошло такое
превращение. Уж действительно кому повезет... Эта студия была редкостной
находкой... Ведь вот другим... И Мак-Хью задумчиво покачал головой.
- Ну, - спросил Юджин, который выходил в спальню, чтобы переодеться к
обеду, - что ты скажешь, Питер?
- Скажу, что ты идешь в гору, Юджин. Я никак не ожидал. Благодари
небо. Тебе, безусловно, везет.
Юджин загадочно улыбнулся. "Действительно ли это так?" - подумал он.
Ни Смайту, ни Мак-Хью, ни кому другому и невдомек, при каких
обстоятельствах все произошло. Сколько в общем лицемерия на свете! Даже
смешно, до чего обманчива видимость! Если бы кто-нибудь знал, какая
необходимость толкнула его на поиски квартиры и с каким тяжелым сердцем он
взялся за это.
Мариетта вернулась в студию, а с нею и старшая сестра. Анджела
прониклась теплым чувством к обоим друзьям мужа - к этим мальчикам, как она
уже мысленно их называла.
Юджин усвоил себе манеру характеризовать каждого, о ком бы ни
заговорил, как "славного малого" - его обычное определение. Так и эти двое
одаренных молодых людей были для него всего лишь славными ребятами из
провинции, как и сам он, и Анджела стала относиться к ним так же.
- Мне бы очень хотелось как-нибудь набросать ваш портрет, миссис
Витла, - сказал Мак-Хью, когда Анджела снова заняла свое место у камина. В
последнее время он пробовал свои силы в портретной живописи и рад был
случаю попрактиковаться.
Анджела пришла в восторг и от лестного предложения и оттого, что
услышала в первый раз "миссис Витла" из уст старого друга Юджина.
- Я буду очень рада, - ответила она зардевшись.
- Честное слово, ты прелестна, Ангелочек! - воскликнула Мариетта,
обнимая сестру за талию. - Нарисуйте ее с косами, мистер Мак-Хью, ведь она
совершеннейшая Гретхен.
Анджела снова вспыхнула.
- Я, собственно, сам об этом подумывал, Питер, - сказал Юджин. - Но
так и быть, попробуй ты. Я не большой мастер по части портрета.
Смайт улыбнулся Мариетте. Ему бы очень хотелось нарисовать ее, но
человеческие фигуры давались ему плохо, разве лишь как детали для его
морских видов. При этом мужчины удавались ему лучше женщин.
- Вот если б вы были старым морским волком, мисс Блю, - сказал он,
обращаясь к Мариетте, - я бы создал из вас шедевр.
- Что ж, за этим дело не станет, если только вы напишете мой портрет,
- весело отозвалась она. - Воображаю, как бы я была хороша в высоких
сапогах и в непромокаемом плаще, не правда ли, Юджин?
- По-моему, вы были бы красавицей, - сказал Смайт. - Приходите к нам в
студию, и я вас наряжу. У меня есть полный костюм моряка.
- Непременно приду, - рассмеялась Мариетта. - Вы только скажите -
когда.
Мак-Хью почувствовал, что Смайт обгоняет его, и, чтобы наверстать
упущенное, удвоил внимание к Мариетте.
- Послушай, Джозеф, - запротестовал он, - я только собрался предложить
мисс Блю написать ее портрет.
- Опоздал, - ответил Смайт. - Ты бы еще подольше думал.
Мариетту поразила обстановка, в какой жили Анджела и Юджин. Она была
подготовлена к тому, что увидит, как живут художники, но эта студия
превзошла все ее ожидания. Анджела рассказала ей, что квартира не
принадлежит Юджину, но в глазах Мариетты это не играло большой роли. Факт
тот, что сейчас это его студия. Он получил ее благодаря своим связям в
обществе и в кругах художников. Он и Анджела блестяще начинали совместную
жизнь. Если бы она могла рассчитывать на такой прелестный уголок для начала
своей замужней жизни, она была бы вполне довольна.
Потом все сели за круглый стол из тикового дерева - одно из сокровищ
Декстера, - и временная горничная Анджелы стала подавать обед. Беседа
велась легко и непринужденно - собственно, ни о чем, больше для того, чтобы
поближе познакомиться друг с другом. Молодые художники очень понравились
Анджеле и Мариетте, поскольку обе они угадывали в своих собеседниках
некоторую житейскую положительность. Те, не рисуясь, говорили об испытаниях
и удачах, которые выпадают на долю художника, о том, как трудно добиться
хорошего заработка; они, по-видимому, были на дружеской ноге со
знаменитостями из разных кругов общества - величайшая награда всякого
таланта.
За обедом Смайт рассказывал о своих приключениях на море, а Мак-Хью -
о жизни в горняцких поселках Запада. Мариетта принялась описывать своих
висконсинских поклонников, высмеивая простоватых блэквудских обывателей, и
Анджела вторила ей. Наконец Мак-Хью сделал карандашный набросок, изобразив
Мариетту в сопровождении длинного хвоста деревенских воздыхателей, от
которых она лицемерно отворачивается, воздев очи к небу.
- Ну, это уж совсем жестоко! - воскликнула она, когда Юджин, увидев
рисунок, стал от души хохотать. - Я никогда так не закатываю глаза.
- Нет, он правильно тебя нарисовал, - заявил Юджин. - Ты - широкая,
усыпанная цветами тропа, которая ведет к погибели.
- Не обращай внимания, Бэбиетт, - вставила Анджела, - я за тебя
заступлюсь, если никто другой не заступится. Ты милая, скромная, робкая
девушка, и вообще ни на кого не смотришь, не правда ли?
Анджела встала и шутливо прижала к себе голову Мариетты, как бы
выражая сочувствие ее безутешному горю.
- Вот чудесное имя, - восхитился Смайт, растроганный красотой
Мариетты.
- Бедная Мариетта, - сказал Юджин. - Подойди ко мне, я тебя тоже
пожалею.
- Вы не так поняли мой рисунок, мисс Блю, - весело заметил Мак-Хью. -
Я просто хотел показать, каким успехом вы пользуетесь.
Когда провожали гостей, Анджела стояла рядом с Юджином, охватив его
гибкой рукой. Мариетта кокетничала на прощанье с Мак-Хью. Какое большое
преимущество у его друзей, думал Юджин, они холостяки и могут сколько
угодно шутить с Мариеттой и ухаживать за нею. Для него все это кончено. Он
уже никогда не сможет любезничать ни с одной девушкой. Он должен вести себя
серьезно, быть сдержанным и осторожным. Юджину стало больно от этой мысли.
Он вдруг почувствовал, что это вовсе ему не свойственно. Ему хотелось быть
таким, как всегда, - ухаживать за Мариеттой, если бы она позволила, а вот и
нельзя. Когда дверь за гостями закрылась, он подошел к камину.
- Какие они оба милые! - воскликнула Мариетта. - Мак-Хью такой
забавный. Он с большим юмором.
- Смайт тоже славный, - заступился Юджин за своего друга.
- Оба они чудесные, просто чудные.
- И мне понравился Мак-Хью, он такой оригинал, - заметила Анджела. -
Но и мистер Смайт тоже славный и очень положительный. Большего нельзя и
требовать от мужчины. А все-таки нет никого на свете лучше моего Юджина, -
нежно сказала она, обнимая его.
- О боже, вы опять за свое! - воскликнула Мариетта. - Ну, я иду спать.
Юджин вздохнул.
Они припасли кушетку для Мариетты, с тем чтобы по уходе гостей
поставить ее в альков за унизанный блестками занавес.
Юджин с грустью думал о том, что любовь Анджелы для него уже не
новость. Этого не было бы, если б он женился на Мариетте или Кристине. Он
все больше убеждался, что питает к жене только физическое влечение. И этим
ему придется довольствоваться? Разве это возможно? Эта мысль повлекла за
собой множество других мыслей, которые с этих пор уже не покидали его, хотя
он не всегда замечал их присутствие и ощущал их не с одинаковой остротой.
Мгновенная вспышка жалости, страсть, восхищение могли на время заглушить
их, но, в сущности, они не оставляли его. Он сделал ошибку. Он сам накинул
себе петлю на шею. Он подчинился условностям, которых отнюдь не одобрял.
Как поправит он теперь совершившееся? И поправимо ли оно вообще?

ГЛАВА III

Но какие бы мысли Юджин ни таил в душе, он начал свою семейную жизнь с
видом человека, достаточно серьезно относящегося к браку. Раз уж он женат и
связан законными узами, решил он, остается только примириться. Было время,
когда у него мелькала надежда, что можно будет скрывать от всех свою
женитьбу и не показывать Анджелу друзьям, но такую мысль пришлось
отбросить, когда он увидел, как отнеслись к его браку Мак-Хью и Смайт. А
главное, приходилось считаться с самой Анджелой. Он стал подумывать о том,
что нужно бы известить о своей женитьбе друзей - Мириэм Финч и Норму