Драйзер Теодор. Гений

я ошиблась. Да, я вижу, но злого умысла у меня не было, Юджин правда, не
было! Я хотела удержать тебя, привязать к себе, чтобы тебе же помочь.
Неужели ты станешь винить меня за это? Ведь я как-никак твоя жена.
Юджин раздраженно пожал плечами, и Анджела умолкла, не зная, как
продолжать. Она видела, что он страшно озлоблен, что у него тяжело на душе,
и все же была возмущена его отношением. Так трудно было с этим примириться
после полнейшей уверенности, что у нее на Юджина все права, и общественные
и моральные, - права, которыми он не смеет пренебрегать. А теперь она лежит
больная, измученная и молит о том, что естественно принадлежит ей и ее
будущему ребенку.
- Да, Юджин, - продолжала она все с той же печалью в голосе и
по-прежнему без малейшего признака гнева, - подумай, прошу тебя, подумай
хорошенько, пока ты не совершил ничего непоправимого. Ты только
воображаешь, будто любишь эту девушку, на самом деле это не так. Тебе
кажется, что она прекрасна, и чиста, и мила, и ты готов все вокруг себя
растоптать и уйти от меня. Но ты ее не любишь, ты скоро сам убедишься... Ты
никого не любишь, Юджин, ты не способен любить. Ты слишком для этого
эгоистичен. Если бы ты был способен на какую-то привязанность, частица ее
досталась бы и мне, - разве я не старалась изо всех сил быть тебе хорошей
женой? Но все оказалось напрасным. Я знала все эти годы, что ты меня не
любишь. Я читала это в твоих глазах, Юджин. Ты никогда не был по-настоящему
мне близок, как бывает любящий человек, - ты просто терпел меня. В душе ты
всегда был холоден и равнодушен, и теперь, оглядываясь назад, я вижу, что и
сама сделалась такой. Я тоже стала холодной и черствой. Я старалась
закалить себя, чтобы быть такой жестокой, и теперь мне ясно, к чему это
привело. Мне очень жаль. Что касается Сюзанны, то ты и ее не любишь и
никогда не будешь любить. Она слишком молода для тебя. Ее взгляды не могут
сходиться с твоими. Ты воображаешь, что она ласковая и нежная и вместе с
тем умная, с большой душой. Но неужели ты думаешь, что, будь она такой, она
способна была бы стоять передо мною, как стояла сегодня, смотреть в глаза
мне - твоей жене! - и говорить, что она любит тебя - моего мужа? Неужели ты
думаешь, что, будь у нее хоть капля стыда, она оставалась бы сейчас в этом
доме, зная, как обстоит дело, - ты ведь, конечно, все ей рассказал? Что же
это за девушка, хотела бы я знать? И ты называешь ее порядочной!
Порядочной?! Но разве порядочная девушка способна на что-либо подобное?
- Нельзя на таком основании судить о человеке, - возразил Юджин,
который то и дело прерывал речь Анджелы возгласами протеста и едкими
репликами. - При создавшемся положении все должно казаться некрасивым. У
Сюзанны не было намерения объявлять тебе, что она меня любит. Она не за тем
сюда приехала, чтобы целоваться со мною в твоем доме. Это я добивался ее
любви. Во всем виноват только я. Теперь она любит меня. Я не знал ничего о
твоей тайне. Но если бы даже и знал, это ровно ничего не изменило бы.
Вообще не стоит об этом говорить. Факт остается фактом. Я люблю Сюзанну, а
все остальное не имеет никакого значения.
Полулежа на высоко взбитых подушках, Анджела глядела в стену; у нее не
было больше ни сил, ни мужества для дальнейшей борьбы.
- Я понимаю, что с тобой происходит, Юджин, - сказала она после
некоторой паузы. - Дело не во мне, - тебя тяготит ярмо, ярмо брака. Тебе не
следовало жениться. То же самое повторилось бы и со всякой другой женщиной
- как бы она тебя ни любила и сколько бы у нее ни было детей, ты все равно
захотел бы освободиться и от нее и от них. Да, Юджин, тебя тяготит брак.
Тебе нужна свобода, и ты не успокоишься, пока не добьешься ее. Появление
ребенка ничего не изменило бы. Теперь я это понимаю.
- Да, мне нужна свобода! - подтвердил он запальчиво и раздраженно. - И
я ее добьюсь. Какое мне дело до чего бы то ни было! Мне опротивело лгать и
притворяться. Мне опротивели твои пошленькие взгляды на жизнь, твои
представления о том, что хорошо и что плохо. Вот уже одиннадцать или
двенадцать лет, как я терплю это. Я как арестант сидел с тобой каждое утро
за завтраком и каждый вечер за обедом. Я выслушивал твои рассуждения насчет
жизни и возмущался каждым твоим словом и презирал твои теории. Я шел на
все, чтобы не оскорблять твоих чувств. Но теперь с этим кончено. Что я
получил взамен? Ты шпионила за мной, ты мешала мне на каждом шагу. Ты
обыскивала мои карманы в поисках каких-то писем. Ты пилила меня, если я
осмеливался хотя бы раз вернуться вечером домой и не отдать тебе отчета в
том, где я был. Отчего ты не ушла от меня тогда, после истории в Ривервуде?
Почему ты цепляешься за меня, зная, что я не люблю тебя? Точно я арестант,
а ты мой тюремщик. Боже мой, мне тошно делается, когда я подумаю об этом.
Впрочем, не о чем больше говорить. С этим все кончено. Кончено
бесповоротно, я разделался с этой жизнью раз и навсегда. Теперь я заживу
так, как мне хочется, и буду заниматься тем, что мне нравится. Я буду жить
с человеком, который мне дорог. Вот и все. А ты можешь делать все, что тебе
угодно.
Он был похож на молодого коня, закусившего удила и вообразившего, что,
если он будет рваться и становиться на дыбы, он навсегда вернет себе
свободу, - на коня, которому видятся зеленые поля и просторные пастбища. Он
чувствовал себя свободным, несмотря даже на то, что сообщила ему Анджела.
Эта ночь вернула ему свободу, и он будет свободным! Сюзанна не откажется от
него, он был уверен. Он должен раз навсегда внушить Анджеле, что к прошлому
нет возврата, как бы все ни сложилось.
- Да, Юджин, - грустно ответила она, выслушав его горячие речи. - Я
тоже думаю, что тебе нужна свобода. Теперь я это вижу. Я начинаю понимать,
как много она для тебя значит. Но я совершила ужасную ошибку. Обо мне ты
совсем не хочешь подумать. Что же мне делать? Я говорю правду - если я не
умру, у меня будет ребенок. Но, вероятно, я умру. Я боюсь этого, вернее,
боялась раньше. Теперь мне все равно. Теперь мне незачем жить, может быть,
только ради ребенка. Разве я знала, что у меня окажется ревматизм? Разве я
знала, что это отразится на моем сердце? Разве я могла думать, что ты так
поступишь? Теперь мне все безразлично. О! - с глубокой печалью воскликнула
она, и горячие слезы хлынули у нее из глаз. - Какая это была ошибка! Зачем
только я это сделала?
Юджин сидел, упорно не поднимая головы. Слезы Анджелы нисколько не
тронули его. Он не верил, что она умрет, - и надеяться нечего! Он думал
лишь о том, что положение страшно осложнилось, - или что она разыгрывает
комедию, - но это ни в коем случае не должно быть для него препятствием.
Зачем она пыталась обмануть его? Анджела во всем виновата. Теперь она
плачет, но это все то же лицемерие, к которому она прибегала и раньше. Он
вовсе не собирается бросить ее на произвол судьбы. Средств к жизни у нее
будет достаточно. Но он не намерен больше жить с нею, - если это удастся
устроить, или, в крайнем случае, - только для виду. Все свое время он будет
отдавать Сюзанне.
- Мне дела нет до того, какой ценой тебе придется за это
расплачиваться, - заговорил он наконец. - Я больше не хочу с тобой жить. Я
не просил тебя производить на свет ребенка. Я тут ни при чем. Материально
ты будешь обеспечена, но жить с тобой я не стану.
Он снова нервно задвигался в качалке. На лице Анджелы горел
болезненный румянец. Черствость этого человека на минуту вызвала в ней
ярость. Она, конечно, не думала, что ей грозит голод, но их дом,
общественное положение, комфорт - на всем этом придется поставить крест.
- Да, да, я понимаю, - жалобно сказала она, стараясь взять себя в
руки. - Но надо считаться не только со мной. Подумал ли ты о миссис Дэйл, о
том, что она скажет и сделает? Напрасно ты надеешься, что она отдаст тебе
Сюзанну и не попытается помешать вам. Она умная женщина. Сюзанну она любит,
как бы своенравна та ни была. К тебе она хорошо относится, но неужели ты
воображаешь, что она не изменит своего отношения, когда узнает, что ты
сделал с ее дочерью? И как ты, кстати, собираешься поступить? Ты не можешь
жениться на ней раньше чем через год, даже если бы я и согласилась
развестись с тобой. Ты ведь знаешь, что эта процедура длится не меньше
года.
- Я буду жить с Сюзанной - вот как я намерен поступить, - твердо
заявил Юджин. - Она любит меня и согласна принять меня таким, какой я есть.
Она не нуждается в брачных церемониях, в обетах, кольцах и прочем. Она
презирает все это. Пока я люблю ее, она будет моей. А если я ее разлюблю,
она сама не захочет оставаться со мной. Тебе это дико слышать, не правда
ли, - с горькой иронией добавил он. - В Блэквуде так не рассуждают!
Анджела вспыхнула. Его насмешки были невыносимо жестоки.
- Это она только говорит так, Юджин, - тихо произнесла Анджела, -
просто она еще не опомнилась. Сейчас она вторит тебе. Ты приворожил ее. Но
впоследствии, когда она придет в себя, если в ней есть хоть капля рассудка,
хоть капля гордости... А впрочем, к чему я говорю все это? Ты все равно не
слушаешь. Ты не хочешь над этим задуматься. Но скажи, пожалуйста, -
добавила она, - как ты предполагаешь уладить дело с миссис Дэйл? Неужели ты
надеешься, что она сдастся без борьбы, даже если я не стану бороться? Не
спеши и подумай хорошенько. То, что ты собираешься сделать, ужасно.
- Подумай! Подумай! - с горечью и бешенством воскликнул Юджин. - Как
будто я мало думал все эти годы! Какого черта еще думать! Я только и делал,
что думал. Я столько думал, что у меня вся душа изныла. Я столько думал,
что рад бы разучиться думать. И насчет миссис Дэйл я тоже думал, можешь не
сомневаться. С ней я потом сговорюсь. Сейчас я хочу только, чтобы ты раз
навсегда поняла, какие у меня намерения. Сюзанна будет моей, и тебе не
остановить меня.
- Ах, Юджин, - вздохнула Анджела, - если бы кто-нибудь мог открыть
тебе глаза! Отчасти вина, конечно, моя. Я бывала строга с тобой,
подозрительна, ревнива, но разве ты не давал мне поводов? Я вижу теперь,
что поступала неправильно. Я была слишком черствой, слишком подозрительной.
Но если бы ты дал мне хоть малейшую возможность, я исправилась бы (она уже
не думала о смерти), честное слово, я исправилась бы. Ты рискуешь потерять
очень многое. Стоит ли идти на это? Тебе известно, как у нас смотрят на
такие вещи. Что, по-твоему, скажет общество, если тебе даже удастся
получить свободу? Ведь ты не можешь отказаться от своего ребенка.
Повремени, посмотрим, чем это кончится. Может быть, я умру. Мало ли бывает
таких случаев. Тогда ты будешь свободен и поступишь, как тебе угодно. Ведь
ждать осталось недолго.
Это был благовидный предлог, чтобы удержать его. Но он понял ее
хитрость.
- Дудки! - крикнул он, в раздражении прибегая к одному из жаргонных
словечек, которые недавно стали входить в моду. - Я все прекрасно понимаю и
вижу, куда ты гнешь. Во-первых, я не верю, что ты беременна. Во-вторых, ты
вовсе не умрешь. И я не намерен ждать, пока стану свободным... Я тебя знаю
и не верю тебе. То, что я собираюсь делать, на тебе не отразится. Нуждаться
ты не будешь. И никому не надо этого знать, если только сама ты не
поднимешь, шума. Мы с Сюзанной сумеем договориться. Я прекрасно понимаю, о
чем ты хлопочешь, но тебе не удастся мне помешать. А если ты пойдешь на
это, я все брошу - и квартиру, и службу, и тебя...
Он в исступлении сжал кулаки. У Анджелы руки ныли от нервных спазм.
Глаза жгло, сердце бешено колотилось. Этот угрюмый человек, такой властный,
упрямый, такой неистовый, казался ей чужим. Неужели это тот самый Юджин,
который всегда так считался с нею? Ведь он буквально на цыпочках ходил.
Правда, случалось ему и вспылить, но потом он сам, бывало, пожалеет и
попросит прощения. Она хвасталась перед некоторыми приятельницами, и
особенно перед Мариеттой, - хотя хвастовство это было шутливое, безобидное,
- что может обвести Юджина вокруг пальца. Он был такой покладистый и тихий.
А сейчас перед нею мятежный демон, одержимый кощунственным желанием,
готовый сокрушить и свою, и ее жизнь, и, пожалуй, жизнь Сюзанны. Впрочем,
до Сюзанны и до миссис Дэйл ей было мало дела. Ее страшила мысль о
собственной загубленной жизни и о жизни Юджина, над которой нависла такая
угроза.
- А ты подумал, что сделает мистер Колфакс, когда узнает? - спросила
она, в отчаянии хватаясь за этот довод и надеясь запугать его.
- Наплевать мне на то, что сделает мистер Колфакс. Наплевать мне на
всех на свете. Я люблю Сюзанну Дэйл! Она любит меня! Я ей нужен! Вот и все!
А теперь я пойду к ней. Попробуй только остановить меня!
Сюзанна Дэйл! Сюзанна Дэйл! Какую ярость, какой страх вызывало в
Анджеле это имя! Никогда еще не понимала она так ясно, какая сила таится в
красоте. Сюзанна Дэйл была молода и красива. Еще сегодня вечером Анджела
смотрела на нее и думала, как она очаровательна, какое прелестное у нее
личико, - и вот, оказывается, Юджин подпал под ее чары и погубил себя. О,
какая страшная вещь красота! И эта так называемая светская жизнь! Зачем
только она устраивала приемы? Зачем подружилась с семейством Дэйл? Но, с
другой стороны, мало ли девушек среди их знакомых, ничем не уступающих
Сюзанне, - Марджори Мак-Ленан, например, или Флоренс Рил, Генриетта Тэнмен,
Аннета Кин. Любая из них могла оказаться на месте Сюзанны. Что же, надо
было совсем устранить молодых девушек из жизни Юджина? Нет, все дело в нем
самом. Все дело в его отношении к жизни, в той власти, какую имеет над ним
красота, особенно женская. Теперь ей все ясно. Он просто слабовольный
человек. Красота всегда кружила ему голову, Анджела знала это и по
собственному опыту, - как он восхищался когда-то ее телом!
"Боже, - беззвучно шептала она, - научи меня, что делать! Я недостойна
твоей помощи, но все же помоги мне. Помоги мне спасти его. Помоги мне самой
спастись!"
- Ах, Юджин! - произнесла она вслух, уже ни на что не надеясь. - Не
спеши, подумай. Позволь Сюзанне уйти утром домой, а сам успокойся,
образумься. Меньше всего я думаю о себе. Я могу простить и забыть. Обещаю
тебе никогда об этом не вспоминать. Если будет ребенок, я сделаю все, чтобы
он тебе не мешал. И вообще постараюсь, чтобы его не было. Может быть, время
еще не упущено. Я буду теперь совсем другая. О! - И она разразилась
слезами.
- Нет, черт возьми! - воскликнул он, вставая. - Нет, нет и нет!
Хватит! Кончено! Довольно с меня этих притворных слез и истерик! Сейчас
слезы, а через минуту ярость, и ненависть, и бесконечные увертки. Нет уж!
Хватит тебе быть моим хозяином, тюремщиком! Теперь мой черед! Попробую
теперь я быть тюремщиком, попробую я для разнообразия покомандовать! Сейчас
я на коне и постараюсь удержаться в этой позиции. Можешь плакать, сколько
тебе угодно, можешь делать с ребенком все, что хочешь. Кончено! Я устал и
иду спать. Но помни: все остается так, как я сказал. Кончено! И больше нам
не о чем говорить!
Он быстрыми шагами вышел из комнаты, озлобленный и взбешенный, но,
войдя к себе в спальню, расположенную по другую сторону студии, опустился в
кресло, чувствуя, что не в силах уснуть. Его мозг был взбудоражен мыслями о
Сюзанне, сознанием, что вся его прежняя жизнь так быстро, так бесповоротно
разлетелась вдребезги. Теперь, если он сумеет поставить на своем - а это
безусловно так и будет, - он завладеет Сюзанной. Если иначе нельзя, она
согласится жить с ним тайно. У них будет студия, вторая квартира. Анджела,
вероятно, не даст ему развода, особенно если то, что она сказала, - правда.
Да он и не будет настаивать. Из разговора с ней он вынес впечатление, что
она боится его и не станет поднимать скандала. Да и что в сущности может
она сделать? Он действительно хозяин положения. Сюзанна принадлежит ему. Он
обеспечит Анджелу и будет счастлив с Сюзанной.
Сюзанна! Сюзанна! Как она прекрасна! Как благородно, как смело держала
она себя сегодня! Как это было восхитительно, когда она взяла его за руку и
сказала: "Ведь я люблю его, миссис Витла!" Да, она любит его. Несомненно.
Она молода, очаровательна, в ней зреют прекрасные чувства. Со временем она
превратится в обаятельную женщину. И она так молода! Как обидно, что он еще
не свободен. Ну что ж, подождем! Время все уладит, а пока Сюзанна будет
принадлежать ему. Он поговорит с ней, он ей все объяснит. Бедная маленькая
Сюзанна! Она там, в своей комнате, думает о том, что ждет ее, а он не может
даже пойти ее утешить. Он чувствовал, что это неудобно, а кроме того,
Анджела могла поднять шум. Но завтра! Завтра они пойдут вместе гулять, он
поговорит с ней, они составят план действий, завтра он сообщит ей свои
намерения и услышит, что она ему скажет.

ГЛАВА XI

Ночь прошла без новых треволнений, но уже и то, что произошло,
казалось Юджину самым невероятным, самым крупным событием всей его жизни.
До той минуты, как Анджела вошла в студию, он в сущности не ожидал, что
дело примет такой трагический оборот, да, по правде говоря, он и вообще-то
мало думал о том, что будет. В последнее время, когда, лежа по ночам, он
предавался своим путанным грезам, ему нередко приходило в голову, что в
конце концов надо будет расстаться с Сюзанной, хотя как, когда и почему, он
сам бы не мог сказать. Он в буквальном смысле слова был без ума от нее, и
разлука с ней казалась ему немыслимой. Бывали и другие минуты, когда ему
представлялось, что некие неведомые силы заранее сговорились увенчать его
жизненный путь, даровав ему полное счастье. Он всегда считал, что жизнью
его управляет таинственный рок. И что его талант - дар природы, что на него
возложена миссия произвести переворот в американском искусстве или по
меньшей мере двинуть его вперед, и что природа обычно посылает для таких
целей своих избранников, осыпая их милостями. И тут же ему, наоборот,
начинало казаться, что он забава, игрушка каких-то злокозненных сил вроде
тех, что толкали Макбета к его роковому концу, и что он обречен на гибель в
назидание другим людям. Это, он успел заметить, именно так и бывает.
Фортуна - обманщица. Она часто ставит на пути человека пагубные соблазны.
Он знал людей, которые погибли ни за что. Неужели и его ждет та же участь?
Да, судя по неожиданному и ошеломляющему сообщению Анджелы, этого
можно было ожидать. Но ему не хотелось верить. Судьба не без цели столкнула
его с Сюзанной. Избранник неба, он влачил жалкое существование, и Сюзанна
была послана ему в награду за его мытарства. Сейчас она вошла в его жизнь,
- можно сказать, стремительно брошена ему в объятия, чтобы он возможно
скорее насладился ею. Какою глупостью было привести ее к себе домой и тут
расточать ей ласки, чтобы быть застигнутым на месте преступления! Но в
сущности разве и в этом не виден перст судьбы? Несомненно, так было
суждено. И стыд, который он испытал, стыд, который испытали Анджела и
Сюзанна, мучительные минуты и часы, пережитые каждым из них, - все это были
жертвы, неизбежные при всякой большой ломке. Очевидно, этим и должно было
все кончиться. Уж лучше так, чем продолжать прежнюю жизнь. Право же, он
достоин чего-то иного, - думал он, - большого личного счастья. Надо как-то
уладить дело с Анджелой - либо уйти от нее, либо устроить так, чтобы
постоянно и без помехи наслаждаться обществом Сюзанны. Никто не может им
это запретить. Он ни за что от нее не откажется. Пусть Анджела родит
ребенка. Что ж, он обеспечит его материально, вот и все. Ему вспомнились
слова Сюзанны, что она готова уйти из дома по первому его зову. Время для
этого пришло. Надо подумать об отдельной студии, но придется держать это в
секрете. Анджела им нестрашна. Она бессильна что-либо сделать. Только бы
события этой ночи не слишком испугали Сюзанну, не заставили ее передумать.
Он никогда не говорил ей, как он предполагает освободиться от Анджелы.
Сюзанна знает только то, что слышала этой ночью. Она, конечно, решила, что
ничто не должно мешать их любви - они поселятся вместе, не считаясь с тем,
как отнесется к этому свет, не считаясь с мнением ее матери, пренебрегая ее
братом, и сестрами, и Анджелой, и будут счастливы. Он никогда не пытался
рассеять ее иллюзии - он и сам весьма смутно представлял себе, что будет.
Он стремился вперед без ясной цели, желая только сближения с нею -
духовного и физического. Но теперь он должен действовать, не то он ее
потеряет. Он должен убедить Сюзанну, невзирая на все, что сказала Анджела,
или же расстаться с ней. Конечно, она не захочет расстаться с ним ни при
каких условиях. Надо поговорить с ней, объяснить, заставить ее понять, что
все это только хитрый маневр.
Анджела тоже не спала; она лежала с открытыми глазами, устремив в
пространство взгляд, полный отчаяния. Когда наступило утро, ни один из
участников этой драмы так ни до чего и не додумался, но каждый из них
понял, как ужасна надвигающаяся трагедия. Сюзанна пыталась в ней
разобраться, но она всем своим юным существом тянулась к Юджину, а потому
могла рассуждать лишь с этой точки зрения. Она его любит, должна любить,
раз он готов ради нее на любые жертвы. Но в то же время она была в крайнем
замешательстве, ее мысли были настолько туманны, что Юджин пришел бы в
ужас, если бы мог в эту минуту их прочесть. Она была в том состоянии, когда
человек, впервые познав красоту жизни и любви, верит, свято верит, что
будущее принесет ему радость - много радости и ничего кроме радости. Она не
сознавала, как тяжело положение Юджина. Ей были непонятны страдания
человека, которому не дано было насладиться высшим блаженством любви и
который всегда безрассудно тянулся к тому, что может дать богатство, но все
его усилия оставались тщетны. В ужасе от мысли, что бокал с волшебным
напитком будет вырван у него из рук после первого же глотка, Юджин лежал во
мраке своей комнаты, охваченный нервной дрожью, - в ушах у него звенело,
сердце колотилось; он жадно простирал руки к той блестящей жизни, которая
так манила его. Сюзанна же, чья жизнь была полной чашей, находилась в
состоянии полузабытья, словно в каком-то сонном царстве радости и счастья,
где к ее услугам были все наслаждения и оставалось только выбирать. Даже в
самые критические минуты ей ничто не грозило. Взять хотя бы сегодняшнюю
бурю, - она уже почти отшумела благодаря стараниям Юджина и, вероятно,
пронесется, не оставив и следа. Нужно только дать событиям идти своим
чередом, и все уладится. Она всегда была уверена, что с ней не может
случиться ничего дурного. Вот и сейчас Юджин у себя в доме ухаживает за нею
и оберегает ее!
Вот почему Сюзанна не особенно горевала ни о Юджине, ни об Анджеле, ни
о себе. Она была не способна на это. Бывают такие натуры. Она считала, что
Юджин в состоянии взять на себя материальную заботу и о ней и об Анджеле.
Ее мысли уносились далеко вперед - к тому дню, когда этот злополучный брак
будет расторгнут и Юджин станет счастлив, да и Анджела тоже. Ей так
хотелось, чтобы Юджин был счастлив, и именно благодаря ей, поскольку
счастье Юджина зависело, по-видимому, от нее. В отличие от Юджина она,
однако, допускала, что могла бы прожить и без него, если бы так пришлось.
Она, конечно, не хотела этого, она чувствовала, что для нее было бы
величайшим счастьем вознаградить Юджина за все его прошлые муки и
страдания. Но если, скажем, они должны будут на время расстаться, то и в
этом нет ничего страшного. Ведь потом они опять соединятся. Ну, а если
нет!.. Но этого быть не может! Не стоит даже думать об этом. Не странно ли,
однако, что ее красота, только ее внешнее обаяние, которому сама она
придавала так мало значения, внушили ему такую безумную любовь. Сюзанна,
конечно, и не догадывалась о той чисто физической боли, которая терзала
Юджина, но одно было для нее очевидно - он без ума от нее. Об этом говорило
его лицо и его пылающие черные глаза, устремленные на нее с выражением
безграничного восторга и страдания. Неужели она действительно так красива?
Конечно, нет. И все же Юджин так стремится к ней. Как странно!
Едва рассвело, Сюзанна встала и начала тихо одеваться. Она решила
выйти погулять, а Юджину оставить записку, где ее найти. В городе ей
предстояло в этот день только одно дело. Потом она вернется домой, и все
постепенно наладится. Раз Юджин заставил Анджелу отказаться от своего
решения открыть их тайну миссис Дэйл, все будет хорошо. Они с Юджином
встретятся, а потом она оставит свой дом, а он свой, и они уедут
куда-нибудь, куда бы Юджин ни пожелал. Но, разумеется, Сюзанна предпочла бы
убедить мать, чтобы та стала на ее точку зрения и помогла им. Она предпочла
бы это из тех соображений, чтобы Анджела и Юджин не потеряли своего
положения в обществе. Благодаря своей молодости и отвлеченным, поэтическим
представлениям о жизни Сюзанна считала, что ей удастся одержать верх над
матерью и они с Юджином смогут мирно жить где-нибудь вдвоем. Ее друзьям
можно будет и не сообщать об этом - а можно и сказать, во всяком случае,
некоторым, - и они, наверно, отнесутся сочувственно, ведь все это так
красиво и вполне естественно!
Услыхав шаги в комнате Сюзанны, Юджин вскочил, подошел к ее двери и
постучал. Когда она открыла ему, одетая для улицы, у него больно сжалось
сердце при мысли, что она хотела ускользнуть тайком, даже не повидавшись с
ним, - так мало в сущности знают они друг друга. Но едва он увидел ее -
чуть холодную, притихшую или отрезвленную непривычными думами и сознанием
необычности своего положения, - она показалась ему прекраснее, чем