Иванова Юлия. Дремучие двери

последний день перед болезнью?
- Могло быть. Могло быть. Берия и Маленков были тесно связаны. Хрущев
и примыкал к ним и имел свои цели. Он всех перехитрил! У Хрущева была почва
более крепкая, потому что мещанство было везде. А он на мещан
ориентировался. Хрущев, не интересуясь идеями. Как одно с другим слепить.
А идеями построения коммунизма он не интересовался." /В.Молотов - Ф.Чуев/

"- Я был у Поскребышевых, разговаривал с дочерью Власика, она

рассказала, что когда арестовали ее отца, незадолго до смерти Сталина, он

произнес: "Дни Сталина сочтены. Ему мало жить осталось." Он понял: Берия
убирает всех преданных Сталину людей, - рассказываю я.
- Правильно. Тогда говорили, что разложился Власик. Разложились еще
кто-то из окружения Сталина, с бабами путались чужими. Но я уже тогда мало
был в курсе дела.
- Авторханов пишет: "...единственный, кто искренне относился к
Сталину, был Молотов"...
- Да, во время похорон из трех выступавших, дескать, искренне, один...
Я тоже допускаю, что так и есть.
- Я не думаю, что Хрущев горевал о смерти Сталина.
- Нет, он был очень зол на Сталина. А Берия тем более, конечно, Сталин
иногда выражал пренебрежительное отношение к Берии. Убрать хотел. А кому
доверял - трудно сказать. Кажется, никому. Хрущеву? Никак уж не мог,
конечно, доверять. Булганин никак не подходил. Сказать, что Маленков был
близок к Сталину, по-моему, нельзя. Молодых заметных не было. Ленинградцев
он отшил.
- Авторханов пишет, что Сталин придумал "дело врачей", чтобы свалить
Берию. А что, он без этого не мог?
- Так тоже не бывает. Надо, чтоб для других было убедительно.
Промолчат, но не поверят...
- В сообщении о врачах было о небдительности наших органов
Госбезопасности - сильный намек на Берию.
- Да, правильно. Видел, что Берия старается, но не вполне искренне...
Что Берия причастен к этому делу, я допускаю. Он откровенно сыграл очень
коварную роль". /Молотов - Чуев/
"Сталин лежал на диване. Глаза закрыты. Иногда он открывал их и
пытался что-то говорить, но сознание к нему так и не вернулось. Когда он
пытался говорить, к нему подбегал Берия и целовал его руку.
- Не отравили ли Сталина?
- Возможно. Но кто сейчас это докажет? Лечили хорошие врачи.
Лукомский - хороший терапевт, Тареев...
- Говорят, его убил сам Берия?
- Зачем же Берия? Мог чекист или врач, - ответил Молотов, - Когда он
умирал, были моменты, когда он приходил в сознание... Вот тогда Берия
держался Сталина! У-у! Готов был... Не исключаю, что он приложил руку к его
смерти. Из того, что он говорил, да и я чувствовал... На трибуне мавзолея 1
мая 1953 года делал такие намеки... Хотел, видимо, сочувствие мое вызвать.
Сказал: "Я его убрал". Вроде, посодействовал мне. Он, конечно, хотел
сделать мое отношение более благоприятным: "Я вас всех спас!" Хрущев едва
ли помог. Он мог догадываться. А возможно... Они все-таки близко...
Маленков больше знает. Больше, больше...
- Сам Сталин, помнится, сказал во время войны: "Я знаю, что после моей
смерти на мою могилу нанесут кучу мусора. Но ветер истории безжалостно
развеет ее!" - И еще одна деталь. Он пишет, что 17 февраля 1953 года Сталин
принял посла Индии К.Менона. Рисовал на листках блокнота волков:
"Крестьяне поступают мудро, убивая бешеных волков!" Вроде бы он имел в виду
некоторых членов Политбюро.
- Рисовал для забавы, - ответил Молотов". /Молотов - Чуев/

Люди, люди развращенные,
То рабы, то палачи,
Бросьте, злобы изощренные,
Ваши копья и мечи.
Не тревожьте сталь холодную,
Лютой ярости кумир
- Вашу внутренность голодную
Не насытит целый мир.
Ваши зубы плотоядные
Блещут лезвием косы.
Так грызитесь, кровожадные,
До последнего, как псы.
/А.Полежаев - современник Пушкина/

"Что с нами сделалось, братья? Почему лукавые и велеречивые
властители, умные и хитрые отступники, жадные и богатые стяжатели,
издеваясь над нами, глумясь над нашими верованиями, пользуясь нашей
наивностью, захватили власть, растаскивают богатства, отнимают у народа
дома, заводы и земли, режут на части страну, ссорят нас и морочат, отлучают
от прошлого, отстраняют от будущего - обрекают на жалкое прозябание в
рабстве и подчинении у всесильных соседей?.." /Из "Слова к народу".
Страница Истории, 1991 год/


СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:

Он максималистски признавал только "спасающийся" народ, только
"верных", служащих Делу. Он интуитивно выбирал, выращивал в своем царстве
лишь пригодных для "светлого будущего" самоотверженных сподвижников высокой
божественной мечты. Тайны, а не пресловутой "бочки варенья", отвергая слуг
царства тьмы и Мамоны. Он строил страну "героев, мечтателей и ученых",
"готовых на подвиг и на труд", искал "крылатых" и часто разочаровывался,
когда "крылатые" оказывались упырями и демонами. А бескрылые - ползали на
брюхе.
Но Иосиф упорно продолжал непосильную свою селекционную и
инкубаторcкую работу, свою реанимацию "мертвых душ", не щадя ни себя, ни
других, следуя проштудированным в семинарии понятиям о вселенском зле, от
которого он как "пастырь добрый" должен увести своих овец согласно
повелению Неба:
"Выйди от нее, народ Мой..."
"Пусть мертвые хоронят своих мертвецов..."
"Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног..."
Он пытался "отделить зерно от плевел", понимая, что "кадры решают все".
В фильме тех лет "Золотой ключик" куклы свирепого жадного Карабаса-
Барабаса улетают в сказочную страну Спасения на странном диковинного вида
летательном аппарате, очень похожем на библейский Ковчег. Иосиф построил
для своего народа такой летающий Ковчег - нелепого вида, громоздкий,
варварскими методами - но аппарат летал! Там "дружба помогала делать
настоящие чудеса!", а конструкция была очень близка к Замыслу. Каждая часть
должна была служить Целому, быть на своем месте, то есть исполнять
предназначение. У Иосифа "пастыря" не было "родни" - лишь сподвижники -
"матерь и братья". Он не менял "солдат на генералов", даже собственного
сына.
Кесарь-пастырь Иосиф часто использует библейскую лексику, запрещает
религиозные секты, убийство детей во чреве, вводит цензуру на
нравственность - построже, чем при царе, вводит раздельное воспитание
мальчиков и девочек. Считает "святым делом" защиту социалистического
отечества, избавившего народ от "служения Мамоне". Он был "хранителем
виноградника" в отсутствие Господина - восстанавливал, взращивал, охранял,
защищал... Он старался заставить их отречься от сидящего в душе алчного
зверя, первородного греха. Он убивал зверя порой звериным способом и
считал, что это лучше, чем соблюдать "права зверя".


* * *


Великий граф с его религиозно-нравственными исканиями, ремонтировавший
крышу бедной вдове, граф пахарь и сапожник был ей теперь понятен и близок,
хоть отец Тихон и считал, что граф пал жертвой собственной гордыни. /"В
безумии дерзнул Евангелие переписывать! А гордыня - стена, отделяющая от
Бога"/
Иоанна понемногу "воцерковлялась". Ходила по воскресеньям и по
праздникам в храм, старалась соблюдать посты, регулярно читала утренние и
вечерние молитвенные правила, бывала на исповеди и причащалась. Привыкла к
долгим службам, к тычкам бесноватых бабок, которые тоже к ней привыкли и
даже разрешали подежурить у подсвечника перед иконой Спасителя. Ей это
нравилось - менять догоревшие свечи, гасить подушечками пальцев, почему-то
не обжигаясь, принимать новые, перекрестившись с поклоном, расставлять
полукругом по росту, снимать с подсвечника еще теплые подтеки воска - так
она, казалось, могла стоять часами, испытывая странно-блаженное состояние
умиротворения.
И еще ей нравилось, что теперь она хоть отчасти могла оградить впервые
или случайно пришедших на службу, на которых накидывались бабки: не так
стоишь, не так крестишься, чего без платка, чего губы накрасила, чего в
брюках - ну и так далее - с явной целью навсегда отвадить от храма. Она тут
же брала жертву под защиту, ставила ее свечку на лучшее место, и улыбалась,
и ободряла и шепотом просила простить старух, которым во времена
богоборчества приходилось защищать храм от беснующихся хулиганов едва ли не
клюками... Вот и бдят по привычке, охраняют святыню, как умеют. Так что
надо нам всем приходить в храм почаще, становиться хозяевами и исправлять
грехи отцов и дедов. Вот в хор нам голоса нужны...
Самой Иоанне петь в церковном хоре тоже нравилось - подвязавшись под
подбородок платком, тоненько выводить со старухами: "Бога человекам
невозможно видети, на Него же не смеют чины ангельские взирати..."Но в
общем-то ей, наверное, так и не удалось воцерковиться по-настоящему, как,
например, лужинской общине, Глебу и Варе... Они жили этим. Не говоря уж о
Гане. Бог и церковь для нее все еще не слились в одно, но ее уже тянуло в
храм, к подсвечнику, к бабкам из хора, к отцу Тихону, который считал ее
своим духовным чадом. И она, выросшая без отца, по-детски безропотно
исповедывала ему то, в чем никому другому ни за что бы не призналась.
- Мне кажется, я никого не люблю, - опять сокрушалась она, - Вот
родные, семья... Я, конечно, исполняю что надо, но это так, поневоле...
Отношения поддерживаю только с нужными людьми, от которых что-то могу
получить, друзей у меня нет. Для меня что люди, что вещи - захотела, теперь
имею. Они требуют внимания, иногда это приятно, иногда тяготит. Матери
писала неохотно и редко, открытки в день рождения и на новый год. Она мне
сначала писала длинные письма, все жаловалась на тоску и одиночество...
Потом, наверное, поняла, что кричит в пустоту, писала все реже. И я
не знала, что она тяжело больна. Даже на похороны не приехала, не стала
прерывать заграничную поездку. "Возлюби ближнего"... - Но как возлюбить,
батюшка, если не получается? - А ты хочешь, чтоб получилось? "Возлюбить",
Иоанна, значит пожертвовать. Самостью пожертвовать, то есть собой. Ближний
съест твое время, покой, жизненные силы, сядет на шею. И отплатит порой
самой черной неблагодарностью... Человек лукав и грешен.
Это великий подвиг - отдать себя на распятие ради других. И опять же
человек лукав. Как совместить слова: "Возлюби ближнего, как самого себя" и
"Кто ради Меня не оставит мать, мужа, детей, тот не достоин Меня"? Надо
отличать любовь к ближнему от идолопоклонства и человекоугодия - это все
грехи тяжкие, а грань иной раз едва различима... Увидеть в каждом Образ
Божий и Образу этому служить, очищать от скверны - вот к чему призывает
Господь.
Или милосердие. Накорми, приюти, перевяжи раны, утешь, посети в
тюрьме. Но и тут можно запутаться. На днях вот ко мне парень пришел, сын
одной прихожанки. Руки дрожат, сам весь трясется. "Дай, говорит, батюшка,
трешку опохмелиться, сил нету, а то грех будет, украду или повешусь". Ну
что с ним сделаешь - дал. Прав или не прав - сам не ведаю. А если бы и
впрямь что сотворил? А так вроде пронесло. Потом трезвый приходил, лечиться
пообещал... Лишь на Господа упование наше, сами мы и добра от зла порой
отличить не можем, своих грехов не видим. Это большой дар - видеть свои
грехи, это уже полдела. Благодари за то Господа. Но и спрос с тебя строже,
коли ведаешь, что творишь.
Молись так: Господи, у меня холодное сердце, и я даже не хочу, чтобы
Ты его растопил, ведь так? Я как тот отрок из сказки, у которого сердце
превратилось в кусок льда и он ничего не чувствовал. А ведь сказано: даже
если чудеса творишь, а любви не имеешь - не войдешь в Царствие. Как же нам,
немощным, быть? Только молиться смиренно молитвой мытаря: "Буди, Боже,
милостив Мне грешному". Верю, Господь услышит, ибо "жертва Богу дух
сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит".
Предай свою жизнь Господу, Иоанна, и устроит Он все чудесным образом.
И сердце оживет для добра, и душа расправит крылья. "Отвергнет прах земных
сует", как Пушкин писал, и полетит, полетит...
- Батюшка, вы же сами благословили зарабатывать трудом на земле, и
цветы продавать благословили. Сами говорили: "Побудь, Иоанна, Марфой..."-
Благословил. А несвежие цветы продавать - грех, сама поняла. Убыток
понесешь материальный, а так - душа пострадает, куда хуже. Покупатель букет
принесет жене на именины, а цветы облетят - стыд-то какой! И выскажутся в
твой адрес, а Господь слушает... Кладешь в карман, а крадешь-то у души, у
вечности! Об этом мы, безумные, не думаем. Рубля нам жалко, а души не
жалко...
- Я больше не буду, батюшка...
- Будешь, Иоанна. Господь сказал Никодиму: "должно вам родиться
свыше". То есть от духа. Вон даже апостолы после распятия Господа...
Поначалу испуганные, растерянные, а как сошли на них в день Пятидесятницы
огненные языки, так исполнились все Духа Святого и заговорили на незнакомых
языках, и все их понимали... И не колебались боле, шли на смерть, ибо
почувствовали, что бессмертны, как боги.
"И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и
будут пророчествовать,.. - читал из Евангелия отец Тихон, - Солнце
превратится во тьму, и луна в кровь, прежде нежели наступит день Господень
великий и славный; И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется".
Есть, Иоанна, хорошие сказки, мудрые. Вот лежит красавица и спит, и
вокруг все царство спит. В паутине все, во грехе. Но так сладко спать!
И ждем - вот явится принц и разбудит... Все мы до поры до времени спим,
Иоанна. А спать нельзя - лес дремучий и волки вокруг.
Когда осознаешь неправедность земного бытия и собственную немощь этой
неправедности противостоять, и невозможность жить во зле и тьме, тогда
закричишь: Спаси, Господи, погибаю! 3акричишь, как роженица в муках - к
таким Он приходит. И преобразует, рождает свыше. Всякий плод должен
созреть, а иные так и висят до зимы, пока не сгниют или замерзнут.
Теплохладностью надо переболеть, как коклюшем или ветрянкой, и молить о
выздоровлении. И кто записан в Книге Жизни, обязательно родится свыше.
"А я? - со страхом думала Иоанна, - Записана ли я? Вроде слышу Зов, и
иду, но так медленно. И опять играю..."- Не горюй, - будто читая ее
невеселые мысли, ободрял отец Тихон, - сказано нам в утешение: "Ты никогда
бы не искал Меня, если б Я уже не нашел тебя"... Это я насчет Книги Жизни.
Будь ревностна - "Много званых, но мало избранных". Господь любит и зовет
всех, но мало кто избирает Царство, оставаясь теплохладным. Тогда приходят
скорби, лишения, страдания - чтоб через них смягчилось сердце, пришло
отвращение к греху. Господь кого любит, того наказует. Господь всех
призывает, но знает, чем все кончится, ибо для Него нет времени. Нет
настоящего, прошлого, будущего - Он и изначально все знает. Время течет для
нас, и в нем мы свободны выбирать между добром и злом. Вот Пушкин знал, что
Татьяна не станет прелюбодейкой, и за то любил ее, так?.. Тебе даны разум и
Образ Божий. И закон в сердце, и свобода выбирать - свет или тьму. Всякий
грех, помни, кража у себя самой. Тот же букет с изъяном - кладешь в карман,
отнимаешь у души. Искушение - брань, то есть сражение, бой. Выиграл-
проиграл. Проиграл, согрешил - значит, ранен. Много ранений - возможная
смерть.
Никто бы не спасся, но мы искуплены Божественной Кровью, Господь
победил смерть. Веруй и моли о милости.
"И, по молитве их, поколебалось место, где они были собраны, и
исполнились все Духа Святого и говорили слово Божие с дерзновением.
У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто
ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее.
Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели
землями или домами, продавая их, приносили цену проданного.
И полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел
нужду". /Деян.4:31,32,34,35/
Вот он где, настоящий коммунизм...
А она думала о Гане, которому было даровано рождение свыше. И о том,
что у избранников и искушения бывают огненные. Никогда она не заговаривала
с отцом Тихоном о Гане, ни так, ни на исповеди, и снова и снова благодарила
Господа, что тут ей не в чем было каяться...
Все лето они не виделись - она вкалывала по-черному - на стройке, на
участке, на рынке, отрабатывая долги. И еще ухитрялась по вечерам со
слипающимися глазами сочинить несколько страничек. Спать удавалось по пять-
шесть часов, она себе изумлялась, что выдерживает, и выдерживала. И вот,
наконец, в октябре дом был, в основном, готов, цветочный сезон окончен,
сценарий сдан, долги почти все выплачены. И тогда остро захотелось увидеть
Ганю, которого она целую вечность видела лишь во сне - один и тот же сон:
они бредут рука об руку среди закатных лужинских сосен, и рыжий дух Альмы
невесомо, как и их похожая на полет поступь, едва касается в бесконечно
длинных прыжках росистой травы.
Он куда-то исчез, этот дух, с тех пор как началась суета со стройкой,
торговлей и долгами. С тех пор как появился в Лужине привезенный Денисом
"немец" Анчар - от медалистов Антея и Чары, которого купил Филипп. Но когда
из пушистого трогательного комочка вымахал здоровенный волкодав, которого
нужно было не просто выгуливать регулярно, но "с нагрузкой", который в
квартире грыз с тоски все подряд, и поскольку дома сидела, в основном,
свекровь, перед ней стала трагическая дилемма: или ходить целыми днями по
комнатам с валидолом и тряпкой, или спускаться во двор и там гоняться за
Анчаром. Который, в свою очередь, гонялся за всеми движущимися предметами -
другими собаками, кошками, машинами и мотоциклами. Денис приходил только
ночевать, Филипп с невесткой Лизой укатили в Пицунду, и свекровь
торжественно заявила, что хоть и очень любит собак и вообще мухи не обидит,
и Анчар красавец и умница, но вопрос стоит о ее жизни и смерти. И раз уж у
них теперь есть дача, а она лично освободила Иоанну от забот по дому,
воспитания внука и стирки денисовых рубашек, то пусть она, невестка, хоть в
чем-то поступится личным комфортом ради семьи и возьмет Анчара хотя бы на
лето.
Напрасно Денис втолковывал, что лужинский "личный комфорт" напоминает
скорее полевой стан и стройплощадку - свекровь лишь твердила, что они все
сговорились сжить ее со свету. В Лужине Денис появлялся редко, в основном,
чтобы обговорить тот или иной сценарный эпизод. Стройка и связанная с ней
разруха, горы мусора, досок и щебня внушали ему ужас, как и новый облик
жены - отощавшей, дочерна загорелой, в драном спортивном костюме, стоящем
на ней колом от подтеков клейстера, раствора и краски. Яна, одна среди
всего этого апокалипсиса, непостижимым образом с ним управляющаяся, не
требующая ни денисовых мужских рук, ни денег, чего тот ужасно боялся, ибо
ни того, ни другого не было... Яна, перескакивающая с высокой духовной
тематики на строительно-торговый жаргон, а то и срывающаяся в выяснении
отношений с "работничками" на площадную брань. Он не понимал, что
происходит, каким образом из скромной запущенной дачи, на которую они
весной кое-как наскребли деньжат, вырастает нечто масштабно-
фундаментальное. И откуда в литератур ной даме, с которой он прожил уже
четверть века, проснулся вдруг эдакий многопрограммный строительно-
огородный (он еще не знал, что и торговый) суперробот, квалифицированно
ныряющий то с пассатижами в забарахливший газовый котел, то с кистью на
стремянку под потолок, то корчующий ломом старый смородиновый куст...
- Погоди, я сейчас! - орала она, продираясь мимоходом через тысячу
неотложных дел. Когда можно будет, наконец, умывшись и переодевшись,
приложиться к его щеке и вернуться на несколько часов в обычную жизнь.
Помирая со смеху - такое у него было лицо! Он боялся, что она его попросит
помочь и одновременно боялся ее новую - супербабу с отбойным молотком,
всезнающую и всесильную, ни о чем не просящую. И когда она, наконец,
становилась прежней и они работали бок о бок, как всегда, и он сидел за
дяди жениным столом, потягивая любимый свой жасминовый чай /"твой барин",
как говорил дед/ - он постепенно успокаивался и заговаривал о том, о сем, а
Яна делала вид, что ей интересно. И он понимал, что она лишь делает вид, но
предпочитал не докапываться. "Докапываться", будить спящую собаку он
терпеть не мог. Да и что она могла ему рассказать? Про неведомую силу,
которая так властно и настойчиво уводит ее от знакомого, привычного, а она,
страшась Огня, играет в чужие игры, порой самозабвенно до изнеможения, сама
не очень-то понимая, зачем этот дом ей, жаждущей полета, свободы от суеты,
а ставшей батрачкой, рабой дома и куска земли, прикованной к этим
строительно-садовым делам и долгам...
Теперь вот Анчар, в восторге носящийся за птицами и бабочками, с
которым надо было не только регулярно гулять, но и ухаживать за ним, как за
младенцем - больше чем на несколько часов не отлучишься. И которого все же
пришлось взять, потому что свекровь была права - Иоанна действительно ей
подкинула, вольно или невольно, свою семью, жила своей жизнью. Надо было
хоть как-то ее уважить. Да и вообще на даче собака нужна.
Иоанна стряхивала, сдирала с себя прежнюю жизнь, привычки, связи, как
пловчиха тину, выбравшаяся наконец-то на желанный, но незнакомый берег из
какого-то опостылевшего замкнутого водоема. Новое рабство принес этот берег
или это какой-то неизвестный покуда, непроявленный вид свободы? Она не
знала. Просто неведомая сила, которой она своей волей подчинилась,
распорядилась так, а не иначе. И возможно, это добровольное подчинение и
являлось свободой, как осознанной необходимостью, подчиниться этой Воле...
Послушание воле? Наверное, - думала она, - весь вопрос в том, чья она, эта
воля. Два, казалось, бы взаимоисключающих начала заложены Творцом в
человеке: свобода и послушание. Рабство и бунт - вот история человечества,
особенно России. И путь каждого конкретного человека. Мы жаждем свободы, а
наша злая, греховная, разрушительная воля разрушает и нас, и все вокруг, и
тогда... мы жаждем рабства. Подчиниться чьей-то иной воле - мудрой,
справедливой, очищающей, благой. И мы творим себе кумиров, не находим
таковых в лице грешных земных правителей, тоже рабов кого-то и чего-то,
разочаровываемся во всяких "измах", в собственных рабских страстях, похотях
и кумирах, и вновь жаждем призрака свободы.
Заколдованный круг.
Свобода не как противодействие, противостояние, а как единение,
слияние - такое возможно лишь в Боге. Святая Троица, триединство, свободно
соединенное любовью, Трое в Одном. Лишь Истина абсолютно свободна.
Добровольное подчинение самой Свободе - только здесь могут примириться две
бездны. Слившись свободно, свободно подчинившись абсолютно свободному, я
сама становлюсь свободной. Дух свят и свободен и, слившись добровольно с
Духом, я становлюсь свободной. "Я сказал, вы - боги", т.е. Дух Божий
присутствует в нас, животворит и "ходит, где хочет", это - наша суть,
тоскующая по родной стихии.
Свобода - освобождение от всего, мешающего соединиться со Свободой.
Две бездны, по Достоевскому, - они необходимы. Без них не было бы свободы,
была бы бессмысленная история. Их совмещение - конец всемирной истории. И в
этом совмещении, примирении свободы и послушания -глубинный смысл истории,
путь от грехопадения и распятия до воскресения, дорога "к солнцу от
червя"...
Но если без выбора нет свободы - Он, Творец... Имеет ли выбор Сама
Истина? Да, конечно, - разъяснит впоследствии отец Тихон, - Уничтожить
падшее ослушавшееся человечество или спасти? Искупить собственной мукой на
кресте... Бог стал человеком, чтобы падший человек вновь обожился.
Искупленное Божественной Кровью возвращение каждого человека к первичному
богоподобию /по образу и подобию/ - смысл земного пути. И горе тому, кто
крадет у Бога. То есть, соблазняя других, заставляет их отдавать свое
время, здоровье, способности не делу спасения и просветления бесценной
человеческой души, а собственной неограниченной похоти. На чем и основано
все общество потребления. То есть она в корне порочна и противна Богу. Ты
воруешь не только у своей души, у ее судьбы в вечности, но и других
заставляешь служить своему греху.
"Вы куплены дорогой ценой"... Христос свободно и добровольно избрал
крестную муку, чтобы нас спасти. "Да минует Меня чаша сия... Впрочем, не
как Я, а как Ты хочешь". Вот он, выбор, вот где сомкнулись две бездны.
Свобода и послушание. Свободное послушание делу несения общей муки, твари и
божества, делу великой жертвенной любви во имя восстановления единства
мира. Бога и человека... "Твоя от Твоих Тебе приносящих о всех и за вся"...
Вот указанный нам путь.
Свобода - осознанная необходимость послушания Творцу, Который есть
Путь, Истина и Жизнь.
Ну а как ее узнать, эту Божественную Волю? Вручить свою жизнь,
единственную и неповторимую, простому деревенскому священнику - миру это
показалось бы безумием. Миру, из которого она ушла. Иоанна осознала
окончательно, что сбежала, как и благословил отец Тихон. Кто же она теперь?
Помещица? Цветочница? Наступит осень, она заколотит окна, вернется в Москву
и надо будет жить, как прежде. Играть себя прежнюю, Иоанну умершую, но не
родившуюся свыше. Кто она теперь? Как жить дальше? - Господь укажет, -
отвечал отец Тихон, будто предвидя, что Денису удастся, как заслуженному
деятелю искусств, выхлопотать разрешение на первоочередное подключение газа
- этой осенью, а не будущим летом, как планировалось. Пришли на разведку
шустрые ребята и, поскольку она на радостях не стала торговаться насчет
щедрых "премиальных", сходу притащили ацетилен-кислород, трубы, шланги. И
работа закипела. А через несколько дней на кухне неиссякаемая дальняя
огненная речка прорвалась четырьмя горячими трепещущими голубыми гейзерами.
И ожил, зашумел натужно нагревательный котел, что-то там завоздушило, долго
не пробивало, котел постукивал, гудел, распалялся, ребята колдовали с
ключами и ведрами, что-то сливали, подливали, подкручивали, матерились. И
вот, наконец, пробило, котел загудел ровно и умиротворенно, одна за другой
теплели, оживали под рукой Иоанны ледяные радиаторы, и все это здесь, в
Лужине, казалось чудом.
"Чудо" тут же обмыли под соленые огурцы и сваренную на плите картошку
в мундире, ребята ушли, весьма довольные, получив, кроме денег, по