Драйзер Теодор. Гений

небольшой опыт, который он получил в газете, раскрыл ему глаза. Он сразу
сообразил, что представляет собою газетное дело, и решил им заняться.
Позже, когда он подрос, он обратил внимание на то, как мало людей
разбирается в рекламном деле, и решил, что именно он призван навести здесь
порядок. Мечтая о широком поприще, на котором можно было бы по-настоящему
развернуться, он немедленно приступил к подготовке, читал по возможности
все, что было когда-либо написано о рекламе, и учился искусству показывать
вещи с самой выгодной стороны и писать о них так, чтобы это запечатлевалось
в памяти. Он прошел такую жизненную школу, как вечные драки со своими
подчиненными (однажды он сбил рабочего с ног ударом тяжелого гаечного
ключа), постоянные пререкания с отцом и матерью, когда он говорил им в
лицо, что они ничего не стоят и что для них же было бы лучше поучиться у
него уму-разуму. Он ссорился с младшими братьями, стараясь подчинить их
себе, и ему удалось достичь этого в отношении самого младшего - главным
образом, по той простой причине, что тот глупо и безоглядно к нему
привязался. Этого младшего брата он впоследствии взял к себе в рекламное
дело. Он ревностно копил гроши, которые зарабатывал, часть их вложил в
расширение газеты "Юнион" и, кроме того, купил своему отцу ферму в восемь
акров и сам же показал ему, как ее надо эксплуатировать; но в конце концов
решил податься в Нью-Йорк и связаться там с каким-нибудь крупным рекламным
концерном, в котором можно почерпнуть полезные сведения по единственному
интересовавшему его вопросу. К тому времени он был уже женат и привез с
собой в Нью-Йорк молодую жену-южанку.
Вскоре Саммерфилд поступил в одну крупную фирму агентом по сбору
объявлений и быстро пошел в гору. Он всегда мило улыбался, был вкрадчив и
настойчив и так умел очаровать клиента, что заказы сами шли к нему в руки.
Он сделался "столпом" фирмы, и Альфред Кукмэн, ее владелец и управляющий,
стал подумывать, как бы удержать Саммерфилда у себя. Но ни один человек, ни
одна фирма не могли удержать надолго Дэниела К. Саммерфилда, стоило ему
только понять, что он способен на большее. За два года он овладел всем,
чему мог научить его Альфред Кукмэн, и еще многим, чему последний не мог
его научить. Он знал своих клиентов и их требования и недостатки в работе
фирмы Кукмэна. Он предугадал появление художественной рекламы на товары
первой необходимости и решил заняться именно этой отраслью. Для этого нужно
было основать агентство, которое сумело бы дать своим заказчикам такую
действенную и эффектную рекламу, чтобы всякий, кому она будет по карману,
получал он нее значительную выгоду.
В то время когда Юджин впервые услыхал о фирме Саммерфилда, она
существовала уже шесть лет и дело быстро росло. Это было крупное
предприятие, приносившее большие доходы и отличавшееся той же энергией и
напористостью, что и сам его владелец. Когда вопрос касался судьбы
отдельного человека, Дэниел К. Саммерфилд не знал пощады. Он изучил
биографию Наполеона и пришел к выводу, что жизнь отдельного человека ровно
ничего не стоит. В деловых отношениях жалость представлялась ему чем-то
совершенно неуместным. Всякие разговоры о чувстве он считал глупой
болтовней. Важно лишь нанимать нужных людей, платить им возможно меньше,
выжимать из них все соки и немедленно гнать тех, кто в результате
напряженной работы обнаруживает малейшие признаки изношенности. За пять лет
у него перебывало пять заведующих художественным отделом; он нанимал и, как
он выражался, гнал взашей бесконечное множество агентов по сбору
объявлений, составителей реклам, бухгалтеров, стенографисток, художников,
выбрасывая за дверь всякого, кто выказывал малейшие признаки неспособности
или нерадивости. Огромный зал на первом этаже, занятый его конторой, мог бы
по праву считаться образцом чистоты и порядка, - если хотите, даже красоты,
с коммерческой точки зрения, - но это были чистота, порядок и красота
бездушной, хорошо налаженной и хорошо смазанной машины. Дэниел К.
Саммерфилд был в сущности и сам такой машиной, - он давным-давно решил, что
именно таким и нужно быть, если не хочешь потерпеть поражение в жизни,
оказаться в дураках и стать жертвой мошенников. Он считал, что это делает
ему честь.
Мистер Бейкер Бейтс, отправившийся по просьбе Хадсона Дьюлы
позондировать почву насчет вакансии, о которой ходили слухи (и которая
действительно имелась), попал к мистеру Саммерфилду в чрезвычайно
благоприятную минуту, - тот как раз вел переговоры насчет двух очень
крупных заказов, выполнение которых должно было потребовать известной
фантазии и вкуса. А он как на грех лишился своего заведующего
художественным отделом из-за размолвки, вышедшей у них в связи с
выполнением одного старого контракта. Правда, во многих случаях - можно
даже сказать, в большинстве случаев - его клиенты сами знали, что они хотят
сказать и как они хотят это выразить, но все же далеко не всегда. Обычно
они охотно прислушивались ко всяким советам, исправлениям и переделкам, а в
ряде случаев, когда речь шла о крупном заказе, целиком препоручали его
агентству Саммерфилда на его просвещенное усмотрение. Поэтому фирме
необходимо было иметь людей, достаточно сведущих и в изготовлении реклам и
в том, как и где их разместить. И как раз в изготовлении реклам очень важно
было участие способного заведующего художественным отделом.
Как уже говорилось, Саммерфилд за пять лет сменил пятерых заведующих
художественным отделом. И всякий раз он применял чисто наполеоновский
метод, бросая в прорыв человека со свежим, неутомленным воображением, а
едва тот обнаруживал малейшие признаки усталости, преспокойно вышвыривал
его вон. Этот метод работы не допускал никакой жалости или угрызений
совести. "Я нанимаю хороших работников и плачу им хорошие деньги, - было
любимым доводом Саммерфилда. - Почему же мне не ожидать хороших
результатов?" Если же он бывал расстроен или взбешен какой-нибудь неудачей,
он умел выражаться и по-другому: "Будь они прокляты, эти безмозглые маляры!
Чего от них ждать? Кроме своих жалких идеек насчет того, как что должно
выглядеть, они ровно ничего не понимают! Они ничего не смыслят в жизни! В
этом они, черт их побери, просто дети малые! С какой же стати считаться с
их мнением? Кому какое дело до них? Они у меня вот где сидят!" Мистер
Дэниел К. Саммерфилд очень любил прибегать к крепким словечкам, но это было
у него скорее скверной привычкой, чем проявлением злобного характера;
однако портрет его был бы неполон без некоторых образчиков его излюбленных
выражений.
Когда Юджин впервые услышал об агентстве Саммерфилда, хозяин этой
фирмы как раз думал о том, как ему быть с двумя новыми контрактами, о
которых говорилось выше. Заинтересованные фирмы с нетерпением ждали его
предложений. Одна из них ставила себе целью распространение по всей стране
сахара новой марки, другая - ознакомление Америки и других стран с
несколькими сортами французских духов, сбыт которых в значительной степени
зависел от того, насколько заманчиво они будут преподнесены непосвященным.
Духи предполагалось рекламировать не только в Соединенных Штатах и Канаде,
но и в Мексике. В обоих случаях получение контрактов зависело от того,
одобрят ли клиенты представленные Саммерфилдом эскизы газетной, трамвайной
и уличной реклам. Дело было нелегкое, но оно могло принести в конечном
итоге тысяч двести дохода, и мистеру Саммерфилду, естественно, было весьма
желательно, чтобы человек, который возглавит его художественный отдел,
обладал большой энергией и талантом, даже гением, если возможно, и своими
идеями помог бы ему пожать золотой урожай.
Найти подходящего человека было, конечно, трудно. Последний, кто
занимал эту должность, удовлетворял его не вполне. Человек солидный, с
большим чувством собственного достоинства, он был вдумчив, внимателен и
обладал большим вкусом и пониманием того, какими способами, применительно к
обстоятельствам, можно внедрить в сознание публики те или иные несложные
идеи; единственно, чего ему недоставало, это полета фантазии. В сущности ни
один из тех, кто когда-либо занимал пост заведующего художественным
отделом, не удовлетворял мистера Саммерфилда. Все они, по его мнению, были
"слабачки", "шарлатаны", "мошенники", "мыльные пузыри" - иначе он и не
называл их. А между тем требования к ним предъявлялись огромные. Всякий
раз, когда мистер Саммерфилд старался создать рынок для какого-нибудь
товара, он ставил перед их изобретательностью ряд труднейших задач,
добиваясь бесчисленных предложений фирме относительно того, как привлечь
внимание потребителя к выпускаемой ею продукции. Иногда это был легко
запоминающийся и броский текст, вроде: "Как Вам Нравится Новое Мыло?" Или:
"Вы Видели Сорезду? - Она Красная". Иногда цель достигалась изображением на
плакате, с соответствующей объяснительной надписью, руки, пальца, рта или
глаза. Когда речь шла о сугубо прозаическом продукте, нужно было дать столь
же прозаическое изображение, сделанное четко, ярко, привлекательно. В
большинстве случаев, однако, требовалось нечто совершенно оригинальное, так
как, согласно теории мистера Саммерфилда, его рекламы должны были не только
бросаться в глаза, но и запечатлеваться в памяти, доводя до сознания
зрителя факты, к которым он уже не мог оставаться равнодушным. Это был
поединок с одной из наименее изученных и весьма интересных сторон
человеческой психики.
Последний заведующий художественным отделом, Олдер Фримен, оказался
по-своему весьма полезен мистеру Саммерфилду. Он окружил себя одаренными
художниками - людьми, которые временно переживали тяжелую полосу и так же,
как Юджин, мирились с подобной службой, - и из них настояниями, лестью,
наглядным примером и всякими другими средствами он выколачивал немало
интересных идей. Их рабочий день был с девяти до половины шестого, оклад
они получали скудный - от восемнадцати до тридцати пяти долларов (только
настоящие мастера своего дела получали изредка пятьдесят-шестьдесят) и были
загружены до крайности. Их труд учитывался по специальной шкале,
показывавшей, сколько каждый из них выработал за неделю и во что фирма
оценивает его услуги. Идеи, которые они разрабатывали, принадлежали большей
частью заведующему художественным отделом или же самому мистеру
Саммерфилду, хотя зачастую они и сами выдвигали интересные предложения. Но
заведующий художественным отделом в известной мере нес личную
ответственность за должное выполнение работы, за время, на нее потраченное,
и за неудачи. Он не мог показать хозяину рисунок, плохо осуществлявший
хорошую идею, или же предложить ему плохую идею, когда требовалось нечто
исключительное, - тогда бы он долго не удержался на своем месте. Мистер
Дэниел К. Саммерфилд был слишком хитер и слишком требователен. Энергия его
была неистощима. По его мнению, обязанность заведующего художественным
отделом состояла в том, чтобы давать хорошие идеи для хороших рисунков и
заботиться о быстром и безупречном их выполнении.
Все, что не соответствовало этим требованиям, мистер Саммерфилд
объявлял безнадежным браком и при этом не стеснялся в выражениях. Иначе
говоря, он временами бывал нестерпимо груб.
- На кой черт нужна мне такая мазня! - кричал он Фримену. - Да я мог
бы добиться больших результатов от последнего мусорщика. Нет, вы только
взгляните на руки этой женщины! Посмотрите на ее уши! Кто согласится
принять такую вещь! Это мертвечина! Дрянь! Что за бараны у вас работают,
хотел бы я знать? Если "Рекламное агентство Саммерфилда" не может дать
ничего лучшего, мне остается только закрыть лавочку. Ведь не пройдет и
шести недель, как мы станем всеобщим посмешищем! Вы, Фримен, лучше не
пытайтесь подсовывать мне такой хлам! Вы сами должны понимать, что наши
клиенты не потерпят ничего подобного. Проснитесь, Фримен! Я плачу вам пять
тысяч в год. Каким же образом, по вашему мнению, окупятся мои затраты при
таких порядках? Вы попросту выбрасываете мои деньги на ветер. Вы зря
тратите время, если позволяете кому-то рисовать подобные вещи, черт возьми!
Заведующий художественной частью, кто бы он ни был, постепенно
приучившись к грубому обращению, обычно смиренно выслушивал эти
оскорбительные тирады. Проработав у Саммерфилда известный срок, он
оказывался в роли человека, продавшегося в рабство: он привыкал к комфорту,
который давало ему его жалованье, комфорту, о каком он раньше, возможно, и
не мечтал, и ему уже казалось, что иначе он не умеет жить. Где еще мог он
надеяться получить за свою работу пять тысяч долларов в год? Как сможет он
существовать, привыкнув жить на широкую ногу, если потеряет это место?
Художественных отделов, которые нуждались бы в заведующих, было не так уж
много; люди, могущие с успехом занять этот пост, не такая уж редкость. Если
человек этот вообще способен был думать и если он не был гением, отмеченным
свыше, невозмутимым в сознании своего высокого дарования, - ему оставалось
только волноваться, мучиться, покорно склонять голову и терпеть.
Большинство людей при подобных обстоятельствах именно так и поступают. Они
крепко думают раньше, чем бросить в лицо своим притеснителям хотя бы
ничтожную часть выслушанных от них оскорблений и грубостей. К тому же
нельзя забывать, что в предъявляемых им упреках обычно есть и какая-то доля
правды. Такие встряски полезны людям, они толкают их на путь
совершенствования Мистер Саммерфилд это знал. Он знал также, под каким
гнетом нужды и вечного страха живет большинство его подчиненных, а может
быть, и все. И его нисколько не мучили угрызения совести, когда он прибегал
к этому оружию, как сильный человек, пускающий в ход дубину. Он и сам
прожил нелегкую жизнь и ни в ком не встречал сочувствия. А кроме того, он
считал, что если хочешь преуспеть, нельзя поддаваться состраданию. Лучше
смотреть фактам в лицо, иметь дело с исключительно способными людьми, без
колебания освобождаться от всех, кто не знает своего дела в совершенстве, и
идти по линии наименьшего сопротивления, только когда сталкиваешься с более
сильным противником. Пусть люди строят всевозможные иллюзии хоть до второго
пришествия, но дела следует вести именно так, и именно так он и предпочитал
их вести.
Эти деловые принципы, утвердившиеся в фирме Саммерфилда, были
неизвестны Юджину. Мысль о работе в ней была подана ему так внезапно, что
ему некогда было раздумывать; но, будь даже у него время, ничего от этого
не изменилось бы. Жизненный опыт научил Юджина, как учит всякого, что
слухам и пересудам доверять не следует. Узнав про это место, он тотчас же
решил предложить свои услуги и надеялся, что его возьмут. Бейкер Бейтс на
следующий же день заговорил о нем с мистером Саммерфилдом во время
завтрака.
- Кстати, - сказал он (это было совсем не кстати, так как он только
что обсуждал с мистером Саммерфилдом вопрос о том, каковы шансы на
распространение его продукции в Южной Америке), - вам случайно не требуется
заведующий художественным отделом?
- Всяко бывает, - осторожно ответил мистер Саммерфилд, считавший, что
мистер Бейкер Бейтс очень мало разбирается в том, что должен представлять
собой заведующий художественным отделом, да и вообще в этой стороне
рекламного дела. Возможно, мелькнула у него мысль, Бейтс слышал о его
затруднениях и намерен подсунуть ему кого-нибудь из своих друзей -
человека, ничего, конечно, в этом не смыслящего. - А почему это вас
интересует?
- Видите ли, я только что говорил с Хадсоном Дьюлой, управляющим
литографией, и он мне рассказал про одного человека, который работает в
"Уорлде" и мог бы вам быть очень полезен. Я немного знаю его. Он несколько
лет назад написал ряд прекрасных видов Нью-Йорка и Парижа. Дьюла говорит,
что это были замечательные вещи.
- Молодой? - прервал его Саммерфилд, что-то мысленно прикидывая.
- Да, относительно, - лет тридцать, тридцать два.
- И он хочет заведовать художественным отделом? А чем он сейчас
занимается?
- Он работает в "Уорлде", но, насколько я понимаю, собирается уходить
оттуда. Помнится, вы в прошлом году говорили, что ищете такого человека,
вот я и подумал, что это может вас заинтересовать.
- А как он попал в "Уорлд"?
- Он, кажется, болел и теперь постепенно становится на ноги.
Это объяснение показалось Саммерфилду достаточно правдоподобным.
- Как его зовут? - спросил он.
- Витла, Юджин Витла. Несколько лет назад в одной из художественных
галерей была выставка его картин.
- Боюсь я этих настоящих знаменитых художников, - брюзгливо сказал
Саммерфилд. - Они обычно до того помешаны на своем искусстве, что с ними
невозможно сговориться. Для моей работы нужен человек с трезвым,
практическим умом. Не дурак и не рохля. Он должен быть хорошим начальником,
хорошим администратором. Одного таланта к живописи недостаточно. Хотя,
конечно, у него должен быть и талант, по крайней мере, в чужой работе он
должен уметь разобраться. Ну что ж, пришлите его ко мне, если вы его
знаете. Я не прочь поговорить с ним. Мне, возможно, скоро понадобится такой
работник. Я подумываю о кое-каких изменениях в штате.
- Если увижу, пошлю, - сказал Бейкер безразличным тоном и больше уже
не заводил разговора на эту тему. На Саммерфилда, однако, имя Юджина
произвело известное впечатление. Где он слышал его? Оно наверняка ему
знакомо. Пожалуй, надо бы разузнать про этого Витлу.
- Когда будете посылать его ко мне, дайте ему рекомендательное письмо,
- поспешил он добавить, пока Бейтс не забыл об их разговоре. - Столько
народу пытается пролезть ко мне, что я могу и забыть.
Бейкер сразу понял, что Саммерфилду очень хочется повидать его
протеже. Он в тот же день продиктовал стенографистке рекомендательное
письмо и отправил его Юджину.
"Насколько я могу судить, - писал он, - мистер Саммерфилд склонен
принять Вас для переговоров. Я бы советовал Вам повидаться с ним, если Вас
это интересует. Предъявите прилагаемое письмо. Преданный Вам и проч.".
Юджин с изумлением взглянул на письмо и вдруг почувствовал, что может
заранее предсказать исход дела. Судьба благоприятствует ему. Он получит это
место. Странная штука жизнь! Вот он сидит в "Уорлде" и работает за
пятьдесят долларов в неделю, и вдруг, прямо с неба, сваливается на него
место заведующего художественным отделом, то есть то, о чем он мечтал
годами. Он решил немедленно позвонить мистеру Дэниелу Саммерфилду, чтобы
сказать ему о письме мистера Бейкера Бейтса и спросить, когда тот может его
принять. Но затем подумал, что не стоит зря тратить время, а лучше прямо
пойти и предъявить письмо. В три часа дня он получил от Бенедикта
разрешение отлучиться с работы до пяти, а в половине четвертого был уже в
приемной "Рекламного агентства" и с нетерпением ожидал разрешения войти в
кабинет его главы.

ГЛАВА XXXIII

Когда мистеру Дэниелу К. Саммерфилду доложили о Юджине, он не был
занят ничем особенно спешным, но решил, по своему обыкновению, заставить
просителя подождать. И Юджин ждал целый час, после чего один из клерков
сообщил ему, что, к сожалению, неотложные дела задержали мистера
Саммерфилда, и он не может принять его сегодня. Он будет рад, однако,
видеть его завтра в двенадцать часов. На следующий день Юджин был, наконец,
допущен к мистеру Саммерфилду и с первого взгляда понравился ему. "Малый с
головой, - подумал тот, откидываясь в кресле и уставившись на Юджина, - и,
кажется, не робкого десятка. Молод, глаза открыты настежь, быстро
соображает, приятен на вид. Возможно, что я нашел, наконец, человека, из
которого выйдет хороший заведующий художественным отделом". Он улыбнулся, -
мистер Саммерфилд всегда был очень мил при первом знакомстве, и особенно к
людям, желавшим поступить к нему на работу.
- Садитесь! Садитесь! - пригласил он Юджина, и тот сел, охватив
взглядом дорогие обои на стенах, большой мягкий светло-коричневый ковер на
полу и письменный стол красного дерева, покрытый толстым стеклом и
уставленный всякими принадлежностями из серебра, слоновой кости и бронзы.
Мистер Саммерфилд показался ему чрезвычайно проницательным и энергичным
человеком; внешне он чем-то напоминал японскую резную фигурку из твердого и
гладкого дерева.
- Ну-с, а теперь расскажите мне подробно о себе, - начал Саммерфилд. -
Откуда вы? Кто вы? Чем занимались раньше?
- Полегче, полегче! - непринужденно и добродушно ответил Юджин. - К
чему такая спешка? Моя жизнь не бог весть как сложна. Биография у меня
простая и короткая, как у всякого бедняка. Ее можно рассказать в двух
словах.
Саммерфилд несколько опешил от этой резкости, вызванной в сущности его
же собственным тоном, однако ничуть не рассердился. В этом было что-то для
него новое. Проситель нисколько не робел и, по-видимому, даже не
волновался. "Чудаковат, - подумал он, - но в меру. Очевидно, человек,
видавший виды. Держит себя свободно и не злой".
- Ну, я вас слушаю, - сказал он, улыбнувшись. Ему очень понравилось,
что Юджин не торопится. У этого человека было чувство юмора, а такой черты
Саммерфилд до сих пор не встречал в заведующих художественным отделом.
Насколько он мог припомнить, ни у одного из предшественников этого
кандидата не было ни крупицы юмора.
- Итак, я художник, - начал Юджин, - работаю в "Уорлде". Надеюсь, это
не будет поставлено мне в минус.
- Не будет, - сказал мистер Саммерфилд.
- И я хочу заведовать художественным отделом, так как думаю, что из
меня выйдет хороший заведующий.
- Почему вы так думаете? - спросил Саммерфилд, любезно осклабившись.
- Видите ли, я люблю руководить людьми, - или так по крайней мере мне
кажется. И умею завоевывать их расположение.
- Вы в этом уверены?
- Да, уверен. Во-вторых, та мелкая работа, которую я сейчас выполняю,
не соответствует моим познаниям и опыту в области искусства. Я способен на
гораздо большее.
- Это мне тоже нравится, - одобрил Саммерфилд.
Слушая Юджина, он думал о том, что человек этот очень привлекателен,
немного, пожалуй, бледен и чересчур худощав для роли энергичного
начальника, но, может быть, это только кажется. Волосы у него слишком
длинные. И манеры, возможно, немного развязны. Но все же он ничего. Зачем
только он носит мягкую шляпу? Почему художники непременно носят мягкие
шляпы, во всяком случае большинство художников? Это придает им такой
комичный и неделовой вид.
- Сколько вы получаете сейчас, если дозволено будет спросить?
- Меньше, чем я заслуживаю, - ответил Юджин. - Всего пятьдесят
долларов в неделю. Но я согласился на это, так как рассматривал свою работу
как средство для поправления здоровья. У меня было несколько лет назад
сильное нервное расстройство. Теперь мне много лучше, и я не хочу
оставаться на этой работе. Заведование же художественным отделом - мое
призвание, так по крайней мере мне кажется. И вот я здесь, к вашим услугам.
- Вы хотите сказать, что раньше никогда не заведовали отделом? -
спросил Саммерфилд.
- Никогда.
- Понимаете ли вы что-нибудь в рекламном деле?
- Когда-то мне казалось, что понимаю.
- Давно это было?
- Когда я работал в газете "Морнинг Эппил" в Александрии, штат
Иллинойс.
Саммерфилд не мог удержаться от улыбки.
- Это, надо полагать, такой же крупный орган, как и викхемская
"Юнион"? И, надо полагать, с такой же обширной сферой влияния?
- О, с гораздо большей, с гораздо большей, - невозмутимо отозвался
Юджин. - Из всех провинциальных газет к югу от Сангамона александрийская
"Морнинг Эппил" выходила самым большим тиражом.
- Понятно, понятно, - шутливым тоном согласился Саммерфилд. - То же
самое можно сказать и про "Юнион". Но как же случилось, что вы разуверились
в своем призвании к рекламе?
- Во-первых, я стал немного старше, - сказал Юджин. - А затем я решил,
что мне суждено сделаться великим художником. Я приехал в Нью-Йорк и в
горячке растерял все свои идеи относительно рекламы.
- Понимаю.
- Но, хвала небу, я опять нашел их, - теперь они у меня всегда при
себе. И вот я здесь.
- Знаете, Витла, откровенно говоря, вы на обыкновенного и вполне
надежного заведующего художественным отделом мало похожи. Но, возможно, что
вы и справитесь. Если исходить из утвердившихся у нас здесь вкусов, вы,
пожалуй, недостаточно "брызжете талантом". Все же я не прочь пойти на
отчаянный риск. Вероятно, - как это всегда случалось, - я буду потом
раскаиваться, но я так часто раскаивался, что пора мне уже привыкнуть к
этому. Все мое тело покрыто болячками от укусов ос, которых я принимал за
пчел. Но предположим, что вы получите в свое ведение настоящий, в
натуральную величину художественный отдел, - что, по-вашему, можете вы с
ним сделать?
Юджин подумал, раньше чем ответить. Эта пикировка забавляла его. Он
чувствовал, что теперь, поговорив с ним, Саммерфилд его возьмет.
- Прежде всего я получил бы жалованье, а затем позаботился бы о том,
чтобы допуск ко мне в кабинет был обставлен должным образом, - чтобы
каждый, кто захочет меня видеть, думал, что я английский король... А потом
уж...
- Я действительно был вчера занят, - извиняющимся тоном вставил