Иванова Юлия. Дремучие двери

социализм" с регулярно наполняемой для всех кормушкой. "Мечта прекрасная,
еще неясная"... Светлое будущее. Неосознанная мечта о Новом Иерусалиме, о
преображенной земле.
"И как один умрем в борьбе за это!.." Ну не о корыте же с похлебкой
здесь идет речь.
- Устроиться на земле без Бога! - фыркнул АГ. - Без бога хищников и
фарисеев, которого они создали по своему "образу и подобию". Которого
придумали, чтобы прикрыть свой грех. Не имеющего ничего общего с Богом
Евангельским. Истинный Бог пришел к советскому народу, когда злая
разрушительная энергия стала созидательной, ибо "по плодам их узнаете
их" и "не может худое дерево приносить добрый плод".
"Россия - хранительница Замысла Божия о богочеловечестве". В процессе
земного пути победить в себе гордого отщепенца, разрушителя, животное и идти
против течения, против всего "лежащего во зле" мира, преодолевая тьму,
прежде всего собственную. Самоутверждаться не чтобы "Целое мне служило", а
чтобы послужить Целому, далеко выходящему за рамки земного бытия.
"Дорога к солнцу от червя..." /Гумилев/. Дело соединения твари со своим
Творцом начатое уже здесь, на земле. "Едино Небо и един пастырь?"
Не "жить, чтобы жить", не "жить, чтобы выжить", не "жить, чтобы пожить,
чтобы нажиться"... Они искали Истину. Узкого пути спасения среди
ощетинившейся тьмы.
Разваливающаяся растерзанная Россия, растоптавшая прежних пастырей
вместе о прежними идеалами. Разрозненное взбесившееся стадо, а вокруг -
жаждущие пира кровавого волки внешние.
И сатанинские призывы ко всемирной антихристовой революции, в пасть
которой готовились "заклятые соратники" низвергнуть Россию.

Ты взыскана судьбою до конца:
Безумием заквасил я сердца
И сделал осязаемым твой бред.
Ты - лучшая! Пощады лучшим - нет!
В едином горне за единый раз
Жгут пласт угля, чтоб выплавить алмаз.
И из тебя, сожженный Мой народ,
Я ныне новый выплавляю род!
/Максим. Волошин "Благословение"/ * * *
Денис - солнечный день...

Как ни забавно, но именно после этого официального шага с его стороны,
ею, так оголтело поправшей формальности и условности в желании заполучить
Дениса Градова , наконец-то овладеет блаженное чувство покоя. Всю эту неделю
она будет мотаться по району, соберет кучу материала и засядет за машинку -
подарок Дениса, которую она быстро освоила, хоть и двумя пальцами. Съемки у
них в городке будут закончены, останется лишь натура - зимняя деревня. Денис
захочет снять обязательно экзотику - глухую заснеженную деревушку посреди
леса, и отправится с оператором Ленечкой на выбор натуры. С ними увяжется
Жора Пушко - сделать цветные фото для иллюстрированных журналов - где
клюнет. Помимо всего, это будет просто приятная воскресная вылазка на лыжах.
Был морозный солнечный день. К вечеру еще больше захолодает, поднимется
сильный ветер и метель. Яна совсем окоченеет, пока доберется до редакции,
чтобы позвонить Денису. Будет около десяти.
Яна стоит в "предбаннике", прижимая у уху черную ледяную трубку /В
воскресенье в редакции топили лишь чтобы не замерзли батареи/. Трубка пахнет
Людочкиной "Пиковой дамой".
Тот их разговор. Сколько раз она будет потом снова и снова проигрывать
его в памяти, выискивая зловещий тайный смысл! Набирает еще раз. Долгие
гудки, никого. Что случилось - он должен быть уже дома... Она собирается
вешать трубку.
- Да.
Короткое, отрывистое. Обычно Денисово "Да" протяжно-недовольное, будто
спросонья.
- Привет. Ты что, спал? Звоню, звоню...
- Да нет, в ванне отогреваюсь. С этой деревней... окоченел, как собака.
А у тебя?
- Нормально, стучу. Двумя пальцами. Деревню нашли?
- Вроде бы,... - пауза. И вдруг, - Приезжай, Иоанна Аркадьевна.
- Когда?
- Сейчас. Садись в электричку и приезжай.
Снова пауза. Яна слышит в трубке его дыхание, представляет себе его
лицо, смутно белеющее на сгибе ее руки, влажные после ванны волосы холодят
кожу... И будто взлетает на качелях, перехватывает дыхание.
До Дениса каких-то три часа.
- Послезавтра утром три материала сдавать. И летучка.
- Плевать. Приезжай!
Опять уносят ее качели в комнату на Люсиновке, но тут же возвращают на
грешную землю. Она до боли сжимает в пальцах дырокол. Она цепляется за этот
дырокол, как Антей пяткой за землю.
- Не могу, нельзя.
- Ладно, я опять в ванну, холодно. - Тон не обиженный, не
разочарованный, просто никакой, - Ну, целую?
- Целую.
Короткие гудки. После разговора горький, как хинин, осадок. Яна с
трудом удерживается, чтобы снова не позвонить, но не вытаскивать же его
вторично из ванны! Она берет себя в руки. С тем, что на древе их любви
плоды, в основном, горькие, она уже свыклась и примирилась.
В понедельник с утра она все сдаст и после летучки уедет на задание. В
редакции появится к концу дня - только чтоб появиться. Краем уха слышит, что
куда-то пропал Ленечка, что звонила его жена из Москвы разговаривала с Жорой
Пушко, который сказал, что остался вчера у знакомых в Коржах, где и
заночевал, Градов с Ленечкой отправились на лыжах поглядеть еще одну
деревню, Власово. Ленечкина жена сказала, что ночевать он вообще не пришел,
хотя они договаривались идти вместе в гости, она не дождалась и пошла одна.
Что если он напился, то должен был позвонить - он всегда звонил или ночью,
или, в крайнем случае, утром. Должна же быть в деревне почта! Что сначала
она злилась, а теперь волнуется, а у Градовых к телефону никто не подходит.
Жора Пушко успокаивал ее, сказав, что Ленечка с Денисом наверняка где-
нибудь в загуле, что он сам от знакомой еле вырвался. Мол, не понимают
некоторые граждане, что после праздников должны следовать будни...
Значит, когда она звонила... Перед глазами возникла картина -
пьяненький Ленечка с гитарой, фехтующие дамы на торшере, Роковая на коленях
у ее Дениса...
Еще какие-то бабы... Опять хинная горечь подкатит к горлу. Яна
промолчит и заставит себя переключиться на дела.
Вечером Ленечкина жена дозвонится, наконец, до Дениса, который скажет,
что весь день сидел в монтажной, а о Ленечке слыхом не слыхал. Что, покинув
Коржи, они действительно собирались поглядеть Власово, но было уже около
трех, на лыжах Ленечка ходит плохо, он устал, замерз и еле двигался, они бы
не успели до темноты, поэтому Денис побежал во Власово один, а Ленечка пошел
к станции.
Весь вечер и ночь с понедельника на вторник Ленечкина жена будет
обзванивать приятелей, милиции и морги.
Его тело найдут во вторник, к вечеру. Коржинские мальчишки, заново
прокладывающие в лощине лыжню после бушевавшей двое суток метели. Ленечка
будет сидеть, привалившись спиной к стволу корявой ели, занесенный по самые
плечи снегом и уже окаменевший. На затылочной части черепа будет глубокая
рана, и никаких следов борьбы. Судя по всему, удар был нанесен сзади,
неожиданно, после чего убийца надел на Ленечку шапку и посадил под дерево.
Кому понадобилось убивать безобидного Ленечку в чужом лесу, за
несколько десятков километров от Москвы? Ограбление, женщина? Но женщинами
Ленечка не интересовался, ценностей у него при себе не было, а кошелек с
мелочью и железнодорожным билетом туда-обратно лежал нетронутый в кармане
куртки.
В среду вечером она, наконец-то, дозвонится до Дениса. Он скажет, что
все это, конечно, ужасно, что только убийства ему не хватало, когда у него в
две смены монтажная, а тут милиция, следователь и хрен знает что, и вообще
он ни о чем таком не желает слышать и просит хотя бы ее не касаться этой
темы.
Темы она больше не касалась, но разговор не клеился. Перед глазами
маячил занесенный снегом Ленечка.
Четверг и пятницу, отпросившись у Хана, она безвылазно просидит дома за
машинкой. Дело будет продвигаться туго, будут лезть посторонние мысли, так
что, в конце концов, она отодвинет редакционные материалы и начнет сочинять
историю про человека с лицом-театром, которого люди избрали судьей, потому
что он умел разглядеть истинную суть каждого, стоящего перед ним. И истина
эта, доброта или злоба, жадность или бескорыстие, хитрость или простодушие
сразу же отражалась на его лице. Невозможно было что-либо скрыть от этого
судьи, каким бы запутанным ни казалось дело.
И вот однажды некто, причинивший людям много зла и горя, боясь
разоблачения, пришел к судье с намерением убить его. Судья не хотел умирать.
Он поклялся, что впервые в жизни погрешит на суде против истины и выгородит
виновного. Он сдержал слово и представил дело так, что виновный и его жертва
как бы поменялись местами. Однако каждый раз, оказываясь по воле судьи в
роли жертвы, преступник испытывал ее горе и страдания. А судья смотрел на
подсудимого, и на лице его отражалась истина.
Подсудимый был оправдан, но история на этом не кончилась. Яна пока не
знала, как ее кончить. Не знала, что она так и останется неоконченной.
Назавтра в редакции ей выложат новости.
В лощине, в двухстах сорока трех метрах найдены под снегом ленечкины
лыжи и палки, а неподалеку от корявой ели еще кое-что. Шарф Павлина! Ну
этот, мессершмиттовский...
Нет, смешно было бы, конечно, думать, что Павлин убил Ленечку. Ленечку
вообще не убили. Установлено, что это несчастный случай - съезжая на лыжах в
лощину, Ленечка упал, ударился затылком о торчащий из-под снега валун и,
видимо, потерял сознание. Тогда Павлин снял с него лыжи, обвязал под мышками
своим шарфом /установлено экспертизой/ и протащил Ленечку по лощине, по
снегу, двести сорок три метра. А затем оставил под елью и уехал. Случилось
это около пяти, уже стемнело, к тому же погода была ужасная - мороз, ледяной
пронизывающий ветер, к вечеру еще и пурга разыгралась. Выдохся Павлин и
стало ему не до Ленечки - тут бы свою шкуру спасти, самому добраться до
станции. Ну, а далее везде.
Вот что расскажут ей в редакции. Беспощадно, не стесняясь в выражениях,
как человеку, никогда не имевшему и не могущему иметь ничего общего с этим
подонком в павлиньих перьях, который, спасая свою шкуру, бросил умирать
беспомощного товарища. Их беспощадность будет великодушием по отношению к
ней, она как бы разом отгородит, защитит ее, заблудшую и прощеную, от
позора, именуемого Денисом Градовым, которого она, неопытная, доверчивая,
увлекающаяся, не сумела раскусить так же легко и сразу, как они.
"Ничего между вами не было и не могло быть. Видишь, мы совсем и думать
забыли. Забудь и ты..." Она будет молча сидеть на подлокотнике Людочкиного
кресла, медленно погружаясь в звенящую ватную дурноту. Нестерпимость этих
первых минут возмездия, их боль и стыд она воспримет как заслуженную кару.
Будут все муки ада, будет все, кроме удивления - видимо, подсознательно она
всегда ждала катастрофы. Крамольное ее увлечение, кривая дорожка, на которую
она ступила, зная, что ни к чему хорошему она не приведет.

ПРЕДДВЕРИЕ 19

"Основной факт, определяющий нашу политику, состоит в том, что в своем
хозяйственном развитии наша страна вступила в новый период НЭПА, в новый
период новой экономической политики, в период прямой индустриализации...
Центр индустриализации, основа ее состоит в развитии тяжелой
промышленности /топливо, металл и т.п./, в развитии, в конце концов,
производства средств производства, в развитии своего собственного
машиностроения. Индустриализация имеет своей задачей не только то, чтобы
вести наше народное хозяйство в целом к увеличению в нем доли
промышленности, но она имеет еще ту задачу, чтобы в этом развитии обеспечить
за нашей страной, окруженной капиталистическими государствами,
хозяйственную самостоятельность, уберечь ее от превращения в придаток
мирового капитализма. /И.Сталин/

Дрянь пока что мало поредела,
Дела много - только поспевать.
Надо жизнь сначала переделать,
Переделав, - можно воспевать.
. . .
Я белому, руку, пожалуй, дам,
Пожму, не побрезговав ею.
Я лишь усмехнусь:
- А здорово вам намылили шею!
Укравшему хлеб не потребуешь нар.
Возможно простить и убийце.
Быть может, больной, сумасшедший угар
В душе у него клубится. Но если скравши этот вот рубль
Ладонью ладонь мою тронет,
Я, руку помыв, кирпичом ототру
поганую кожу с ладони.
. . .
Не ваше счастье - счастье вдвоем!
С классом спайся четко!
Коммуна: все, что мое - твое,
Кроме зубных щеток.
. . .
А в разных главках неуловимо
шоферы возят и возят мимо.
Не ухватишь - скользкие, -
не люди, а налимы.
. . .
"Заниматься любовью в виде спорта,
Не успев вписаться в комсомол".
. . .
В течение дня страну наводня
Потопом ненужной бумажности,
В машину живот уложит - и вот
на дачу стремится в важности.
. . .
В наших жилах кровь, а не водица.
Мы идем сквозь револьверный лай.
Чтобы, умирая, воплотиться
В пароходы, в строчки и в другие долгие дела.


СЛОВА АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:

Иосиф сел играть без козырей. Козыри прежние - "похоть плоти, похоть
очей и гордость житейская", правящие миром, как констатировал апостол Павел,
- не годились. О, эти старые проверенные козыри тьмы - у врагов их было в
избытке! Но Антивампирии были нужны самоотверженность, бескорыстие,
нравственная чистота, трудовой энтузиазм, готовность отдать жизнь за
революцию и "за други своя". Построить новое прекрасное здание из гнилых
кирпичей, влить молодое вино в старые мехи. Ильич перед смертью мечтал об
обществе святых, о Францисках Асизских... У этих не было даже страха Божия.
Они крушили храмы, сбрасывали с куполов колокола, жгли иконы и кусали руку
священника, которую совсем недавно целовали смиренно...
- Да, - сказал Иосиф вслед за утопистами-мечтателями, - вот они, новые
люди - жертвенные, бескорыстные, чистые помыслами и влюбленные в дело
революции... Указал на темное, разрозненное злобное стадо и щелкнул бичом. И
они поверили. Нет, не в Иосифа - никогда ни при каких обстоятельствах он не
объявлял себя богом. Они поверили в себя, в лучшее в себе.
Поверили в Образ Божий в себе, не сознавая этого. Потому что именно
состояние любви, милости и единения, которые их столь редко посещают, когда
коснется сердца благодать Божия - и есть их подлинная сущность, а грех -
лукавая химерическая оболочка. Состояние греховной одури, сна.
Все, что соответствует Замыслу - подлинная суть вещей. Каждый человек -
индивидуальность; неповторима и каждая нация, но они - составляющие части
единого по Замыслу Целого. Строго взаимосвязанного Богом.
Пусть они не смели не поверить, пусть щелкал бич и они ворчали, прыгая
сквозь огненный обруч... Пусть дрессировка, страх, пропаганда - но они
слушались! Они строили плотины, города, дороги, заводы, не пухли от
богатства и чужой крови, как клопы... Не блудили, не требовали суверенитета,
разрушающего страну... Они стояли на Пути, не зная этого, и были счастливы,
ибо жили по-Божьи в атеистическом, но отнюдь не безбожном государстве. В
коммуну душа потому влюблена,
Что коммуна, по-моему, огромная высота,
Что коммуна, по-моему, глубочайшая глубина.
Заботливый отец запирает неразумных детей на ключ, заботливый хозяин
сажает неразумного пса на цепь для его же блага. Заботливый пастух загоняет
овец в надежное укрытие, чтобы их не расхитили волки.
Что же касается так называемой демократии...
"Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по
большинству от Правды". /Исх.23,2/
Спаситель был отдан на распятие демократическим путем голосования.
Демократия - дать вампирам возможность свободно плодиться и жрать овец.
Красный террор - отстрел волков. Единственными оружиями Иосифа поначалу были
страх и послушание, порожденное страхом. Как они предательски, по-вампирски
себя вели, предавая других! Радуясь, что на сей раз опять "не они"!
Ценных ученых посадили в золотую клетку, и они работали на
Антивампирию.
Страх кесаря - не от хорошей жизни, но во спасение. Когда нет страха
Божия, который, как известно "Начало премудрости"...
- А как же дарованная Богом свобода?
Опять ты за свое, сын тьмы! На земле бывает лишь свобода от Бога.
Свободу в Боге на земле называют послушанием.
"К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом
к угождению плоти" /Гал.5,13/
Иосиф не сразу понял, кто в ответ на его детский бунт против злой
действительности, против Вампирии забрал железной рукой его разум, волю,
сердце. "Исполнись волею Моей..." Первая дерзкая попытка коллективного
спасения неверующих, попытка поставить многонациональный падший народ "на
Путь". Кесарь занялся Божьим, это была скорее религия, чем социология. Небо,
а не земля при всем прагматизме Иосифа.
Это был первый дерзкий опыт выращивания нового человека. Хомо
Советикус.
"Оковы тяжкие падут, темницы рухнут..." Когда взошла "звезда
пленительного счастья" и "воспряла ото сна" Россия, когда "на обломках
самовластья" закончились кровавые разборки красных, белых и зеленых, пора
переделов собственности, идей и декретов, когда всплыла после бури грязная
пена всякого ворья, спекулянтов, бандитов, хулиганов, сепаратистов, когда
"выглянуло из-за спины РСДРП мурло мещанина", стало ясно, что справиться со
внутренним и внешним врагом может только сильное государство, в котором
"кадры решают все". Францисски Ассиизские. "Гвозди бы делать из этих
людей..."
Но гвоздей не хватало. В основном - слушали, постановили... Что
"человек - звучит гордо", первородный грех - отменен декретом как пережиток
прошлого. И вперед! Мы родились, чтоб "сказку сделать былью..."
- Санаторий! - вдруг взорвался АГ. - Любите, детки, друзей-товарищей,
лишнего не говорите, в Африку не ходите, денег не копите, на чужих жен не
глядите, всем соцлагерем дружите... А еще кожанки надели!
- Так, вроде бы, твой урожай, - хмыкнул АХ, болтая белыми ножками, -
бунтари, пища адова...
- Какое там! - отмахнулся АГ, - Поначалу, правда, побузили, постреляли,
кое-что кое у кого отобрали, бесноватые в церквах покуражились... Ну мы,
само собой, рады, ждем, когда они винтовки смажут, лошадей подкуют да в
поход за мировую революцию... Грабить проклятых заморских буржуев,
шампанским ихним надираться, мадамов своих и чужих на роллс-ройсах катать...
Гуляй, пролетарий, пришел твой час! Никаких тебе цепей, все дозволено!.. А
они - вот тоска-то!.. Не кабаки пооткрывали, не бардаки новые для
дорвавшегося до благ революционного народа, а школы, избы-читальни, рабфаки,
ликбезы, колонии для беспризорных, здравпункты.
Запретов насочиняли, строгостей - будто в монастыре. А говорили -
свободная любовь, общие жены... Куда там! Одной-то жене изменишь - аморалку
шьют, всей деревней осуждают. Идейные коммуняки - все для народа, лично себе
ни-ни, первые в труде и в бою. Разве что "брат" "товарищем" заменили,
послушание назвали дисциплиной и никаких там загранок. Отгородились ото всех
забором и давай чудить. Духовный облик, моральный облик, чистота помыслов,
высота порывов...Строят светлое будущее, учатся, женятся, живут - не ропщут
в коммуналках, выращивают детей "в буднях великих строек, в веселом грохоте
огня и звона". Поют про какого-то чудика, который отдал жизнь, чтоб в какой-
то там Испании крестьяне получили землю... Плавают на рекорды, прыгают с
вышки, пирамиды сооружают - нет, не финансовые, а из собственных загорелых
тел. В шахтах и на полях рекорды устанавливают, а затем не в кабак, а в
самодеятельность, или с парашютом прыгать. А чуть что не так - проработка,
аморалка... Нет, даже похуже монастыря!
Объявили, что Бога нет, а живут - будто кругом - один Бог, всюду и
везде. А вот кого нет, так это хозяина нашего, дьявола. Будто не он правит
бал на земле, а всякие там "слушали-постановили", для которых построить
светлое будущее - раз плюнуть. Нацепил значок с красным галстуком - и
построил. Где не будет ни жадности, ни эгоизма, ни похоти, ни злобы, ни
вражды, ни лжи, ни измены... И вообще никакого первородного греха, вона как.
Слушали-постановили - и нет князя тьмы. Одни ангелочки кругом, крылышками
шуршат. План у них: через несколько пятилеток - светлое будущее. А у нас -
свой план. Выявить, кто, про зарю коммунизма позабыв, мамоне служит, кто
похоти своей, кто пред людьми кичится, кто норовит товарища заставить на
себя спину гнуть, кто к соседке заглянул - мы тут как тут, все записываем,
фиксируем, съемку ведем. Чтоб потом на Суде весь компромат ба-бах - не
отопрешься.
А тут - никакого компромата. Чуть у кого какой помысел - пожалте,
товарищ, на проработку, коллектив бдит, не дремлет.
План горит - одни ангелочки. Раньше хоть попадались вредители всякие,
неосознанные элементы, отрыжка прошлого, но потом такого шмону навели, что
на одного вредителя - полный примус разоблачителей.
- Хватит прибедняться. Вон у тебя гора кассет - несправедливо
расстрелянные, репрессированные... Сфабрикованные дела, доносы, страдающие
безвинно дети и родственники...
- А ты поди разберись с этой горой, - огрызнулся АГ.- Вот тут, к
примеру, жертвы, тут - палачи. Но какие же они палачи, ежели уже через
несколько месяцев - сами жертвы... Вот - расстрелян, расстрелян... А их
палачей опять же через полгода забрали и шлепнули... И так вся гора. И самые
первые тоже убивали - буржуев, а потом их - вот папочка - тут и первые, и
последние - фашисты в войну поубивали... Поди тут отдели овец от козлищ -
где убийцы-грешники, где безвинные праведники? Революция своих детей
пожирает, а нам потом разбирайся.
- А вот эти дела... Вроде была наша категория, по всем параметрам
грешники, а теперь поди ж ты, невинно пострадавшие, в ад сразу нельзя.
Придется досконально разбираться. Бывает, попы-отступники попадаются...
Чистых дел - раз-два и обчелся. Это кто революцию из корысти делал, чтоб
самому пограбить, спекулянты всякие, насильники, богоненавистники,
отступники, садисты, мародеры, властолюбцы, идолопоклонники... Но их с
каждым годом все меньше. Ударники, стахановцы, спортсмены - все к труду-
обороне готовы. Проклятое время! - Военные годы - еще хуже. Каждый -
патриот, герой-мученик за хранимое Небом отечество... "Нет больше того
подвига, кто положит душу за други своя..."
После войны давай страну восстанавливать, опять трудовой энтузиазм,
опять не до греха. Разве что девчонку какую у Метрополя отловят, да и то при
проверке выходит, что проводилось мероприятие по заданию МГБ в рамках защиты
Отечества от агентов империализма.
А книги-то, книги... Ну прямо жития святых - к добру призывают, к любви
и дружбе... Чтоб женам верность хранить, честно работать, о богатстве не
думать, денег не копить, вещами лишними жизнь не обременять. Даже сама
интеллигенция, те, что в себе вампиров почуяли, взбунтовались. "Мы, мол, не
такие! - шепчутся по кухням, - Мы, как все, как весь мир - блудливые,
ленивые, жадные, вороватые, под себя гребем... Нам что светлое будущее, что
царство Небесное - до фонаря, мы здесь, сейчас пожить хотим. Нам Тайна не
нужна, нам бы бочку варенья, да корзину печенья, - вот она, правда
сермяжная, а все прочее - коммунистическая пропаганда и лакировка
действительности..."
Ну мы им, конечно, поддакиваем, раскачиваем лодку. И нашептываем: "Что
же вы про свободу от совести позабыли? Требуйте свободы воровать, лгать на
весь мир, пить кровь и жизнь ближних, блудить традиционными и нетрадиционны
ми методами, а заодно и свободы на виду у всех со свечками в храме стоять.
Чтобы все видели, что делишки эти богопротивные и подлые не кто-нибудь там,
не какие-то презренные атеисты или отступники вершат, а народ уважаемый,
верующий. Слуги народа и цвет нации. Пусть прочий православный люд о них
соблазнится и осудит. Зато наш хозяин великие почести воздаст - вот они у
нас, голубчики, уже в контейнер не вмещаются, пленки перерасход...
А ведь поначалу, когда хорошие дела делали и кричали: "Мы -
материалисты-неверующие", - так им по неведению многое прощалось, всякие
грешки вроде взяток, приписок... Что с них возьмешь
- заповедей, бедные, не знают, не ведают, что творят...
А с этих, нынешних, спрос уже по полной программе. Сами на себя,
считай, нашему хозяину заявление написали. Так, мол, и так, очень даже
ведаем, что творим.
Но это потом, а пока им цензура развернуться не давала, будь она
проклята - то чернуху запретят, то порнуху. Будто знала, что на Суде за
каждое слово гнилое придется отвечать... Но и мы не дремали, завели себе
среди цензоров пятую колонну с червоточинкой внутри - а люди ведь все
слабые, недалекие, и пускали их по ложному следу: ату их, генетиков,
кибернетиков, ату этих блаженных искателей Истины - не правды, ибо правда в
том, что все мы - дерьмо, черви и обязательно помрем. А Истина в том, что
все люди по Замыслу - боги и созданы для вечной жизни в том самом Светлом
Будущем, которое называется Царствием Света, и путь туда - через любовь к
ближнему, называй его братом или товарищем... Ибо кто ближнего накормит,
даст жилье, оденет, излечит, защитит - тот Самого Христа накормил и приютил,
и будет он оправдан на Суде - так написано в Евангелии.
А эти так называемые "совки" выращивали хлеб, строили города, были
учителями, врачами, воинами, причем медицина была бесплатной... Путь в
Царствие - через взаимопомощь, трудолюбие, честность, нестяжание,
нравственную чистоту, самоотверженность, стремление к восхождению "в
связке" - все то, что мы называем "Путь, Истина и Жизнь". Но не все ведают,
что это и есть Царствие Христово, ибо сказано: "Я есмь путь, и истина, и
жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня" /Иоан.14,6/.
То есть ко Христу приходят через Путь и Жизнь. Правда, многие из них
считались атеистами, но "без Меня не можете творить ничего" и "по плодам их
узнаете их" , "Не может худое дерево приносить добрый плод". Те, кто
приносили "добрые плоды", были со Христом в сердце своем... А ведь так и
заповедано: "Дай Мне, сыне, сердце свое". И "cказал безумец в сердце своем:
нет Бога"... Именно "в сердце", а не в уме или языком...
Слушаясь Его Закона, они шли на Его неведомый Зов по Его Пути.
Самоотверженное служение Целому, довольствуясь "хлебом насущным", то есть
необходимо-достаточным во имя бесконечно большого. Свершения записанной в