Драйзер Теодор. Гений

Остерегайтесь скандала - поскольку это касается вашей службы у меня,
скандал будет иметь для вас роковые последствия. Мне не раз приходилось
расставаться с прекрасными работниками, потому что деньги вскружили им
голову и они наделали глупостей - из-за какой-нибудь женщины или просто
из-за женщин вообще. Пусть этого не случится с вами. Вы мне симпатичны. Я
бы хотел, чтобы вы преуспели в жизни. Держите же себя в руках, если можете.
Будьте благоразумны. Не действуйте сгоряча. Это лучший совет, какой я могу
вам дать. А засим желаю успехов!
Мистер Кэлвин жестом показал, что разговор окончен, и Юджин поднялся.
Он недоумевал, как этот человек мог так глубоко заглянуть в его душу. Все,
что он сказал, была правда, и Юджин знал это. Каким-то образом мистер
Кэлвин сумел прочитать его самые затаенные чувства и мысли. Недаром он
стоял во главе такого большого предприятия. Люди были для него открытой
книгой.
Юджин вернулся к себе в кабинет, решив принять к сведению преподанный
урок. Он всегда должен сохранять трезвую голову. "Я, кажется, сам давно мог
прийти к такому выводу - мало ли била меня жизнь", - пронеслось у него в
голове, и больше он об этом не думал.
Весь тот год, как и следующий, когда оклад его повысился до двенадцати
тысяч, Юджин процветал. Он очень сдружился с Миллером. У Миллера бывали
хорошие мысли по части рекламы, а у Юджина оформительские и издательские
идеи. Они охотно появлялись повсюду вместе и получили прозвище "сынки
Кэлвина" и "блистательные близнецы". У Миллера Юджин научился играть в
гольф (хотя ему плохо давалась эта наука, и он так и не стал хорошим
игроком), а также в теннис. Он играл вместе с миссис Миллер, Анджелой и
Таунсендом на своем теннисном корте или у них. Вместе они совершали частые
прогулки верхом и в автомобиле. Во время танцев, которые он очень полюбил,
на званых обедах и вечерах Юджин знакомился с интересными молодыми
женщинами. Обе супружеские пары получали частые приглашения, но Юджин
вскоре убедился, - так же, как и Миллер и его жена, - что светские женщины
определенного типа больше интересуются им, чем Анджелой.
"О, Витла - умница!" - восторгались дамы. На Анджелу эти восторги не
распространялись, а нередко добавлялось даже, что ее нельзя и сравнить с
мужем. Она, конечно, очень милая и достойная женщина и все такое, но
"Знаете, что я вам скажу, дорогая, с ней так трудно; она какая-то вялая -
ни рыба, ни мясо".
В этот период Анджела впервые серьезно задумалась над тем, что на
Юджина может отрезвляюще подействовать рождение ребенка. Хотя они давно уже
могли бы позволить себе иметь детей и хотя Юджину, при его увлекающейся
натуре, полезно было бы взвалить на плечи какой-то дополнительный груз, до
сих пор Анджела не решалась подвергнуть себя этому испытанию. Надо сказать,
что она не только страшилась забот и тревог, с которыми (благодаря опыту с
племянниками) связывалось у нее представление о детях, но еще и очень
опасалась за исход родов. От своей матери она слыхала, будто уже в раннем
детстве можно сказать, будет ли девочка хорошей и здоровой матерью или нет
и будут ли у нее вообще дети. У Анджелы, как говорила ее мать, детей не
будет. Анджела склонна была верить этому предсказанию (хотя никогда не
сообщала о нем Юджину) и в то же время принимала все меры, чтобы не иметь
детей.
Теперь, однако, прожив с Юджином столько лет, она видела, в какую
сторону направлены его мысли и какое влияние оказывает на него материальное
благополучие, и это наводило ее на мысль о ребенке (конечно, если это не
будет связано с большими жертвами и опасностью для жизни), как о средстве
держать мужа в руках и влиять на него. Может быть, он полюбит ребенка. Во
всяком случае, у него появится чувство ответственности. Поскольку все
окружающие будут ждать от него благоразумного поведения, он постарается
соответственно и вести себя, - ведь он сейчас так на виду! Анджела долго и
со всех сторон обдумывала этот вопрос, но из страха перед всякими
трудностями не принимала никакого решения. Она внимательно прислушивалась к
разговорам знакомых женщин и приходила к выводу, что с ее стороны, пожалуй,
было ошибкой не иметь детей, по крайней мере одного или двух, и что она,
вероятно, могла бы быть матерью, если бы захотела. Некая миссис Санифор,
довольно часто бывавшая у нее в Филадельфии (они познакомились у Миллеров),
уверяла Анджелу, что ей рано отказываться от надежды стать матерью, хоть
она и пропустила лучшее время для первых родов. Миссис Санифор знала много
таких случаев.
- На вашем месте, миссис Витла, я поговорила бы с врачом, -
посоветовала она ей однажды. - Он вам скажет. Я убеждена, что вы можете
родить. Медицина теперь знает много способов, облегчающих роды, - диета,
гимнастика. Хорошо бы вам побывать у моего врача.
Анджела решила, что последует этому совету, - из любопытства, да и
вообще на всякий случай когда-нибудь в будущем. И эскулап, осмотревший ее,
сказал, что, по его мнению, она может родить. Придется, конечно,
подчиниться строгому режиму и с помощью гимнастики и массажа хотя бы
отчасти восстановить эластичность мышц. Во всем остальном она здоровая и
нормальная женщина, и ей нечего опасаться каких-то сверхъестественных
страданий. Это очень обрадовало и успокоило Анджелу. У нее в руках
появилось оружие против ее господина, цепь, которой она могла привязать
его. Она не хотела решаться на это немедленно. Вопрос был слишком
серьезный. Нужно было подумать. Но ей приятно было сознание, что это в ее
власти. Разве только Юджин образумится...
Работая в агентстве Саммерфилда, а потом в Филадельфии, в издательстве
"Кэлвин", Юджин, несмотря на высокий, с каждым годом возраставший оклад, не
сделал в сущности больших сбережений. Анджела позаботилась о том, чтобы
вложить часть их капитала в акции Пенсильванской железной дороги,
казавшиеся ей достаточно надежными, а также в участок земли (в Верхнем
Монтклере, штат Нью-Джерси, неподалеку от Нью-Йорка) размером двести на
двести футов, где они при желании могли когда-нибудь поселиться. Деловые
связи Юджина влекли за собой неизбежные траты; кроме того, приходилось
ежегодно платить членские взносы (расход, им дотоле неизвестный) в целый
ряд клубов, куда он был принят, - "Болтусрол гольф-клуб", "Ийр
теннис-клуб", "Филадельфийский загородный клуб" и другие. Необходимость
иметь скромный автомобиль - конечно, не пятиместный - была совершенно
очевидна. Однако кратковременный опыт с собственной машиной послужил Юджину
хорошим уроком. Выяснилось, что содержание автомобиля обходится непомерно
дорого. Бесконечные починки, жалованье шоферу и, наконец, авария, во время
которой сильно пострадал внешний вид автомобиля, быстро заставили Юджина
отказаться от этого вида собственности. В случае надобности можно
пользоваться и такси. Таким образом, с этим символом роскоши было
покончено.
Любопытно отметить, что в тот период они заметно отдалились от своих
родственников на Западе. Юджин уже почти два года не бывал на родине, а что
касается Анджелы, то она после переезда в Филадельфию видела из всей своей
семьи только брата Дэвида. Осенью, на третьем году их пребывания в
Филадельфии, скончалась ее мать, и Анджела ненадолго съездила в Блэквуд.
Весной следующего года умер отец Юджина. Миртл переехала в Нью-Йорк, ее муж
служил теперь представителем одной провинциальной мебельной фирмы,
содержавшей здесь постоянную выставку. Она захворала сильным нервным
расстройством и, как слышал Юджин, увлеклась "христианской наукой". Генри
Берджес, муж Сильвии, стал директором банка, в котором работал уже много
лет, а когда старик Берджес внезапно умер, он продал кому-то его газету.
Мариетта писала, что приедет в будущем году, пусть Юджин найдет ей богатого
жениха. Но Анджела по секрету сообщила мужу, что ее сестра помолвлена на
сей раз окончательно и выходит замуж за крупного лесопромышленника из
Висконсина. Все старые знакомые были в восторге от удачи Юджина, хотя очень
жалели, что он отказался от карьеры художника. Его успех в области
рекламного дела привлекал внимание; говорили, что он влиятельное лицо в
редакции "Норс-Америкен". Итак, он процветал.

ГЛАВА XXXVIII

Однако самое лестное предложение было сделано Юджину осенью, на
третьем году его работы в Филадельфии, и случилось это совершенно для него
неожиданно, когда он совсем уже свыкся с мыслью, что обрел прочное
пристанище, и прекрасно чувствовал себя среди своих сослуживцев. В то время
не только в издательском деле, но и в других отраслях промышленности часто
случалось, что люди, занимавшие сколько-нибудь видные административные
должности, выдвигались на посты еще гораздо более видные и ответственные.
Большинство крупных предприятий, которые ранее управлялись своими
основателями, теперь переходили в руки наследников, пайщиков или
акционеров, причем лишь очень немногие из этих новых владельцев имели хоть
какое-то понятие о деле, которым призваны были управлять.
Хайрем С. Колфакс не был издателем по призванию. Контрольный пакет
акций компании "Суинтон-Скадер-Дэйвис" достался ему в результате одной из
тех финансовых комбинаций, которые нередко отдают овец отнюдь не самым
опытным и внимательным пастырям. Колфакс был достаточно энергичным
человеком, и любое его предприятие оказывалось доходным, так как в крайнем
случае он умел выгодно сбыть его с рук. Иными словами, это был финансист.
Отец его, разбогатевший мыловар из Новой Англии, набравшийся радикальных
идей, решил заняться пропагандой таких популярных в то время доктрин, как
теория единого земельного налога Генри Джорджа, социализм и тому подобное.
Эти идеи он всеми способами пытался пропагандировать, но, не будучи ни
опытным оратором, ни опытным публицистом, а всего лишь опытным дельцом и
мыслящим человеком, успеха не имел. Неудачи эти очень огорчали его. Было
время, когда он подумывал купить или даже основать газету в Бостоне, но,
познакомившись с делом поближе, убедился, что коммерческая газета - весьма
рискованное предприятие. Тогда он принялся субсидировать небольшие
еженедельники, которые должны были распространять его взгляды, однако это
давало ничтожные результаты. Его интерес к журнальному миру привлек к нему
внимание Мартина У. Дэйвиса, одного из компаньонов фирмы
"Суинтон-Скадер-Дэйвис", чья торговая марка на книгах, журналах и
еженедельниках была известна в стране не менее, чем марка Оксфорда на
английской Библии.
Компания "Суинтон-Скадер-Дэйвис" находилась в тяжелом финансовом
положении. Издательство по разным причинам пришло в полный упадок. Джона
Джейкоба Суинтона и Оуэна Б. Скадера, людей, по-настоящему преданных
книжному и журнальному делу, давным-давно не было в живых. Мистер Дэйвис
пытался вести дело разумно и честно, в интересах многочисленных
наследников, но разум и честность приносили мало пользы, так как не могли
заменить знаний и опыта, которых у него не было. В издательстве было
достаточно редакторов, рецензентов, критиков, заведующих производством и
редакциями, коммерческих директоров, агентов по распространению книг и так
далее, из которых каждый в отдельности мог бы отлично справиться со своей
частью работы, но в целом они с ней не справлялись и только переводили
много денег.
Большой ежемесячник, пользовавшийся широкой популярностью, находился в
ведении старика, просидевшего в редакторском кресле чуть ли не сорок лет.
Еженедельником руководил неопытный юнец, молодой человек двадцати девяти
лет. Еще один журнал - приключенческий - был в ведении другого молодого
человека, двадцати шести лет, а критический ежемесячник выпускало несколько
авторитетных критиков, работавших на постоянном жалованье.
Книгоиздательство делилось на отделы: юношеский, прозы, научный, учебный и
так далее, и каждый из них имел самостоятельного заведующего. Обязанностью
мистера Дэйвиса было следить за тем, чтобы редакции возглавлялись
компетентными лицами и чтобы все эти люди работали согласованно под его
руководством. Но он не обладал ни достаточным умом, ни достаточной энергией
для этой роли. Он был стар и бросался от одного метода руководства к
другому. В издательстве тем временем создавались различные клики и
группировки. Самой влиятельной была группировка, возглавляемая Флоренсом
Дж. Уайтом, ирландцем по происхождению, который в качестве коммерческого
директора (хотя фактически он занимал пост директора-распорядителя,
подчиненного только Дэйвису) заведовал производственным отделом и
типографиями и распоряжался огромными суммами, выделенными на бумагу,
краски, печатание и распространение.
Это Уайт, с одобрения Дэйвиса, устанавливал ассигнования на бумагу,
краски, набор, печатание и жалованье служащим. Это Уайт через посредство
своего подручного - заведующего типографией - утверждал график сдачи в
производство журналов и книг, и от него зависело, будут ли работы выполнены
в срок или нет. Это Уайт через другого преданного ему заведующего держал
под наблюдением экспедицию и склады и благодаря исключительным
административным способностям угрожал захватить в свои руки также отделы
рекламы и распространения.
Большой недостаток Уайта (впрочем, характерный для всякого ставленника
Дэйвиса) заключался в том, что он не только ничего не понимал в искусстве,
литературе и науке, но и не интересовался этим, - его занимало
исключительно производство. Он так быстро поднялся по административной
лестнице, что его жалованье сильно отставало от очутившейся в его руках
власти. Дэйвис, его патрон, тоже не имел никаких других средств, кроме пая
в издательстве, весьма, надо сказать, обесцененного. Некомпетентное
руководство редакциями привело к тому, что качество книг и журналов
становилось все хуже, и дело шло к полному краху. Надо было что-то
предпринять, так как за последние три года не удавалось добиться
положительного баланса.
Тогда-то и был призван на помощь Маршал П. Колфакс - отец Хайрема
Колфакса. Колфакс-старший был известен как человек, интересовавшийся
всякими левыми идеями, а значит, также и литературой, и обладавший к тому
же крупным состоянием. По слухам, у него было от шести до восьми миллионов
долларов. Предложение, которое сделал ему Дэйвис, сводилось к следующему:
Колфакс приобретает у наследников все акции, за исключением части,
принадлежащей лично Дэйвису, то есть приблизительно шестьдесят пять
процентов всего акционерного капитала, вступает в дело на правах
директора-распорядителя и реорганизует его по своему усмотрению. Дэйвис был
стар. Он мечтал сложить с себя ответственность за издательство и к тому же
не хотел рисковать собственным капиталом. Он, как и все, понимал, что в
дело необходимо влить новые соки. Нельзя было доводить фирму до провала -
ее репутация была бы утрачена навсегда. У Уайта не было денег, а кроме
того, он был для Дэйвиса новым и чуждым явлением. Дэйвис не умел оценить ни
честолюбивых стремлений своего помощника, ни его незаурядных способностей.
Это был для него человек из другого мира. Ему претила напористость Уайта -
вот почему, размышляя о том, как быть с издательством, он меньше всего
принимал в расчет Уайта.
Состоялся ряд совещаний. Старик Колфакс был очень польщен сделанным
ему предложением. У него было три сына, из которых мыловарением
интересовался только один. Двое младших, Эдвард и Хайрем, знать ничего не
хотели о мыле. Старик думал, что предложение Дэйвиса может открыть поле
деятельности для одного из них, а то и для обоих, но скорее всего,
очевидно, для Хайрема, обладавшего более разносторонними интересами, хотя
больше всего его занимали финансы. Кроме того, издаваемые фирмой книги и
журналы могли явиться проводниками его излюбленных идей, а это сильно
подняло бы его личный престиж. Он занялся тщательным изучением положения
фирмы, использовав для этого в качестве ревизора и уполномоченного своего
сына Хайрема, в финансовые способности которого очень верил. Убедившись,
что акции компании можно приобрести в рассрочку и по очень сходной цене (за
полтора миллиона долларов, при реальной стоимости в три миллиона), он
поставил условие, что Хайрем получит пост директора-распорядителя и
президента компании, и стал думать о том, что можно сделать с этим
предприятием.
В предстоявшей реорганизации Флоренс Дж. Уайт увидел выгодный для себя
случай выдвинуться и не преминул воспользоваться им. С первого же взгляда
ему стало ясно, что Хайрему понадобятся некоторые сведения и большая помощь
и что он, вероятно, по достоинству вознаградит того, кто окажет ему
содействие. Уайт прекрасно видел, в чем состоят главные недостатки дела -
отсутствие сведущего руководства в редакциях, склока и грызня между
сотрудниками и неумелое финансовое управление. Он отлично знал, в чьих
руках находятся акции и как можно запугать акционеров, чтобы заставить их
продать свои паи по дешевке. Уайт с большим рвением работал для Хайрема,
потому что тот ему нравился, и Хайрем платил ему тем же.
- Вы просто гениально провели эту операцию, Уайт, - сказал ему однажды
Хайрем. - Вы, можно сказать, передали мне дело прямо в руки. Я этого не
забуду.
- Ладно, - сказал Уайт. - Я заинтересован в том, чтобы во главе фирмы
стал наконец настоящий хозяин.
- Когда я сделаюсь президентом, вы будете вице-президентом, а это
значит двадцать пять тысяч в год. (Сейчас Уайт получал двенадцать тысяч.)
- Когда я сделаюсь вице-резидентом, ваши интересы будут надежно
охраняться, - угрюмо ответил Уайт.
Уайт, детина шести футов ростом, худой, долговязый, был дикарь, с
трудом выражавший свои мысли. Колфакс был маленький, живой, стремительный,
о таком человеке говорят, что он может горы сдвинуть. Предприимчивый,
честолюбивый и во многих отношениях блестящий человек, он мечтал занять
руководящее положение в обществе, но не знал еще, как этого достичь.
Они крепко пожали друг другу руки.
Через три месяца Колфакс был избран директором-распорядителем и
президентом компании, а Флоренс Дж. Уайт - ее вице-президентом. Уайт стоял
за то, чтобы сразу освободиться от всех старых сотрудников и влить в дело
свежие силы. Колфакс же предпочитал действовать не спеша, с оглядкой, пока
ему самому не станет ясно, чего он хочет. На первых порах были уволены лишь
двое стариков - заведующие отделами распространения и рекламы. Шесть
месяцев спустя, когда Хайрем и Уайт еще были заняты реорганизацией дела и
подысканием новых людей, Колфакс-старшний скончался, и издательство
"Суинтон-Скадер-Дэйвис" - вернее, принадлежащий умершему контрольный пакет
акций - перешло по наследству к Хайрему. Заняв президентское кресло,
доставшееся ему чисто случайно, Колфакс-младший оказался полным хозяином
издательства и стал думать, как бы превратить его в золотое дно, а Флоренс
Дж. Уайт сделался его правой рукой и верным союзником.
Колфакс уже три года стоял во главе компании "Суинтон-Скадер-Дэйвис",
которую намеревался превратить в корпорацию под названием "Юнайтед
мэгэзин", когда он впервые услышал про Юджина. К этому времени он успел
провести ряд реформ, частью радикальных, частью половинчатых и осторожных.
Он пригласил нового заведующего отделом рекламы, которым был уже недоволен,
и произвел некоторые изменения в художественном отделе и в редакциях, -
главным образом, впрочем, по совету других и преимущественно Уайта, а не по
собственной инициативе. Мартин У. Дэйвис ушел на покой. Он был стар и
немощен, и ему вовсе не улыбалось оставаться в издательстве на положении
мебели. Только такие люди, как редакторы "Нейшнл ревью", "Суинтон мэгэзин"
и "Скадер уикли", и пользовались еще некоторым влиянием, но их голос,
конечно, имел ничтожное значение по сравнению с авторитетом Хайрема
Колфакса и его ближайшего помощника.
С приходом Флоренса Уайта в издательстве установилась атмосфера
взаимной вражды и недоверия. Уайт провел тяжелое детство в бруклинской
трущобе, и ему были ненавистны высокомерие и самомнение многочисленных
редакторов и литературных работников издательства. Как истый ирландец, он
был недурной организатор и ловкий дипломат, но особенно сильна была в нем
жажда власти. Удачный ход, с помощью которого он добился расположения
Хайрема Колфакса в ту пору, когда колоссальное предприятие переходило из
одних рук в другие, пробудил в нем беспредельное честолюбие. Он хотел не
только официально, но и на деле управлять издательством от имени Колфакса,
подбирая по своему усмотрению редакторов, заведующих отделами и их
помощников. Однако, на его беду, у Колфакса, при полном отсутствии интереса
к деталям дела, был свой конек - люди. Как и Обадия Кэлвин, глава
издательства "Кэлвин" (теперь, между прочим, его единственный крупный
конкурент), Колфакс гордился умением подбирать людей. Его главная забота
заключалась в том, чтобы найти еще одного крупного работника вроде Флоренса
Уайта, который возглавил бы художественный и книжный отделы, - не с точки
зрения производственной и коммерческой, а человека всесторонне развитого, с
большой инициативой, который сумел бы заручиться содействием писателей,
редакторов, ученых и окружить себя способными помощниками. Тогда успех был
бы обеспечен. Он считал, - и не без оснований, - что в издательском деле
вполне возможно разделить эти функции: Уайт должен обеспечить производство,
сбыт и снабжение, а тот, другой, кто бы он ни был, - поднять литературный и
художественный престиж издательства. Вскоре вся Америка убедится, что под
его руководством старая фирма снова достигла прежней популярности и
процветания. Колфаксу хотелось заслужить имя лучшего издателя своего
времени, а потом уже с достоинством удалиться от дел или посвятить себя
другим финансовым операциям, более отвечающим его вкусам.
Надо сказать, что он очень мало знал Флоренса Дж. Уайта, который был
мастер лицемерить и притворяться. Уайта не увлекал тот план, которому
Колфакс придавал такое значение. Он не был в состоянии справиться с делами,
требовавшими определенных знаний и широкого кругозора, и тем не менее хотел
быть королем, подчиненным только императору, силой, руководящей троном, и
не намерен был добровольно делить с кем-либо власть. Держа в своем ведении
типографию, он имел возможность доставлять большие неприятности всякому,
кто был ему не по нутру. Гранки задерживались, пропадали рукописи, к
редакциям предъявлялись постоянные претензии из-за невыполнения графика и
так далее, до бесконечности. Помимо всего прочего, Уайт был большой охотник
копаться в интимной жизни своих сослуживцев, и стоило ему обнаружить в
прошлом своего противника малейшее пятно, как факт этот таинственным
образом всплывал на поверхность, причем в самый неблагоприятный для жертвы
момент. От всех своих подчиненных он требовал абсолютной преданности. Если
человек не догадывался действовать в интересах Уайта, его вскоре под тем
или иным предлогом увольняли, хотя бы он был безукоризненным работником.
Заведующие редакциями, не уверенные в своих силах и чуявшие, куда дует
ветер, заискивали перед ним. Те, кто нравился Уайту и был его послушным
орудием, процветали. Зато те, кто был у него в немилости, вечно должны были
оправдываться перед Колфаксом либо бегать к нему с жалобами. А тот понятия
не имел о коварстве своего помощника и готов был считать этих людей плохими
работниками.
Колфакс все еще надеялся найти такую фигуру из кругов, близких к
искусству, которая могла бы разделить руководство с Уайтом, когда он
впервые услышал про Юджина. До сих пор он еще не набрел на такого человека,
так как все, кто внушал ему уважение и кого он считал достойным занять этот
пост, имели свои собственные предприятия. Он вел переговоры то с одним, то
с другим, но безуспешно. А тут как раз потребовалось найти человека на
освободившееся место заведующего отделом рекламы, и притом такого, который
мог бы поставить дело по-настоящему. Колфакс начал расспрашивать сведущих в
этой области людей. Кроме того, он стал присматриваться к специалистам
рекламного дела, работающим в других предприятиях, и вскоре услышал о
Юджине Витле. Рассказывали, что Витла достиг блестящих результатов и
пользуется большой популярностью среди своих сотрудников. Два дельца, не
сговариваясь друг, с другом, хвалили Колфаксу Юджина как исключительно
способного человека. Третий рассказал ему про успехи Юджина у Саммерфилда,
а с помощью четвертого, знакомого Юджина, пригласившего однажды их обоих
позавтракать в "Харвард-клуб", Колфакс получил возможность встретиться с
ним, не выдавая своих намерений.
Не зная, кто такой Колфакс, вернее, зная о нем лишь то, что этот
человек занимает пост президента в конкурирующем предприятии, Юджин
держался свободно и просто. Он никогда не ломался, всегда готов был учиться
у всякого, кто мог его чему-нибудь научить, и приветливо относился к людям.
- Так вы, значит, "Суинтон-Скадер-Дэйвис"? - сказал он, знакомясь с